Обратная сторона

Николай Ростиславович Богатырёв

Эта книга о жизни и смерти во всех их многоликих проявлениях. Несмотря на кажущуюся фантастичность описываемых событий, в ней нет ни слова выдумки. Автор стремится точно описать прожитое в надежде понять то, в чём наука и логика бессильны. Помимо описания странных и загадочных случаев, эти очерки позволят читателям почувствовать вкус и свежесть детского восприятия, давно забытого во взрослой повседневности.

Нарисованная бездна

Жёлтая, странного вида лачуга на краю чернеющей бездны, чахлое деревце у того же обрыва, осыпающийся жёлтым песком край которого всё ещё держит и домик, и дерево… Всё это нарисовано на картинке размером не больше обычной открытки в строгой чёрно-золотой рамке на побелённой стене… И хотя мне всего лишь пять лет, я уже хорошо знаю от своей прабабушки — бабы Жени — что эта картина нарисована её сыном Боренькой, который умер в 14 лет очень давно в глухой горной деревне, отрезанной от всего мира и врачей… Когда баба Женя рассказывает о Бореньке, у неё краснеют глаза, дрожат голос и губы, и она начинает искать носовой платок…

Я перевожу взгляд с картинки на висящую рядом грубовато сделанную фаянсовую вещицу — птичку, сидящую на виноградной грозди…

— А это что? — интересуюсь я впервые…

— Это мне Боренька подарил… — отвечает баба Женя…

Я осторожно-осторожно снимаю птичку с гвоздя, внимательно рассматриваю её и аккуратно вешаю обратно… Взгляд скользит по неровной белой стене и останавливается на коричневатой от времени фотографии в простой бронзовой рамке. На ней — четыре человека с чистыми спокойными лицами: молодая красавица — прабабушка, её муж — полковник и дети — дочь Нина (моя бабушка) и сын — Боренька. На фотографии тончайшим пером написано — 1916… Через год всё рухнет… Семья будет спасаться, переезжать с места на место, за них будет заступаться писатель В. Г. Короленко… В итоге все четверо окажутся в горной глуши, до которой гражданская война докатится уже позже и слабее, но и там она будет неотвратимо наносить невосполнимый урон…

Боренька тяжело заболел. Была зима. Глубина снега в тот год оказалась выше роста человека. До города, где можно было найти врача, было километров двадцать. Фельдшер, живший в деревне, не был уверен в диагнозе, и его предписания оказались ошибочны. Через три дня мальчик умер. Последние три ночи он видел необычные сны… «В первую ночь ему приснилась сорвавшаяся и упавшая икона…», — баба Женя комкает носовой платок и беспорядочно перекладывает его из руки в руку, на колени, на стол, снова берёт в руки…

«На следующую ночь ему приснилось, что он падает в бездну… Но он сумел зацепиться за ветку дерева…», — веки бабы Жени покраснели, и я понимаю, что она сейчас вот-вот заплачет. И мне становится невыносимо жалко её и жутко: ведь я твёрдо знаю, что плачут только лишь маленькие дети… «А в третью ночь он снова упал во сне в бездну и уже не смог ни за что зацепиться…», — прабабушка отворачивает лицо к окну, а я всматриваюсь в картинку, которая становится по-настоящему страшной: вот она — чернеющая бездна, и вот оно — слабое маленькое полузасохшее дерево… Я не сомневаюсь ни минуты, что Боренька упал именно в эту самую бездну…

Эта картина действовала на меня, как магнит, и я мог подолгу всматриваться в нехитрый пейзаж, нарисованный мальчиком, умершим в 14 лет… Я пытался представить себе падение в бездну и само понятие — бездна… Без дна… Значит… у этого ущелья вообще нет дна?! Как вообще такое возможно?…

— А что такое — бездна? — допытывался я у бабы Жени.

— Ну, это — пропасть… — отвечала прабабушка.

Это ещё страшнее — прóпасть… Это же значит — пропáсть!… Совсем… Окончательно!… И я принимался всматриваться в картину ещё пристальнее…

◊

Вскоре, однако, мне довелось заочно «встретиться» с Боренькой и почувствовать одну из сторон бездны — неожиданно, непреднамеренно и незабываемо…

Бабушка вдруг стала хлопотать по непонятному делу, договариваться, назначать какие-то сроки и даты… В конце концов мы пошли в слесарные мастерские и отыскали там Петра — бывшего ученика бабушки. Смуглый красавец-сварщик с проседью в чёрных волосах слушал очень внимательно и сочувственно. Разговор становился совсем непонятным и, наконец, появился клочок бумаги, на котором бабушка нарисовала необычную картинку — не то крест, не то качели… На концах этих «палок» оказались нарисованы по три кружочка…

А ещё через пару дней я оказался в микроавтобусе-УАЗике. Машина была забита людьми, некоторых из них я знал — это были Пётр и Андрей — братья погибшего на войне одного из моих дедов… В проходе между сиденьями оказался огромный православный крест, сваренный по эскизу бабушки. Всё было, как на её рисунке, даже загадочная косая перекладина, которая не переставала меня удивлять…

УАЗик тронулся с места и пополз в горы. Очень скоро асфальт закончился, началась брусчатка, которая перешла в гравийную дорогу, а та — в грунтовую колею. Машина переезжала ручейки, хрустела камнями и взбиралась всё выше в горы. Дорога становилась ýже, деревья — ближе, лес — гуще и темнее… Шофёр всё время переключал скорости, беспрестанно двигая руками и ногами. Мотор ревел, казалось, из последних сил. Машина всё чаще двигалась по краю обрыва, и из-под колёс сыпались раскрошенная глина и жёлтый песок… Наконец измученный УАЗик остановился, упёршись в непроходимую стену из ежевики, кустов и деревьев. Несколько человек с топорами и лопатами вышли из машины, и вскоре уже оказалось возможно пройти в какое-то очень необычное место, где я никогда не был и прежде ничего подобного не видел… Повсюду были едва заметные холмики, густо заросшие травой и почти на каждом из них был ветхий крест, столбик или то, что от них осталось…

Очень скоро место расчистили полностью. К этому моменту я уже знал слова «кладбище», «могила», «надгробие» и понял, что здесь похоронен Боренька. Белый красивый крест вынули из УАЗика и установили на с трудом найденную могилу. На табличке тонкой кисточкой дядя Женя старательно написал всё, что полагалось. К этому моменту неподалеку появились, как по волшебству, стол и скамейки. Видимо, доски и колья, из которых всё это соорудили, были предусмотрительно взяты с собой… Работу быстро завершили, положив цветы у подножия креста, и людей охватило непонятное веселье. Громче всех за столом говорила и смеялась тётя Люда — крупная блондинка с острым носом, острым взглядом и острым языком… Она умерла вскоре — первой… За ней покинули этот мир и остальные.

Я оглянулся вокруг… Расчищенный кусочек земли находился в глубоком ущелье. Солнце двигалось очень быстро, и вскоре кладбище погрузилось в глубокую тень…

Тризна подходила к концу, люди улыбались и были веселы… Все были ещё живы…

Я догадался: мы были в бездне, в которую много лет назад упал во сне Боренька…

◊

Прошло немного времени, и родители навестили меня и бабушку, у которой я гостил всё лето… Мы снова отправились в горы — недалеко от того самого кладбища и села, где долгие годы жили мои прабабушка, бабушка и их семьи. Взрослые захотели посмотреть удивительно красивые места в ущелье горной речки с названием, которое было одновременно страшным и… нестрашным — Змейка.

На этот раз мы добрались до места быстро. И снова кругом со всех сторон подступал густой тёмно-зелёный непроходимый лес… Было солнечно и жарко. Река бежала по камням, тонкими струями журчала среди папоротников, шумела каскадами и водопадами на уступах скал. Мы спустились по тропинке с дороги к самой воде. Песчаник крошился и осыпался из-под ног жёлтым песком. У самой воды мы нашли большую гладкую почти горизонтальную каменную плиту, где расположились перекусить. Эта плита была такой длинной и гладкой, что казалась куском асфальтированной дороги. Вернувшись домой, переполненный впечатлениями, я с восторгом делился с бабушкой: «Мы были на Змейке, видели водопады и пообедали — в бездне на асфальте!…» Это выражение неожиданно очень понравилось всем взрослым — бабушке и совсем ещё молодым родителям… Они от души улыбались и были веселы… Все были ещё живы…

Я понял, что снова побывал в бездне, и что она может оказаться нестрашной…

◊

С тех пор прошли десятилетия… Я часто слышал слово «бездна», которое каждый раз поворачивалось ко мне своей новой стороной — бездна познания и бездна невежества, бездна непонимания и бездна забвения, бездна радости и бездна отчаяния; бездна между мечтой и реальностью, между желанием и возможностью… Случалось, что детский ужас перед бесконечным падением в пропасть настигал неожиданно оттого, что надёжная многократно проверенная дорога, по которой только что шёл, уходила из-под ног, и я узнавал бездну по бесконечному падению… Однако, в конце концов этот ужас сменился привычкой к тому, что в любой момент твёрдая почва может начать внезапно крошиться и осыпаться под подошвами жёлтым песком… Но, удивительное дело, каким-то непостижимым образом каждый раз, упав в бездну, удавалось за что-то зацепиться и даже выбраться наружу…

Наверное, будет банальностью сравнить нашу повседневность с жизнью на краю пропасти или с падением в неё длиною в жизнь… Однако, многие задумывались над этим… И отшатнулись, коснувшись мыслью края…

М. В. Ломоносов:

Открылась бездна звезд полна;

Звездам числа нет, бездне дна.

Д. Мережковский:

И жизнь, как смерть необычайна…

Есть в мире здешнем — мир иной.

Есть ужас тот же, та же тайна —

И в свете дня, как в тьме ночной.

И смерть и жизнь — родные бездны;

Они подобны и равны,

Друг другу чужды и любезны,

Одна в другой отражены.

М. Ю. Лермонтов

Я поднял голову мою…

Я осмотрелся; не таю:

Мне стало страшно; на краю

Грозящей бездны я лежал,

Где выл, крутясь, сердитый вал;

Туда вели ступени скал;

Но лишь злой дух по ним шагал,

Когда, низверженный с небес,

В подземной пропасти исчез.

М. И. Цветаева

….Уж сколько их упало в эту бездну,

Разверзтую вдали!

Настанет день, когда и я исчезну

С поверхности земли…

А вот Достоевский задавался вопросом — есть ли в аду потолок? Я же пытаюсь понять — есть ли в бездне… дно?…

◊

Прошло ещё немного времени, каких-то неполных 60 лет, и я как-то свыкся с мыслью, что можно оказаться в любую минуту на краю бездны или судорожно зацепиться за что-то, упав в неё…

Сейчас, живя в ХХI веке, когда уже всё объяснено или будет объяснено совсем скоро, где всё можно устроить и благоустроить, у меня тоже появилась своя простая, ясная, очевидно-бесспорная, всегда доступная, удобная, настоящая и — к тому же! — настольная бездна: песочные часы.

…Мне трудно оторвать взгляд от щепотки жёлтого песка в верхней колбе часов, которая тает на глазах… Нас приучили к мысли, что время необратимо и что его не вернуть! Но зато ведь мы многие вещи можем повторять! Я смотрю на жёлтый песок уже истекшего времени и переворачиваю нехитрый прибор снова и снова… Это можно произвольно проделать когда и сколько раз захочется… Но самое главное — если захочется!…

…Каждую ночь я проваливаюсь в бездну сна… Но каждое утро чья-то терпеливая рука переворачивает часы моей жизни, и время продолжает течь струйкой золотого песка… Всматриваясь в истекающее время в песочных часах, я догадываюсь, что и у этой бездны есть дно… Но — не будем торопить события…

А пока… Пока — я мысленно всё возвращаюсь в памяти к бабе Жене и пытаюсь представить себе ту бездну, в которой она оказалась, потеряв в гражданскую войну двоих детей, пережившая мужа, уцелевшая в мясорубке революций, войн, выселений, переселений, бегства и очутившаяся на исходе своих дней в маленькой тихой комнатке, на стене которой висят: фотография её семьи, фаянсовая птичка и картинка, которую нарисовал Боренька, однажды не сумевший во сне удержаться за ветки, упав в бездну…