Безымянный

Николай Чувиков, 2023

Он распахнул глаза.В его голове нет ни одного воспоминания не только о том, как он попал в эту пещеру, но и о всей его прошлой жизни. Разум наполнен понятиями и образами, но они ни к чему не привязаны – будто некто перерубил все те ниточки и канаты, что держат воедино самую человеческую сущность. Родители, друзья, возлюбленные, враги, опасности, дом, опыт, – он знал, что это такое, но при этом приходил к выводу, что у него нет ни одной из перечисленных вещей. Он знает лишь одно. Сокрушительный и непрекращающийся громовой раскат, осатанелая мантра безумца, всепоглощающая лавина снега – всего четыре слова, позыв к действию, приказ, которому он не мог сопротивляться.Он должен убить Сына Бога.

Глава 1: Пробуждение

Он распахнул глаза.

На секунду ему показалось, что ничего не изменилось, и он либо ослеп, либо кто-то зашил ему веки. Однако почти сразу он понял, что вокруг него просто сгустилась тьма — стояла ночь, и он почему-то решил провести её под открытым небом. Хотя нет, это была никакая не ночь: он повертел головой и осознал, что находится в замкнутой пещере, куда практически не проникал никакой свет — только лишь в самом дальнем её конце можно было рассмотреть серебряные лучи света, что отражались от мокрого камня и рассеивались подобно выгоревшим фейерверкам. Что же, можно было сразу сделать вывод, что никто его не замуровал — если он и правда решил уснуть в непонятной пещере, то сделал это по своей воле.

Откуда-то сбоку послышался резкий всплеск, и он, абсолютно инстинктивно, вскочил на ноги и занял оборонительную позицию — или ему так казалось. Руки вытянуты вперёд, ноги полусогнуты и покачиваются подобно пружинам, а тело выгнуто полумесяцем, как у дикой кошки, готовящейся к нападению на свою ничего не подозревающую жертву. Только вот тревога оказалась ложной: в противоположном конце пещеры мерцало подземное озеро, а вокруг него копошились какие-то вытянутые ящерки, которые попеременно прыгали в рябую воду, а потом так же энергично выныривали из неё. Опасности от них ждать не приходилось — они же не сожрали его во время его крепкого сна.

Он постарался расслабиться, но сделать это было не так и просто — натренированное и украшенное мускульным узором тело будто бы противилось этому. Он постарался понять, в чём дело, но тут же поймал себя на мысли, что что-то действительно не так, и опасность исходит будто не из внешнего мира, а из него самого. Удивительно, как порой наше тело, не наделённое талантами самосознания, гораздо быстрее мозга понимает очевидные истины. Ему стоило ещё минуту осознание того, что и так лежало на поверхности — он абсолютно пуст внутри: у него нет ни воспоминаний, ни понимания того, кто он, и даже как его зовут. Разум наполнен понятиями и образами, но они ни к чему не привязаны — будто некто перерубил все те ниточки и канаты, что держат воедино самую человеческую сущность. Родители, друзья, возлюбленные, враги, опасности, дом, опыт, — он знал, что это такое, но при этом приходил к выводу, что у него нет ни одной из перечисленных вещей.

Он запаниковал и с остервенением начал ощупывать своё тело, каждую свою конечность и каждый волосок на теле, будто где-то там, среди человеческой плоти был сокрыт ключ к пониманию, кто он, и что он. Однако он ничего не нашёл — ничего, кроме понимания, что был абсолютно наг. Благо, что пещера была на удивление тёплой, иначе он вполне рисковал бы обморожением и медленной смертью. Хотя на данный момент он готов был признаться, что смерть была бы вполне приемлемым выходом из этого ночного кошмара. Он будто родился заново, но только с покорёженным и извращённым мозгом, где есть всё, но при этом нет ничего. Он знал, что умеет драться и убивать, но не помнил лица жертв и противников. Он знал, что такое любовь, и как вздыхает мужчина пред ликом своей избранницы, но не видел перед собой образ той, которой готов был посвятить жизнь. Он знал, что у каждого человека есть родители, те, что дают ему жизнь и вкладывают в него дыхание и биение сердца, но не чувствовал в себе ничьей крови, будто его род пуст, а сам он родился из этого холодного камня.

Он вздрогнул и исступлённо закрыл лицо руками — как же такое могло произойти? Неужели на него наложил заклятие жестокий ведун? Или же он стал жертвой дьявольского эксперимента алхимиков? Он также знал легенду о гаренских червях, что селятся у человека в голове и поедают его мысли и воспоминания одно за другим, но разве может это быть правдой? Хотя как он вообще может судить, где есть правда, а где её нет?

Только сейчас он понял, что на самом деле его разум был не так пуст, как ему казалось на первый взгляд — и дело было даже не во всех его неполноценных знаниях и навыках, открывать которые ему ещё только предстояло, а в том, что оглушительным колокольным звоном разбудило его ото сна и до сих пор сводило с ума. Сокрушительный и непрекращающийся громовой раскат, осатанелая мантра безумца, всепоглощающая лавина снега — всего четыре слова, позыв к действию, приказ, которому он не мог сопротивляться.

«Я должен убить Сына Бога».

«Я должен убить Сына Бога!!»

«Я ДОЛЖЕН УБИТЬ СЫНА БОГА!!!»

Недолгий обыск пещеры привёл к удовлетворительным результатам — недалеко от его лежбища нашёлся холщовый походный мешок с грубо сделанной кожаной лямкой, где отыскалась неприглядная крестьянская одежда и на удивление острый нож с уродливыми ножнами, будто бы сделанными из застывшего воска. Он знал, что клинки надо уважать, и тогда они принесут своим владельцам удачу, но его «благодетели», а то есть те, кто оставил ему всё это добро, как видимо, не особо задумывались о таких сакральных вопросах военного быта. К этому моменту он уже окончательно пришёл к выводу, что если у него и была в прошлом какая-то профессия, то, скорее всего, она была связана с ратными подвигами. Его тренированное тело будто заточено под убийство, а его навыки драки и ведения боя лежали на самой поверхности его сознания. Мечи, топоры, копья, луки, арбалеты, а может даже и пищали — все эти понятия звенели в его голове так, будто он всю жизнь провёл в их компании. Даже кровопийцы, тёмные порождения изощрённого гения военных ведунов, казались ему привычным орудием убийства. Что же — придётся обойтись этим ножом, пусть и выглядит он как кухонный.

«Я должен убить Сына Бога».

Самое же интересное нашлось на дне мешка, замотанное в серый платок и завязанное небрежным узлом, оно издавало странные чавкающие звуки, которые пробирали до самых мурашек. Он аккуратно развернул находку и обнаружил тускло-прозрачную банку, закупоренную с обеих сторон и содержащую в себе то, что не поддавалось никаким объяснениям. В сосуде пульсировал и, время от времени, подпрыгивал отрезанный человеческий язык, будто бы разбухший и разросшийся до непотребных размеров — он вполне мог расположиться на крупной мужской ладони. Ему мигом захотелось забросить банку с жутким органом внутри в пещерный пруд, но он подавил это внезапное желание: логично предположить, что если кто-то действительно стёр ему память, вложил в голову одно-единственное важное задание, при этом оставив ему все навыки и таланты, то, скорее всего, он оставил ему этот язык не просто так. Осталось только понять, что с ним делать — не есть же его, в конце концов. Нужно найти ведуна или ведьму, а может быть даже волхва — они точно подскажут, что это за язык такой, и как им пользоваться.

«Я должен убить Сына Бога».

Должен, конечно. Но вот только кто этот Сын Бога? Его пленители вполне могли бы оставить в его разуме хотя бы эту информацию — как можно убить того, о котором ты ничего не знаешь? Он шумно выдохнул, надел на себя всю предоставленную одежду, мигом почувствовав себя самым нищим попрошайкой на всём свете, на всякий случай вооружился обнажённым кинжалом, перекинул через плечо мешок с чавкающей банкой и принялся искать выход из пещеры.

Таковой, как и предполагалось, нашёлся за пучком света, что не давал пещере потонуть в ослепляющей тьме. Пещера там делала резкий изгиб вправо, и уже через несколько метров переходила в живописный грот, в центре которого серебрился ещё один пруд, гораздо более объёмный и глубокий, по крайней мере, на первый взгляд. В центре него плавали крупные белые цветы, пульсирующие так, будто дышали воздухом подобно человеку; обрамляли же их многочисленные бурые листья, придающие растению на удивление пугающий вид. Он невольно подумал, что если такое растение чем-то и питается, то лишь плотью живых существ. Его догадки подтвердились почти сразу же — одна из ящерок, абсолютно идентичных тем, что жили в пещере, подплыла слишком близко к «дышащему» цветку, и тот не простил земноводному ошибки. Один из пухлых лепестков вытянулся, изогнулся и резким движением скрутил ничего не подозревающую ящерицу в некое подобие рулета. Ещё мгновение, и хвост обречённого существа уже торчал из самого центра плотоядного цветка. Он поморщился, но сразу же пришёл к выводу, что не стоит осуждать растение за утоление голода — в этом смысле оно мало чем отличалось от него самого. Он был настолько голоден, что готов был и сам полакомиться одной из этих ящерок.

«Я должен убить Сына Бога!»

На первый взгляд идея была не такой и плохой — было очевидно, что ящерицам то ли недоставало реакции, то ли здесь на них никто кроме плотоядных цветов не охотился. Он аккуратно подошёл к краю озера, и его оголённые ступни (его «благодетели» решили не снабжать его обувью) буквально утонули в мечущихся туда и обратно земноводных. Он уже хотел было поймать одну из них за хвост и прямо так, без жарки, отправить в рот, как резко остановился — ступни внезапно загорелись так сильно, будто кто-то поджаривал их на раскалённых углях. Он мгновенно среагировал на угрозу и отпрыгнул от толпы ящериц — и лишь присмотревшись, он понял, что каждое из земноводных выделяло из пор своего скользкого тела какую-то густую слизь: она покрывала всё их тело. Яд — без всяких сомнений. Придётся искать пропитание в другом месте. Правда одна идея всё же пришла ему в голову: он повертел в руках лезвие, опустился на корточки и аккуратно провёл ребром кинжала по одной из замерших ящерок. Та, казалось, была не особенно против — она лишь вылупила свои чёрные выпуклые глаза на непонятно откуда взявшегося человека и лениво переползла на новое место. Он удовлетворённо кивнул, убрал кинжал в ножны, дабы не поранить и не отравить самого себя и принялся выбираться из грота навстречу тусклому белому солнцу, еле-еле пробивавшемуся из-за плотного облачного покрова.

«Я должен убить Сына Бога!!»

Подъём дался ему чрезвычайно просто — одна из стен грота была пологая, и он фактически шагал по камням как по лестнице. С мрачного неба накрапывала противная пыльца дождя, которая даже не мочила, но зато нервировала изрядно — особенно когда ветер дул ему в лицо, и мелкие капельки залетали ему прямо в глаза.

Наконец он оказался на самом верху, а посему смог окинуть взглядом место, где он ненароком оказался. Однако и здесь его не ждало ничего знакомого или того, что могло заставить его вспомнить. Со всех сторон, буквально до горизонта, его окружало мрачное и подёрнутое дымкой болото — где-то виднелись заросшие кустарниками островки, на которых копошились внушительных размеров жабы, наполнявшие своим пением воздух и создающие настоящую какофонию звуков, а где-то проступали очертания скупых рощиц из трёх-четырёх ветвистых деревьев, листва на которых либо облетела, либо давно уже отмерла. Парадокс, но он даже не мог точно сказать, какой сейчас был годовой отрезок — судя по погоде можно было предположить, что в самом разгаре был Закат Матери, но, опять же, по болоту судить было сложно: это одно из тех мест, где погода практически никогда не меняется. Более того, он ведь даже не знал, где именно находится — он знал о местах, где два солнца никогда не заходили и изматывали людей бесконечной жарой, а также о кочующих городах, которые прокладывали себе путь прямо сквозь замёрзшие моря, конца и края которых не было. Он вздохнул. Как же много он знал того, что не имело в данный момент ровным счётом никакого значения. Разве может человек оставаться человеком, если не знает, кто он?

«Я должен убить Сына Бога!!!»

— Работаю над этим, — непроизвольно ответил он своему внутреннему голосу, и сам вздрогнул от его звучания, хриплого и будто бы принадлежащего чужому человеку.

Неужели он не помнил даже того, как звучит его голос? Неужели безжалостные ведуны не оставили ему даже этой блажи? Интересно, что он почувствует, когда увидит себя в отражении: кто посмотрит на него в ответ? Он ли или его злобный двойник, который лишь прикидывается им? Ему нужны были ответы, и было очевидно ясно, что они ждут его лишь там, где он найдёт свою цель — Сына Бога.

Он приметил рядом с кромкой грота длинную палку, будто заботливо оставленную кем-то специально для него — что же, по крайней мере, за это он мог поблагодарить пленителей его разума. Мастером прогулок по болотам он вряд ли был — в голове таких навыков не нашлось, хотя вполне возможно, что они дремали где-то в самой глубине сознания, ожидая своего времени. Он машинально оглядел свои руки и вдруг заметил что-то настолько непонятное и даже несуразное, что замер на месте, ни в силах пошевелить ни одним мускулом. Даже интересно, как он не заметил этого раньше, ибо такая деталь просто не могла не броситься в глаза…

Обе руки были опоясаны золотыми, буквально ослепительными, змеями, чьи зубатые пасти раскрылись в вечном крике, а глаза будто вращались от настоящего неподдельного гнева. По крайней мере, так могло показаться с самого начала: на самом деле это были татуировки, но настолько искусно и мастерски выполненные, что змеи будто двигались и извивались, готовые в удобный момент броситься на свою жертву и впрыснуть ей под кожу смертельную дозу яда.

Татуировки, конечно, были красивыми и таким вполне могли позавидовать даже высокогорные шаманы, но только как он сам догадался сделать их? Хотя как он мог вообще судить, если он был потерян как личность для самого же себя…? Ведь если он и правда был воином, а он почти в этом уверен, то он вполне мог состоять в каком-то воинском клане или братстве, а у каждого из таковых свои правила. Может, татуировки были его опознавательным знаком? Однако в этом не было никакого смысла: если кто-то потрудился над тем, чтобы стереть его память, то он, скорее всего, устранил и опознавательные татуировки. Нет — змеи были ключом к пониманию того, что с ним произошло.

Он проследил всю длину татуировок и осознал, что змеи простираются до предплечья, а дальше уходят прямо на грудь — их хвосты переплетены в закрученный узел, а вокруг начерчены буквы… Было сложно точно распознать их в постоянно движущейся и пузырящейся болотной воде. Ему нужно было зеркало, пусть даже выполненное из слюды — такое можно найти даже в крестьянском доме.

Теперь же надо двигаться, но вот куда? В какую сторону? Где найти его цель? Он мог лишь пожать плечами. С одной стороны болото казалось гораздо менее топким, а кое-где даже виднелись клочки земли, по которым вполне можно прыгать — без особенного риска смерти. Более того, в одной из рощиц он разглядел несколько наземных гнёзд — а если есть гнёзда, то там вполне могут быть и яйца. Ящерицы может и покрыты ядом, но вот птичьи яйца таковыми быть не могут — лучшее, что можно сейчас придумать в вопросе пропитания.

Палка действительно пригодилась — кое-где болото доходило до пояса, и его ноги быстро покрылись бурым налётом из мелких водорослей и снующих туда и обратно насекомых, но зато он мог быть точно уверен в своей безопасности. Каждая из кочек служила местом краткого отдыха — он наблюдал за крупными змееобразными рыбами, что сновали на самой поверхности воды и высовывали на поверхность блестящие фонарики, на которые быстро слетались мелкие мошки. Что дальше — очевидно: рыбы выстреливали в наивных насекомых струёй воды, те валились прямо в болото и отправлялись в рот своим хитроумным убийцам.

— Я тоже как одна из этих мух, — Проворчал он и перепрыгнул на следующую кочку, на этот раз даже не замаравшись.

Только вот что случилось дальше, он даже толком и не понял, но только в следующую секунду он уже куда-то летел, мимо глаз промелькнула пупырчатая и бородавочная кожа, и в следующую секунду он уже барахтался на чём-то мягком, движущемся и будто покрытым смердящей слизью.

Громкий хлопок, и его снова понесло, да только вот не особо удачно — он упёрся в тянущуюся стенку, а поверхность под ним будто завибрировала. Только в этот момент ему в голову пришла просто безумная идея — его пытаются проглотить. Какое-то массивное существо молниеносно выпрыгнуло из болота, заглотнуло его и теперь старается протолкнуть языком в глотку. Его подозрения подтвердились, когда одна из стенок раздвинулась, и его взгляду предстала полоска бледного болота. Наверное, само существо уже жалело, что попыталось заглотнуть такую большую добычу, но вот сдаваться не хотело. Снова послышался хлопок, и потоки вонючего воздуха потащили его назад — он рухнул и внезапно ощутил, что голову затянуло в какую-то дыру. Глотка. Иного и быть не может.

Надо что-то придумывать и срочно — его широкие плечи, как видимо, не могли пройти сквозь узкий пищевод существа, и теперь он находился в абсолютно дурацком положении. Существо, скорее всего, тоже не испытывало комфорта, так как его бросало из стороны в сторону, а ноги тонули в копошащемся языке животного, но его ситуация была определённо хуже. Глотка постоянно сокращалась, и он не мог вздохнуть — ещё немного, и ему настанет скоропостижный конец. Не улучшало ситуацию и то, что руки начали в буквальном смысле гореть — существо, решившее полакомиться незадачливым путешественником, как видимо, тоже ядовито, как и те самые ящерицы. Боль была настолько нестерпимой, что он попытался закричать и в итоге выпустил из лёгких последние запасы живительного воздуха.

Он замотал конечностями и, странное дело, руки будто увеличились в размерах, их рвало, кромсало и жгло, и он уже не мог понять, что с ним происходит, и почему эта агония никак не проходит. Не так он мечтал умереть, это уж точно. Если, конечно, он вообще когда-то мечтал умереть…

Только вот существо больше не двигалось. Глотка тоже расслабилась настолько, что он смог вздохнуть, пусть воздух и пах так, будто его сбросили в яму с разлагающимися мертвецами. Да и жжение магическим образом пропало — как раз наоборот, ему было холодно, будто он совсем недавно выбежал из распаренной бани и бросился в подёрнутое инеем озеро. Он высвободил голову резким движением, упал на четвереньки, поднял взгляд и… оцепенел. Кем бы это существо ни было, оно мертво — вся его голова исполосована, изрезана и измельчена на мелкие мясистые кусочки. Кровь дымилась в болотной прохладе, а когда-то длинный и подвижный язык превратился в фарш.

— Что произошло…? — только и смог проговорить он, сразу же вспомнив про сумасшедшее жжение рук.

Один лишь взгляд подтвердил его догадки — две змеи двигались, по настоящему двигались, извиваясь, шипя и вращая бешеными глазами, при этом освещая всё пространство своим золотистым сиянием. Их продолговатые тела увенчаны тысячами тысяч шипов, которые раскручивались и перемещались между ослепительными чешуйками. Это оружие. Магическое, демоническое, проклятое оружие! Такого просто не могло быть, но глаза не обманывали: его руки осквернили тёмным оружием, которое даже ему не подчинялось. Конечно, если ведун обладал достаточными навыками, чтобы стереть память, то он вполне мог снабдить его и этими… змеями. Живое оружие. Теперь он был ходячим уродом. Однако, по крайней мере, теперь ясно, как именно он должен был убить этого Сына Бога.

Змеи успокоились и вернулись в своё первоначальное положение — обвившись вокруг рук и раскрыв голодные рты. Шипы тоже растворились или ушли под кожу — он даже не мог понять, в какой момент это произошло. В одну минуту он был живым оружием, а теперь просто человеком со странными татуировками на руках. Его пленители знали своё дело — действительно, если этот Сын Бога соответствовал своему возвышенному титулу, то вряд ли к нему так просто подобраться с оголённым мечом в одной руке и круглым щитом в другой. Этих же змей можно скрыть под одеждой, спрятать за слоями кожаной брони — никто ничего не заподозрит. Может быть, если он выполнит своё задание, то его избавят от этих чудовищных чар. Попытаться стоило.

Он аккуратно поднялся на ноги, ощутив, как с него стекает липкая и тянущаяся кровь мёртвого существа, и огляделся. Из огня да в полымя: он находился на небольшом островке посреди бесконечного болота, а вокруг него стояли воины. Точнее… не стояли, а плавали. Зелёные и покрытые рыбьей чешуёй торсы торчали из бурлящей воды, а длинные руки, венчавшиеся кистями с перепончатыми пальцами, держали самодельные и грубо исполненные копья, трезубцы и даже дубины. Он знал, кто это — водный народ. Или, как их ещё называли в людских поселениях, водяные. Разумные существа, достаточно миролюбивые, но очень ревностно относящиеся к своим территориям — особенно подозрительны они к людям. Но вот почему, он не знал: на этом его информация исчерпывалась.

Он решил, что если его окружили, то лучше попробовать первым начать диалог — показать, что он не хочет причинить им вреда и вообще оказался здесь исключительно по воле случая. Он выбрал одного из водяных — его стеклянный взгляд чёрных глаз с вытянутым поперечным зрачком жёлтого цвета показался ему наиболее дружелюбным. Более того, его безгубый рот будто улыбался — а, может быть, так казалось из-за торчащих по бокам клыков. Как бы там ни было, но надо обратиться хоть к кому-то: эта немая сцена не могла продолжаться ещё дольше.

— Я не несу зла. Я не заинтересован в битве с вами. Я сам чуть было не стал жертвой этого гигантского существа. Дайте мне еды и место отдыха, и я уйду уже завтра.

Существа переглянулись, а тот, к которому он обратился, резко передёрнул чешуйчатыми плечами и раздул жабры, будто в негодовании. Оружие они не опускали, а посему он сделал вывод, что его слова не возымели никакого действия. Однако молчать водяные тоже не стали — голос раздался откуда-то сзади, и он резко развернулся, дабы не проявлять неуважения к говорившему — этот закон был универсальным и не стоило им пренебрегать. Было бы, конечно, ещё лучше, если бы он что-то понимал: особо крупный представитель водного народа, чья голова украшена какой-то корягой с нанизанными на неё ракушками и скорлупками от мёртвых улиток, обращался к нему на тянущемся, свистящем и абсолютно непонятном языке. Интонации, конечно, не предвещали ничего хорошего — лидер водяных (а это, скорее всего, как раз их лидер, а коряга была импровизированной короной) говорил зло и агрессивно, будто обвинительно. Коронованный водяной тыкал древком своего копья в мёртвое существо и говорил ещё очень долго — а когда замолчал, то уставился на него вопрошающим взглядом, будто ожидая какого-то ответа. Он шумно, слишком шумно, сглотнул и проговорил:

— Я не понимаю вашего языка. Есть ли в вашем племени толмач?

Молчание. Только где-то наверху истерично закричали птицы, как видимо в надежде на большой пир из туши огромного мёртвого животного.

— Отведите меня в ваше поселение. Поймите, — он помедлил, — Я ничего не помню. Я не помню, как я здесь оказался, кто я и даже как меня зовут…

— Киииши… — просвистел один из водяных, стоящий по правую руку от коронованного: в отличие от остальных он был вооружён не одним большим копьём, а имел за спиной колчан с десятью мелкими; метатель, не иначе. Лидер водяных лишь кивнул в ответ и снова воззрился на незнакомца, но только с каким-то новым выражением, то ли скептицизма, то ли заинтересованности.

— Я проснулся в пещере недалеко отсюда, я могу показать… Со мной лишь мешок с непонятными мне вещами и… Я помню лишь одно.

Он снова помедлил, но почему-то понял, что должен быть откровенен с этими подозрительными существами.

— Я помню одну фразу. Я помню, что… должен убить Сына Бога.

Глава водяных тут же распахнул глаза с новой силой и гневно выкрикнул какую-то фразу, от которой заведомо нельзя было ожидать ничего хорошего.

— Постойте, я…

Однако он не успел договорить. За сильной болью в затылке последовал настоящий