Алкоголизм – симметричный ответ! Опыт освобождения от алкогольной зависимости

Николай Пилигрим

Книга написана на основе личного опыта автора, прошедшего путь освобождения от алкоголизма через 12-шаговую программу анонимных алкоголиков. Эта книга для злоупотребляющих спиртным, членов их семей, медицинских специалистов, священнослужителей и всех интересующихся. В ней показано, что алкоголизм не приговор, выход есть. Объясняются причины болезни, рассматриваются проблемы в семьях, приводятся примеры избавления от недуга. Книга легка для чтения, украшена иллюстрациями, притчами и стихами.

Этапы большого пути

Бывал я там, где и другие были,

Все те, с кем резал пополам судьбу.

Летела жизнь в плохом автомобиле

И вылетала с выхлопом в трубу.

Владимир Высоцкий

Я бы ни за что не поверил, если бы пару десятков лет назад кто-нибудь сказал мне, что алкоголь станет центральной темой моей жизни. Что мое отношение к нему будет меняться неоднократно, внезапно и каждый раз кардинально.

Лет до 30-ти мы с алкоголем практически не соприкасались, как-то не хотелось. Я много работал, строил большие планы на будущее, прекрасно обходился без спиртного и даже чурался его. Многое успел — с красным дипломом окончить среднее военное училище — серьезная школа жизни и закалка, спасибо отцам-командирам. Вступить в Коммунистическую партию, в 80-х в нее принимали только лучших из лучших. Имел спортивные успехи — по двум видам был кандидатом в мастера спорта и по нескольким перворазрядником. Проверил свой характер в боевых действиях в Афганистане, в условиях тяжелой работы в действующих аэродромных полках в Монголии и Забайкалье. Успел жениться и стать отцом сначала дочери, потом сына. Поступить в военную академию, окончить ее с отличием, потом сдать экзамены в адъюнктуру.

Всерьез увлекся сложной научной проблемой и даже предложил оригинальный метод для ее решения. Но защитить диссертацию уже не смог — алкоголь догнал, впился мертвой хваткой в горло и отшвырнул с взлетной полосы жизненного успеха далеко назад и вниз. Постепенно все «лишнее» было выдавлено главными доминантами жизни — пить или готовиться к пьянке.

Это произошло незаметно и как-то само собой. Сначала водка стала помогать расслабляться, сбрасывать зажимы, поднимать настроение. Она казалась безобидным усилителем пресного вкуса повседневного быта, коммуникатором, помогающим заводить нужные и интересные знакомства, получать актуальную информацию, подписывать необходимые документы. В этот период жизни я мог контролировать употребление и гордился, что мог пить много и не пьянеть — обладал выносливостью к большим дозам крепких напитков. Это был первый этап моей «дружбы» с алкоголем, время блаженной эйфории — «дни вина и роз». Мое обычное состояние в то время можно определить простой формулой: вечно молодой — вечно пьяный.

Дальше — больше. Как-то на очередном питейном мероприятии я поймал себя на мысли, что вот сейчас уже бы остановиться — именинник уже ушел, да и завтра на работу. И тем не менее я пил, пока не кончилось спиртное, а потом по дороге «догонялся» пивом. Благо путь домой пролегал через приветливые вечерние ларьки, как будто специально для меня затаренные от пола до потолка самыми разными сортами пива. Зачем думать о грустном?..

Весь мир принадлежал мне. Я чувствовал себя венцом творения, повелителем стихий, которого судьба балует уже за сам факт существования меня на этой замечательной планете. Казалось, Бог открыл мне бессрочный заем на счастье и щедро выплачивает любые суммы по первому же запросу. Звезды светят мне, удача улыбается мне, а если появляется малейшая тень сомнения в собственном величии, то денег всегда хватает на порцию волшебного эликсира. И если его не на что купить — не беда, обязательно, откуда ни возьмись, возникает товарищ по интересам, у которого в этот момент больше финансовых возможностей для поддержания драйва.

Что интересно, этот товарищ подворачивается всегда, главное — идти туда, где пьют или продают, а рыбак рыбака увидит издалека и не оставит скучать в одиночестве. Даже если просто в очереди два алкоголика встретятся глазами — обоюдное узнавание родственной души будет стопроцентным, ошибка исключена. Они, не сговариваясь, одновременно идут за угол. И обязательно у одного найдется раскладной пластмассовый стаканчик, а в кармане у другого облепленная табаком карамелька.

Некоторое время я придерживался такого образа жизни, но постепенно удовольствие стало уходить, а беспокойство — напротив, нарастать. Водка перестала доставлять радость. Что-то неуловимо изменилось, или мои обожженные спиртом рецепторы перестали чувствовать вкус жизни, или медовый пряник пересох и обломал мне зубы. А обходиться без спиртного, как выяснилось, я уже не мог, потому что надежно сидел на крючке у «зеленого змия». Нарастала раздражительность, нетерпимость к окружающим. Иногда с похмелья я стал испытывать необъяснимый страх — но это была только прелюдия к грядущим мучениям. Ген алкоголизма зашевелился, проснулся, активизировался и набрал мощь. Включилась программа самоликвидации.

На дворе бушевали штормовые 90-е. Однажды пьянка и моя провоцирующая наружность: небольшой рост и вес, при этом в прошлом хорошая спортивная и боевая подготовка — сослужили плохую службу. В огромном мегаполисе одновременно блуждали две подогретые алкоголем и готовые к приключениям силы, которые в конце концов нашли друг друга. Я нетрезвый ночью возвращался домой и подрался с пьяной компанией. Ко мне пристали несколько человек.

От неопытности и самоуверенности я назвал себя, кто, откуда. Затеялась драка, получили, причем только те, кто нападал: я никого не ударил первым и никого не ударил более двух раз, но им «хватило». Компания оказалась злая, напористая и со связями. Не получилось мытьем — возьмем катаньем. Сняли побои, заявили, привлекли знакомого адвоката, позвали дополнительных свидетелей. Женщина — их адвокат, распределила роли между потерпевшими и свидетелями, дала под запись, что кому говорить — чтобы четко «под статью», чтобы наверняка.

Мои надежды на справедливость следствия не оправдались. Оказывается, следователь обыкновенно ведет дело с обвинительным уклоном в ту сторону, которая менее юридически защищена. Они заявители, у них — много потерпевших, свидетелей и побоев. А у меня ни свидетелей, ни серьезных повреждений. Для прокуратуры картина маслом — один пристал к десятерым и всем нанес физический ущерб. Возбудили дело, год унизительной следственной нервотрепки, очных ставок с истеричными лживыми потерпевшими, страха изменения меры пресечения на заключение под стражу, из-под которой уже не выпустят.

Наряду с военной службой — учебой в адъюнктуре военной академии — в качестве подработки подвернулась охрана. Как отличник я учился по свободному графику, это было не очень обременительно. Платили, правда, совсем мало — галопирующая инфляция середины 90-х намного опережала индексацию должностного оклада, поэтому подработка была очень нужна для материальной поддержки семьи и оплаты услуг адвоката.

В охране пили все, помногу и часто. Сколько было, столько и выпивали — все, что удавалось «добыть» всей сменой. А добывать было где — на охраняемые нами терминалы прибывали машины из Дагестана с «паленой» водкой, в цехах разливались спиртосодержащие напитки по фигурным бутылкам, на которые наклеивались брендовые этикетки и акцизные марки. В сизом от перегара и табачного дыма воздухе помещения охраны витал соревновательный дух: кто, где, чего и больше добудет. Охотничий азарт пьянил и без того хмельные головы добытчиков, и так почти каждую смену.

Омут затягивал все глубже, страх перед очередным вызовом к следователю и судом заливался спиртным, которое лилось рекой. Напивался до беспамятства, до потери сознания. Потом наступало временное облегчение. Что-то поменять на тот момент, казалось, не имело смысла. Трудности представлялись временными. Я смутно надеялся, что пройдет суд, наступит определенность, уйдет страх и я сразу завяжу.

Через год состоялись три заседания военного трибунала. Грозило восемь лет строгого режима. В перерыве между судебными прениями перед зачтением приговора вышел на Арбат, прошел мимо стены Цоя, заказал в «разливухе» полный граненый стакан «Столичной» — когда теперь доведется почувствовать вкус настоящей свободы. Выпил словно воду — нервы натянуты как канаты, водка не брала. Как в тумане помню конвой с примкнутыми штыками у дверей зала суда, монотонный голос судьи и приговор: три года условно и пять испытательного срока. Все, гора с плеч! И на этот раз пронесло.

От радости напился последний раз, чтобы поставить жирную точку на прошлом и начать новую жизнь. Но… точка оказалась многоточием. Остановиться не смог, череда пьянок продолжилась. Стало ясно — я прочно «сел на стакан», жизнь стремительно с ускорением катилась под откос. Видимо, не от Бога был «заем на счастье», вожделенная радость оказалась кредитом от дьявола под грабительские проценты. Спиртное в этой мошеннической схеме сыграло роль оборотного капитала, а я оказался банкротом.

Долгое время коварный кредитор маскировался под приличного джентльмена, доброго друга, щедро одаривающего подарками и рисующего радужные перспективы нашего совместного предприятия. Не сразу алкоголь стал открываться с той стороны, с которой он был настоящим. Я будто зашел по хлипкой тропке в глубь болота, куда манили ароматные цветочки и пестрые грибочки. И теперь куда ни ступи — всюду трясина. Катиться влево под горку было легко. А возвращаться приходилось вправо и на кручу — трудно, зябко и скользко. И здесь алкоголю пропала охота маскироваться, он сбросил улыбчивую маску и показал свое настоящее звериное мурло. Он понял — петля на моей шее затянута туго и мне уже никуда не деться. Моя воля была сломлена, моя жизнь мне больше не принадлежала, я стал рабом царя — алкоголя.

С этого момента я стал искать возможности соскочить, продумывал способы убежать из рабства. Но только насовсем убегать не хотелось, я не собирался бросать пить окончательно, ощущение комфорта и спиртное уже были прочно увязаны в больном сознании. Мне казалось, что нужно было просто научиться правильно употреблять алкоголь, должен быть какой-то метод, придерживаясь которого можно пить в меру, без «перебора», как раньше, как все.

Тогда еще я не знал о необратимости этого страшного заболевания — достигнутая точка алкогольной деградации личности никогда не откатывается назад. Никогда! Об этом будет сказано дальше, а пока я вдоволь поэкспериментировал, пытаясь наладить «нормальный» процесс пития: водку с пивом не мешал, менял размер порций, последовательность вкушения разных спиртных напитков, время между употреблением, искал «правильных» собутыльников, пил только на повышение градуса и т. п. Но каждый раз хитрый змий легко просчитывал мои действия и даже намерения на шаг вперед, я неизменно терпел фиаско и срывался в очередной запой.

Если я пробовал не пить, он опять надевал маску своего парня, я почему-то легко верил в его дружеские намерения и жестоко напивался снова. Почему? Потому что «обмануть того не трудно, кто сам обманываться рад». Это как играть в шахматы с самим собой. Я убеждал себя, что я за белых, но черные знали все замыслы еще в самом зародыше развития атаки. И наступал момент, когда я «предавал своих» и тихо двигал белую фигуру на предательскую клетку — под удар черного ферзя.

Это был такой изощренный самообман — напьюсь все равно, но сымитирую отчаянное сопротивление. Чтобы самому себя не считать предателем, и чтобы окружающие восхитились красотой партии, разнообразием комбинаций и остротой атак. Замрите, ангелы, смотрите — я играю! Да что-то ангельских аплодисментов не было слышно. Сложив крылышки и свесив ножки с облаков, они молча наблюдали сверху с тихой грустью, любовью и пониманием. Они ничем не могли помочь, пока я не обращался к ним за помощью, такие правила игры. Это был мой бой, я принял вызов и по своей воле вступил в смертельный гладиаторский поединок с его подлейшеством — «зеленым змеем». Ангелы — лишь сочувствующие зрители, неравнодушные болельщики, не более.

В периоды похмельных мук приходило ощущение надвигающейся катастрофы и безысходности. Снились мутные удушливые сны. Иногда они имели схожие сюжеты, выстраивались в связные многосерийные мистические триллеры. Обычно у меня в этих видениях была роль жертвы, которую вот-вот схватят монстры и утащат в черную холодную воду, в подземелье, куда-то туда, где очень темно, зябко и страшно. Просыпался с готовым выскочить из груди сердцем, в липком поту, в отчаянии и страхе.

Наступил второй этап употребления, период навязчивого, перетекавшего из сна в явь и обратно кошмара, который уже был бесконечно далек от романтики «вина и роз». Я больше не чувствовал вкуса и эстетического наслаждения от употребления. Лишь бы побыстрее влить в себя спиртосодержащую жидкость, а где, с кем, о чем говорить — это уже не главное. Короткие и емкие тосты придумывались с ходу, прямо в момент поднятия рюмки. Они все чаще напоминали известную здравицу Полиграфа Шарикова: «Ну, желаю, чтобы все…»

Многословные тостующие и их витиеватые речи за столом подбешивали. Эти говорливые «неумельцы пить», казалось, мне назло, несли околесицу и затягивали и без того томительную паузу между двумя последовательными возлияниями. «Держать градус» комфортного общения уже не получалось. Через час после начала банкета я переключался в неадекват — не попадал в тосты, сбивал ритм и градус куража веселящейся компании, тяготил окружающих. Наконец до меня дошла очевидная в своей простоте мысль — собутыльники только мешают. Если пьешь один, то где-то там, примерно на треть от дна водочной бутылки срабатывает невидимый переключатель. Это не выражается словами, но становится что-то понятнее, яснее, уходит то, что тяготит. Растворяется.

Вот оно, это слово — растворяется! Похоже, в растворении и есть глубинная сущность употребления. Спирт сперва растворяет негатив, барьеры с людьми. К сожалению, очень сильный растворитель, или даже не очень, но действующий длительное время, растворяет и сосуд, в котором его содержат, и помещение, в котором этот сосуд хранят. В первую очередь быстро растворяются важные атрибуты человеческой личности: здоровье, совесть, отношения, карьера, деньги, надежды, мечты… Распадается на атомы вся жизнь, если сумел «схватить» настоящий смысл приема алкоголя, который со временем безжалостно и неумолимо забирает все.

Дорогой ценой приходится платить за понимание сути пития. Состояние «просветленности» ускользает, и для его достижения допинговать требуется чаще и больше. Потом и вовсе «нирвана» становится недостижимой, а на смену приятным ощущениям приходит беспощадная, кошмарная, неутолимая ничем, кроме спиртного, свинцовая тяга, которая набирает мощь от запоя к запою и превращает жизнь в кромешный ад.

Спиртное дома стоять уже не могло. Под предлогом ведения здорового образа жизни, на фоне непроходящего недомогания я выпил все привезенные из деревни хранившиеся в темных шкафах лекарства на самогоне — настойки прополиса, красного перца, одуванчика, лопуха, который в общем-то предназначался изначально для втирания в голову. Настоящей находкой была настойка боярышника из аптеки, которой я долго и творчески «лечился».

Наконец я прекратил обманывать себя и стал вполне осознанно обманывать окружающих, тщетно пытавшихся изменить мой лихорадочный образ жизни. Я начал делать по всей квартире заначки. Это была непростая задача — обеспечить непрерывность приема алкоголя путем планирования и организации доступа к спиртному по мере необходимости, в условиях: противодействия родственников, каверзно отыскивающих мои «нычки» и выливающих их в раковину; «неудобного» режима работы магазинов (ночью закрыты); периодического отсутствия денег… Так тянулось пару лет, а трагичный финал этапа именовался предельно коротко, емко и точно — ДНО.

Третий этап можно назвать паническим бегством от алкоголизма. Хорохорясь, я улепетывал, подгоняемый страхом сорваться. Этот этап начался в сообществе анонимных алкоголиков и был интересен тем, что я как-то сохранял трезвость, посещая собрания. Группа невероятным образом, но вполне реально на время убирала тягу. Там никто никого не принуждает — твое дело, ходить или не ходить, работать по программе или нет, пить или не пить. Пивной ларек всегда через дорогу, жизнь твоя, хозяин ты, живи как хочешь.

Быстро стало понятно, что сообщество АА точно не секта, не финансовая пирамида, опасности никакой. При этом возможности там открываются огромные. Свидетельством этого были люди на группах с разными сроками трезвости — от суток до двадцати и более лет. Они называли свою трезвость выздоровлением и связывали ее только с Богом и сообществом. Трезвые лица, ясные глаза, живой неподдельный интерес в вопросах, продуманные искренние выступления. Понятно, что не врут, им это незачем. Да и факты собственной биографии, которые они приводили в своих высказываниях, явно не относятся к тем, которыми можно гордиться — таким обычно не хвастаются. Скорее эти сведения вызывают доверие.

Но, видимо до их уровня тогда я еще не дозрел. Мне на тот момент не хватало элементарной честности, я не желал признаваться себе, что я алкоголик. Мне казалось, все снова стало нормально, кольцо замкнулось. Я не пил раньше и не пью сейчас, чего еще надо — по факту здоров. Однако беспокойство нарастало, проблемы множились. Постепенно доходило — я болен, и болен безнадежно. Мое нутро все сильнее сковывал леденящий липкий страх.

Без алкоголя не получалось сбросить напряжение, достичь комфортного состояния и удержать его. Удовольствия при употреблении тогда я уже не испытывал. Я отчаянно старался сохранить равновесие, балансируя на канате над пропастью без страховки. Негатив накапливался, силы таяли, риск срыва нарастал. Воля и характер, закаленные спортом, казармами, нарядами в боевых условиях, пасовали перед нарастающей тягой, неотвратимо приближающей очередной срыв. Расшатанные нервы ненадолго успокаивались спиртным, но каждая попытка «включить тормоз» неизбежно заканчивалась запоем.

Это было похоже на бесовскую ловушку, лабиринт, заколдованный круг. Я барахтался на дне грязной лужи и не мог выбраться на сушу. Много раз я задавал себе вопрос — почему? Уже потом, через годы, мне пришла в голову подходящая аналогия: я перемещался в пределах нарисованного на бумаге круга. А круг — это двумерный объект, фигура на плоскости. Я мог видеть все нанесенные на листке кружки и треугольники, мог маневрировать, но только в рамках листа.

Алкоголизм же атакует не в привычной горизонтальной проекции, а по вертикали, снизу по третьей оси, вдоль которой у суженного алкоголем сознания нет ни зрения, ни свободы перемещения. Безошибочно поражает, как иголка в руках умелой вышивальщицы протыкает растянутый на пяльцах холст в нужной точке. Таранит и впивается мертвой хваткой так же, как на пловца на поверхности воды внезапно нападают акула или крокодил — снизу-сзади.

Если я принимаю бой в воде, я обречен. Там, в пучине океана, мир безжалостных плотоядных хищников. Это их стихия, они там хозяева, я для них не более чем кусок мяса, безопасный корм, низший элемент пищевой цепочки. Им по барабану мой интеллект. Чтобы уйти от смертоносного нападения снизу, надо выйти из плена категорий длина — ширина и сделать шаг в перпендикулярном направлении — вверх. В этой схеме замкнутый круг получает приращение по третьей оси и превращается в спираль. А это уже интереснее, это уже что-то похожее на эволюцию.

С момента прихода в сообщество и до начала движения «в гору» прошли долгих восемь лет. Огромный отрезок времени, бездарно выброшенный из жизни. И как стало понятно позже, бесценный опыт, страхующий от срыва сейчас. Восемь лет разочарований, попыток взлетов и сокрушительных падений, тщетных потуг ослабить на горле смертельную хватку костлявой лапы алкоголя. Можно сказать, я сам себя загнал в угол, и жизнь во мне быстро угасала. Но чтобы пройти этот этап, надо было зачерпнуть жижи еще — с самого дна.

Страхи стали невыносимо жуткими и начали воплощаться в жизнь. Не отпускало предчувствие надвигающейся беды. Жизнь превратилась в причудливый микс из яви и пьяных видений. Действительность накладывалась на призрачные образы, изнасилованный алкоголем мозг уже не мог отфильтровывать реальность от алкогольных грез. Я ушел из военной науки, не завершив очень трудную карьеру, оставив незащищенной неимоверными усилиями собственноручно написанную диссертацию по самостоятельно проведенным исследованиям.

Безумие нарастало, я становился неадекватным в обществе, оказался без работы, без денег, измотанная семья была на грани развала. Жизни угрожала опасность от полукриминального мира, в котором я успел нажить завистливых, злопамятных и мстительных врагов, успешно поработав в сфере безопасности и сделав головокружительную карьеру на остатках былых знаний, навыков и выносливости в работе. Когда я работал, они завидовали и вредили. Когда срывался в запой — откровенно и нагло злорадствовали.

Я выпал из социума, из семьи. Почти выпал из жизни, почти умер для всех. Ушел в параллельные миры, пугающие и мрачные, населенные недружественными фантомами. Вываливался в эту явь, чтобы выплеснуть желчь, испортить кровь и нервы близким, навлечь на себя заслуженные упреки желающих мне помочь свидетелей моего падения и снова занырнуть в уже обжитой липкий и затхлый запойный мирок.

Бутылка водки стала привычным средством для быстрой смены жизненных декораций, надежным инструментом для телепортации в ад. Людям я уже почти не принадлежал, точек соприкосновения с ними становилось все меньше. Большая часть моей личности уже была втянута в другой — загадочный и страшный мир. Очевидцы моего затяжного штопора хотели мне только добра, но лишь раздражали своей бестолковостью.

Они ничего не понимали в алкогольной болезни и при этом неустанно меня спасали: предупреждали, советовали, пугали — «Не пей!» Наивные, они считали, что так мне можно помочь. Им, неалкоголикам, никогда не понять, что слова «не пить» и «не дышать» были для меня синонимами.

Это был переходный жизненный период — время перехода с этого света на тот. Конечной точкой страхов, бесспорно, была смерть — прекращение физического существования в этой жизни. Искушенный жнец человеческих душ уже маячил неподалеку, выжидая и выбирая момент для верного взмаха косой. Мысль о суициде настойчивым ксилофоном стучалась в висок.

Ну, не получилась биография, судьба завела в тупик — слепой, узкий и грязный коридор. Жаль потерянной жизни, этого щедрого подарка Бога, да только ничего не изменить — нет такого метода. И выбора тоже нет, а какие остались варианты? День сурка всегда кончается одинаково — одинаково плохо: отекшим лицом цвета сморщенной свеклы и полопавшимися сосудами в красных глазах в обрамлении черных глазниц. Жить так дальше было невыносимо, а умирать страшно.

Страх не исчерпывался только пониманием неизбежной гибели. Был еще один компонент страха — необъяснимый, иррациональный, впрочем, ставший дополнительным мощным толчком для последующего чудесного спасения. Это было мистическое предчувствие, что смерть не конец, а только начало какого-то нового цикла. Мне казалось: если я умру, то попаду совсем не в райские яблоневые сады и отнюдь не со святыми буду хором петь псалмы и пить душистые травяные чаи. Страшные сценарии — это только предсумерки той кромешной тьмы, которая ждет душу после смерти.

Откуда-то из недр генетической памяти я точно знал, что в тех неприветливых краях меня ждут жуткие монстры, от которых я пока что в последний момент ускользал в своих ночных кошмарах. Этот страх не имел разумного объяснения, основанного на диалектическом материализме, прочно вбитом в мою голову системой советского образования. Этот леденящий ужас имел сугубо мистическую природу. Просто очень страшно, а чего конкретно — непонятно. При размышлениях о природе этого страха пришло новое понимание монолога Гамлета «Быть или не быть».

Быть или не быть, вот в чем вопрос.

Достойно ль смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? Умереть. Забыться.

И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений,

Присущих телу. Это ли не цель

Желанная? Скончаться.

Сном забыться. Уснуть… и видеть сны?

Вот и ответ.

Какие сны в том смертном сне приснятся,

Когда покров земного чувства снят?

Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет

Несчастьям нашим жизнь на столько лет…

…Кто бы согласился,

Кряхтя, под ношей жизненной плестись,

Когда бы неизвестность после смерти,

Боязнь страны, откуда ни один

Не возвращался, не склоняла воли

Мириться лучше со знакомым злом,

Чем бегством к незнакомому стремиться!

Так всех нас в трусов превращает мысль,

И вянет, как цветок, решимость наша

В бесплодье умственного тупика,

Так погибают замыслы с размахом,

В начале обещавшие успех…

В. Шекспир. «Гамлет»,

перевод Б. Пастернака

Старик Шекспир был знатоком человеческих душ не только с лицевой стороны, но и с изнанки. Он точно выразил критический момент разочарования в жизни, противоречие, когда ТАК жить дальше нельзя, но переступить некую черту и свести счеты с жизнью не хватает решимости. В какой же тупик нужно было завести эту жизнь, чтобы единственным выходом стала смерть — или так, или этак, а третьего не дано. Похоже, и вправду пропуск через райские ворота зарабатывается еще на этом свете стяжанием Духа Святого в результате праведной жизни, смирения и молитвы.

Но я очень далеко ушел от этой дорожки и как вернуться на нее — совершенно не представлял. Алкоголь с безжалостной категоричностью требовал заложенную душу. В адской канцелярии мое личное дело было передано из отдела кредитования в коллекторское подразделение, которое намеревалось по-любому выбить из меня долг. Выбора не было — пей, пока не сдохнешь под забором, или не пей и в конце концов все равно сдохни во всепоглощающей тяге и лихорадочном безумии.

По-любому — значит без правил. Алкоголь не рыцарь и не джентльмен. На первых порах он циничный ростовщик-процентщик, который быстро превращается в уличного гопника. Как отмороженная шпана в подворотне, он дерется вероломно и подло: бьет сзади, ниже пояса, кастетами, битами, цепями, лежачего, толпой на одного, бьет без жалости и без оглядки. Потом обирает до нитки и добивает с наслаждением серийного маньяка.

От понимания своего положения я был раздавлен и смят, былой защищенности и удачливости уже не чувствовал, только панический ужас в ожидании роковой развязки. Хоть из-под одеяла не высовывайся — сплошное «попадалово», раздражает и бесит абсолютно все. Будто оказался без кожи в час пик в переполненном троллейбусе: касание любого предмета, даже сочувственное прикосновение прохожего с желанием помочь отзывалось дикой невыносимой болью.

Я миллион раз клялся себе, что больше ни разу в рот не возьму ни капли спиртосодержащей дряни. Казалось бы, сделал миллион первых шагов к трезвости. Однако каждый раз нарушал клятву. И однажды почему-то сработало. Почему? Потом я себе ответил на этот вопрос. Я все время думал, что причина моего пьянства не во мне, а в окружающих. Очень трудно было избавиться от этой иллюзии. Это вопрос честности, вернее, моей нечестности перед собой.

Вот изменю эту жизнь, думал я, заработаю, поменяю окружение и сразу прекращу пить. Как-то, после очередного увольнения и тщетного 4-месячного унылого мытарства без работы, на затертом клочке полугодовой давности газетенки районного разлива, в рекламной колонке я с трудом прочитал текст, на котором едва смог различить название вакансии и телефон. В отчаянии позвонил, и — редкая удача — объявление еще оставалось актуальным.

Отправил резюме, был приглашен на собеседование. Произвел впечатление научной эрудицией, слегка «раскинул пальцы» на повышение ставок и в результате получил должность, о которой не мог и мечтать, — заместитель генерального директора научно-производственного объединения, с настоящей наукой и настоящим производством. Мне был положен самый высокий оклад. Власть, любое мое желание обязательно к исполнению любым сотрудником. Живи, работай, твори, импровизируй, наслаждайся. Я так и делал и… через 4 месяца ушел в запой безо всяких видимых причин.

Я серьезно рисковал потерять работу и вернуться в беспросветный омут череды пьянок. Пропившись, меня внезапно ошеломила мысль, что причина употребления не в окружающих обстоятельствах, не снаружи, а во мне, внутри меня. Я действительно алкоголик. Это был настоящий шок. Точнее, шоковая терапия. Слегка протрезвев, я немедля отправился на группу АА. И там сделал уже настоящий первый шаг к трезвости — признал свое бессилие перед алкоголем. Искренне, с сильным желанием изменить жизнь, навсегда разобравшись с алкоголем. С тех пор 12 лет я не брал в рот ни капли спиртного.

Это было начало четвертого этапа моего выздоровления по программе в сообществе анонимных алкоголиков, о котором я говорю с искренней благодарностью и огромной гордостью, что маленькой частичкой вхожу в его состав. В ходе проживания этого периода жизни выяснилось несколько ключевых моментов.

а) Человек сам не может взлететь над топью, аэродинамика не та. Попытки самостоятельно совершить такой трюк безуспешны, они подобны «подвигу» барона Мюнхгаузена с вытаскиванием себя за волосы из болота. Только могущественная внешняя сила способна поднять и перенести алкоголика в недосягаемое для болезни измерение. Только кто-то большой и духовно богатый может сотворить чудо: выкупить долг на жестких, но вполне приемлемых условиях, погасить этот пропитый и просроченный кредит ценою в жизнь. И этот кто-то точно не я. Я — банкрот, я тратил и промотался в ноль, в минус, в минус бесконечность…

Сила воли, кодировка, «подшивка» и другие «средства от алкоголизма» лишь ненадолго дают надежду на избавление от диктата болезни. Потом она с «неподъемными» процентами неотвратимо берет свое. Такова горькая правда, подтвержденная неумолимой статистикой бесчисленных жертв. Однако алкоголизм — не приговор, против него есть метод. Имеет место достоверный факт: как только алкоголик признает свое бессилие перед болезнью, незамедлительно происходит чудо — он остается трезвым и способен противостоять тяге.

Только признание должно происходить в кругу людей с таким же жизненным опытом, среди таких же желающих выздороветь алкоголиков. Сила защищает, как бы берет на руки и несет. Эта сила имеет духовное происхождение и способна нейтрализовать паразитирующего на человеке беса.

Алкоголизм издавна объясняли демонической природой, а сама проблема уходит корнями в тысячелетия. Помните, фарисеи обвинили Христа в том, что он изгонял бесов силой сатаны. Пилат потребовал у Иисуса ответа на это обвинение. Христос сказал, что враг человека не может уничтожать свое творение — бесовщину. Тогда он разделится и будет воевать сам с собой. То есть, сила, избавляющая от алкогольной бесовщины, не может иметь бесовскую, а значит имеет противоположную — Божью природу. Это доказательство от противного свидетельствует о присутствии Божьего Промысла в появлении и шествии по планете исцеляющего сообщества, о боговдохновленности программы АА.

Сила несет, пока больной смиренно просит помощи и делает шаги по программе. Суета и попытки трепыхаться, опираясь только на себя, существенно ослабляют спасительное действие внешней силы. В этом случае она как бы предоставляет возможность больному убедиться в своем бессилии.

б) Программа не статичная, топтаться на месте опасно. Как на канате, идущему легче сохранять равновесие. Если выздоравливающий закрепляется на определенном духовном уровне — то жизнь ставит задачу более высокой сложности, но всегда посильную, решаемую инструментами программы выздоровления. Не решает — скатывается на предыдущий уровень или может обнулиться совсем.

Аллегорически можно представить, что акулы и крокодилы идут следом за сохраняющим трезвость алкоголиком и становятся все голоднее, сатанеют от голода. И то злобно требуют, то жалобно умоляют его дать себя сожрать. Ждут, пока болезный споткнется, подбрасывают на дороге бревнышки, копают ямки, натягивают поперек тропинки веревки, подсовывают рюмки, льстиво обещают все удовольствия мира, только на, накати, родной. Не мучай себя и не обманывай и нас. Мы-то знаем, ты алкоголик, все равно ты будешь наш. Но они врут. Они всегда врут, такова их бесовская природа. Алкоголизм вообще — болезнь, сотканная из лжи.

Трезвому алкоголику уже есть за что держаться — благодать, неведомая ранее, тоже растет. Больной человек все больше получает отдачу от трезвости, резче осознает контраст между «было» и «есть» и не желает снова соскальзывать в смертельное пике. Покровительствующая Сила не только чудесным образом снимает тягу к выпивке, но и дает ощущение полноты жизни, несоизмеримо более насыщенной радостью и общественно полезным содержанием, чем все, что было раньше, еще до того, как попал в пелену синего тумана.

в) Алкоголизм отступает под натиском группового сознания. Он боится соборности, единства людей. Боится, когда человек прямо и открыто признается перед другими, что он алкоголик. Боится, когда скрываемые раньше свои недостатки выносит на свет. Боится публичного покаяния, исповеди, этим вскрывается гнойник болезни.

г) Алкоголизм панически боится честности. Почему это происходит — непонятно, но это многократно подтвержденный практикой факт. Любой может прийти на открытое собрание и убедиться в этом сам. То, что люди там бывалые, читается на лицах, слышится в интонациях. Там откровенно говорят о себе только то, что пережили сами. Честно делясь своим опытом, они «выговаривают» болезнь. В результате там отпускает, причем не только алкоголиков.

Раньше я не мог пить один, искал и не находил в собутыльниках человеческого участия, понимания. Зато в совместном употреблении спиртного с избытком присутствовали зависть, злорадство, осуждение, сплетни, самовозвеличивание. А в сообществе нашел полное понимание, и на совершенно трезвую голову — сама атмосфера группы не только не тяготит, а «разгружает», освобождает, там комфортно. Там даже молчание такое, что нарушать не хочется.

Душевное состояние и сознание прошедших программу анонимных алкоголиков с серьезными сроками трезвости во многом подобны мироощущению людей, переживших клиническую смерть. Зачастую они меняют профессию, отношение к обществу. Как будто за один век успевают прожить два — очень непохожих между собой. В них один и тот же человек проявляется настолько в разных ипостасях, будто это две разные личности. Полностью меняются ориентиры, и всегда послеалкогольная жизнь менее наполнена меркантильностью, плотскостью, честолюбием, эгоизмом — и более насыщена любовью, терпимостью, смирением. Он больше искренне и от души отдает, прощает, благодарит.

Как-то так получилось, что я достиг неведомого мне ранее состояния душевного покоя благодаря алкоголю, который винил во всех своих неудачах. Поистине, что не убило, то сделало сильнее. В сообществе я обрел гармонию с собой и с миром. И все отчетливее становится понимание, что наполненная позитивом сегодняшняя жизнь — это не моя заслуга. Откуда-то сверху заметили, направили и поддержали. Сверху сказали: «Хватит! Этому больше не наливать». И пропало желание пить.