Лейтенант запаса

Николай Александрович Юрконенко, 2022

Автор, в прошлом десантник срочной службы, в своей остросюжетной повести рассказывает о становлении характера молодого офицера Советской Армии, правдиво и увлекательно рисует жизнь и быт солдат воздушно-десантных войск, процесс воспитания в них мужества, силы воли, преданности Родине и верности воинскому долгу.

Глава 5

В один из воскресных дней Игорь пришел в спортивный городок. Ему давно хотелось потренироваться на ло'пинге⁶, вращаясь в двух плоскостях. Пристегнув ремнями ступни к опорной площадке, Игорь продел кисти в петли, крепко сжал рукоятки на вертикальных опорах, прихватив правой рукой тросик расчековочного механизма. Сделав глубокий присед, лейтенант начал раскачиваться. Вскоре в ушах засвистел рассекаемый телом воздух, и Игорь, все наращивая скорость, стал вращаться вокруг оси лопинга. Отсчитав сотню оборотов вперед и назад, решительно рванул вниз расчековочный тросик. Щелкнув, штырь замка рассоединил подвижную часть снаряда со втулкой вертикального вращения. И тотчас же могучая сила перегрузки навалилась на Игоря. Его стало беспорядочно швырять из стороны в сторону. К горлу подступила тошнота. Некоторое время лейтенант еще пытался продолжать вращение, но, окончательно потеряв координацию движений, прекратил приседания. Сделав последний оборот, причем лопинг несколько секунд стоял вертикально вверх, и Игорь видел окружающие предметы в перевернутом состоянии, снаряд рухнул вниз и стал гасить скорость. Остановился. Не снимая привязных ремней, Игорь долго стоял с закрытыми глазами, откинув назад голову, ощущая, как пульсирует кровь, острыми толчками бьется в висках. Раздавшиеся за спиной шаги заставили его оглянуться. Внизу стоял солдат его взвода, рядовой Жарга'лов.

— Тренируетесь, товарищ гвардии лейтенант? — негромко и учтиво спросил он.

— Пытался, — ответил тот, отстегивая ремни. — Только не получается в двух плоскостях, и так, и этак пробовал, — он тяжело опустился на низенькую скамейку, дрожащими от напряжения руками устало провел по разгоряченному лицу, будто умылся.

— Я видел, как вас в сторону бросило, когда чеку выдернули, думаю, подойти надо, может случилось что? — Жаргалов посмотрел на лопинг. — Тут хитрость маленькая есть: надо на прямых ногах расчековываться, как говорят, «на выключенных», тогда легче привыкать к двойному вращению. Так нас лейтенант Макаров учил…

«Опять этот Макаров! — с раздражением подумал Игорь. — Когда они, наконец, его забудут?»

Вслух спросил:

— А вы почему в кино не пошли со взводом?

— У старшины отпросился, один хотел побыть.

— Вы что же, интроверт, одиночество любите? — Игорь с любопытством окинул взглядом небольшую, плотно сбитую фигурку солдата.

— Однако, маленько люблю… На охоте-то все больше один пешку'ешь по тайге, поневоле привыкнешь.

— Так вы охотник? — подивился Игорь. — Кстати, чего стоите, Жаргалов, присаживайтесь, побеседуем, время есть.

— Спасибо, — солдат опустился на краешек скамейки. — У нас вся семья — охотники, товарищ лейтенант. В нашем улусе некоторые буряты скотоводством почти не занимаются — таежничают, как и мы.

— Понятно, — кивнул Игорь, разминая онемевшие от ремней запястья. — А вот я из института сразу в армию, теперь приходится учить самого себя.

— Трудно, однако, с непривычки-то?

— Трудно — не то слово, Жаргалов, — откровенно признался Игорь. — Но во сто крат труднее, когда все трудное вдобавок еще и не знакомо…

— Это правда… Мне вот тоже сначала тяжело пришлось. Думал, не так будет… Стрелять, вроде, умею. Ходить тихо — тоже. Следы читать могу. А как привезли сюда, да начали гонять, понял: надо еще многому учиться. Отцу письмо писал, трудно, мол, а он ответил: «На охоте разве легче было? Если родился мужчиной, то, однако, держись».

«Слова Никитина… — подумалось Игорю. — Почти точь в точь…» Вслух же сказал:

— Отец, полагаю, тоже охотник?

— Да. Шибко хорошо тайгу знает. И шестеро братьев — охотники.

— Вас что же, семеро детей в семье? — удивился Игорь.

— Семеро. Цыды'п, самый младший, скоро тоже в армию пойдет.

— Вот это семья, я понимаю! — улыбнулся Игорь. — Целое отделение снайперов… А из каких вы мест, Жаргалов?

— Забайкальские мы. На речке Жымэкэ'т наш улус стоит. Сулхара' называется.

— А письма часто из дому получаете?

— Нет. Зачем часто писать — зря время тратить? Все заняты: у меня служба, у них охота и хозяйство.

— Ну, а мать?

Жаргалов долго молчал, его широкое лицо с узкими, чуть раскосыми черными глазами застыло.

— Нет матери. Померла, когда мне было восемь лет.

— Простите, Жаргалов, я ведь не знал, — извиняющимся тоном произнес Игорь.

— Ничего, товарищ гвардии лейтенант.

— Трудно, наверное, отцу было, вас поднимать одному?

— Досталось ему, — соглашаясь, кивнул солдат. — Даром, что Жаргал, а жизнь-то не шибко сладкая вышла…

— Жаргал — сладкий, что ли на вашем языке?

— Жаргал, значит, счастливый, — пояснил солдат. И, помолчав, добавил. — А может, он и есть счастливый? Всю войну прошел, столько раз ранен был, а домой живым вернулся, нас вырастил.

— Да, это действительно счастье — остаться живым в той войне. — Игорь поднялся. — Ну что, Жаргалов, в казарму пойдете или еще один побудете?

— Пойду, однако, скоро вечерняя поверка, — солдат поправил на голове берет, подтянул поясной ремень.

Они медленно зашагали по аллее.

— Осень уж скоро, — задумчиво проговорил Жаргалов. — Наши откосились, у'точить готовятся.

— Что это такое — уточить? — не понял Игорь.

— На уток охотиться, — солдат озадаченно посмотрел на него. — Вы разве не знаете?

— Откуда? — усмехнулся Игорь. — Я далек от всего этого, до армии жил в большом городе…

— А-а-а… — понимающе протянул Жаргалов. — А я не могу без охоты, когда осень приходит, в тайгу так и тянет. У нас ведь как: утки и гуси пролетели, отстреляемся, ждем первую порошу и — бе'лочить.

— Белок, значит, стрелять? — догадался Игорь.

— Да.

— А соболь у вас водится?

— О-о-о, шибко много есть, — мечтательно улыбнулся солдат. — Колонок тоже бывает, горностай, лиса, рысь…. Ну, и зверова'ть приходится: изюбрей, лосей, косуль отстреливаем. Перед самой службой с отцом и братом Цыдыпом на медведя ходили: здоровенного, однако, заломили, на двух лошадях едва вывезли из тайги.

— Страшно было?

— Нет. Я только один раз выстрелил, убойное место в голове медведя знаю, отец научил.

— И много на вашем счету мишек?

— Первый был. Отец говорит: «В армию уходишь, Бато', приучайся с одной пули бить большого зверя, всякое может в жизни выйти, глядишь, и пригодится».

— А отец-то сколько медведей добыл?

— С полсотни наберется, однако.

— Немало, — Игорь уважительно покачал головой. — Вероятно, и вы многому у отца научились?

— Конечно, товарищ гвардии лейтенант. Особенно стрелять. Меткое оружие мне доверили — снайперскую винтовку Драгунова. Только маленько обидно мне, солдаты называют ее — «весло».

— И вас это обижает? — поразился лейтенант. — Но ведь это же не человек, которому присвоили оскорбительную кличку, а всего лишь бездушное стреляющее устройство…

— Нет, товарищ гвардии лейтенант! — упрямо возразил Жаргалов и как-то даже набычился. — Для нас, бурят-охотников, оружие, как живое существо. Так установлено нашими предками.

— Н-да… Серьезно, я смотрю, у вас с этим вопросом… — констатировал Игорь. Потом спросил. — Может, и меня немного подучите таежным премудростям? Служить-то еще два года…

— Это можно, — кивнул Жаргалов. — Когда пойдем в глубинный поиск… Только в одну разведгруппу попасть надо.

— Что, и такие задания случаются?

— Бывает.

— Интересно… Глядишь и мне удастся побывать когда-нибудь в такой ситуации?

— Однако, скоро побываете, учения, говорят, приближаются большие.

Они подошли к концу аллеи. Здесь, перед выходом на строевой парадный плац, высился огромный стенд, на котором длинной изломанной линией был обозначен боевой путь гвардейской десантной дивизии. Вверху, рядком, в рамках расположены портреты шестнадцати Героев Советского Союза. А еще выше — три портрета полных кавалеров орденов Славы. Их снимки были окантованы двухцветной лентой в три черных и в две оранжевых полосы. Игорь остановился напротив стенда.

— Однако, много было героев в нашей дивизии, — негромко промолвил Жаргалов, всматриваясь в портреты. — Храбро воевали десантники.

— Да-а, — задумчиво протянул Игорь, читая фамилии под снимками. Потом повернулся к Жаргалову. — А вам известно, почему портреты кавалеров Славы разместили над портретами героев Советского Союза?

— Так точно, товарищ гвардии лейтенант, — кивнул тот. — Полных кавалеров Славы намного меньше, чем Героев Советского Союза.

— Верно. А почему их портреты окантованы двуцветной лентой, знаете?

— На этой ленте носят ордена Славы, у моего отца есть два таких, поэтому знаю.

— А историю создания этой ленты слышали?

— Никак нет, — отрицательно качнул головой солдат.

— В школе я увлекался фалеристикой — наукой по изучению наград, и знаю, что дело было примерно так: создавая армию нового типа, Петр Первый уделял огромное внимание артиллерии. Лично испытывал пушки, вносил существенные изменения в их конструкцию. И вот однажды, на артиллерийском полигоне, неподалеку от Санкт-Петербурга проходили испытание новейших орудий крупного калибра. Стоя на высоком холме, царь наблюдал в подзорную трубу за меткой стрельбой. После каждого залпа дощатые щиты-мишени разлетались в щепки. Восхищенный мастерством артиллеристов, Петр воскликнул: «Молодцы, канониры! Зело великолепна пушечная пальба!»

А когда ударил очередной залп, и из жерл орудий вылетели длинные оранжевые ленты пламени, перевитые черными жгутами порохового дыма, царь повелел:

«Отныне ленту черно-оранжевую ткать из шелков к орденам российским, кои носить надлежит на оной ленте!»

С тех пор черно-оранжевая георгиевская лента стала в России символом воинской доблести и славы…

Увлекшись рассказом, Игорь не заметил, как за его спиной собралось несколько солдат из разведроты. Завидя их у стенда, стали подходить и другие десантники. Вскоре вокруг лейтенанта собралось человек тридцать. Подошел и остановился позади всех и капитан Никитин, на рукаве его кителя краснела повязка дежурного по части.

— Товарищ гвардии лейтенант, — задал вопрос ефрейтор Дудкин, стоявший впереди всех. — А почему лента называется георгиевской?

— Наименование георгиевской она получила от названия ордена святого Георгия, так как именно на ней носили эту награду. Орден Георгия — одна из высочайших наград того времени. На лицевой стороне креста был изображен всадник, поражающий копьем дракона. Издавна на Руси этот орден связывался с именем легендарного Георгия Победоносца, происходившего из знатного княжеского рода и занимавшего высокую военную должность. Одно из преданий рассказывает, как Георгий Победоносец сокрушил в битве злого дракона и освободил из плена русскую царевну. А когда началось гонение на христиан, он покинул войско и стал проповедником христианства, за что после восьмидневных мучений был обезглавлен. Орден Георгия Победоносца был чрезвычайно почетен. Он имел четыре степени и являлся боевой наградой русских офицеров. Уже одно то, что за всю историю его существования полным бантом данного ордена было награждено всего лишь пять человек, говорит о том, насколько высок и почетен был он. Полным кавалером этой награды стал генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов. Статут ордена гласил: «…Тем дается, кои отличили себя особливым каким мужественным поступком или подали мудрые для нашей воинской службы полезные советы…» Кавалеры ордена Георгия имели целый ряд привилегий: вместе с орденом им вручался потомственный дворянский титул, автоматически присваивался следующий офицерский чин, а выйдя в отставку, награжденный имел право носить военный мундир, а в ряде случаев награждение орденом Георгия сопровождалось дарением золотого именного оружия… — Игорь перевел возбужденное дыхание. Говорить так эмоционально и так долго ему не приходилось давно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

6

Лопинг — снаряд для тренировки вестибулярного аппарата, напоминает качели, вращающиеся вокруг оси.