Руки вверх, генерал!

Николай Леонов

Она очень хотела встретиться с Гуровым. Видно собиралась сообщить ему что то очень важное. Он был занят – даже для нее, жены генерала, времени у него как назло тогда не нашлось. А она вскоре погибла. Стала жертвой маньяка, как кое-кто поспешил объявить. Но Гуров знал: маньяк тут ни при чем. Женщину убили потому, что ей стал известен какой-то секрет генеральского клана. Насчет торговли оружием? Возможно…

Глава 3

На краю небольшой поляны разместился целый автопарк — «Волга», «Жигули», милицейский «УАЗ», белый фургон с красным крестом. Возле машин скучали водители — никого из должностных лиц не было видно.

— Тут соснячок есть, — сообщил Крячко, обходя кусты. — Чуть подальше. Там она и лежит…

Гуров не ответил. Он неторопливо шел следом за Крячко, внимательно поглядывая по сторонам. Вокруг мирно шелестела листва молодых осин, хрустели под ногами сухие ветки. Сквозь кроны деревьев пробивались теплые лучи послеполуденного солнца. Трудно было представить, что где-то в двух шагах отсюда лежит труп.

Как и обещал Крячко, вскоре они оказались среди тощих, рядами посаженных сосен. Землю здесь покрывал мягкий ковер из порыжевшей хвои. Солнце, клонящееся к западу, било прямо в глаза. Между соснами стояла группа людей — человек десять, — они молча наблюдали, как приближаются Гуров и Крячко.

Гуров узнал следователя Мышкина из прокуратуры и майора Толубеева из МУРа — им было доверено вести дело о «сезонном убийце», и с этих самых пор на лицах у обоих словно застыло напряженное безрадостное выражение. Кроме неприятностей, это дело пока ничего им не сулило.

Были здесь еще члены следственной группы, судмедэксперт, санитары с равнодушными лицами и двое незнакомых Гурову людей в милицейской форме — видимо, из местного отделения внутренних дел.

Толубеев, румяный здоровяк с курчавыми, коротко стриженными волосами, сам шагнул Гурову навстречу, и они пожали друг другу руки. С остальными Гуров поздоровался кивком и сразу переключил внимание на женское тело, неподвижно лежавшее рядом на грубых носилках. Оно было с головой накрыто сероватой казенной простыней и казалось совсем маленьким, почти детским.

Глядя на него, Гуров ощутил внезапный и резкий укол в сердце. Так с ним бывало — короткий приступ безнадежного сожаления по поводу чьей-то преждевременной и несправедливой смерти. Вообще-то смерть почти всегда несправедливость, но если это смерть ребенка или молодой женщины, то это несправедливость вдвойне.

Толубеев развел руками и негромко сказал:

— Вот так. Кажется, он опять взялся за дело. Честно говоря, я надеялся, что этот выродок покинул наши края…

— На твоем месте я бы на другое надеялся, — жестко сказал Гуров.

— Ну, знаешь… — произнес Толубеев, снова разводя руками.

Больше он ничего говорить не стал, а просто наклонился и откинул застиранное полотно, прикрывавшее труп. Гуров с застывшим лицом несколько секунд рассматривал его, не двигаясь с места. На поляне стало так тихо, что можно было явственно расслышать, как звенит запутавшаяся в паутине муха.

Убитая выглядела так ужасно, что трудно было определить, сколько ей лет. Только по гладкой матово-белой коже на тонких запястьях Гуров смог предположить, что женщине вряд ли было более тридцати. Ее лицо и шея были сплошь покрыты жуткими пятнами фиолетового цвета. В растрепанных темно-каштановых волосах запутались высохшие сосновые иглы. Белая измятая блузка, выбившаяся из-под короткой кожаной юбки, была спереди обильно пропитана уже высохшей и побуревшей кровью. По мраморной лодыжке деловито сновали равнодушные муравьи.

Неожиданно для окружающих, да, пожалуй, и для самого себя Гуров присел на корточки и втянул носом воздух. Смолистый аромат хвои и запах смерти — больше он ничего не учуял.

— Закрой! — глухо сказал Гуров, поднимаясь.

— Так, может, мы, это… поехали? — тоскливо пробасил кто-то из санитаров, видимо, окончательно истомившихся.

— Да-да, забирайте тело! — будто проснувшись, произнес следователь Мышкин и добавил, обращаясь к своим: — Да и нам, товарищи, пора, пожалуй… В принципе все ясно кажется…

Он немного постоял, щурясь на косые лучи солнца, брызжущие из-за деревьев, а потом вдруг приблизился к Гурову и спросил — почему-то в третьем лице:

— А что, Лев Иванович официально теперь подключен к делу? Или так — любопытство заедает?

Мышкин был полной противоположностью Толубееву — худой, желчный, с дергающимся глазом и с вечной ехидцей в голосе, он мало у кого вызывал симпатию.

Гуров смерил его тяжелым взглядом, но ответил сдержанно:

— А кому я на ногу наступил? Официально к делу подключен полковник Крячко — или этого недостаточно?

Тонкий рот Мышкина расплылся в неопределенной усмешке. Он несколько раз кивнул и многозначительно заметил:

— Ну да, ну да, вы с полковником Крячко как нитка с иголкой… Просто у меня сложилось впечатление, что скоро все силы нашей славной милиции будут брошены на это дело… Впрочем, не имею ничего против — ум хорошо, а два лучше, как говорится. Буду рад выслушать ваши соображения… Если таковые появятся, конечно. — Он опять улыбнулся и пошел к своим.

Участники следственной группы потянулись в сторону просеки. Санитары подхватили носилки и поволокли их за деревья, демонстративно едва не оттоптав Гурову ноги.

Он хладнокровно посторонился и негромко спросил у Толубеева:

— Кто сообщил об убийстве?

— Неизвестный, — сказал оперативник. — Позвонил часа три назад в местное отделение милиции и сказал, что видел в лесу труп. Местные раскачались не сразу, но все-таки решили сигнал проверить. Ну а дальше уже они сообщили в убойный отдел и в прокуратуру. Тут тоже первым делом подумали о «сезонном убийце».

— Ну а ты сам что думаешь? — спросил Гуров.

— Я уже третий год думаю, — мрачно ответил Толубеев. — Уже волосы от дум вылезать начали. Кажется, попался бы этот гад сейчас мне в руки — сам бы придушил без суда и следствия!

— Это понятно, — кивнул Гуров. — А все-таки? Его почерк?

Толубеев не спешил с ответом. Он хмуро оглядел поляну и полез в карман за сигаретами.

— Понимаешь, Лев Иванович, — сердито сказал он. — У этой гниды один объект — молодые красивые бабы. Чем-то, видно, обидели они его крепко. Караулит поодиночке и на тот свет отправляет. Какой тебе еще почерк нужен? Здесь все то же самое…

— То же, да не совсем! — неожиданно подал голос Крячко. — Отличия от предыдущих убийств имеются, и, на мой взгляд, весьма существенные.

Толубеев раскурил сигарету без фильтра, нетерпеливо посмотрел на часы.

— Ты извини, Лев Иванович! — сказал он. — Мне ехать надо. Может, позже в управлении все обсудим? Я всегда готов. Просто сейчас…

— Да ты иди, майор! — благодушно ответил Гуров. — Мы тут со Стасом маленько покумекаем…

Толубеев пожал обоим руки и быстрым шагом направился туда, где за деревьями стояли машины.

Гуров дождался, пока широкая спина Толубеева пропала за кустами, и обернулся к Стасу.

— Так что же это за отличия? — строго спросил он. — И, кстати, где твои яблоки с перцем? Они тебе не почудились случайно?

— Ничего мне не почудилось, — уверенно заявил Крячко. — У меня нос, как у майора Ковалева, — про него книгу можно писать! Когда меня из милиции выгонят, я в дегустаторы пойду — возьмут без конкурса… Так что можешь не сомневаться — запах тот же самый!

— Запах — черт с ним! — грубо сказал Гуров. — Я не paди запаха приехал. Женщина — та самая?

Крячко виновато поднял глаза.

— А вот насчет женщины поклясться не могу, — сказал он. — Я ведь видел ее, можно сказать, мельком, в темноте, в парике и в другой одежде. А тут, ты сам мог убедиться, во что превратилось ее лицо, — родная мать не узнает!.. Одно скажу — комплекция та же самая.

— Ну и что? — безнадежно спросил Гуров. — Что из этого следует?

— Я не знаю, что из этого следует, — твердо сказал Крячко. — Но намерен узнать. Во-первых, духи, во-вторых, комплекция, в-третьих, интуиция. Слишком много для одного раза, тебе не кажется? А если учесть, что, возможно, эта самая женщина две недели назад хотела встретиться с тобой по важному делу…

— Все равно неубедительно, — буркнул Гуров. — Ну ладно… Так почему ты решил, что «сезонный» тут ни при чем?

— Кое-что не вяжется, понимаешь? — сказал Крячко. — Само собой, нужно дождаться окончательных выводов экспертизы, но уже сейчас некоторые вещи кажутся мне странными. Ведь что делал «сезонный убийца» со своими жертвами? Он нападал на них, избивал, чтобы сломить сопротивление, а потом медленно душил. Видимо, его поведение диктуется какими-то сексуальными мотивами. Не исключено, что он попросту импотент и таким образом пытается компенсировать свою несостоятельность, одновременно мстя женщинам…

— Все это мне известно, — проворчал Гуров. — Не надо читать мне лекций о сексуальных извращенцах. Ближе к сегодняшнему делу!

— Как угодно, — пожал плечами Крячко. — Но я все-таки закончу для плавности повествования. Итак, убийца избивал и душил женщин, правильно? Но нам также известно, что окончательно расправлялся он с ними с помощью ножа — обычно перерезал горло. Вероятно, чтобы быть уверенным, что женщина не выживет.

— Об этом я тоже наслышан, — сказал Гуров. — И, насколько я мог заметить, сегодня женщина была убита ударом ножа в живот. Именно это ты имеешь в виду?

— И это тоже, — кивнул Крячко. — Если быть точным — удар нанесен в печень. Доктор убежден, что после удара нож еще и провернули в ране. По его мнению, женщина погибла от болевого шока и кровопотери. Ни разу до этого следствие не сталкивалось с подобным.

— Это еще ни о чем не говорит, — возразил Гуров. — Кто знает, что в голове у этого выродка? Сегодня ткнул в печень, завтра опять перережет горло… Ведь все остальное совпадает? Судя по состоянию тела, женщину наверняка душили…

— Так-то оно так, — задумчиво проговорил Крячко. — Только доктор почти на сто процентов уверен, что женщину душили, когда она уже была мертва.

— Серьезно? — Гуров внимательно посмотрел на него. — Это меняет дело. Какой смысл душить того, кто уже умер?

— Никакого, — согласился Крячко. — Только если ты хочешь представить дело так, будто убийца — сексуальный маньяк, о котором говорит все Подмосковье… Одного только не учел настоящий убийца — что следы, оставленные на мертвом теле, отличаются от оставленных на живом…

— Это по-человечески понятно, — заметил Гуров. — Убийца не обязательно должен обладать анатомическими знаниями… Но ведь и судмедэксперт мог ошибиться, не так ли?

— Думаю, что не ошибся, — сказал Крячко. — Впрочем, завтра у нас будет официальное заключение… И, между прочим, знаешь, что еще сказал доктор?

Гуров вопросительно посмотрел на него.

— Смерть, по его мнению, наступила более двенадцати часов назад, — сказал Крячко.

— Та-ак! — сказал Гуров. — Значит, убийство произошло около полуночи?

— Видимо, — подтвердил Крячко. — Только ты мне скажи, что могла делать здесь в лесу женщина в легкой одежде — одна, в полной темноте? Конечно, тут рукой подать до жилых кварталов. Но это днем, когда светит солнышко… А представь себе, как все это выглядит ночью!

— Представляю, — задумчиво сказал Гуров. — Жутковато выглядит. И холод сейчас по ночам приличный — в кофточке не погуляешь. Следовательно…

— Думаешь, тело подбросили? — спросил Крячко. — Не угадал. Осмотр места показал, что, скорее всего, убитая пришла сюда своими ногами. К сожалению, когда мы приехали, здесь все уже было затоптано — наши коллеги постарались. Да и зеваки кое-какие проникли. Но все-таки некоторые отпечатки мы отсюда взяли. Остается надеяться, что экспертиза найдет что-то интересное…

— Ну, хорошо, а того, кто звонил в милицию, найти не пытались? — спросил Гуров.

Крячко безнадежно махнул рукой.

— Нет, конечно, — сказал он. — Говорю же, здешние менты — народ неторопливый… Хорошо, что вообще с места сдвинулись. Она могла ведь здесь и три дня пролежать…

— Ну это вряд ли, — заметил Гуров, вглядываясь в просвет между деревьями. — От жилья недалеко… Да и сдается мне, что кто-то был очень заинтересован, чтобы труп поскорее нашли.

— Думаешь, тот, кто звонил в милицию, имеет отношение к убийству? — с сомнением спросил Крячко. — А мне кажется, это случайный человек — просто не захотел связываться. Допросы, алиби, отпечатки пальцев… У нас ведь сгоряча могут таких дров наломать!.. А вообще, наверное, местные жители частенько выбираются сюда подышать воздухом… Стоило нам подъехать, как тут сразу нарисовались какие-то пацаны, грибники и прочий праздношатающийся народ… Любят наши люди по лесам шастать!

Таким заключением Стас закончил свою речь, и трудно было понять — с одобрением он относится к такой человеческой слабости или все-таки усматривает в ней покушение на некий злой умысел. Видимо, Гуров выбрал второе, потому что сказал в ответ:

— Так-то оно так, но ночью тут хоть глаз коли! Особенно сейчас, в новолуние. Ты можешь себе представить сексуального маньяка, который в холодном темном лесу караулит одиноких путниц, которых там нет? Я не могу. Для этого не маньяком нужно быть, а полным дебилом. Одно из двух — или эта женщина жила где-то тут неподалеку и в эту ночь вынужденно пряталась от кого-то в лесу, или ее специально привезли сюда, заманили под каким-то предлогом на поляну и… Одним словом, нам позарез нужно узнать имя убитой. Будем надеяться, что у нее есть родственники и они ее быстро хватятся.

— Иначе говоря, мне удалось тебя убедить, что это та самая женщина — с площади Маяковского? — спросил Крячко.

— Пока тебе удалось меня убедить, что дело здесь нечисто и кто-то сильно горит желанием свалить свои грешки на «сезонного убийцу», — сказал Гуров. — Должен признаться, это задевает меня за живое. Этого достаточно.