Великий Ван

Николай Байков, 1936

Тигр всегда занимал особое место в мифологии Китая. Он символизировал удачу, вызывал чувство уважения и восхищения. Тиграм строили кумирни, им поклонялись и совершали жертвоприношения. Великий Ван – не только самый сильный и могущественный тигр. Он царь всех зверей, воплощение Горного духа, царящего над природой. Для коренных жителей Маньчжурии Великий Ван – священное животное. В его теле находится душа умершего человека: царя или князя. В книге «Великий Ван» жизнь владыки маньчжурских лесов, описана от рождения до смерти, в ней гармонично переплетаются легенды древней тайги, верования маньчжурских охотников и наблюдения ученого-натуралиста…

V. Переселение

Перенос тигрят мать решила начать с сына, которого она взяла в свою пасть, причем, резцами захватила его за загривок, приподняла с земли, снова опустила, и, наконец, взяв окончательно, быстро вышла из берлоги, направляясь по косогору вверх, где розовела еще вершина горы в лучах заходящего солнца.

Тигренок съежился в комок в зубах матери и, как будто чувствуя необходимость происходящего, терпеливо переносил все неудобства своего положения и даже легкую боль, причиняемую его загривку острыми зубами.

Тигрица шла быстро, широко шагая, выбирая чистые места, без зарослей, и стараясь ступать не по земле, а по камням, чтобы не оставлять следов. Иногда, в силу необходимости, ей приходилось делать прыжки с камня на камень. Тигренок притаился и молчал, только во время прыжков он крякал и еще более подтягивался, и сжимался.

Два раза ей пришлось опустить его на землю, чтобы дать отдышаться и переменить положение, но звереныш героически переносил путешествие, инстинктивно чувствуя, что так надо, что это неизбежно. Через четверть часа тигрица принесла своего сына в новое жилище. Оно было менее удобно и не так комфортабельно, подстилка из травы и листьев в нем отсутствовала, ложем могла служить только голая земля.

Положив своего детеныша на землю и лизнув его несколько раз в мордочку, мать ушла назад к старому логовищу, где оставалась ее дочь. Переноска второго тигренка совершилась также благополучно и быстро, как и первого.

Новое жилище хотя и было менее удобно, но более безопасно, так как находилось почти на самой вершить горы Татудинзы, среди недоступных для человека каменных россыпей. Сюда не заходил даже дикий зверь и редкая птица залетала в эти гранитные дебри.

Сойки и сороки, лесные кумушки, сюда не показывались никогда, они не поднимались выше границы лесов. Из птиц только одни горные орлы посещали эти высоты: и гнездились в расщелинах скал.

Семья могучих хищников нашла здесь надежное убежище, вполне безопасное от всяких врагов. Охотничьи угодья отсюда были далеко. Тигрица теперь могла спокойно оставлять детей одних и удаляться на охоту в дубняки, лежащие у подножья горы.

Новое логово было расположено в большой пещере, под самой вершиной, откуда открывалась чудная панорама бесконечных лесистых хребтов, как волны застывшего моря, уходящих вдаль горизонта.

На западе, в туманной мгле голубых далей как фантастическая фата-моргана мерещилась светлая долина Сунгари. На востоке, среди темно-зеленых отрогов Лао-а-лина и Кентей-Алина едва намечалась узкая долина Муданцзяна с его изумрудными озерами и светлыми полосками пашен. С севера и юга, к подножью Татудинзы, теснились бесконечные цепи горных хребтов, покрытых темными дремучими лесами; к северу хребты эти тянулись на сотни километров, упираясь своими отрогами в устье реки Муданцзяна, при впадении ее в Сунгари, а к югу уходили к границам Кореи, сливаясь с северными отрогами Чан-Бай-Шаня.

Самая вершина горы в летнее время муссонов почти всегда бывает закутана облаками и только осенью и зимой она белеет своими девственными снегами в прозрачной синеве неба.

В этом заоблачном замке семья могучих зверей могла жить совершенно спокойно в непосредственном соседстве с беркутами. Ни один звук тайги не достигал эти каменные твердыни. Вечное безмолвие пустыни господствовало здесь и только зычный клекот горного орла раздавался над дикими ущельями и утесами Татудинзы.

В ясные солнечные дни тигрица выводила своих детенышей из глубины мрачной пещеры на горные каменные террасы и уступы, ложилась там на солнцепеке, на краю пропасти, любуясь резвыми играми своих питомцев. Они там беспечно и беззаботно предавались своим забавам и веселью, не тревожимые никем, вдали от мира, под защитой неприступных альпийских высот.

Мать не спускала глаз со своих подрастающих малышей и внимательно следила за их играми, беганьем взапуски, борьбой, игрою в прятки и шалостями. Главным объектом их забав все же был сильный пушистый хвост матери, который они старались поймать. Часами предавались они иногда этой забаве и безжалостно кусали и теребили его, но, не смотря на боль, причиняемую острыми зубами малышей, мать терпеливо и любовно играла с ними, зная, что эти упражнения развивают силу и ловкость, необходимую для будущей тяжелой борьбы за существование. Когда тигрята расшалившись слишком близко подбегали к краю пропасти, онa ничуть не беспокоилась, будучи уверена, что ни один из ее малышей, несмотря на юный возраст и младенческое легкомыслие, не сорвется вниз. Инстинкт и чувство самосохранения управляли ими, контролируя все их движения и поступки. Несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, они проявляли большую расторопность и ловкость там, где это было необходимо.

Уже в этом юном возрасте брат и сестра резко отличались своими биологическими особенностями. Большой по величине, сильный и массивный самец преобладал во всех случаях, когда требовалось применить грубую физическую силу, самка же, сложенная более деликатно, с утонченной психологией, во всех играх и забавах применяла более сильное оружие-хитрость, коварство и сообразительность. Иногда самец умышленно поддавался самке и, не пользуясь своим превосходством в силе, уступал хитрой и лукавой сестрице. Но, в общем, мир и согласие между ними никогда не нарушались, и только, когда матери казалось, что веселье переходит в гнев, а шаловливое мурлыканье, в злобное рычание, она принимала свои меры, подходила к малышам, валила их на землю мягкими ударами своих лап и принимала на себя их раздражение и вспышки гнева, причем, они тогда начинали теребить мать, таскали ее за хвост, уши и баки. Слышалось любовное мурлыканье тигрицы и незлобное рычание тигрят. Тогда все они сбивались в один большой пушистый комок, катавшийся по выступу скалы, и яркое летнее солнце бросало на счастливую семью свои горячие лучи. Где-то в вышине неба реяли орлы и громкий клекот их, будя далекое горное эхо, нарушал невозмутимую тишину заоблачных твердынь.

Быстро промчалась на своей легкой колеснице, убранной цветами, душистая весна. Наступило жаркое лето, с его периодическими дождями. Юго-восточный муссон, неся обильную влагу из тропических морей южной Азии, охлаждаясь на горных высотах материка, разражался обильными дождями, превращавшими долины в обширные болота, черные ручьи и речки — в бурные стремительные потоки.

Благодаря обилию влаги и тепла, буйный рост растительности принял грандиозные размеры. Заросли в глубоких падях лесов представляли собой сплошную зеленую стихию.

Только дикие звери прокладывали в этих чащах узкие тропы от мест своих лежек к местам кормления, а также к ближайшему водопою.

Тучи жалящих насекомых, вскормленных стоячею водой, не давали покоя не только человеку, но и животным; только на больших высотах, вне предела лесов, не было этих маленьких мучителей и кровопийц, так как разреженный воздух и ночная прохлада не способствовали их зарождению и развитию.

Тигрица, спускавшаяся с горы, для охоты на кабанов в нижние ярусы горных лесов, также страдала от этих насекомых и, кроме того, возвращалась в свой заоблачный замок вся усеянная клещами, висевшими на ее ушах, подобно серьгам. Чтобы избавиться от гнусных кровопийц, она каталась по земле и терла свою голову лапами, пачкая свою морду кровью напившихся насекомых.

В июне, июле и августе Татудинза была скрыта в облаках и гордая вершина ее, озаренная лучами солнца, одиноко вздымалась, как остров, среди безбрежного моря туч, низко плывущих над землей.