Сборник рассказов

Нина Николаевна Мухина

Тридцать три года на даче. Насмотрелась всякого; и веселье, и горе, и труд. Как говорится от дачи не будешь богатым, а будешь горбатым. Труд скрашивает отдых и там есть место и высоким чувствам, как сама жизнь. Все рассказы оканчиваются как сказки – добро побеждает зло, и все-таки остается горчинка.

Остались лишь воспоминания…

Ты ворвался в мою жизнь как ракета. Я недоумевала: зачем мне это? Не смотрела на мужчин, не замечала их, не видела лиц. Считала, что в моей жизни хорошей — плохой после смерти мужа не будет ничего, связанного со словом любовь. Я — старушка, и буду глядя в землю, нести свой крест до конца. И вдруг: целый год весна. В природе это невозможно, а в жизни, оказалось, случается.

После тяжелой операции я не вставала, а ты пришел меня навестить. Давно мне знаком, но «шапочно» — иногда встречались в электричке по дороге на дачу или с дачи. Когда вошел в палату быстро, как будто внесся вихрь, я от неожиданности надвинула на себя одеяло. Поделился горем — десять дней как умерла жена. Я выразила соболезнования. А соседки по палате шептались: «Смотри, нам по 47 лет, никто к нам не пришел, а к этой старухе мужик пришел». Не мужик, а мужчина! В этом потом я убедилась не раз. Болеть было некогда: то, что посадила до операции (а старалась как можно больше) требовало ухода. Ты приходил на мой участок и незлобливо ругал: «Зачем тебе это надо? Лето аномальное, ничего не вырастет. Осенью все купишь».

Помогал как мог. Мне совесть не позволяла тебя эксплуатировать, а ты сам то ручку к двери принёс и прикрепил, то дверь утеплил, то в бане в крыше щель убрал. Вот и сейчас слышу: «На трубу течет, она ржавеет». Денег не брал. Но… Намекал на близкие отношения, сыпал «с душком» анекдотами, что-то вроде: « Вернулась пациентка к гинекологу. — Я у вас трусики не оставила? — Нет. Вздыхает, уходя: — «Наверное, у стоматолога оставила». За тобой надо было ходить с блокнотом и записывать пословицы, потешки по всякому поводу.

Даже глупый человек, за свою жизнь набирается мудрости. Мудрость грозила мне пальчиком: «Не поддавайся на уговоры. Легко стать игрушкой. Тебе это надо? Даже стыдно об этом говорить и даже думать. Ему что — лишь бы баба была».

После очередной помощи на моей даче возник вопрос: сколько я должна? А ты вспомнил давнее: « Тогда только что купил дачу, пошел за молоком, а ты уже стояла в очереди. Вдруг что-то вспомнила, заторопилась, попросила меня купить молока, извинившись, что не знаешь моего имени. Прибежала ко мне, искренне благодарила. Поставила банку с молоком в сумку, опять извинялась, что тебе нечем отблагодарить меня. Я пожал плечами и пошутил: «Как же нечем? Женщина — а нечем». Ты пропустила это мимо ушей. Я подумал: «Красивая женщина, и вдруг — бесполое существо».

Услышав про этот случай, теперь я, глядя в пол, пробормотала: «Ну, раз ты так думаешь, что возможно…». В эту же секунду ты легким движением крутанул меня с веранды в дом. Всё случилось стремительно. Я пережила сперва страх, потом радость и забытую за много лет истому. Поняла, что без этого мне жизнь покажется пресной и серой. Очнулись не сразу. По комнате разбросана вперемешку твоя и моя одежда. Ты посмотрел в мои беспокойные глаза, успокоил: «Я в тебя влюбился, когда увидел первый раз. Солнечный день, ты идешь с ведром за водой, другой рукой держишь за ручку внука. Прозрачное платье колышется, «грудь волной встает». Я прямо-таки обомлел.

Вот почему ты каждый раз появлялся на дороге, когда я шла за водой. Перебросились парой фраз, чему-то посмеялись, вскользь о проблемах и разошлись по сторонам. Твою жену ни разу не видела. Оказывается, она больше трех лет боролась с опухолью, болезнь затаилась, но за один день унесла ее в могилу. Утром готовила еду, прилегла и впала в кому. Ты кричал на врачей, требовал, чтоб ее взяли в больницу. Не взяли. К вечеру она умерла.

В моей суматошной и бестолковой жизни тебе приходилось «отлавливать» меня вне графика встреч, как было удобно тебе. Я снисходительно отнеслась к нашей связи. Ну что ж, есть как есть, а не будет, пусть и так, разве что на сердце зарубка останется.

Моя Мудрость нашептывала: «Ты забыла, как год назад этот мартовский кот приехал из санатория с бабёнкой? Ты стояла на платформе, обернулась и увидела изящно одетую в обтягивающие брючки, виляющую кокетливо, сладкая улыбочка, сзади шел он, на плече болталась ее маленькая сумочка, смотрел с видом победителя. Ты отвернулась: « А мне — то что?».

А время шло. Ты звонил по пять раз в день. Вникал в мои проблемы. Радовался, когда дозванивался: «Как твои дела, труженица?». Я убеждала тебя в том, что нужна другая женщина. «Покажется сатана лучше всякого сокола». Надо, чтоб сидела у окошка и ждала, подставив кулачки под подбородок. А ты упрямо: «Я ТЕБЯ люблю». — Не надо о высоком.

Но столкнулась с тем, что и высокое присутствует в наших отношениях. Я, усталая после работы, еще подработки, ставлю чайник на огонь. Звонок. Входишь ты. Нет, не входишь, впархиваешь, светишься, как начищенный пятак. И я уже не изможденная, вижу твою радость, улыбаюсь, но не бросаюсь в объятья, соблюдаю дистанцию даже в имени только Александр, не Саша, не Алекс. А ты — Ленок, Ленулька, Леночек.

Как жаль! Что Мудрость мешала мне окунуться в буйство Весны, которое длилось всю осень и зиму. Мудрость шипела: «Удобно ему с тобой. Едет из своего подпольного казино с работы, по пути к тебе зарулит. Что он с соседкой по саду не сошелся? Её сын миллион отвалил на благоустройство. Там пахать надо. А по другую сторону соседка тоже одинокая. У нее в саду всё образцово, она не прочь быть с ним, но только не ради баловства, а чтоб все серьезно. А ты ничего не требуешь». Наверное, поэтому я ворчала, что ты в каждый визит приносил дорогой шоколад, дарил подарки. На это ты отвечал: «Мне это доставляет удовольствие».

Вот именно. В конце зимы я вымучила приговор: «Скоро дачный сезон. Я не хочу, чтоб про меня в саду судачили как здесь. Только ленивый не осуждает: и надо же, помолодела, всегда веселая, нарядная. И как это не стыдно?

— Завидуют. Мужик не пьющий.

И больше ничего не сказал. Тебе нетрудно было с этим справиться, если уж более трудное преодолел. Много лет назад пришел домой и сказал. «Больше пить не буду». И сдержал слово. А раньше 150 грамм плеснуть — всё равно что на каменку Мужской поступок. Не звонил четыре дня. За эти дни тишины я много передумала и впала в отчаяние. Больше всех — и детей, и внуков, и родных я проводила времени с тобой. Ты с упорством, достойным лучшего применения, добивался возможности быть со мной, и затосковала по тебе. Всё перевернулось. «Как спокойно на сердце — ни счастья, ни бед, ни тревог. И как пусто в душе, как распахнутой роще осенней. За чаем ты рассказывал о своей жизни, о хорошем и плохом без прикрас, я заочно знала твоих родных, ты их очень любил. Переживал, радовался успехам, ощутимо помогал. Больше любил жизнь при Советах. Работал на военном заводе, путешествовали с женой по стране, на работу шли с радостью, а когда началось «по стране несётся тройка: Мишка, Райка, перестройка», — всё рухнуло. Да и возраст подошел не лучший. Я не восторгалась жизнью при Советах. Как-то сказала: «Представь, с урока уходил проверяющий всего-то у него нашлось что сказать: Не звучат материалы 26-ого съезда КПСС», и это в первом классе! Было много забавного. На открытом уроке Лёша Норкин всех перебивал, тянул руку чтоб ответить «Спросите меня!» На вопрос «Какое сходство у городского и сельского дома? он выпалил: « И в городском, и в сельском доме на веревке висят трусы». Хохот стоял долго. А что сейчас? Моя бабушка говорила: «Подождите — будут девицы — бесстыжи лица». Если бы только деви`цы… Повсюду лохотрон, особенно в отношении к пожилым людям.

Ты не выдержал, позвонил. Голос очень тихий, он и так становился с каждым днем все тише: «Я хочу быть всегда с тобой. Сын — против.

Я понимаю его: какая — то стерва хочет все прибрать к своим рукам. А ты даёшь! То робеешь передо мной, как мальчишка, то принимаешь серьёзные решения без меня. С выдохом: «Ради бога, не заморачивайся на этом, пусть всё останется как было. Лучше займись своим здоровьем». Ты пошел к врачам только тогда, когда стал задыхаться. Обнаружили шишку в горле. Назначили операцию, но отменили — близко сонная артерия. Направили в Москву.

А Мудрость неиствовала: «Ты очень ему нужна. Где он найдет такую дуру? Его матери 95 лет. Разве ты не подставишь свое хрупкое плечо?» В Москве у тебя было лечение химиотерапией. Ты об этом не сказал.

Я собирала малину. Оглянулась. Ты стоишь у входа на участок и улыбаешься. Я спросила почти сердито: «И долго ты тут стоишь? — Любуюсь. Ты такая сегодня красивая.

— Ага. Красавица без волос. Румянец во весь нос. Может, и правда, в новом голубом платке и сарафане была красива, соседка уже восхитилась. Ты подошел обнял меня и спросил: «Можно я полежу в твоем доме? А то… мне что-то страшно». Когда я вошла в дом, ты поднялся мне на встречу и стал меня целовать. Всё выглядело так, будто ты прощался со мной. Не отрывая глаз, прошептал: «Не представляешь, как плохо я себя чувствую».

Это была последняя встреча. Мне позвонила дочь и скомандовала мне ехать домой — завтра утром мы едем в Дивеево.

Возможно, если б ты поехал с нами, не случилось бы то, что случилось. В то время, когда я стояла в толпе народа, проходила по канавке, окуналась в святой источник, ты косил траву на своём участке. Разгоряченный, попил воды из скважины. К вечеру поднялась температура. Успел добраться до дома и наговорить родным «если что», пока была 41,5. На мой звонок ответил твой сын: «Он в реанимации — воспаление лёгких. В понедельник сделают рентген». С утра звоню: «Спала ли температура? Как рентген?» А сын: «После химии организм ослаб. Он умер». Во мне будто оборвалось все». Ты боялся, что небедные родственники твоей покойной жены узнают обо мне и отвергнут тебя. Но теперь — то всё равно. Они на моё смелое появление с охапкой цветов и участие в похоронах сказали: «Вы нам так понравились, что мы хотим продолжить знакомство».

Моё горе велико. Не зарубка на сердце, а кровоточащая рана. Что это? «Чем меньше женщину мы любим?”… То же с мужчиной. А Мудрость успокаивала: «Нельзя так убиваться. Смотри — похудела на 10 килограмм. Вы были просто любовники, два одиночества». Нет. Ты был (увы, был) самым дорогим, желанным. Когда было плохо, шутил: «Ладно, хоть не убили» восхищал своим искусством мастера-универсала, приподнимал меня на высоту богини, вселял веру в то, что «всё будет хорошо». Так и буду жить, как будто ты рядом. Ведь недолгой будет наша разлука.