Коррупция

Николай Леонов, 1990

Находясь в отпуске, подполковник Гуров включается в расследование уголовного дела, нити которого ведут в Москву. Он выходит на мощную мафиозную корпорацию, возглавляемую крупным чиновником. Оценив таланты сыщика, глава подпольного бизнеса предлагает Гурову работать на корпорацию.

Глава 2

А за тысячи верст от Москвы среди молчаливых заснеженных елей стоял необыкновенной красоты терем-теремок. Недавно жил здесь князь, и совсем неплохо жил, сытно ел и вволю пил. Когда князей отменили — простите, не отменили, князьям лишь порекомендовали свои угодья сократить, — терем попал под сокращение. Ходили слухи, что сделают здесь приют для людей, даже вывеску какую-то притащили, но на ворота не повесили, где-то затеряли, а ворота вновь закрыли. Было объявлено, что обоснуется здесь охотхозяйство, опять же для людей, но последних за ворота пускать не торопились, по усадьбе бегали волкодавы, прогуливались вооруженные люди. Безобразие? Возможно.

Однако надо понимать: в стране перестройка, сложности огромные, сами знаете. А тут теремок то ли бесхозным сделался, то ли банда в нем обосновалась. Даже говорить о такой мелочи неловко.

Руководитель группы боевиков Корпорации, можно его для простоты называть атаманом банды, Эфенди был невысок, но фигурой крепок, смуглолиц и белозуб, а родился в далеких южных краях, в Сибирь же его занесла служба.

Эфенди держал под уздцы смирно стоявшего коня и, улыбаясь, смотрел на Риту Гурову, которая напряженно сидела в седле. Эфенди старался быть как можно мягче и обаятельнее, получалось у него неплохо, но тяжелая челюсть, а главное, быстрый, жесткий взгляд наводили на мысль, что воскресную церковную школу он не посещал и духовную семинарию не оканчивал.

Ольга стояла рядом, подбоченившись, насмешливо смотрела на сестру.

— Трусиха!

— Высоко, — оправдывалась Рита.

— Валет смирный, — Эфенди огладил шелковистую холку жеребца. — А вы сядьте свободно, — и повел коня по пушистому снегу.

Ольга отбросила капюшон, разметала русые волосы, подхватила хворостину и издала воинственный клич:

— Сейчас я рассчитаюсь с тобой за все! И что старшая, и что красивая!

На просторной веранде теремка двое бородатых мужчин, распахнув полушубки, прихлебывая из глиняных кружек, курили, поглядывали на девушек. Один из охранников был кавказец, второй — явный русак.

— Постарел Эфенди, слабый стал, из рук ест, — сказал русак, вытирая платком лицо.

— Эх, я бы эту маленькую… — ответил кавказец и прикрыл глаза. — Некоторые рот затыкают, а я люблю, чтобы кричала… Кричала! — Он встал, потянулся сильным телом.

— Эфенди вечером в город отъезжает. Тебе младшую, мне старшую, — русак протянул приятелю руку. — Живем один раз.

— А потом?

— Да ничего. — Русский пожал могучими плечами. — Вольному — воля, спасенному — рай. Я в сторожа не нанимался. — Он хотел продолжить, но услышал, как в доме зазвонил телефон, и быстро прошел внутрь, тут же вернулся, крикнул: — Эфенди! Вас!

Эфенди помог Рите слезть с коня и зашагал к дому. Рите было тридцать четыре, Ольге четырнадцать, сестры они были сводные, но похожи исключительно. Рита взрослой женщиной не выглядела, смотрелась зрелой девушкой, а Ольга уже расцвела, и между ними в последний год возникло неосознанное соперничество.

Ольга оглядела запыхавшуюся сестру, насмешливо сказала:

— Учись, неумеха, — подтянулась, легла животом поперек седла и начала карабкаться, пытаясь сесть.

Охраннику-кавказцу, который наблюдал за ней, такое зрелище оказалось уже не под силу, он буквально зарычал и прикусил ладонь.

— Потерпи, все тебе будет, — успокоил русский.

Эфенди, переговорив по телефону, вышел на веранду.

— Собирайтесь, летим в Москву. Дамы улетают завтра, первым рейсом, мы — следующим.

— Помыться на дорогу, — сказал кавказец. — Дай я девчонку сполосну…

— Хорошо, — легко согласился Эфенди и вернулся в дом, жестом приглашая следовать за собой. Охранник подмигнул приятелю, вошел в комнату, со света в полумраке мало что различая. Эфенди, прикрыв пистолет овчинным полушубком, дважды выстрелил, перешагнул через труп, вышел на веранду и равнодушно сказал:

— Когда будешь закапывать труп, подумай о жизни. Я не так стар и глуп, как вы… — он сделал паузу и улыбнулся, — это думаете.

Накануне стараниями Гурова завершилась блестящая операция. Подпольный миллионер, один из банкиров синдиката, некто Лебедев, был взят с полумиллионом наличных в руках. Чуть позже Гуров взял штатного убийцу того же синдиката Ивана Сыча, и тоже с поличным, с «горячим» пистолетом.

Еще вчера подполковник Гуров был абсолютным победителем, но порой между днем вчерашним и сегодняшним разверзается пропасть. И сейчас Гуров балансировал на ее краю.

Расставшись с Денисом Сергачевым, Гуров приехал в управление. Он сделал все, что мог, теперь надо выжить до завтрашнего утра. Не хотелось оставаться одному, и подполковник пришел в отдел. Через несколько минут к нему в кабинет постучали, появился оперативник с ненужной бумагой, якобы на подпись, за ним просочился второй, вскоре в кабинете было не продохнуть. Вчерашние победы никто у Гурова отнимать не собирался, но все равно это были победы отдела.

Только шум-гам улегся, только договорились, что будут вести себя достойно, как воспитанные дети, дверь распахнулась и на пороге остановился начальник отдела полковник Орлов. Откуда, спрашивается, взялся, когда опера точно установили, что «деда» вызвали в министерство? МУР — не строевое подразделение, но при появлении полковника сидевшие встали, и все подтянулись.

Орлов оглядел собравшихся, отметил недовольные лица и без присущего ему юмора сухо сказал:

— Милостию божьей моя должность не выборная, марш по местам, — вошел в кабинет и посторонился.

Не суетливо, но быстро оперативники вышли, последний аккуpатно закpыл двеpь.

Гуров и Орлов были друзьями и лишь при посторонних разговаривали на «вы».

— Не так давно, Петр Николаевич, — пожимая полковнику руку, сказал Гуров, — ты обвинял меня, что я на людей плюю, а ты им — отец родной.

Гуров взглянул на часы, словно ждал возвращения девочек с минуты на минуту. Орлов провел ладонью по его груди, спросил:

— Где твое оружие?

Гуров кивнул на сейф.

— Открой! — приказал полковник.

Гуров отпер сейф, достал пистолет Макарова в кобуре. Орлов взял оружие, осмотрел, провел пальцем по стволу, проверяя свежесть смазки, понюхал, убрал в кобуру. Гуров, наблюдая за другом-начальником с нескрываемым интересом, спросил:

— Кого-нибудь убили?

— Чистодел. Конечно, ты не будешь стрелять из своего оружия, — в тоне полковника звучали и горечь, и удовлетворение.

— Я не стрелял лет сто, — ответил Гуров. — Клянусь твоим здоровьем.

Услышав, что клянутся именно его здоровьем, полковник на секунду смешался, тут же сосредоточился, взглянул сердито.

— Я тебя из рук кормил. Из щенка волкодава вырастил. — Он засопел, откашлялся, разозлился на себя, что говорит красиво, однако продолжал: — Ты сыщик? А я сюда треть века на чашку чая заглядываю? Сядь!

Гуров опустился на потертый диван, Орлов занял место за столом.

— Сегодня в десять на Алтуфьевском тебя видели за рулем белой «шестерки». В том районе стреляли.

— Обознались, Петр Николаевич. — Гуров вновь посмотрел на часы. — Неужто стреляли? В такую-то рань? Бандиты, им утро-вечер — все едино. Работайте, а я в отпуске.

— Где твои девочки?

— Отдыхают, завтра встречаю.

— Точно?

Гуров запнулся лишь на секунду, но полковнику было достаточно.

— Рассказывай.

Гуров понял, что его раскусили, но, упрямо наклонив голову, ответил:

— Я не понимаю тебя.

— Если ты мне не веришь, то кому веришь?

— Петр Николаевич, я тебе верю больше, чем себе, значительно больше, — медленно выговаривая слова, произнес Гуров. — И не скажу ничего.

Орлов молчал долго, думал, и Гурову казалось, что он видит, как в голове полковника медленно, сбиваясь, ворочаются колесики и винтики, словно в открытых часах. Наконец все встало на свои места, и часовой механизм заработал ритмично, как ему и положено.

— В то же время, на том же шоссе видели машину Потапова, я сейчас от него. Из кабинета генерала вышел врач, а у генерала физиономия, будто он еще вчера умер.

— Надорвался на тренажерах, — попытался отшутиться Гуров.

— Что ты с ним сделал?

— Я решаю личные проблемы, тебя они не касаются.

— С каких пор твои проблемы меня не касаются?

Гуров понял, что заигрался, и решил разговор прекратить:

— Ладно, хватит. Ты меня знаешь, больше я ничего не скажу.

— Не хочешь меня вмешивать в это дело, делать меня соучастником? Понял. — Орлов хлопнул ладонью по столу. — Ты докатился до преступления. Что прикажешь делать? Отстранять от работы? Подать рапорт генералу Турилину?

— Интересное кино! — впервые за все утро Гуров рассмеялся. — Каждый стоящий сыщик нашей конторы знает, что генерал Потапов был связан с коррупцией. Константин Константинович, полковник Орлов, подполковник Гуров, наверняка есть еще люди, которые не сомневаются, что данный индивид не порвал свои преступные связи. Перестройка! Ты, Петр Николаевич, со своей фигой в кармане в отношении меня помалкивай. А если тебе за державу обидно, займись генералом Потаповым.

— А чего им заниматься? — Орлов вздохнул. — Он тут последние дни.

— Это мы уже проходили, последние его дни наступили еще два года назад.

— Ладно, — полковник махнул рукой на друга. — Тема закрыта. Ты человек взрослый, живи, как считаешь нужным, однако не забывай, что я твой друг и пока не умер.

— Я помню.

— Твоего финансиста Лебедева пришлось освободить. — Орлов взглянул на Гурова и продолжал: — Все было бы очень смешно, если бы не было так грустно. Утром к нему приходят в камеру, а он сидит и спокойненько пасьянс раскладывает. Откуда карты? Вы тут служите, отвечает, должны знать, что и откуда. А пока не мешайте, я для короля червей место подходящее найти не могу. И сообщите своему начальству, если меня немедленно не освободят, я нарисую такую «телегу» на имя съезда, что они всю оставшуюся жизнь проведут в бане, отмываясь.

Орлов помолчал, сопел, словно обиженный ребенок.

— Ну, мне передали, я угрозы в своей жизни, слава богу, и раньше слышал, приказал героя доставить и коротко сказал, мол, ответьте мне, откуда у вас пятьсот тысяч рублей и пять тысяч долларов, — я извинюсь и подам машину к подъезду.

— А он? — не выдержал Гуров.

— Он вкрадчиво ответил, кто, где, когда и с какой целью вручил ему деньги и валюту. Мы пригласили кредитора, который приехать отказался ввиду крайней занятости. Следователь прокуратуры нанес ему визит, затем позвонил и объяснил мне, что я занимаюсь произволом, деньги и валюта чистые, советские люди — люди свободные и могут друг другу одалживать любые суммы. Все. Так что медаль «За сообразительность», которую тебе хотели вручить, ты не получишь.

— А Иван Сыч не рассказывал, кто ему подарил пистолет, из которого в последнее время совершили шесть убийств? — поинтересовался Гуров. — И он рукояткой этого пистолета пытался проломить голову капитану Крячко. Кстати, как его здоровье?

— Станислав чувствует себя прилично. Ты вовремя поинтересовался. — Орлов взглянул на часы. — Я был уверен, что ты в восемь будешь уже в госпитале. Но ты о приятеле забыл и находился в ином месте.

— Значит, Иван Сыч сидит крепко, а у Лебедева оказалось прикрытие, — рассуждал Гуров, не обращая внимания на колкости полковника. — Оказалось… А ведь никакого прикрытия у Лебедева не было. Мы не попали на домашнюю заготовку. Иначе Лебедев еще вечером заявил бы, откуда у него деньги и валюта, и не ночевал бы в изоляторе.

— Ясное дело. — Орлов с флегматичным видом грыз спичку. — Наша контора течет, как дырявое ведро. Информация ушла и вернулась в виде прикрытия. Еще и карты передали, мол, покажите этим мусорам, что даже в их внутреннем изоляторе мы творим что хотим.

Губы Орлова истончились, чуть дрожали, но голосом он владел и закончил монолог спокойно.

— Еще не вечер, полковник, — сказал Гуров.

— Ты уже это говорил.

— Я не оригинален, но упрям. — Гуров встал, хотел взять свой пистолет, который продолжал лежать на письменном столе, но Орлов остановил:

— Ты оставил пистолет у меня в сейфе, когда уходил в отпуск. — Орлов взял пистолет Гурова и вышел из кабинета.

Полковник закрыл за собой дверь, и Гуров вновь взглянул на часы. Стрелки заклинило, или они прилипли к циферблату, в общем, они не двигались. «Необходимо чем-то себя занять, иначе я не доживу до завтрашнего утра, — подумал Гуров. — Еще этот чертов отпуск. Съездить к Станиславу в госпиталь? Не годится, силушки на такое не хватит. Потапов вызвал в кабинет врача, генералу все дозволено, — Гуров потер ладонью грудь. — А кто меня откачивать будет? А если Потапов не решает? В Корпорации наверняка знают, что он у нас не в чести и висит на ниточке. И кто-то главный, нам неизвестный, пошлет генерала далеко-далеко. А потом этот главный направит своего человека ко мне. Мои девочки сами по себе Корпорации совершенно ни к чему. Им нужен я, подполковник Гуров. На кой черт, спрашивается, нужен подполковник, когда у них генерал имеется?»

Профессиональный наемный убийца Иван Сыч сидел в одиночной камере и пил чай. Убийца знал, что пистолет, с которым его взял этот чертов сыщик, тонет в крови, и всю эту кровь, до последней капельки, выльют на голову Ивану Сычу. Надо признать одно убийство, только одно, и начинать с сыщиками торговаться.

Иван, читая газеты, всегда удивлялся, как журналисты кидаются на сыщиков и следователей за торг с преступниками, за угрозы расстрелом. Анекдот, да и только. Сыщики приговор не выносят, каждый щенок знает. Следователю и сыщику вообще наплевать, сколько лет кому отрежут или вышку вынесут.

«Я теперь для этой голубоглазой сволочи пар, ничто. С другой стороны, подполковник может этот пар в форточку выпустить, а может информацию получить и по ней к большим чинам поехать. И ему, как человеку живому, желательно второе. Я беру лишь один эпизод, каюсь. Он меня на большее не мотает. За это я ему помогу. Кого сдать? Так, чтобы и авторитетов на воле не обидеть, и сыщику сунуть кусок, от которого он отказаться не в силах?»

Рассуждения Ивана прервали шаги за дверью, лязгнули замки, дверь приоткрылась и тут же захлопнулась. Он сначала ничего не понял, затем увидел на полу бумажный шарик. Иван вскочил, поднял, расправил. Текст был печатный, четкий, Иван прочитал раз, второй, все запомнил, в голове стучали последние слова: «В дороге мы тебя освободим».

Иван разорвал послание, растер ладонями в пыль, стряхнул в парашу.

Через час он уже сидел в кабинете Гурова, смотрел спокойно, уверенно, говорил тихо:

— Прикинул я с одного угла, с другого и понял, Лев Иванович, что свои меня, возможно, и убьют. Но то — возможно, а по суду мне мимо вышки не проскочить, это абсолютно точно. Так лучше в мутной воде свой шанс ловить, чем по чистой струе в крематорий доехать.

— И вы решили назвать человека, который вам вчера передал этот пистолет, — сказал Гуров.

— Ну, человека я назвать не могу, — ответил Иван. — В нашем обществе визитки не в ходу. Однако на квартиру, где мне эту чертову пушку сунули, отведу.

— Адреса вы, естественно, не знаете.

— Слушай, сыщик, у тебя виски серебрят, не говори лишнего. — Иван поморщился. — За мной одно мокрое есть. Я не говорю, что вчера ЦПШ закончил. Я вор, преступник, даже убийца. Но я хочу по-честному, что мое — мое, а чужого мне не требуется.

Говорил Сыч убедительно, искренне — Гуров не верил ни единому слову. Что торг начнется — это известно, но не так же быстро, через три-четыре допроса, не раньше. Чего он добивается? Он хочет выехать за город. Рассчитывает бежать? Не мальчишка, чтобы так думать… Побег в одиночку отпадает. Его позвали с воли? А почему нет? Если мгновенно установили связь с Лебедевым, почему не могли установить связь с Иваном? И ему пообещали свободу. Такое возможно… Человек под расстрельной статьей словоохотлив и потому очень опасен.

Гуров вызвал конвой, сухо сказал:

— Я подумаю.

— Как следует подумай, Лев Иванович. Ты поймал золотую рыбку. — Иван легко поднялся, заложил руки за спину, вышел.

Гуров остался один. «Сейчас позвонят и предложат обмен. Ты нам, мы тебе. Буду торговаться? Нет, соглашусь, но сначала девочек в Москву. Что со мной?» — Гуров хотел подняться из-за стола и не смог. Ноги не слушались, в груди защемило, во рту стало сухо, руки начало сводить. Он рывком встал, отбросил кресло и упал на колени. Неожиданно стало легче, и он смог подняться с пола, перевести дух, поставить на место опрокинутое кресло.

«Идиот, такого не может быть! Они разыскали и захватили девочек раньше, чем я взял убийцу. Они не могли успеть… Они хотят от меня не Ивана, им нужно что-то другое». И хотя это «что-то», возможно, изначально страшнее, но оно наступит позже. Сознание, что расплачиваться придется не сию минуту, придало ему силы.

Гуров причесался, поправил галстук, шумно вдохнул и выдохнул, проверяя, как это у него получается, и пошел к Орлову.

Полковник что-то писал, глянул недовольно, кивнул на кресло, затем отложил ручку и снял очки. Выслушав короткое сообщение Гурова, полковник задумался, по привычке вытянул губы трубочкой и стал похож на обиженного пенсионера.

— Ну? — спросил он. — Соображения?

— Ты все сам понимаешь, — ответил Гуров. — Либо он собирается бежать, что маловероятно, либо Сыча попытаются отбить.

— Значит, у него есть связь…

— Это мы уже проходили, — перебил Гуров. — Мы должны в эту ловушку сунуться. Мы их ищем и не имеем права отказываться от встречи. Если мы днем в Москве боимся встречи с бандитами, то…

— Боимся — не боимся, — перебил Орлов. — Это сопли, секция мягких игрушек. Разработай план, в операции ты участия принимать не будешь.

— Вы не имеете права…

— Я? — Орлов привстал. — Чего я не имею?

— Извини, ты все имеешь. Однако решение твое неразумно. — Гуров перехватил инициативу, почувствовал себя увереннее. — У меня с Сычом свои отношения, я его понимаю, чувствую.

— Ладно. — Орлов устало махнул рукой. — Иди думай, подбирай людей. — Он вышел из-за стола, открыл сейф, достал пистолет. — Возьми, потом положишь на место.

Гуров надел Сычу наручники, усадил в «Волгу». Вторая машина с опергруппой двинулась следом, но, как и было предусмотрено, отстала и затерялась в потоке.

— Командуйте, — сказал Гуров. — Куда едем?

— Я Москву знаю плохо, будем танцевать от печки, — сказал Сыч. — Три вокзала.

Он помнил полученную инструкцию, машины с опергруппой не видел, но не сомневался, что она существует, и не очень-то понимал, как его собираются отбивать.

Гуров взял рацию и сказал:

— Три вокзала. — Выключил рацию, повернулся к Сычу: — Рассказывайте, куда мы поедем дальше, после Комсомольской?

— Да я, что помнил, уже написал, — ответил Иван. — Дальше мне глядеть надо, вспоминать.

— Рассказывайте. — Гуров снял с Ивана один браслет, застегнул на своем запястье. — Извините, но фраера живут в соседнем подъезде.

Миновав вокзалы, машина свернула в один переулок, затем в другой, Иван попросил остановиться, мол, требуется оглядеть дома, вспомнить.

Гуров в рацию назвал место своего нахождения, оглядел переулок, и они вышли из машины.

Дальнейшее произошло быстро и неинтересно. Иван не успел сделать и нескольких шагов, как раздались три выстрела. Две пули пробили грудь Ивана, третья вспорола колесо «Волги». Стреляли из подворотни, метров с десяти. Иван упал, потянул за собой Гурова, который тоже упал на колени. Подлетела машина, оперативники выскочили, побежали.

Гурова охватила апатия, он понимал, что пути отхода преступники выверили, дворы, конечно, проходные, а там машина… Москва… Как говорится, с концами.

Он отстегнул наручники, сунул в карман и стал равнодушно ждать возвращения запыхавшихся товарищей.

В кабинете генерала Константина Константиновича Турилина веяло холодком. Хозяин, как обычно, в строгом штатском костюме, белоснежной рубашке, с безукоризненно повязанным галстуком, сидел во главе стола для совещаний и поигрывал остро отточенным карандашом. Справа от него в генеральском мундире сидел Потапов. Он осунулся и, что уже совсем на него не походило, слегка горбился, ссадинку, полученную утром в роще, он заклеил кусочком пластыря. Орлов и Гуров расположились слева от Турилина, напротив Потапова.

Гурова предстоящий разговор не волновал, главное — завтрашнее утро, девочки, а все остальное может гореть голубым огнем либо другим цветом, ему безразлично. Вся эта холодная торжественность, как бы гарантирующая предстоящую объективность разбирательства, безукоризненные манеры хозяина, которому почти двадцать лет пытался подражать Гуров, сейчас раздражали до крайности. «Все время играем, что-то изображаем, а ведь мы живые, из мяса, костей, нервов, и сердце у каждого одно».

Раздался телефонный звонок, и так как все аппараты, кроме одного, были переключены на секретаря, генерал поднялся, прошел к своему столу и снял трубку.

— Турилин.

— Здравствуйте, Константин Константинович.

Турилин узнал голос, но не хотел, чтобы присутствовавшие знали, с кем он говорит, и ответил:

— Добрый день.

— Совещание?

— Небольшое.

— Ну что, генерал? Вчера за здравие, сегодня за упокой?

Звонил заместитель министра, но Турилин счел возможным не ответить на столь риторический вопрос.

— Понимаю, жизнь не гладкая, в полосочку. Но ваш Гуров становится однообразно утомительным. Я не собираюсь учить вас, генерал, но полагаю, что вас заслушают на коллегии министерства. Продумайте ситуацию и накажите героя примерно. Я неоднократно слышу эту фамилию и изрядно от нее устал.

— Разрешите вопрос? — тихо спросил Турилин.

— Разрешаю. — Замминистра рассмеялся. — Не сердись, Константин Константинович. Тебе же отлично известно, что положение обязывает. Я говорю то, что должен сказать.

— У меня служат офицеры, фамилии которых не знаете не только вы, но даже я подзабыл. Они служат по тридцать лет и безвестными уходят на пенсию.

— Хорошо, хорошо. — Замминистра вздохнул. — Поступай как знаешь, я тебя предупредил.

Гуров к разговору не прислушивался, но понимал, что беседуют о нем. Он разглядывал Потапова, который сосредоточенно изучал сцепленные в замок пальцы, вспоминал, как генерал стоял на коленях в талом снегу, и подумал, что если девочки завтра не вернутся, то он, подполковник милиции Лев Иванович Гуров, этого человека убьет. Вся история в роще со стрельбой камуфляж, он никогда не толкнет Сергачева на убийство. Гуров убьет эту сволочь своими руками.

Потапов поднял глаза, встретился с Гуровым взглядом. Гуров коснулся кончиками пальцев виска, затем взглянул на часы.

Орлов вздрогнул, быстро взглянул на Гурова, затем на Потапова.

«Вот сволочь, — подумал Гуров о своем начальнике и друге, — у него необыкновенное верхнее чутье». Гуров пододвинул к себе массивную сверкающую пепельницу и начал бессмысленно ее крутить. Он чувствовал на себе пытливый взгляд Орлова, но головы не поднимал, как бы признавая свою вину, да вот только не объясняя, в чем же именно она состоит.

Турилин занял свое место и сказал:

— Да курите вы, черт бы вас побрал. — Он оттянул пальцами тугой воротничок рубашки. — Лев Иванович, плесни мне, пожалуйста, боржоми.

Гуров открыл одну из стоявших на столе бутылок, наполнил бокал, перегнулся через стол, поставил перед генералом.

— Пожалуйста.

— Благодарю. — Турилин чуть коснулся руки Гурова, взял бокал, взглянул на Орлова, затем на Потапова.

— Генерала Потапова представлять нет необходимости. Сергей Михайлович приехал к нам, чтобы помочь объективно разобраться в происшедшем.

— Константин Константинович, я здесь по воле руководства, документы читал, вопросов к полковнику Орлову и подполковнику Гурову у меня нет. Конечно, стрельба в центре города, смерть столь опасного пpеступника, который наверняка и важный свидетель, безусловно, ЧП. — Потапов говорил тихо, гладко, без пауз, чувствовалось, что речь свою он заготовил. — Но на оперативной работе без накладок и ЧП не прожить. Слава богу, никто из посторонних не пострадал и Лев Иванович остался жив. Так что считаю нужным провести анализ происшедшего, учесть ошибки на будущее. У меня все.

Гуров старался не улыбаться и продолжал гладить пальцами хрустальную пепельницу, а Турилин и Орлов обменялись взглядами, затем полковник посмотрел на Гурова, а генерал недоуменно — на Потапова. После паузы Турилин как-то растерянно сказал:

— Да, случается… Произвести три выстрела, две пули в груди преступника, одна в колесе машины…

Гуров отлично понимал, что ему следует молчать, но не выдержал и сказал:

— А я стоял рядом. Полагаю, что просматриваются три версии.

Орлов наступил ему на ногу, но Гурова понесло:

— Первое: у них плохо с патронами. Второе: я им лично симпатичен, и третье: подполковник Гуров — человек Корпорации. А в принципе накладка. И зачем я жив остался?

— У тебя жена и племяшка? — неожиданно спросил Турилин и не обратил внимания, как встретились взглядом Гуров и Потапов. А полковник Орлов на данный, казалось бы, незначительный факт внимание очень даже обратил.

— Ольга — сестра жены. Нам с супругой, как в старину говорили, бог детей не дал. Я Ольгу удочерил, — ответил Гуров.

Орлов продолжал давить на ногу Гурова. Турилин кивнул и продолжал:

— Ты их, естественно, любишь. А я, старый… — генерал кашлянул, — люблю тебя. И ты, как всякий эгоист, моей любовью пользуешься.

— Что тоже естественно, — снова встрял Гуров.

Турилин постучал карандашом по папке, которая лежала на столе.

— Тебя требуют прокуратура и особый отдел. — Он взглянул на Потапова: — Генерал, мы можем с «особкой» повременить? Человек ведь в отпуске…

— Перестройка перестройкой, а перестраховщики перестраховщиками. Телефонный звонок не указ, потребуйте бумагу. Пока напишут, пока пришлют, подполковник может уехать в санаторий… Хотя для одного отпуска у Льва Ивановича накопилось многовато…

— Спасибо, мир не без добрых людей, — Гуров встал. — Разрешите?

— Сдайте личное оружие и не выезжайте из Москвы, подполковник. — Константин Константинович посмотрел на Орлова, кивнул на дверь.

Орлов поднялся и, глядя на Потапова, сказал:

— Личное оружие подполковника Гурова со дня его нахождения в отпуске находится в моем сейфе.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно ответил Турилин и жестом пригласил генерала Потапова перейти к письменному столу.

Гуров и Орлов шли по коридору, молчали, у кабинета полковник остановился.

— Что Потапов сегодня связан с преступниками, еще доказать надо, — проговорил он, вытянул губы и скосил глаза на кончик носа. — А вот что он, сволочь, службист и зануда, неожиданно душевность проявил, это я сейчас наблюдал. — Он перестал корчить гримасы, схватил Гурова за рукав, заглянул в глаза: — К чему бы это?

— Человек — существо сложное, противоречивое… — начал было Гуров.

Орлов отпер дверь, затащил Гурова в кабинет и зашептал:

— Почему в тебя не стреляли? Не промахнулись, а просто не стреляли? Говори, сукин сын!