Роджер Гвус ведёт расследование

Никита Казачёнок, 2020

В данном сборнике представлено восемь небольших расследований из репертуара Роджера Гвуса и его напарника Генри Блэйка, что по воле случая попадают в различные, и не всегда приятные, приключения.

ГЛАВА 2 “МЕСТО УБИЙСТВА”

I

Собрав самое важное, что может мне понадобиться для поездки, я предупредил Изабеллу об отъезде и направился к вокзалу. На станции, как всегда, почти что не было людей. По выходным, люди собираются в города или погостить к родственникам, но в рабочий день станция пустовала.

Не перестаю вдохновляться поездами, этими титанами, мостиком между стариной и модерном. Обшитые снаружи металлами, выпускающие столбы дыма, изнутри они выглядят не хуже многих Лондонских квартир. Они воплощают в себе мощь прошлого, прокладывая дорогу в будущее.

Забравшись в прибывший поезд, мы прошли к указанному нам купе для курящих, где мы и обосновались. Инспектор прикупил по пути к вокзалу новостную газету и обратился к ней, пытаясь пропустить время. Я последовал его примеру и заранее взял со станции случайный роман в жёлтой обложке за семь пенсов. Нам предстоял двухчасовое путешествие через темнеющие перед зимой долины Англии.

Осень уничтожала красоту цветастых полей и лесов. Как человек, обожающий те редкие моменты, когда я, наконец, могу покинуть тот пыльный склеп, что я называю своим офисом, я ценю те прекрасные моменты, когда я могу погрузиться в беззаботность природы. Когда я покинул задымлённый Лондон и его переполненные улички, я надеялся окунуться в атмосферу беспечности, что предоставляют такие отдалённые клочки общества, как Банбери. Тем не менее, я продолжаю проводить своё время за работой в не самой здоровой атмосфере, от которой так упорно пытался убежать. Быть может, это и является причиной, почему Гвус и случаи, в которые он из раза в раз попадает, так привлекают моё внимание. Так и хочется нарушить свой привычный расклад дня и вписать в него что-то необычное.

Любовь к необыкновенному и вызывает моб любовь к лету. Всегда приятно запечатлить новый набор цветов, которые оно может предоставить. Гвус не раз говорил, что предпочитает осень и зиму, что не удивительно. Его разуму были привычны серость осени и одноплановость, ведь среди знакомых элементов очень просто выделить что-то новое и необычное.

К слову, о новом. В Борнмуте я оказался впервые. Быть может, моё мнение было испорчено серостью осени, но само место показалось мне каким-то скучным и неприветливым.

Поезд, наконец, остановился, и мы поспешили сойти на станцию.

Вместе с нами вышли пара человек, среди которых я отчётливо запомнил лишь молодого человека с длинными усами в коричневом пиджаке и котелке. Он подвернул рукав и посмотрел на наручные часы.

— Сколько? — Спросил его сзади инспектор.

— Три двадцать. — Ответил мужчина не оборачиваясь. Он поправил рукав и, подняв свой чемодан с каменного пола, зашаг в сторону самого Борнмута.

Инспектор осмотрелся по сторонам.

— А вот и он. — Заметил Свифт и поспешил меня вперёд.

Инспектор подошёл к полному мужчине, который стоял возле запряжённого догкарта, в толстом ольстере. Они поздоровались.

— Мистер Блэйк, это Бенджамин Кларксон, местный врач.

Я обменялся приветствиями с доктором. Он был старше пятидесяти с отвисшими щеками. Его глаза прятались за квадратными линзами в проводной оправе.

— Мистер Бенджамин — продолжал инспектор — помог нам при осмотре тела. Сейчас мы погрузим наш груз в повозку и отправимся прямиком на место преступления.

Борнмут находился в тысяче ярдов от станции и экипажи по этой дороге, судя по всему, ходили редко, ибо дорога была плохо обработанной. Отсюда Борнмут походил на типичный посёлок, немного больше Банбери. Уже отсюда было видно, что все дома в Борнмуте были новенькие и не очень большие. Среди этой картины выделялась старинная башня с часами, которая высилась над всем посёлком. Здания, ближе к часовне были постарше других. Остальные были построены максимум десяток лет назад.

Поездка была не очень долгой, и мы не успели оглянуться по сторонам и поглядеть на местную природу, как уже было пора спускаться. Доктор взял в руки свою трость с металлическим набалдашником, и повёл нас по протоптанному пути, отходящего от основной дороги. Он то и дело бил тростью по веткам радевших дубов и бук. Мы с инспектором шагали позади. Наконец мы вышли на небольшую прогалину. На траве была видна ещё не потемневшая кровь.

Инспектор стал в стороне от крови и начал показывать руками.

— Тело лежало тут. — Он указал на место с окровавленной травой. — Кровь немного впиталась в землю, но её всё ещё видно. Её ноги были направлены в ту сторону. — Он указала прямо, где сквозь кроны вдалеке проглядывались окна домов. — Она лежала на спине. Ноги в раскидку. Одна рука над головой, другая на уровне глаз. Тело значительно изуродовано. Как я уже говорил, нападали собаки. Как говорят суд-мед эксперты, собак было три. Доктор Кларксон, расскажите о том, как обнаружили тело.

Доктор немного подвигал челюстью и, указывая руками во все возможные стороны, начал перечислять события той ночи.

— Было это, в девять. Полдесятого, если точнее. Поселение у нас тихое, если что и происходит, так сразу толпа набегает. Так случилось и в этот раз. Людовик, местный немецкий музыкант, на старость лет завёл себе привычку набирать воду для сада из колодца, что вон там. — Он указал куда-то, но я не успел заметить куда, как он уже опустил руку. — Идёт он значит, по главной дороге и замечает, как что-то блестит здесь. Он подошёл сюда проверить, а как увидел тело, так закричал, что весь посёлок услышал. Понабежало сюда людей, все хотели посмотреть, что случилось. Я тут как с рыбалки возвращался по главной дороге и вижу толпу людей. Пока они объяснили мне, что да как, уже прибежал наш местный участковый, разгонял зевак. Как доктор, меня подпустили к телу. Она тогда уже была мертва некоторое время, ибо тело было холодным. Там и смотреть не надо было, понятно, что её какие-то собаки загрызли. А я по собакам эксперт. Раньше ветеринаром был. Да я и сейчас ветеринар, если говорить технически. Так вот, следы от зубов по форме и размеру напоминали такие у мастиффов. Как полицейские прибыли, я рассказал им о своём открытии. С тех пор не произошло ничего стоящего.

Доктор замолчал и решил воспользоваться моментом тишины, чтобы осмотреться вокруг. Эта прогалина была не так далеко от города. Всего в двух десятках ярдов была так называемая ‘главная дорога’, по которой мы и прибыли.

— То есть, — поинтересовался я — поселение у вас тихое, и, тем не менее, крика этой девушки никто не услышал?

— Это действительно очень странно. — Согласился доктор. — Но стоит понимать, что когда человек попадает в стрессовую ситуацию, он может впасть в состояние шока.

В разговор вмешался инспектор.

— Шок — это одно дело. Но если тут действительно работало три собаки, они должны были лаять или как-то иначе привлекать к себе внимание.

— У нас тут есть люди с собаками. Многие, к слову. Никто бы не заподозрил ничего, даже если бы они и услышали этот лай.

Я поинтересовался.

— Расскажите лучше об убитой девушке.

— Девушку эту звали Дария Уилсон, двадцать пять лет от роду. У неё и её матери обоих случаются приступы астмы, и я к ним очень часто заходил. Девушка, что говориться, на позитиве. Отец её умер ещё до того, как я сюда переехал три года назад. Несмотря на возраст у неё было три романа. Сначала с сыном нашего местного участкового Леона, Генри Уиллисом. Они здесь всегда жили. Потом у неё была любовь с писателем Грегори Бэйксом. Он переехал сюда примерно тогда же когда и я, плюс минус несколько месяцев. Сейчас у неё был роман с сыном старика Твиста, Марком. И вот так вот всё закончилось.

— А этот Твист, когда сюда переехал?

— Старик тут живёт уже давно, а вот Марк не спешил переезжать. Теперь, когда Дария мертва, он, скорее всего, отбросит эту мысль вообще.

Инспектор подошёл к доктору.

— Ладно, место происшествия конечно имеет в себе интерес, но нам нужно приступить к допросам. Мистер Кларксон, будьте добры, зайдите в гостиницу и скажите, что мы прибудем к вечеру.

— Без проблем. — Заметил он, и, протерев очки, собрался уходить. — Подождите, может мне с вами пойти и показать что и где?

— Спасибо за предложение, но я запомнил номера домов.

— Тогда, удачи вам в расследовании.

Доктор повернулся к нам спиной и зашагал прочь. Мы с инспектором двинулись за ним в город. Пути наши с доктором, тем не менее, расходились. Он пошёл на восток, где была некоторого рода коммерческая уличка. Я не успел осмотреться, но заметил лавку сапожника, продуктовый и пекарню. Мы же направились на запад, где были жилые кварталы. Почти что все дома выглядели одинаково. Одни и те же фронтоны, одни и те же окна, одни и те же пологие крыши. Словно все дома строили одни и те же люди. Различия заключались разве что в садах, которые неплохо так описывали их владельцев. Время от времени мы и натыкались на дома, непохожие на другие, но это было чрезвычайно редко.

Инспектор остановил нас около одного из похожих домов. Единственное, что привлекло моё внимание — это то, как много места отведено для сада. Перед домом всё было засажено кустарниками и цветами, которые уже совсем скоро исчахнут.

— Это дом мисс Уилсон. — Пояснил инспектор. — Вы, кстати, не забывайте стенографировать наши допросы.

Уж что-что, а быстро записывать я умею. Не удивлюсь, если это единственная причина, почему Гвус меня вообще сюда послал.

Инспектор трижды постучался в дверь, прежде чем она открылась. На другой стороне стояла женщина старше сорока. Она хромала на левую ногу, но всё ещё ходила, подпираясь на железную инвалидную трость. Морщинистое лицо и рыжие кудрявые волосы этой женщины придавали ей лишние годы. Мать Дарии, Лидия Уилсон, сразу же начала жаловаться нам на свою жизнь.

— Думала, переселюсь сюда, так жизнь пойдёт спокойней. А тут, нет. Сначала сахарный диабет вызвал атрофию ноги, еле как хожу, так теперь и это несчастье…

Она выхватила из кармана платок и, уткнувшись в него лицом зарыдала.

Инспектор присел рядом с ней и, положив руку на её плечо, принялся успокаивать бедную женщину.

— Мисс Уилсон, — практически шёпотом говорил инспектор — расскажите нам о вашей дочери, если это не слишком тяжело в вашем положении.

Женщина собралась с мыслями и начала.

— Дария была очень добродушной девушкой. Она вместе с доктором Кларксоном была волонтёром для нескольких Госпиталей в городе. Раньше она разводила кроликов, но сейчас она уделяла всё своё время мне.

— А что вы можете сказать про её возлюбленного? — Поинтересовался я, делая заметки в свой блокнот.

— Честно говоря, я не могу сказать чего-либо дельного о Марке. Но он помогал Дарии ухаживать за мной и садом, да и в целом при мне был очень вежливым. Дария не рассказывала мне об их отношениях в деталях, но по виду она была счастлива, а это была для меня самым главным.

— Ладно. — Продолжил инспектор. — Теперь расскажите нам, когда Дария вышла из дома?

— Вчера вечером, к семи. Марк прислал ей письмо, в котором попросил встретиться.

— Где это письмо?

— На столе в её комнате.

— А почему он писал письмо, а не пришёл сам? — Заметил я.

— Дело в том, что Марк здесь не живёт. Он приезжает сюда к своему отцу. Дария говорила, что Марк планировал переехать сюда навсегда, но я не знаю, сделает ли он так, теперь, когда Дарии больше нет.

— То есть, его здесь вчера не было.

— Насколько я знаю, он всё ещё не прибыл.

— В таком случае, последний вопрос. Вы не замечали, пропало ли что-либо из личных вещей Дарии. Даже самая незначительная.

— Я не проверяла, но вроде бы нет.

— Значит это всё. Ещё раз, примите наши соболезнования.

Мы с инспектором продвинулись в комнату убитой. Помещение было обставлено не самым роскошным образом, по чему было видно финансовое состояние семьи. Куда не бросишь взгляд — везде он улавливал тонкий и нежный бирюзовый цвет. Таковыми были занавески у окна, убранство кровати, даже мелкие элементы одежды и редкие драгоценности, так или иначе, были бирюзовые.

Записка, о которой говорила Лидия, лежала на небольшом гардеробе с зеркалом. Инспектор подобрал её, прочитал содержание и подал мне. Записка была напечатана на машинке, и она гласила:

“Дорогая моя Дария. Знаю, ты ожидала увидеть меня этим утром, но как ты, возможно, знаешь, авария на железной дороге прервала связь между Бирмингемом и Лондоном. Тем не менее, спешу сообщить, что траффик уже возобновился, и я прибуду к вам уже в субботу. Буду очень рад, если ты меня встретишь. Я не хочу, чтобы прошлый раз повторился. Поезд должен приехать к восьми. Пишу тебе, ибо знаю, как ты волнуешься, когда я тебе по долгу не пишу. Передавай привет матушке. — Твой Марк”

Рядом с сообщением был конверт. Был он самый что ни на есть простецкий почтовый. Подозрения вызывали отсутствие штемпеля и марки, но это можно было объяснить. Авария, которую упоминал автор письма, это, очевидно, сошедший с рельс поезд на 2892 ярде от Лондона. В газетах писали, что в качестве некоторого рода извинения, местные почтовые отделения устроили скоростную доставку по близлежащим районам к Лондону. Ни марки, ни штемпели на эти письма не ставили, просто потому что люди, застрявшие в поездах, просто не имели время на это.

Я заметил своё предположение инспектору и тот, тоже припомнив этот случай, положил сообщение в конверт и засунул это в небольшой пакет, в который помещают вещественные улики.

Перед уходом инспектор задал владельце дома ещё несколько вопросов, но они были совсем незначительны и относились к характеру девушки.

II

Мы стояли возле калитки, ведущей к двухэтажному дому, ожидая возвращения его владельца. Состояние этого жилища было плохим и, тут то там проглядывались потрескавшаяся побелка, а крыша дома крошилась. Тем не менее, судя по строительным лесам, попытки ремонта были предприняты.

— А вы, небось, те две ищейки. — Захрипел за нашими спинами голос.

Он принадлежал шестидесятилетнему джентльмену, который пытался скрывать свою лысину и полное рытвин и морщин лицо в тени широкополого цилиндра.

— Вы от части правы. — В учтивой манере ответил старику инспектор. — Я — инспектор Свифт, а это мистер Блэйк. А вы, должно быть, Джером Твист, отец Марка Твиста?

— Что есть, то есть. — Мрачно ответил старик. — Давайте тогда пройдём ко мне в дом.

Место обитания старика оказалось куда изящнее изнутри, нежели снаружи. Десятки написанных рукой картин закрывали изумрудного цвета обои. Мебель из тёмной ели была покрыта небольшим слоем пыли. Бронзовые подсвечники свисали со стен.

Дом был очень тёмным и душным, что явно не нравилось инспектору, но я не обратил на это особого внимания.

Старик сбросил с себя сюртук и упал в широкое кресло у камина.

Я и инспектор присели напротив него, на мягком диване.

— Господа, не желаете ли закурить. — Старик указал на деревянный ящичек с трихинопольскими сигарами.

Как бы я не хотел этого отрицать, но от качественного курева я никогда не отказывался, и видать, инспектор тоже. Все мы трое по очереди взяли сигары, и через минуту комната покрылась слойкой дыма.

— Вы не подумайте обо мне чего-то. — Начал старик. — Я может, и выгляжу как злобный старикан, но нагрубить не имею желания. Хотя, вы, несомненно, пришли сюда поговорить о моём сыне, а не обо мне.

— Вы правы. — Признал инспектор. — Мне особенно хочется узнать, где он сейчас.

— В пути. Вчера прислал телеграмму со станции у Уилоби-Поинт. Могу предоставить её вам, если это требуется. Должен был уже прийти, но видимо, где-то застрял.

— Будьте добры, передайте нам эту записку.

Старик поднялся с кресла и вышел в соседнюю комнату, откуда вернулся с небольшим листком. Написанный толстым почерком текст был короток и лаконичен.

“На железной дороге произошла авария, рейсы задерживаются. Приеду завтра, ко дню.

Ж.Д. вокзал Уилоби-Поинт. — Марк”

— Вот такой он у меня, — заметил старик — мало говорит, мало пишет. Не знаю, что такого он нашёл общего с этой бедной девочкой. Она была той ещё балаболкой. В городе он таких не любил, а здесь…

— Расскажите нам об этих отношениях, если ваш сын посвящал вас в его интимные дела.

— Не посвящал, но я не слепой и отчётливо видел, какие у них там отношения. Как по мне, вполне нормальные. Был один инцидент, конечно. Есть у нас тут один парень, Леон кличут. Импульсивный, ревнивый. Раньше вёл роман с Дарьей. Не знаю, была ли его любовь ответной, но с моим сыном он не раз ввязывался в потасовку.

— Это интересно. А у этого Леона случаем нет собак?

— Есть. Мастифф, такой маленький, что от удара ногой помрёт.

— А много ли людей в этом районе имеют мастиффов?

— Много. Каждый четвёртый, наверно. Охотников у нас тут, конечно, не занимать.

Я припомнил имена, названные Лидией, и задал вопрос.

— Так то, Мисс Уилсон сказала, что некто Бэйкс тоже раньше имел романтические отношения.

— Об этом я не осведомлён. Хотя, тут нечему удивляться. Бэйкс он у нас такой. Кроме доктора, больше ни с кем особо не общается. Девушку подцепит запросто, а вот удержать не сумеет.

Инспектор снова вспрянул в разговор.

— А вы, то как, сообщили вашему сыну о смерти Дарии?

— Да как я сообщу то? Со станции он уже давно уехал. Попробуй ему сообщить что-то.

— Да уж. Это прекрасно. Думаю, мы наведаемся к вам попозже, чтобы поговорить с вашим сыном.

Мы уже успели попрощаться со стариком и одеть наши шляпы, как наш уход был отложен. Входная дверь дома отворилась, и внутрь вошёл тот самый молодой человек с длинными усами, который подсказал инспектору время на станции. Он, очевидно, был сыном Твиста.

Судя по удивлённому взгляду, он нас узнал и поспешил узнать у отца расклад дел.

— Марк, эти джентльмены пришли сюда не просто так. — Пояснил ему старик. — Тебе, так то, лучше присесть.

Старик встал, принял из рук сына шляпу, и усадил его на кресло где только что сидел сам. Он взглянул своими серыми глазами на инспектора, и тот подготовился к своей речи.

— Мистер Твист, я — Грегори Свифт, инспектор Скотленд-Ярда. С прискорбным извещением должен сообщить, что ваша возлюбленная, Дария Уилсон скончалась от кровотечения после нападения диких животных прошлым вечером.

Инспектор, несмотря на свою каменную внешность, был человеком весьма добродушным, и по его голосу было слышно, какую жалость он испытывает к бедной девушке и её судьбе. Твист младший смог уловить это в тихом тоне Свифта и молча отвернулся в сторону, положив голову на кулак. Так он просидел около минуты. Никто из нас не собирался прерывать его траур. В один миг он внезапно поднял голову, стукнул рукой по подлокотнику кресла со всей силы и издал, пожалуй, самый отчаянный и наполненный горести крик, что я слышал в своей жизни. Теперь, когда он всё-таки решился высвободить эмоции, у его глаз появились слёзы, а лицо скорчилось, словно от агонии. Я не знаю, возымел ли этот срыв такой же эффект на инспектора, но я возымел уверенность в его невиновности. Даже самый лучший театральный актёр не сумел бы так сыграть.

— Я сам тот ещё дегенерат. — Начал он. — Она ведь меня предупреждала. Она говорила мне, что ей неспокойно. Я должен был оставаться тут, но нет, меня потянуло в город с какой-то кстати.

Он замолчал на минуту, после чего продолжил. Он наклонился ближе к инспектору и полушёпотом спросил.

— Инспектор. Вы думаете это?…

Он не закончил предложение, но инспектор и так его понял.

— Мы не можем быть уверены. Но как мне кажется, оно вполне могло быть убийством. Если это действительно так, то можете быть уверены, завтра прибудет наш эксперт и он разберётся в этом деле.

— Если я могу чем-нибудь помочь — только скажите.

— На данном этапе, вы, как возлюбленный убитой можете рассказать нам о ней и ваших отношениях.

— Я попытаюсь. — Он выдавливал из себя слова и говорил, постоянно вздыхая и ахая, что в целом не удивительно. Думаю, если бы мою жену убили, то я бы не смог общаться ещё несколько часов. Но Марк был крепким мужчиной и поэтому было странно слышать его мужественный голос таким надорванным. — Возможно, если вы захотите узнать что-то отдельное, то вы сразу и спрашивайте, а я расскажу всё что смогу. — Я снова достал свой блокнот из кармана и краем глаза заметил, как отец Марка притащил себе откуда-то стул. — Встречались мы с Дарьей уже как два года. Она тогда только отошла от романа с Бэйксом и вот опять. Она была той ещё девушкой. Выделялась среди своих подруг. Так, именно она и начала наш роман. Мне кажется, она жить не может без партнёра, ей всегда нужен кто-то под рукой. Вот уже два года мы встречались. Никаких эксцессов не случалось. Разве что ей матери стало совсем сложно ходить, что в свою очередь, поторопило меня к действиям. Вот, посмотрите.

Он достал из кармана небольшую квадратную деревянную шкатулку, раскрыв которую, представил перед нами серебряное колечко с небольшим обвитым в металл бриллиантом.

— Оно не самое дорогое, что я мог ей предложить, но она была женщиной невысоких стандартов и понимала, что деньги можно потратить и с большей пользой. За ним я собственно и уезжал в город.

Марк остановил повествование, уставившись на кольцо. Инспектор воспользовался возможностью и задал пару вопросов.

— Вы сказали, Дария предупреждала вас о чём-то?

— Да. Накануне, перед моим отъездом она сказала мне, что ей совсем неспокойно. Приходиться время от времени бегать туда-сюда по ночам и у неё стоит какое-то странное предчувствие, что скоро произойдёт что-то неприятное.

— Понятно. Что вы знаете о других романах Дарии?

— Знаю я, что они были и не больше. Никогда про это не интересовался. Да и не хотелось, чтобы она всё это вспоминала. Как-никак, если они разошлись, значит, есть за что.

— Понятно. — Повторил инспектор. Он опустил голову в пол, как он это любил делать. — Думаю, мы к вам наведаемся ещё раз завтра, когда Гвус прибудет, а пока что у меня нет особых вопросов. Если бы имелся кто-то, кто желал вашей жене смерти, вы определённо бы об этом нам рассказали сразу. Напоследок, будьте добры, посмотрите на вот эту записку и скажите, вы ли её отослали.

Инспектор достал из пакета ту самую записку, что мы взяли из комнаты Дарии и протянул её Марку. Тот покивал головой и вернул записку обратно.

— Это не в моём вкусе. — Пояснил он. — Я не пишу такие длинные сообщения. Пары слов всегда вполне хватает.

Инспектор снова завернул записку в пакет и уложил во внутренний карман плаща.

— В таком случае, ещё раз примите наши соболезнования. — Мы оба встали, поклонились, и надели шляпы. — Если нам понадобиться ваша помощь или мы разгадаем дело, то мы вам сообщим. — Заметил инспектор когда мы выходили из дома.

Старик провёл нас до двери а Марк остался сидеть в кресле, задумчиво уставившись на кольцо.

III

Мы освободились от Твистов к шести дня. Инспектор ещё потягал меня по городу, расспрашивая всяких зевак на улицах, но ни один из этих разговоров не был достаточно долгим или важным, чтобы я о них упоминал по отдельности.

Мы хотели поговорить с тем самым Бэйксом, чьё имя уже не раз слышали, однако он не так давно покинул город и доктор уверил нас, что вернётся он только к вечеру. Такими темпами было выгоднее подождать Гвуса и вместе с ним наведаться к этому Бэйксу. А пока, мы решили навестить местного участкового и его сына, который, как мы уже выяснили, был одним из бывших возлюбленных убитой.

Наша дорога до полицейского участка лежала через пекарню, и мы решили ненадолго остановиться там. Так как времени до отъезда практически не было, я совсем не успел пообедать, а тот чайный перерыв, что был у нас в поезде, совсем меня не удовлетворил.

Я уселся за металлический столик, что был вделан в уложенную булыжником обочину. Инспектор принёс мне булочку с малинным джемом, а себе взял с мясом. Честно говоря, я не совсем принимаю мясо на булке, если это не сэндвич. На мгновение мне в голову закралась мысль, что тратить время на подобный перекус в нашей ситуации немного странно, но я был не из тех, кто может побороть голод. Гвус рассказывал мне, что может не есть днями, если этого требует дело. И если честно, то вспоминая, например, дело Дилленжеса, который хотел подставить своего брата, то Гвус действительно может довести себя до совсем уж иссохшего вида, если ему потребуется это для маскировки. Осведомлён я и в том, что после таких выходок он обычно поглощает немало еды, чтобы хоть как-то содержать привычный вес. Сам я не то чтобы заядлый едок, но выступающий вперёд жилет желает заявить мне об обратном.

Мы с инспектором завели фривольный разговор, что раз за разом переходил с темы на тему, и, поняв, что мы оба совсем запутались, о чём же мы говорим, мы поспешили окончить перерыв и продолжили наш путь.

Инспектор достал из кармана жилетки часы и, протерев стекло, закрыл их и положил обратно.

— Полседьмого. — Заметил он. — Как то медленно мы продвигаемся в этом деле. Будет смешно, если Гвус приедет сюда и сразу же назовёт ответ, пока мы тут думаем.

— Сомневаюсь, что так будет. Он, конечно, любит узнавать что-то странное до нас, но зная его, точного и мгновенного ответа не последует.

— Согласен. Зная его, он устроит какое-нибудь очередное шоу.

Под словом “шоу” инспектор, очевидно, подразумевал знаменитую методику Гвуса, когда он под напором улик заставляет виновного выдать себя. Происходило либо так, либо преступника ловят на горяченьком, что тоже часто случалось.

— Не поймите меня неправильно, мистер Блэйк. Гвус — человек талантливый, спору нет. Но вот его методы время от времени желают оставлять лучшего.

— Что же плохого в том, что преступник выдаст сам себя?

— В этом ничего плохого нет. А вот в том, что Гвус любит ставить людей в неудобное или опасное положение — это другой разговор.

Я ничего не ответил, но всё же был согласен с инспектором. Сразу припомнился случай в Эшере, когда по халатности Гвуса погиб последний из рода Коллинсов. Не будем лукавить, полиция тоже заслужила горсть своей вины, но Гвус поспешил принять весь удар на себя. Если не ошибаюсь, он так и держит на каминной полке пулю, которой убили Коллинса старшего, как постоянное напоминание о его ошибке.

До самого полицейского участка мы больше не обменялись ни словом. Сам участок, как рассказали местные, был обустроен в старом почтовом отделении. Камер для арестованных не было, поэтому все буяны и алкоголики сидели в комнате для персонала. Таковых было двое, оба пьяны. Как нам пояснили, подрались в пабе и теперь отбывают срок.

Нас встретил сам участковый, который находился у стойки и обменивался мыслями со своим сыном, который исполнял роль секретаря и консьержа. Они оба были на одно лицо. Квадратная челюсть, ровный тонкий нос, карие глаза и тёмные волосы. Только вот сын был на пол головы ниже отца. Оба были учтивы и, судя по нашему опыту, не очень разговорчивы. Старший, которого звали Генри, хотел, было, провести нас в свой офис, однако его сын, Леон, настоял на том, чтобы мы говорили у стойки.

Я присел на стул, а инспектор решил постоять. Видимо, чтобы быть на одном уровне глаз с Генри.

Инспектор начал разговор издалека, спросив о положении дел в городе. Их разговор был дольше, чем хотелось бы, и заносить его сюда, особого смысла нет. Насколько я понял, инспектор хотел размягчить обоих подозреваемых, перед тем как перейти к делу, но это не очень то и сработало. Генри и его сын всё также соблюдали спокойствие и даже, некоторое безразличие. Поняв, что инспектор лишь тратит время, я решил поторопить разговор.

— Не хочу показаться грубым, но как по мне, вы оба безразличны к тому, что произошло.

И Генри и Леон явно обиделись, услышав такое в свою сторону, но разве что по их глазам, это никак не выявлялось.

— Послушайте. — Начал Генри. — Я работаю полицейским уже тринадцать лет. В своей жизни я понавидался всякого. Меня уже ничего не трогает.

— А вашего сына.

Леон вздохнул. — Слушайте. То, что я с ней когда-то встречался, ещё не означает, что я к ней так близок. Безупречно, её очень жаль, но не ожидайте, что я тут пуду корчиться на полу от тоски.

Леон говорил довольно грубым и пренебрежительным тоном. Его отец говорил более учтиво и время от времени бросал в сторону сына укоризненные взгляды. Тот их замечал, но тон не изменял.

Инспектор подал мне знак рукой, и я на время отошёл от разговора, продолжая стенографию.

— Леон, расскажите ка нам про ваши с Дарьей отношения.

— Отношения у нас были очень быстрыми, и я особо не успел её узнать. Она такая, быстрая. Не успеет сосредоточиться на одном, как уже занимается третим. В итоге кончила, как и её отец —

Он хотел было что-то добавить, но Генри тихо стукнул рукой по стойке.

— Заткнись. — Шёпотом добавил он своему сыну, но тот не стал сдерживаться.

— А что такого я сказал не так?! Неужели я не говорю правду?

— Заткнись, я сказал. — Повторил он, но теперь громче.

Заметив вопросительный взгляд инспектора, Генри не осталось ничего, кроме как рассказать.

— Отец Дарии, Дэмиен, был не самым приятным человеком. Это не было доказано, но он, скорее всего, был как-то связан с Молли Магвайерс. Постоянно принимал у себя странных людей. Говорят, поэтому он и переехал в такую глушь, что за ним охотился некто. Да и его смерть была подозрительной. Нашли мёртвым на дне колодца, голова пробита. Коронер так и не смог сказать, умер ли он от падения, или был убит.

Я записал это в блокнот и дважды подчеркнул снизу. Гвус очевидно сможет припомнить этот случай.

Свифт на время напрягся, пытаясь что-то вспомнить.

— Мистер Уиллис, — прервал свои размышления инспектор — вы как участковый сможете сказать, как вам кажется, почему не было слышно ни криков, ни лая собак?

— Не знаю, инспектор. Странное это дело.

— Действительно. А кто, кстати, нашёл тело?

— Людовик. Смысла говорить с ним особого нет. Мало того, что он по-английски еле разговаривает, так он ещё глуховат. В любом случае, он ничего не видел.

Мы всё же решили попытать удачу с этим стариком и, завершив с Генри и его сыном, мы перешли к Людовику. Разговор был недолгим и лаконичным. Еле как подбирая слова, он объяснил, что увидел лишь тело в кустах, что мы уже знали, и ничего не слышал и не видел.

IV

Перед тем как отправиться в своё убежище, мы оба зашли на почту. Я, как и обещал, телеграфировал Гвусу вкратце о том, что мы узнали за сегодня.

К семи двадцати мы, наконец, прибыли в ту самую гостиницу, что нам арендовал доктор. Когда мы пришли, нас уже заждались, и девушка за главной стойкой, видимо узнав нас по описанию, передала нам ключ и предупредила, что в восемь принесут чай.

Номер, в котором мы должны были провести эту ночь была намного лучше чем я ожидал. Данная аккуратная обстановка — совсем не то, что ожидаешь от словосочетания ‘загородная гостиница’. Вся мебель была обшита тёмно зелёной обивкой. На столике даже стояла небольшая стопка книг, которые, к сожалению, оказались не то чтобы интересными.

За столом, попивая чай, я переглядел свои записи в блокноте. Удостоверившись в полноте своей памяти, я отложил расследование в сторону и сфокусировался на своих иных мыслях.

В полдевятого мальчик посыльный прибыл к нам, доставив телеграмму от Гвуса, и передал её инспектору. Он прочитал её.

— Мистер Блэйк, позвольте одолжить мне пустой листок из вашего блокнота.

Я вырвал один и передал ему. Он быстро написал ответ на телеграмму и передал её посыльному вместе с парой монет, что достал из своего кошелька. Мальчик ушёл.

— Гвус попросил меня вызвать из города ищейку и полицейского, способного ей управлять. Видимо хочет прочесать территорию.

— А полиция не собиралась так сделать?

— Собирались. Однако можно устроить только масштабный. Я вызываю индивидуально, так сказать, за свой счёт.

К девяти у нас забрали чайную посуду. Усевшись на кресло, инспектор принялся листать одну из тех книг, что я упоминал. Мне не особо хотелось приниматься за свой роман, так что я решил приоткрыть окно и закурить. Вечер был тихим. Только тогда я понял, что имел в виду Кларксон, когда говорил, что у них тихий город. Стояла очень спокойная и, пожалуй, не самая здоровая атмосфера. Если бы кто-то закричал во всю глотку, то было бы это слышно по всему городу.

— Кстати, — добавил инспектор — Гвус написал, что будет завтра в десять. Так что, с самого утра продолжим расследование. А книжка эта, та ещё чушь.

Он отложил непонравившийся ему томик и, закрыв глаза, заснул.