Голубыми дорогами мира

Николай Яковлевич Удовиченко, 2013

Уважаемые читатели!Книга "Голубыми дорогами мира" состоит из рассказов и небольшой повести. Все взято из жизни. Автор много лет проработал в море, поэтому многое в книге связано с ним.

Расстрельный развод

Дальневосточный траулер типа РТМС, немецкой постройки, рыл форштевнем воду, пугая рыбу. На баке стоял второй механик Владимир Семенович, для друзей просто Володя, иногда Вовка, по судовому просто Семеныч. С траулером резвилась и играла стайка дельфинов. Они то обгоняли форштевень судна, то стремительно плыли прямо перед форштевнем, как бы предлагая судну догнать их, то уходили в стороны, выпрыгивая из воды. Вдалеке мелькали плавники касаток. Но дельфины не сивучи, они касаток не боялись. Море жило своей жизнью. Семеныч смотрел на море, начинался закат. Солнце опускалось все ниже, уходя за видневшийся вдали хребет острова Формоза, то бишь Тайваня. Траулер шел из южных морей домой. Позади остался Индийский океан, Малакский пролив с его Сингапуром, в котором Семеныч купил себе огромный ковер синего цвета, давно мечтал, японский телевизор Sony с большим экраном, «недельки» — наборы женского белья для жены, и много других мелочей. Было тепло, как бывает вечером в субтропиках, тропики остались позади. Да и не страшна тропическая жара на траулере, все каюты оборудованы кондиционерами. Настроение у Семеныча было хорошее, дней через пять прийдет судно в родной порт, сейчас в Приморье осень, самое лучшее время года, можно будет в тайгу съездить, набрать лимонника, шишек, порыбачить всласть. Любил Семеныч рыбалку на горных быстрых речках, где в изобилии водились ленок, форель, голец, иногда попадался и таймень. Лучшего отдыха и придумать нельзя. Да и по жене соскучился. Все у них вроде бы хорошо, Семеныч доверял ей, но вот только Бог деток на дал им, а ему уже за тридцать, да и ей, слава Богу, двадцать восемь. Семеныч еще раз взглянул на море и пошел в каюту. Зайдя в каюту, лег на диван, взял книгу, стал читать. Раздался стук в дверь.

— Входи, не закрыто, — крикнул Семеныч.

Зашел начальник радиостанции. Семеныч недолюбливал его, какой-то он скользкий, закрытый, себе на уме человек. Таких на флоте не очень уважают. Но их жены работали вместе, в книжном магазине, и были подругами, Семеныч тоже как бы дружил с Митричем.

— Привет, — сказал начальник радиостанции, звали его Александр Дмитриевич, а на судне просто Митрич.

— Привет, — ответил Семеныч.

Митрич сел в кресло у стола, Семеныч спустил ноги с дивана, положив книгу. Стал ждать, что скажет Митрич.

— Выпить есть? — спросил Митрич. Притом спросил таким голосом, что Семеныч почувствовал, что у того есть какая-то важная новость. Семеныч достал из холодильника початую бутылку смирновки. Достал стаканы и селедку, стоявшую тоже в холодильнике в тарелке, порезал хлеб. Налили, выпили, закусили. Налили и еще выпили.

— Какие новости? — спросил Семеныч.

Митрич замялся.

— Да вот, говорил по радиотелефону с женой, привет тебе передает.

— А как моя там?

Митрич вильнул глазами.

— Да все вроде хорошо.

Посидели, поговорили о судовых делах, о скором приходе домой. Когда бутылка подходила к концу, Семеныч больше пить не стал, скоро на вахту. Митрич опьянел и вдруг стукнул кулаком по столу.

— Вообщем так, Вова, не буду молчать. Моя сказала, что Лариска твоя скурвилась, открыто гуляет с каким-то милиционером, тот даже ночует, бывает, у нее. Милиционер женатый, двое детей. Вот такие дела. Извини, но решил рассказать тебе все. Все равно, придет время, узнаешь.

Семнычу эти слова ударили в голову, по сердцу, хмеля как не бывало. Он сидел на диване, наклоня голову и осмысливая сказанное. Потом достал нераспечатанную бутылку смирновки, открыл ее и выпил прямо из горлышка полбутылки. Хмель все равно не брал. Вспоминались лучшие дни с женой, общие дела, общие радости и горести. Как она могла? Предательство всегда удивляет преданных. Вот был рядом вроде бы близкий человек, к нему тянулся душой, и вдруг этот человек в одно мгновенье стал врагом. И осмыслить сразу это трудно, а понять невозможно. Семеныч был крепким человеком, иногда вспыльчивым в мелочах, но в серьезных делах спокоен и рассудителен. Вот и сейчас он почувствовал, что потихоньку успокаивается. «Ладно, разберусь» — подумал он. Уже спокойно налил водку в стакан, выпил. И почувствовал на этот раз сильный удар хмеля в голову.

Вахта у Семеныча была с нуля до четырех утра. Придя на вахту и осмотрев машинное отделение и механизмы, Семеныч зашел в центральный пост управления машинным отделением, его на судне называют ЦПУ. Расписался в вахтенном журнале и отпустил отдыхать четвертого механика. На вахте Семеныч ходил по ЦПУ сам не в себе, это заметили мотористы. Шептались: «Что-то у второго случилось»

Семеныча машинная команда очень уважала, за верность данному слову, за непридирчивость, за большую справедливость. Никогда Семеныч не показывал своего превосходства над другими, со всеми был на равных, всем помогал, если кто-то чего-то не знал и никогда не наказывал за проступок, если он случался в первый раз. А всегда старался поговорить по душам с подчиненными, узнать, что да как. Но если его поведение кто-то считал слабостью и совершал проступок еще раз (первый раз простил, простит и во второй раз), то наказание было неотвратимым и жестким, вплоть до списания с судна. Знавшие Семныча давно, обычно встретив его на берегу, просились к нему в рейс. Поэтому люди, почувствовав, что Семнычу плохо, сочувствовали ему и всячески пытались отвлечь его от мрачных мыслей даже на вахте. Но Семеныч плохо понимал, что ему говорили. В голове крутилась одна мысль: «Как она могла? Почему? Как это случилось?». Вспоминал их совместные походы в тайгу, ночевки в палатке, чтение книг по вечерам в дальних отрогах Сихотэ Алиня, рыбалку, уху.

Книги читать было можно и в тайге после того, как Семеныч смастерил освещение, которое легко умещалось даже в кармане куртки, но носил он его всегда в рюкзаке. Он купил велосипедную динамку в спортивном магазине, приделал к ней водяную турбинку и, выбрав для стоянки берег горного ручья, втыкал два металлических стержня в дно ручья, закреплял динамку на стержнях, опускал турбинку на недлинной оси, так, чтобы брызги не попадали на динамку, заставлял воду ручья крутить турбинку, а с нею и велосипедную динамку. Кабель от динамки пробрасывался в палатку и в палатке ярко светились две велосипедные лампочки. Можно было и читать, и вообще быть со светом. Жена чаще читала, Семеныч же любил сидеть у входа в палатку у костра до поздней ночи, иногда выпивая немного, иногда просто так глядя на огонь. В дальних морских рейсах скучал за берегом, за простым домашним уютом, но больше всего скучал за запахом дыма костра, шумом и плеском ручьев в тайге, говором деревьев над головой. Сейчас вспоминались эти совместные походы в тайгу с женой, ее жаркие и сладкие объятия, нежный шепот. И вот всего этого больше не будет, исчезло, предано, уничтожено. Нет тяжелее оскорбления для моряка, чем предательство жены. Ведь знала же за кого замуж шла, никто не неволил. И сколько раз он ей говорил, что пора детишек заводить, она все от этого отбрыкивалась, значит была себе на уме. Но если бы у нее кто-то был на примете, то другое дело, а то ведь связалась с женатым человеком, в чужую семью влезла. «Ладно, разберусь» — снова подумал Семеныч. Часов около двух ночи в ЦПУ спустился «дед», так обычно называют на флоте старшего механика. Прошелся по ЦПУ, посмотрел на Семныча.

— Ты не заболел?

— Да есть немного, не страшно, — сказал Семныч, чтобы хоть чем-то оправдать свой не очень хороший вид.

— Если хочешь, иди отдыхай, я приму вахту у тебя, постою, все равно не спится.

— Да нет, не нужно.

В ЦПУ доносился чуть слыцшный рокот главного двигателя, звенела его турбина. Море было спокойным и судно шло быстро, без покачиваний.

— Это ты пил с начальником радиостанции?

— Выпили немного.

— Сволочь он, уже раззвонил о твоей беде по всему судну.

— Вот скот, а не человек. И какое ему дело?

Раздался звонок телефона. Семеныч поднял трубку.

— Доброй ночи, Семеныч, капитан говорит. Как дела?

— Спасибо, Оскар Мартынович, все хорошо.

Капитан был из приморских литовцев, хороший, порядочный и честный человек.

— Ты деда не видел?

— Возле меня стоит.

— Дай ему трубку.

Семеныч передал трубку деду. Стармех слушал капитана, поддакивая и соглашаясь. Положил трубку.

— Сходи к командиру, тебя зовет, я побуду здесь.

— Там на втором дизель-генераторе течь масла небольшая. Если что, запускать только в крайнем случае. Третьему по вахте передам, они устранят.

Семеныч пошел из ЦПУ наверх. Капитанская каюта была на самой верхней палубе. Семеныч постучал и зашел в кабинет. Капитан сидел за столом.

— Заходи, Семеныч. Садись.

Семеныч вошел и сел. Капитан что-то мялся, видно было, что ему неудобно начинать разговор, но все-таки он его начал.

— Слышал о том, что у тебя случилось. А начальника рации в следующем рейсе здесь не будет. По крайней мере я изо всех сил постараюсь это сделать.

Капитан был малоразговорчивым и сейчас он не стал много говорить. Молча поднялся, достал бутылку коньяка, налил себе немного, а Семенычу сказал: «Как хватит, так скажешь». Семеныч остановил его граммах на ста пятидесяти. Выпили. И снова Семеныч почувствовал, что хмель его почти не берет.

— Ты вот что, Семеныч. Решать, конечно, будешь сам, у каждого свои взгляды на такие вещи, но мой тебе совет — сделай по-мужски. Вырви из сердца и забудь. У моряков таких подруг быть не должно.

Налил еще, еще выпили. Сейчас хмель немного прижал Семеныча. «Все-таки хорошие вокруг люди, смотри сколько сочувствует. И никто не смеется и плохого не говорит. А начальнику радиостанции, долбанному «маркони», на берегу рожу начищу до блеска». Он встал, поблагодарил капитана и пошел в машину. Вахты оставалось час. Дед без слов махнул кругом рукой, поднял большой палец правой руки, показав, что все, мол, хорошо.

— Будешь с вахты идти — загляни.

— Спасибо, но пойду сразу спать.

— Буду рад, если будешь спать. Но если будет плохо, заходи.

— Еще раз спасибо.

Дед ушел. Семеныч достоял вахту, ушел спать. Долго ворочался, но потом заснул.

Через несколько дней судно, дав длинный гудок сифона, на траверзе мыса Разворотного начало заходить в залив. Вдали стояли порыжевшие на вершинах сопки, но пониже еще зеленые. Сентябрь в Приморье очень теплый месяц, больше похожий на летний. Судно вошло в залив, встав на внешнем рейде. Приехали власти, таможенники. Потом на катере приехал подменный экипаж, принял судно, основной экипаж сдал дела и приготовился к встрече с берегом. А еще через полтора часа судно пошло к одному из пирсов родной Базы. На пирсе толпился народ, встречая близких и друзей, стояли ребята из военно-морского оркестра, налаживая свои инструменты. Подали концы, береговые матросы набросили их на причальные кнехты, судно брашпилем, подруливающими устройствами подтянулось к причалу, встало. Спустили парадный трап. Как только нижняя часть трапа коснулась пирса, оркестр грянул «Прощание славянки». Это традиция, моряков, военных и гражданских, всегда встречают и провожают этим маршем. Встречающие что-то кричали, махали руками, букетами цветов, многие женщины утирали слезы. Мужей ведь не было дома почти полгода, наскучались, натерпелись одни, решая все семейные проблемы: отправляли детей в школы и садики, готовили им, обстирывали, воспитывали. Нелегкая это работа! Да еще многие и работали. Ларисы на причале не было. «Знает кошка, чье мясо съела», — подумал Семеныч и вдруг увидел ее. Она стояла на пирсе, ближе к трапу, махала букетом его любимых георгин и ярко улыбалась. В белых брюках, в белой кофточке, с тонким станом и высокой грудью она выглядела эффектно. Многие мужчины из встречающих поглядывали на нее. Встречающие начали подниматься по трапу на судно. Поднялась и Лариса вместе с другом Семеныча, тралмастером Романом. На палубе встретила мужа, сияя большими голубыми глазами. Обняла за шею, поцеловала, вручила букет. По ответному холодку сразу поняла, что что-то не так, сникла, опустив голову. Семеныч обнялся с другом, пожали крепко друг другу руки. Втроем пошли в каюту Семеныча. Когда закрылась дверь каюты, Семеныч прямо при Романе, глядя жене в глаза, спросил:

— Это правда?

— Что, Володя? Что правда?

И вдруг побледнела, поняв, что он все знает.

— Твой милиционер и твоя измена, вот что.

Она села на диван и заплакала. Потом поняла, что нужно говорить правду.

— Да, правда. Как первый раз случилось, сама не поняла, а потом завязалось…

— Ну так вот тебе за верность и ожидания.

Семеныч букетом георгин хлестнул ее по лицу, выругался крепко, как умеют ругаться только моряки. Бросил георгины на палубу каюты. Замахнулся, чтобы ударить ее. Роман перехватил руку.

— Володя, не нужно. Это уже ничего не изменит. Пойдем домой. Если не хочешь домой, пошли ко мне. Леночка с радостью примет нас, приготовит что-либо вкусное. Очень рада будет видеть тебя.

— Я женщина, как ты смел ударить меня? — сверкнула глазами Лариса, выпрямившись.

— Женщину я бы никогда не ударил. А ты не женщина, ты шлюха. А шлюху не только можно бить, но и нужно.

Пошли из каюты к трапу. Лариса плелась сзади, похожая на побитую собаку. Семеныч домой не пошел. Вещи, купленные в Сингапуре, попросил разрешения оставить у Романа. Тот согласился без проблем. Взяли такси и поехали к Роману. Ларису в такси не посадили.

— К Лене сестра ее младшая приехала, красавица. Сам посмотришь.

— А ты давно с морей?

— Три недели уже. Пока не собираюсь, побуду на берегу.

— Вот и хорошо. В тайгу вместе сходим.

Приехали. Вошли в подъезд и пошли к квартире Романа. С Леной, его женой, Семеныч был знаком давно. Еще лет восемь назад работали они в Перу, экипажи меняли в перуанском порту Кальяо. Домой летали на самолете, через Москву. В Москве Рома и познакомился с Леной, у них все связалось быстро и крепко. Родился сын, Рома назвал его Вовой, в честь друга. Лена не возражала, так же звали ее отца. А с Романом Семеныч дружил уже лет двенадцать. Они были ближе друг другу, чем братья.

— Володь, ты не настаивай на том, чтобы Лена пила спиртное. Мы ждем второго ребеночка, очень ждем его.

— Хорошо. А я вам с Леной по-хорошему завидую. Молодцы, слов не нахожу. А я…

И он махнул рукой.

— Все образуется, Вова. Все будет замечательно.

— Дай то Бог.

Подошли к двери квартиры, Роман нажал кнопку звонка. Открыла Лена.

— Господи, кого я вижу! И как это ты решил сразу к нам, не домой?

— Причина есть, — хмуро улыбнулся Семеныч.

Они с Романом занесли баулы с вещами Семеныча и уложили их в кладовку в коридоре. Семеныч сел на диван в зале, а Рома пошел на кухню к Лене. Через минут десять появилась в зале Лена.

— Вова, ты не принимай это близко к сердцу. Значит она не твоя судьба. Настоящая женщина так никогда не поступит, так что не жалей.

— Спасибо за участие, Лена.

Роман пришел, принес запотевшую бутылку водки.

— Выпьем? За приход?

— Можно немного.

Налили по рюмке, или как говорили на флоте — по стопарю, выпили. Зашла Лена с подносом. За ней бежал четырехлетний Вовочка.

— Что это вы без закуски? Рома, ты что, не мог принести чего-либо? В холодильнике все есть.

— Мы по первой, за приход, по-флотски, без закуски.

Лена покачала головой. Затем начала носить еду.

— Что ж это я, — спохватился Семеныч.

Пошел в кладовку, достал одну из сумок. Принес в зал. Начал вытаскивать сингапурские покупки.

— Это Вовочке, — он вытащил блок жевательной резинки, затем достал детский джинсовый костюм, потом взрослый джинсовй костюм, это тебе, у меня там еще два есть, обычный и белый. А это жене отдашь, мне уже это ни к чему, — и Семеныч отдал Мише пять упаковок «неделек», женского белья.

— Нужно будет пару отдать Надюше, — сказал Роман.

— Это ваше дело с Леной. Мы с тобой носить это не будем.

Роман засмеялся. Сели за стол, Лена наготовила столько, что глаза разбегались от количества блюд. Про любимые пирожки Семеныча с картошкой и печенкой тоже не забыла.

— А где Надя? — спросил Роман.

— В спальне сидит, читает.

— Ну, так дело не пойдет. Зови.

— Уже звала, стесняется.

— Вот уж тургеневская девушка, — засмеялся Роман и ушел.

Через пару минут появился с Надей, девушка была похожа на Лену. «Красивая», — отметил Семеныч про себя. Наде было лет двадцать четыре — двадцать пять.

— Знакомьтесь. Это Надя. А о Володе я тебе, Надя, не раз рассказывал.

Познакомились. Началось застолье. Лариса пить отказалась категорически. Надя выпила только за приход, этот тост Миша произнес еще раз, потом только немного отпивала вино. В разговор почти не вступала, встречаясь взглядом с Семенычем, краснела и опускала глаза. «Надо же, бывают еще на свете такие девушки, краснеет, давно не встречал таких», — подумал Семеныч. Сидели долго, потом Лена и Надя ушли. Друзья сидели долго, вспоминая моря, знакомых и коллег, которые сейчас далеко в морях, различные случаи из морской жизни. Моряки всегда говорят в море о семьях, женщинах, а на берегу о морях, судах. Время текло незаметно. Наступил вечер, за окнами стемнело.

— Ты располагайся на диване, здесь и будешь у нас спать, — сказал Роман.

— Спасибо, пойду домой.

— Смотри, Вова. Только не делай никаких глупостей. Не трогай ее.

Семеныч промолчал.

— Лена шепнула, что Наде ты очень понравился.

— Не до этого мне сейчас, Рома, дай отойти.

Вышла Лена, уже в халате. Семеныч попрощался с друзьями. Надя не выходила.

— Наде скажите мое «до свидания».

— Скажем. Я ее звала попрощаться, но она опять стесняется.

— Что ж сделаешь.

Семеныч поцеловал в щеку Лену, пожал руку Роману и вышел. Жил он недалеко и решил пройтись пешком. Дойдя до квартиры, заходить передумал. Пошел в межрейсовый дом отдыха, там он долго жил в раньше, будучи неженатым. На дежурстве была Марья Ивановна. Он коротко рассказал ей причину своего появления. Марья Ивановна быстро оформила ему номер в гостинице.

— И не опускай руки и голову! Ясно? Пошла бы она на хутор бабочек ловить. Такого мужика потеряла. А ты себе найдешь еще, такие, как ты на дороге не валяются. Хочешь найду?

— Марья Ивановна, о чем ты? Мне нужно успокоиться от всего этого, а ты мне сразу невесту найти предлагаешь, — засмеялся Семеныч.

Он взял ключ от номера и пошел на второй этаж. Взглянул на часы. Было половина одиннадцатого. Разделся, сходил в душ и лег спать.

На другой день Семеныч обежал все нужные кабинеты в управлении компании, посдавал все отчеты, получил справку об отсутствии задолженности, отвез ее в бухгалтерию. То есть сделал все, зависящее от него, для выдачи зарплаты экипажу. Зашел в механико-судовую службу. Василий Матвеевич, начальник механико-судовой службы, по-флотски МСС, приветливо поздоровался с ним. Семеныч положил ему на стол справку об отсутствии задолженности и собрался уходить.

— Погоди, сядь.

Семныч сел.

— Молодец, прямо на следующий день по приходу со всем управился.

Он помолчал, потом, глядя в глаза, сказал:

— Знаю о твоем горе. То, что это горе, я уверен, испытал это на себе. Было и у меня такое. Держись, все образуется.

Пожилой Василий Матвеевич протянул Семенычу руку и крепко пожал ее.

— И еще. Готовься сдавать аттестацию на старшего механика. На тебя уже четыре рекомендации у меня. А у меня правило: направлять на повышение только после третьей рекомендации. Двое могут и ошибиться. Я тебя хотел направить на повышение еще до последнего твоего рейса, да закрутился и забыл, а ты как-то быстро ушел в моря. Тут приходил ваш дед сегодня, рассказал о твоем методе устранения замасленности парового котла. Ты его оформи как рацпредложение, я разошлю по МСС других компаний, пусть люди знают.

— Это не моя придумка. Я был еще четвертым механиком, так меня научил один старый кочегар.

— Вот и впиши этого кочегара соавтором.

— Да я уже даже его фамилии не помню. Если он жив, то старый уже. Хорошо, поспрашиваю народ, найду следы.

Попрощался и вышел. Чем заняться, куда идти? Не привык без дела. Если бы было все хорошо, то сейчас бы жену в отпуск отпросил бы и рванули бы с ней в тайгу. Одному не хочется, у Романа с Леной свои заботы. В душу начала заползать снова обида и тоска. Попробовал прижать эти чувства, но они змеей сидели в сердце. Позвонил Роману. Сказал, что живет в гостинице, домой пока не пошел.

— Может пообедаем где-либо, Ром? Поехали в ресторан «Береговой», там трепанга готовят изумительно.

— Мне Лена голову открутит. Обедать давай к нам. Тут чего только нет. А трепангов я и сам приготовлю. Только не сегодня. Кстати, Надя о тебе раза четыре спрашивала. Спросит, покраснеет, уйдет в другую комнату, потом выходит и опять спрашивает, и опять краснеет. Что-то тут неспроста. Лена рассказала ей про тебя, так у нее прямо слезы на глазах. Она такой человек, даже трудности других людей близко принимает к сердцу. Ты уж прости ее. И не говори ни ей, ни Лене, что я тебе сказал.

— Хорошо, Рома, спасибо ей. Огромное спасибо.

— Так ты приедешь?

— Через час буду.

Семеныч взял такси, поехал в ресторан «Береговой». Не отпуская такси, зашел в ресторан, взял четыре порции скоблянки из трепанга, ему упаковали еду с собой, и он поехал к Роману. Дверь после звонка открыла Надя, Романа с Леной не было, они ушли в магазин.

— Здравствуйте. Проходите. Меня Роман предупредил, что вы приедете.

Надя немного засмущалась, щеки ее порозовели, она была чудо как хороша. Вот только сейчас после рейса в Семеныче проснулась жажда женщины. Горячая, мощная волна охватила его, он чуть не схватил Надю в объятия. Вовремя опомнился и, стиснув зубы, прошел мимо Нади. Женщины всегда чувствуют лучше, чем мужчины, у них очень высокая интуиция. И Надя почувствовала состояние Семеныча. Она была несколько поражена этим и испугана.

— Здесь трепанги, я взял в ресторане. На всех.

Он подал Наде пакет. Она взяла пакет и ушла на кухню. Ее не было долго, она боялась вспыхнувшего чувства Семеныча. Возилась на кухне. Потом вышла с тарелкой, полной пирожков.

— Это с картошкой и с печенью, Лена сказала, что вы любите такие. Я сама пекла, перед самым вашим приходом закончила. Совсем свежие. Угощайтесь.

Семеныч попробовал пирожок. Вкус был замечателен, даже лучше, чем готовила Лариса.

— Пирожки прелесть. Беру на заметку. Буду приходить к вам на пирожки. Теперь не отвяжитесь от меня.

— Всегда пожалуйста. Люблю готовить.

Все в ней было хорошо. И стать, и лицо. Ее полные ножки, выглядывающие из-под халата, сильно волновали мужское чувство Семеныча. Но он крепко держал себя в руках. Раздался звонок в дверь, пришли с пакетами Лена с Романом. С ними был и маленький Вова. Он тоже нес пакет.

— Как вы тут? Все в порядке? — спросила Лена.

— Владимир пришел недавно. Вот пирожками своими я его уже угостила. — ответила Надя, — понравились, говорит, — засмеялась она.

— Все, садимся к столу. Мы есть хотим, спасу нет. Вовочка, Рома, быстро мыть руки.

— Прямо без твоего руководства мы не знаем, что нужно мыть руки, — сказал Роман.

Лена погладила его по затылку и плечам.

— Откуда вы это можете знать? Мужики несчастные! Что бы вы делали без женщин?

Все засмеялись. Вскоре уселись за стол. Трепанги были выложены в большую общую фарфоровую чашку. Роман потирал руки, любил он трепангов.

— По рюмке выпьете? — спросила Лена?

Роман взглянул на Семеныча, ты как мол?

— Особого желания нет, но…короче давай понемногу.

Выпили, начали есть. Семеныч по-хорошему завидовал Роману, был благодарен за уют, которым просто и спокойно окружила его эта семья. Не хуже, чем дома. При воспоминании о доме снова защемило нехорошим в груди. Мысли мгновенно отвлеклись к Ларисе, к их совместной жизни. Стало нехорошо на душе. Роман заметил состояние друга. Молча взял бутылку, налил водки в стакан.

— Выпей, будет легче.

Семеныч не стал ломаться, выпил залпом, по-флотски. Роман налил еще. Выпил и это. Хмель сгладил неприятное состояние. Возник разговор, почти ничего не значащий. За этим разговором и прошел обед. После обеда Семеныч пошел не в гостиницу, а домой. И сразу его охватила тоска, упало настроение, мир показался серым и неуютным. Но домой было идти нужно. Нужно было решить все с Ларисой, определиться с квартирой. То, что он не будет жить с Ларисой, у него не было никаких сомнений. Вспомнились слова отца, сказанные как-то ему: «Женщина, предавшая и прощенная, обязательно предаст еще раз». Что ж, значит такова его, Семеныча, судьба, быть рогоносцем. Этого он не простит ей. Он почувствовал, как внутри него закипает злость на Ларису, вздымается желание сделать ей плохо, отомстить. С таким чувством он и пришел домой. Жил Семеныч в трехэтажном деревянном доме, на пригорке, на первом этаже, в окружении больших новых домов. Дом скоро должны были снести и тогда он получит квартиру в такой же новой многоэтажке, которые строились вокруг. Открыл ключом квартиру, зашел. Все знакомо и в то же время, после случившегося, чужое. Он представил, как здесь вечерами сидел с Ларисой чужой мужчина, они пили вино, затем ложились в его кровать. Стало еще омерзительней. Семеныч сел на диван и задумался. Затем подошел к шифоньеру, открыл его и первое, что он увидел, была милицейская фуражка, лежавшая на верхней полке. «Вот дает, забыла спрятать»? «А, — догадался он, — это после разговора на судне и моего отсутствия дома она специально положила ее на виду». Достал фуражку и положил ее на стол посреди комнаты. Открыл маленькие дверцы шифоньера, где обычно хранилось белье. На полке, ничем не прикрытая, лежала распечатанная пачка презервативов. Ярость охватила Семеныча. Если бы Лариса была рядом, он бы ее разорвал. Достал из холодильника водку, налил в большой фужер и выпил. Через десять минут он, поразмышляв, знал, что нужно было делать. И стал готовиться к своим действиям. Достал ружье, подаренную отцом Ларисы двустволку. Ружье было старое, еще 50-х годов, но отличное. Стреляли из него мало, стволы не были разношены. Они были сантиметров на пятнадцать длинней, чем у современных ружей и дальность стрельбы была отменной. Переломил ружье, посмотрел стволы. Они были чистыми и смазанными. Достал шомпол, вату, протер до блеска стволы, еще раз осмотрел их. Раковин в стволах не было. Достал несколько патронов, выковырял из них картечины. Взял свинцовую проволоку, нарубил небольшими кусками, засыпал в патроны. Это была резанка, издававшая при полете дикий звук, нею обычно стреляли для развлечения или когда нужно было кого-то попугать. Забил пыжи. Ружье поставил в угол за телевизор, патроны положил в карманы брюк. Выпил еще, достал надувной матрас и расстелив его на полу, лег. Задремал. Лариса явилась домой часов в девять. Глянула на лежащего на полу Семеныча и уверенной походкой, с полупренебрежительной улыбкой на лице, прошла в квартиру. Увидев на столе милицейскую фуражку, как-то сникла, но потом снова быстро собралась. Ушла в другую комнату, переоделась в халат и пошла в ванную. Оттуда долго слышался шум душа. Вышла посвежевшая, как всегда красивая, с той же улыбкой.

— Что ты разлегся на полу? Мог бы лечь на диван или на кровать.

— На диван и кровать я ложиться не могу. Там воняет чужим мужиком.

— Там пахнет настоящим мужчиной.

— Что? А я что, не мужчина?

— Был бы ты мужчиной, так я бы не глядела на других.

— Ах ты сука, так я для тебя не мужчина? Да за эти слова я тебе, знаешь, что сделаю?

— Господи, делальщик нашелся! Да ты трус, ты не способен на что-либо серьезное.

Семеныч в ярости вскочил. Выхватил из-за телевизора двустволку и дрожащими руками начал заряжать в нее патроны. У Ларисы медленно полезли глаза на лоб.

— Ты…ты…ты что? Ты что задумал?

— А вот сейчас покажу тебе, на что я способен.

Семеныч дослал патроны в ружье и защелкнул замок. Осталось взвести курки и можно было стрелять.

— Я..я..ты..ты..

— Что? Боишься подыхать?

Семеныч повел стволами в сторону Ларисы. Лариса взвизгнула и как была в халате и тапочках, бросилась к двери.

— Врешь, не уйдешь, пуля быстрей летает, чем ты бегаешь.

И Семеныч погнался за ней.

— Айя-яй-яй! Помогите! — взвыла Лариса на площадке.

Оба выскочили на улицу. Сразу за подъездом дома начинался большой пустырь, заставленный новостройками, а после него, в метрах пятистах, начинался жилой квартал. Лариса мчалась по пустырю как ветер, оглядываясь и быстро-быстро двигая лопатками.

— Целься в голову, в голову! — раздался пьяный голос соседа из открытого окна второго этажа, шутника и балагура, работавшего на судах матросом и уважавшего Семеныча.

Семеныч взвел курок на левом стволе, взял направление метра на полтора в сторону, поднял повыше от бегущей Ларисы стволы и выстрелил. Резанка со страшным, душераздирающим воем разрезала воздух. Раздался дикий визг Ларисы. В жизни Семеныч не видел, чтобы так высоко подпрыгивал человек. Лариса подпрыгнула метра на два, не меньше. Оглянулась в прыжке, и вереща, с развевающимися длинными волосами, была в этот момент очень похожа на ведьму, как их рисуют художники. Видимо кто-то из этих художников тоже гонял с ружьем жену. Куда и красота делась.

— В голову бей, в голову, — еще раз раздался пьяный крик соседа и его разбойничий свист.

Семеныч выстрелил второй раз, подальше отведя от Ларисы стволы. Снова взвыла резанка. Лариса, как гимнастка на матах, с разбегу припала к земле, снова вскочила и помчалась еще быстрее. Донесся звук громко испускаемых ею испражнений.

— Га-га-га! Не нравится? Бей ее картечью! — орал сосед, — Ишь, об…сь! Улю-лю-лю! Га-га-га-га! Фюить!!!

Со скоростью ветра Лариса скрылась за углом строящейся десятиэтажки. Семеныч пошел домой. Вытащил из ружья патроны, положил все на стол, разобрал и почистил ружье. Тоже положил на стол. Взял милицейскую фуражку, повертел ее в руках и снова положил. Стал ждать милицию, но вместо милиции пришел сосед сверху, который кричал из окна. Поставил бутылку на стол, из кармана вытащил кусок копченной колбасы.

— Если хочешь есть, тащи из холодильника что-нибудь.

— Я домой только сегодня пришел и не знаю, есть ли что там.

Семеныч заглянул в холодильник, достал нарезанную нерку в масле и с луком, открыл банку сайры, поставил на стол. Налили, выпили.

— Здорово ты придумал, — сказал сосед, — резанкой ведь стрелял?

— Резанкой.

— Если она пожалуется своему менту, а я его хорошо знаю, я заложу его жене. Я уже позвонил ему и предупредил его.

— Спасибо. Разберусь…

Милиция так и не пришла. Ни в этот вечер, ни в последующие три дня, которые Семеныч сидел дома, никуда не выходя. Несколько раз звонил телефон, но Семеныч не брал трубку. Прошло две недели, никто никуда не вызывал Семеныча, не было и милиции. Семеныч собрал все вещи Ларисы, запаковал их в сумки, туда же положил все ее документы и бумаги, подумав, положил и початую пачку презервативов, а также взял милицейскую фуражку и тоже положил в одну из сумок.. Все это отнес подруге Ларисы. Больше Семеныч в своей жизни никогда не встречал Ларису. Месяца через полтора после этих событий пригласили его в паспортный стол, чтобы он поставил подпись: Лариса прислала заявление о желании выписаться из квартиры, откуда-то из Алма Аты. Семеныч поставил подпись.

Как-то позвонил Роман и пригласил зайти. Семеныч пошел. Позвонил и услышал звук частых шагов. Понял — Надя. Она и открыла дверь.

— А я вам звонила несколько раз, но никто трубку не брал. Так и ела пирожки сама. Заходите.

Семеныч зашел. Сел на диван.

— Знаете, сейчас почему-то мое любимое блюдо это пирожки с картошкой и печенкой. Прямо объедаюсь. Даже полнеть начала.

— Вам идет небольшая полнота.

Из кухни вышла Лена, за ними Вовочка и Роман. С Романом обнялись, Леночку Семеныч поцеловал в щеку, Вовочке, как взрослому, пожал руку, потом подкинул его и посадил себе на плечо.

— Дядя Вова, здорово! А выше можете?

Пришлось посадить его на голову. Из кухни появилась Надя с тарелкой пирожков.

— Ничего себе, — сказал Роман, — меня и то так не встречают.

— Ты свой, а это гость, ему лучшее, — отбилась Надя.

Сели обедать. За обедом Роман заговорил о деле, по которому он звал Семеныча.

— Володя, мы с Леной и Вовой собрались съездить в Хабаровск. Поезд сегодня вечером. А у Нади завтра самолет на Москву. Не сможешь ли ты отвезти ее в аэропорт?

— Отвезу, какие проблемы. Я казак свободный сейчас, никто и ничего не держит меня.

Он повернулся к Наде.

— Во сколько самолет?

— В четырнадцать десять.

— В десять утра выедем, чтобы с запасом.

— Хорошо, я буду готова.

— И чтобы пирожки были, будем их в машине есть.

— И пирожки будут.

Лена засмеялась.

— У тебя, Володя, на первом месте пирожки. Посмотри, какая женщина поедет с тобой! Она тебе не только пирожков напечет, она для тебя все сделает. Бедненькая, иссохлась вся!

Сказав это, Лена порскнула из-за стола: покрасневшая Надя схватилась за половник и замахнулась на сестру. Семеныч встал, пошел к своим вещам, достал купленный в Сингапуре ковер.

— Надя, идите сюда.

Подошла не только Надя, подошли все.

— Это вам за пирожки. И не вздумайте отказываться. Отказов не принимаю.

Роман что-то шепнул Наде, потом Лене.

— Хорошо, подарок принимаю. Люблю читать, лежа на полу. Теперь буду читать на ковре и вас вспоминать.

— Итак, до завтра. Ром, вызови такси, отвезу домой вещи. А то мешают вам здесь.

Роман пошел вызывать такси. Лена обняла Надю и что-то тихонько говорила ей на ухо. Надя, соглашаясь, кивала головой. Семеныч с Мишей вытащили вещи, погрузили их в такси и Семеныч уехал.

На другой день Семеныч в десять подъехал к дому, где жил Роман, на своей машине, погрузил вещи Нади, забрал ее и они поехали в аэропорт. До аэропорта было около двух часов езды. В аэропорту Семеныч помог Наде во всем: перенес вещи, зарегистрировал ее билет. На ее «я сама» только отмахивался рукой. Объявили посадку. Встали в очередь на посадку. Вот и место пропуска на контроле.

— Давайте я вас поцелую на прощанье? За вашу душу хорошую, за пирожки?

— Стесняюсь, людей много…

— А кто что знает? Может быть мы муж и жена?

Надя приподнялась на цыпочки и поцеловала Семеныча в щеку, затем обняла его за шею и мягко и нежно поцеловала в губы. На Семеныча это подействовало как удар молнии. Даже ноги ватными стали.

— Надя, здорово! Я этого никогда не забуду. Пишите, адрес вам вот, — вытащил Семеныч заранее приготовленный адрес.

— Не нужно, он у меня давно записан, и телефон тоже, — покраснела та.

Надя прошла контроль и уже с той стороны помахала рукой. Семеныч подождал, пока взлетел самолет и только потом поехал домой. Всю дорогу из головы не выходила Надя и ее поцелуй. Хорошая девушка, вот только лет на двенадцать младше. Ну и что? Мама тоже была на пятнадцать лет младше отца, а вон семерых родила и всех вырастили, спасибо им великое.

Через неделю он получил письмо от Нади. Она писала, что долетела хорошо, что родители не нарадуются на ковер и передают Семенычу привет и спасибо…

Незаметно прошли месяцы, прошел Новый год. Дела закрутили Семеныча: он сдал аттестацию на старшего механика, получил назначение на судно. Судно уходило через месяц работать в Новую Зеландию. Семеныч несколько раз звонил Наде в Москву. Сказал ей, что через месяц уйдет в моря.

— Я приеду провожать.

— Для вас дороговато это будет. Если согласитесь взять у меня денег, то приезжайте.

— Мне Лена даст.

— Лена семейный человек и у них свои расходы.

— Тогда соглашусь взять у вас. Потом соберу и отдам.

— Думаю, что потом отдавать не нужно будет.

— Почему это?

— Приедете и все узнаете.

В тихий вечер, какие бывают в Приморье в конце января, с легким снегопадом, без ветра, Семеныч закончил приемку судна, собрал рапорта у механиков и сидел в своем кабинете, решая, идти ли ему домой или остаться ночевать на судне. Через несколько дней судно уходило. Наде он деньги на дорогу послал, но ее пока не было. Раздался звонок телефона.

— Слушаю, старший механик.

Звонил вахтенный матрос с трапа.

— Здесь вас какая-то девушка спрашивает.

«Уж не Лариса ли заявилась?» — подумал Семеныч.

— А как ее зовут?

— Говорит, Надежда.

— Сейчас буду.

Трап был рядом с каютой. На палубе стояла Надя, с небольшой спортивной сумкой. Увидев Семеныча, сумку выронила и беспомощно оперлась спиной на леера. Семеныч подбежал к ней, и, не стесняясь вахтенного, обнял и поцеловал. Повел в каюту.

* * *

Семеныч позвонил из Данидина, города в Новой Зеландии, Наде в Москву. У Нади была ночь. Он сразу почувствовал, что Надя что-то недоговаривает.

— Говори, что у тебя. Я чувствую, что ты что-то утаиваешь.

— Володенька, я… я беременна…

— Что? Как? Урррра-а-а-а! Это же прекрасно, это лучшее, что может быть!

— Ты и вправду рад? Я тоже… Только… ведь мы… неженаты.

— Тебе что, бумажка нужна? Или я нужен? Ты моя жена, а на все эти загсы и свидетельства я плевал.

Из трубки слышалось счастливое всхлипывание.

— Да, да, Володенька! Я очень счастлива. Будь за все спокоен, я твоя жена и никогда не сделаю тебе ничего плохого. А первую хочу девочку. Целую тебя, жду тебя.

— Девочка и будет, я ведь старался на девочку. Встречать прилетай, ключи от квартиры возьмешь у Ромы.

— Обязательно. Жду!

Семеныч повесил трубку.

Пожилая пара новозеландцев стояла в сторонке и ждала, когда освободится телефон. Увидев сияющее лицо Семеныча, заулыбались оба.

— Are your Russian?

— Yes.

Русских рыбаков здесь хорошо знали, советские суда много лет работали совместно с рыболовными компаниями Новой Зеландии.

— What happened? Why you so loudly shouted “hurray”?

— I have called to home and talld to my wife. She's pregnant. I'll dad first time in my life!

— Wow! Congratulation! I believe first will girl. I know exactly, — засмеялась старушка.

— Bless God, bless God, — улыбался опрятный старичок и жал Семенычу руку.

Через четыре года у Семеныча и Нади было трое детей: Верочка, в честь мамы Семеныча, Ромочка, в честь друга, и маленькая Наденька, в честь ее мамы. Надя оказалась прекрасной женой и прекрасным человеком. Умная, покладистая, честная, всегда была готова помочь добрым словом и делом. Терпеть не могла лжи и фальши. Семеныч был счастлив.