Когда пришло утро. Фантастическая повесть

Николай Зеляк

Каменный век. Пещерный человек. Вокруг него свирепствуетестественный отбор, где сильный всегда прав. И существуя в этом диком мире, однажды, человек впервые задумался над тем, что кроме жестокости и бездушия, есть ещё настоящая дружба и любовь…

Глава 2

Чара

Вождя племени звали Чап. Выглядел он важно и выделялся пышной волосатостью. Правда растительность на его теле распространялась неравномерно. На голове и на физиономии вождя она произрастала гуще, а на других частях фигуры жиже. Собственную персону он носил с достоинством. Своим социальным статусом упивался. Чап уже не помнил, когда занял ответственный пост вождя. Календарей в ту пору не водилось. Да и пещерный люд, в основном, умел считать от силы до двух. Всё, что было больше этого числа, считалось много.

Руководить вождю нравилось. Он уже давно уяснил, что власть никогда не надоедает и её много не бывает. А ещё она хороша тем, что приносит одни приятности. Внутренне он, по-прежнему, ощущал себя настоящим охотником. Однако, со временем, ощущение это у него притупилось. Если бы сейчас ему пришлось поохотиться на быстроногую и осторожную тварь, то уже вовек не добыть вожделенный трофей. Вождь это понимал и не собирался искушать судьбу. Ему и так доставало и парного мяса и сахарной кости. Охотники исправно приносили вождю его нехилую долю. Поэтому жил вождь не хлопотно. Доли хватало, чтобы насытиться самому и накормить свою прожорливую, придворную свиту. Часто, после обильного пиршества, оставались даже излишки. Рачительный вождь складывал их про запас. А поскольку холодильника у него не было, то неприкосновенный запас, со временем неизбежно переходил из одной категории свежести в другую, которая пониже. По этой причине, в апартаментах вождя всегда стоял сильный, но устойчивый дух.

В его придворной свите официально числилось всего четыре охотника. Кандидатуры подбирал сам! Конечно, в народе находились ещё и любители послужить добровольно. То есть, волонтёры. Как без этого. Но волонтёров вождь особо не жаловал. Так, бросит иногда кость и забудет. А эти четверо профессиональных придворных были его настоящей опорой. И им нравилось состоять на государевой службе, где можно было вволю поесть и поспать, ничуть не заботясь о дне грядущем. Звали счастливцев Чав, Чвак, Кач и Кич.

Долговязый Чвак и упитанный коротышка Чав были у вождя на подхвате, а кряжистые Кач и Кич пребывали в резерве. Целые сутки, за исключением сладостных моментов поедания мяса, они мирно храпели в глубине пещеры. Их боевые копья лежали рядом. Вождь не тревожил их без нужды, справедливо полагая, что отдохнувший воин — это хороший воин.

Если говорить о семейном положении вождя, то в данном вопросе царила полная неопределённость. Нельзя утверждать, что у него не было женщин. Были. Но долго не задерживались. Как только они начинали толстеть, то ли от обильной еды, то ли ещё от чего, он тут же их удалял восвояси. Место ушедшей, первой леди, тотчас занимала следующая, приведённая к нему сатрапами. Желала ли она следовать к вождю добровольно или нет, об этом у неё спросить забывали. Любили ли женщины вождя? Трудно сказать. Скорее всего, только редкая из них была от него в восторге. Вождь в долгу перед ними не оставался и платил им той же монетой. Позже о таких отношениях великий поэт скажет: «Он их искал без упоенья…»

Одет вождь был демократично и просто. Как все. Но по моде. Его круглое тело украшала лишь шкура юного барашка. И всё. Больше ничего декоративного в костюме.

За годы многотрудной работы вождём, Чап сделался хитрым, коварным, и непредсказуемо заносчивым руководителем. Слыл отменным демагогом. В своих речах любил употреблять слово «народ». Мог бы с успехом употреблять и термин «электорат», если бы в его эпоху существовала европейская демократия. Причём, слово «народ» вождь непременно связывал с собственной персоной. А еще он обожал употреблять другие важные слова, которые так ласкали слух этого самого народа. Однако за всеми, сказанными им, красивыми словами зияла привычная пустота. Со временем, он стал считать свою персону олицетворением всего племени и дерзко полагал, что без его личности оно пропадёт. Если бы в данный момент на его месте оказался король Франции, Людовик XIV, то он, наверняка, провозгласил бы: «Племя — это я!»

В народе эту доктрину вождя разделяли далеко не все. Однако открыто выступать не решались. Видно, революционная ситуация ещё не созрела. Да и репрессий побаивались. Ведь у вождя, как не крути, за спиной стояла прикормленная свита.

И вот случилось так, что вождь, страдавший от нерастраченной любви, однажды увидел юную Чару. Та обитала со своей матерью в небольшой пещере на периферии стойбища. Она вождю приглянулась, и он послал за ней своих сатрапов, чтобы они доставили её в его резиденцию.

Хитрый вождь выбрал удачное время. Стояло позднее утро. Мужское население стойбища давно ушло на охоту, а потому случайных помех, при проведении операции по уводу женщины из родного дома, не предвиделось. Был на охоте и Чак, молодой охотник, которому нравилась юная Чара.

Чвак и Чав пещеру Чары нашли не сразу. А когда отыскали её, то путь им заступила маленькая, но решительная мать Чары, Оча. Она нутром своим почувствовала неладное: с чего бы это, ни с того ни с сего, к ней завалились охранники вождя? По всему видно, не к добру!

— Чего надо?

В это время, её дочь Чара, сидевшая в уголочке, тут же юркнула под шкуру пожилого буйвола. От греха подальше. Шкуру, в знак особого расположения к ней, подарил Чак. Грозился, в недалёком будущем, порадовать её шкурой мамонта. Но Чара заранее отказалась от такого роскошного подарка. Отказалась из скромности. Ей могло сделаться неудобно перед соседями. Ведь у тех такой шкуры никогда не было. Да и жильё, где она проживала, было не подходящим для такого подарка. Не тот размах. Однако намерения молодого охотника ей очень понравились. Хотя сам молодой охотник, по правде сказать, ей нравился даже больше, чем шкура мамонта. А тут неожиданно притащились эти увальни от вождя! Зачем? Их никто не звал. Нехорошо всё это. Чаре стало страшно.

Чав, поначалу, выступил в роли миротворца:

— Оча, ты добрая. Мы тоже, пока, добрые. Пусти в пещеру.

Хозяйка пещерных апартаментов на провокацию Чава не поддалась. Она осталась непреклонной.

— Идите туда, откуда пришли!

Напускное миролюбие нехотя покинуло Чава. Он заносчиво процедил:

— Плохо встречаешь гостей, Оча!

Оча же продолжала стоять стеной.

— Вас сюда никто не звал, уходите!

Долговязый Чвак глянул поверх её головы вглубь пещеры и задал весьма подозрительный вопрос:

— Где Чара? Куда спрятала её?

Присмотрелся. Миролюбиво закончил:

— Отдай нам Чару, и мы уйдём.

Оча напряглась.

— Зачем она вам?

Чвак многозначительно обратил свои взоры к небу.

— Не нам она нужна, а вождю.

Глаза Очи стали от страха круглыми:

— Вождю?

Чав торжественно подтвердил:

— Вождю!

Ободряюще хихикнул:

— Радуйся, Оча! Теперь вождь на некоторое время станет твоим родичем. Глядишь, иногда кость перепадёт!

Но Оча радоваться не спешила. Она отчаянно взвизгнула:

— Не отдам Чару! Никому не отдам!

Чвак удивился.

— И вождю?

Она решительно тряхнула головой.

— И вождю!

Тогда Чав грубо оттолкнул её в сторону.

— А тебя и спрашивать никто не будет! Это же вождь!

Они разом шагнули в тесную пещеру. Оча вцепилась в Чава.

— Не отдам Чару!

Чав попытался её стряхнуть. Не вышло. Обратился к Чваку:

— Может стукнуть её камнем по голове, а?

Чвак возразил:

— Не надо. Вождь не оценит.

Обшарил взглядом тесную пещеру. Увидел у боковой стены, углубление, похожее на нору. Рядом лежал небольшой валун, который, видно, служил семейной скамейкой. Его нежданно осенило. Он повернулся к, сражавшемуся с сухонькой Очей, Чаву:

— Нору у стены видишь?

Чав, пыхтя, ответил:

— Вижу. Ну и что?

— Что? Законопать её в эту нору и не больно привали камнем!

Чав засомневался:

— Будет кричать.

Чвак прагматично пожал плечами.

— Ну и что с того? Пусть себе кричит. Нам то что? Мы найдём Чару и уйдём.

Однако стоило Чаву приступить к операции по нейтрализации Очи, как тут же объявилась Чара. Она, пересилив свой страх, выпорхнула из-под шкуры и коршуном бросилась на защиту матери. Чвак преградил ей дорогу. Чара яростно кинулась на него. Чвак едва успел перехватить её руки, с хищно скрюченными пальцами. Она забилась, пытаясь вырваться. Но силы были неравны. Чвак обрадовался неожиданно подвалившей удаче.

— Ага, попалась, птичка! Теперь не улетишь!

Поторопил Чава:

— Заканчивай с Очей и уходим!

А Чара, между тем, отчаянно сопротивлялась. Она билась, как птичка в силке. Чвак устал удерживать её руки. Он запросил помощи у Чава:

— Помоги!

И Чав, управившись с матерью Чары, поспешил на помощь к своему соратнику. Он шустро спеленал её ремешком по рукам и ногам. Запихнул в рот кусок пыльной рогожки, чтобы не издавала подозрительных звуков. Получилось подобие мумии. Только протестующей. Удовлетворённо вытер пот на покатом лбу.

— Уф, устал!

Чвак бодро предложил:

— Теперь понесём!

Чав недовольно выпятил нижнюю губу: ему никогда не нравилось таскать тяжести.

— Донесём ли?

Чвак оптимистично ответил:

— Донесём! Она лёгкая.

Стойбище выглядело пустынным. Похитители чувствовали себя спокойно. Они шли окольным путём, подальше от досужих глаз. Операция прошла нормально. Видела их всего одна слепая старушка…

Вождь остался доволен своими придворными. Сработали они славно. Вождь перестал грызть любимую кость и подошёл к ним. Его лицо лоснилось от удовольствия и жира. Он неторопливо поковырял пальцем в щербатом рту. Упёрся водянистым взглядом в бедную Чару, оценивая добычу.

— Хороша!

Чав преданно кивнул:

— Ага!

Чап милостиво протянул ему кость.

— Возьми. Заслужил!

По-отечески, напомнил:

— Поделись с Чваком.

Похитители суетливо поставили пленницу на спутанные ноги и вцепились в протянутую им кость. Вцепились одновременно. Каждый со своего конца. И прагматично принялись её грызть, время от времени, урча от удовольствия.

Вождь же заблаговременно занял выгодную позицию, пресекая пленнице все пути к свободе. Освободил пленницу от пут. Чара поспешно вырвала изо рта негигиеничный кляп, и попыталась улизнуть. Но сходу убежать не получилось: вождь цепко поймал её за руку. Она с отвращением от него отшатнулась. К подобной реакции, со стороны юных особ противоположного пола в отношении его личности, вождь уже привык. На его, покрытой густой растительностью, физиономии не дрогнул ни один мускул. Вблизи юная дева показалась ему ещё привлекательней. Не откладывая дело в долгий ящик, Чап елейным голосом стал навязывать пленнице её неизбежное счастье в лице собственной персоны.

— Ты рада?

Она отшатнулась от него ещё сильнее. А вождь, тем временем, радостно выложил ещё один козырь.

— Теперь ты станешь жить в моей пещере!

И снова не увидел признаков счастья на её лице. Однако вождь не унывал: ведь поначалу строптивыми были все женщины, которых к нему доставляли. Потом они укрощались. Так будет и с этой.

— У тебя будет много мяса и вкусных костей. Я одену тебя в пушистую шкуру. Ты станешь самой лучшей модницей, какие только могут быть в этих местах.

Девушка демонстративно отвела глаза. Опять не подействовало… Что же ей ещё нужно? Другие, после таких слов, становились гораздо покладистей. А эта капризничает. Даже странно как-то…

И тогда вождь выложил свой главный козырь.

— Я не стану выгонять тебя из своей пещеры! Долго не стану. Слышишь?

В ответ Чара лишь презрительно фыркнула. Снова фиаско? Ладно. Вождь подошёл с другого бока и выложил ещё один убойный козырь. Он заключался в том, что вождь считал себя неотразимым кавалером и дамским сердцеедом.

— Я тебе нравлюсь?

Пещерному донжуану такими мелочами интересоваться было излишне.

Но, к его изумлению, личико Чары изобразило брезгливую гримасу. Она впервые разжала губки:

— О, какой ужас!

Вождь удивлённо повёл бровью, которая почти сливалась с густой растительностью, растущей на лбу.

— Я тебе не нравлюсь? Почему?

Брезгливая гримаса на личике Чары усугубилась:

— Ты страшный и сильно пахнешь!

Чап позволил себе не согласиться с мнением Чары:

— Неправда, я красивый и пахну подходяще!

С хрустом сжал своей волосатой лапой её хрупкую ручку.

— И ты в этом не должна сомневаться!

Самодовольно хихикнул:

— Я ведь нравился другим, понравлюсь и тебе!

Чара попыталась вырваться. Однако хватка у вождя оказалась железной.

— Пусти!

Водянистые глаза Чапа подёрнулись ледком.

— Ты плохо воспитана. Ты находишься в высшем обществе, а ведёшь себя, как провинциалка. Ты хоть понимаешь, что это нехорошо?

Она упрямо боднула головой.

— Я всё равно убегу от тебя!

Вождь самоуверенно усмехнулся:

— От меня ещё никто не убегал.

Процедил через губу:

— И ты не убежишь, а уйдёшь, когда я захочу!

Чара затравленно осмотрелась. Одни сатрапы вождя храпели в глубине пещеры, а другие грызли кость. Они не помеха! Помеха только вождь. Освободиться бы от него! Но как? Её отчаявшийся взгляд случайно остановился на небольшой куче песка у неё под ногами. И у пленницы родилась дерзкая мысль: надо ослепить вождя! Пусть на время. Но этого будет достаточно, чтобы убежать. Она резко наклонилась, набрала горсть песка и швырнула его прямо в водянистые глаза своего мучителя. Те мигом зашпаклевались. Вождь возопил и бросил её руку. Волчком закружился на месте. Его могучие кулаки бешено завращались в глазницах. Но видимость от его профилактических действий не улучшалась…

Чара же, обретя вожделенную свободу, юркнула прочь из ненавистной пещеры. Быстроногой ланью понеслась она по полю к синеющему лесу. Там, в лесу, она надеялась встретить своего друга, молодого охотника Чака, который обязательно защитит её! Когда они были наедине, то охотник рассказывал ей, что всегда охотится в этом лесу. Чара неслась, как ветер. Высокая трава больно хлестала её по лицу, рукам и плечам. А ещё она предательски заплетала ноги, мешая бежать. Чара начинала понемногу уставать, а до леса было ещё далеко.

Тем временем, Чвак и Чав, заслышав вопль вождя, оставили свою кость и подступились к беснующемуся сюзерену. Раскрыв рты, они застыли в ожидании, недоумевая. А вождь, наконец-то догадался, что протирать глаза абразивом нецелесообразно. Получалось себе дороже.

Сюзерен ещё раз возопил:

— Воды!

Чав и Чвак расторопно исполнили приказание.

— Возьми!

Вождь на ощупь схватил, сначала, одну черепушку с водой и выплеснул её себе в лицо, а потом и другую. Штукатурка нехотя сползла вниз, зацементировав растительность в нижней части лица. Глаза вождя снова обрели прежний, водянистый оттенок, но с добавлением красного. Он прозрел. Посмотрел окрест. Не узрев, пленницы в пещере, позеленел от ярости:

— Где Чара?

Чав и Чвак невинно переглянулись: откуда им было знать, где Чара? Ведь в это время они грызли кость. Чвак тактично высказал своё предположение:

— Может, убежала.

Вождь совсем стал зелёным:

— Без тебя вижу, что убежала! Куда?

Чвак рискнул высказать ещё одно своё предположение:

— Может, в лес!

Водянистые глаза вождя стали совсем прозрачными:

— В лес? А вы, почему здесь?

Чав и Чвак снова перекинулись невинными взглядами.

— Ждали, когда ты чего скажешь…

Вождь сжал кулачищи.

— Живо за ней!

Чав угодливо отреагировал:

— Ага!

Чвак последовал его примеру:

— От нас не уйдёт!

Вооружившись копьями, они двинули по направлению к лесу. Вскоре напали на след беглянки. Чвак злорадно хихикнул:

— Теперь, точно, не уйдёт!

Чвак бежал вперёди, а Чав следом. По примятой траве им двигалось легко. Не то, что Чаре, которая торила дорогу в густой траве. Расстояние между нею и преследователями неумолимо сокращалось. Они уже видели её узкую, подвижную спину.

Чара с надеждой смотрела в сторону леса. Там спасение. Там закончится трава и ей станет легче. А если повезёт, то она может встретить Чака и он защитит её. Усталость всё сильнее брала своё. Резвость её лёгких ног куда-то пропала. Они стали непослушными и ленивыми. Чара, видя приближающихся сатрапов вождя, хотела бежать быстрее, но не могла.

Чвак обернулся к Чаву. Продемонстрировал ему радостный ряд своих неровных зубов.

— Уже устала!

Чав, пыхтя, разделил радость Чвака.

— Ага!

Чвак вдохновенно повернул свою сухую голову на длинной шее в сторону Чава.

— Скоро возьмём!

Чав, уже в который раз, смахнул пот со своего покатого лба.

— Ага!

Мелькнули первые деревья. Это опушка. Беглянка углубилась в лес. Трава стала хилее, но усталость не отступила. Она затравленно оглянулась. Преследователи приближались. Если у коротышки Чава из травы торчала только голова, то нескладный, как кузнечик, Чвак, высовывался из неё почти до пояса. Они приближались, как грозовая туча, быстро и неотвратимо. И теперь ей уже никто не поможет. Никто! Робкая надежда на встречу с милым Чаком или его друзьями исчезла, растаяла, как белое облачко в далёкой синеве. На глазах у Чары навернулись слёзы отчаяния. Бежать резво она уже не могла, а только едва плелась. Силы совсем оставили её. За своей спиной она слышала голоса преследователей. Чав и Чвак торжествовали. Теперь они находились от неё на расстоянии всего, каких-нибудь, двух полётов копья.

Чвак предвкушал удачу. Не оглядываясь, он крикнул своему подельнику:

— Всё! Она совсем остановилась! Теперь возьмём!

Однако Чав ответить ему не успел, хотя уже и открыл было, для этой цели, свой рот. В тот момент, когда он пожелал радостно отреагировать на слова Чвака, что-то постороннее мимолётно коснулось его шеи. Нельзя сказать, что ему было больно, совсем нет. Но таинственное прикосновение имело для Чава необъяснимые, и где-то даже, мистические последствия. Неожиданно тело его стало таким, словно из него вдруг, вынули все кости. И эта желеобразная масса плюхнулась на землю, смешно раскидав в разные стороны свои короткие руки и ноги. Рот так и остался радостно открытым. Но вместо слов он стал извлекать из своих недр звук, напоминающий хрюканье. Всякий, кто знал Чава накоротке, с уверенностью сказал бы, что тот крепко спит. Правда, случилось так, что Чав уснул прямо на бегу, даже не подготовив подстилки. Такого за ним раньше никогда не водилось. А нескладный Чвак, между тем, захлёбывался оптимизмом:

— Гляди, она уже спотыкается!

Сменил аллюр на шаг.

— Скоро упадёт!

Обрадовался, пришедшей в голову, удачной мысли:

— Как спелый банан!

Радостно рассмеялся. Однако Чав почему-то медлил с ответом. Чвак оглянулся. Чава нигде не было видно. Чвак сначала изумился, а потом, чуть поразмыслив, пришёл в недоумение. Какие чувства его могли посетить дальше, осталось загадкой, ибо в этот момент он, как и его коллега, тоже получил лёгкий толчок в шею. Всё произошло так быстро, что Чвак даже не успел поскучнеть. Разом куда-то провалились и лес, и поляна, и небо, и несчастная, совсем обессилевшая, беглянка. Раскидав свои нескладные конечности, Чвак свалился в траву. И тут же из его недоумевающего рта пошёл тонкий, пиликающий звук. Это был верный признак того, что Чвак сладко уснул. И тоже, прямо, на бегу.

Чара остановилась. Бежать дальше не было сил, да и шагать тоже. В отчаянии оглянулась и не поверила своим глазам: преследователей сзади не оказалось! Странно. Куда они подевались? Может, хитрят? Может, заходят сбоку? Метнула быстрый взгляд сначала в одну сторону, а затем в другую. Преследователей не наблюдалось. Как всё это странно. Всполошилась: а что, если крадутся ползком? Но, так же медленнее! Тут же отбросила эту мысль. И, тем не менее, куда же они, всё-таки, подевались? Тут что-то не так. Что? Она не знала, а упорно размышлять не привыкла. А вскоре и вовсе перестала морочить свою голову на эту тему.

Зато теперь во всей полноте до неё дошло то, что она свободна. И как это хорошо! Внутри у неё всё ликовало. Взвизгнув от радости, она запрыгала на одном месте. Теперь она обязательно встретит Чака и тот ни за что не отдаст её вождю! Надежда придала ей силы. Она бодро зашагала вдоль опушки леса. Шла беззаботно, а зря. Так вести себя в диком лесу совсем негоже. Ведь в лесу всегда есть хозяин. Об этом ей, как-то, даже рассказывал Чак, но она всё пропустила мимо своих легкомысленных ушей. Подумаешь, хозяин какой-то! Ну и что?

Опасность подкралась, как это всегда водится, совсем незаметно. И когда Чара заметила её, то было уже поздно. По её следу бесшумно крался клыкастый зверь. Страшный и беспощадный. Даже сильные охотники избегали с ним встречи. Что уж тут говорить о Чаре, этом хрупком и беззащитном создании! Он находился на расстоянии всего одного прыжка. Ах, если бы она заметила его немного раньше, то успела бы вскарабкаться на дерево. Теперь не успеть! Пасть зверя оскалилась в страшной улыбке. Уши прижаты. Жёлтые глаза смотрят неподвижно и жутко. Чару сковал ужас. Она заворожено глядела, как зверь, сначала, припал к земле, а потом его длинное, пластичное тело взвилось в воздух. Дальше смотреть она уже не могла. Было страшно! Чара в ужасе закрыла лицо ладонями. Отняла их лишь тогда, когда услышала совсем рядом глухой звук. В полушаге от её ног красовалась огромная, клыкастая морда хозяина леса. Зверь лежал неподвижно. Страшные глаза были смежены. Могучая грудь равномерно вздымалась. Он безмятежно спал.

И тут Чару покинули остатки её сил. Она охнула и повалилась на землю без чувств, рядом со свирепым хищником…