Вновь: ложный мессия

Никита Владимирович Чирков (2024)

Они не должны были оказаться на этом острове. Они даже не знали о его существовании. Оскар, Рода и Настя совсем недавно были вынуждены оставить родную колонию Монолит на растерзание безжалостному врагу. Но на пути к столице мира технократов Опусу, где они хотели найти помощь, случилась катастрофа. На этой чужой земле под названием Колыбель они внезапно сталкиваются с Нерожденными, последователями веры в божество мироздания Матерь Кассандру. Чтобы остаться в живых, приходится принять помощь Алви — человека с амнезией, чьи воспоминания невозможно трактовать однозначно. На пути к свободе, в идеологической борьбе между известной наукой и чужой верой, решится не только их судьба. Итог этого дня определит будущее всего человечества, хотят они этого или нет.

6

Оскар и Алви бежали со всех ног. Пересекая то, что называлось Скрюченным Кладбищем, они не заметили рассеявшегося тумана, ибо случилось это на подступе к уже плотному высокому лесу, чьи голые стволы создавали картину бесконечного пространства. Травмоопасный путь давался Оскару сложнее ожидаемого, ведь к таким препятствиям он не привык: уж слишком пустынной была территория Монолита, где приходилось содержать искусственный сад и лес ради поддержания благоприятной среды для почти миллиона жителей. Лидирующая позиция давалась ему легким направлением злости на путь размышления о том, как бы поступил его отец во всем этом скоплении очередных неподконтрольных событий… Игорь Козырев был столь же сложным, сколь вдумчиво-тактичным. Если уж и принимал решение, то неподвластное доступным любому влиянием на переигровку. Руководство Монолитом было строгим, но мудрым, последовательным, но целеустремленным. Все эти качества должны быть в сыне, просто обязаны присутствовать, как наследие великого Игоря Козырева! Оскар изводит себя еще больше в терзаниях о далеком ему стратегическом анализе отца, который, будь сейчас на его месте, уже точно нашел бы оптимальное решение всех проблем, имея еще и запасной план на самую актуальную переменную. Оскар должен уметь так же, просто обязан! Но не может… только начиная просчитывать варианты, молодой характер сталкивается со все еще кипящим нравом, так и толкающим просто устроить праведную драку. И от этого различия он чувствует вину перед папой.

— Мы можем хотя бы чуть-чуть отдохнуть?!

Оскар остановился, оценивающе осмотрев Алви с неприкрытым удивлением от такой резкой просьбы. Сердце колотилось, адреналин вытачивал инстинкты с завидной дотошностью. Оскар не желал и секунды промедления.

— Здесь есть ангар? — спросил Оскар недоверчиво.

— Должен быть, наверное. Я вырос на этом острове. — Алви тяжело дышал, опираясь руками на колени, пытался восстановить дыхание. Говорил он, казалось, в некоем состоянии шока. — Улетел на Опус учиться. Это было лет двадцать назад. С того времени летал, работал… Снова летал. Я все это говорю к тому, что это место для меня чужое не сильно меньше, чем для тебя.

— Идем, пока не добрались до этих Судорожных Скульптур. — Оскар отнесся к его откровению легкомысленно, сторонясь излишнего промедления. Алви выпрямился и, кратко осмотревшись, произнес достаточно пугающе, чтобы Оскар развернулся и всерьез обратил внимание на его слова:

— Но мы уже добрались. Сам посмотри.

Краткое влияние Алви способствовало фокусировке на окружении, осмысление же давалось с неожиданным трудом. Огромные, достигающие высоты от полутора до трех метров валуны создавали необъятный нелинейный лабиринт без даже близкого понимания своего местоположения. Расстояние между ними разрешало лишь пару метров в лучшем случае, давя на любого гостя нескончаемой теснотой. Сами же валуны были непростые — внутри них выбивались скульптуры, ручной труд молотка и стамески имел специфические следы воздействия, превращая образы голов здешних мастеров в достаточно грубые фигуры. Большинство фигур успело вылезти лишь на половину или треть, так и не сбросив лишнее для формирования конечного образа чего-то знакомого, чего-то человеческого. Порой попадали пугающе детализированные лица, контраст чему балансировали грубые, угловатые, уродливые страдальцы без намека на очеловечивание, соседствуя еще и с теми фигурами, чей образ становился жертвой переменчивого отношения творца. Почти каждый валун, насколько могли судить Оскар и Алви, умещал от трех до пяти образов человека. Иногда то была семья с детьми, порой и вовсе казалось, что изображают одного и того же, некоего любимчика. Но это было лишь предположение, как в целом и ранние некоторые выводы, ведь многие лица казались не просто одинаковыми — знакомыми, знакомыми настолько, насколько быстро закрывался вопрос целесообразности этого места: Матерь Кассандра взирала на них чаще, чем Оскар подмечал знакомое лицо той, кто неразрывно оказался связан с гибелью его дома, — Любы.

— Какое бы принуждение ни крылось за льстивыми обещаниями, тщетность лечения станет производным надежды и справедливости.

— Как красиво ты заговорил, — с легким презрением сказал Оскар не без странного отвращения к словам Алви.

— Это… Так я борюсь со стрессом. Отягощать вопрос существования пророка не менее болезненно, нежели влияние его внезапного осведомления о грядущем…

— Заткнись!

— На том видео был я. — Алви выговаривался. — Мой голос, мой характер, мое лицо… то был я! Я сказал нам идти в этом направлении… Оскар, сколько бы ты ни знал об этом, это уже будет больше, чем знаю я. Больше не могу держать это в себе.

Оскар внимательно вглядывался в смущенного чуждыми знаниями испуганного Алви со слишком привычным для себя отношением недоверия.

— Запомни главное — ты можешь убить сам себя, но не исчезнешь.

Ошарашенный Алви подошел ближе, терзающее непонимание провоцировало злое неприятие.

— Но я не хочу этого!

— Никто не хочет. Добро пожаловать в клуб.

— Стой, стой. И тебя это не смущает? Там появился этот… кто-то, может быть, я, а потом сообщение, где я…

— Вполне возможно, что твой путь будет другим. Тот Алви, который записал видеосообщение, может, уже умер даже. А может, убьет тебя, чтобы занять место и жить уже в измененном времени. А может, вместе будете, как братья-близнецы. Я не знаю и знать не хочу. — Алви продолжал смотреть на Оскара, преисполненный нужды ориентирования. — Бэккер, который был с нами на Коме, прошел аналогичную петлю. В одном я уверен — это все несет лишь разрушения. И не удивлюсь, если все вокруг связано с тобой.

— Как-то ты пугающе спокоен.

— Я спасу Роду и Настю, а потом свалю отсюда. Наш дом не здесь, а там, на Коме.

Оскар уже хотел закончить разговор, глазами он искал, куда бы свернуть, чтобы пойти дальше, уже толком не обращая внимание на Алви, который, в свою очередь требовал разъяснения.

— Ты был готов дать умереть Насте, а теперь хочешь ее спасти?

— Я думал, она умерла! — рявкнул Оскар в состоянии нападения. — Когда положил ее на землю, то был уверен, что она умерла. И тогда я ощутил страшное облегчение! Это неправильно, я знаю. Но мне стало легче. Просто легче. И я все не мог понять причину такой… Теперь понимаю. Чем мы дальше идем, тем нам все хуже. Тем хуже и людям вокруг нас. А все потому, что мы покинули наш дом. Мы ответственны, потому что потомки тех, кто воздвиг его. А это все вокруг… оно чужое, не мое и не их. И твоя эта временная петля для меня не нова.

Конец ознакомительного фрагмента.