Регрессия

Н. М. Фишер, 2021

Со стороны я кажусь обыкновенной студенткой, не хуже и не лучше других. Но каждую ночь в кошмарных снах я сгораю на костре, а открыв утром глаза, попадаю в кошмар наяву. Мне непосчастливилось стать женой домашнего тирана, лишившего меня воли, интересов, друзей и самой себя. Но однажды в моей жизни из ниоткуда появляется таинственный незнакомец в плаще, который знает меня лучше, чем я сама. Объявив себя проводником в мир колдовства, он становится одновременно другом, наставником и самым близким человеком, раскрывает мою силу и называет избранной, сильной ведьмой. Но хочет ли он помочь или использовать меня, погружая в регрессию и отправляя навстречу прошлой жизни? Кто же этот проводник – друг или враг? И какую тайну под толщей времени припрятал Париж пятнадцатого века, куда мне предстоит вернуться, чтобы узнать правду?

Глава 4.

Удивительно, как в компании разных людей меняешься ты сама! Не думаю, что это имеет хоть какое-то отношение к неполноценности или несостоятельности личности — скорее к разным социальным ролям. Ты — студентка, сосредоточенная, собранная, внимательная. Ты — жена, в моем случае с этой ролью произошел полный провал, и для меня она обернулась забитостью, постоянным страхом и тщетными попытками контролировать свои слова и действия. Ты — пассажир трамвая, безучастно глядящий в окно среди таких же пассажиров, а потом твоими мыслями овладевает подозрительный незнакомец, и ты вступаешь в роль детектива, который проворонил слежку. И наконец, ты — подруга. Именно эта роль помогла мне позабыть и о навязчивой мысли о готе из трамвая, и об очередных препирательствах с Антоном, и о прогулянных парах. Маринка, как никто другой, своей легкостью и в тоже время налетом пренебрежения ко всему вокруг умела отвлечь меня от любых не дающих покоя идей. Мы несколько часов просидели на берегу пруда, греясь на солнце и заливаясь литрами кофе из палатки неподалеку, болтали обо всякой ерунде и смеялись до потери сознания. Так что даже проходящие мимо старушки с упреком качали головой, а Маринка строила им вслед рожи, как она это проделывала со всеми, кто ей не нравился. То есть вообще почти со всеми людьми в мире.

Получив подзарядку моральных сил, я на душевном подъеме вприпрыжку отправилась на работу. Общение с детьми, когда они были уже в том возрасте, чтобы все понимать, но по своей наивности еще не подвергать анализу, доставляло мне особое удовольствие. Мы частенько засиживались после занятий, разговаривая о том, чем же живет новое поколение, и я то понимающе качала головой, то хотела спрятаться от стыда, краснея, как будто это я несу полную, на мой взгляд, чушь. И да, к тому же я не хотела идти домой и пользовалась любой возможностью задержаться.

Я прошмыгнула на территорию элитного жилого комплекса за какой-то женщиной, с испугом взглянувшей на меня и поспешившей спрятаться в ближайший подъезд. Детская площадка, на которой даже я в свои двадцать три была бы не прочь порезвиться, летняя веранда домашнего ресторанчика и немыслимые клумбы — придомовая территория, обрамленная резными, как из дерева, многоэтажками являла собой настоящий оазис. Будь моя воля, и обладай я баснословными деньгами, точно бы поселилась здесь, в одной из двухэтажных квартир с панорамными окнами и видом на весь город.

Поднявшись на двадцать восьмой этаж, я нажала кнопку звонка угловой мансардной квартиры, одной из самых скромных по местным меркам, но не идущей ни в какое сравнение с моей двушкой в доме пятидесятилетней давности.

— Здрасьте, Анна! — послышался из-за двери тонкий, но уже начинающий ломаться мальчишечий голосок.

— Привет, Макс! Открывай!

— Щаааа… Ключ найду!

В коридоре раздалось торопливое шарканье и смешной бубнеж себе под нос. Наконец, ключ повернулся в замочной скважине, и тяжелая железная дверь с выдавленными на ней вензелями распахнулась, открывая вид на громадный коридор в стиле абсолютного минимализма.

— Ты один? — спросила я, оглядевшись и снимая успевшие натереть туфли. — Подай, пожалуйста, тапочки.

— Ага! — ответил Макс с набитым ртом, дожевывая булку, и протянул ее мне. — Хотите?

— Нет, спасибо. Мне бы тапочки, — улыбнулась я. — А куда брат с мамой подевались?

— Мавма Илюху к вубному повева, — зажимая в зубах остаток булки, двенадцатилетний еще не подросток, но уже не ребенок рылся в нижнем ящике шкафа в поисках тапок. — Во!

Макс был моим любимым учеником, если так корректно говорить педагогу. Уже три года мы занимались с ним сразу по всей школьной программе, и я с интересом следила, как маленький человечек проходит свой путь до настоящего мужчины. Его черные волосы, делавшие мальчишку похожим на цыганенка, в этом году отрасли длиннее, чем обычно, и гордо собирались в куцый хвостик на затылке, пушась во все стороны. Темно-карие глаза с интересом пробежали по моему платью, и Максим одобрительно поднял палец вверх — я еще не успела привыкнуть, что парень начал ценить женскую внешность.

— Анна, кофе хотите?

— Пожалуй, не откажусь.

Парнишка бегом ринулся в кухню, отделенную от гостиной резной аркой, буквально сбивая все на своем пути, пока не привыкнув к прибавившимся за лето сантиметрам в росте и в плечах, а я в тапках на пять размеров больше прошаркала следом.

Пока он мудрил что-то с кофемашиной, явно желая произвести впечатление, но понятия не имея, как с ней обращаться, и снова бубнил себе под нос что-то, как мне показалось, не совсем цензурное, я развалилась в кресле и разглядывала оригиналы полотен баснословной стоимости на бледно-розовой стене гостиной.

— Вот! — Макс с гордостью вручил мне прозрачную чашку с двойным дном, в которой плескалось что-то светло-коричневое, и замер рядом в ожидании, пока я отхлебну. — Ну как? — с явным нетерпением спросил он, стоило мне только пригубить напиток.

— Ты знаешь, Макс, неплохо, только он холодный, — честно призналась я.

— Вот блин, я — лошара! — в сердцах вскинул руки мальчишка. — Я забыл, какую кнопку нажимать! Давайте, новый сделаю!

— На самом деле, я выпила сегодня уже слишком много кофе. Поэтому поступим так — сейчас мы пойдем заниматься, а когда я уйду, ты потренируешься, и в следующий раз сваришь мне правильный кофе, хорошо?

— Лааадно, — протянул Макс, все еще злясь на себя. — А вы че сегодня такая красивая?

— То есть обычно я — не очень? — засмеялась я, зная, что моя преподавательская субординация с учениками давным-давно дала трещину.

— Да не, вы всегда огонь, но сегодня какая-то другая! Выгнали этого своего психа что ли?

— Максим, — я постаралась изобразить строгость, против воли улыбаясь, — если однажды я рассказала тебе про мои личные проблемы, это не значит, что ты теперь всегда должен мне об этом напоминать.

Несмотря на юный возраст, Макс был ужасно проницательным ребенком и всегда очень четко улавливал малейшие изменения настроения. В этот раз он, к сожалению, ошибся.

— Вы у меня тут рыдали вообще-то, — поспешил напомнить Максим, — а я вас утешал, так что я — часть этих отношений, можете мне плакаться, как в жилетку.

— В тот раз мне действительно было очень плохо. — Я вспомнила день, о котором говорил мой ученик с идеальной, когда не надо, памятью, и поежилась.

— Вот я и говорю, — совершенно серьезно и с невероятно умилительной наивностью произнес он, — можете плакаться после занятий. — А потом шепотом добавил: — Мне мама наняла репетитора по французскому, а она противная бабка, так что сидите у меня как можно дольше!

Я захохотала, и вместе с Максом мы отправились на урок в его комнату, которую за лето он успел превратить из музея очередного футбольного клуба в выставку творчества «Металлики», чему я про себя очень обрадовалась.

Откровенно говоря, педагог из меня получился так себе. Нет, не потому, что мне не хватало знаний, или я непонятно объясняла — мои подопечные получали хорошие оценки, побеждали в олимпиадах — словом, родители всегда оставались довольны результатом. Дело в другом — я совершенно не умела выстраивать границы: эти дети становились моими друзьями, я переживала за них как за родных, и обсуждала слишком уж большой спектр тем, обычно не предназначенных для диалога между учителем и учеником. Я хорошо помнила себя в детстве и без труда проникалась переживаниями подростков, а взамен делилась своими проблемами. Думаю, если бы родители Макса услышали, как мы обсуждаем мой несчастный брак, они бы перестали так восторгаться нашими совместными достижениями.