Древнее зло в кресле босса

Оксана Алексеева, 2020

Ах, эта чертова цивилизация! Разрушила целостность древней гробницы и выпустила наружу древнее зло. Но Зло решило повременить, оглядеться, что из себя представляет эта самая цивилизация. Оказалось оно на месте директора мармеладной фабрики – конец света складывается прекрасно. Но молодая уборщица заметила странное поведение начальника: ее теперь нужно или уничтожить, или поработить, сделав верной адепткой. Такого ужасного босса мир еще не видел! Молодой девушке, подрабатывающей в его фирме уборщицей, поперек горла хамство и невоспитанность. Если бы она знала, кто перед ней, то и не пыталась бы отыскать черты порядочного человека.

Глава 4

Я оказалась в мире диковинных животных, но именно я здесь была инородным предметом, чуждым существом, случайно ломающим установленные порядки. И причина разницы между мной и всеми остальными сотрудниками мне сразу была ясна — я ничем не была привязана к этому месту и не собиралась всю оставшуюся до пенсии жизнь поклоняться безумному божеству — тьфу, в смысле, работать, конечно, на странного директора. Деньги лишними не бывают, я была рада подзаработать, но они не были решающим мотивом — даже в самом начале, когда я устраивалась уборщицей. Я просто отыскала способ реализовывать свои наклонности и притом что-то зарабатывать, но если бы меня уволили, то даже глазом бы не повела — поискала бы еще подобные вакансии и не вспомнила бы об этой потере. Но отсутствие этого малюсенького пункта в моей мотивации так сильно разнило меня со всеми остальными. Оно же накладывало неизгладимый отпечаток на все мое поведение. То есть я вежливая, ответственная и аккуратная, я готова ради более высоких целей пропустить мимо ушей несколько оскорблений, однако вряд ли я морально готова глотать все подряд — мне просто незачем.

И проявления моей чужеродности выплескивались сами собой — именно тогда, когда я забывалась и их не контролировала. Например, как вчера — когда я вдруг начала заступаться за замдиректора по производству, словно он сам был не способен или нуждался в моем заступничестве. И отсутствие ярости шефа в ответ еще сильнее ослабило пружину самоконтроля.

На следующий день ровно после третьей «ленивой идиотки» я вдруг решила, что хватит. Так и заявила:

— Хватит, Григорий Алексеевич. Все претензии к моей работе вы можете высказать иначе, без всех этих ваших грубостей! Или увольняйте — если вы меня сами уволите, то Маргарита Семеновна не сможет обвинить меня.

— Ты мне угрожаешь, уборщица? — спросил он.

— Прозвучало как угроза? — я задумалась. — Хм, странно. В моей голове это выглядело как план спасения… Вот если бы я заявила, что при следующем оскорблении сделаю вам кофе прямо на вашу голову, тогда да, это была бы угроза.

— Ты мне угрожаешь?! — он повторил, чуть повысив тон.

— Да нет же! — убеждала я. — А если и было дело, то только мысленно! Вы же не умеете читать мысли?

— К счастью, нет. Мысли людей похожи на кашу из эмоций, я бы спятил, если бы пытался в них разобраться. Но сейчас о тебе, а не обо мне. В первую встречу я принял тебя за наглую выскочку. Сейчас вижу, что ты агрессивная наглая выскочка. Сколько грехов мне предстоит еще открыть в человеке с такой невзрачной оболочкой?

Это было обидно. Я, может, и не мисс Россия, но и не такая уж невзрачная! Потому ответила со злобным придыханием:

— Ни одного, Григорий Алексеевич! Вы даже в предыдущих двух ошиблись! Простите за бестактный вопрос… Хотя не прощайте — вижу, что в этом помещении вежливость лишняя. Вы Ирину Ивановну тоже постоянно идиоткой называли?

Он задумался:

— Нет, конечно. За годы ее работы я выявил сотню ее недостатков, потому называл по-разному. У меня богатый словарный запас.

— И она это терпела?! — возмутилась я, хотя уже перемолола это осознание в мыслях, но оно все еще шокировало. — Так я не буду! Понимаете? Просто не буду! Еще раз услышу нечто подобное — сразу же уволюсь. Ищите потом себе безмолвную девочку для битья без знания нижнетагильских рецептов!

— О-о, а это уже шантаж?

Возможно, мне показалось, но он на секунду улыбнулся. Запутал окончательно, сбил с толку и непонятно чему обрадовался. И потому я решила не спорить:

— Да, шантаж! Должен же у меня быть хоть один грешок!

— Хорошо, договорились. В смысле, я постараюсь.

— Серьезно? — я, разумеется, сразу не поверила и нахмурилась.

— Серьезно.

— Но… предыдущего секретаря вы оскорбляли годами!

— Потому что она ни разу не заявила о своем праве, то есть ее все устраивало.

Я открыла рот от нового осознания. Неужели он действительно не понимает, что ее не устраивало? Что никого не устраивает? Но они молчат! Потому что… потому что им и в голову не приходит заявить о своем праве? Сумасшедший дом с главврачом в кресле босса.

Он выдернул меня из изумления продолжением:

— Я тщательно обдумал твою вчерашнюю схему и решил, что можно попытаться.

— Какую еще схему? — снова вылупилась на него я.

— О том, что при изменении атмосферы в коллективе я могу урезать всем зарплаты минимум на пятьдесят процентов, а они все равно будут рады мне служить, но уже без моральных издержек.

— Что?! Это я предложила?

— Именно. Только мне нужна будет небольшая помощь — я очень легко обучаюсь всему, но с учителем освоюсь быстрее. Ты будешь подсказывать мне все спорные моменты. Допустим, каким образом надо выстраивать диалог, чтобы собеседник не заметил, как я урезал ему зарплату?

— Что?! Это не так просто делается, Григорий Алексеевич! Дружественная атмосфера в коллективе выстраивается годами! И ее никак нельзя начинать с урезания окладов!

— У меня неограниченное время. Но с такой мелочью я уложусь в неделю. Захлопни рот, уборщица, и свари две кружки своего кофе, — он сделал шаг к кабинету, но остановился и добавил: — Пожалуйста. Если тебя не очень затруднит.

— Неплохо, — отозвалась я бездумно. — А уборщицу потом из лексикона уберем… не все сразу.

Я, конечно, на бухгалтера учусь, но некоторые дисциплины у нас в институте не преподаются — например, я понятия не имею, что отвечать на некоторые вопросы. А они последовали уже после обеда:

— Любаша, что происходит? — истеричным шепотом орала на меня главбух. — Шеф пригрозил всем урезать зарплаты!

— Он не пригрозил… — едва слышно я оправдывалась себе под нос. — Вы ведь его знаете…

— То есть это просто злая шутка?! Тогда зачем он приказал сделать предварительную калькуляцию экономии на фонде заработной платы?!

Я попыталась целиком спрятаться от нее за монитором.

— Мне-то откуда знать? Я здесь пустое место, уборщица, на которую чужую блузку нацепили… Не кричите так, Елизавета Николаевна, он в кабинете.

— Разве я кричу?! — у нее получалось даже визжать при шепоте. — Не-ет, Любаша! Кричать я буду, когда мне зарплату сократят! Это за что же я столько страдала, а?! Я тебя вижу, ты не настолько худая, потому отвечай! Ты в курсе, что мне всего сорок семь? А выгляжу на шестьдесят! Меня капельницами с валерьянкой раз в неделю откачивают! Я как в колонии строгого режима срок мотаю — чтобы мне потом еще и оклад срезали?!

— Что вы… Я бы вам больше пятидесяти пяти не дала, — я отвечала, потому что женщине очень требовалась поддержка.

В этот момент директорская дверь открылась, и я в страхе подскочила на ноги. Только бы начальник не начал на ее вопрос отвечать, используя притом мое имя — мне тогда не жить. Весь офис так же, как скидывался на мою премию, не поскупится скинуться и на киллера для меня.

Но шеф остановился перед столом и привычно пригвоздил женщину к полу взглядом. Заговорил спокойно и как будто даже подбирал слова:

— Добрый день…

— Елизавета Николаевна, — подсказала я ему в спину.

— Добрый день, Елизавета Николаевна. Вы опять не работаете? Не слишком ли часто вы не работаете на работе? — он расслышал мою подсказку и послушно добавил: — Уважаемая.

Меня немного ободрило его стремление соблюдать правила общения, потому я разошлась, и он вторил мне своим спокойным и уверенным голосом:

— Дело в том, что вы прекрасный специалист, Елизавета Николаевна, которого я очень ценю. И с которого, безусловно, берут пример остальные.

Главбух наверняка мои шепотки слышала, но все равно опешила от такого речевого оборота, которого от нашего нелюбимого босса уж точно не ожидала:

— Григорий Алексеевич, вы… в порядке?

— Безусловно! — ответил он после того, как выслушал мою версию на этот счет — мол, «когда вы меня вообще в порядке видели?». И далее продолжил сам, тем самым демонстрируя, что действительно способен быстро обучаться: — С такими специалистами и я, и вся компания благоденствует. Спасибо за ваш вклад в дело, Елизавета Николаевна. Но все-таки будьте любезны вернуться к работе, чтобы так все и продолжалось.

— Я… я… конечно! — она вообще позабыла русский язык. — Извините! Больше такого не повторится!

— Что вы, уважаемая, — отмахнулся он, будто отпуская ее восвояси царственным жестом, и повернулся ко мне. Произнес на той же фальшивой ноте: — Хорошая работа, уборщица, я посмотрел документ. Но буду благодарен, если ты распечатаешь его еще в трех экземплярах.

— Ноу проблем, Григорий Алексеевич, — ответила я, стряхнув оцепенение. — А после такой просьбы хоть от руки перепишу, в четырех экземплярах!

— Не надо от руки, — остановил он порыв. — Настолько дерьмового почерка я за всю свою жизнь не видел.

— Григорий Алексеевич, — упрекнула я — уже больше по инерции.

— Слово «дерьмо» тоже нельзя? — он вскинул темные брови. — А как же я буду разговаривать теперь в ресторане?.. Ладно, уборщица. Твоя каллиграфия заставляет мои глаза кровоточить. Воспользуйся принтером, исключительно из милосердия. Да, так действительно звучит лучше! Благодарю.

Кому расскажешь — не поверят. Но я видела, что он действительно старается! Даже консультировался со мной перед визитом в фабричный цех. Уж не знаю, как он разговаривал там, но в конце дня мне сообщили, что сегодня четырнадцать раз вызывали скорую для кого-то из сотрудников — дескать, они выглядели здоровыми, но несли какую-то чушь про нашего босса. На пятнадцатом припадке врачей вызывать перестали — уже поняли, что проблема не в подчиненных, а с самим боссом что-то произошло. Это к нему бы санитаров пригласить! Но, конечно, на это никто не отважился.

Я же не знала, смеяться или плакать. Он за один день учудил какой-то невероятный прогресс, но воспринят этот прогресс был самым спорным образом: люди не оценили его неожиданную приветливость, а начали подозревать серьезный полет кукушки от владельца. Но это ничего — завтра-послезавтра распространится новость о сокращении зарплат. Сразу после того, как откачают первую пострадавшую — Елизавету Николаевну, которая все-таки сделает калькуляцию и запустит начало конца. Тогда и лучший повод для обсуждений появится.

Итак, второй рабочий день из пяти был прожит. Но в восемнадцать ноль-ноль он не закончился — сразу после отбытия босса из офиса мне пришлось выступать на внутренней конференции, куда пришло еще больше народа, чем когда меня уговаривали немного поработать секретаршей.

— Что с ним вообще происходит, Люба? — требовала ответа Маргарита Семеновна. — Это ты с ним сделала? Что ты подмешиваешь в кофе?

— Сахар, — мне пришлось устало отвечать. Я видела, что они жаждут ответов, и более того — подробной лекции обо всем, что здесь происходит. — Обычный сахар. Кстати, а вы замечали, сколько сладкого он ест? Может, он потому и выбрал такой бизнес?

— Не отвлекайся от темы! — выкрикнул кто-то из толпы. — И будь с нами честна! Нам лучше сразу уволиться или сначала отыскать себе политическое убежище?

Я вздохнула и выдала часть правды:

— Вы удивитесь, но я просто заявила ему, чтобы прекратил всех оскорблять. Представляете, ему никто подобного раньше не говорил! Я всего лишь об этом сказала — и он сразу услышал. Не чувствуете, где настоящий корень проблемы?

— В нем! — Они явно не поняли, на что я намекаю. — А может, он решил стать вежливым, чтобы снизить нам зарплату до прожиточного минимума?!

Вот и началась самая скользкая тема, мне оставалось только пожать плечами. Но лучшая защита — это нападение, потому я атаковала:

— Не знаю! Но вот такой вопрос: а если вам немного понизят зарплату, но притом будут относиться по-человечески, что вы сделаете? Неужели начнете кричать, что лучше бы продолжал хамить?

Елизавета Николаевна использовала квартальный отчет как веер, но уже выглядела вполне живой и самой рациональной:

— А дело не в том, что будет дальше, Любаш, а в предыдущих издержках! Чтобы все это забыть, лично мне потребуется пара десятилетий! Ты Кейнса, что ли, не читала? Номинальная зарплата неэластична в сторону понижения! Иметь нас могут только через сокращение реальных доходов. Всю страну имеют сокращением реальной зарплаты, это даже воспринимается нормально, если не узнать случайно об инфляции, а наш — ишь! — придумал свой путь извращений, недоучка чертов! Но какой вежливый-то… я два часа от счастья в дамской комнате проревела…

Никакого Кейнса я не читала. Зато пока она переводила собравшимся мнение Кейнса о нашем боссе на русский язык, я попыталась прорваться к выходу. Но рядом со стеклянными воротами меня перехватили — видимо, не зря профессиональные охранники свою высокую зарплату получают… получали, в смысле. И перед тем, как отпустить на свободу, меня заставили поклясться перед всем коллективом, что уже завтра я непременно выясню, что такое странное задумал наш директор. Ну, я и поклялась:

— Это не входит в мои полномочия! Я тут вообще уборщица! Хотите, пыль вытру?

— Ты ведь постараешься, Любаша? — они завибрировали елейными голосами сразу с нескольких плоскостей ниже уровня моих глаз. — Люба-а-ашенька! Любонька Сергеевночка!

— Попробую, — обреченно заверила я.

Но этого было недостаточно:

— И попытаешься его переубедить, если он серьезно! Так же, как ты предыдущий вопрос уладила!

— Попробую, — я повторила совсем неуверенно. — Отпустите, люди добрые, мне еще до дома долго добираться — сначала на автобусе, потом на электричке…

— Ничего подобного! — осекла Маргарита Семеновна. — Андрей, подвезешь Любу? А с завтрашнего дня мы смены установим, кто нашу красотулю до дома будет доставлять. Кстати, сразу нужен доброволец, кто ее завтра в офис привезет! Чего же наша дорогая Люба по всяким электричкам будет шастать?

Ответом ей был лес рук. Это не трудовой коллектив — это вышколенный отряд спецназовцев, готовых бросаться на амбразуры всеми грудями сразу.

— Что вы, не надо… — я отступала вместе с охранниками. — Да и зачем? Мне же всего три дня осталось!

— Надо, надо, — увещевала начальница отдела кадров. Затем добавила тихо, обращаясь уже не ко мне: — Андрей, запомни адрес, вдруг с пропиской не совпадает. А то что же мы, нашу красотулю и отыскать не сможем, если она простудится, проспит или еще по каким-то причинам потеряется?

Потеряться у меня причины были. И уже предельно серьезные. Она все варианты просчитывает быстрее меня самой.