Триумфальный въезд графских лошадей в мое село

Николай Васильевич Успенский, 1889

«Лишь только графская повозка очутилась на дворе, ее моментально окружила толпа народа, во главе которой находились все мои родственники и в полном составе сельский причт с включением церковного сторожа и хромой просвирни. Всех изумило не столько мое прибытие во время весенней распутицы, сколько телега, запряженная красивыми графскими лошадьми…»

Лишь только графская повозка очутилась на дворе, ее моментально окружила толпа народа, во главе которой находились все мои родственники и в полном составе сельский причт с включением церковного сторожа и хромой просвирни. Всех изумило не столько мое прибытие во время весенней распутицы, сколько телега, запряженная красивыми графскими лошадьми.

— Вот так кони! — удивлялся пономарь. — Вы заметьте, отец дьякон, какие лады!..

— Что говорить, породистые лошадки…

— Сиречь кровные… заводские, надо прямо говорить…

— Ну да! Не нашим одрам чета… Одер навсегда одром останется, — хоть ты корми его, хоть нет…

— А телега-то… Извольте посмотреть… Что — шины, что — спицы, что — ободи…

— Да все, на что ни посмотри, глаза разбегаются…

— Вот горе, — пожаловался я, — лошади-то у меня засеклись…

— Это ничего не значит, Николай Васильевич, — подхватил пономарь, — сейчас взять жженых квасцов…

— Нет, березовка будет пользительнее, — возразил седой, как лунь, дьячок…

— Ничего вы не понимаете! — решил отец дьякон. — От засечек первое средство медный купорос… он сейчас разъест рану-то… она и того…

— Нет, уж лучше глины с солью ничего не может быть, — заметил в свою очередь церковный сторож, победоносно оглядывая толпу, которая вдруг в испуге попятилась назад, увидав вытащенный из телеги фотографический аппарат Льва Николаевича.

— Это что ж за штука такая, Николай Васильевич? — спрашивали меня изумленные зрители.

— Машина для снимания портретов.

— Ай, ай, ай! Вот оказия-то… И что же, например, эта самая проскомидия может со всякого снять портрет?

— С кого угодно… хоть с лошади или собаки…

— А не опасно к ней близко подходить?

— Нисколько…

— Мы к тому спрашиваем, что у этой машины медная труба, словно бы похожа на пушку… как бы, мол, греха какого не было…

— А я слышала, — заметила сутулая дьяконица, — от добрых людей: кто ежели снимет с себя патрет, тот уж не жилец на этом свете…

— Городи больше! — возразил отец дьякон. — Ведь с нас с тобой, когда мы были молодыми, тоже художник списал портреты.

Конец ознакомительного фрагмента.