Алмазная принцесса

Никола Марш, 2012

Ради спасения семейной компании Руби Сиборн готова на все: даже пожертвовать собственным счастьем и выйти замуж за врага. Она и не предполагала, что ненавистный человек вдруг станет любовью всей ее жизни…

Глава 3

После того как Джекс ушел, Руби добрых десять минут металась по выставочному залу, словно разъяренная пантера. Она всегда считала себя натурой спокойной и уравновешенной, не склонной к бурному проявлению эмоций, но, кажется, сегодня открыла в себе новую грань.

Что, черт возьми, Джекс Марони возомнил о себе?

Она была так возмущена его предложением, что даже не поинтересовалась, где он взял приглашение. Наверное, дал кому-нибудь на лапу, по примеру его дорогого папаши.

Несправедливо? Возможно, но она сейчас находилась не в самом благостном расположении духа. Она сердито схватила список товаров с барной стойки и пробежала его глазами, надеясь увидеть новые отметки о продажах.

Увы, приходилось признать очевидное: они едва отбили себестоимость камней. Руби конвульсивно сжала пальцы, сминая лист бумаги, и бросила его обратно на стойку. Через пару секунд, глотая слезы, она кинулась разглаживать несчастную бумажку, чтобы Опал не догадалась, насколько на самом деле плохи дела.

Кузина стала ее помощницей, когда Сапфи на время отошла от дел. Руби ни за что не справилась бы без Опал, и хотела отблагодарить ее, сделав щедрый подарок — кольцо с опалом и браслет.

Судя по тому, как шли дела, она не могла позволить себе даже оправу, не говоря уже о редчайших черных опалах.

У Руби пересохло в горле, когда она подошла к столу, открыла ящик и достала конверт. Она взвесила его в руке, подбросила на ладони, пытаясь собраться с мужеством и вскрыть его. Днем у нее была уважительная причина — она не хотела портить себе настроение перед приемом. С тяжелым вздохом она наконец открыла конверт, жалея, что не может просто порвать его. К несчастью, это ничего бы не изменило: «Сиборн» по уши в долгах и отчаянно нуждается в инвестициях. Она просмотрела документ, и цифры заплясали у нее перед глазами.

Руби не могла осуждать Сапфи за то, что та заложила их ювелирный салон и свою квартиру, чтобы оплатить дорогостоящее лечение их матери. Она поступила бы точно так же.

Теперь, когда кредиторы требовали погашения долгов, они могли потерять то единственное, что Сапфи пообещала матери сохранить.

Руби не может допустить этого. И не допустит. Она обязательно найдет выход.

С тяжелым сердцем она прошла в свою мастерскую. В таком состоянии она, конечно, работать не сможет, но хоть займется сортировкой.

Главное — занять себя чем-нибудь. Сегодня она все равно не уснет.

Джекс зашел в квартиру, подключил айпод к колонкам и включил музыку. Басы ударили так, что его чуть не отнесло к стене. Это хорошо. Ему необходимо было сейчас что-то громкое, чтобы заглушить мысли. Чем громче, тем лучше.

Оглушительный рев заполнил отделанный мрамором холл, разрывая барабанные перепонки. Тяжелый бит пульсировал в нем.

Это было то, что нужно, чтобы сбросить напряжение последних нескольких часов.

Он бросил пиджак на диван, подошел к бару, налил двойную порцию виски и опрокинул в себя. Дикий проигрыш, льющийся из ультрасовременной системы объемного звучания, соответствовал его настроению. Хриплый. Дисгармоничный. Резкий.

Он аккуратно поставил стакан на стол, с трудом сдержав желание запустить им в ближайшую стену с воплем «Да пошли вы все, самодовольные снобы!».

Джекса здорово задело вежливое пренебрежение со стороны бизнес-элиты. Ему нужно снова стать для них своим, доказать, что он не похож на своего бесчестного отца. Без этого его планы по экспансии «Прииска Марони» были неосуществимы.

Но они смотрели на него сегодня, словно на пустое место. Черт возьми, как он сможет проводить переговоры с людьми, которые не просто враждебны — они его просто не замечают?

Джекс оперся руками о подоконник, не замечая потрясающего вида Мельбурна, раскинувшегося до самого горизонта.

Он всегда включал техно-панк-гранж, когда ему было плохо. Никаких слов. Только грохот. Музыка, мало похожая на столь любимых его родителями Брюса Спрингфилда и Бон Джови.

Прекрасно, только этого ему не хватало после сегодняшнего вечера — вспомнить о родителях.

Джекс довольно часто думал о них в последнее время. У Денвера появилась возможность досрочного освобождения, и пресса без устали терроризировала Джекса, пытаясь выудить хоть какую-то информацию. Он посылал их — в вежливой форме, конечно, — не озвучивая тот факт, что почти ожидал, что его мать явится поручиться за старого шарлатана.

Джекс не мог понять, почему такая красивая состоятельная женщина, как Жаклин Блэйз, продолжала поддерживать своего негодяя мужа и после его ареста, когда вся правда вышла наружу.

Пока она не совершила двойное предательство. Тогда все стало пугающе ясно.

Ему было двадцать четыре, когда Денвера арестовали. В глубине души Джекс всегда знал, что Джеки была его сообщницей, пусть полиция и не нашла доказательств ее причастности к преступлению.

Она представила Денвера своим богатым друзьям, заставила высшее общество принять его, несмотря на сомнительное происхождение. Дело в том, что отец Денвера был, по всей видимости, убит во время покупки партии наркотиков, когда пытался обмануть дилера.

Родители никогда об этом не рассказывали, но Джекс нашел информацию в Интернете, после того как подслушал, что бабушка ругает мать за ее тягу к непутевым мужчинам. Он помнил испытанное им после прочтения чувство облегчения — отец был совершенно не похож на его деда.

Смешно.

Его мать, не колеблясь, помогла мужу обокрасть своих богатых друзей. Людей, которые знали ее семью десятилетиями.

Когда Денвер был осужден, она просто ушла из его жизни, даже не попрощавшись.

Мать, которой он доверял, мать, которую любил, просто исчезла.

Теперь, десять лет спустя, Денвер подал очередную апелляцию, и вполне вероятно, что Джеки вернется.

Он давно уже пережил ее предательство и перевернул эту страницу своей жизни, но сейчас его бесило то, что теперь, когда он добился успеха, все могло быть разрушено — стоило только Денверу, выйдя из тюрьмы, приняться за старое.

Компания процветала, и Джекс каждый день благодарил всех богов за то, что его бабушка переписала на него прииск, когда ему было двадцать пять.

Бабуля была дамой весьма трезвомыслящей и не доверяла дочери из-за сердечной склонности последней ко «всяким подонкам», поэтому, вместо того чтобы оставить Джеки все свое состояние, она распределила активы.

С тех пор Джекс без устали работал, чтобы сделать прииск более прибыльным, и ему это удалось, несмотря на антирекламу, за которую должен был поблагодарить отца. Тот, видимо, считал день прожитым зря, если не видел своего имени на первых полосах газет. Помимо скандала с судом и обнародованными криминальными связями, были еще интервью в журналах, слухи об организации синдиката азартных игр в тюрьме и откровенная автобиография. Неудивительно, что журналисты преследовали Джекса, желая получить его комментарии.

Он снова и снова повторял им, что ему нечего сказать об отце. Ни единого слова.

Джекс рефлекторно сжал кулаки при воспоминании о последней встрече с отцом перед самым его арестом. Денвер тогда заказал столик в самом дорогом ресторане Мельбурна. Они ели тасманские устрицы и филе миньон, запивая самым дорогим вином, подчеркивающим вкус блюда.

Отец был превосходным рассказчиком, и Джекс до слез и колик в животе смеялся над его байками. Чем старше он становился, тем больше ценил их отношения.

Немногие из его знакомых парней стали бы тусоваться с отцами, но ему это было интересно. Денвер посвящал его во все свои дела.

Как выяснилось позже, не во все.

Денвера арестовали на следующий день.

И мир Джекса рухнул.

Он всегда обожал отца. Он стремился на него походить. Он восхищался им за то, что тот, выходец из рабочей и криминальной (если вспомнить, кем был его дед) среды, смог стать воротилой бизнеса. И вот его отец оказался лжецом и вором и вовсе не тем человеком, за которого принимал его Джекс.

Он оставался рядом с Денвером — во время суда, всей этой газетной шумихи, вплоть до вынесения приговора.

В тот момент, когда за отцом захлопнулась дверь тюремной камеры, их отношениям пришел конец.

Музыка перестала играть, и Джекс сел на диван. По спине пробежал неприятный холодок.

Пусть теперь ему было плевать на прошлое, но у него по-прежнему возникало это противное, сосущее под ложечкой ощущение, когда он вспоминал, как много жизней поломал отец своей ложью, сколько семей разорил. Ощущение, которое он ненавидел.

Судя по тому, какой прием ему был оказан сегодня вечером, люди этого тоже не забыли.

К дьяволу их.

У него было полно работы.

И компания, которую нужно было превратить в промышленного гиганта. Сегодня он сделал к этому первый шаг. Ничего личного. Просто бизнес.

Кому он лгал? Бизнес закончился вскоре после того, как он явился по фальшивому приглашению на презентацию Сиборнов. С той секунды, когда он увидел Руби, бизнес уступил место предвкушению удовольствия.

Дикого, необузданного, порочного.

Он хотел ее.

А если Джекс Марони чего-то хотел, он это получал.

За это он должен был поблагодарить старину-отца. Джекс с раннего возраста усвоил, что ему дадут все, что он пожелает. Денвер был таким мягкотелым.

Джекс сжал кулаки и со всей силы ударил ни в чем не повинный диван.

Хватит.

На столе его ждала огромная кипа бумаг, и пора было завязывать с этими соплями. Да, сделка, которую он так добивался, уплывала из рук из-за репутации его отца. Зато женщина, от которой зависело заключение этой сделки, пробудила в нем живейший интерес.

Джекс знал о репутации Сапфиры Сиборн и ожидал схватки с настоящей акулой. Но перепалка с претендующей на остроумие дерзкой блондинкой удивила и потрясла его.

Когда она услышала его имя, а позже предложение… да, в гневе она была великолепна.

Джекс чувствовал возбуждение при одном воспоминании об этом.

К сожалению, в данной ситуации он не мог позволить себе пойти на поводу у своей похоти, ведь у Руби Сиборн было то, чего он так страстно желал.

Как правило, если он чего-то желал, он шел и брал это. «Сиборн» не должна стать исключением.