Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга первая

Николь Галанина

Год назад Империя покорила вольнолюбивый город Кеблоно. Почти все его защитники перебиты, а на местных жителей смотрят с презрением и опаской. Юная Марта Сауновски, чудом спасшаяся во время штурма, и её лучший друг Бирр Кавер решают бросить Авалории вызов и вернуть утраченную свободу.

9 августа 2014 года, суббота, 09:19 РМ.

© Николь Галанина, 2017

ISBN 978-5-4485-9804-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Начало

11 Сээйра 3040 года по летоисчислению Авалории. Королевство Авалория (истинно — Империя), Центральные Провинции, Кеблоно.

Осада длилась уже два месяца. Толстая цепь имперских легионов окружила, тараня, ворота. Сверкали снопы пламени, свистели тяжёлые булыжники, роем в сгустившемся воздухе носились стрелы. Защитники не сдавались, они, неутомимые, лили на головы врагов раскалённую смолу и сыпали отравленными дротиками. Но имперцев было больше. Куда больше. И они, как и кеблонцы, были зажжены яростью. Они сильнее. Они победят. Город падёт, а что будет с ними всеми дальше… неизвестно. Ведь они — шпионы, дезертиры, предатели, опасные элементы, и все называют их так потому, что они просили самостоятельности! Немыслимо! Думая об этом, юная Марта Сауновски злилась ещё больше, чем только могли все эти самоуверенные мужчины, слепо полагающиеся на свою силу.

Марта стояла на крепостной стене, и налетавшие порывы сухого ветра шевелили ей волосы. Здесь было опасно; женщины и дети не допускались на такое близкое расстояние к «линии фронта», как выразился генерал Лист. Марта едва выдавила из себя слабую улыбку. Линия фронта… как смешно это звучит! Война идёт везде, начиная от осаждённых предместий и оканчивая запертыми пока воротами. Война — везде! И где они должны спрятаться, чтобы их пощадили? Марта поправила забрало шлема на лице, чтобы кто-нибудь из защитников случайно не узнал её. А такое могло случиться, ведь среди них было множество её знакомых, друзей её детства и друзей её юности. Она притворялась неким Саллином Саллуни, труп которого она вчера нашла во дворе соседей. И кто теперь скажет, что в центре Кеблоно безопасно? Злобно фыркнув сквозь зубы, Сауновски крепче стиснула арбалет. И прищурилась, ища среди чёрного месива врагов потенциальную жертву, благо что таких было много. Со своей стратегически выгодной позиции она застрелила уже немало имперских легионеров. Судя по шлемам с пышными султанами и плюмажами, слетевшим с их голов от мощной отдачи, некоторые из них были важными шишками.

Тем лучше. Многие из стоящих под их стенами воинов не стали бы идти на штурм, если бы их не заставила Королева Влеона и её муж, Принц Хевилона, Кларк. Достаться по заслугам должно их бессовестным прихвостням! Простой народ, подгоняемый плетью, идёт против своих же братьев — где это видано? Верно, только в Авалории, в этой несправедливой, мерзкой, себялюбивой стране!

Разгорячившись, Марта выпустила стрелу и поспешно пригнулась, чтобы уклониться от вражеского снаряда. Огромный булыжник тяжело пролетел у неё над головой и шлёпнулся на рыхлую землю под крепостными стенами. Она уже вся была изрыта глубокими воронками, похожими на кратеры Дьявольской Горы. Марта слышала, как кричат люди, не успевшие отбежать от распластавшейся над ними смерти, и эти крики ещё ярче разжигали неугасимый огонь, горевший в её душе.

–Саллуни, как тебе битва? — осведомился кто-то из воинов, подбегая к ней ближе.

В руках у него был зажат арбалет наподобие того, который держала Марта. Она узнала его голос: это говорил Бирр Кавер, её земляк. Она знала его с глубокого детства. Когда-то они, неразумные ребятишки, играли в войну, даже не подозревая, что однажды им придётся столкнуться с нею всерьёз.

Эта, настоящая, война была куда страшнее всех героических описаний, что Марта читала в книжках. Умные историки умалчивали о том, как противно разило кровью от недавнего поля боя, как вороны тучами усаживались на тела павших. Историки умалчивали о том, как безвинные люди гибли по зловещей случайности. Историки умалчивали о том, как больно давили на душу стоны умирающих, не говорили они и о том, как тяжело это: не иметь уверенности в будущем, не знать, что произойдёт с тобой и твоими близкими даже в следующую секунду. Обо всём этом им не рассказывали, зато жизнь, сама жизнь показала. Марта чувствовала, что слёзы ползут у неё по щекам, но она не пыталась отереть их. И взрослые мужчины порой давали волю рыданиям, когда находили в глубоких воронках от снарядов тела дорогих им людей. Она знала, что Кавер никак не отреагирует на её молчание. За то время, что фальшивый Саллин Саллуни провёл на укреплениях, он ни с кем не обменялся ни единым словом.

— Я понимаю, тебе паршиво, — проронил Кавер, выпуская стрелу из арбалета. — Я ненавижу Империю!

—Её все здесь ненавидят, Бирр, — горько усмехнулась Марта и быстро присела на корточки.

Тяжёлая арбалетная стрела прошила воздух у неё над головой и скрылась в воздухе, подёрнутом сизой дымной плёнкой. Она задыхалась от противного горьковатого запаха гари, набившегося в ноздри. Ей не нужно было оглядываться назад, чтобы понять, откуда он взялся.

Предместья Кеблоно горели. Дебллские ворота, которые по причине их ветхости охранялись лучше других, уже ходили ходуном под натиском врагов. Марта чувствовала, как земля содрогается у неё под ногами. Ей нечего терять: месяц назад вся её семья погибла под ударом тяжёлого камня, а она чудом выжила. Это был знак свыше, знак того, что она должна мстить. И она мстила бы, даже если бы родители и сёстры были живы. Она не могла терпеть издевательства над своим городом. Империя, сколь бы могущественна и высокомерна она ни была, не имела права трогать кеблонцев.

«Они заплатят за это, — с ненавистью думала Марта, посылая стрелы во врагов одну за другой. — Я клянусь всем, во что только верю, что они заплатят!!»

На крепостной стене возникло небывалое оживление. Воины со встревоженными лицами бегали туда-сюда, громко, суетливо переговариваясь. Большую часть их речей заглушал свист снарядов над головами, крики умирающих, раненых и рокот катапульт осаждающих, но Марте хватило и той ничтожной крупицы, что она услышала. «Кеблоно падёт уже завтра», — с ужасом поняла она, ощутив, как тревожно сжалось сердце.

Невдалеке забряцали доспехи: это командир внешней оборонной линии подбежал к их посту, «посту смертников». Именно здесь велось самое ожесточённое наступление, и защитники его должны были полечь все до единого. Не стоило и сомневаться, что Империя пощадит хоть кого-нибудь из них. Марта насупилась и крепче сжала арбалет: она ни за что не сдалась бы без боя. Она дралась бы до конца, если бы женщине позволено было стать командиром! Но всем управляют мужчины, мужчин всегда нужно слушать, даже если они несут откровенную чушь. С презрительной улыбкой на устах она обернулась к командиру, искренне сожалея, что не может поднять забрало и расхохотаться ему в лицо. Они все, так или иначе, умрут! Что терять, зачем говорить о тактике, стратегии, когда смерть уже дышит тебе в затылок?

— Так, ребята, — подозвал их к себе командир, — грядёт последний бой. Ворота вряд ли устоят до завтрашнего рассвета.

— — Мы знаем, Ваше Командирство, — стараясь изменить голос, ответила Марта. — Но нам-то что за дело? Мы все погибнем тут, ведь Вы, как я полагаю, знаете, что это пост смертников?

— Саллуни, не надо раньше времени сопли распускать! — рявкнул командир. — Вы ещё можете отступить на дальние укрепления, чтобы потом мы могли…

— Что, Вы предлагаете отдать Дебллские ворота имперцам? — вспылил Бирр Кавер. — Ну, уж нет, мы не отойдём отсюда ни на шаг, даже если нам придётся отдать жизнь за своё упрямство!

Солдаты, окружавшие их, согласно загомонили. Все, кто стояли на обороне этого места, истинно любили свою Родину, а прочие трусы, лицемерно снующие по безопасным участкам оборонительной линии, лишь прикрывали ложью своё равнодушие! Марта вдруг осознала, что только среди этих людей ей хотелось бы встретить свою гибель. Да, возможно, спустя годы никто и не вспомнит её имени, и род её прервётся, не оставив на земле и призрачного следа, зато её короткая жизнь будет полна смысла. На смерть!

— Смерть Империи! — завопила она, потрясая арбалетом в воздухе.

Истые патриоты подхватили её сумасшедший клич, и только командир промолчал. Марта видела, как на лбу у него собрались глубокие продольные морщины, словно ему неприятно было слышать проявления чужой преданности — той, которую ему никогда не получить.

— Вы не понимаете, — тихо сказал он. — Это — наш единственный шанс спасти Кеблоно! Мы должны оставить позиции и отступить к центру!

–А что будет потом, Ваше Командирство? — не утерпел Бирр Кавер. — Что потом? Мы отступим к центру, позволим Империи войти в город и укрепиться на наших позициях? Их больше, чем нас, их гораздо больше! Что мы будем делать, когда они отобьют у нас все важнейшие высоты: мы будем драться за каждую улочку и каждую разваленную хибару, пока нас не прижмут к ратуше и не вырежут, как свиней?

—Я и сам не знаю, юный Бирр, — пробормотал командир, — но иного пути у нас пока нет.

— Есть, — вздохнула Марта, — но мы уже не сможем воспользоваться им.

Ворота вновь угрожающе сотряслись, налетевший затхлый ветер бросил им в лицо горсти щебня. Отсюда, сверху, всем им было хорошо видно, как небольшая группа рабов-оборотней подбегает к запертым Дебллам с огромным тараном. Хоть в чём-то командир был прав: скоро ворота падут. Сегодня уже одна высота будет завоёвана. Марта ощутила, как плечи её начинают опускаться, в пылу битвы, когда нельзя было ослаблять бдительность!

О чём она говорит? Зачем эта бдительность, когда всё… пройдено, кончено, побеждено? Она целый месяц обманывала сама себя, в чужих доспехах сражаясь на линии фронта в самой горячей её точке, она думала, что спасает город… Но город уже готов сдаться, он держится только на мужестве своих защитников, а она, увы, не всегда такая уверенная и непреклонная, какой хочет казаться.

«Нельзя плакать!» — сердито подумала она, закусив губу почти до крови. Ещё всё можно исправить… сдаваться нельзя! Она должна мстить, пока кровь ещё течёт в её жилах! Она — Марта Сауновски, её дед был героем Великой Войны! И она не посрамит его памяти! Она действительно сильная!

— Вы должны оставить высоту! Плюньте на Дебллские ворота, подумайте о своих семьях! — в попытке урезонить вышедшее из-под контроля войско командир неосторожно произнёс запретную фразу.

Головы всех солдат, чем бы они ни были сейчас заняты, медленно повернулись к нему. Марта прочла в их глазах ту же боль, что целый месяц скрыто терзала и её. Ни у кого здесь не было родных; все они погибли от рук Империи. Защитники Дебллских ворот не имели в этой жизни никаких иных целей, кроме мести, и им было всё равно, сколь долго продлится их век.

— У нас больше нет никого, кроме нашей чести и нашего города, — тихо сказал Бирр Кавер.-Если мы послушаемся Вас, Ваше Командирство, мы потеряем и то, и другое.

И бой закипел снова. Они отказались подчиняться дезертиру, готовому продать родную землю ради призрачного шанса на спасение. И смертники вновь встали плечом к плечу, и вновь они вскинули арбалеты, подтащили к крепостным стенам котлы с кипящим маслом. Кровавая битва кипела вокруг, а Марта уже не чувствовала ничего, будто её телом управлял кто-то другой, а она оставалась безучастным наблюдателем. Ворота дрожали всё отчётливее, и, хотя она сбилась со счёта, стреляя во врагов со своей позиции, их не становилось меньше. Наоборот, казалось, что силы Империи неистощимы, в то время как защитники Кеблоно падают один за другим. Лишившись последней надежды, Марта прокричала в ухо стоящему рядом Бирру:

— Что нам делать? Как спастись?

— — Я думал, ты, Саллуни, ничего уже не ценишь, даже собственную жизнь, — пробормотал тот.-Я не командир, я только в детстве был стратегом, да и то, думаю, никудышным.

«Кто же, как не я, должен помнить об этом», — с усталой улыбкой подумала

— Неужели у тебя нет никакого плана?

— — Почему, есть, — Бирр выпустил ещё одну стрелу и отшатнулся, уклоняясь от другой.-Нужно сменить позиции; полки Империи уже переместились, чтобы мы не могли достать их.

— На Северной Стене есть катапульта, — вспомнила Марта.-Но у нас нет камней, нам нечем стрелять в них! А без катапульты наше перемещение не даст нам никаких выгод!

— Зачем же камни, — хитро усмехнулся Кавер, — когда у нас есть жидкий огонь!

— Жидкий огонь? — удивилась Марта.-О чём ты говоришь, Бирр?

— — Саллуни, неужели ты не слышал об этом? Империя совсем недавно додумалась изобрести это оружие, и мы были бы в неведении до сих пор, если бы не обнаружили его формулу у пленного офицера!

— Пленный офицер? — Марта удивлённо вскинула брови. Она не помнила, чтобы группа диверсантов под её началом захватывала в плен хоть кого-

— Мои друзья поймали его вчера у ворот. Пара часов пыток — и он расколется, как орешек, — довольно хмыкнул Бирр.-Он расскажет нам, как…

Но его слова прервал громогласный рёв вражеских труб. Удивлённая Марта молча смотрела, как осаждающие оттаскивают тараны от ворот, воины покидают свои места и спешат на холм Седьмого Креста — туда, где укрепились имперские легионы. Она не находила адекватного объяснения этому неожиданному отступлению до тех пор, пока не бросила взгляд на потемневшее небо. В жаркой схватке миновал день, и солнце уже скрылось за горизонтом. Множество суток уже прошло так: в бесконечном страхе за свою жизнь, за жизнь своих боевых товарищей. Марта старалась не привязываться ни к кому из них, ведь это было не только опасно, но и больно. А вдруг их не станет? Вдруг…

Приподняв забрало шлема, она ударила себя по лицу: говорят, что это помогает избавиться от стресса. И, да, помогло: на несколько мгновений боль притупила страх. Когда же дискомфорт исчез, рядом с нею присел Бирр Кавер. Она поспешно надвинула забрало обратно на лицо: ей не хотелось, чтобы он узнал её. Одним из главных недостатков Кавера было его трепетное отношение к особам женского пола. Он выгнал бы Марту с оборонительной линии, даже если бы она была здесь последним бойцом!

— Саллуни? — тихо окликнул он.-Ты спрашивал меня о пленном офицере, помнишь?

— Помню, — кисло подтвердила Марта.-Ты так и не сказал мне, что вы сумели узнать…

— Тебе лучше услышать это самому. На деле он не сказал ничего особенного, кроме своего имени. Думаю, нам следует попытать его ещё немного. Все имперцы слабые, они не умеют терпеть, ведь они не понимают, зачем им нужно молчать, когда можно рассказать всё и спастись. У них ничего важного в жизни нет, больше всего они ценят свою предательскую шкуру!

Марта сурово нахмурилась: её дед, Беонис Сауновски, был рождён в браке кеблонки и имперца. Но вслух она не сказала ничего, чтобы не возбудить случайно подозрений Бирра. Она замечала, что его косые взгляды, обращённые к ней, исполнены недоверия, и ей не стоило усиливать его.

— Так ты идёшь смотреть на офицера? — нетерпеливо спросил Бирр.-Надо пользоваться затишьем; вдруг этот пленник знает что-то, что могло бы спасти наш город?

«Вряд ли, — печально подумала Марта.-Кеблоно не спасёт никто, кроме нас, но наши силы уже истощились».

Тем не менее, она поднялась на ноги и последовала за Бирром вниз, во дворик, изрытый свежими следами падения двухтонных снарядов. На дне этих устрашающих воронок лежала спрессованная кровавая масса — тела тех погибших, которые ещё не успели убрать. Вороны с карканьем садились на трупы, погружая клювы в уже остывшую плоть. А ведь когда-то она была живой. Вот эта смешанная субстанция из крови, мяса и костей имела своё имя, свою жизнь, свои воспоминания. Но кто теперь может сказать, чем дышал этот человек? Его душа улетела в Измерение Мёртвых, улетела навсегда… раньше положенного срока. Вот она, война во всей её красоте! Что есть хорошего в битве? Потоки крови, сотни загубленных жизней… А кому-то нравится сражаться. Проходя мимо стенающей старухи в чёрном вдовьем одеянии, Марта вдруг испытала неимоверное желание подвергнуть пленного офицера зверским пыткам. Пусть попробует вынести хоть сотую долю того, что выносили здесь они! Чтобы скорее сократить разделявшее их расстояние, она ускорила шаг. Бирр, мрачный, как безлунная ночь, шёл впереди неё. Остановившись у противоположной стены, он рывком распахнул старую ржавую дверь и велел:

— Входи.

Марта вступила под мрачные чёрные своды, и мгла обволокла её непроницаемым чёрным плащом. Спустя пару секунд она сумела различить над собой скобу с потухшим факелом, оплетённые плесенью стены и извилистый земляной коридор, уводящий куда-то вглубь городских укреплений. Протиснувшись мимо неё, Бирр твёрдо взял её за руку и повёл за собой. Он ориентировался в этой темноте так свободно, словно родился здесь. Следуя за ним, Марта безмолвно удивлялась.

Шаг за шагом в гнетущей темноте начинал действовать ей на нервы. Когда вдали показался свет и послышались громкие мужские голоса, она так обрадовалась, что сердце чуть не выскочило у неё из груди. Наконец-то, люди! Марта стремительно проскользнула в кружок света следом за Бирром…

И зажмурилась: тусклых лучей затухающих факелов оказалось достаточно, чтобы временно ослепить её. Пока девушка приходила в себя, Бирр непринуждённо болтал с охранниками. В черноте, окружавшей её, его голос казался потусторонне далёким.

— Что, молчит? — спросил он.

— Если бы!

Этот знакомый раскатистый бас принадлежал Весту Айрену. Вест, ровесник Марты и Бирра, когда-то тоже был товарищем их детских игр. Тогда он брал на себя роль палача: у него лучше всех получалось казнить кексы резким взмахом кухонного ножа. Вспомнив о его невероятной силе, Марта представила себе, каково сейчас приходится офицеру, и про себя злорадно усмехнулась.

— Однако крепкий пленник попался! — удивлённо воскликнул Бирр. — Я думал, он уже поёт, как канарейка.

— Поёт, — подтвердил ещё один друг детства Марты, Венис Упульма. Много лет назад он в их играх исполнял роль тюремщика. — Только песни его состоят из брани. Этот офицер клянёт нас так, как не всякий неварец сможет!

— Пригрозите ему, что вырежете его грязный язык или зальёте ему в глотку расплавленный свинец! — свирепо фыркнув, предложил Бирр. — Тогда заговорит!

— Я был бы глупцом, если бы уже не пытался выбить из него информацию угрозами, — сумрачно хмыкнул Вест. — Офицер плюнул мне в лицо и ответил, что мы не сделаем этого, ведь именно из-за его языка мы сохраняем ему жизнь. Вообще, впервые вижу такого наглого имперца. Он ничего не боится.

— А вот теперь мне действительно хочется взглянуть на него, — проговорил Бирр. — Саллуни! — позвал он. — Идём!

Решив, что теперь можно открыть глаза, Марта несмело взглянула на мир. Вест и Венис, оба здоровенные амбалы ростом под два с половиной метра, стояли на страже единственной подземной камеры. За костяной решёткой, забрызганной свежей кровью, клубилась чернота, и потому девушка не могла разглядеть ни темницу, ни сидящего в ней пленника. Зато до её ушей доносились цветистые имперские проклятия, исполненные такой ненависти, какую Марта никогда не слышала ещё в голосах своих врагов. Видимо, этот офицер был предан своей Короне так же, как и они преданны своему городу.

Отлично, теперь у неё появился ещё один мотив убить этого мерзавца медленно и с наслаждением. Придется, наверное, вставать в очередь, поскольку Вест, Бирр и Венис тоже мечтают приложить руку к этому благому деянию. Между прочим, палач и тюремщик уже успели осуществить часть своей мечты: Марта заметила пятна свежей крови у них на доспехах. «Интересно, сколько же ещё осталось жизни в этом офицере?» — отвлечённо подумала она.

Судя по его фанатичной ругани, жизни в нём достаточно. Куда больше, чем в любом из них.

— Саллуни! — нетерпеливо позвал её Бирр. — Ты не можешь пропустить это зрелище!

Девушка торопливо подбежала к ним, бряцая своими старыми, забрызганными кровью латами. Вест снял с пояса ключи, вынул из скобы факел и отворил камеру. Тускло-оранжевый круг света упал на земляной пол. Четверо товарищей медленно, по одному, протиснулись в узкие двери и встали плечом к плечу, внимательно изучая прикованного к стене пленника.

Марта поражённо вздохнула. Вглядываясь в это лицо, она изумлённо повторяла про себя: «Как же он молод…»

Офицер, сидевший прикованным у дальней стены подземной камеры, казался немногим старше Марты: на вид ему было около девятнадцати лет. За время, что он провёл в заточении, его новенький дорогой мундир с высоким стоячим воротничком и блестящими эполетами истрепался и испачкался. Ещё не высохшая вишнёвая кровь, как пролитое вино, темнела на шитых золотом рукавах, стекала по выпуклым серебряным пуговицам. Кажется, офицера больше беспокоило состояние его мундира, чем собственная жизнь: Марта видела, с каким недовольством и яростью он косится на кровавые дорожки, словно обвиняя собственный организм в том, что тот не может залечивать раны моментально. Пару раз юноша дёрнул рукой, пытаясь стряхнуть с коленей пыль. Но кандалы мрачно звякнули, и его ободранная до крови ладонь уныло повисла. Он смерил вошедших людей испепеляющим взглядом, от которого Марте даже стало немного не по себе. Впрочем, в то же мгновение страх сменился возмущением. Пленный офицер в своём новеньком мундире выглядел куда внушительнее, чем они, облаченные в древние, запачканные кровью латы. «Но сейчас он в проигрыше, — злорадно подумала девушка. — Ему придётся признать, что он повержен».

— Вот он, наш пленник, — с нескрываемой издёвкой в голосе проговорил Вест Айрен. — Поздоровайся, мальчик, не стесняйся. Они пришли пытать тебя.

Офицер гордо вскинул голову, нагло выпятив подбородок. Черты его побледневшего лица презрительно исказились, а из его горла вырвалось:

— Ещё чего захотел!

— Венис! — повелительно крикнул Вест.

Упульма, как ветер, подскочил к пленнику и затянул кандалы у того на руках. Послышался неприятный хруст, как будто от ломающихся костей, и прикованный офицер побледнел ещё больше. Сквозь алое сукно мундира у него на запястьях проступили кровавые дорожки. Но он не шевельнулся, он не произнёс ни звука. Хотя Марта возненавидела пленника в ту же минуту, когда узнала о его существовании, она не смогла отвергнуть от своей души уважение к нему. Сильные люди всегда испытывают друг к другу почтение, даже если они — смертельные враги. А Марта привыкла считать себя сильной.

— Ну, теперь будем разговаривать вежливо? — кровожадно осведомился Вест. — Думай быстрее, парень, не то мы с Венисом решим всё за тебя.

На этот раз офицер не удостоил их даже беглым взглядом. Отвлечённо изучая кровавые следы на своём мундире, он молчал.

— Венис, теперь неси сюда расплавленный свинец, — велел Вест, подходя к пленнику.

Упульма как будто испарился: неслышно и незримо он сбегал за чаном со свинцом и так же незаметно вернулся. Офицер искоса стрельнул взглядом в сторону чана. Марта заметила, что в его тёмных глазах отразилось истинное презрение, словно он был палачом, а они все — пленниками.

— Лей ему на физиономию, — приказал Вест. Обращаясь к офицеру, он с притворным сожалением произнёс: — Эх, парень, если ты выживешь, у тебя возникнут немалые проблемы с выбором жены…

— Я не боюсь никого из вас, предатели, — высокомерно выплюнул пленник и обвёл их дерзким взглядом.

— Ух ты, я и не знал о себе таких подробностей! — вдруг заговорил Бирр. Повернувшись к Венису, он попросил: — Пока не трогай. Я хотел бы поговорить с ним о формуле жидкого огня…

Впервые Марта увидела, как по лицу пленника протянулась гримаса сожаления. Впрочем, в следующее мгновение он уже взял себя в руки и процедил сквозь зубы:

— Без меня вы не сможете воспользоваться формулой, у вас не хватит ума расшифровать её самим.

— Ты думаешь? — удивился Бирр. — Хорошо, я понял, что ты молишь о пощаде. Но, знаешь ли, в нашем войске есть умные люди, ты далеко не единственный в стране, кто умеет смешивать эликсиры. Я могу приказать этим ребятам, — он махнул рукой в сторону Веста и Вениса, — убить тебя, и они сделают это с радостью. Но, если ты расскажешь нам, что ты делал вчера под нашими стенами, я пощажу твою жалкую жизнь, хоть она того и не стоит.

— Я не предатель и не трус! — проговорил офицер. — Я не такой, как вы.

— Верно, ты мерзавец, а мы — нет, — вклинился Вест. — Хватит, Бирр, этот гад всё равно ничего не скажет. Давай убьём его!

Марта молча смотрела, как медленно склоняется голова Кавера в знак согласия, как Венис с готовностью подтаскивает чан со свинцом к пленнику. Офицер вздохнул, закрыл глаза и пробормотал себе под нос несколько ругательств. Даже перед лицом смерти он не желал сдаться.

— Будьте вы прокляты, все вы, — отчётливо сказал он и снова смерил своих тюремщиков испепеляющим взором.

— Спасибо на добром слове, — язвительно протянул Бирр. — Пора кончать с ним, ребята.

Марта оставалась так же нема и неподвижна, хотя голос жалости внутри молил её заступиться за пленника. Но зачем? Зачем? Ведь он — надменный, отвратительный вражеский воин, его смерть стала бы маленькой отплатой за гибель всей семьи Сауновски! Нельзя было щадить противников только потому, что у них длинный язык, железная выдержка и красивые глаза. Нельзя! Настоящие защитники Кеблоно, те мужчины, на которых ей хотелось равняться, так не поступают!

Но внутри Марты уже проснулась чуткая и добрая женщина. Девушка печально вздохнула: «Наверное, я схожу с ума» и, сдёрнув шлем с головы, бросилась к офицеру.

— Оставьте его в покое! — закричала она, расталкивая товарищей в стороны.

Глаза Бирра изумлённо округлились, у Веста отвисла нижняя челюсть, а Венис едва не вылил на себя расплавленный свинец. Лицо офицера тронула надежда, когда он всмотрелся в Марту и понял, что она решительно встаёт на его защиту.

— Сауновски? — одновременно выдохнули друзья её детства. — Ты?!

— Я, — мрачно признала девушка. — Не смотрите на меня так! Моя семья погибла, мой город таранят имперцы! Я не могла не воспользоваться шансом и не пойти оборонять свои родные стены!

— Но… твоей жизни грозит опасность! — возмущённо вскрикнул Бирр. — Марта, женщины не должны находиться на линии фронта! Уходи отсюда, а мы пока разберемся с офицером!

Мягко взяв её под локоть, Бирр осторожно подтолкнул её к выходу. Но Марта упёрлась, крепко схватившись за скользкие от крови кандалы имперца. Пленник сквозь зубы взвыл от боли. Вздрогнув, Марта на секунду ослабила хватку, но, стоило Бирру сжать её руку крепче, как она вновь твёрдо сомкнула пальцы.

— Не пойду! — твердила она. — Я хочу поговорить с пленником наедине!

Переглянувшись у них за спиной, Вест и Венис раскатисто расхохотались. Марта поняла, что значит этот смех, и невольно залилась стыдливой краской. А офицер снова вызывающе ухмыльнулся.

— Марта, нельзя, — возразил Бирр, не отпуская её руки, — это запрещено!

— Отстань, Кавер! — крикнула она. — Я всё решаю сама! Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я лишу вас удовольствия убить пленника собственноручно!

В доказательство своих слов она продемонстрировала им блестящий стальной ножик. Острое, как бритва, лезвие зависло над горлом офицера. Мужчины затаили дыхание, с ужасом наблюдая, как пальцы Марты начинают разжиматься.

— Нет… — вздохнул Кавер.

Вест стремительно шагнул к ней, и ножик повис, качаясь, сдерживаемый только её согнутым указательным пальцем.

— Марта, положи нож, — прерывистым голосом попросил Вест.

— И не подумаю, пока вы не сделаете то, что я велела, — хмыкнула девушка. — Не пытайся приблизиться! Если хоть кто-то из вас подойдёт ко мне, пленник умрёт.

Она не могла не испытывать внутренней гордости, наблюдая за тем, как мужчины обречённо обмениваются взглядами. Она победила их, но они, в силу своей гордости, не признавали это столько времени, насколько у них хватило терпения.

Наконец, Бирр первым выпустил её руку и отступил назад.

— Хорошо, — выдохнул он. — Идём, ребята. Думаю, Марта не станет делать то, что ей запрещено.

— Слышала? — злорадно рассмеялся Вест. — Не надо давать ему поблажек, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Я не обнимаюсь с врагами, Айрен, — жёстко возразила она.

— Я лишь предупредил, — с невинным видом произнёс тот. — Ты же знаешь, женщины легко поддаются на уловки красивых парней в мундирах…

— Пошёл прочь, — оборвала она его, пресекая, таким образом, все дальнейшие споры.

Трое парней неохотно потопали к выходу. Вест уносил факел с собой: это была одна из очередных его провокаций, и Марте пришлось повестись на неё, иначе она осталась бы наедине с офицером в темноте.

— Вест! — злобно крикнула она.

— Я думал, вам не понадобится освещение, — спокойно ответил Айрен, но всё-таки воткнул факел в скобу и вышел из камеры следом за Бирром. — Когда тебе наскучит общество нашего пленника, позовёшь нас! — напутствовал он её и скрылся в коридоре.

«Если ты расслышишь мой зов», — подумала Марта. Вест Айрен был туговат на ухо с тех пор, как в детстве случайно забрёл в зону магического усиления звука. Впрочем, сейчас его глухота служила Марте хорошую службу: палач не мог услышать, о чём она будет говорить с пленником.

Если из этого пленника получится выдавить хоть слово. Отвернувшись, офицер хранил гордое молчание. Струйка крови текла у него по лицу. Хотя Марте нестерпимо хотелось стереть её, она невероятными волевыми усилиями заставляла себя стоять на месте. Если товарищи сейчас тайком наблюдают за ней (а они, разумеется, делают это), потом она не сможет убедить их, что вид крови вызывает у неё тошноту. Воспоминания о погибшей семье вернулись, стоило ей взглянуть в глаза офицеру. И это вновь разожгло в ней огонь, это вновь заставило её взять себя в руки.

— Как тебя зовут? — деловито осведомилась она.

Пленник чуть заметно шевельнулся.

— Ноули Виллимони, — по-военному чётко отрапортовал он. — У тебя есть ещё вопросы, или ты пришла посмотреть на меня?

— Таких негодяев, как ты, я вижу каждый день с Дебллских укреплений, — сухо ответила Марта. — Это нельзя назвать захватывающим зрелищем. Виллимони — знатная фамилия. Ты сам дослужился до офицерского звания, или родственники помогли?

О, как приятно ей было видеть на физиономии Ноули пламя возмущения! Она была уверена: если бы его не сдерживали цепи, он задушил бы её за возникшие подозрения.

Однако офицер был скован, и поэтому ему пришлось ответить:

— Я добился всего сам! Её Величество Влеона собственной персоной даровала мне отличительные воинские знаки!

— И чем же ты заслужил её милости? — стараясь скрыть бушевавшее внутри презрение, спросила Марта.

— Я воевал под стенами вашего предательского города, на моих руках-кровь сотни твоих сотоварищей! Вы спекулируете оружием, продавая его вражеским странам, ваши шпионы собирают информацию для наших заморских противников! Я поклялся ненавидеть вас, подлых продавцов собственной родины!

Пока мальчишка говорил эти крамольные вещи, Марта видела, что в его глазах проскальзывают молнии, а впалые щёки наливаются яростным румянцем. Он верил в эту низкую, мерзкую, подлую ложь! Как же она пожалела, что не позволила Бирру, Весту и Венису убить его! Чан всё ещё стоял здесь, но её сил не хватило бы, чтобы поднять его и вылить его содержимое на пленника. А ей так хотелось бы увидеть, как он скорчится в смертельной агонии! Ей хотелось заставить его прочувствовать истинную боль…

Но она была всего лишь слабой женщиной, к тому же безоружной: свой меч и арбалет она оставила на пороге тюрьмы, а Вест, Венис и Бирр, уходя, отобрали нож, словно боялись, что она убьёт пленника, едва оставшись с ним наедине. Поэтому ей не оставалось ничего иного, кроме как размахнуться и отвесить Виллимони знатную пощёчину.

Голова его резко мотнулась вправо, из губы потекла кровь. Марта с удовольствием наблюдала, как на его щеке медленно появляется пунцовое пятно от удара, в который она вложила всю свою силу и всю свою ненависть к нему.

— Слушай меня, гадкий имперец! — рявкнула она, сжав кулаки. — Не смей говорить о нашем городе такие вещи! Кеблоно никогда не предавал свою Родину; наши уроженцы служили Короне по мере своих сил, пока та не стала ущемлять наши права! Мы были автономной республикой в составе Авалории, но тут в министерское кресло сел Гай Фолди! Он подбил Короля и Королеву напасть на нас без предупреждения! Но, как бы вы ни были ненавистны нам, мы не стали бы предавать свою Родину, сотрудничая с иностранцами! Предатели — вы, убийцы собственного народа! Запомни это, Ноули Виллимони!

Виллимони молчал, прожигая её насквозь скептическим взглядом.

— Я не знал об этом, — холодно обронил он.

— Жаль, — в тон ему ответила Марта. — Я ненавижу тебя всей душой.

— Я тебя тоже, — хмыкнул офицер и дёрнулся, отгоняя залетевшую в камеру муху.

Покружив над ним, муха беззастенчиво уселась на свежую рану на его лбу. Ноули нервно ёрзал в своих кандалах, но не смел просить врага о помощи. Эта картина напомнила Марте о семье: тело Лении, забросанное обвалившимися балками и расколотыми кирпичами, лежит на чёрной земле, и жужжащие мухи витают вокруг. Мухи, эти гадкие падальщики, пьют вытекающую из ран кровь, а перепуганная Марта стоит рядом, парализованная ужасом.

Она резко встряхнула головой: на мгновение ей показалось, что она вернулась в прошлое вновь, и мухи облепляют не противного офицера Виллимони, а её близких людей. «То, что было — прошло», — мысленно сказала она себе и отогнала муху от раны врага.

Взгляд Ноули показался ей удивленным, и — на полчуточки — благодарным.

— Зачем? — глухо спросил он.

— Не знаю, — коротко ответила Марта. Помолчав, она спросила: — Теперь, после моих слов, ты ещё считаешь нас бандитами и спекулянтами?

Ноули долго собирался с мыслями, а она, как дура, втайне надеялась, что его ответ будет отрицательным. Но он поднял голову и твёрдо ответил:

— Да.

— Зря, — прошелестела Марта. — Я поняла, что ты мог бы быть толковым парнем. Отстаивай ты с нами Кеблоно, я стала бы твоим другом. Но Империя испортила тебя. Прощай.

— Ты собираешься убить меня? — заинтересованно спросил Виллимони.

Она не услышала в его голосе и капли страха, словно он даже был рад наконец-то отправиться в Измерение Мёртвых. Нет, этот парень определённо достоин некоторой доли уважения — хотя бы за своё непоколебимое мужество. Марта шёпотом спросила:

— Ты не боишься?

— Не боюсь, — самоуверенно ответил Виллимони. — Я вижу, что умру от руки справедливого человека — о твоих товарищах этого не скажешь. Ну, что ты медлишь? Я же твой враг, убей меня!

— Мои товарищи — замечательные люди, — свирепо отрезала Марта. — А убивать тебя я не стану. Мне не хочется пачкать руки о такую крысу, как ты. Пусть Вест и Венис уморят тебя пытками, мне всё равно.

— Я думал, у тебя хватит смелости сделать это самой, — издевательски рассмеялся офицер. — Оказалось, ты всего лишь трусливая слабая девчонка.

Против её воли внутри неё разгорелся яростный огонь. О, если бы она была глупее, она уже незамедлительно повелась бы на эту грубую провокацию и задушила бы парня даже без перчаток. Но Марте хватило сообразительности, чтобы распознать блеф, взять себя в руки и успокоиться. Она постаралась улыбнуться офицеру с тем же презрением, с каким он улыбался ей.

— Да, я девчонка, — проговорила она, — но я не слабая и не трусливая.

Офицер вновь промолчал: то ли он не хотел, то ли не знал, что ответить ей. Печально вздохнув, Марта отстранилась от него. Почему-то ей совсем не хотелось уходить; ей казалось, что Виллимони только ей раскроет секретную формулу жидкого огня.

В наступившей тишине неожиданные слова пленника удивили её. Впервые она не слышала в них ни капли привычного яда, он говорил с усталой мольбой:

— Слушай… Сауновски, ведь так?

Она утвердительно кивнула. Облизнув пересохшие губы, Виллимони торопливо заговорил:

— Знаю, мы враги. Но у вас тоже принято исполнять последнее желание умирающего! Возьми у своего дружка Айрена фиолетовый мешочек с печатью «КМЛ» и передай его девушке по имени Байна Санна, она должна жить в этом городе на улице Серебряных Колоколов, в девятом доме.

— Я не стану делать это, — отрезала Марта. — Ты враг мне, а твоя девушка проживёт и без твоих денег.

— Это не деньги! — воскликнул офицер. — Это… это — её шанс спастись из Кеблоно! В мешочке лежит имперский пропуск на моё имя и на имя всех моих родственников. Я сам назвал бы себя гадом и трусом, если бы бросил свою сестру в беде. Пожалуйста, Сауновски, я не смогу умереть спокойно, пока Байна будет в опасности! Я надеялся, что смогу проникнуть в город и вывести её, а теперь… — вздохнув, он снова нацепил маску самодовольной наглости и фыркнул: — Что ж, было бы глупо надеяться на помощь бандитки. Забудь и уходи отсюда.

— И ты будешь мне приказывать? — Марта не прекращала поражаться наглости этого офицера. — Ты — пленник!

— Пленники — все мы, — загадочно ответил офицер. — Кто-то — физически, а кто-то — морально. Вот ты, например, сидишь в оковах своей узколобости и агрессивности и даже не желаешь высвободиться из них. Бросать вызов Империи нельзя, Сауновски. Ты плохо кончишь, помяни моё слово.

— Не собираюсь, — высокомерно ответила она, — ведь ты не пророк и не умеешь читать судьбы. Прощай, Ноули Виллимони. Пусть твоя смерть будет мучительной.

Офицер молча зыркнул на неё исподлобья и снова дёрнулся: муха уселась к нему на сломанные запястья. Но в этот раз Марта не стала помогать ему. Он — её враг, она должна ненавидеть его всей душой, как ненавидит его собратьев, что толкутся под стенами Кеблоно. Странно, но ей казалось, что Виллимони не похож ни на одного из тех пленных имперцев, что они раньше пытали в тюрьмах. В этом офицере было что-то… необычное…

Даже если бы он был последней интересной личностью во всех трёх Измерениях, Марта не пощадила бы его. Круто развернувшись, она подошла к решётке и требовательно забарабанила по ней. Вест и Венис возникли в коридоре так неожиданно, будто перенеслись сюда по воздуху. Ключи звякнули в воздухе, ухмылки возникли на лицах парней, и вот уже она протолкалась мимо их здоровенных туш на волю. Только очутившись за пределами камеры Виллимони, она прочувствовала в полной мере радость свободы. Там, вокруг пленника, витал запах крови, страдания и страха. Она бы сошла с ума, если бы осталась рядом с ним ещё пару минут. Но в то же время ей не хотелось покидать его. Разговор с Ноули ещё ярче разжёг пылавший в ней огонь фанатизма. Марта не знала, почему, но этот офицер своими наглыми выходками заставлял её чувствовать себя живой. За два месяца осады она настолько привыкла к военным будням, что уже почти перестала тратить нервы хоть на что-нибудь. Наверное, она стала бы безразличным ко всему кремнем, если бы не встретила Виллимони. Да, он — враг, но это не мешало ей уважать и ненавидеть его одновременно. Жаль только, что не все её друзья были способны понять эти странные чувства.

— Что, понравился парень? — деловито осведомился Вест, запирая камеру.

Из-за решётки послышалось многозначительное покашливание: Виллимони внимательно ловил каждое их слово. Марта презрительно сморщилась:

— Думаю, нет. Этот пленник — редкостная скотина, которая, наверное, даст фору даже Гаю Фолди.

— Ты оценила нашего мальчика слишком высоко, — рассмеялся Венис. — Да, он мерзок, но до уровня министра всё же не дотягивает.

— Даже если бы он был Принцем, это не повлияло бы на его судьбу, — неумолимо пророкотал Айрен. — Ты согласна казнить его? Поверь, он заслуживает этого.

Марта молчала, нерешительно поглядывая в сторону опущенной решётки. Она должна была дать утвердительный ответ, она должна переступить через свою жалость! И почему же она не может быть такой твёрдой и уверенной в себе, как парни? Видимо, они правы, и женщины действительно не умеют воевать.

«Что ж, — вздохнула она, — я принадлежу к слабому полу по праву рождения, и даже самое сильное желание не превратит меня из девушки в юношу. Значит, мне не стоит противиться своему сердцу: вдруг в следующий раз оно уже не сможет посочувствовать?!»

Эта мысль испугала её, вонзившись в душу ледяными осколками. Подняв взгляд на сумрачные лица Веста и Вениса, пересечённые шрамами-близнецами, она тихо проговорила:

— Оставьте Ноули в живых.

— ЧТО?!

Одинаковые физиономии друзей исказились в одинаковых удивлённых гримасах. Наконец, Айрен первым сумел отойти от шока. Когда он заговорил, его привычный бас неожиданно сорвался на мальчишеский тенор от волнения.

— Марта, твой Ноули — имперец! Он убил бы нас, попадись мы ему в руки! Что такого он сказал тебе, раз ты вдруг сжалилась над ним?

— Он лишь ослеплен, — твёрдо произнесла Марта. — Империя ввела его в заблуждение фальшивыми историями о наших преступлениях! Он… он не виновен.

— Марта, иногда ты поступаешь как последняя дура, — недовольно пробурчал обычно спокойный и неразговорчивый Венис. Марта поняла, что её поведение начинает всерьёз раздражать друзей, иначе Упульма не отчитал бы её. Но их осуждение не сумело поколебать её решимость.

— Пусть Ноули и имперец, пусть он и враг, пусть я и дура, но я буду настаивать на том, чтобы вы оставили его в живых. Он действительно невиновен, он стал жертвой обмана. Я вижу это!

— Ты — девчонка, а девчонкам легко задурить голову, — усмехнулся Вест. — Даже Бирр признал, что твои суждения не всегда бывают верными, как у нас, у мужчин, — последние два слова он отпечатал, будто на станке, зная, что ему удастся задеть самое слабое место Марты. — Иди отсюда, а мы уж сами разберёмся, виновен твой «замечательный» офицер или нет. На нас не подействуют печальные вздохи и умоляющие взгляды.

— Вест, ты… — она задохнулась от возмущения. — Не смей так думать обо мне! Я не тряпка, я не поведусь на такие грубые уловки!

— Я допускаю, что они могли быть и тоньше, — улыбнулся Айрен. Он хотел было сказать ещё какую-нибудь колкость, но, заметив, как изменилось её лицо, благоразумно решил промолчать. После пары секунд, улетевших в Вечность в тишине, он сказал уже серьёзно: — Марта, иди. Бирр ждёт тебя у Дебллских ворот.

— А Ноули?

— О твоём Ноули мы позаботимся, не волнуйся, — нетерпеливо бросил Венис. Кажется, ему уже не терпелось спровадить Марту отсюда.

Но она не могла уйти: ощущение невыполненного долга тяготило её душу. Всмотревшись внимательнее в суровые, грубые, как будто высеченные из камня, черты Айрена, она вспомнила о словах офицера и несмело попросила:

— Вест, отдай мне ту вещь, которую забрал у пленника.

Брови друга поражённо собрались домиком на его горбатой переносице.

— С каждой минутой ты поражаешь меня всё больше, — шёпотом произнёс он. — Почему я должен отдавать тебе вещь офицера? Он сам заберёт её, если, конечно, сможет…

— Он просил меня, Вест, — так же тихо ответила Марта. — Ты прав, он может умереть. А просьбы умирающих исполняются по закону чести! Все в Авалории соблюдают его! Виллимони хотел, чтобы я взяла из его мешочка имперский пропуск и отдала его сестре. Он пытался вывести её из Кеблоно, спасти её! У него тоже есть сердце, Вест…

— Слезливая сказка для доверчивых девушек вроде тебя, — нагло улыбнулся палач. — Марта, неужели ты готова верить всему, что говорит имперец? Они обманывают с той же лёгкостью, с какой просыпаются по утрам!

— В некоторых случаях, — вздохнула Марта, — даже имперцы бывают честными. И этот случай — один из таких.

— Хорошо, хорошо, я понял, — гримаса неудовольствия исказила лицо Веста, когда он запустил руку в свой глубокий карман в поисках мешочка офицера. — Только предупреждаю тебя: ты ещё пожалеешь о своём благородстве.

— Айрен, — железным тоном промолвила Марта. — Ты должен!

— Ах, да, я, как один из последних представителей вымирающего рода честных и справедливых дурачков, должен помогать своему врагу потому, что того требует старинный неписаный закон, который уже никто, кроме нас, не соблюдает! — неожиданно взорвался Вест. — Забирай этот мешок, чтоб глаза мои его не видели!

Резким движением вытащив из кармана грязный фиолетовый свёрток, он швырнул его Марте в руки. Девушка пораженно хлопала глазами: она никогда не видела Веста, спокойного, язвительного, немного надоедливого добряка Веста в такой ярости. «Война вытянула из нас все наши силы, — осознала она. — После того, как наша родина предала нас, мы никому не можем поверить вновь. Из-за этого нам так плохо, из-за этого мы теряем остатки самообладания. Я тоже уже не та, кем была ещё месяц назад…»

Вест переводил дыхание, медленно поглаживая рукоятку меча. Бросив мимолётный взгляд на вздувшиеся голубые вены у него на массивных кулаках, Марта представила себе на миг, что может случиться, если он выйдет из себя, и мысленно содрогнулась от леденящего кровь ужаса. Война — это война, здесь нельзя доверять даже тому, кто плечом к плечу с тобою рядом обороняет родной город. Ведь однажды Кеблоно предали те, от кого предательства вовсе не ждали. Марта с грустью всмотрелась в фиолетовый мешочек офицера, лежащий у неё на ладони, будто крохотный беззащитный ребёнок. И неужели предсмертная просьба врага стоила ссоры с другом? На какой-то момент ею овладела непростительная слабость, и она захотела вернуть свёрток Весту, чтобы он простил её. Ведь, забери она вещь офицера, друг окажется потерян для неё навсегда…

«Иногда приходится жертвовать даже тем, что тебе дорого», — решительно сжав губы, подумала Марта и крепче стиснула мешочек в кулаке.

Она видела, как огорчённо опускаются массивные плечи Айрена. В одну секунду он из взрослого, сильного человека превратился в оскорблённого, задетого рёбенка, и в эту секунду ей стало истинно жаль его. Но она не отступила бы от принятого решения ни в коем случае. Она обещала офицеру позаботиться о его сестре. Вест перестал бы уважать её, если бы она не сдержала данного слова и бросила беспомощную невинную девушку на произвол судьбы. Пусть злится. Со временем он поймёт, что она поступила правильно.

— До встречи, Айрен, — одними губами проронила Марта.

— Прощай, — медленно, хором ответили Вест и Венис.

Но она не слышала в их словах прежнего доверия и дружеского участия. Сознавать, что дорогие люди беззаботного детства теперь потеряны для неё навсегда, было невыносимо тяжело. Сказать, что ей было больно, значит не сказать совсем ничего. Покидая подземные тюрьмы в страдающем одиночестве, с едва тлеющим чадным факелом в руках, она чувствовала, как жгучее раздражение режет глаза. Но то было вызвано не едким дымом, а внутренними терзаниями. Лишь однажды в жизни она чувствовала себя так же плохо, как и сейчас: тогда, когда потеряла семью. Однако былую боль было не сравнить с нынешней. От той, первой, лекарством выступала месть, а здесь и сейчас она не знала, что нужно сделать, чтобы исцелить свою душу. И уже в который раз Марта с сожалением подумала: а стоили ли этот нахальный выскочка-офицер и его сестра принесённой жертвы, ведь они даже не отблагодарят её?

Крепче сжав мешочек в кулаке, она упрямо вскинула голову в том жесте, который, она знала, раздражал многих, и тихо, но твёрдо произнесла, убеждая саму себя:

— Да. Я всё сделала так, как от меня требовали моя честь и моя совесть, пусть офицер и не заслуживал моей помощи.

Холодный пронизывающий ветер, налетевший со стороны Седьмого Креста, помог ей привести эмоции и мысли в порядок.

«Всё, хватит сомневаться. То, что сделано, уже сделано, а возврата в прошлое не существует. Следовательно, хватит забивать себе голову пустыми проблемами и перегружать сдающие нервы. Мужчины всегда думают, что их поступки правильные, так почему же женщины не имеют этого права?»

Марта закусила губу, вновь надела шлем и опустила забрало на лицо. Сейчас, находясь в безликом железном панцире, она будет такой же, как и окружающие её смертники — равным с ними мужчиной. Пусть Бирру, Весту и Венису известна её тайна, но они её не выдадут. Значит, она сможет достойно умереть на страже Дебллских ворот, когда имперские легионы двинутся на штурм на рассвете.

Подняв голову, Марта пристально всмотрелась в раскинувшееся над ней чистое тёмное небо. Сколько лет прошло с тех пор, когда она, ещё ребёнок, видела наверху лёгкую руку Магии и верила, что её защита здесь, рядом? С тех пор многое изменилось; Марта повзрослела и узнала жестокость и несправедливость этого холодного мира. Теперь она не могла признать существование Магии, ведь то, что происходило с нею в последнее время, было слишком тяжело, чтобы в это можно было поверить, чтобы это можно было принять. Казалось, с течением лет сверхъестественное вмешательство в её судьбу самоустранилось, точно чья-то повелительная рука, в короткие мгновения из родственно тёплой сделавшаяся недружелюбно холодной, вытолкнула её в большой мир безо всякого права на поддержку. Это научило Марту быть сильной и полагаться только на себя. Всегда ей удавалось выпутываться из проблем самой, но именно в это мгновение, когда неминуемая смерть дышала в затылок, она вновь ощутила себя беспомощной и слабой. Где же Великая Госпожа Магия, когда она так нужна? Марта знала, что её слезы сейчас неуместны и выглядит она глупо и жалко, но остановиться не могла. Впервые за долгие месяцы, прошедшие с момента гибели семьи, она дала волю чувствам. Неделю за неделей она убеждала саму себя, что она сильная, она справится, но в эту минуту вдруг осознала, что целый месяц занималась самообманом. Она казалась бесстрашной, она сражалась на передовой наравне с мужчинами, она теряла друзей, получала раны, попадала в смертельные опасности, но сегодня она проиграла. Разговор с Ноули Виллимони стал для неё последней каплей. Он поклялся ненавидеть всех кеблонцев,…но что плохого они сделали ему, чтобы у него появился достойный повод произносить такие громкие слова? ПОЧЕМУ?! От осознания всей униженности своего положения Марте вновь захотелось заплакать. Вспоминая вновь и вновь колючие слова пленного офицера, она горестно недоумевала про себя: «Неужели мы действительно так плохи? Мы были обычными людьми, пока мерзавец Фолди не развязал войну и не восстановил против нас жителей Авалории! Теперь нас ненавидят все, хотя мы заслуживаем этих чувств менее, чем наши враги! Почему всё должно быть именно так? Неужели эта страшная война — кара за что-то ужасное? Или это испытание, которое должно закалить наши души? Но в чём виновны дети? Старики? Несправедливость витает повсюду…»

Даже звёзды, холодные красавицы звёзды, освещавшие Марте её нелёгкий жизненный путь, сегодня выглядели безучастными и жестокими, как и всё вокруг. Нигде она не находила себе поддержки: ни на земле, ни на небе. Может, это значит, что она уже успела где-то ошибиться, раз никто не хочет помогать ей?

«Помощи неоткуда ждать, ты должна добиваться всего, чего хочешь, сама». Марта снова закусила губу, так сильно, что по подбородку потекла кровь, но не почувствовала боли. Словно всё в ней, даже душа, оледенела. Марта печально вздохнула, обращая умоляющий взор к Астрели — самой яркой из Трёх Звёзд, под которой она родилась. «Подскажи, что делать! — мысленно вскрикнула она. — Мне так плохо, что я могу умереть от горя! Хоть раз прояви своё милосердие, докажи, что ты действительно охраняешь меня!»

И, будто сверху снизошло то, о чём она просила, среди чистого синего свода небес показалось бледное, прозрачное, как у призрака, лицо Ноули Виллимони. Пленный офицер лукаво улыбнулся Марте и прижал руку к груди. Она заметила, что пальцы его призывно теребят тонкий фиолетовый шнурок, на котором печально болтается небольшой мешочек.

— Ты просишь меня? — удивлённо спросила она вслух.

Воображаемый офицер кивнул и повертел мешочек на ладони, словно желая, чтобы Марта лучше рассмотрела его.

— Таким ты нравишься мне больше, — стараясь казаться весёлой, она выдавила из своей груди усталый смешок. — Когда ты молчишь, мне легче ненавидеть тебя.

Призрачный Виллимони на небе настойчиво подёргал фиолетовый шнурок. И ей почудилось, что его губы шевелятся в немой просьбе:

— Быстрее!

— Подожди! — воскликнула Марта. — Подожди, я хотела…

Но видение испарилось, развеянное порывом налетевшего свежего ветерка. Сауновски с наслаждением вдохнула его: впервые за долгие месяцы она ощутила в своих лёгких запах мира и спокойствия. Сейчас вокруг неё весело носится вихрь, попавший в Кеблоно из Буонко, весёлого рыбацкого городка. Когда-то, ещё будучи совсем ребёнком, Марта бывала там вместе с дедушкой. Беонис Сауновски водил её по белокаменной набережной, с важностью умудрённого годами и опытом человека рассказывая о том, как с отрядом своих товарищей численностью всего в двадцать пять человек мужественно оборонял королевскую галёру против небольшой вражеской армии. Тогда девочка восхищённо улыбалась, про себя не веря, что такое могло быть на самом деле. Жизнь же доказала ей: подлинное мужество способно совершать величайшие и удивительнейшие поступки. Как бы ей хотелось вновь ощутить на своём плече твёрдую, волевую руку дедушки и услышать его грубоватые, но ободряющие слова: «Ну-ка, не смей киснуть! Раз, два — встала, улыбнулась и пошла!»

— Мне так не хватает тебя, дедушка, — сквозь слёзы шепнула Марта. — Почему тебя больше нет рядом? Если бы ты был жив, всё в моей жизни было бы иначе… Ты помог бы мне найти выход…

Может быть, она сходила с ума, но уже во второй раз ей почудилось, что рядом стоит кто-то ещё, кто-то, кого не могло быть здесь.

Морской ветерок бросил ей в лицо знакомый запах дедушкиного ядрёного табака, от которого у неё часто начинало щипать в глазах, его толстого кожаного ремня, чьи удары ей иногда приходилось ощущать на своей пятой точке, и родственной доброты — такой ни у кого, кроме него, больше нет и не будет. А в ушах у неё зазвучал суровый старческий голос, такой реальный и далёкий одновременно…

— Чего стоишь, девочка?

— Я не знаю, что мне делать, — печально ответила Марта.

— Действуй! — рассерженно заговорил дедушка. — Цель есть? Есть! Обязательство есть? Есть? Выполняй, не то сейчас как стукну ремнём по попе!

— Мне уже семнадцать! — возмутилась девушка, тщетно пытаясь отыскать его рядом. — Ты не можешь!..

— Нас в полку, когда я служил (давненько ж это было…), драли ремнём всех: от солдат до офицеров, а многим из нас больше твоих лет было! Так что не смей спорить, поднимайся и иди делать то, что нужно! Иди, я уже вынимаю свой ремень!

Страх перед ремнём давно уже не действовал на Марту. Но повелительные интонации в голосе дедушки нельзя было проигнорировать. С готовностью расправив плечи, она улыбнулась, наклонила голову в знак почтения.

— Я иду исполнять свой долг, — сказала она.

— Шагом марш! — напутствовал её старик, громко расхохотавшись тем смехом, который в нём веселил Марту, а в других людях — раздражал.

Она так и не успела сказать ему то, что должна была бы… Всё вновь получилось, как и тогда, когда он умирал. Ей было всего двенадцать, она жила здесь, в Кеблоно, а дедушка — в Найте, в нескольких сотнях километров от её родного дома. Извещение о том, что Беонис Сауновски стоит на краю могилы, было доставлено слишком поздно. Марта примчалась к постели старика, точно у неё за спиной усиленно работали крылья, но их скорость была слишком мала для того, чтобы она пришла вовремя. Девочка едва ступила на порог комнаты больного, а он закрыл глаза и тихо скончался. Но она помнила, что последний взор дедушки был направлен на неё. Боевой товарищ Беониса, Свенил, ухаживавший за больным в дни, предшествовавшие его кончине, говорил, что тот неустанно повторял: «Присматривай за Мартой… Толковая девчонка будет — крепкая, как сталь! Вся в меня! Она не такая, как её ровесницы… Если она приедет слишком поздно, ты ей передай, что я её больше всех своих внуков любил…»

Она расплакалась, узнав, что дедушка всё же сумел передать ей свой прощальный привет. А она так и не сказала ему, что она тоже его любила. Многие вещи она делала слишком поздно… Когда ничего уже нельзя было поправить, и момент был упущен, она чувствовала себя вновь всего лишь беспомощной девчонкой.

Надеясь, что её слова согреют душу старика, где бы он сейчас ни был, она шепнула ветру:

— Я люблю тебя, дедушка.

И на душе у неё стало невыразимо легче, точно она сбросила со своей спины некий груз, что пригибал её к земле на протяжении долгих пяти лет. Теперь, перед смертью, она должна была исполнить все обязательства, что дала при жизни.

Её неуверенный взор остановился на фиолетовом мешочке офицера Виллимони. Тонкий шнурок, обагрённый кровью и испачканный в саже и грязи, доверчиво свернулся у неё на ладони, как маленький котёнок. Будучи от природы весьма наблюдательной, Марта с удивлением заметила, что верёвочка эта сплетена по-особому: ажурные нити соединялись одна с другой в прихотливом узоре, сотворить который могла далеко не каждая рукодельница. Интересно, чья же это мастерская работа? Марта развязала мешочек и внимательно всмотрелась в его содержимое.

Видимо, здесь офицер хранил то, что действительно было ему дорого. Рассматривая с непристойным любопытством его личные вещи, она узнала о нём немало нового. Ещё пару секунд назад она не поверила бы, что Виллимони пишет кому-то письма. Все они, бережно сложенные вчетверо и перевязанные тонкой бечёвкой, адресовались его сестре, той самой «милой Байне», ради спасения которой он рискнул проникнуть во вражеский город. Здесь же, рядом, Марта увидела и ответные послания к «дорогому Ноули». Смешные пузатые буквы, выходившие из-под пера писавшей их девушки, были проникнуты таким теплом и такой тревогой, что Марта невольно умилилась. Что-то, похожее на зависть, больно кольнуло ей душу: ведь она знала, что никто не отправит ей исполненное нежной привязанности письмо с пометкой: «милой Марте». Короткая вспышка странной ревности чуть не заставила её вскрыть послание. Рука уже потянулась к одному из них, но тут совесть охладила её пыл. Семья, в которой она воспитывалась, не одобрила бы такого поведения даже по отношению к смертельному врагу. Всё, что ей было нужно, — это имперский пропуск, и он лежал между письмами Ноули и Байны, будто разделяющая их перегородка. Марта аккуратно выудила из мешочка небольшую бумажную карточку и развернула её. На жёлтой бумаге затейливым, но разборчивым почерком было выведено:

«ПРОПУСК

На имя Ноули Виллимони, старшего офицера пятого королевского полка, находящегося под непосредственным командованием Его Превосходительства Министра Внутренних Дел Авалории, Гая Перципиуса Фолди-младшего; А также на имя всех родственников упомянутого выше офицера, которые могут легко и свободно доказать своё родство с ним

Пропуск НЕ ЯВЛЯЕТСЯ действительным для лиц, не находящихся в родстве с Ноули Виллимони, старшим офицером пятого королевского полка, а также для лиц, чьё родство с ним находится дальше двоюродной связи.

Засим подписываются

Их Величества Влеона и Кларк, милостивые правители Авалории,

Гай Перципиус Фолди-младший, министр внутренних дел Авалории, а также командир пятого королевского полка,

Ботт Утвер, военный секретарь пятого королевского полка,

Унций Капер, старшина пятого королевского полка,

Ноули Виллимони, старший офицер пятого королевского полка».

— Что за важная шишка попалась к нам в руки, — удивлённо хмыкнула Марта, убирая пропуск обратно в мешочек. — Даже Король и Королева подписали эту бумажку!

Что ж, феноменальную наглость Ноули можно объяснить его высокопоставленным положением в светском обществе и в армии. Кажется, этот офицер на короткой ноге не только с министром, но и с их Величествами…

«Так пусть же он умрёт, как продажный раб — под пытками, измученный и сломанный! Кеблоно слишком долго унижали всяческие мерзавцы вроде него, теперь пришла пора отомстить… хотя бы ничтожнейшей части всех своих угнетателей!»

Стоя у тёмных, как грозовая ночь, Дебллских укреплений, Марта чувствовала, как в ней зарождается желание однажды увидеть не только офицера Виллимони, но и министра Гая Фолди в окровавленных кандалах. Пусть им будет плохо, они заслуживают этого!

Вдруг Марте нестерпимо захотелось порвать пропуск офицера в клочки: всё равно он больше никому не потребуется. Никому… кроме Байны Санны, которая не виновна ни в чём, за исключением того, что приходится сестрой Виллимони. Марта медленно сжала дрожащие руки в кулаки. Даже дедушка сказал, что она должна исполнить данное обещание…

Хватит сомневаться, хватит дрожать под влиянием секундных эмоций. Пора начать действовать, ведь небо начало бледнеть на востоке — верный признак грядущего рассвета. Ветер, шевельнувший застоялую, затхлую атмосферу Кеблоно, показался Марте могильно мрачным… ведь он предвещал всем им скорую смерть. Байна Санна тоже погибнет, если не получит имперский пропуск, а эта девушка не сделала городу ничего плохого, в отличие от своего брата. Значит, решено. Нужно идти туда, на улицу Серебряных Колоколов. Марта почувствовала, как неприятный холодок пробежал у неё по спине: Байна Санна жила в том же квартале, что и семья Сауновски когда-то. В этом квартале чаще всего падали имперские снаряды. Неудивительно, что Ноули Виллимони так тревожился за свою сестру. Неужели его влияния, влияния королевского приближенного, не хватило на то, чтобы отговорить министра вести обстрел именно этих районов? Ведь, если бы он сумел или захотел уговорить своего начальника, родители и сёстры Марты могли бы остаться в живых…

Ощутив, как предательские слёзы закипают в глазах, она упорно вскинула голову и мрачно зашагала по опустевшим выщербленным мостовым к своей цели. Казалось, Кеблоно вымер: в связи с частыми обстрелами жилых кварталов городские власти запрещали мирным жителям выходить из своих домов. Марта устало улыбнулась: как будто это гарантировало испуганным людям безопасность! Её семья, как и все порядочные граждане, подчинилась приказу губернатора, но разве это спасло их? И мама, и папа, и Ления, и Амисалла погибли, а Марта выжила. Несправедливо, как же это жестоко и несправедливо! Почему снаряд не рухнул на дом сестры Ноули Виллимони? Почему должны страдать бедные жители Кеблоно, словно на них пал какой-то злой рок, а родственники подлых предателей — жить так счастливо и безбедно, точно вокруг них не кипит война?

Марта стремительно пересекала пустующие площади, усеянные устрашающими следами от упавших снарядов. Так как все мужчины, старики, большинство детей и женщин ушли на фронт, некому было убирать город. Тела погибших могли лежать непогребёнными в течение нескольких недель, источая трупное зловоние. Неудивительно, что в это тяжёлое время в Кеблоно чума и холера стали столь частыми гостями, а крысы и мухи — завсегдатаями горячих точек оборонительной линии. Пока Марта шла, горечь и ярость накатывали на её душу с усиливающейся яростью, как пенистые волны во время сильного шторма. Вот что содеяли войска Гая Фолди с её городом! Интересно, что сказал и почувствовал бы Ноули Виллимони, если бы увидел здесь, на дне глубоких воронок, изломанное тело своей «милой» сестры?! А он с яростным, даже каким-то фанатичным остервенением сражается на передовой под личным командованием министра, будто не зная о том, что следствием его воинского мужества может явиться смерть Байны. Всё-таки первое впечатление, сложившееся у Марты о нём, было обманчивым — у Виллимони нет сердца. И почему-то от этой мысли ей стало немного грустно. Она до последнего верила, что не только в Кеблоно сохранились порядочные люди, имеющие честь и совесть. А оказалось, они, ложно обвинённые во всех смертных грехах, встали на противоположную сторону шахматной доски со своими согражданами…

Марта торопливо перебежала через обломки разрушенного моста, стараясь не наступать в прозрачные, холодные водные ручейки, сочившиеся сквозь нагромождения битого кирпича и патину пыли. Всего в паре сотен метров от этого места жила её семья… Чтобы вновь не травить себе душу, она опустила голову как можно ниже и быстро забежала в один из узких кривых проулков. Отсюда ей не увидеть своего дома, здесь она не сможет причинить себе боль. Хотя боль уже причинена, она сидела внутри Марты и грызла её внутренности, как голодный лев. Что толку было утаивать от самой себя свои переживания?

Толк, конечно, был: пока она в бесчисленный раз занималась бесполезным самоистязанием, последние часы её короткой и бестолковой жизни стремительно пролетали мимо. Надо было жить, жить, ведь это — в последний раз! И мстить Империи до последнего своего вздоха! И исполнять свои обещания… ведь они уже был даны. Ноули Виллимони не заслуживал снисхождения, это верно, но Марта не знала его сестру, которой требовалась помощь. Байна Санна тоже жила под градом постоянных бомбёжек, в осаде у нескончаемого страха и отчаяния. В чём-то Ноули действительно не ошибся: Марта долгое время была рабой своих глупых табу и убеждений. Но в этот, последний, день своей жизни она поклялась поступить так, как не поступила бы в иное время.

Вздохнув, Марта пристально осмотрела близлежащие дома. Улица Серебряных Колоколов, на которой она сейчас находилась, считалась одной из самых старых в городе, здесь проживали только бедняки, неудачники и отщепенцы приличного общества, представители иных разумных рас этого мира. Девушка безмолвно ухмыльнулась: неужели родство со знатной фамилией Виллимони не могло дать Байне Санне возможности купить себе дом в богатейших кварталах Кеблоно? По всей видимости, нет. Марта презрительно фыркнула и подняла взор от выщербленной грязной мостовой. На её удивление, она стояла у дверей нужного ей дома, точно небесные помощники, украдкой окутав её своим невидимым плащом, перенесли её на место.

Глядя на это строение, нельзя было и на минуту представить, что здесь живёт сестра человека, обласканного высшим светом общества. Байна Санна ютилась в небольшом двухэтажном домике, выстроенном настолько бестолково, что, казалось, планировкой занимался пятилетний ребёнок. Узкие, чисто вымытые квадратные окошки печально поглядывали на военный мир, а окружавшие их старые ставни тихо поскрипывали, качаясь на ветру. В отличие от своих соседей, Байна была редкостной аккуратисткой: Марта не заметила на территории её дома ни пылинки, точно она всё свободное время занималась уборкой. Узкие невысокие ступеньки, ведущие к изящному крылечку, потемнели и ссохлись от старости, но, несмотря на это, стараниями своей хозяйки выглядели на зависть красиво. Рассматривая дом Санны, Марта почувствовала к ней родственную симпатию: обеих девушек можно было смело назвать чистюлями. Это идеально выскобленное крыльцо было даже жаль пятнать следами своих грязных сапог. Но, тем не менее, Марта быстро взошла по ступенькам, взялась за круглый медный молоточек и требовательно постучалась им в хлипкую дверь.

Тишина. Отойдя назад, Сауновски внимательно прочесала взглядом второй этаж домика, нависавший над первым, будто старое дерево, молча грозящееся упасть. В единственном окошке под самой крышей неуверенно зажёгся желтоватый свет, и на фоне тонких серебристых занавесок показался тоненький девичий силуэт. Девушка немного постояла у окна, затем отбросила назад свои длинные волосы и быстро скрылась в глубине комнат.

Не успело пройти и нескольких быстротечных мгновений, как Марта услышала дробный перестук чьих-то летящих шагов. Девушка подбежала к двери, звякнула ключами и, даже не взглянув на улицу, тенью выскользнула из дома.

«Узнаю сестру Виллимони, — про себя усмехнулась Сауновски. — Эта девчонка тоже ничего и никого не боится».

Однако внешность юной Байны Санны недвусмысленно указывала на её нежность и робость — те качества, которые по каким-то непонятным причинам ценились в девушках превыше всего. Хозяйка развалины на улице Серебряных Колоколов застенчиво подняла на Марту кроткий взгляд больших карих глаз, стыдливо покраснела и нервно сжала в крошечном кулачке прядь блестящих каштановых волос. Нежданная гостья тотчас подметила, что тоненькие пальчики Байны пестреют следами от игольных уколов, точно она проводила над шитьём долгие бессонные ночи.

— Кто Вы, милая госпожа? — тихо спросила Санна. — Я не знаю Вас. Быть может, Вам нужен кров, под которым Вы смогли бы провести спокойную ночь?

Голос у девушки полностью соответствовал её внешности: снисходящий до шёпота, подчас неуверенный и подрагивающий, с проскальзывающими в нём изредка ребяческими интонациями. Её уважительная речь в одно мгновение разнесла в пух и прах все представления, что Марта успела составить о ней. Кажется, Санна вовсе не такая самоуверенная нахалка, как её брат. Значит, она всё же заслуживает помощи… хотя Марте и не хотелось её оказывать.

— Госпожа? — громче повторила Байна.

— Ведь ты, насколько я понимаю, сестра старшего офицера пятого королевского полка, Ноули Виллимони? — Марта предпочла сразу перейти от слов к делу.

Приторная, слащавая в своей вежливости Байна казалась в разы противнее, чем её грубый и бесцеремонный брат. Марта начала жалеть о вдруг проснувшейся в ней справедливости. Ей уже не терпелось отдать Санне имперский пропуск и сбежать отсюда.

Личико девушки, круглое, как яблоко, побледнело в то же мгновение, когда её ушей коснулся холодный официальный тон Марты. Привалившись к дверному косяку, Байна прижала тонкую девчоночью ручку к груди и испуганно закатила глаза. Из её горла вырвался единственный хриплый вопрос:

— Что случилось?

Этот фальшивый спектакль не мог вызвать в душе Марты уважения. Если бы Ноули действительно был дорог Байне, она не стала бы вести себя так глупо. Испытывая жгучее во вредности желание испугать девушку, Сауновски заговорила медленно, смакуя каждое слово с цедящим садизмом:

— Ноули Виллимони, старший офицер пятого королевского полка, вчера вечером был задержан под стенами нашего города и, как особо опасный преступник, поспешно доставлен в подземную тюрьму. Сейчас Вест Айрен и Венис Упульма, должно быть, уморили его пытками.

— О, не надо… — простонала Байна, обхватывая себя за плечи дрожащими руками.

— Несколько часов назад, — с убийственным спокойствием продолжала Марта, — я побывала на допросе этого человека. И он, предчувствуя скорую смерть, попросил меня передать Вам, госпожа Санна, имперский пропуск, чтобы Вы смогли выбраться из города. Не знаю, зачем я исполняю последнюю волю своего злейшего врага, однако я стою здесь и отдаю Вам этот мешочек…

Она вложила в оледеневшую ладонь Байны туго завязанный фиолетовый свёрток. Побелевшие губы девушки задрожали, сжимаясь в узкую полоску, глаза переполнились слезами, а из горла едва слышно полился сдерживаемый вой, исполненный бесконечной тоски. Марта смотрела, как Санна трепетно прижимает последнюю память о брате к своей груди, как беспомощного младенца, и в приступе бессознательной одержимости начинает целовать каждую тонкую верёвочку, образующую нить. Нет, она не лгала и не пробовала себя как драматическую актрису, она действительно страдает… Марта начинала ощущать себя грязным чудовищем. Тогда, когда Ноули ещё жив, она уже хоронит его… Она чувствовала себя такой же, как и имперцы, вставшей на одну доску с ними.

— Забирайте этот пропуск! — закричала Байна, бросая бумажку в лицо Марте. — Забирайте, я хочу умереть в одном городе с братом!

— Это была его последняя воля, — тихо возразила Марта.

— А мне всё равно! Его уже нет! Вы его уморили, на вас будет лежать пятно позора! — выкрикивая эти слова, Байна заливалась яростной краской от кончиков ушей до основания шеи. Марта всерьёз опасалась, что эта полномасштабная истерика может довести Санну до смерти…

Впрочем, её уже не волновало, сколько она проживёт. Сколько бы лет она ни промучилась бы, ей уже не довелось бы встретить на своём пути второго такого человека, как Ноули. Потеряв дорогого брата, она потеряла часть самой себя. Марта знала глубину и отчаяние этой боли, ведь два месяца назад она переживала нечто подобное. Как она могла, как она вообще смела лгать? Ненависть к Империи не должна отравлять жизнь тех, кто и без родства с нею вынес немало горя. Всматриваясь в то бледнеющее, то краснеющее личико Байны, Сауновски испытывала неимоверное желание признаться в обмане. Но зачем? Виллимони всё равно умрёт: его прикончат не Вест и Венис, но кто-нибудь иной. Уже завтра стены Кеблоно падут, и вражеские легионы окружат каждый дом и каждое дерево. Защитники гордого города либо погибнут на его защите, либо попадут в плен и подвергнутся таким унижениям, что мучительная смерть по сравнению с ними покажется блаженством. А те, кому чудом удастся сохранить себе жизнь в яростном пылу войны, постараются сделать всё возможное ради того, чтобы Империя ещё не раз вспомнила их недобрым словом. Группа озлобленных диверсантов убьёт Виллимони, если он ещё будет каким-то чудом жив. У Байны не было шансов увидеть брата рядом вновь. Не стоило обнадёживать её. Поэтому Марта подняла с грязной мостовой пропуск офицера и протянула его рыдающей девушке:

— Возьми.

— Не хочу, — по-детски капризные нотки просквозили в голосе Байны. — Ведь Ноули умер. Для чего теперь я должна спасаться?

— Он хотел этого, — осознавая, насколько глупо и неубедительно звучат её слова, Марта всё же произносила их. — Он попросил меня, чтобы я передала тебе эту вещь, — она осторожно коснулась мешочка, который Байна всё ещё прижимала к своей впалой груди. — Ты будешь помнить о нём.

— Он… ведь он действительно хотел? — доверчиво спросила Санна, на мгновение приподняв голову. — Ноули хотел, чтобы я трусливо сбежала из города, который долгие годы был моим настоящим домом?

— Он хотел, чтобы ты была в безопасности, — твёрдо сказала Марта, потрепав приободрившуюся Санну по её острому плечику. — Ты должна выполнить его предсмертную волю. Когда имперские войска ворвутся в город, они не станут щадить никого: ни стариков, ни женщин, ни детей. В это страшное время даже пропуск не сможет обеспечить тебе стопроцентную безопасность. Беги, пока есть шанс!

Большие карие глаза Байны Санны ещё несколько бесконечно долгих секунд внимательно изучали то лицо Марты, то развязанный фиолетовый мешочек офицера. Марта лениво гадала, что же выберет сестра такого человека, как Виллимони: славную смерть от рук своих союзников в павшем городе «предателей» или же бегство в иную, лучшую жизнь? Если бы этот выбор стоял перед нею, она, не колеблясь ни минуты, осталась бы под прикрытием стен Кеблоно, тех самых, что были для неё колыбелью детства. Они же станут для неё могилой. Ей хотелось верить, что Байна предпочтёт красивую гибель, а она…

Она с видимым сожалением в детском писклявом голоске проронила:

— Ни за что не ушла бы отсюда. Но Магия может покарать меня. И поэтому я исполню волю брата.

Стиснув крошечные ладошки в кулачки, она решительно тряхнула головой и сунула пропуск в карман своего скромного коричневого платья. Байна затворила ветхую дверь, ведущую в её старый домишко, улыбнулась на прощание окошкам. Занавески на них прощально качнулись, будто они тоже были живыми и могли ощутить боль расставания — возможно, вечного. Санна нежно погладила широкие подоконники, одарила теплым взглядом каждую доску и каждый кирпичик того строения, в котором провела лучшие годы своей жизни. И затем, обернувшись к Марте, спросила:

— Вы пойдёте со мной?

— Что?

Марта была настолько удивлена этим неожиданным предложением, что её глотка самовольно выпалила глупый односложный вопрос. Байна Санна раздражённо нахмурила изящные дугообразные бровки:

— Вы хотите уйти? Я могу провести Вас…

— Это исключено, — оборвала её Марта. — Имперский пропуск является действительным только для родственников Ноули Виллимони, а я не вхожу в их число.

— Но я хотела бы…

— Не только в этом дело, Байна, — покровительственно улыбнулась Марта. — Кеблоно — моя родина, я не брошу её, что бы ни случилось с нею. Я буду стоять на страже Дебллских ворот! Я слишком люблю свой дом. За эти годы Кеблоно сделался частью меня самой. Потеряв его, я потеряю себя. Я благодарю тебя за твоё предложение, но я вынуждена отказаться. Я не предательница, я не слабая. Я не дрогну.

Таинственный золотистый свет неба, на востоке которого медленно начинало подниматься солнце, на секунду озарил их лица. Решительная Марта смело глядела на растерянную Байну Санну, и в глазах у обеих горело пламя любви. У одной: к погибающему городу, у другой — к потерянному навсегда брату. Как бы ни разнились эти чувства, суть они имели общую, и эта суть объединяла их. Поэтому Марта не испытала презрения к уходящей Байне. У неё был шанс начать жизнь сначала. Она знала, что в жизни ей открыто ещё множество разных дорог. А Марта жила и дышала лишь одним — не увядающей мечтой о мести.

— Прощай, Байна Санна, — улыбнувшись, сказала она на прощанье.

— Прощайте, госпожа, — с робким почтением ответила девушка и медленно пошла вниз по крыльцу.

Марта окликнула её тогда, когда она уже торопливо засеменила по улочке, пересечённой первыми золотистыми полосами восходящего солнца.

— Постой!

Санна покорно обернулась, сунув руки в глубокие карманы своего платья.

— Что, госпожа? — с непередаваемой детской наивностью спросила она.

— Неужели ты пойдёшь так? Налегке?.. — удивилась Марта.

— Мне нечего брать с собой, госпожа, — тень полуулыбки осветила личико девушки. — Всё, что мне нужно — имперский пропуск и память о брате. Одно, — она похлопала себя по карману, — я несу здесь. Другое, — она нежно дотронулась до фиолетового шнурка у себя на шее, — хранится и вне моего сердца, и в нём самом. Для меня Ноули жив, пока жива я. Я никогда не забуду его.

— Прощай, — повторила растерянная Марта.

— Прощайте, госпожа, — тем же тоном, что и в прошлый раз, отвечала Байна Санна.

Хрупкая фигурка девушки стремительно удалялась, а Сауновски, как загипнотизированная, ещё смотрела ей вслед. Вот сестра офицера Виллимони скрылась за поворотом извилистой улочки, незаметная, как призрак. Хотя её давно не было рядом, Марта неустанно слышала в своих ушах отзвук её слов:

«Для меня Ноули жив, пока жива я».

«Значит, моя семья тоже здесь, рядом, ведь я ещё стою на земле и помню о них», — осознала Марта. Жаль, что эта истина открылась ей чересчур поздно: ведь уже через пару ничтожных часов грядет её последний бой.

— Я иду туда, где сейчас я нужнее всего, — твёрдо улыбнувшись, Марта надела шлем и рысью припустила к Дебллским воротам.

* * *

Ноули Виллимони, старший офицер пятого королевского полка, с видом мрачного торжества изучал сырую тюремную стену напротив себя. На самом деле он чувствовал себя вовсе не так уверенно и непоколебимо, как вам могло бы показаться. Когда мысль о сестре: беспомощной наивной глупышке, застрявшей в стане у врага — касалась его памяти, ему казалось, что в приступе гнева он способен разбить унижающие его кандалы вдребезги!

Но это было не так. Закалённая сталь была во много раз сильнее него. Как бы он ни ёрзал и ни извивался, как бы он ни колотил оковами о покрытые плесенью кирпичи, ему не удалось добиться иного эффекта, кроме ноющей боли в сломанных запястьях. Почему он был так жалок и бессилен? Почему?! Ведь он — лучший воин на передовой, в полку о нём ходили легенды! И что толку от его талантов? Его схватили какие-то грязные простолюдины — его, аристократа и доверенного человека Королевских особ!

Но сегодняшний кошмарный день нёс в себе ещё немало новых неприятностей.

Решётка, закрывавшая выход из его камеры, поднялась вверх, и в проходе в качестве нового препятствия возник палач. Как внимательный Ноули выяснил из подслушанных разговоров своих тюремщиков, этого его мучителя звали Вест Айрен. Из всей четвёрки наглых повстанцев он был самым нетерпеливым и самым кровожадным. Казалось, ему доставлял удовольствие процесс пытки как таковой. Потоки льющейся крови, ругань и крики жертвы только подбрасывали дров в костёр его пылкой радости. Ноули сумел выбрать правильную стратегию: во время истязаний он стоически молчал, даже если причиняемая ему боль казалась невыносимой. Вест был бы безмерно счастлив, если услышал от строптивого пленника хоть звук, а в планы последнего не входило исполнять вражеские желания. Поэтому, едва взор Виллимони остановился на массивной фигуре Айрена, губы его выработанным рефлексом крепко сжались, а каждая клеточка тела внутренне напряглась, готовясь к боли.

Палач-великан с неторопливой грацией пустынного льва подступил к Ноули ближе. Неровный свет факела, который здоровяк сжимал в мясистой руке, разгонял жирных тюремных крыс по тёмным уголкам камеры. Шурша голыми хвостами, гадкие твари поспешно прятались, но иногда Виллимони успевал различить их уродливые тени и даже очертания их тел. Вспомнив, что голодные крысы могут за несколько часов обглодать человеческое тело до костей, Ноули непроизвольно вздрогнул, и кандалы незамедлительно отозвались эхом его движения.

— Ну, молчишь? — грозно спросил Айрен.

Виллимони предпочёл даже не смотреть на палача: это гарантированно вывело бы того из себя.

На удивление, Вест остался тих и спокоен. Некое подобие мрачной ухмылки пробежало у него по губам, спрятавшись в густой белокурой бороде.

— А я на твоём месте заговорил бы, парень, — пророкотал он.

«Да как этот вшивый деревенщина смеет воображать себя на моём месте?»

— Ты заговорил бы потому, что у тебя душа такая же продажная и слабая, как и у отверженных!¹ А я верен своим милостивым правителям, и я не скажу тебе ни слова о формуле, даже если ты попытаешься вытянуть из меня информацию раскалёнными клещами!

Окончив свою страстную обличительную речь, Ноули поднял голову и с искренней радостью победителя оглядел свою жертву. Его не смущало, что на самом деле он — пленник, а Вест — триумфатор, ведь это было несущественно и являлось действительным лишь в физическом плане. В плане же моральном Виллимони считал себя много выше своего палача, о чём он не преминул сообщить в гулкой тишине тюрьмы.

По губам Веста, теряющимся среди густой растительности, как человеческая дорога — в диких джунглях — вновь скакнула улыбка. Но на сей раз она дышала мерзостью и подлостью. Ноули настороженно вгляделся в громадный, громоздкий тёмный силуэт своего мучителя.

— Как ты смеешь смеяться надо мной? — гневно спросил он. — Надо мной, над Ноули Виллимони? Тебе известно, кто я и кто — ты?!

— Ага, — грубо и просто подтвердил Вест. — Ты — подлый душепродавец, а я — верный защитник своего города. Будешь ещё хамить?

— Буду, — с вызовом ответил Ноули.

Отчаянная уверенность в том, что он уже потерял всё, отключила в его душе сигнал самосохранения. Его не волновало, на сколько лишних секунд продлится его жизнь.

Тюремщики не намерены были церемониться с ним. Они убьют его при любом раскладе. Это значило, что перед смертью он должен максимально насолить им, сделать так, чтобы впоследствии в своих беседах они ещё не раз вспомнили о нём! Надо было делать хоть что-то, пусть даже такое ничтожное, если выполнить свою главную миссию — освободить Байну — он не мог! Ноули сердито прикусил губу. Внутри его сердца ещё жила слабая надежда на то, что эта девушка, Марта Сауновски, выполнит его предсмертную просьбу… Она казалась справедливой и честной. Впрочем, кому, как не ему, знать, насколько обманчиво порой бывает первое впечатление, что мы составляем по чужой внешности!

«Марта, во имя Всесильной Магии, спаси мою сестру», — подумал Ноули и опасливо прикрыл глаза: мрачная фигура Веста очутилась рядом с ним.

— Говори то, что знаешь о формуле, — резко рыкнул он, и офицер даже сквозь темноту сырой темницы увидел, как в его глазах загорелось адское пламя.

Но никакие, даже самые злые взгляды и изощрённые пытки, не заставили бы его открыть доверенный ему секрет. Вскинув голову, Ноули дерзко бросил:

— Не скажу! Твой дружок, кажется, его звали Бирр, утверждал, что вы справитесь и без меня! Докажите же мне, что у вас имеются хоть зачатки разума!

Язвительная реплика Виллимони не пришлась великану по душе. С наслаждением затягивая кандалы у пленника на ногах, Вест с оттенком сумрачного удовлетворения прошипел:

— Ну, ну, кричи же! Я вижу, что тебе больно!

Да, Ноули действительно было больно, но он скорее бы умер, чем признался в этом врагу. Он должен терпеть, должен терпеть ради Короны и ради того доверия, которым его осчастливила венценосная чета! Ради Байны, ради своей незапятнанной чести!

Хруст! Омерзительный звук, похожий на резкий хлопок, разнёсся в мертвенной тишине темницы. Ноули уже было знакомо это отупляющее болевое ощущение — нечто подобное он испытывал тогда, когда ему ломали руки. Но в то трудное время рядом стояла Сауновски, он чувствовал её сострадание и переносил пыточные муки легче. Сейчас же её здесь не было. Только он, Ноули Виллимони, и этот простак, Вест Айрен. Это — испытание на мужество. Нельзя даже взглядом выдать свои чувства.

— Нравится, мальчишка? — злорадно осведомился палач.

Сквозь зубы офицер выдавил несколько отборных проклятий, которые берёг на худший случай в своей жизни. Он был уверен: сейчас настала пора употребить их.

Кустистые брови Айрена приподнялись в фальшивом подобии изумления:

— Я не представлял, что имперский офицеришка может знать такие выражения!

— Я — старший офицер пятого королевского полка, находящегося под личным командованием Гая Фолди, министра внутренних дел Авалории! — выкрикнул задетый его пренебрежением Ноули.

— Что-то это ничего мне не говорит, — хмыкнул Вест. — Может, отбросим формальности и побеседуем спокойно и по существу того вопроса, который меня интересует?

— Нет, — непреклонно ответил Виллимони и сдержанно фыркнул сквозь зубы от боли: блестящий кинжал, вдруг появившийся у Айрена в свободной руке, полоснул его по плечу. Кровь медленно закапала из глубокой раны.

— Неужели?

Вест склонился к Ноули так близко, что тот мог видеть остервенелую ненависть в его глазах, озарённых сумасшедшим светом неверного факела. Та фанатичная бездна, которая сквозила в узких чёрных зрачках палача, могла бы впечатлить кого угодно, но только не Виллимони. Он равнодушно хмыкнул:

— Можешь угрожать мне, можешь пытать, можешь убить меня, но я ни слова не скажу о формуле.

— Ты не знаешь, что я — прирождённый палач, — похвастался Вест. — Я ещё не пытал тебя со знанием дела. Я могу жечь тебя вот этим огнём, — он махнул факелом у Ноули перед носом, — я могу делать глубокие надрезы у тебя на коже и потом заливать туда кипящую смолу… Могу бросить тебя вариться в чан с обжигающе горячим маслом… Или… ты не слышал о старинной пытке «уголёк в ухо»? Всё это и не только я могу пустить в ход… Неужели ты не боишься?

Ноули презрительно смотрел в безумное лицо Айрена. Нет, ему не было страшно, ведь он знал, ради чего умирает в медленных дьявольских муках. Сердце офицера грела надежда на то, что однажды Их Величества удостоят его посмертного ордена мужества, и имя его будет вписано на страницы истории Авалории…

Мечтательная улыбка, тронувшая его губы, рассердила Веста Айрена.

— Ах, ты ещё смеешь ухмыляться! — взревев, как раненый зверь, палач замахнулся своим кинжалом…

— Отойди, Вест, — твёрдо приказал знакомый Ноули голос.

Это был Бирр Кавер, один из друзей Марты Сауновски. Стоя на пороге камеры, он с неодобрением смотрел на палача и на его жертву. На невыразительном, как у многих потомков гибридов, лице молодого человека трудно было прочесть хоть какие-то эмоции, однако Виллимони чувствовал исходящий от него гнев.

Айрен медленно опустил нож, но его исказившиеся черты не разгладились, его дыхание не стало тише.

— Его надо убить, Бирр, — страстно заговорил он, указывая в сторону Ноули рукояткой кинжала. — Он — мерзкий, подлый, грубый скот. Он должен умереть!

«Куда больше это краткое, но информативное описание подходит к тебе», — злорадно подумал Ноули.

— Я согласен с тобой, дружище, — устало улыбнулся Бирр, — но мы, тем не менее, не имеем права кончать с офицером.

— Почему?! — яростно рыкнул Вест.

— Потому, что мы пообещали это Марте, — убеждённо произнёс Кавер и сложил руки на груди, точно пресекая все дальнейшие споры.

Но Вест Айрен проигнорировал и характерный жест, и запрещающие слова друга. Обретя волю в глубинах подземных уровней города, этот человек провозгласил сам себя законом, судьёй, Королём и божеством. Он не мог поверить, что на его территории кто-то смеет указывать ему, как следует поступать.

Смешно копируя Бирра, Айрен сложил могучие волосатые руки на груди и презрительно хохотнул:

— Пообещали? Я не помню об этом. Сауновски, наверное, уже тоже. Или ты, Кавер, грешным делом подумал, что нашей подруге есть дело до какого-то там имперского офицера?

— Да, я так думаю, — смело сказал Бирр. — Марта не пустоголовая дурочка; если она заступалась за эту скотину, — он пренебрежительно указал в сторону злобно фыркнувшего Ноули, — значит, она имела на то веские причины. Она ничего не забудет, Вест. Но, даже если ты оказался прав, и она уже ничего не помнит, мы-то знаем, что давали обещание.

— Обещание, обещание, — раздражённо протянул Вест. — Кому вообще нужны эти обещания? Мы уже не жильцы! Зачем нам нужно сохранять жизнь пленнику, который после нашей гибели будет вальяжно разъезжать по городским улицам в золотых каретах?

— Обещание, — железным голосом напомнил Бирр.

— Но ты хочешь убить его! — громовой призыв Веста, казалось, сотряс стены подземной тюрьмы. — Я знаю, ты хочешь!

— Хочу. Но не могу, — твёрдо отрезал Кавер. — Я не стану обманывать свою старинную подругу; это было бы неправильно.

— Никто не пытается склонить тебя к обману! — горячо заговорил Вест. Кажется, его пустую голову озарила некая идея. — Марта запретила НАМ убивать пленника, но она не говорила, что это не может сделать кто-нибудь другой…

Ноули прерывисто вздохнул: его палачи нашли-таки выход из создавшегося неудобного положения. Он не мог сказать, что счастлив встречать свою смерть, но в то же время погибнуть было лучше, чем терпеть череду бесконечных садистских пыток. «Байна, — с отчаянием подумал он, — вот и пришёл конец твоему брату! Хоть бы ты помнила обо мне! Хоть бы ты знала, что я умер так, как полагалось истинному подданному Короны!»

Он уже ничего не боялся — блаженная волна ледяного равнодушия нахлынула на него, утопив в себе и его душу, и его разум. Он с честью выполнил свой воинский долг — он не сказал врагам ни слова о формуле, несмотря на мучительнейшие пытки, которым его подвергали в этой крошечной камере. Кеблонские повстанцы лишают его жизни, не найдя иного способа сломить его дух. Один этот факт доказывает то, что Виллимони знал с первых минут своего заключения: он намного выше и сильнее столпившихся здесь мучителей.

Одаривая врагов последним взглядом, офицер постарался вложить в него всю ненависть и всё презрение, на которое только был способен. Он не ожидал, что Вест и Бирр ухмыльнутся ему в ответ.

— Думал, ты один умеешь корчить зверские рожи, да, мальчишка? — с радостной злобой спросил палач. — Мы тоже мастаки по этой части.

— Ты ожидал, что мы убьём тебя собственными руками? — задумчиво спросил Бирр Кавер. Его скользящий взгляд был обращён к стене, точно он разговаривал с нею, а не с Виллимони. — Ты обманулся.

— Тебя казнят крысы, — хрипло протянул Вест Айрен.

Тебя казнят крысы. Садизм этого выражения отозвался в душе Ноули мрачным холодным ветром. Он ничего не мог поделать с собой — его взгляд медленно выполз за пределы светового круга, в обитель мрака, где бойко шуршали в грязной соломе крысиные хвосты. Он вспомнил, насколько эти создания противны и кровожадны, во внезапной красной вспышке перед глазами увидел их острые зубы, круглые глаза и грязные когти, услышал, как издалека, сдавленное попискивание… Крысиная казнь считалась самой позорной в Авалории. Её применяли только к тем преступникам, злодеяния которых были столь ужасающи, что разумные создания не смели коснуться их. Теперь Ноули с готовностью признавал: Вест Айрен родился палачом.

— Что скажешь, парень? — кровожадно осведомился великан, с бесшабашной наглостью рассматривая поверженную жертву.

— Я так и знал, что у вас не хватит смелости казнить меня самим, — надменно заявил Ноули.

— Как бы то ни было, ты всё равно умрёшь, — вздохнув, произнёс Айрен. — Может, у тебя есть какие-то пожелания, которые мы с радостью передадим твоей семье или твоим товарищам, таким же свиньям, как и ты сам?

Ноули не ответил ничего: эти подлые люди не имели права знать о Байне. Он мог попросить спасти её только Марту Сауновски — ту самую бесстрашную девчонку, которая почему-то вызвала в нём уважение.

— Значит, ты будешь молчать, — угрюмо проговорил Бирр. — Что же, мы не заставляем тебя говорить. Думаю, крысы развяжут тебе язык.

— Идём, Кавер, — позвал его Айрен, отходя от пленника. — Если Сауновски узнает, что этого гада сгрызли крысы, мы скажем,… что забыли запереть камеру. Она не будет жалеть. О тебе никто, даже твои правители и твой командир, не пожалеют, парень, — насмешливо рассмеялся он Ноули в лицо.

— Зато я служил своей стране по мере своих сил, я ни на секунду не становился подлым предателем! — выкрикнул он. — Я умру с незапятнанной совестью!

— Поражаюсь этим имперцам, — в негромком голосе Бирра звучала потаённая горечь. — Они говорят, что не были предателями, хотя все эти месяцы воевали против своих же сограждан! Скажи, Ноули, неужели ты, запуская в наши стены гигантские булыжники, не думал, что они могут стать могильной плитой безвинному младенцу или немощному старику? Ты думаешь, они тоже бандиты и предатели?

Ноули молчал: он знал, что сейчас Бирр Кавер пытается обмануть его, сбить с правильного пути. На самом деле мирные жители Кеблоно давно эвакуированы в соседние с городом поселения по специально организованному гуманитарному коридору; об этом с каменной уверенностью докладывал господин Фолди на одном из раутов во дворце Их Величеств. Почему он не должен верить своему командиру?

Видимо, на его лице всё же отразились обуревавшие его чувства. Заметив их через плечо, Бирр вздохнул даже с какой-то горечью:

— Всё ясно. Ты не веришь нам. Я тоже не поверил бы, если бы не жил в осаде и не видел каждый день, как погибают мирные люди.

— Хватит болтать с ним, Бирр, — нетерпеливый Вест уже приплясывал на пороге камеры. — Он не раскается, он по природе своей — гадкий червь. Его исправят только крысы. Через пару недель от него не останется даже костей.

— Он заслуживает этой участи, — согласился Бирр и подошёл к Ноули ближе — проверить, надёжно ли тот скован.

Кандалы были крепки как никогда, и вырваться из их плена было не под силу даже двум таким, как Виллимони. Он и не пытался шевельнуться — каждое, пусть и мимолётное, движение вызывало режущую боль в сломанных костях. Ноули чувствовал себя таким слабым и ничтожным, точно он вчера появился на свет и может выражать своё настроение лишь при помощи звуков и взглядов. Звуки, как он успел заметить, больше не раздражают Кавера и Айрена. Посему ему оставалось лишь одно: с испепеляющей ненавистью всмотреться в эти лица.

— Ты можешь пялиться на нас хоть круглыми сутками, — подметил Вест, проверяя кандалы вместе со своим другом. — Но это не освободит тебя.

— Он скован, — заключил Бирр, отходя от пленника. — Теперь можно уходить.

Но Айрен, чья природная свирепость разгорелась ещё ярче под отупляющим и развращающим влиянием войны, не смог устоять перед искушением вновь причинить Ноули боль. Он затянул железные ободки ещё туже — и офицер ощутил, как с хрустом ломаются его пальцы.

— Пусть посидит вот так, — радостно прибавил Айрен. — Думаю, крысы скажут нам «спасибо»: им понравится грызть раздробленные кости.

— Хватит, — оборвал его Бирр. — Он обречён до конца своей короткой жизни страдать так, как, я надеюсь, нам не придётся никогда. Оставь его.

— Прощай, офицеришка, — насмешливо отдав честь, Вест вышел из камеры.

Свет факела — неуверенный, слабый, удалялся от него по коридору, превращаясь в жёлтую точку, и вскоре исчез за одним из узких поворотов. Ноули провожал его взглядом, пока всё вокруг него не погрузилось вновь в более привычную ему темноту. Теперь он оставался один сам с собой… и с крысами. Решётка его камеры была поднята, ведь, будучи скованным по сломанным рукам и ногам, заключённый не имел и крошечного шанса на успешный побег. Всматриваясь в тонкие, но прочные прутья, Ноули изнывал от злости. Свобода, как экзотическая птица, реяла в двухстах шагах от него, а он не мог приблизиться к ней!

Но недолго злость владела им. Когда в наступившей тишине, такой острой, что один её немой звук колол ухо, послышалось зловещее шуршание, Ноули непроизвольно вздрогнул, и леденящий ужас наполнил ему душу. Он неуверенно видел сквозь окружающую мглу, как к нему медленно, угрожающе движутся крысиные силуэты. Они проникали в камеру колышущимся неровным строем, как вражеская армия, щёлкая острыми зубами и нетерпеливо хлеща голыми хвостами о землю или о бока своих соседок. Ноули казалось, что он даже может различить голодный огонёк в чёрных точках крысиных глаз.

Вот они подкрались совсем близко, и, осмелев, вспрыгнули ему на колени. Виллимони с отвращением смотрел на облезлых грызунов, торжествующе скачущих по его сломанным ногам.

— Пошли прочь! — дёрнувшись, он не только отпугнул нахальных крыс, но и прошил свои бедные кости электрическим болевым разрядом.

Его движение заставило крыс отступить, но ненадолго. Сообразив, что сидящий здесь человек не сумеет стать им достойным соперником, мерзкие создания вновь пошли на штурм. Уже с десяток крыс вновь вскочили на него, и торопливо вонзили зубы в свежее мясо.

Вдалеке что-то грохнуло: наверное, это имперский снаряд рухнул в тюремный двор. Оглушительный шум сыплющихся камней и воинственные крики наверху растворили в себе мучительный вопль Ноули Виллимони. Впервые за двое суток нескончаемых пыток он позволил себе закричать, ведь он знал, что его уже никто не может услышать.

Не обращая внимания на пульсирующую боль в сломанных конечностях, он силился стряхнуть с себя голодных палачей. Но они ни на секунду не прекращали своего пиршества. Кандалы Ноули вновь стали скользкими от свежей крови. Казалось, её металлический запах только подзадоривает крыс, и они с удвоенной жадностью принимаются грызть его заживо.

«Теперь я чувствую, что действительно умираю», — осознал Ноули. И это было так: никогда ещё призрак гибели не подступал к нему настолько близко. Сейчас же очертания прозрачной фигуры перед ним стали отчётливее и яснее.

Выход из камеры залило ослепительно белое сияние, и среди него появилась светящаяся, как светлячок, Байна… Улыбнувшись, она протянула к брату руку и поманила его за собой…

* * *

Марта стояла на своём посту, наслаждаясь последними минутами тишины перед боем. Тишина эта была особая, зловещая — по страшному звону, сквозившему в ней, было нетрудно догадаться, что вскоре грядет нечто очень страшное. Марта даже знала, что именно — её смерть. Но ей не стало страшно ни на одно мгновение: она так измучилась в этой жизни, что с удовольствием предпочла бы славно покинуть её в сегодняшнем бою, нежели долгие годы слепо ползать по земле без целей и привязанностей. Её единственным стимулом, топливом, что поддерживало в ней неугасимый огонь, была месть за семью и за город. Только одной мечтой Марта жила: мечтой о спасении Кеблоно. Но это было нереально: старые ворота не устоят против мощных таранов, истрёпанное войско внутреннего охранения не сумеет прогнать имперцев. Те были победителями с самого начала… Ноули Виллимони оказался прав снова, хотя он тоже во многом ошибался.

Холод первых предрассветных часов не мог добраться до её тела, закованного в громоздкий панцирь, но её кожа остро чувствовала его. Марта щурилась, ища среди часовых Дебллов Бирра Кавера, но его узнаваемой широкоплечей фигуры не было видно среди её товарищей. Тщетно она всматривалась в окружающих её воинов, тщетно бродила по крепостной стене в надежде обнаружить его. Бирр исчез.

— Айрен, как же я могла поверить тебе… — вслух укорила себя девушка. — Зачем ты солгал мне?

Ей не ответил никто: ни старый камень под ногами, ни шелестящий ветерок вокруг, ни побледневшее небо над головой, ни торопливо прошедший рядом воин. Всё и все молчали… Наверное, это значит, что она должна искать ответы сама. Всегда сама…

Горестно вздохнув, Марта пристально вгляделась в чёрную громаду имперского осадного лагеря, темневшего на вершине рокового Седьмого Креста. Её острые глаза легко отличали один полк от другого: за долгие месяцы осады она успела намертво запечатлеть в своей памяти их эмблемы. Её взор, как несчастный путник, блуждал от одного гордо реявшего в вышине вымпела к другому, пока не остановился на одном из них. Пятый королевский полк… Дракон в объятиях огня… Гай Фолди… Ноули Виллимони…

Вдруг неестественно громкий смех сотряс её уста. Вцепившись в зубчатый парапет, Марта неистово смеялась дикой мысли, что пришла к ней в голову. Все, кто окружали её в дни осады, были врагами, даже формальные «друзья»! Выходит, она, точно наивная глупышка, столько времени искала понимания в стане чужаков…

У неё не было иных друзей, кроме неё самой. Она никому здесь не была и не будет нужна, ведь она избегала общения с союзниками, боясь разоблачения и боли от потери временной привязанности. И теперь уже поздно хоть что-то менять: такая крепкая дружба, которая соединяла её с Бирром, не может возникнуть за короткие часы. А Бирр куда-то исчез. Зря Марта заступилась тогда за пленного офицера: вполне возможно, этот поступок уничтожил их с Кавером взаимную симпатию навсегда.

— Какую цену мне ни пришлось бы за это заплатить, я не чувствую себя оступившейся, — чтобы поднять себе настроение, Марта уверенно заговорила вслух. — Раз Магия позволила мне спасти офицера, значит, это было нужно. Уважение к врагу не означает, что я предательница. Я всё равно буду ненавидеть и Империю, и Виллимони — они лишили меня того, чем я дорожила. Смерть им!

Но её воинственный клич даже ей самой не показался убедительным. Ведь со стороны Седьмого Креста, как ответный вызов, зазвучало пение фанфар, хриплый зов труб и тревожный рокот барабана. И этот вызов казался куда внушительнее и страшнее, нежели её вопль, ведь ей одной предлагало биться сразу множество людей.

Неверный свет первых солнечных лучей упал на крепостные стены Кеблоно, безжалостно выхватив из ночной тени каждого человека, каждое растение, каждое дерево и даже каждый камень. К окончанию боя многих этих деталей окружающего пейзажа уже не будет…

Седьмой Крест ещё не озарила игра восхода, и его угрюмый холм оставался угрожающим и величавым. Оттуда, с мшистой вышины, поползли вниз чёрные струйки вражеского войска. Зазвенели доспехи защитников Кеблоно. Зазвучали боевые кличи. Музыка взорвала затихшие окрестности. Марта крепче перехватила арбалет, одновременно опуская забрало на лицо. Чёрная волна имперцев, под влиянием солнечного света перекрасившаяся в разнообразные яркие цвета, прекратила свой бег в сотне от недружелюбно молчащих укреплений. Главнокомандующий — а им являлся Его Величество Кларк — на своём крепком сивом коне выехал вперёд. Голос Короля, стократ усиленный с помощью магии, распугал усевшихся на деревья ворон.

— Готовы ли вы поднять белый флаг, склонившись перед величием Короны, вы, оборона Кеблоно!

Марта не знала, кто ответит Королю, ведь с тех пор, как их командир предложил им последовать предложенному им трусливому плану, защитники Дебллских укреплений отказались повиноваться ему, и, таким образом, оказались предоставлены сами себе. Судя по затихшим баррикадам, никто не осмеливался заговорить с Кларком. «Какие они всё-таки боязливые! — с отвращением подумала Марта, осматривая своих товарищей. — Они могут взбунтоваться против своего командира, бросить вызов неисчислимой армии противника, отказаться подчиняться Короне, но, если их попросят повторить свои отважные речи перед лицом у правителей, они испугаются. Мужчины!.. Вот каковы они! Если они не желают заговорить, тогда это сделаю я!»

Расхрабрившись, Марта подняла забрало шлема и горной козочкой скакнула на парапет. Она стояла на толстом каменном зубце, а под её ногами расстилались, как колышущийся коврик, вражеские силы. Но она не испытывала страха перед ними, ведь, пока она стояла так высоко, они чудились бестолковыми и слабыми букашками. Зная, что её дело — правое, Марта могла сказать об этом в лицо даже Королю. Когда её чистый, звонкий голос, усиленный с помощью простого короткого заклинания, разнёсся над притихшим полем, удивление исказило черты воинов. Кларк даже покачнулся в седле: он не ожидал, что совсем юная девушка будет говорить с ним, с правителем страны, так свободно и так непочтительно!

— Я слышу твои слова, главнокомандующий! — отвечала Марта с крепостных стен. — И я отвечаю от имени всех тех, к кому ты обращался, в надежде, что я правильно истолкую их намерения. Я отвечаю: «НЕТ!!» Империя оскорбила нас, мы не склонимся перед нею. Мы будем драться!

Могучая воля Марта к борьбе заразила её товарищей, придав им новых, не известных им раньше сил. Потрясая оружием и громко крича в знак одобрения, они забывали, что всего секунду назад были слабы и растеряны, а их устами говорила женщина.

Оживление, охватившее Кеблоно, не пришлось Его Величеству по душе. Вернувшись в ряды авангарда, он жестом подозвал к себе командира пятого полка, Гая Фолди. Фолди, ещё молодой человек около двадцати пяти лет, с готовностью подскочил к своему повелителю. На лице его появилась угодливая улыбка:

— Что Вам угодно, Ваше Величество?

— Ты будешь штурмовать Дебллы, — с холодной яростью заявил Король. — И я приказываю тебе: убей их всех! А ту девчонку — с особой жестокостью!

— Будет исполнено, Ваше Величество, — старательно закивал Фолди.

Лишь такой же искусный лицемер, как и он, сумел бы прочесть в его глазах искорку затаенного воодушевления. Такое воодушевление испытывают ловкие интриганы, когда им удаётся заставить марионетку поступить по своей воле. Чтобы не выдать себя, Гай торопливо покинул Короля и ловко ввинтился в толпу генералов, раздавая им указания.

А главнокомандующий, зло сузив глаза, поднёс к губам рог и затрубил сигнал к бою.

Войска Авалории построились и двинулись на штурм.

— Прощай, жизнь, — с сумасшедшей радостью крикнула Марта.

И грянул гром битвы среди молчащих доселе окрестностей. Вновь могуче зарокотали катапульты, вновь тяжёлые камни один за другим полетели на крепостные стены Кеблоно, и тяжёлые отравленные стрелы, пущенные из арбалетов, стали вонзаться в тела непокорных. Марта чудом жила под смертоносным огнём, в то время как её менее удачливые товарищи снопами окровавленных тел укладывались ей под ноги. Привычный грохот гибели разрывал ей уши, смазанные картинки, сменяя друг друга с молниеносной скоростью, маячили у неё перед глазами. Она не сознавала, что делает: равнодушие к собственной никчёмной жизни сменилось непреодолимым животным инстинктом самосохранения. Она не контролировала свои поступки, её тело словно обрело самостоятельность, пока разум отвлечённо блуждал где-то вдали. Только ощущения подсказывали ей, что она ещё жива и стоит насмерть на Дебллских воротах.

Чёрная тень распластала над нею свои крылья. Отшатнувшись, Марта врезалась в кого-то из своих боевых товарищей и неуклюже рухнула на землю. Гигантский серый булыжник обрушил одну из внешних крепостных стен, бросив пыльную крошку ей в лицо. Послышались душераздирающие возгласы: это замешкавшиеся смертники нашли свою путёвку во Второе Измерение под тяжестью рухнувшего снаряда. Имперские войска разразились радостными кличами: вот уже на одну стену они приблизились к победе. Два месяца назад своевольный город защищали четыре оборонительные линии, ныне из них осталась невредимой лишь одна: та, на страже которой сейчас стояла Марта. Вскакивая на ноги, она схватила откатившийся в сторону арбалет и с яростным остервенением устремилась к передовой: туда, где отважнейшие люди гибли десятками. Она вновь выбралась на парапет и тщательно прицелилась, не спуская тяжёлого взгляда с блестящего на солнце шлема Гая Фолди. Один, два, три выстрела — смертоносный дождь устремился к министру, но не сумел приблизиться к нему и на три метра. Словно что-то вокруг него задрожало, как потревоженное желе, колыхнулось: и стрелы исчезли в туманной пустоте. Фолди медленно поднял голову и презрительно улыбнулся. Маг! Как она не догадалась об этом раньше? Разъярённая своей фатальной ошибкой, Марта изменила направление стрельбы: теперь она вела огонь по окружению Гая. Стоило замертво упасть хоть одному телу, сражённому её рукой, как она испытывала небывалый подъём чувств. Никогда ещё такого с нею не бывало. Быть может, осознание того, что эта битва — последняя, придавало ей новых сил. Камни стонали у неё под ногами, ворота ощутимо дрожали под натиском таранов, люди кричали, погибая, а Марта Сауновски смеялась как безумная, хоть из многочисленных брешей в её броне и сочилась кровь. Смерть — значит, смерть! Значит, вперёд, в мир духов или за победой!

Снова снаряд Империи описал изящную дугу у Марты над головой и тяжело рухнул в тюремном дворе. Земля содрогнулась, пыль взмыла в воздух серыми тучами, и огненные снопы замелькали на Седьмом Кресте. Империя стреляла в них тем секретным оружием, формулу которого повстанцы украли у пленного офицера! Марта с чувством выругалась себе под нос. Человек, стоящий возле неё, закричал в объятиях адского горящего шара, закричал и… умолк. Лишь пепел, оставшийся от него, вяло коснулся земли.

— Бейте Империю! Бейте их, братцы, бейте! — завопила Марта. — Смерть им всем! Смерть! Давайте покажем им, где раки зимуют! Огонь!

Снаряды защитников Кеблоно — здоровенные серые булыжники — полетели в ровный строй наступающей армии. Несколько ударов — и от легендарной конницы пятнадцатого полка осталось только воспоминание, а большинство лучников Фолди нашли вечный покой под общей могильной плитой. Марта торжествующе закричала, хотя ей было ясно, что им не удержать Кеблоно, как бы яростно и преданно они ни обороняли эти стены. Быстро оправившись от удара, имперцы перестроились и вновь неумолимо зашагали вперёд. А оборотни ещё раз запустили тараном в ворота. Теперь отдача была столь сильна, что Марта, покачнувшись, едва не упала с парапета. Она наклонилась над пугающей чёрно-зелёной бездной и увидела, как имперские лестницы ловко опираются о грубые крепостные стены.

— Несите сюда масло, смолу, скорее! — её голос сорвался от волнения, но товарищи всё равно её услышали, будто между ними существовала телепатическая связь. Кипящие котлы, как по волшебству, очутились здесь, и Марта с яростным удовлетворением помогла вылить их содержимое на осаждающих. Обожженные солдаты с воплями полетели вниз.

Подбежавшие защитники левой стороны Дебллов ловко опрокинули приставные лестницы. Но упорные имперцы подняли их снова, и новые волны врагов хлынули наверх. Марте захотелось выть от отчаяния: она видела, что Кеблоно обречён. Им не спасти свой любимый город, не вырвать его из лап врагов. Империя не зря настолько беспечно жертвует своими воинами, ведь у неё есть ещё множество резервных частей, готовых ринуться в атаку по сигналу кровожадной трубы. А Кеблоно не может пополнить ряды своих защитников: они тают, как шоколад в жару. Всё, конец, конец, их карта бита!

«А вот и неправда! — упрямо подумала Марта. — Я не проиграю! Империя умрёт под нашими непокорёнными стенами!»

Она носилась, как вихрь, в толпе воинов, выкрикивая указания и сама же исполняя их. Как в бреду, она видела бурлящую смолу в котлах и блестящие от яда дротики, слышала крики и стоны, гул падающих снарядов и хлопки чужой агрессивной магии. Всё это было нереально, даже она сама. Она отказывалась понимать то, что происходило на самом деле: оборона Кеблоно билась в смертельной агонии, когда начинает казаться, что дела идут на поправку, когда на самом деле они летят в глубокую чёрную пропасть. Марта верила: они выстоят! Они сумеют! Но подбежавший к ней вдруг испуганный Кавер разрушил и тени её надежд:

— Марта! — закричал он в отчаянном исступлении. — Марта, Главные Северные Ворота пали!

— Что ты говоришь?! — потрясённо прошептала она, оборачиваясь. Камни со свистом и шумом носились у них над головами, люди кричали, и масло шипело, и стены рушились, и гремел победный марш, а она всё не могла поверить. Точно время остановилось. Точно мир вокруг неё умер.

— Ворота пали, — повторил Бирр. — Империя вошла в город.

И ей не нужно было просить сказать об этом снова. В глубине души она давно знала, что их усилия будут напрасны. Но сейчас, когда до её ушей донёсся отчётливый триумфальный стук барабанов, когда запах гари прикоснулся к её обонянию, а мирные жители с воплями кинулись к Дебллам, она отчаянно пожелала вернуться хотя бы на день назад. В тот день, когда мир вокруг ещё был привычным, пусть и омрачённым тревожной тенью войны. Этого не могло быть… Империя не могла победить в противостоянии, ведь дело кеблонцев было правым! Разве им не говорили в детстве, что добро всегда побеждает зло?.. Оказалось, что в жизни чаще бывает наоборот!..

Шокированная Марта молча всматривалась в расширившиеся глаза Бирра. Они оба были одинаково растеряны и испуганы, ей не имело смысла искать у него помощи.

— Тогда давайте дорого продадим свои жизни! — с ненормальным воодушевлением заявила Марта, вновь хватая арбалет. — Мы окружены, мы не спасёмся. Так что же нам терять?!

— Нечего, — согласился Бирр, — кроме наших жизней. Знаешь, Сауновски, за время войны я многое понял. Нельзя разбрасываться тем, что имеешь: семьёй, друзьями, честью, собственным существованием. Если ты погибнешь сейчас, ты признаешь, что Империя победила. А её сегодняшнее торжество вовсе этого не означает. Словом, я думаю, у нас ещё много битв будет впереди. Я намерен принять в них участие. А ты?

— А я? — Марта была настолько удивлена его словами, что даже не знала, как можно ответить.

Глядя в глаза Кавера, она вдруг поняла, о каком будущем он говорил ей. Он говорил, у них есть шанс, и им ещё не поставлен шах и мат в этой игре. У неё был выбор: покинуть Измерение Живых со славой и бросить Кеблоно на растерзание Империи или остаться здесь, чтобы защищать родной город иными способами. И мстить!

Переведя взор на кипящую волну врагов под рушащимися стенами, она глубоко вздохнула… и выбрала второй вариант.

Бирр понял всё без слов. Схватив её за руку, он побежал между рядами защитников, уклоняясь от града отравленных стрел. Небо над их головами потемнело, ветер усилился, и даже Три Звезды погасли, словно в их жизни наступила вечная ночь. Марта чувствовала себя предательницей по отношению к товарищам, ей отчаянно хотелось вернуться на передовую, но Бирр не позволял ей сделать даже шагу назад. Когда она в очередной раз рванулась к парапету, он прорычал ей в ухо, как озлобленный медведь:

— Нет! Неужели ты не понимаешь, что там тебя ожидает лишь смерть?

Словно в подтверждение его слов, на глаза ей попался труп Веста Айрена. Палач лежал в глубокой луже собственной крови лицом вверх, раскинув здоровенные руки в стороны. Из груди у него торчала внушительная арбалетная стрела. М

«А ведь он любил хвастать, что благодаря его громадным мускулам ни одному врагу не одолеть его. Оказалось, это было не так. Достаточно лишь одного меткого выстрела из арбалета — и часы утомительных тренировок пропадут впустую. Железные мышцы не делают тебя неуязвимым, Вест…»

Торопливо пробегая мимо, она увидела неподалёку от Айрена и его лучшего друга, Упульму. Тот тоже был убит арбалетной стрелой: она пришпилила его к забрызганному кровью деревянному столбу с объявлениями. На лице Вениса, как и на лице Веста, застыло выражение пламенного гнева, гнева, силу которого не сумела умалить даже смерть. Марте было так больно смотреть на них, что из глаз поневоле потекли слёзы. Она готова была упасть на обагрённую голую землю, выплакаться, а потом с оружием наперевес приготовиться к встрече врагов. Неужели имперцы проникли уже так глубоко в Кеблоно? Неужели город пал, сдался?

Ответ на её вопрос нашёлся сам собой. Крадясь по зловеще пустынным и безмолвствующим улочкам центральных кварталов, они вдруг услышали вдалеке мерзкий хохот и печальный звон. Марта вздрогнула: этот звон ей не забыть никогда! Только вечевой колокол Кеблоно мог петь так глубоко и так нежно… Как Империя вообще смела коснуться этой святыни?

— Гады! — выругалась она, рванувшись к ратуше. Но могучая рука Бирра, наделённая нечеловеческой силой, твёрдо удержала её за плечо.

— Нельзя, — односложно сказал он. — Они убьют тебя. Посмотри, сколько их там!

Боязливо высунувшись из-за белокаменной стены, Марта придирчиво всмотрелась в огромную воинскую толпу, окружившую ратушу. Камни площади вокруг неё из сиреневых стали красными от крови, в воздухе не стало свободного места от мух и ворон. Чуя знакомый запах бойни, падальщики слетелись сюда сей же миг. Трупы погибших защитников города невозможно было различить сквозь толстый копошащийся слой каркающих птиц и жужжащих насекомых. Представив себе, что там могут лежать её друзья и знакомые, Марта полузадушенно взвизгнула от ярости, но Бирр вовремя зажал ей рот рукой.

— Не время, — тихо проговорил он. Она незамедлительно нагрубила бы ему, если бы не расслышала в его голосе столь созвучные её настроению нотки сдерживаемой ярости. — Не время, Марта. Мы ещё отомстим им, когда придёт наш черёд делать ход.

— Но… посмотри, что они делают! — плача, воскликнула Марта. — Посмотри! Неужели мы пройдём мимо?

— Да, — вздохнул Бирр. — Мы не сумеем остановить их.

В чём-то он не ошибался. Огромный полк имперцев не под силу было удержать двум одиноким людям. Марта с ненавистью смотрела, как довольно ухмыляющийся Король отдаёт резкий приказ: и огромный колокол, чей чистый голос сопровождал её на протяжении всей её жизни, стремительно мчится к земле. Марта протянула к нему руки в бессильной мольбе с ребячьей надеждой, что он вдруг замедлит своё падение и аккуратно опустится на разогретые камни. Но этого не случилось. Ещё секунду назад вечевой колокол Кеблоно, его гордость и символ его независимости, сверкал на солнце всеми оттенками радуги, и золотистые зайчики пробегали по его серебряным, с замысловатой чеканкой, бокам, а вот уже от могучего колосса остались лишь неровные кусочки да прощальный звон, с тоской затихающий вдали. Марта непроизвольно прижала руку к груди: ей показалось, будто вместо колокола сейчас разбилось её сердце. Неужели?…Неужели уничтожить ЕГО было так же легко, как и рассеять армию Кеблоно? Неужели на протяжении всего этого времени Империя играла с ними, как кошка — с пойманной мышкой?

Смотреть на останки вечевого колокола было невыносимо тяжело, но Марта не могла отвести от них взора, словно её загипнотизировали в садистском стремлении усилить её страдания. С гибелью символа свободы исчезла и она сама, как бледный призрак. Теперь гордые кеблонцы стали рабами в услужении у высокомерной себялюбивой Империи. И Марте не нужно было видеть, как над шпилями ратуши взмывает авалорийский штандарт, не нужно было слышать торжествующие вопли имперских солдат, чтобы осознать своё поражение.

«Может быть, Дебллский гарнизон спасёт нас?» — с тенью ободрившей её вдруг надежды она оглянулась, но…

Но лучше бы она стояла к покинутым воротам спиной. Со стороны укреплений неслись звуки победного имперского марша, тюрьма и близлежащие кварталы гибли в огне, а воины Фолди гордо маршировали на воссоединение с королевской частью. Во главе колонны завоевателей Марта увидела министра: радостный и гордый победой, он гарцевал на своём тонконогом вороном жеребце, широко улыбаясь. От этой его улыбки девушку затошнило. Ей захотелось подбежать к нему и с размаху ударить по лицу. Но Бирр уже в который раз удержал её. Его руки дрожали от ярости, а голос полнился надежды:

— Они заплатят за это! Обещаю!

Но какую цену на войне имеют слова? Даже жалкий камешек стоит больше, нежели любые громкие клятвы. Марта безучастно всмотрелась в укрытое тенью лицо друга. Нет, он изменился, он стал чужд ей, равно как и покорившийся Кеблоно. Ныне от её любимого родного города остались только воспоминания и вот эта жирная чёрная земля, которую они беззастенчиво топтали ногами. Наклонившись, Марта зачерпнула полную горсть рассыпчатых влажных зёрнышек и нежно поцеловала каждое из них. «Ни один имперец не посмеет осквернить мою последнюю святыню», — решила она и крепко сжала кулак. Она чувствовала, как незримые оковы неслышной клятвы сжимают её душу в холодных тисках. Их хватка была во много раз крепче, чем у кандалов Ноули Виллимони, а Марте вовсе не хотелось вырываться из них. Она добровольно посадила себя в нерушимые застенки. Теперь она будет вынуждена находиться в них, пока не умрёт. И, возможно, так даже лучше.

Издалека донеслись жалобные крики, сдобренные одобрительным улюлюканьем имперцев: это какая-то женщина с уменьшенной копией герба Кеблоно на груди попалась в руки врагов. «Вот что ждёт всех нас, — с леденящей кровь яростью подумала Марта, глядя, как женщину тащат в сторону виселицы. — Если мы не покоримся, нас уничтожат.

Но это не значит, что у нас нет права на рокировку».

Бирр настойчиво потянул её за руку:

— Марта, хватит. Я не могу спокойно смотреть на это!

— Не смотри, — ответила она. — Действуй, коли ты действительно так храбр, как кажешься.

— А что будет потом? — удивился Бирр. — Какой толк выйдет из моей смерти, ведь я непременно буду убит, если посмею сразиться с Империей в одиночку. Мне нужны союзники. И время.

— Тогда нам остаётся лишь терпеть и молчать, как затравленные трусы? — возмущённо зашипела Марта. — Неужели…

— Да. Любя Кеблоно, мы затаимся на время. Поверь, мы обязательно заявим о себе. А сейчас… идём. Не стоит травить себе душу лишний раз.

Она молча позволила Бирру взять себя за руку и утащить в клубящийся мрак теневых кварталов города: в те места, где Империя никогда не сумела бы найти их. Пока они, точно призраки, скользили в грозном молчании извилистых переходов, до их ушей из центра Кеблоно доносился алчный треск огня, звон мечей и жалобные людские крики. Всё это время Марте нестерпимо хотелось броситься назад, впрочем, как и Бирру. Но они, два бестолковых трусишки, не оборачиваясь, бежали по скользким камням, пока не наткнулись на монолитную стену тупика. А сзади послышался характерный перестук лошадиных подков: имперский конвой, не теряя времени, начал осматривать покорившийся город.

— Драться? — с интересом спросил Бирр.

Она отрицательно покачала головой: после долгого бега с препятствиями любое движение вызывало боль в мышцах. К тому же, у неё был иной план. Марта заговорщицки кивнула в сторону внушительной мусорной груды, брошенной посреди грязной мостовой. Бирр немо согласился с нею… и нырнул в очистки так же проворно, как и рыба — в воду. Она ловко последовала за ним. Гнилостный запах, противный и угрожающий, тотчас набился Марте в ноздри. Она едва подавила желание чихнуть, которое, несомненно, выдало бы её: из-за угла появился имперский патруль. Сквозь тонкую щель в отбросах ей было видно, что во главе небольшого отряда стоит Гай Фолди. С самоуверенным и всезнающим видом министр осмотрел пустующую улицу.

— Именем Короны, выходите! — прокричал он.

Безрезультатно. Если многочисленные отщепенцы, населявшие эти кварталы, и услышали его призыв, то откликнуться на него они не пожелали.

— Выходите! — ещё громче повторил Фолди, и с ноткой фальшивого милосердия прибавил: — Каждый из вас, кто покажется на улицу и присягнёт Короне добровольно, не вынуждая меня применять силу, получит вознаграждение: мешок золотых! Вы слышите?

В подтверждение своим словам министр извлёк из объёмной седельной сумки матёрчатый кулек, звенящий притягательным звоном денег. Марта была уверена, что падкие на золото отверженные вылетят на улицу, как стайка неуловимых бабочек. Но, тем не менее, мерзкие картины реальной продажности и алчности, вставшие перед взором, шокировали её. Один за другим униженные бедняки выстраивались в очередь перед неиссякаемым мешком Фолди, протягивая к нему исхудалые руки. Но министр не вынимал ни одной монетки, пока на улице не появился Король в окружении Личной Охраны, и отверженные не присягнули ему на верность перед лицом всего Измерения Живых и самой Магии.

Бирр прошептал Марте на ухо:

— Фолди — умная тварь. Будь уверена, к концу этой недели он не посулами, так лестью или угрозами заставит всех жителей Кеблоно присягнуть Королю.

— Кроме нас, — шёпотом возразила Марта. — Мы не станем предавать свой дом, правда?

— Правда, — тихо согласился Бирр и осторожно сжал её ладонь под грудами мусора.

Однако этот жест искреннего дружеского сочувствия и понимания не придал ей новых сил. Наблюдая из своего укрытия, как рассеивается в небе дым от горящих укреплений Кеблоно, непокорные жители гибнут на улицах, а Фолди широко ухмыляется, точно перекормленный кот, Марта чувствовала, что вскоре всё станет намного хуже…

КОНЕЦ

Примечания

1

Отверженными в период 3000 — 3170 гг. авалорийской эры назывались представители иных разумных рас: Дарихаки, гибриды, демоны, оборотни, ищейки и проч. (П. — П.)