Самое унылое место на земле

Оксана Карель, 2023

«Самое унылое место на земле» – это таинственная история с детективным флёром, в которую ныряешь с головой.Вместе с главной героиней девушкой Майей мы отправляемся в крошечный городок, чтобы сбежать от теней прошлых ошибок. Бурная юность вчерашней школьницы приводит её к двери дома, за которой начинаются приключения.Никто не знал, что здесь, в далёком захолустье Майя познакомится сразу с несколькими людьми, среди которых: энергичный журналист Денис, загадочный художник Оскар Виш, которого подозревают в убийствах, и его друг, критик Марк Карро. Появление ещё одного персонажа, человека, похожего на мистифицированного героя загадочных романов, усложняет ситуацию. Ведь у каждого из мужчин свои секреты и, порой, их раскрывать не стоит.Это триллер с искусством, в котором любовный треугольник переплетён нитями мистики. В романе читатель найдёт любовную историю, оккультизм и, конечно, срыв покровов с пугающей правдой.Так кто же должен умереть в этой истории, чтобы родился новый шедевр?

Приляг в мою могилу

Я распечатала довольно много статей, которые меня заинтересовали. А вот из-за отсутствия цветного принтера картины распечатать не смогла, да и чернил, наверное, на это не хватило бы.

Не удержавшись, я посмотрела множество картинок, на которых был Оскар. Разглядывая его, улыбалась как идиот. Мне понравился его стиль в одежде: никаких строгих костюмов, всегда что-то небрежное, стильное и запоминающееся. Например, шапка лимонного цвета крупной вязки или длинный белый шарф в сочетании с футболкой. Он не боялся цвета, но не перебарщивал. Всё в меру и со вкусом. К тому же он относился к тому типу людей, на которых всё смотрелось гармонично. Оскар был не очень высок, но из-за худой фигуры казался выше. Может его и портили чуть острые скулы для такого тонкого лица и синяки под глазами, но я считала, что эти черты придают ему некую приятную нестандартность. У него была очень интересная улыбка, которая совершенно меняла его внешность, но улыбался он, видимо, не часто. Я нашла лишь пару фото, которые явно были сделаны случайно, где Оскар смеётся. Все остальные — как на подбор, словно с похорон. Везде он выглядел печальным или задумчивым, а чаще всего отстранённым, но если смотрел прямо в кадр, то видно было, что старался выглядеть приветливым, натягивая улыбку, не разжимая губ. Я решила, что он не любит фотографироваться. Хотя может такой стиль в поведении и в одежде ему насоветовали стилисты. Это вполне вероятно, ведь его раскручивают как звезду, а тут важен шарм и определённая линия стиля.

Мне нравился его специфический «прищур», тот самый всепроникающий взгляд. Но на фото он смотрелся иначе. Казалось, что он задумал нечто забавное, и вот-вот улыбнётся, или поделится неким секретом.

Я могла ещё часами разглядывать его и даже хотела посмотреть пару видео с интервью, но время подходило к концу.

Вернулась секретарь, внеся в кабинет аромат сладкого шоколада, и многозначительно покашляла, намекая, что мне пора закругляться. Поблагодарив её, я попрощалась и ушла обдумывать прочитанное и увиденное.

Пока что всё мысли были в разброс и это будоражило меня похлеще, чем алкоголь. Уже тогда где-то в подсознании я знала, что приду в гости к Оскару Вишу. Но на тот момент я боялась озвучить эту мысль даже себе самой.

Я медленно ехала на велосипеде по окрестностям, старательно избегая приближаться к той части города, где жил художник. Когда я вернулась к «центру» и зашла в супермаркет, то заметила знакомую фигуру. Это был Дэн.

Совершенно абсолютно и стопроцентно я не собиралась с ним общаться. Когда он окликнул меня, я сделала вид, что не услышала. Я собралась смыться по-быстрому, но он успел догнать меня и схватить за руку.

— Подожди!

— Отвали от меня! — сквозь зубы гаркнула я, выдёргивая руку.

— Прости меня, — вдруг заявил он, — это вышло случайно.

— Я сказала — отвали.

— Извини меня. Знаю, отвратительно получилось, — очень жалобно произнёс Дэн. — Я не хотел.

— Ты меня толкнул! Оставил одну! — В моём голосе послышался упрёк.

— Это случайность. Я и не собирался тебя толкать! — он улыбнулся, разводя руки в стороны. — Правда, прости.

— Ты меня бесишь.

— Мне очень жаль, так не должно было случиться. Я потом искал тебя, куда ты пропала?

— Ушла домой. — Я развернулась, собираясь уходить, а он пошёл за мной.

— Что там случилось? Что он сказал? Угрожал полицией?

— Слава Богу, нет. Но он понял, что это был ты, — со злостью выпалила я. — Теперь у тебя будут неприятности.

— Со мной обойдётся. — Он попытался погладить меня по плечу. — Главное, что с тобой всё в порядке.

— Какая забота! — фыркнула я, собираясь сесть на велосипед и умотать от сюда, как можно скорее.

— Майя! Прости меня! — У Дэна был очень виноватый голос, но мне по-прежнему не хотелось его прощать. — Как мне загладить свою вину?

— Никак, — отрезала я.

— Я могу много тебе рассказать о нём, хочешь?

— С чего ты взял, что мне это интересно? Давай, Дэн, пока.

Я села на велосипед и поехала от него прочь.

— Увидимся! — раздался его крик мне вдогонку.

Меня переполняло негодование, но то, что он попросил прощения и не один раз, слегка подкупило меня. Может он и в правду толкнул меня неспециально? Хотя зря я пытаюсь найти для него оправдание.

Эта встреча не смогла прервать мои мысли об Оскаре Више. В моей голове был настоящий калейдоскоп. А мне очень хотелось разложить всё по полочкам.

К тому же я поймала себя на отчётливой мысли, что хочу увидеть загадочного художника ещё раз. Это было похоже на желание вляпаться в историю с потенциально плохим концом. Желание узнать правду? Нет, это не про меня. Любопытство, которое сгубило не одну кошку? Да, это уже ближе ко мне. Где-то в глубине души я уже знала, что найду какой-нибудь предлог и пойду к художнику. На этом фоне маячило понимание того, что я в здравом уме хочу пойти к тому, за кем закрепилась слава убийцы. Это нормально? Совсем нет. Глупо говорить, что так становится интересней. Для меня моя смерть ради чьего-то искусства — это совсем невесело. Бешеное количество адреналина не искупает этого, тут нельзя сказать: «Это того стоило». Очень похоже на дешёвый фильм ужасов: «Я знаю, что там опасно и ночь на дворе, почему бы мне не зайти в этот страшный дом с его мрачным обитателем»? Тем не менее, как-то так.

Да что я пытаюсь рассуждать об этом?! Я не знаю, в какой последовательности двигались мои мысли. Не знаю, какое из моих чувств двигало мной. На следующий день я приехала в Кирккоярви и более чем неспеша двинулась к дому художника.

Педали велосипеда я крутила как можно медленнее, пытаясь отсрочить встречу.

Небо затянули тучи и редкие капли дождя уже падали на землю. Такая мрачноватая погодка не добавляла мне смелости.

Я строила в голове остроумные диалоги, проговаривала фразы, пыталась почувствовать уверенность в себе, но чем ближе подходила к цели, тем больше представляла, что просто пройду мимо. Это же так просто — сделать вид что ты просто следуешь куда-то по своим делам.

Всегда боишься заговорить с тем, кто тебе симпатичен, потому что думаешь: «А вдруг тебя пошлют». Это самое неприятное. Смесь позора и разочарования. Где же взять смелость? Как сделать так, чтоб казаться естественной и сделать вид, что тебе одновременно всё равно и нет? Говорить правду и то, что придет к тебе в голову? Я так уже делала. Может, это и есть нужная модель поведения? Не всем она по вкусу, но всё же. Тут и ситуация не самая стандартная.

За всеми этими мыслями я прятала свою робость. Вот уже показался забор, выкрашенный в тёмно-зелёный цвет, и заветная калитка бордового цвета в окружении кустов сирени. На ней белой краской стоял номер дома — 77/1. Что за 1? Не знала, что здесь есть корпуса.

Как по заказу дождь стал накрапывать сильнее. Тёмное с бледно фиолетовыми полосами небо низко опустилось над городом и казалось, что можно дотянуться до него рукой. Сильно пахло сиренью, влажной травой и почему-то мятой.

Ещё пару секунд и я бы проехала мимо, но тут же мысленно одёрнула себя: не сделаю сейчас, буду жалеть всегда.

Резко остановившись и бросив велик на землю, я подошла к калитке. Осторожно открыв её, вошла на участок, отчего-то постоянно оглядываясь. Опять мелькнула мысль уйти, правда уже это было бы чересчур глупо. Поздно, уже поздно.

Веранда дома была длинной, более новой, чем сам дом и остеклённой, что позволяло полностью рассмотреть, что внутри. Но мне не понадобилось тайно заглядывать в окно. Ведь я уже здесь.

Открыв дверь на веранду, я оказалась внутри, но не все препятствия были пройдены, ведь входная дверь всё ещё была закрыта.

Я поддалась нерешительности и бесцельно застыла на веранде не в силах постучать в дверь. Здесь пахло сосновым деревом, красками и той самой мятой, запах которой я почувствовала ещё у калитки. Пристроенное помещение не было захламлено, но вещей и различных предметов мебели было много.

Помимо маленького круглого столика, деревянных стульев и двух кресел, у стены разместились полки, на которых лежало столько всего разного и непонятного, что с первого раза всё и не запомнишь. Повсюду стояли рамы для картин. Большие, маленькие, высокие, длинные, узкие. Разных цветов и форм. Прямо на полу в хаотичном порядке лежали коробки и парочка старых чемоданов внушительного размера. Имелся даже старинный на вид комод, стоявший при входе у самой двери, на котором стоял керамический горшок с араукарией.

На пару секунд я прикрыла глаза, а когда открыла их, то сделала глубокий вдох и постучала в дверь.

Никакого отклика не последовало. Удивляясь самой себе, я постучала второй раз. Неуютное ожидание под шум дождя длилось дольше обычного.

Дверь распахнулась резко, словно её дёрнули нетерпеливо и рывком. Хмурый художник появился на пороге, посмотрел на меня с явным удивлением, но ничего не сказал.

Его каштановые волосы были собраны в небрежный хвост, а «лёгкая» небритость придавала ему довольно брутальный вид.

Он продолжал молчать, только слегка кивнул головой и чуть поджал губу. Этот жест напоминал фразу: «Ну и чего тебе надо?»

Я опустила глаза, уставившись на чёрные пуговицы его синей рубашки.

— Добрый день, — изрекла я, не решившись взглянуть прямо на него. — Прошу прощения, что побеспокоила…

Почему-то я рассчитывала, что он начнёт говорить, и помедлила, но он по-прежнему ничего не произнёс, только немного склонил голову к плечу. Выражение его лица стало чуть более заинтересованным.

Ну мне хотелось думать, что оно стало заинтересованным.

— Хочу ещё раз извиниться за произошедшее и…, — Его молчание было хуже, чем любые слова и ставило меня в полнейший тупик. — Вы же меня помните? — зачем-то спросила я. К счастью, этот вопрос был успешным. Он утвердительно кивнул.

— Ну да, — чуть усмехнулась я, не зная, куда деться от стыда. — Глупый вопрос.

Я начала дергаться и делать странные движения, которые напоминали порывы к бегству. Я ожидала всего, была готова к любому развитию диалога. Но так? Это предугадать было сложно.

— Мне очень стыдно, что я опять надоедаю вам. — Я решила, что терять мне уже нечего, — и скорее всего вам совершенно не нужны мои извинения, но, тем не менее, я чувствую себя виноватой. Я знаю, что вы занятой человек, которого явно достало внимание посторонних людей. Это неприлично с моей стороны, но… вы не могли бы дать мне автограф? — Я высоко подняла брови, пытаясь изобразить жалостливые глаза, и улыбнулась.

— Ты же вроде не фанатка, — очень спокойным голосом, наконец-то ответил он, а я вздохнула с явным облегчением, что не укрылось от его глаз.

— Нет, не фанатка. — Я постаралась улыбнуться, как можно радужнее. Не зная куда деть руки, я выкручивала их, загибая пальцы и запястья, что в принципе было мне не свойственно. — Знаете, даже в искусстве толком не разбираюсь. Просто вы личность очень известная, как я выяснила, так что… Я бы с удовольствием стала обладателем вашего автографа. — Только после сказанного я поняла как это тупо и глупо: «Я не фанатка, но вы знаменитость, так что дайте автограф».

— А мне казалось, что ты не знаешь о моём существовании. — В его голосе звучало столько эмоций, что хватило бы на целую толпу девчонок, но их не было, так что всё досталось мне. — Или ты прониклась чувствами ко мне после того, как повалялась в могиле?

В конце фразы его губы всё-таки тронула лёгкая улыбка, видимо, чтоб хоть чуть-чуть скрасить резкость. Или он был очень саркастичен, или обладал специфичным чувством юмора. Если бы ситуация была другой, то я смогла бы воспринимать его фразы как остроумные и забавные.

— Признаться, рассказ Дениса и вся ситуация заинтриговали меня. Судя по всей информации, которую я нашла, вы личность неоднозначная и интересная. — Я чуть помедлила, прикусывая губу. — Даже можно сказать загадочная. — Я окончательно пришла к выводу, что полная откровенность — единственная верная политика разговора.

— Интернет помог? — хмыкнул он. — И, конечно, журналист Денис.

Художник слегка вздохнул и даже на миг закатил глаза, что напоминало фразу: «О, господи, да как мне это надоело и сколько уже можно». Но ручаться за правильность расшифровки жеста я не могла. Мало ли что у него на уме.

Я пожала плечами.

Оскар вышел на веранду, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я отошла на несколько шагов вглубь веранды, чтоб не стоять к нему так близко.

— А ты очень любопытная, да? — На этот раз он улыбнулся, не разжимая губ, видимо для того, чтобы показать, что это не оскорбление.

— Наверное. — Я скованно улыбнулась в ответ, наблюдая как он отрывает пожухлую веточку араукарии.

— По-твоему, я личность неоднозначная и загадочная? — Он взглянул на меня всего лишь раз, мельком, а потом его внимание полностью захватила оторванная ветка растения. Да и двигался он так, словно у него есть свои дела, а я просто оказалась здесь случайно. Хотя так оно и было.

Оскар выглянул на улицу, вытянул руку ладонью вверх, поймав на ладонь множество дождевых капель. Рассмотрел их, будто там было зашифровано послание, а потом лёгким движением стряхнул воду. Развернулся в мою сторону, прислонившись плечом к косяку входной двери, и сложил руки на груди. Теперь он выражал всё своё полное и безраздельное внимание к моей персоне.

Я непроизвольно сглотнула, ведь он перекрыл мне выход. Специально или нет, этого я знать не могла, но заволновалась. Это не помешало мне с удовольствием разглядывать его фигуру. Всё в нём было небрежно гармонично. Тёмно-синяя рубашка на выпуск, чёрные зауженные джинсы, коричневые ботинки с красными шнурками. Мне определённо нравился его стиль. Особенно меня увлекли его тонкие пальцы и изящные запястья, украшенные кожаными браслетами, под которыми виднелась татуировка.

Я не могла скрыть от себя, что художник был более чем привлекательным. При этом он казался слегка жутковатым из-за той ауры таинственности, которую создала ему пресса. Мне не удавалось отделаться от чувства, что я смотрю на убийцу.

— Определённо загадочная, — ответила я. — Про вас много пишут, и всё написанное покрыто тайной.

— Ты говоришь о славе убийцы? — прямо спросил он, посмотрев мне в глаза. Я тут же отвела взгляд в сторону.

— Об этом пишут больше всего.

— А ты как считаешь? — почти вкрадчиво спросил он, и я подумала, что мне пора идти домой подальше от всех этих волнительных загадок.

— Это не самый простой вопрос. — Это была моя попытка «съехать» со скользкой темы для разговора.

— А ты попробуй ответить, — с настойчивостью попросил он. Пока я думала, Оскар достал из ящика комода обрывок листка и карандаш и быстрым росчерком нацарапал автограф. Но не отдал его мне, как можно было предположить. Он вернулся в исходное положение, вновь перекрывая выход, зажав листочек пальцами.

Облизав пересохшие губы, я решила сказать то, о чём не стала бы разглагольствовать в иной ситуации.

— Дело в том…. Если бы я сказала, что вы не убийца и, допустим, это правда, то вы мог бы подумать, что на самом деле я так не считаю и просто боюсь показаться глупой, говоря так. А если бы вы были убийцей, а я сказала бы, что так не думаю, вы только бы посмеялись над моей наивностью. Назвав вас убийцей, я бы опять поставила себя в глупое положение если это не так и оскорбила бы вас такими обвинениями. В любом случае мой ответ был бы дурацким. Поэтому я говорю, что не знаю.

— Сложно разобраться, да? — Его ухмылка была очаровательной.

— Да, сложновато. — Я передёрнула плечами, всем видом показывая, что мне неприятен этот разговор. — Почему вам так важно моё мнение?

— Интересно, что у тебя на уме. — Он слегка скривил губы, словно в глубокой задумчивости, и опять склонил голову набок. — Всё же, каков твой вариант?

Я решила, что настало время уходить, и сделала пару шагов к двери, то есть к нему.

— У меня его нет. — Мой голос непроизвольно стал тихим. Чтобы исправить эту ситуацию, следующую фразу я произнесла громко, не забывая на всякий случай самозабвенно улыбаться. — Всегда есть вариант, что у вас где-то припрятана лопата. Так что спасибо за автограф, мне пора домой.

Я намерилась решительно выйти несмотря на то, что он стоял на пути.

Оскар протянул мне листочек, но не отпустил его и даже не двинулся с места, чтоб дать мне пройти.

— На улице дождь. — Он не просто смотрел на меня, он пристально меня разглядывал, и я уже не знала куда себя деть, что говорить и делать. При этом его голос был безразличным, почти холодным. — Останься. А то промокнешь.

— Не думаю, что это хорошая мысль. — Я выдернула листик из его пальцев и почти попыталась высунуться на улицу.

— Значит, всё-таки считаешь меня убийцей? — Он криво улыбнулся и чуть отодвинулся от двери, что вселило в меня надежду. От всех этих жестов и слов я уже давно покрылась мурашками, а сердце отбивало ритм военного марша.

— Сейчас мне действительно становится страшно. Я лучше пойду. — Опустив голову, я двинулась вперёд, но он загородил мне дорогу рукой, откровенно не давая пройти, и наклонился ко мне, чтоб заглянуть в глаза.

— Я не буду тебя убивать.

Это фраза окончательно вывела меня из баланса. Весь диалог и вся ситуация были в высшей степени нелепыми и напоминали мрачноватые гротескные рассказы. Но от этого становилось только страшнее.

— Что? И я должна поверить?! — ляпнула я, поперхнувшись словами.

— Ну ты же пришла… — многозначительно сказал он, приподняв бровь.

— Да и что? А теперь я напугана и хочу уйти.

Он неохотно убрал руку от прохода, освободив дверной проём.

— Хорошо. Прости.

Кивнув, я взглянула на него и чуть улыбнулась для приличия, не забывая выходить при этом на улицу. Но его голос заставил меня остановиться.

— Хочешь посмотреть мои картины?

Предложение было действительно неожиданным, но не соблазнило меня.

— Не думаю…

— Ах, да, — Он провёл рукой по подбородку, — ты же не поклонница искусства.

— Да, не поклонница.

Я уже сделала шаг на ступеньку, и почти оказалась на улице под дождём, когда Оскар резко схватил меня за руку и почти потащил в дом.

— Пойдём со мной, я хочу кое-что тебе показать.

Удивительным было то, что я не стала сопротивляться, и желание уйти совсем пропало. Я безвольно следовала за ним под бешеный ритм ударов своего сердца. Мне ясно запомнилась планировка и обстановка дома. Наверное, мой мозг таким образом составлял план побега на экстренный случай. Хотя куда уж экстренней?

Мы вошли в узкую длинную прихожую без окон, из которой попали на такую же длинную, но широкую кухню-столовую. Слева вместо дверей были просто широкие проходы, один из которых вёл в большую комнату, где виднелась ещё одна закрытая дверь, а второй — на дополнительную веранду, которая явно задумывалась как столовая.

Мы направились именно на веранду, которая была превращена в мастерскую художника.

Там было много света, несмотря на мрачную погоду, и очень много пространства.

Пахло красками, растворителями и чем-то терпким, но приятным. Повсюду стояли картины, а на стене висели фотографии, прикреплённые к деревянным панелям железными кнопками. Много разных фотографий: пейзажи, какие-то люди, предметы, вещи. Всё это напоминало доску с элементами дела, над которым работает полиция или странную памятку сумасшедшего. Это слегка пугало. Хотя ничего неприятного или гадкого в самих фото не было.

Рамы, холсты, кисти, краски и куча различных приспособлений лежали повсюду, причём в таком огромном количестве, что я просто не успевала на чём-либо остановить свой взгляд.

Больше всего внимание привлекали несколько мольбертов разного размера с будущими картинами. Это были только наброски: фон, линии и мазки, непонятные мне очертания чего-то волнующего, размытые контуры фигур. Оскар не дал мне их рассмотреть. Он повёл меня в самый угол веранды, к большой картине.

Мы встали прямо перед ней.

Я очень внимательно, более чем пристально, уставилась на то, что открылось моему взору. Это было только что начатое полотно, но на нём отчётливо прослеживался сюжет.

В могиле лежала темноволосая девушка с пятнами крови на белом платье, фигурой и одеждой похожая на меня. А рядом с каменным надгробием стоял неясный силуэт с лопатой в руках. У девушки ещё не было лица, но я определённо догадывалась, каким оно может стать.

Я безмолвно открыла рот, не зная, что сказать и стоит ли вообще, а потом закрыла его. Поверьте мне, это было не из-за восхищения перед творчеством.

— Это только набросок… — начал Оскар, эмоционально жестикулируя. — Видишь, только основное, только сюжет. Это может стать серией, целой линией. Но это лишь начало, первые штрихи. Мне…

— Мне кажется, — перебила я, — самое время убегать.

Я сделала осторожный шаг назад. Заметив моё выражение лица, Оскар улыбнулся, замахал руками и даже засмеялся.

— О, нет. Нет, нет. Ты не поняла. — Он заметался по веранде, пытаясь что-то найти. — Это твой образ. Как вдохновение, понимаешь? Но это лишь набросок, и он ускользает, теряется. Мне не хватает деталей.

Он наконец нашёл то, что искал и протянул мне фотографию человека, который стоял над могилой.

— Видишь, — начал объяснять он, проводя пальцем по фото. — Здесь всё есть. Все детали, контуры, выражение лица. Все то, что меня волнует. То, что необходимо.

— И?

— Может, ты знаешь. — Художник явно не знал, какие слова подобрать. — Я часто работаю с реферансами. — Тут он усмехнулся, облизал губы и осторожно забрал у меня фото. — Сначала делаю снимок, чтоб не упустить важные для меня детали. Так рождается образ, который я переношу на полотно.

Я молчала, не собираясь его перебивать.

— На этом рисунке нет деталей, но образ — он уже в моей голове, и я не могу забыть его. Но и воссоздать полностью не могу. Я хочу, чтоб ты помогла мне.

— В смысле? — опешила я.

— Помогла мне, — он смотрел на меня всё так же спокойно, как тогда, при первом знакомстве. — Я хочу попросить тебя поучаствовать в фотосессии.

— То есть ты хочешь, чтоб я легла в яму и полежала там, изображая мёртвую, пока ты делаешь удачные кадры? — Я резко перешла на «ты», и в моём голосе намечался сарказм.

— Да.

— Действительно, что тут такого? — хмыкнув, я дёрнула бровями и ещё отчего-то фыркнула.

— Я могу заплатить тебе. Если хочешь, даже проценты с продажи.

— Дело не в деньгах. — Я пыталась понять, шутит он или и в правду собирается сделать меня героиней своих картин. Почему последнее время все предлагают мне деньги? Ещё один вопрос по-прежнему оставался открытым. Придётся мне для этого умирать по-настоящему? Чтоб было большее количество деталей?

— А что тогда? — Искреннее недоумение, отразившееся на его лице, почти поставило меня в тупик.

— Оскар, — я впервые назвала его по имени вслух, — ты же понимаешь, что это даже звучит жутко.

— Может всего лишь чуточку жутковато. — Он пожал плечами, но судя по тону, ему так не казалось. — Так что ты об этом думаешь?

— Не знаю, — я покачала головой, — совершенно точно, не знаю.

— Хочешь чаю? — Вопрос был неожиданный. Для этой ситуации всё было неожиданно.

— Наверно, пожалуй, может быть. — Мама мне всегда повторяла, что чашка чая помогает даже в самых безнадёжных ситуациях, а папа говорил не пить ничего, что предлагает незнакомец. В этот раз я решила послушать маму. Хотя в голове тонким колокольчиком звенел папин голос: «Ох, зря».

Оскар довольно резво пошёл на кухню, а я задержалась где-то в коридоре, заглядывая в большую комнату, на которую действительно стоило посмотреть.

Оказалось, что в доме есть второй этаж. Просто он половинчатый, если так можно сказать, и в нём не хватает одной стены. То есть из большой комнаты вверх поднималась лестница, что примечательно, без перил, и вела она на второй этаж-чердак, пол которого был потолком той комнаты, где закрыта дверь.

Смотрелось это впечатляюще. Стены и лестница — из светлого дерева, а вся мебель из тёмного. Такие контрасты мне нравились. Много места, много света и воздуха. Этот эффект создавался благодаря большому количеству окон.

Крыша большой комнаты-спальни была сделана под скос и тоже застеклена от стенки кухни до начала второго этажа. Это было одно большое, нет, огромное окно.

Широкая кровать стояла прямо под стеклянной крышей, по которой стучал дождь, и капли весело скатывались вниз, уступая место другим.

У дальней стены с дверью, под лестницей, замечательно смотрелся винтажный шкаф. В стене, которая разделяла комнату и кухню, была печь с камином, рядом с которым уютно пристроились два кресла.

Напротив кровати была дверь в ещё одну комнату, где располагался небольшой офис: рабочий стол с открытым ноутбуком и массивным принтером. Там же лежали и фотоаппараты. Рядом на комоде стояли высокие колонки и стопки книг.

Ещё одна дверь была рядом с гостиной, которая примыкала к кухне, но она была закрыта.

Я могла бы разглядывать все, что там есть до бесконечности и описать каждую пылинку в мелких подробностях, но Оскар отвлёк меня от этого занятия.

— Тебе с сахаром?

— Да, три ложечки, — отозвалась я. — Очень красивый дом. Необычный и поразительно уютный. Ты его снимаешь, да?

— Сначала да, снимал. — Оскар аккуратно достал пакетик чая из чашки и размешал сахар. — Ещё весной мы перестроили кое-что, добавили окна, веранду и много чего по мелочи. Потом я его купил, и мы построили гостевой дом — там, за соснами. Мне нравится здесь.

— Здесь необычно, — ответила я, раздумывая над загадочным «мы».

— Дом изначально был довольно странной архитектуры, этим-то он меня и привлёк. А после перестройки стал ещё лучше. — Художник сделал несколько глотков чая. Сейчас, прислонившись к столу и держа кружку обеими руками, он совсем не походил на кровожадного убийцу и казался милым. — Правда, надо ещё кое-что доделать, но это пустяки.

— Здорово, — неопределённо сказала я. — Здесь, наверное, потрясающая атмосфера для художника. Много света и пространства…. Так и тянет… творить художества, — ляпнула я очевидную глупость, насмешив Оскара.

— Да, — он приподнял бровь. — Кстати, как насчёт художеств? Поможешь мне?

Ну вот. Я так и знала. Просто так чая попить не предлагают. «Поможешь мне», что за странная фраза?

Беспокоило меня то, что я хотела согласиться и судорожно искала причины этого не делать. Или наоборот, пыталась найти больше плюсов в этом не самом стандартном предложении.

— Думаешь, чашка чая поможет мне найти ответ? — Мой вопрос прозвучал иронично, но Оскар воспринял его серьёзно.

— Обычно так случается. Могу предложить чего-нибудь покрепче. — Он слегка пожал плечами и направился к полочке за бутылкой и стаканами.

— А, да, — хмыкнула я. — Спиртное тут больше подходит.

На самом деле я не собиралась пить. Или собиралась? Предложение звучало соблазнительно, но это если смотреть только с одной стороны. Хотелось пойти на компромисс, но оказалось, что его нет.

Тем временем, Оскар налил два бокала и один из них подал мне. Теперь у меня был неплохой выбор — чай и виски. Ненавижу виски.

Пока я делала маленькие глоточки, Оскар, не отрываясь, смотрел на меня. В его взгляде застыл один большой вопросительный знак. Мне стало очень неуютно от такого пристального внимания.

— Ждёшь, когда алкоголь ударит мне в голову, чтоб вновь задать мне свой вопрос? — я ухмыльнулась.

— Может, и так, — он улыбнулся, не разжимая губ, и хитро прищурился.

Ситуация была немного скованной. Я постоянно думала о том, как она будет развиваться и будет ли вообще.

Я не могла просто стоять, допивая виски, и что ещё сказать для поддержания беседы не знала. Художник не спешил мне на помощь. Он явно чего-то выжидал. Или так же, как я, не знал, что сказать. Он с улыбкой смотрел, как я пью то чай, то виски. Я улыбалась ему в ответ и даже строила смешные рожицы.

Наконец, я не выдержала, залпом допила содержимое стакана и шутливо сказала:

— Так каким был вопрос?

— Хочешь поучаствовать в фотосессии? — как ни в чём не бывало, отозвался он в том же духе, что и я.

— И ты правда напишешь картину, используя меня как модель? — В моём голосе проскользнула детская недоверчивость.

— Картины. Я напишу картины. И, да, я хочу, чтоб ты была моей моделью, — очень спокойно, не прекращая улыбаться, ответил он.

— Хм… — Я сделала вид, что вновь обдумываю это, но быстро сдалась. — Хорошо. На что не пойдёшь ради искусства.

Было заметно, что он обрадовался, просто по выражению лица и это несмотря на то, что он никак не прокомментировал мой ответ. Может, хотел скрыть свою радость, или это была особая черта его поведения, не знаю. Оскар промолчал. Только кивнул.

А потом, пробормотав: «Одну минуточку», ушёл с кухни в студию.

Через некоторое время я пошла за ним. Он сидел рядом с большой чёрной коробкой и перебирал фотографии и бумаги.

— Извини, что ушёл. Мне надо кое-что найти. — Не отвлекаясь от своего занятия, он сделал глоток виски.

— Ничего страшного. — Я не стала подходить близко, хотя мне было интересно что за фотографии он просматривает. — Так что же мне надо делать? Я никогда не участвовала в фотосессиях. Совершенно не представляю, как это бывает. Ты объяснишь, что от меня требуется?

Он не ответил. Ни через десять секунд, ни через двадцать и даже ни через минуту.

Эти странности меня смущали, потому что ставили в тупик. Я могла бы промолчать, но мне очень хотелось, чтоб наши разговоры хотя бы приблизительно приняли стандартную форму общения. Чтоб я перестала впадать в растерянность.

— Ты меня слышишь?

— Да, конечно, — совершенно легко ответил он, словно не замечая угловатость беседы. — Это очень просто, даже весело.

— Это радует, — вставила я.

— Главное привыкнуть друг к другу. — Он отложил фотки, обращая всё своё внимание на меня. — Хорошо бы настроиться на мою волну. Я постараюсь объяснить тебе, что я имею в виду, с максимальной точностью. Хочу найти некоторые работы, чтоб объяснить общую атмосферу.

— Послушай, Оскар, а как…

— Можешь называть меня Виш, — перебил он, добавив: — А ты… как твоё имя?

— О, — встрепенулась я, вспоминая, что ни разу не представилась. — Я Майя.

— Рад знакомству. Что ты хотела спросить? — сосредоточенно нахмурился он, ожидая ответа, будто мы обсуждали теоретическую физику.

Я ещё не привыкла к его своеобразной манере общения и совершенно не разбиралась в мимике, но поняла, что Оскар слегка рассеян или задумчив. Будто он уходит в себя и его мысли полностью поглощают его, а потом он понимает, что надо вернуться в реальность. Видимо, это переключение, своеобразный скачок, давался ему не так легко.

Значит, привыкнуть друг к другу, да? Поймать волну. Насколько это будет просто? И даже весело, как он говорит. Интересно, сколько для этого мне придётся выпить?

— Как мы поступим? В смысле, сделаем сразу кучу фоток или как-то ещё, поэтапно? Когда мне надо приходить, и, может надо что-то особенное?

Оскар улыбнулся.

— Особенное — это именно то, что нам нужно. Думаю, мы можем начать прямо сейчас.

— Сейчас!?! — К такому повороту событий жизнь меня не готовила.

— Как раз дождь, — сказал он, будто это решало всё. — Правда у нас нет платья, но и твоя кофта сойдёт за него.

— Эээ, ну ладно, — очень неуверенно ответила я. А как же «главное — привыкнуть друг к другу»? Или он уже привык?

— Не боишься испачкаться? — Виш поднялся с пола и полез в ящик, явно что-то разыскивая.

Я невольно пригладила тунику, в которой я была в прошлый раз, думая о том, что она коротковата для платья.

— Нет, не боюсь, но мне ещё домой ехать. — Мой голос прозвучал как-то обречённо.

— Думаю, мы подыщем что-нибудь для тебя взамен этой кофты.

— Брезентовый мешок? — вырвалось у меня.

— Ха-ха — ха, — Оскар развеселился.

Художник извлёк из ящика небольшую банку и отправился на кухню, говоря на ходу.

— Я разведу пищевую краску с крахмалом и сиропом. Она легко отстирывается и не портит ткань, а по консистенции то, что надо. Цвет можно подобрать по своему вкусу.

Я многозначительно кивнула, но он этого не видел, увлечённо звеня баночками, заливая красный порошок тёплой водой.

Пока он размешивал крахмал и красную краску в воде, доводя всё до цвета и консистенции крови, я стояла без дела, не зная, куда себя деть. Я не могла представить, как и что дальше будет, и этого самого «привыкнуть друг к другу и настроиться на волну» так и не произошло.

Оскар загадочно улыбался, занятый своими мыслями, а я просто стояла, «ожидая не зная, чего же ожидать», как бы глупо это ни звучало.

— Придётся промокнуть, — сказал он, беря фотоаппарат и жестом приглашая меня идти на улицу. — Надеюсь дождь тебя не смутит?

— Дождь это меньшее, что может меня смутить, — буркнула я, а он в ответ громко усмехнулся.

Дальше мне начало казаться, что я в странном артхаусном кино, которое снимают самые мрачные и тоскливые режиссёры.

Оскар привёл меня к одной неглубокой могиле, над которой возвышались каменное надгробие и крест из проржавевшей стали.

— Я помогу тебе спуститься.

Я лишь кивнула и крепко взяв его за руку, постаралась не упасть в процессе. Дождь уже основательно намочил траву и землю, всё было скользким, сырым и ярким.

— Не могла бы ты размазать тушь у себя на глазах? — чрезвычайно серьёзно попросил он. — Таким движением вниз, будто ты плакала.

Я сделала как он просил.

— Так?

— Да, — кивнул он. — А теперь, будь добра, сними обувь и ляг, пожалуйста, на землю.

Было не очень приятно касаться мокрой земли открытыми участками тела. Она была холодной и липкой. Мне стало неприятно, но несмотря на это поганое чувство я осторожно улеглась, не зная какую позу мне выбрать. Но Оскар подсказал мне.

— Голову положи прямо, смотри в небо. Одну руку прижми к телу, а другую чуть отодвинь. Я хочу, чтоб ты казалась безжизненной.

Сначала я не знала, как притвориться что мертва, и несколько секунд просто таращилась в небо. Увидев облака и ощутив холод земли, я невольно вспомнила день аварии. Тогда, я так же лежала у воды на мёрзлой земле и таращилась в небо, собираясь умереть.

Тем временем Оскар обмакнул пальцы в краску и начал поливать меня ей. Несколько капель упали мне на лицо около губ, и я ощутимо вздрогнула.

— Извини, — буднично и отстранённо сказал он.

А потом добавил краски мне на грудь, пачкая белую тунику, и несколько капель на левую руку.

Сверху он стал посыпать меня землёй. Она падала в те места, куда нужно было ему, смешивалась с краской и водой. Я не могла видеть, что получилось, но думаю картина была неприятной. Чувствовала я себя жутко, как в страшилках. Вокруг было тихо, Оскар молча щёлкал фотиком, беря различные ракурсы, и ничего не говорил. От этого становилось совсем неуютно. Лучше бы он шутил.

Потом он попросил меня размазать всё, что было на мне. В ответ я только кивнула. Мне стало совсем не по себе. Это как участвовать в наркотическом трипе без наркотиков. Сомнительное удовольствие.

А когда он попросил меня встать, и сам наклонился ко мне, и начал собственноручно поправлять мне волосы и кофту, я захотела испариться. Оскар сам подправил мне тушь и краску на лице, осторожными касаниями растёр землю на моей кофте.

По мне пробежалась скользкая дрожь, я чувствовала всю эту мрачную в цвет неба погоду, прониклась жуткостью, и на какой-то момент мне показалось, что он и в правду меня сейчас убьёт. Но он только провёл мне пальцем по подбородку в некоем завершающем штрихе и снова принялся фотографировать.

Мне стало холодно, я задрожала, и почему-то готова была расплакаться.

— Замёрзла?

— Да, — мой голос прозвучал тихо и испуганно.

— Тогда вылезай, — он слегка улыбнулся, помогая мне выбраться. Земля скользила, и я чуть не упала.

Быстрым шагом мы пошли в дом.

— Думаю, получилось прекрасно.

— Можно посмотреть?

— Конечно.

Оскар показал мне, где ванна, и снабдил меня большим полотенцем и своей чёрной рубашкой, которая приятно пахла порошком.

— Надеюсь, ты не возражаешь?

— Люблю рубашки, — улыбнулась я, усиленно стараясь скрыть своё смущение.

В ванной я увидела себя в зеркале.

Зрелище было кошмарное. Можно было подумать, что я и в правду умерла, а потом восстала из могилы, чтоб мучить убийцу.

Душ помог мне согреться, я тщательно смыла краску и землю, выстирала тунику и оттёрла шорты, повесив их на еле тёплую батарею.

Я надела рубашку, которая была достаточно длинной, чтоб скрыть отсутствие штанов, но всё равно чувствовала себя раздетой.

Оскар сидел за ноутбуком: видимо, копировал отснятое и даже не заметил моего появления.

— Э-э-э… Как продвигается?

— Копирование?

— Ну, наверное, оно самое. — С каждой минутой, проведённой в обществе Виша, я понимала, что наше общение становится всё более абсурдным. — Я могу посмотреть?

— Нет.

— Нет?!? — Его ответ удивил меня до крайности. — Ты же сказал «можно». Почему?

— Можно, когда всё будет готово. Иначе это испортит тебе впечатление от самой картины, — пояснил он. — Иногда процесс не так интересен, как результат.

— А если фотографии ужасны?

— Тогда мы сделаем новые.

— Э-э-э-э… Ну ладно, — очень неуверенно ответила я. Меня трясло от холода и негодования, но я не решилась настаивать.

Оскар встал и, подойдя к шкафу, достал тёплый на вид красный плед.

— Вот, возьми. — Оскар протянул мне развёрнутое одеяло.

— Спасибо, — тихо ответила я. Мне вдруг стало как-то неловко. — Мне нужна горячая вода, — нарочито бодро сказала я и ушла на кухню вскипятить чайник.

Когда я вернулась, Виш уже был в студии и держал в руке распечатанную фотографию. Он пристально рассматривал её, а потом прикрепил к углу холста.

Найдя блокнот и открыв чистый лист, он принялся делать наброски, растирая карандаш пальцами, тут же вырывал листок, кидал его на пол и брал следующий.

Наконец один из набросков удостоился чести быть прикреплённым к углу холста, рядом с фоткой. Оскар взял палитру, выдавил на неё несколько цветов краски и, взяв кисть, принялся их смешивать в поисках определённого цвета. Казалось, он не может найти подходящий оттенок, и до того момента, когда он впервые коснулся кистью холста, прошло довольно много времени. Всё это время он меня не замечал, а я старалась быть максимально незаметной.

Виш был очень сосредоточен, полностью погрузившись в работу. Я не хотела ему мешать и, забрав свою одежду, собралась незаметно уйти. Выходя с кухни, я увидела, как он прикрепил кнопкой ещё одно моё фото к деревянной панели. Это выглядело так словно «дело о моей истории» только началось. Мне почему-то стало неприятно и меня передёрнуло. Оскар посмотрел на меня.

— Когда ты снова приедешь? — немного обеспокоенно спросил он, скорее всего полагая, что я не захочу вернуться. Но удивительным было то, что я хотела.

— А когда надо?

— В любое время.

— Отлично. Тогда скоро увидимся. Я верну тебе рубашку.

В пути мысли покинули меня. Я думала обо всём, кроме того, что произошло пару часов назад. Нет, это не было чем-то сверхъестественным. Скажем так, в своей бурной жизни я делала вещи намного противнее и гаже, но определённо точно, я никогда не делала ничего похожего на фотосессию с Оскаром.