Авантюристы. Книга 7

Николай Захаров, 2019

Повествованием охвачены события века 20-го /лихого/для нашего Отечества и не менее /лихих/ предыдущих и последующих веков. Все совпадения имен персонажей с реально жившими и живущими людьми – совершенно случайны. Продолжение книги "Жулики". Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Михаил направился к наплавному мосту через Десну, который уже восстановили наши саперы и через него, гремя каблуками, спешно переправлялась пехота. Жуков спешил закрепить успех и бросил в Ельню свежую дивизию, похоже только что выгрузившуюся и не успевшую еще порыжеть обувью и запылить гимнастерки. Группу сотрудников НКВД Михаил заметил, когда спустился к реке и прикидывал, сможет ли пройти на тот берег. Роты стрелковые шли по мосту плотно и это показалось ему задачей невыполнимой. «Коллеги по ведомству» выскочили из-за спин очередной роты в количестве семи человек во главе с подполковником. Михаила они тоже заметили сразу и направились к нему. Подполковник козырнул и представился Семеновым.

— Майор Соболев, — представился Михаил и уловил радостный огонек, промелькнувший в глазах подполковника.

— Вот вы-то мне и нужны, товарищ майор. По вашу душу, можно сказать, посланы. Велено доставить в разведотдел фронта немедленно.

— Кем велено? — Михаил спокойно наблюдал, как «коллеги» берут его в «кольцо».

— Приказано замначразведкой — товарищем полковником Волковым Олегом Руслановичем, — мило улыбнулся подполковник. — Но кроме вас нам приказано еще двоих доставить. Командиров полков №32 и №315-ть — майоров Шитова и Лузина. Так что вы тут нас подождите вот с товарищами старшим лейтенантом и сержантом. А мы одна нога здесь, другая там. Полчаса не пройдет, вернемся.

— Вы уверены, что правильно поняли приказ, товарищ подполковник? — Михаил усмехнулся и остановил мимо проходящего лейтенанта-связиста. Тот уже откозырялся и вздохнул можно сказать облегченно, когда его окликнул майор НКВД.

— Лейтенант Павлов, — козырнул он, кося глаза в сторону уходящего в сторону Ельни взвода.

— Скажите, товарищ лейтенант, у вас только полевые телефоны во взводе или радиостанции тоже имеются?

— Имеется 11-АК, товарищ майор, но у нее, похоже, батареи сели.

— Прикажите взводу перекурить. Рацию сюда, — распорядился Михаил и лейтенант побежал догонять свой взвод. Вернулся он с двумя бойцами, прущими агрегат такой громоздкий, что Михаил даже опешил. Таких «монстров» ему видеть пока не доводилось. А солдатики забегали, разворачивая антенну и готовя станцию к работе. За все это время подполковник не произнес ни слова, только плечами передернул и сдвинул кобуру с ТТ ближе к пряжке.

Рация шипела, мигала лампочками и колыхалась стрелками. Радист, надев наушники, щелкал тумблером и орал, посинев от натуги: — Орел, Орел, я Коршун, как слышно? Прием! — и замолкал после этой фразы, шурудя в «агрегате». Подождав на приеме минуту, другую, опять орал: — Орел… — ну и так далее. Михаил взял из рук парня микрофон с тумблерами и сдернув с его ушей наушники, спокойным голосом произнес:

— Штаб фронта, живо, — микрофон послушно крякнул и выдал пару свистков, чего с ним никогда не было. Радист ошарашено уставился на свою аппаратуру, но промолчал. А из наушников раздался голос:

— Да, у аппарата, прием.

— Кто у аппарата? — спросил Михаил. — Прием.

— Штаб фронта, прием, — сообщил голос раздраженно. — А вы думали кто?

— Мы думали, что квартира всесоюзного старосты товарища Калинина, — схохмил Михаил, приводя в замешательство своей дерзостью энкэвэдэшников. Они как-то все сразу набычились, посмурнели и сделали по шагу назад, расширяя «кольцо». Подполковник Семенов расстегнул кобуру, а все его подчиненные потянули с плеч ремни автоматов.

— Нет, вы ошиблись — это не квартира товарища Калинина, это штаб Резервного фронта, — терпеливо ответил мужской голос.

— Хорошо, нет, так нет. Сойдет и штаб фронта. Там рядом нет случайно полковника Волкова Олега Руслановича? Нету. Ну так сбегайте и разыщите немедленно. Кто спрашивает? Бабушка его покойная с того света. Бегом! — Михаил выключил микрофон и подмигнул подполковнику:

— Сейчас позовут вашего шефа, соскучился наверняка по бабушке. Бегом прибежит.

«Соскучившийся по своей покойной бабушке» Волков, вышел на связь минуты через две и голос его был взволнован до крайности. Человек явно прибежал и схватил трубку, не отдышавшись.

— Да, я, кто? — выпалили наушники, да так громко, что солдатик-радист принялся чесать за ухом. Он и не ожидал такой прыти от «сдохших», еще вчера батарей. Они и новые столько децибелов не выдавали, а тут разорались как громкоговоритель.

— Конь в пальто, — рассмеялся Михаил. — Соболев это — майор. Скажите любезный, Олег Русланович, вы посылали за мной на передовую группу подполковника Семенова?

— Э-э-э, — растерялся Волков, поняв что на «ловца и зверь» прибежал. — Посылал. Где они?

— Они здесь. Это ваша личная инициатива? Или вы выполняли чей-то приказ свыше?

— Приказ мой, майор, — пришел в себя Волков. — Дайте сюда подполковника, — Волков наивно полагал, что кроме Соболева его никто слышать не может.

— Одну минутку, товарищ полковник. Всего пару вопросов и подполковник получит в руки микрофон. Скажите, это вы отдали приказ «Катюшам» обстрелять полк 32-ой? Вы знаете, что там погибло очень много наших бойцов?

— Я отдал приказ. Ну, погибли, знаю. На то они и солдаты, чтобы погибать, — голос Волкова наливался яростью.

— А под трибунал вы не боитесь попасть? Ведь это предательство, как ни крути. Вышак вам светит, гражданин Волков. Я бы на вашем месте прямо сейчас застрелился и не стал ждать пока подполковник доставит к вам в штаб майоров Шитова и Лузина. Они живы и дадут правдивые показания. Лузин, что не просил артподдержку, а Шитов о результатах артобстрела.

— Ты, ты, мне-е-е. Угрожаешь, сопляк, мальчишка, — заорал Волков так, что солдат-радист отпрыгнул в сторону, — подполковнику приказано с вами не церемониться, а он там видать хороводы водит. Вы все трое и до трибунала не доживете. Вас при попытке к бегству застрелят, — орал Волков.

— Слышал, подполковник? — Михаил повернулся к Семенову. — Если это не вражий голос, то чей? По его приказу уничтожен лучший полк дивизии, сотни наших бойцов сгорели. Если ты знаешь об этом и выполняешь приказ Волкова, то значит ты сообщник и тоже враг. Подчиненные ваши вряд ли в курсе, но вот вы им и объясните теперь, что за «пляски с саблями» тут происходят? Валяй, поговори с начальством, но имей в виду, если намекнешь ему хотя бы, что все тут его слышат, то пулю получишь сразу. Понял? — Семенов кивнул, он стоял багровый, а его подчиненные, почему-то перестали смотреть на Михаила, а уставились на него и во взглядах этих было что-то нехорошее, враждебное. Так люди брезгливые смотрят на мокрицу или таракана.

— Подполковник, Семенов, — доложился Семенов, взяв микрофон.

— Ты что там за либерализм развел? Хватай этого майоришку и ставь к первой попавшейся стенке. Это провокатор, дезинформатор и саботажник. В соответствии с приказом ГКО №270, подлежит расстрелу на месте. Выполняй, Семенов, и считай что орден Красного Знамени у тебя на груди уже есть. Сегодня и представлю. Бойцов твоих тоже не обижу, — голос Волкова громыхал над головами проходящих бойцов и стоящих энкэвэдэшников.

— А Шитов и Лузин, с ними как? — подполковник зябко поежился под семью стволами направленными на него.

— Эти тоже провокаторы и подлежат расстрелу без суда. Они нарушили приказ командования и взяли штурмом Ельню на четыре часа раньше, без запланированной артподготовки. Расстрелять, как трусов и изменников, — решил судьбу майоров полковник.

— А за этих, что нам полагается? — неожиданно спросил Семенов, возможно что даже для себя самого.

— Тебя к званию очередному внеочередному, а бойцам премию обещаю по десять тысяч рублей и по медали «За отвагу», — Волков не скупился. — Выполняйте и жду вас с докладом в штабе фронта.

— Товарищ полковник… — Семенов набрался наглости… — маловато за двух майоров по десять тысяч, они ведь командиры полков и медаль это несерьезно как-то.

— Хорошо, получат по ордену и по 15-ть тысяч на брата, — прибавил Волков, не торгуясь, из воинской кассы. — Жду, Семенов. Выполняй.

— Есть, — рявкнул подполковник и отключил микрофон.

— Заговор в штабе фронта. К бабке не ходи, — Михаил обвел взглядом «коллег». — Брать надо Волкова, пока следы не замел. Или вы, товарищ подполковник, сомневаетесь, после всего здесь услышанного? — Семенов дернулся, как от электротока и махнул раздраженно рукой:

— Какие сомнения? Сука! «Изменники, на четыре часа раньше победили», — передразнил он Волкова. — Сволочь! Давай, старлей, мотай за Шитовым и Лузиным. Они главные свидетели, как ни крути.

— Передай мужикам, что майор Соболев их ждет у моста и что бы поспешили. Особенно Лузин. И не напрягайте их там. Ребята на «нерве», порвут как Тузик грелку. Корректнее. Там потери жуткие, особенно в 32-ом, — добавил Михаил и старший лейтенант, прихватив с собой одного бойца, побежал в сторону городка.

Штаб фронта обосновался рядом с деревушкой Лозинки в 4-х километрах от Ельни и через час рядом со штабными палатками, замаскированными сетью, появилась группа из десяти человек.

Лица их были сосредоточены и прошли они к палатке разведотдела фронта. Двое встали при входе, рядом с часовым красноармейцем и похлопав его по плечу посоветовали: — Не рыпаться.

Красноармеец пожал плечами и «рыпаться» не стал.

Кроме полковника Волкова в палатке оказалось еще пять человек офицеров в разных званиях и два рядовых писаря. Волков сразу понявший, по лицам вошедших, что пришли за ним, попытался оказать сопротивление и был застрелен в упор подполковником Семеновым, остальные офицеры испуганно замерли в ожидании объяснений.

Полковник Ильницкий Яков Тимофеевич являющийся начальников разведуправления фронта, выслушав их, выложил на стол свой табельный пистолет, остальные молча последовали его примеру.

— Извините Яков Тимофеевич, но этот негодяй работал явно не один, — Семенов рылся в карманах убитого Волкова в поисках улик. Улик не было и Семенов нервничал. — Придется вам потерпеть, пока все выяснится, — подполковник обнаружил в кармане убитого записную книжку размером со спичечный коробок и принялся ее листать. Деловито сунув ее в свой карман, он продолжил обыск уже не так волнуясь.

— Разрешите, товарищ подполковник, — протянул руку Михаил и Семенов удивленно на него взглянув, отрицательно дернул головой из стороны в сторону:

— Тайна следствия, товарищ майор. Не обессудьте, но таков порядок.

— Порядок? Товарищ, старший лейтенант, арестуйте подполковника и изымите у него материалы, которые он пытается скрыть, — тон, которым был отдан приказ, не позволил старлею усомниться в том, что майор имеет право отдать такой приказ и ствол ТТ уперся в шею Семенова.

— Даже не вздумайте что-нибудь произнести, товарищ подполковник. Веры нынче нет ни кому. Окажетесь невиновны, первым извинюсь, — предупредил он своего начальника.

Михаил изъял у арестованного записную книжку и начал зачитывать вслух выписки из нее.

— Майор Лопата.М.Ф — 3.т.р, капитан Момонов.В.Г. — 3.т.р, подполковник Семенов.Г.Г. — 5.т.р.

Это что? Ведомость выдачи иудиных сребреников? — спросил он, прервав чтение и повернувшись к Семенову.

— Это долги он там записал. Я занимал месяц назад у него, — пояснил, не моргнув глазом Семенов.

— И так, хорошо. Дальше читаем. Ищем про Семенова.Г.Г. Вот свеженькая, вчерашняя очевидно или сегодня утром сделанная запись. С.Г.Г — в арт.див. — 6.00. А вот неделей назад запись и вовсе интересная. С.Г.Г. — почта. пл.фр.наст. — 5.т.р. Как вы думаете С.Г.Г — это кто?

— Откуда я могу знать что за эСГеГе, — сморщился Семенов все еще сидящий на корточках под стволом ТТ, упертым ему в затылок.

— Ну а уж «пл.фр.наст.», для вас и вовсе китайская грамота, гражданин Семенов Геннадий Геннадьевич должно быть?

— Естественно, — подтвердил тот совершенно хладнокровно.

— Так. А вот эта запись вам что-то говорит? — «Передано подполковнику Семенову.Г.Г. на хранение 5-ть миллионов рублей — 16.07.41.г.» Это вы как можете пояснить?

— Правильно. Только не на хранение, а под охрану. Банк эвакуировался в Смоленске и мы обеспечивали перемещение средств. Все принято и сдано как положено до последней купюры.

— Проверим. А вот это. — «Передано С.Г.Г — зол.изд.всего вес-34 кГ на хранение». Это что?

— Понятия не имею. Кто это и что означает «зол.изд», — Семенов попытался поменять затекшую ногу и облокотиться на другую, но старлей зацокал предупреждающе языком: — Ц-ц-ц, — и он замер, слегка скосив глаза в его сторону.

— Ну и последняя запись, которая может относиться к вам непосредственно. Датирована 22-ым июнем 1941-го года. В день начала войны сделана. Это знаково. — «0 час 45 мин, получена Директива № 1-н. Отправлена с п/п Селезневым.Г.Г. 3.30-ть — Начало. 3.55-ть — Эвакуация. 4.15-ть — Семенов убит. Шпрехен зи дойч, герр гауптман Кауфман? — Семенов прыгнул, перекатываясь влево, сбивая с ног двух бойцов и хватая со стола два ТТ. Выстрелить он успел из обоих, уложив наповал, попавшего ему на мушку штабного капитана и получив очередь в ноги, был нейтрализован его бывшими подчиненными.

— Вот сволочь, чуть хвосты не обрубил все, сука, — кривился от боли старлей, которого Кауфман достал кулаком в живот. — Шустрый гнида.

Перевязанный гауптман притворялся смертельно раненным, «терял сознание» и его отправили в медсанбат с двумя охранниками. В течение двух часов, следствие прошерстило весь штаб фронта, выявив десяток саботажников и еще одного агента адмирала Канариса. Абвер получал информацию о дислокации войск Резервного фронта из первых рук, что называется.

Получивший обратно свой пистолет, полковник Ильницкий, занялся экспресс-допросами арестованных агентов и их пособников, то краснея, то бледнея от их откровений.

Никто из них не упомянул генерала-лейтенанта Богданова и Михаил понял, что нарвался не на саботаж, а в лице последнего, на примитивный дубизм и бездумное выполнение приказов.

Человек явно был попросту не на своем месте. От того-то и торчал в вечных замах, изредка замещая выбывших командующих и снова уходя в замы, после назначения очередного. Он так и довоюет в вечных заместителях, то одного командующего армией, то другого и погибнет от ранений в 1942-ом. Честный служака, он просто выполнял свой долг, как умел и понимал. К его чести нужно сказать, что он не воспользовался оказией и не улетел из окруженной немцами армии на самолете, а прорывался с ней с боями и был ранен в бою. Богданов Иван Александрович лежит в Твери в братской солдатской могиле и уже одним этим обстоятельством достоин того, чтобы поминая его, всякий русский человек снял шапку. Сотни генералов РККА легли в землю за годы Великой Отечественной и большинство из них честно выполнили свой долг. Сегодня, когда идет переоценка ценностей, когда открываются трагические обстоятельства тех лет и даже предателей явных пытаются объявить чуть ли не «борцами за счастье народное», следует четко разделять, тех кто воевал и тех кто предавал. Предавали не Сталина. Сталины приходят и уходят. Предавали Родину. И патетика тут уместна.

Когда генерал-лейтенанту, разбитой в Гражданскую войну большевиками Белой Армии, Деникину Антону Ивановичу гитлеровцы предложили сотрудничать с ними, он отказался и призывал к этому же всю эмиграцию. А когда ему привели в пример Власова, как борца с большевизмом и сталинизмом, то он ответил,–"В отличие от него, я им не служил"!!! Деникин понял и увидел разницу между Родиной и Государством. И когда от Государства зависит спасение Родины, тогда предавать Государство нельзя, кто бы не управлял им в это время. Этой разницы не хотели видеть и не понимали тухачевские, жуковы, власовы, хрущевы и многие к сожалению еще. Это черный список и когда звучат имена из него, то шапку снимать рука не поднимается. Хочется плюнуть.

Первого, второго и третьего сентября немцы подтягивали к окруженной дивизии 109-ой свои последние резервы, а бойцы этой дивизии без продовольствия, без боеприпасов, без поддержки с воздуха, зарылись в болотистую землю и гибли сотнями под обстрелом немецкой артиллерии и от авиационных налетов. Командующий фронтом разрешил выходить из окружения и полученный от него приказ был передан всем оставшимся подразделениям. Решено было ночью, с третьего на четвертое пробиться через пехотную дивизию Вермахта и для этого сосредоточиться севернее Костырей. Практически все оставшиеся в живых были ранены и не могли унести с собой всех тяжелораненых. Приходилось надеяться на «человеколюбие» немцев. Лучше всего обстояли дела в дивизии на правом ее фланге, где пока хватало боеприпасов и они даже делились патронами с соседями. Гранат немецких пока тоже было достаточно и дивизия стояла благодаря этому пока, не оставляя позиций и не сдаваясь в плен.

В овражке, утром первого сентября был обнаружен небольшой склад ГСМ с бочками солярки, всего тонну нашли в 200-х сот литровых бочках и заправленные ей два Т-34-ых, готовы были к ночному штурму немецких позиций. От дивизии осталось боеспособных бойцов процентов 25-ть и пробиться к своим шансы были минимальными. Только сконцентрировав их на коротком фронте появлялась такая возможность. Из старших офицеров дивизии в живых оставался еще зам. командира дивизии полковник Урбан и командир полка 219 батальонный комиссар Лебедев. Жив был и Казначеев, командовавший теперь обороной в центре. На Сергее повис правый фланг и человек двести красноармейцев с надеждой на него поглядывали, сердцами чувствуя, что этот свой и никого не бросит. Лежачих и совершенно беспомощных среди раненых не было, благодаря своевременным перевязкам с мазью, и Сергей не думал кого-то здесь оставлять.

Атака началась в три часа и начали ее Т-34-ые, с нашлепнутыми «Завесами» на броне. Подчинявшиеся Сергею танкисты, получили от него приказ утюжить немецкие окопы по всей линии фронта и лейтенант Ефремов, раненый в руку, с помощью экипажа влезающий в люк, радостно улыбался, будто шел не в бой, а на гулянку ехал в соседний колхоз.

— Проутюжим сволочей, не сомневайтесь, товарищ майор. До встречи у своих.

— Вы там повнимательнее, мы следом рванем, нас не передавите, — крикнул танкистам Сергей и махнул рукой. — Заводи, — двигатели взвыли и два Т-34-х поползли на позиции 267-ой пехотной немецкой вперемешку с 23-ей, удивляя наблюдателей. Дождавшись, когда танки доползут до немецких позиций и с ревом развернутся влево и вправо, давя и сминая наспех вырытые щели и траншеи, сто девятая молча поднялась и двинулась к ним, наплывая темной тенью безмолвной и страшной. Гренадерам, оставшимся в живых после этого ночного прорыва, долго потом будут сниться эти свалившиеся им на головы сначала танки, а потом русские красноармейцы. В бинтах и сверкающие трехгранными штыками на своих винтовках. Почти без выстрелов, оборону немцев смяли на ширине до километра. Пройдя за два часа оставшееся расстояние до своих, проломили еще одну линию, восстановленную немцами после прорыва 30-го августа. Вышли и вынесли почти всех раненных, сохранив знамена полков и дивизии. Сохранив два танка и притащив с собой штук сорок немецких пулеметов МГ и пехотных переносных минометов десятка два.

Узнавший о прорыве немецких линий, командующий фронтом только что днем утопивший танки в болоте и снявший с командования армии генерала Селезнева, сунулся сюда со своим замом Богдановым, чтобы лично возглавить удачную операцию. Дивизия вышла вполне успешно, но ее всю нужно было отправлять в медсанбат и командующий психовал по этому поводу. Погнать людей на позиции, раненых и голодных, даже он не посмел и приказав своему заму готовиться к очередному прорыву, укатил в Ельню, где освободившая городок 19-я дивизия вполне могла стать тем самым стратегическим резервом, который был ему так необходим здесь в 43-ей армии. Прибыв в городок и узнав на КП 19-ой, что буквально пару часов назад целый полк этой дивизии попал под огонь собственной артиллерии и понес ощутимые потери в живой силе, Жуков снял с должности комдива с начальником штаба, понизил в должностях оставшихся в живых командиров 315-го и 32-го полков и даже хотел отдать под арест обоих, но потом передумал, так как офицеров не хватало, а сидеть под арестом «ЭТИ», во время боя, просто не имели право. Остаткам дивизии, под командованием очередного назначенного комдива-майора он приказал выдвигаться скрытно на южный фланг и поступить под командование Богданова.

Четвертое сентября ушло на передислокацию и пятого утром в 7.00 43-я опять пошла на прорыв, устилая трупами красноармейцев смоленскую землю. Хватило остатков 19-ой, 109-ой и 211-ой дивизий на две атаки. В ночь на пятое Жуков отстранил Богданова от командования армией и поставил нового генерала — Собенникова.П.П.

Петр Петрович Собенников, получив под начало потрепанную армию, приказал атаки прекратить и потребовал у командующего фронтом пополнения и боеприпасы. Жуков, не привыкший к ультиматумам, вынужден был, скрежеща зубами, дать пару дней армии на доукомплектовку боеприпасами и живой силой. Чехарда, которую он устроил с кадрами, надоела не только ему самому, но уже вызывала раздражение и в Ставке. Он уже собрался отправиться в Москву с докладом и какие либо операции вообще-то считал сейчас бессмысленными, но специально задержался на день, чтобы позлорадствовать над вновь испеченным командующим и своими глазами увидеть его позор. Каково же было его удивление, когда этот выскочка, нарушая все мыслимые положения боевых уставов, начал атаку не в 7.00, как все нормальные люди вместо завтрака, а ночью в четыре часа и вышвырнул немцев из их окопов за Стряну, пройдя за два часа все те же пресловутые 12-ть километров. Для немцев это стало шоком и они вынуждены были ослабить северный фланг и отступить там еще на шесть километров, выравнивая линию фронта и перебрасывая освободившиеся дивизии против прорвавшейся 43-ей. В результате тяжелых боев 8-го и 9-го сентября им удалось выдавить обнаглевшую 43-ю армию обратно к Десне и закрепиться на прежних позициях. Жуков довольно ухмылялся, слушая доклады с северного выступа, где пока наступило затишье. Что-то победное просматривалось во всей этой свистопляске вокруг городка и ему уже было что доложить. — «Трудно, с кровью, героически, но выбили немецко-фашистских поработителей с советской земли», — поэтому появившийся в штабе фронта, заляпанный с ног до головы грязью, генерал-лейтенант Собенников Петр Петрович, высказавший ему все что он про него думает, не выбирая выражений, привел Жукова в ярость. Орали они друг на друга, как два ямщика и чуть не дошло до мордобоя, оттащили Собенникова, который рвался к Жукову и самое ласковое слово было «шкура», из всех что он произнес, к нему обращаясь.

— Ты зачем шкура.-пи-пи-пи. Бросил пи-пи-пи армию на убой пи-пи-пи-пи-пи-пи? Орал Собенников. — За каким хреном?

Жуков конечно не обязан был отчитываться перед командующим армией, да еще позорно дважды отступавшей, что он и высказал все с теми же пи-пи-пи.

В итоге судьба генерал-лейтенанта сложится в ближайший месяц не совсем благополучно — это если мягко сказать. А если сказать откровенно и просто, то сложится она у него хреново. Через месяц — 16-го октября его арестуют, разжалуют, лишат всех наград и посадят на пять лет. Георгий Константинович был злопамятен и при первой же возможности нагадил ему. Верховный Совет примет ходатайствование о помиловании и судимость с генерала снимет в следующем году, в 1942-ом. Понизят в звании до полковника и в феврале месяце он опять будет в армии. Дойдет до Берлина и вернет свое звание генерал-лейтенантское. А в сентябре 1941-го, его держали пятеро и он тянулся к кобуре, чтобы пристрелить мерзавца, за идиотские приказы. За погибших бесполезно тысячи парней. Его бойцов, с которыми он прошел туда и обратно по колено в крови и теперь хотел внятно услышать. Зачем?

Ответов у Жукова не было. Он похоже никогда особенно не задумывался заранее, зачем посылает людей на смерть, справедливо рассудив, что причина всегда отыщется потом. Когда человек мыслит в глобальных масштабах, разве может он вникать в мелочи? Нет, конечно. Ну, десять тысяч человек легло еще в землю, ну поползут двадцать тысяч без конечностей по городам и весям, это много или мало для такой страны как Россия? Бабы нарожают еще. Так что зря орал, психанувший генерал-лейтенант. Сидел бы в своей задрипанной 43-ей молча, глядишь Георгий Константинович иначе бы составил рапорт в Ставку и не на нары бы загремел, а получил бы орденок. Все же, если по справедливости, то каб не 43-я, так и победы бы не было. Это она отвлекла на себя все резервы немцев, уничтожила пять их дивизий вместе с танками и артиллерией. Это она прошла с боями почти сорок километров если мерить туда и обратно все перемещения, тогда как двадцать четвертая армия топталась на месте, увязнув в Ельнинском котле. «Язык твой — враг твой», — думал Жуков, улетая в Москву.

Сергей с Михаилом встретились в Ельне у здания вокзала. Оба вымученно улыбнулись, оглядев друг друга.

— Ты что в болоте ночевал? — Михаил хлопнул друга по подставленной ладони.

— Блин, спроси где я за прошедшую неделю не ночевал. А что есть приходилось и где, вспоминать не хочется. Какие планы?

— Здесь еще денек мне нужен чтобы с парнями из 19-ой попрощаться, я им обещал, что забегу. Ну и наградные списки пробить хочу. Сейчас не особенно их составляют, но попробую. Под решение Верховного о присвоении гвардейских наименований отличившимся дивизиям. Массовый героизм и все такое. Думаю, что прокатит. Потом на Юг. Там две установки нужно нейтрализовать. А ты что уже устал?

— Если честно, то зверски. Народу, Миха, у меня на глазах столько погибло, что спать не могу.

— У меня тоже. Но паузу делать нельзя, нужно закончить и тогда возвращаться.

— Не понимаю почему? Смотаемся домой, приведем себя в порядок и вернемся хоть через год в завтрашний день.

— Нельзя, потому что мы уже в форс-мажоре второй день и уйти не можем. Только через «харакири». Весь сентябрь такой, октябрь пополам, потом ноябрь опять весь форс-мажорный. Нужно подумать, как нам на Юг в темпе попасть. Безлошадные мы с тобой, Серега. Отправил я «Троянов» перед началом операции и теперь обратно их тоже не выдернуть. У тебя как с аккумуляторами к «Оспе»?

— Пусто. Все израсходовал. А у тебя?

— У меня еще один есть.

— Значит «Рапиры» и «Перфы»?

— Браслеты забыл? У меня два под завязку заряжены.

— Ну, у меня все четыре пока в порядке. Кроме патронов и солярки ни на что не тратил. А у тебя куда два ушло?

— А я наоборот керосин авиационный из самолетов Люфтваффе убирал с их помощью.

— Как это? — Сергей взглянул на него удивленно.

— Что уставился? Ты солярку где брал?

— Понятно где, на фронтовом складе ГСМ.

— Значит, там убыло. Ну а я из топливных баков керосин брал и… В общем сливал на землю. Некогда каждый раз было подумать, куда складировать.

— На травку? — ужаснулся Сергей. — Варвар. Расти теперь в местах слива пару лет не будет. Нанес ущерб народному хозяйству Рейха. А мне почему-то в голову такая диверсия не пришла. Может и не смогу так.

— Если смог бочки с солярой выдернуть со склада ГСМ, то почему не сможешь из баков убрать? — пожал плечами Михаил. — Вон Юнкерсы в сторону Москвы пошли, попробуй.

— Высоковато, — засомневался Сергей, подняв голову и рассматривая крестики самолетов, плывущие на предельной высоте в осеннем сером небе.

— А мне без разницы, если есть визуальный контакт. Надень два браслета, — Михаил щелкнул уже привычно пальцами и два Юнкерса нырнули резко вниз, заваливаясь в штопор.

— О как! — Сергей поспешно надевал браслеты боясь, что не успеет и эскадрилья бомбардировщиков скроется в пелене облаков, наплывающих с востока.

— Кампфгешвагер — бомбардировочная авиация. Чего телишься? Смоются сейчас, — Михаил зацепил еще два звена по три самолета и они понеслись к земле с воем. Летчики пытались вывести машины из пике, но это им не удалось и шесть взрывов почти одновременных раздались у горизонта изломанного лесом. Оставшиеся восемь самолетов пытались укрыться в облаках, будто понимая, что там у них будет больше шансов выскочить из «черного коридора», но рухнули минутой спустя, следом за предыдущими.

— Так просто? — удивился Сергей. — А я дурак на эти железки летающие пару аккумуляторов извел. Зря выходит?

— Из «Оспы» еще и попасть нужно, в отличие от М.Э. Увидел, считай что уже попал.

— Лихо. Да мы тут с тобой постоим и всю «Люфтваффе» Геринга в штопор пустим.

— На всю у нас браслетов не хватит. Самолетов у Адольфа пока еще хватает. Особенно на Южном фронте. Там аномалия на аномалии. Я карту внимательно просмотрел, сплошные пятна. Вляпаемся в одно и все, забудь про браслеты. Обнулятся. То есть можешь на них не рассчитывать особенно. Нам еще предстоит выяснить где аппаратура с крысами размещена.

— А это не сложно. Где наши активнее отходят — там, значит, и они.

— В том-то и дело, что весь фронт движется непрерывно с 22-го июня. Отдельные кратковременные очаги сопротивления. Сейчас интенсивно под Мелитополем отходят. Рванем туда. Вопрос на чем?

— Понятно на чем. На самолете «Люфтваффе». Сам говоришь у них пока полно самолетов. Пошли в штаб фронта, разберемся с писарями в наградном отделе и нефиг тут торчать больше.

Михаил молча достал из кармана гимнастерки лист бумаги и сунул его Сергею.

— Вот список людей. Смотайся один в штаб, а я к своим в 32-ой. Попрощаюсь и встречаемся здесь же, часа через три.

— Хорошо. Пока, — Сергей махнул рукой проезжающей мимо полуторке и вскочив на подножку, крикнул:

— В шесть вечера, не опаздывай.