Амулет. Книга 1

Николай Лединский, 2023

Два главных героя романа – Григорий и Стас – до поры до времени вовсе не знавшие друг друга, волею судеб оказываются причастны к одной и той же загадке, к странной истории амулета «Тайна вселенной». Читателю становится ясно, что в охоту за амулетом, судя по всему, вмешивается еще некая третья сила, но кто и почему это делает, разгадать как героям романа, так и его читателям оказывается не так-то просто. Амулет, способный влиять на судьбу человечества, в свое время был разделен верховными вождями народа майя на несколько частей, и теперь именно Григорию Ачамахесу надлежит отыскать и собрать воедино фрагменты «Тайны вселенной».

Глава третья. Григорий.

…Несмотря на данное себе накануне обещание не читать газеты и постараться пореже смотреть телевизор, я вновь сидел, развалившись на диване, и смотрел очередную передачу. Щелкая пультом, переходя с канала на канал, я вновь убедился, что и сегодня вечером, как и во все другие вечера, найти программу, которая хоть что-нибудь могла сказать уму или сердцу, практически невозможно.

И вот что еще удивительно: стоило мне услышать с экрана телевизора какого-нибудь политолога или комментатора, как я тут же мысленно вступал с ним в спор, в запале произносил длинные разоблачительные монологи, одним словом, тратил массу нервной энергии — и ради чего спрашивается? Потом я всякий раз давал себе слово сохранять перед экраном полное равнодушие и даже самые отъявленные глупости и несуразности не принимать близко к сердцу. Иначе — себе дороже. И все-таки едва я усаживался на диван перед телевизором, я опять снова и снова попадался на ту же самую удочку.

Ведь уму непостижимо, сколько обрушивается на нас с экрана сенсационных разоблачений, скандалов, политических дрязг! И что толку? Вот, к примеру, оказалось, что генеральный прокурор страны развлекался неподобающим образом с девушками легкого поведения… То есть, пардон, «человек, похожий на прокурора». Ну и что? Эту запись, которая, между прочим, является ничем иным, как вторжением в частную жизнь, показали по всем каналам, прокурор подал в отставку. Каков итог? Ради чего шумиха? Никакого расследования не проводилось, все успокоились на том, что человек ушел с поста. А если это был вовсе не он? А если он стал жертвой хорошо спланированной операции по устранению неудобного прокурора с помощью фальшивой видеосъемки? На все эти вопросы нет ответа, и никогда не будет.

Разоблачили сталинский культ личности, с пафосом раструбили о миллионах репрессированных, о загубленных жизнях, о преступлениях сталинского режима, покаянии и прочем. Где процесс по этим преступлениям, я спрашиваю?! Да, Сталин мертв, но живы те, чьи подписи стоят под приказами о расстрелах. Где эти люди? Когда и кто осудит их? А если не осудит, тогда в чем заключается смысл нашей свободы слова да и вообще свободы в стране? Свобода знать, что тебя унизили, уничтожили твоих родителей, разворовали твою страну? Свобода знать все это — но так и не увидеть торжества справедливости, не иметь возможности взглянуть в глаза тем, кто все это вершил. «А нужна ли нам такая свобода?» — с пафосом спрашивал я себя. — Ведь это лишь усугубляет унижение, приумножает боль.

Нищим шахтерам и, замерзающим в своих домах пенсионерам, которым отключили отопление за неуплату, демонстрируют разоблачение Чубайса. Но если он виноват — покажите, как он наказан, или заставьте его исправить ситуацию! Нет, все остается по-прежнему — люди мерзнут, Чубайс управляет энергетикой.

Рассказывают, сколько миллиардов вывезли из страны нажившиеся на развале Союза олигархи, которые первыми успели к дележке оставшегося бесхозным пирога — растащили нефтяной и энергетический комплекс, крупнейшие и самые перспективные заводы, получили сверхприбыли и поехали скупать по всему миру недвижимость, курорты и футбольные клубы. Так покажите людям, как вы планируете вернуть эти деньги! Ничего… Только пустая болтовня, напоминающая вопли обезьян в джунглях.

И кому нужна такая свобода слова, при которой нет свободы действия? Из-за этой пустой болтовни погиб Советский Союз. Если не остановить ее поток сейчас и не начать действовать, может погибнуть и Россия.

Правда, когда я отключаюсь от смысла того, что произносится с экрана, то мелькание кадров и монотонные голоса дикторов действуют на меня весьма благотворно и успокаивающе. Вот и теперь я постепенно начал впадать в дрему, но внезапно дернулся, словно меня толкнули. Сон неожиданно исчез. Мне опять вспомнился отец и его талисман — осколок древней, давно отшумевшей и канувшей в небытие жизни. Неудержимо захотелось вновь взять его в руки и еще раз внимательно рассмотреть. Я ведь так и не понял, чем он был тогда, в древности: монетой, женским украшением, знаком на одежде воина, а может, частью одеяния жреца, амулетом?

«Все-таки бестолковый и неорганизованный я человек. Что-то делаю не так, вечно путаю главное со второстепенным, важное с несущественным, — подумал я. — Вот ведь и отец, наверно, неспроста так берег эту вещицу и оставил ее мне. А я, неблагодарный, убрал ее с глаз долой, да и успокоился».

Я поднялся с дивана, прошел к письменному столу и достал коробку из-под монпансье. Из окна на стол пролился лунный свет, осколок тускло блеснул. Я положил его на ладонь. Странно, очень странно: прикосновение было теплым, предмет этот явно не походил на холодный камень, которым первоначально казался. Я почувствовал исходящую от него легкую, едва заметную пульсацию. С каждой минутой росло ощущение, что я держу в руках нечто живое, и это «нечто» волновало, внушало мне беспокойство, обволакивало волнами странной энергии, которую я начал ощущать почти физически. Казалось, еще минута, и я услышу его музыку, его голос…

Пронзительный телефонный звонок вывел меня из состояния транса, в котором я так неожиданно оказался. Я неуверенно поднял трубку и услышал сухой, шуршащий, словно бумага, голос:

— Григорий Александрович?

— Да, я слушаю вас, говорите… Объясните, наконец, кто вы, и что от меня хотите?

Голос, проигнорировав мой вопрос, прошуршал:

— Как вы себя чувствуете?

Не зная, что ответить странному собеседнику, я замолчал. Пауза, продлившаяся не более минуты, завершилась уже знакомым мне образом: послышались короткие телефонные гудки, говоривший повесил трубку.

Чертовщина какая-то! Какой-то дурацкий розыгрыш! Но кому это нужно? И зачем?

Я выглянул в окно, вдохнул прохладный ночной воздух, осмотрел двор. Что я там надеялся увидеть? Не знаю. И, хотя я твердо решил не придавать значения этим глупым, все больше и больше раздражавшим меня, звонкам, окно я, на всякий случай, прикрыл. В комнате у меня было темно, так что с улицы меня вряд ли можно было заметить. Штор, правда, на окне у меня не было. Я их не люблю. Всю жизнь считал их никчемными сборниками пыли, чем отличался от моей жены, с которой впоследствии разошелся. Не из-за штор, разумеется.

Так я и стоял у окна, глядя на бледный медальон луны в ночном небе, как вдруг почувствовал какое-то жжение в руке, все еще сжимавшей отцовский осколок камня.

«Пора бы положить тебя на место, не так ли?», — то ли произнес, то ли подумал я, не заметив, что обращаюсь к загадочному предмету как к живому существу.

Я вернулся к столу, и, едва успел задвинуть на место ящик с заветной коробкой, как за моей спиной раздался слабый звон. Я оглянулся: на том месте, где я стоял всего минуту назад, блестела стеклянная пыль. В окне чернело круглое отверстие, очень похожее на пулевое…

Дурное предчувствие и мгновенно охвативший меня панический страх буквально швырнули меня на пол.

«Что-то мне это не нравится… Это уже совсем не похоже ни на какой розыгрыш!» — думал я, переползая к стене, недоступной для пули.

Не могу сказать, что я такой уж трус, но быть убитым, как бессловесное животное! В своем собственном доме?! Извините.

Мои мысли лихорадочно сменяли одна другую, метались в поисках выхода.

Что делать? Что делать?! Вызвать милицию? Но что я им скажу? Что в меня только что стреляли? А кто стрелял? Есть ли у меня враги?

С врагами дело обстояло из рук вон плохо. Ни бизнесом, ни политикой я не занимался, так что заказывать меня, вроде бы, было некому. За всю свою небогатую и недолгую жизнь я обзавелся лишь парочкой скучных приятелей, которые не то, что стрелять — даже выпить-то толком не умеют. Парочка брошенных любовниц тоже не в счет. Ни один из разрывов не оставил, как мне казалось, душевных травм у моих временных спутниц, и «высокие стороны», как правило, расставались мирно, вполне довольные друг другом, а также тем, что не придется впредь тратить время и силы на то, чтобы поддерживать видимость страсти в затянувшихся и надоевших уже обоим отношениях. Так… вычеркиваем. Валентина? Тоже не подходит. Моя последняя подруга очень мало напоминала страстную ревнивицу, способную выстрелить мне в окно из-за каких-то мифических подозрений.

Нет, женщины тут вообще ни при чем. Слишком аккуратно и профессионально был произведен выстрел, а ни одна из моих дам не была настолько состоятельной, чтобы оплатить услуги киллера. К тому же, звонил-то мне мужчина!

Так в чем же дело? Кто пытается меня убить? Из-за чего? Откуда этот «кто-то» вообще взялся? Вопросы крутились, как застрявшая на одном месте патефонная пластинка. Попытки найти ответ хоть на один из них успехом не увенчались.

С большим трудом я заставил себя отлепиться от безопасной стенки и почти ползком пробрался в спальню.

Странное оцепенение, вызванное страхом, сменилось не менее тревожным, беспокойным сном. Всю ночь я метался на постели, то впадая в тяжелое забытье, то просыпаясь от любого шороха. В полудреме мне чудились кошмары, угрожающие тени надвигались на меня, не давая дышать. Не давая жить…

Наступившее утро разразилось телефонным звонком, напугавшим меня не меньше, чем ночной выстрел. Брать трубку решительно не хотелось, да честно говоря, было попросту страшно — страшно было возвращаться в реальность, по недоступным моему соображению причинам ставшую для меня такой враждебной, такой смертельно опасной.

Но телефон оглашено звонил…

«Чтобы не свихнуться, в этой странной игре нужно выяснить все до конца. Отсидеться, видимо, уже не получится. Если я хочу что-то понять — рано или поздно мне придется действовать», — не без колебаний решил я и, собрав все свое мужество, поднялся на ноги и заставил себя подойти к телефону.

— Григорий Александрович? — обратился ко мне незнакомый доселе, но вполне нормальный, даже чуть взволнованный мужской голос.

— Да, это я.

— Вы знаете… То есть, вы, конечно, меня не знаете… не помните… а потому вряд ли знаете, — он явно волновался, поэтому говорил нечто путаное и совершенно невразумительное. — Но мне необходимо встретиться с вами по делу, которое вас самого должно очень заинтересовать, — наконец, уже внятно выговорил незнакомец свою просьбу.

«Вот оно, началось! Теперь меня заманивают в ловушку», — подумал я, но вслух ответил:

— Может быть, вы назовете себя?

— Да, да, конечно. Простите, пожалуйста, я так волнуюсь, что забыл представиться. Логинов. Иван Петрович. Сейчас-то я пенсионер… Но в свое время… Впрочем, вам это может показаться несущественным. Простите, я, наверное, говорю очень сумбурно… Мне очень хотелось бы встретиться с вами и поговорить. Видите ли, пришла пора подводить итоги — и жизни, и работе. Что, в общем-то, в моем случае одно и то же. И мне хотелось бы свести концы с концами, поставить все точки над i. Одной из таких точек, как ни странно, являетесь вы.

Вот так поворот! Точкой мне быть совершенно не хотелось. Ни в каком тексте.

— А где гарантии, что встреча с вами безопасна? — решился я задать прямой вопрос. Похоже, мне уже незачем было притворяться. — Откуда мне знать, что, посетив вас, я вернусь домой живым и невредимым?

Человек на том конце провода покряхтел, подумал:

— Вам не следует меня опасаться. Я физически не могу причинить кому-либо вред. Самое страшное, что я могу в жизни сделать — не донести чашку до рта. К сожалению, я парализован и передвигаюсь исключительно в инвалидной коляске.

Недоверчиво промолчав, я выдвинул следующий аргумент:

— Но ведь кроме вас в квартире могут оказаться и другие люди, вовсе не парализованные и достаточно крепкие для того, чтобы размозжить мне череп.

— Ну, как мне вас убедить? Если вы так боитесь, то можете придти не один, а с друзьями. С милицией, наконец. Поставьте, так сказать, городового у входа. Поверьте, я вовсе не собираюсь причинить вам вред! Напротив, я уверен, что визит ко мне должен принести вам немалую пользу.

Тут уж я не выдержал, и рассмеялся:

— Ну, вы меня заинтриговали! Скажите тогда, будьте так добры, какая польза мне может быть от посещения пенсионера? Никак, деньги мне предложите?

— Не стоит иронизировать, молодой человек, — мне показалось, что он слегка обиделся. — На свете есть немало вещей, стоимость которых не измеряется деньгами. Уверен, если вы придете и выслушаете меня, будете мне благодарны. А вот если не решитесь, возможно, будете жалеть об этом до конца своих дней. Не бойтесь, приходите. Я живу на Васильевском острове, дом мой находится в людном месте, недалеко от метро, так что вам по дороге ко мне тоже ничто не угрожает. Судя по тому, как вы недоверчивы, у вас есть основания беспокоиться за свою жизнь. Тем более есть резон придти. Повторяю, меня вы можете не опасаться. В крайнем случае, я могу стать лишь вашим товарищем по несчастью.

Вот этого только мне и не хватало! Становиться чьим-то товарищем по несчастью мне тоже совсем не улыбалось. Но, с другой стороны, отчего бы не рискнуть? В конце концов, возможно, визит к этому подозрительному чудаку хоть что-нибудь прояснит во всей этой странной истории. Я вдруг поймал себя на мысли о том, что не столько даже напуган произошедшими событиями, сколько оскорблен. Меня хотят убить исподтишка, как тупого барана, даже не сказав, за что! Так бездарно погибать определенно не хотелось. Как всякий нормальный человек, я, по крайней мере, имею право знать, что мне ставится вину, за что мне угрожают. И кроме того, я имею право на сопротивление! А значит, главное — это попытаться выяснить все, что возможно.

Я записал его адрес, сказал, что обязательно приду, как только сумею освободиться от дел. Понятно, что мои дела тут были совершенно не причем. Если честно признаться, я все-таки не мог преодолеть страх. Мало ли что говорит этот человек! Кто даст гарантию, что меня не заманивают в мышеловку? В то же время неведение о том, кто же жаждет моей смерти, откуда исходит угроза, тяготило меня, пожалуй, не меньше, чем сама угроза. Мне хотелось сделать хотя бы первый шаг на пути к разгадке всей этой странной и мало приятной истории. Но для этого надо было набраться мужества. Его-то мне и не хватало сейчас. Так или иначе, но с визитом к неизвестному мне Ивану Петровичу Логинову я решил повременить. Увы, впоследствии мне пришлось очень пожалеть об этом. Вероятно, это было малодушие, но хотел бы я посмотреть на человека, который, оказавшись в моей ситуации, проявлял бы чудеса храбрости!