Под южными небесами. Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Биарриц и Мадрид

Николай Лейкин (1897)

Книга русского писателя, журналиста и редактора-издателя юмористического журнала «Осколки» Николая Александровича Лейкина «Под южными небесами» из серии «Наши едут по Европам» — это юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Биарриц и Мадрид, где они постоянно попадают в уморительно смешные ситуации.

14

Супруги Ивановы возвращались домой. Хозяин гостиницы уже ждал их. Он распахнул перед ними дверь, низко им поклонился, улыбаясь, и опять заговорил о пансионе. Услыша слово «пансион», Николай Иванович даже плюнул.

— Да дайте прежде поесть-то! — воскликнул он. — Лайте посмотреть, чем вы кормите! Глаша, переведи ему, — обратился он к жене.

— Апре, апре, мосье. Иль фо дежене, иль фо вуар… е апре, — сказала хозяину Глафира Семеновна.

Тот поклонился еще раз и повел супругов в «саль а манже», то есть в столовую.

— Если к столу будут выходить англичане во фраках и белых галстуках, ни за что не останусь здесь жить с пансионом, — сказал супруг. — А то придешь в пиджаке к столу, и смотрят.

— Полно тебе. Не такая здесь гостиница. Это уж сейчас видно. Сам хозяин здесь и за швейцара, и за кого угодно, — отвечала супруга. — А вот надо испытать, чем кормят.

И точно, в столовой уже завтракали человек десять за маленькими столиками, по двое и по трое, но никто парадными костюмами не отличался. Столовая была небольшая, блеском зеркал не отличалась, и прислуга, служившая у столиков, была смешанная: кушанья подавали две горничные в черных платьях и лакей, хотя и во фраке и белом галстуке, но имевший такой вид, что он больше привык к синей блузе и к пиджаку.

— Видишь, — сказала мужу Глафира Семеновна. — Даже табльдота нет, завтракают отдельно за маленькими столиками и служат вместе с лакеем горничные. Рад?

— Еще бы. Главное, мне уж то приятно, что он без капуля на лбу и без карандаша за ухом. Я про лакея…

— Косматый даже. Какой тут капуль! И выглядит как будто он столяр или слесарь.

— Этого-то нам и нужно. На нашего трактирного шестерку смахивает — и довольно.

Супруги сели за столик, на котором было два прибора и две бутылки вина — красное и белое. Столовая была в первом этаже, столик стоял у окна, и, сидя за ним, можно было видеть все, что происходит на улице. Николай Иванович попробовал вина и сказал:

— Белое вино псиной припахивает, но красное пить можно.

— По мне хоть бы оба собакой припахивали, так еще лучше, — отвечала супруга.

Подали меню на разрисованной карточке с изображением гномов, тащащих блюда, переполненные яствами. Глафира Семеновна стала рассматривать его и читала.

— Первое гор девр — закуска, второе омлет — яичница, третье бифштекс. Ну, это еще есть можно. А вот затем я уж и не разберу, какое это блюдо. Ну, да его можно и не есть. С меня довольно. Вот еще сыр имеется и фрюи — фрукты. Вино даром.

— Фрукты здесь должны быть хороши. Ведь в фруктовое царство приехали, — заметил Николай Иванович, прихлебывая из стакана красное вино.

— А ты уж, голубчик, полбутылки вина успел выпить?! — воскликнула супруга. — Ловко!

— Ну, и что ж из этого? Сама же ты прочла, что вино даром.

— Однако ты еще кусочком еды не успел окрупениться.

Подали штук шесть креветок, по кружочку масла толщиной в лист бумаги и четыре тоненьких ломтика колбасы.

— На трех тарелках, а есть нечего, — сказал супруг.

— Тарелками-то за границей только и берут. Это тебе должно быть известно. Не в первый раз уж путешествуешь, — отвечала супруга, придвинула ему тарелочку с креветками и прибавила: — Этих гадов ты можешь всех съесть, мне не надо.

— Да ведь это те же раки.

— Раки красные бывают, а это какие-то розовые с белым.

— Такие маленькие, что не знаешь, что в них и есть.

— Ешь, ешь. Сам же ты хвастался, что за границей надо есть что-нибудь особенное, местное, чего у нас нет.

— Не люблю я такую еду, которую надо в микроскоп рассматривать. Уж есть так есть. А тут не знаешь, как и скорлупу с них снять.

Появилась яичница. Николай Иванович наложил себе на тарелку половину того, что подали, и проговорил:

— Спасибо, что хоть яичницей-то по количеству не обидели.

— Ты уж, кажется, бутылку красного-то вина прикончил? — удивилась супруга.

— Да ведь пить, душечка, хочется. А только где же прикончил? В бутылке еще осталось.

Явился бифштекс, но кусочки его были так малы, что Николай Иванович надел на нос пенсне и сказал:

— Боюсь, что без пенсне вместо куска в пустое место вилкой попаду.

— Мне довольно, — отвечала супруга. — Ты забываешь, что ведь это не обед, а только завтрак.

— Однако, матушка, мы сегодня по пляжу как скаковые лошади бегали, осматривая местность.

— Да ведь еще тебе будет какое-то неизвестное блюдо. Можешь и мою порцию съесть.

Подали неизвестное блюдо. Это было что-то мясное, темное, с маленькими позвоночными костями, под темным, почти черным соусом и заключавшееся в металлическом сотейнике. Глафира Семеновна сделала гримасу и отодвинула от себя сотейник к мужу. Тот взял вилку, поковырял ею в сотейнике, потом понюхал приставший к вилке соус и сказал:

— Какой бы это такой зверь был зажарен?

— Ешь, ешь, — понукала его супруга. — Сам же ты хвастался, что за границей любишь есть местные блюда, чтоб испытать их вкус.

— Верно. Но я прежде должен знать, что я пробую, а тут я не знаю, — проговорил супруг. — Кескесе? — спросил он горничную, указывая ей на сотейник с едой.

Та назвала кушанье.

— Глаша, что она сказала? Ты поняла, какое это кушанье? — обратился он к супруге.

— Ничего не поняла, — отвечала та и опять заговорила: — Ешь, ешь, пробуй. В Петербурге ведь ты хвастался приятелям, что в Марселе лягушку ел.

— Пробовал. Это верно, но тогда я знал, что передо мной лягушка. А это черт знает что такое! Что это не лягушка — это сейчас видно. Вот эти позвонки, например… Смотри, у лягушки разве могут быть такие позвонки! Видишь?

Николай Иванович выудил кусок кости на вилке. Глафира Семеновна брезгливо отвернулась.

— Ну вот! Стану я на всякую мерзость смотреть! — проговорила она.

— Здесь, во Франции, кроликов едят. Не кролик ли это? Как «кролик» по-французски?

— А почем же я-то знаю!

— Да ведь это самое обыкновенное слово и даже съедобное. Сама же хвасталась, что все съедобные слова знаешь.

— У нас в Петербурге слово «кролик» не съедобное слово, а я всем словам в петербургском пансионе училась.

— А то, может быть, заяц? Зайчатину и в Петербурге едят. Как «заяц» по-французски?

— Знала, но забыла. Ты будешь есть или не будешь? — спросила мужа Глафира Семеновна. — А то сидишь над сотейником и только бобы разводишь.

— Если бы знал, что это такое, — попробовал бы.

Горничная давно уже стояла у стола, смотрела на супругов, не дотрагивающихся до блюда, и недоумевала, оставить его на столе или убирать.

— Кескесе? — снова задал ей вопрос Николай Иванович. — Кель анималь?

— Le lievre, monsieur… — был ответ.

— Гм… Са? Воля са? Такой зверь?

Николай Иванович сложил из пальцев рук зайца с утками и лапками и пошевелил пальцами.

— Oui, oui monsieur… — утвердительно кивнула горничная, рассмеявшись.

— Заяц! — торжествующе воскликнул Николай Иванович. — Ну, зайца я не буду есть, я знаю его вкус.

И он отодвинул от себя сотейник, кивнул горничной, чтобы та убрала его.

— Соте из зайца очень вкусное кушанье, месье. Напрасно вы его не кушаете, — сказала горничная, прибирая блюдо.

Услыша от нее раз сказанное французское слово «льевр», Глафира Семеновна сама воскликнула:

— Льевр, льевр! Теперь я вспомнила, что льевр — заяц! Нас учили.

— Ну, вот видишь…

Николай Иванович налил себе в стакан остатки вина и выпил его, как бы вознаграждая себя за труд разгадывания кушанья.

Супруга взглянула на пустую бутылку и покачала головой.

Подали сыр и фрукты.