Инквизиторы счастья

Ника Кошар, 2019

Эта история о том, как я проживала личностный кризис накануне сорокалетия. Как «сгорала» и расправляла крылья, прошла «путь героя» и стала в нем проводником по мостику между мирами. Как поверила в себя и обрела ресурс, совершив кругосветное путешествие во внешнем мире и глубинное – во внутреннем. Мой кризис был про насилие, боль, выход из токсичных отношений и сепарацию – навстречу свободе, независимости и самобытности. И я с открытым сердцем передаю этот опыт тем, кто нуждается в переменах. Содержит нецензурную брань.

Часть первая. Добро пожаловать в ад

Глава I. Возвращение

Птицы. В том августе они совсем распоясались. Синицы облюбовали грушу, воробьи устроили несанкционированную пирушку посреди тыквы и кабачков, а дрозд… Этот наклевался забродившей вишни, что переспела на самой верхушке дерева, и теперь, переминаясь на нетрезвых ногах и вихляя туловищем то вправо, то влево, с вызовом смотрел на Аркадия Викентьевича.

— Напился, — резюмировал тот.

— Аркаша, ну зачем ты так? Может, он ранен! — возмутилась Надежда Андреевна.

— Что же, я пьяного дрозда от трезвого не отличу, — парировал отец семейства и продолжил разливать август по коричневым стеклянным бутылкам, подмешивая в него запах уходящего лета и предчувствие светлого будущего. Чтобы спрятать бутылки в дальнем конце подвала и несколько месяцев спустя открыть. Аккурат перед Рождеством.

Посвящается моей семье.

За десять месяцев до описываемых в прологе событий

25 апреля 2017 года. Москва

— Это последний ящик?

— Да.

— Тогда догружайте всё в машину и отправляйте её, а я пошла закрывать квартиру, чтобы отдать ключи. Тяжело — сил нет, плакать охота.

— Да ладно, чего рыдать-то. Ты же не навсегда.

— Думаешь? А я вот не уверена…

Тринадцать лет в Москве — это много или мало? Мне было 25, когда я, как и сотни других дерзнувших, приехала «покорять» этот город. Город, в который влюбилась с первого взгляда. Москва испытывала: планы рушились, перспективы терпели одно фиаско за другим. Но я не сдалась. Понадобился год, чтобы мы с городом начали понимать друг друга. За тот год я потеряла работу, а вместе с ней и друзей, «застукала» жениха в момент соития с его же матерью, пережила первую депрессию. Меня выселяли из съёмной квартиры с полицией, я пожила квартиранткой у одинокой старушки, а после всего этого нашла любимое дело и встретила прекрасных людей.

Неисповедимые пути привели в светскую журналистику — в «глянец», где я проработала больше двенадцати лет и научилась всему тому, что умею сегодня. И там же, в «глянце», эта история закольцевалась.

Я очень хорошо помню тот момент — начало конца, декабрь 2016 года. Со стороны всё выглядело прекрасно: я вела активную светскую жизнь, получала неплохую зарплату, делала материалы, которые мне интересны, общалась с лучшими представителями своего времени и, кажется… медленно умирала, с каждым днём всё глубже погружаясь в какую-то чёрную дыру, выхода из которой не видела.

Я ненавидела толстуху директоршу по рекламе, квадратную женщину в бесформенных платьях, которая вместо того, чтобы решать свои психологические проблемы в кабинете у специалиста, перекладывала их на людей, попадавших в её поле, и эмоционально заражала всех вокруг, отравляя воздух ядом.

Я на дух не выносила главную редакторшу, бестолковую попрошайку, которая делала чудовищные, бесталанные и бессмысленные материалы о своих подругах, обеспеченных дамах, продвигая их бизнесы, а меня и других редакторов заставляла выпрашивать для неё подарки и бонусы у героев наших интервью. У директора фитнес-клуба я просила годовой абонемент для шефини и её возлюбленного, в ресторанах выбивала скидки, в салонах красоты — бесплатное обслуживание, а у дизайнеров — одежду в подарок. Это всё мне претило и было для меня омерзительно, я чувствовала себя обманутой и использованной, злилась, возмущалась, топала ногами, но только «про себя». Я беспрекословно выполняла все эти унизительные поручения, потому что вслух отказать не могла, прояснить даже не пыталась, отстоять свои границы — тем более (боялась остаться без зарплаты), а слово «нет» казалось мне каким-то недосягаемым и вообще утопией.

Между тем напряжение росло: уважать «босса» у меня категорически не получалось, несмотря на редкие подачки в виде трёхдневной поездки в Крым, например. Редакторша, предположу, испытывала похожие чувства, и в один прекрасный день, после года в целом плодотворного сотрудничества она меня попросту «слила», ибо случай тот и увольнением не назовешь. Всё произошло после длинных новогодних праздников — накануне выхода в редакцию, вечером 10 января мне пришло сообщение: «Работы сейчас нет, спишемся в феврале». Трудовую книжку двумя неделями позже прислали курьером, тоже без объяснений.

Помню, я тогда подумала: «Поздравляю, Вероника, с тобой только что расстались по смс». И хотя выглядело происходящее странно и требовало прояснения, я приняла решение «забить», а втайне ещё и порадовалась, что мне больше не надо ехать утром в конуру-редакцию, занимавшую подвал дома на Малой Никитской, где ежедневно собирались самые несчастные люди в мире. Их я осуждала, не понимала, как они так могут — жить в постоянных страхах и тревогах, хотя сама была такой же частью этой истории.

Тогда, оставаясь наедине с собой, больше всего я ненавидела собственный страх, из-за которого становилась слабой, уязвимой и зависимой. Презирала себя за то, что позволяла ему собой управлять. Вечерами страх шептал противно: «У тебя дочь учится в Варшаве, если бросишь работу, пусть даже и ненавистную, кто будет обеспечивать семью? Кто прикроет тылы — неужто пенсионеры-родители?»

Я слушала и сходила с ума от «безнадёги» — помощи ждать было неоткуда.

А потом я устала. Настолько, чтобы осмелиться и встать в полный рост. Я зажмурилась, вдохнула, выдохнула и… «вшагнула» в самое сердце страха, послав всё к чертям и даже дальше.

И там, посреди всех этих неврозов, разочарований и окружающего меня идиотизма, неожиданно родилась «Простая Магия» — проект обо всём, что я узнала за годы поисков. Я собрала знания и умения по астрологии, символическим системам и шаманизму, которые бережно хранила. Я создала страничку на Фейсбуке и начала писать там астрологические прогнозы. Вселенная откликнулась, люди добавлялись, читали с интересом и вскоре стали записываться ко мне на консультации. Следующим шагом стала организация и проведение групповых проектов, а потом понеслось. У меня всё получилось, хотя я никогда не помышляла о собственном деле, я раскрутилась буквально за несколько месяцев.

Бизнесмены любят рассказывать истории о том, как они мечтали создать что-то великое с самого детства. Я — нет. Я вообще актрисой хотела стать, пока однажды, в мои семь или восемь лет, мама не «застукала» за лицедейством. Я разыгрывала сценку, играла любимого героя — Д’Артаньяна, как Боярский. «Тысяча чертей!», — воскликнула я, и тут же спросила маму: нравится ли ей, как я играю, и главное — похоже ли у меня получается. Она строго на меня посмотрела и чуть скривившись, сообщила: «Вероника, у тебя нет ни внешности, ни таланта, а чтобы стать актрисой, надо родиться в актёрской семье. Пойдём, обед на столе». Больше эту тему мы с ней никогда не поднимали, а сценок я не разыгрывала. Я вообще с тех пор боюсь всего, что связано со сценой и выступлениями на публике. До сих пор. Зато неплохо пишу и научилась многим другим прекрасным вещам, получила несколько образований, освоила ряд профессий.

Проект «Простая Магия», в рамках которого я каждую неделю публикую астрологические прогнозы, родился из фриланса — сколько себя помню, никогда не любила работать в офисе. Придуманный за пару вечеров, он закрыл в моей душе дыру, которая там образовалась к 38 годам. В той дыре остались непрожитые чувства, разрушающие отношения, богемная жизнь, которую я так любила раньше, и всё то, что перестало делать меня счастливой. Проект случился, звёзды были ко мне благосклонны, и я его полюбила всей душой, как мать любит ребёнка. Для того, чтобы «ребёнок» получился полноценным, бросила ненавистную работу, стала обучаться интернет-коммуникациям, маркетингу, рекламным стратегиям, дополнительно — астрологии, психологии, символическим системам. Заодно познавала себя, исследовала мысли и чувства.

Всё это требовало от меня много сил, а Москва, как мне в какой-то момент показалось, стала эти силы отбирать. Вместе с ресурсом «город безграничных возможностей» пожирал и мои деньги — я снимала квартиру недалеко от центра, а это совсем не дешёвое удовольствие.

Ещё одна причина для переезда заключалась в том, что после 35 лет я из светского человека превратилась в полную противоположность — отшельницу, которая предпочитает шумным компаниям вечер у телевизора за просмотром нового сериала или неспешные разговоры на кухне, в обществе только самых близких друзей. Произошло это не умышленно, скорее эволюционно. Мне просто стало не интересно тратить жизнь на бесконечные вечеринки и развлечения. Рассудила я так: «В редакцию я больше не хожу, все мои активности проходят в Интернете. Получается, я зарабатываю и трачу деньги на оплату домашнего офиса — разве мне это выгодно? Совсем нет. Это нерентабельно».

Мне очень понравилась выстроенная разумом логическая цепочка, поэтому следующее, в чём я себя убедила — в Москве нам с «Простой Магией» делать нечего, надо возвращаться домой, в Минск. Там родители, сестра, дом, земля, на которой я выросла, историческая родина, в конце концов. Там безопасно, и меня будут окружать любящие люди. Да и моя взрослая дочь Лиза живёт в Варшаве, всего в каких-то пяти часах езды от Минска — в любой момент можно съездить. Как-никак окно в Европу. Эта идея грела мою душу — я больше никогда не буду одна.

Разуму фантазия понравилась, а воображение стало рисовать картинки идеальной семьи, члены которой были людьми интеллигентными, культурными и высокообразованными. Почти как в сериале «Аббатство Даунтон» и даже лучше. И главное, в моих фантазиях мы все очень любили друг друга, никогда не ругались и не спорили по пустякам, были сплочённой командой единомышленников.

Мама сначала сопротивлялась. Пыталась сказать мне что-то вроде: «Как же ты будешь устраивать личную жизнь рядом с родителями?», переспрашивала, хорошо ли я подумала и не хочу ли попытаться найти работу. Я раздражалась и в подробностях рассказывала, почему мой переезд будет выгодным для всех. В конце концов она сдалась и благословила. Мол, приезжай.

Самолёт, следующий по маршруту Москва — Минск, доставил меня к месту назначения в 7:30 по московскому времени 25 апреля 2017 года. Тем утром началась моя «новая жизнь» и работа над воссозданием прекрасной иллюзии идеального беззаботного лета в деревне. Жизнь, от которой я за тринадцать лет в Москве не то что отвыкла — я к ней не была приспособлена в принципе.

Лето 2017-го года, которое я провела среди природы и близких людей, вдали от суеты и шума большого города, было удивительным. Настолько, что каждый его день и даже каждый момент мне хотелось запечатлеть в памяти. Отец сделал для меня мастерскую на втором этаже недостроенного летнего домика, мама, как и обещала, выделила самую большую комнату в трёхкомнатной квартире. Жизнь потекла размеренно и неторопливо.

То был период светлой, мелодичной грусти, сотканной из воспоминаний, которые приходят безо всякого предупреждения, чтобы, уютно устроившись в голове, остаться там на всю зиму. Каждый день был похож на предыдущий, но мне это нравилось, всё казалось таким правильным и естественным. Ранний подъём, написание прогноза, консультации по астрологии, огородничество, акварели, отдых — деревенская пастораль.

На самом деле я старалась не замечать, отгоняла от себя мысли: когда шли дожди и заняться было особенно нечем, я скучала по своим московским друзьям, разговорам о литературе и кино, посиделкам в богемных местах, спонтанному шоппингу, походам по музеям, праздному времяпровождению и вообще всему, что связывало меня с Москвой. Когда меня спрашивали, не хочу ли я вернуться, — пожимала плечами и отвечала, что меня совсем туда не тянет. Хотя на самом деле это было не так — я скучала по Москве, её широким проспектам и привычному куражу. По масштабам и возможностям, которые я сама же для себя перекрыла. Чтобы не думать об этом, погружалась в нафантазированные миры, создавала новые иллюзии, много читала, писала и рисовала.

Если бы я знала тогда, какую цену придётся заплатить за эту иллюзию. Но я не знала. Я даже предположить не могла. Оттого на душе было светло и радостно, а сердце предвкушало новую жизнь и обязательно — чудеса.

И чудо произошло — я очень хорошо это помню —

15 октября 2017 года.

У зарисовки, которая последует далее, нет никакой смысловой нагрузки, кроме разве что ностальгической. А ещё мне очень хочется запечатлеть тот день в памяти, потому что сбылась моя большая детская мечта: у меня появилась собака. В мечтах ведь самое ценное то, что они могут сбываться.

День был солнечным, я, как всегда, бежала уже и не вспомню куда, как вдруг мне пришлось остановиться. Замедлиться, чтобы разглядеть белый комочек. Он сидел прямо в луже, под машиной, прислонясь к колесу. Глаза и уши. Белая шерсть от грязи стала коричневой, в крохотное тельце впивались колючки. Мне показалось, что он плачет, сердце сжалось, присоединившись к чужой боли, и сентиментальная я разревелась тоже.

Не раздумывая ни минуты, я назвала его Фоксом (щенок напомнил лисенка из детского мультика), сгребла в охапку и потащила домой. С того момента у меня появился лучший друг — кто-то, кто поселился в моём сердце и дарит любовь (за печеньки особенно интенсивно). Подкупает меня до сих пор и то, что Фоксу всё равно: кто я, сколько зарабатываю и чем занимаюсь, умная я или глупая, зануда или с чувством юмора, сделаю я ему натальную карту или не принесу вообще никакой пользы. Опять же, кроме еды.

Порода «метис» — так записано у него в паспорте. Фокс оказался наполовину лабрадором — это определили специалисты по розовому носу, окрасу и хвосту, наполовину овчаркой — торчащие уши и приземистый, крепкий торс. Но кем бы он ни был, пёс вырос, получился красивым и благородным, свободным, как ветер, и сильным, как бык. Мама, которая раньше больших собак боялась как огня, души в нём не чает, а у папы появился и лучший друг, и благодарный собеседник, готовый всегда выслушать. Аркадий Викентьевич гордится успехами воспитанника и очень любит рассказывать о приключениях Фокса, которые случаются, когда я уезжаю в очередное путешествие. Лиза относится к найдёнышу настороженно. Мне же нравится наблюдать за тем, с какой радостью Фокс продирается сквозь жизненные трудности, уподобляясь на этом своем пути природным стихиям. Впрочем, если уж честно, никаких трудностей в его жизни после спасения особенно не наблюдалось — Фокс сыт, обласкан, залюблен и считается самым счастливым псом в мире.

Я многому учусь у Фокса: жить каждый день весело и радостно, несмотря на непогоду, дарить любовь и следовать зову. Ценить простые вещи: прогулку по лесу, первый снегопад, короткий сон в солнечный летний день, раннее утро. Когда мне плохо, он умеет просто быть рядом, когда плачу — слизывает слезинки или утыкается носом в шею и сопит в унисон. Иногда я думаю, что люди не умеют поддерживать так безвозмездно, когда это необходимо. А стоило бы, возможно.

К слову о поддержке. Раз уж зашла речь — впервые за сколько-то лет мы с мамой сделали попытку выстроить отношения заново, что удавалось с переменным успехом: единственным, что, кажется, маму действительно сильно интересовало, было моё замужество. Точнее, её слишком сильно беспокоил мой незамужний статус, и хотя у нас есть договоренность о том, что мы это не обсуждаем, она нет-нет да и «срывалась», заводила любимую пластинку.

Как-то за завтраком говорит: «Я в одной программе услышала, что если мужчину хорошенько визуализировать, то он может «нарисоваться». Поскольку настроение у меня было хорошее, я решила не привычно разгневаться, а отшутиться, и стала рассказывать маме свою фантазию о щедром богаче, которого я однажды встречу на пути: с яхтами, бриллиантами и внушительными размерами всего, что ему принадлежит.

Мама внимательно выслушала и, прищурившись, задала неудобный вопрос: «Странно, почему же ты не мечтала об этом в 30?» Я хотела было оправдаться, но вместо этого вспомнила, какими прекрасными были мои тридцать. Какой я была независимой и дерзкой, как отчаянно увлекалась и любила навзрыд, находила приключения, упивалась вином и своей бесстыдной сладкой жизнью, в которой, конечно, хватало и трудностей. Но сейчас, с высоты всех этих прожитых лет, их и трудностями-то не назовешь… Подумаешь, влюбилась несколько раз безответно.

«Ни один день я не хотела бы изменить в моих тридцатых, — ностальгировала я с упоением. — Ты даже не представляешь себе, мама, какая это была чертовски весёлая жизнь. Вся такая богемная и разнузданная».

«О, зная тебя, я как раз очень даже представляю, — хмыкнула мама и немного помолчав, добавила: — Да. Так, наверное, правильно».

30 декабря 2017 года. Минск, Беларусь

Умер человек. Прямо перед Новым 2018-м годом, 30 декабря. Мой бывший любовник. Смерть получилась нелепой и страшной — его закололи на одном из московских вокзалов, нанесли несколько ударов ножом в сердце. Полиция так и не выяснила, кто. Я узнала об этом из новостей, которые читала в ленте Фейсбука, пока парикмахер колдовала над причёской к Новому году. Всё случилось так неожиданно, что я на несколько дней оцепенела.

Так и проходила все праздники — снаружи улыбалась, а внутри оставалась вся какая-то замороженная. Поделиться было не с кем, вряд ли в моей семье эту историю бы поняли, и вообще как можно страдать, когда праздник. Помню, в новогоднюю ночь близкие всё говорили тосты, подводили итоги, рассуждали об исполнении желаний, а я даже загадывать не стала, подумала: успею ещё, я же живая. Вместо этого я прокручивала в голове «диафильмы»: перечитывала нашу давнюю переписку, пересматривала фотографии, ловила обрывки новостей от общих друзей, снова погружалась в воспоминания о том, как мы занимались любовью и никак не могли друг другом насытиться, как я забеременела, а он испугался. Он был не просто давно и благополучно женат, но ещё и отцом троих детей, а также музыкантом по совместительству. Ну а какой музыкант без интрижки? Правда, тут была загвоздка — «мой» был ещё и православным христианином. Он рассказывал мне, как они с женой по выходным ходили в церковь исповедоваться и причащаться, и что она была очень набожной женщиной. Впрочем, он как будто бы тоже.

Возможно, его бог уехал в командировку, когда стало известно, что я «залетела». Мой набожный любовник откупился, заплатив за аборт в частной клинике, «поджав хвост» вернулся в лоно семьи, и с тех пор мы с ним больше никогда не виделись. Пусть и совсем недолговечная, наша страсть ярко вспыхнула и как-то бесцветно погасла, оставив после себя лишь сожаление и чувство стыда.

Но вот явилась смерть и короткий жизненный эпизод из прошлого, который длился всего каких-то пару месяцев, вдруг приобрёл форму и смысл. Впрочем, они никуда не девались, просто их обесценили два человека. Один предал мечты, вторая не придала значения и тоже предала. Так всё и закончилось — словно и не было, и каждый продолжил жить своей жизнью. Я, смею надеяться, длинной, а он, — так уж сложилось, короткой.

Побродив в оцепенении несколько дней, я почувствовала, что надо выбираться «на свет». И начала шутить — быстрее всего от страха можно избавиться с помощью смеха, «перешутить» его. Здесь, наверное, следовало бы привести несколько ярких примеров, но я всё-таки предпочту оставить шутки за кадром, хотя некоторые из них и получились по-настоящему смешными. Смерть — это ведь очень страшно. Особенно когда осознаёшь, что все мы смертны, а человека не вернёшь.

«Нашутившись» и немного придя в себя за каких-то пару недель, я, во-первых, приняла решение всё забыть, а во-вторых, поняла, что мечты… Их ведь тоже не вернуть. А вот это уже может быть по-настоящему страшно. В параллельной реальности, когда я предаю мечты, случается непоправимое: они уходят одна за другой. И в тот самый момент, когда это делает последняя, жизнь прерывается. У души будет ещё один шанс, и ещё один, но только уже в другом воплощении. В тот момент я так отчётливо, так выпукло это увидела, как будто картинку в «три дэ». Трагедия, случившаяся с бывшим любовником, задев меня, казалось бы, лишь по касательной, вдруг позволила рассмотреть важное.

Новогодние праздники тем временем заканчивались. Волшебства, искусственно нагенерированного сантами, снегурочками и эльфами, с каждым днём становилось всё меньше. Оставшись наедине с буднями, я часто задумывалась о мечтах и их воплощении. А что, если попытаться в новом году не предать ни одной, даже самой малюсенькой мечты? Что, если пообещать себе не проигнорировать ни одного желания? Перестать ссылаться на отсутствие времени, возможности, стабильности и просто попытаться жить. Как будто каждая минута — последняя. Как говорят буддисты, «никогда не знаешь, что наступит раньше — следующий день или новая жизнь».

А ведь мечта у меня была — я очень хотела побывать в Перу, увидеть настоящих индейцев, побродить по знаменитым джунглям Амазонки и, чем черти не шутят, поучаствовать в настоящей шаманской церемонии, о которой так много слышала. Вот удивительно, Вселенная как будто прочитала мои мысли, и случай представился в первые дни января 2018 года. Знакомая написала, что набирается группа психологов для поездки в Перу. До этого я много лет путешествовала одна, а тут случилась оказия присоединиться к уважаемым людям. Идея показалась интересной, и вообще всё происходящее было похоже на то, что мудрецы называют «зовом». Поэтому, даже не дав себе времени на размышление, безо всяких сомнений, я купила билет на перелёт по маршруту Минск — Вильнюс — Париж — Лима, чтобы чуть меньше чем за двое суток самолёты доставили меня прямиком к мечте.

Глава II. Путешествие в тысячу миль

Посмотри на мир моими глазами.

Ты должен увидеть зелень джунглей,

Крутые каменные ступеньки,

Вырезанные прямо в скалах,

Которые ведут то вверх, то вниз —

Лестницей в небо,

Заставляя снова и снова нырять в самые облака.

Там,

Где ничего не видно и ничего не происходит.

В пустоту.

И выныривать —

Кажется, что на свет,

Но нет —

Снова в пустоту.

Посмотри оттуда на реку и на тропу.

Как будто боги размотали волшебный клубок Ариадны

И бросили его прямо на землю,

Закрепив,

Словно лассо,

На вершине горы.

А потом сели на радуге,

Свесили ноги и стали смеяться над людьми:

Мол, надо же, какие они глупые,

Жалкие,

Всё куда-то спешат.

Как будто ничто никогда не закончится.

Пусть лучше найдут,

Где у этого клубка начало,

А где конец.

15 февраля 2018 года. Лима, Перу

Проснулась в 6 утра, за окном птицы поют, пальмы, туман, а в небе только что пролетел кондор. Здравствуй, Лима, столица Перу. Двое суток я летела к тебе в Южную Америку, на континент мечты. Ради тебя пересекла Атлантический океан и отмотала время назад.

Лима — город в тумане, чем ближе к воде, тем гуще туман. Он приходит со стороны океана каждое утро, сбивает с толку, запутывает следы, обнимает пространство вокруг. Океан тут только называется Тихим — выглядит он неспокойным и устрашающим, особенно когда направляет в сторону города сотни и тысячи волн. А ещё здесь почти всегда пасмурно.

С первого дня в Лиме мне постоянно казалось, что я упускаю важное. Вроде и мечту исполнила, но как будто чего-то не заметила, не разглядела в тумане. Красоты Лимы, её цвета, звуки, дыхание воспринимались приглушённо, я как будто погрузилась в неведомую глубину и потеряла ориентиры. В сказках туман часто сравнивают с порогом — местом, которое надо просто преодолеть. Считается, что в тумане граница между реальным и параллельным миром истончается настолько, что мы не в состоянии определить черту, за которой впадаем в иллюзии. Здесь существует особая жизнь, и каждый в ней видит своё. Общее пространство, впечатления и переживания стираются, вместо них создаются новые ритуалы и устанавливаются иные отношения.

Я забронировала номер в одном из лучших прибрежных районов города — Мирафлорес. Отель был из тех, где цена соответствует качеству, при этом первая оказалось приятной, а второе вполне себе на высоте: комфортное место с красивой резной мебелью из тёмного дерева, расписными стенами, горячей водой, огромными кроватями и уютными комнатами. В пяти минутах ходьбы гремел океан, на метро можно было добраться в любой конец города, все необходимые магазины находились в пешей доступности, на каждом шагу соблазняли рестораны, бесстыдно выставляя напоказ яркие вывески: «севиче», «роллы», «пицца», «десерты».

В первые пару дней, пока не приехали остальные члены группы, я была здесь одна. Бродила по городу, покупала арбузы, ананасы и манго, разрезанные на кусочки — наслаждалась жизнью и думала о том, что одни города попадают в самое сердце, а другие не добираются туда совсем. В одних хочется исследовать каждый метр, а другие оставляют абсолютно равнодушным. Каждое место и каждый город открывают в нас то, чего не видят другие места и города. Поэтому в Лиме я никогда не буду такой, как в Париже, никогда не представлю себя француженкой, пишущей акварелью, живущей на Монмартре и влюблённой в соседа — красавца поэта со взъерошенными волосами и чарующим голосом, который каждый вечер посвящает мне свои дивные строчки, а после неистово любит.

Не спросив разрешения, Лима сделала меня обычной туристкой (хотя я всегда представляла себя великой путешественницей) — из тех, что опасливо озирается по сторонам, боится ездить на метро одной и постоянно морщит носик. Мол, ой, ну надо же, как у вас здесь грязно.

Дорогая и дешёвая, богатая и бедная, имперская и современная, холмистая и океаническая — Лима давалась мне с трудом. Её улицы были приветливы, разговаривали со мной на языке граффити и источали аромат свежезаваренного кофе. «Думай сердцем!» — кричали надписи на стенах домов. В самую душу карими глазами смотрели нарисованные перуанцы, в руках они держали огромных, невиданных птиц. Лима поворачивалась ко мне своей самой выгодной стороной: уютными парками и резными балконами, протянувшимися через весь город проводами и романтическими, чуть обшарпанными закоулками, фольксвагенами-«жуками» и дребезжащими тук-туками. Город круглосуточно жужжал и бибикал клаксонами автомобилей, а пробки могли соревноваться с московскими. Но я ему так и не смогла поверить…

Через несколько дней в Лиму приехали ещё несколько человек из нашей группы, и все мы дружно, по старой советской привычке, стали проживать историю «всё вокруг колхозное, всё вокруг моё».

В один из вечеров зашли в бар пропустить по бокалу Писко Сауэр — коктейля из местной водки с белком. Напиток Писко так назвали в честь небольшого городка, расположенного в нескольких часах езды от Лимы. Услышав название, я развлекалась — склоняла и подбирала рифмы к смешному слову на все лады. Это было так весело, что останавливаться не хотелось. Совсем как в школе.

— Лёха, а вот ты, например, знаешь, как с кечуа будет «моя птичка»?

— Не знаю, и как?

— Ми писко, — не выдержала, расхохоталась. Мне только повод дай.

— Сколько тебе лет, девочка?

Лёха был помоложе, но интенсивно притворялся взрослым серьёзным дяденькой с роскошной бородой (она придавала солидности) и таким же эго — пышным и богатым. Мой новый друг мог запросто, отужинав за общим столом, встать и небрежно обронить в мою сторону: «Посуду помой». Полагаю, он самопровозгласил себя родителем бестолковой меня, хотя знали мы друг друга всего несколько дней.

Как и полагается трудному подростку, я реагировала мгновенно: с помощью экспрессивной лексики доносила до Алексея и его эго всё, что о них думаю, а также отправляла идти не оборачиваясь, в сторону женского или мужского детородных органов, щедро предоставляя ему право выбора.

Давным-давно я решила для себя: путешествовать буду только в одиночку, чтобы таких эксцессов не возникало, но в этот раз всё сложилось иначе. Во-первых, я летела в Южную Америку и, признаюсь, одной мне было немного страшно. Всё-таки стереотипы об опасностях, подстерегающих людей на землях, открытых некогда Колумбом, сделали своё дело. Во-вторых, собиралась группа психологов, а к людям этой профессии я до определённого времени относилась с пиететом — считала не то чтобы просветлёнными, но продвинутыми и осознанными точно.

Нет, ну а кто из нас не без иллюзий или лишен фантазии? Плюс, говорю же, туман.

Уже в Лиме наше общение с компаньонами по путешествию не сложилось. С чувством юмора у новых друзей было туго, зато с пассивной агрессией — чудесно. Стоило заикнуться, что я злюсь или обижена, как они, «светлые человечки», буквально набрасывались на меня. По любому поводу советовали «понять и простить», говорили, что я слишком остро реагирую, а так нельзя, рекомендовали «быть проще и позитивней». А после этого обязательно рассказывали истории о том, что люди, которые носят в себе обиды, непременно заболевают страшными хворями. Я пыталась сопротивляться, но в основном по привычке терпела и прислушивалась. Всё-таки психологи! Они точно знают!

Надо отдать должное — они всегда держались вместе, чужие границы «пробивали» всей толпой и дружили против других тоже вместе. В какой-то момент я поймала себя на том, что эти люди мне неприятны, общение представлялось небезопасным, а ощущения потерянности, беспомощности и отчаяния лишь нарастали. Но я, мастер игнорировать чувства, ловко и умело отгоняла их прочь.

Впрочем, мои новые друзья отвечали взаимностью. Одна дама на пару размеров больше меня выхватила из рук футболку и стала примерять со словами: «У нас с тобой примерно одинаковые параметры», а когда я сообщила, что если она это не прекратит, то получит в глаз, — очень удивилась и несколько часов демонстрировала мне глубокую обиду вперемешку с неприязнью. Действительно, в нашей коммуне ведь всё общее, как я могла забыть! Вторая искренне недоумевала, когда я тактично сообщила ей, взрослому человеку, что реплики: «А на какие деньги ты путешествуешь? Как ты можешь так жить!» — бестактные и беспардонные. Третья, после того как утром вломилась в моё бунгало без стука и была послана подальше, стала, противно хихикая, называть меня за глаза «феей убивающего домика». Четвёртая могла совершенно бесцеремонно засунуть нос в тарелку, чтобы узнать, какой диковинный фрукт я ем. Я проглатывала, шла на компромисс, потому что она была организатором путешествия.

В какой-то момент мне показалось, что мне снова 12 или 14 лет, и я в пионерском лагере. От пассивной агрессии, окружающей меня в эти недели, ломило кости, а от того, что я постоянно вынуждена была отвоёвывать свой маленький кусочек пространства, всё время болела голова, мигрени меня не оставляли ни на минуту. Я чувствовала себя изгоем, гадким утенком — настолько дискомфортно мне не было уже давно. Но я ничего не сделала, чтобы ситуацию изменить, я даже не задумалась тогда о том, что это возможно. Потому и терпела.

Нам всем в какой-то момент хочется найти учителей. Легко и запросто обучаться сложным жизненным вещам. В реальности же картинка может быть совершенно другой, а учителя — жестокими и беспощадными. Теми, кто приходит проверять на прочность и не оправдывает ожиданий. Бытует мнение, что именно такие «учителя» способны резко пробудить тебя от глубокого сна, расширить кругозор и одновременно нарушить границы: мол, таков парадокс. Но сколько же боли приносят такие учителя.

«На каждую дуру найдется гуру». Уважаемые психологи научили меня тогда, что иногда боль приходится переживать самостоятельно, без единого шанса на сочувствие и сострадание. Столкнуться с равнодушием, кричать в людей, как в никуда, смотреть в глаза и видеть там пустоту, попадать в удалённые контакты и непрочитанные сообщения. Ни один из тринадцати человек в группе не поддержал меня, когда случилась беда на границе в Вильнюсе. Ни одного слова, пустота. Отмолчались дружно все, хотя на моём месте мог оказаться каждый. Меня просто дружно отвергли, ведь я не слилась, так и не сделалась удобной.

Впрочем, это случилось много позже. А пока меня и моих новых «друзей» ждал Куско.

20 февраля 2018 года. Куско, Перу

Этот город «зарулил» в мою голову прямиком из детских фантазий. Спустившись с трапа самолёта, я с первой минуты почувствовала себя настоящим искателем приключений и храбрым исследователем планеты. Наконец-то привычные ощущения вернулись — азарт, жажда авантюр, дух путешественника. Я вспомнила Жюля Верна, которым зачитывалась в детстве, а тем временем голос в моей голове вёл собственные разговоры: «Эй, Никуся, ты в Куско, прикинь!» — «Да ну ты гонишь! Как такое возможно!» — «Да я серьёзно, смотри, это же Куско! Тот самый, как у Жюля Верна!» — «Обалдеть!»

Кто-то может подумать: надо же, всего несколько дней как укатила, а уже голоса в голове. Но нет, это не то, что вам кажется. Это — Куско.

Чтобы добраться сюда, пришлось целый час лететь от океана к горам, где люди живут на высоте 3400 метров над уровнем моря. Пока летела, делала заметки в блокноте, а потом вдруг увидела странное свечение. До сих пор не знаю, что это было. Как будто где-то вдалеке горел прожектор, освещая всё вокруг. Тогда я придумала историю, что это боги поставили маяк для людей. Прямо в середине неба, на высоте десять тысяч метров над землёй. Они, боги, не выносят турбулентности. Поэтому и живут выше облаков или прячутся в чёрных дырах параллельной вселенной. Казалось, нужно всего мгновение, чтобы я смогла к ним прикоснуться. Но реальность всегда другая — ещё минуту назад ты летел над облаками и чувствовал себя равным среди богов, и вот уже сравнялся с белой тягучей пеленой, превратился в птицу. Увлёкся — и всё. Ты ниже облаков — обычный человек, и никаких иллюзий.

Ступив на землю Куско, я даже не поняла сначала, что произошло. Ну разве что было холодно, везде выдавали листья коки и поили специальным чаем, который помогает легче переносить горную болезнь. Первые несколько часов я ходила непривычно спокойная и ко всему равнодушная, даже не по себе стало. Как будто и не я это была вовсе. Обычно я очень жизнерадостная дама, и у меня тысяча планов на день. А тут постоянно хотелось только поспать или хотя бы полежать — больше ничего.

Мысли в голове текли так медленно, что я могла рассмотреть каждую, повернуть их, как калейдоскоп, в разные стороны. Некоторые из них, вроде: «А не прогуляться ли мне по улицам Куско?» или «Не пора ли нам подкрепиться?» — казались слишком сложными, от этих отмахнулась сразу. Чай из листьев коки — единственный план, который сбылся. Я выпила чашки три или четыре, после чего на несколько минут в глазах прояснилось.

Воздух на высоте 3400 метров над уровнем моря сильно разрежен, поэтому в Куско поначалу я чувствовала себя человеком, на которого сверху уронили пыльный мешок, доверху набитый всякой фигней. Фигня рассыпалась, голова от боли загудела, а я так и осталась сидеть на месте, не понимая, что происходит. Понадобилось 24 часа и пару таблеток от горной болезни, чтобы прийти в себя. К тому моменту наша «организованная» группа разбрелась кто куда. Одни взяли русскоговорящего гида, другие отсыпались, третьи проводили время в кафе, неподалёку от главной площади. Я села на экскурсионный автобус и поехала кататься вокруг города, знакомиться ещё ближе.

В Перу есть свои символы, с которыми во время путешествия постоянно сталкиваешься. Один из главных — пума, представительница рода кошачьих, её образ перуанцы находят где только возможно: в очертаниях гор, скал, озёр и городов. Пуме поклоняются, в её честь слагают песни и даже молитвы. Такой же чести удостоили кондора — огромную птицу с туловищем орла и головой индюка. Наконец, ламы, викуньи и альпаки — это государственный символ Перу (на гербе страны, например, изображена лама). В отличие от пум и кондоров, лама — неотъемлемая часть местной повседневной жизни. Ламы и альпаки здесь повсюду: в горах, в деревнях, на озерах, на прибрежных территориях — приехав в эту страну, не встретить их просто невозможно. Мясо малыша альпаки можно заказать в любом ресторане, а изделия из кожи и шерсти этих животных продают здесь повсюду. Вообще вся одежда в Перу — из «ламы» (на самом деле из альпаки). Кстати, в этой стране нет лошадей — их тоже полностью заменили на лам. Прожив в Перу месяц, я воспринимала этих зверей как должное, но в начале пути восхищалась и умилялась каждой встречей. С одной даже подружилась: осторожно подошла поздороваться, а лохматое животное чмокнуло меня в щеку — счастью моему не было предела. Всё-таки звери — удивительные, и они, в отличие от людей, всегда так искренни в своих чувствах.

После того, как в глазах появилась ясность, а соображать снова стало получаться, настроение моё улучшилось. Я пришла в себя, насколько это было возможно.

Можно было отправляться наконец на Мачу-Пикчу, ради которого, собственно, все в Куско и приезжают.

23 февраля 2018 года. Мачу-Пикчу, Перу

В деревню Агуас-Кальентес, что у подножия Мачу-Пикчу, мы с группой «товарищей» приехали поздно вечером. Моей напарницей на этом участке пути стала девушка по имени Лёля — коротко стриженая, спортивная, подтянутая, сдержанная и, как она сама себя охарактеризовала — «истинный Козерог». Лёля догнала нашу группу в последний день пребывания в Лиме и сразу же принялась давать советы на все случаи жизни, а когда я реагировала на нарушение границ, — поджимала губы, немедленно обижалась и говорила, что недопустимо так вести себя с человеком, который желает тебе только добра. Не знаю даже, что в жизни может быть более утомительным, чем бесконечная навязанная, удушающая опека. Интересно, почему все эти люди так стремятся меня опекать?

В отличие от меня, Лёля горы обожала и чувствовала себя на любой высоте, как я в тёплом Индийском океане, — великолепно. Каким-то чудом она убедила меня, что просто сходить на Мачу-Пикчу слишком попсово и скучно; что мы почти уже сёстры, поскольку знаем друг друга целых несколько дней, а значит, должны непременно подняться на соседнюю гору, Вайна-Пикчу, с которой открывается шикарный вид на Мачу. Для этого, правда, придётся преодолеть 288 не всегда безопасных ступенек и подняться на высоту 2800 метров над уровнем моря. Зато мы будем среди избранных — билетов туристам выдавали всего по 500 штук в день.

Понты — моя боль и уязвимое место. Лёля ещё что-то говорила, а я уже представляла, как мы покорили Вайна-Пикчу: поднялись на самую верхотуру и сфотографировали Мачу с такого ракурса, который есть лишь у избранного количества туристов.

На самом деле мои иллюзии, как всегда, оказались лишь иллюзиями, а реальность была такова, что поднимались мы четыре часа без привалов и остановок через джунгли. Тропа была узкой, а ступеньки в некоторых местах — откровенно опасными. Змеи по дороге попадались постоянно, из-за частых смен погоды на высоте бросало то в жар, то в холод.

Ну а на вершине меня поджидало очередное разочарование — день случился облачным, и Мачу-Пикчу я так и не увидела. Мне было холодно, неуютно, некомфортно, неинтересно, но я снова не обратила внимания на чувства: зато гору «покорила». Целую неделю после возвращения домой я практически не могла ходить — мышцы сводило так, что от боли текли слёзы. Всё-таки подобные вещи следует делать после подготовки, а не потому, что приспичило что-то там с кем-то за компанию покорить. Именно тогда я впервые задумалась, что для меня важно и честно. Я себя спросила: отвечая другим «да», не говорю ли я себе «нет», не предаю ли свои истинные желания? И зачем я вообще исполняю чужие мечты, забивая на собственные? Ответ крутился на кончике языка — чтобы меня не отвергли. Но я отмахивалась от него, как от пищащего над ухом противного комара.

Ещё три часа ушло на спуск и час — на подъём на Мачу-Пикчу. В итоге у нас осталось меньше часа на то, чтобы рассмотреть одно из величайших архитектурных сооружений в мире. От досады хотелось плакать — ведь неизвестно, когда я сюда вернусь и вернусь ли вообще, но вместо этого я обесценила увиденное, провозгласив Мачу-Пикчу «обычной грудой камней». Оказавшись там, я почувствовала ничего, а проворный мозг немедленно связал это с тем, что за пару лет до подъёма на Мачу-Пикчу я была в камбоджийском Ангкоре, по сравнению с которым древний город инков просто померк. Мой гуманитарный ум также не понял: отчего все восхищаются тем, как сложены камни и почему все эти экскурсии стоят таких немаленьких денег. В общем, вслух я рассуждала, как залётная провинциалка, которую вывезли из деревни на край света. А на самом деле у меня не хватило сил признаться себе: я хотела тогда быть обычным туристом и просто рассматривать достопримечательности, ничего не достигая.

Чтобы всё-таки не разреветься от обиды, я старательно уговаривала себя, что кому-то там что-то доказала про свою выносливость. Позже я поняла, что просто помогла человеку Лёле исполнить её мечту. Раньше я часто так делала, а потом не понимала, почему всё никак не получается стать счастливой.

С тех пор я пообещала себе, что теперь буду исполнять только свои желания, не «донашивать» за других их мечты, как будто это старые платья или ненужные вещи в шкафу, которые висят там годами и ждут, когда я похудею.

Благодаря неудавшемуся походу на Мачу-Пикчу я очень хорошо осознала — в чужих мечтах мне так же неуютно, как и в туфлях, которые малы по размеру, но я их всё равно зачем-то купила, зная, что не буду носить. Чужие желания жмут и натирают ноги, с ними всегда что-то не так. Они не приносят радость, они — про разочарования. Мои желания — как любимая шёлковая пижама, удобные кроссовки или мягкие тапочки на меху, в них настолько комфортно, что не хочется носить что-то другое.

С Мачу-Пикчу у нас могло получиться, но не вышло, потому что туфли, которые натирают ноги, я предпочла комфортным кроссовкам. Не уверена, что захочу повторить восхождение туда, поэтому остаётся лишь принять существующую реальность, сделать выводы и начать наконец уважать собственные желания.

Туман всегда рассеивается под воздействием солнечного света. Да, попав в него, я встретилась с иллюзорностью своих представлений о мире. Зато потом, когда вернулась на свет, увидела, что раньше было скрыто. Уже на следующий день все грустные мысли выветрились у меня из головы — ведь я летела в сторону перуанского городка Тарапото, который считается воротами в джунгли Амазонки. Там, в резиденции шамана по имени Хорхе Гонсалес, мне предстояло прожить целую неделю и принять участие в ещё одном путешествии, глубинном и сокровенном, познакомиться с «великой матерью» и, возможно, познать что-то очень важное.

Глава III. Уйти, чтобы не вернуться

Я — джунгли.

На мне — камуфляж.

Здесь неба не видно,

А потолок из листьев, пения птиц,

Слияния шума и тишины

Украшен цветами.

Здесь хищники неподвижны

И ждут своих жертв,

А хаос самый упорядоченный в этом неупорядоченном мире.

Я — песок в пустыне, зыбь всего сущего.

Хозяйка иллюзий, живущая в песках.

Я — та, кто рисует закат акварелью:

Смешивает краски,

Создаёт новые узоры и текстуры,

Превращая всё это в небесный кинематограф.

Я — гора.

Впечатляющая и непобедимая,

Непроницаемая и неприступная для незваных гостей.

Надменная, как пик красоты,

Устремлённый в самое небо,

Где под солнечным светом тает снег,

А гранитные скалы превращаются в жидкое серебро

Или ртуть.

Я — волна в океане, что катится к берегу,

А когда убегает, похожа на белую лошадь, что резвится в воде.

Я — дождь,

капли, брызги, оконные стёкла, крыши, узор, град, лужи, потоки воды,

мокрая кошка и брошенный пёс.

Погода испортилась. Не забывайте зонтики.

Бог в дожде.

Я — урожай.

Спелая, золотая кукуруза, что прокормит целую армию.

И — Изобилие.

Я — огонь,

Оранжево-красное пламя,

Мерцание и блики.

Горю, обжигаю, пылаю, облизываю небо горячим языком.

И снова рисую закат акварелью.

Февраль 2018 года. Тарапото, Перу

Пару часов в самолёте над горным хребтом — и я оказалась в воспетой Киплингом Амазонии, в городе Тарапото, что у подножия Анд, в самом сердце джунглей. Здесь мне и другим членам группы предстояло увидеться наконец с маэстро Хорхе Гонсалесом — шаманом и целителем, о котором на этой земле слагали легенды. Именно ради этой встречи я и прилетела в Перу, мне было обещано раскрытие тайн Вселенной.

Встреча произошла в аэропорту, куда он с помощниками приехал, чтобы нас встретить. Помню, маэстро показался мне похожим на итальянского мафиози: пожилой мужчина невысокого роста, коренастый, энергичный, одет в светлые брюки и хлопчатобумажную клетчатую рубашку, на глазах — тёмные очки. Смуглая кожа, немного волнистые волосы, пальцы в золотых перстнях — никаких тебе перьев, бубнов и погремушек. И вообще он ничем не отличался от обычных перуанцев. Магических заклинаний Хорхе не произносил, волшебными палочками не размахивал. Да и помощники больше напоминали героев фильма «Люди в черном», а не подмастерьев шамана: крепыши в чёрных костюмах, белых рубашках и тёмных очках, на их лицах невозможно было увидеть даже самой малюсенькой эмоции.

Маэстро узнал Лину, предводительницу нашей группы, и заключил в объятия. Затем обнял каждого, кто уже бывал в его резиденции, и сдержанно поприветствовал новичков. В его жестах было столько величия и покровительства, что я невольно вспомнила сцену из «Крёстного отца», в которой Дон Вито Корлеоне благословлял членов семьи. Хорхе и его помощники отвезли нас в «Дом Сердца» — резиденцию, где нам предстояло провести следующую неделю, постигая неизведанное.

Забегу немного вперёд: только после второй церемонии я поняла, какой огромной силой и могуществом обладает этот с виду обычный человек. Тогда же, по дороге в резиденцию я слушала легенды о семье маэстро. Сын шаманки и потомственный целитель Хорхе много лет обучался у индейцев племени шипибо, которые населяют амазонскую сельву. При этом, несмотря на бедное происхождение и на то, что его в детстве бросил отец, Хорхе всё-таки нашёл возможность получить образование, стать доктором философии и даже ректором местного университета. Правда, со временем он оставил работу в ВУЗе и полностью сосредоточился на целительстве. Он стал известным на всю округу — в Тарапото его почитают и уважают.

Для меня Хорхе стал проводником в удивительный и таинственный мир амазонского шаманизма. Кстати, к группе я присоединилась ещё и по той причине, что Лина лично знала маэстро Хорхе. В Перу одинаково можно нарваться как на шамана, так и на шарлатана — гарантий никаких. Спрос рождает предложение: каждый шаман на свой лад предлагает принять участие в своей церемонии, но мало кто предупреждает, что игры с потусторонней силой чреваты последствиями — не всякое человеческое тело может принять вибрации из мира духов.

Я много раз слышала об этом ещё до поездки, потому готовилась к путешествию со всей ответственностью. Собрала информацию о церемонии, посмотрела фильм «Блуберри» (в нем героя Венсана Касселя поиски смыслов также привели к перуанским шаманам), читала интервью с курандерос, смотрела ролики на Youtube, задавала вопросы. Чем больше информации я собирала, тем страшнее становилось, тем чаще задумывалась: «Нужны ли мне такие приключения?» И всегда приходила к единственному решению, благодаря которому моя поездка и состоялась.

За месяц до путешествия я изменила образ жизни — отказалась от секса, алкоголя, «тяжёлой» еды, соли, сахара, сыров и других молочных продуктов. Рыбу и мясо птицы можно было употреблять понемногу. Я не слишком хорошо понимала, в чём смысл такой аскезы, но это было общее правило, к тому же диету рекомендовал шаман, поэтому на всякий случай решила «быть как все». Позже Хорхе объяснил: диета нужна, чтобы усмирить инстинкты и желания, привести ум в состояние покоя, стать чистым — тогда негативные энергии не смогут нарушить таинство. Не уверена до сих пор, что ум можно привести в состояние покоя, но я решила довериться маэстро.

Интересно, что за неделю до первой церемонии я чуть было не отказалась от своей «великой» затеи. Это случилось во время путешествия по Куско, где мы с группой «товарищей» наняли русскоязычного экскурсовода Наташу — женщину, которая живёт в Перу много лет. Она показывала нам туристические места, которые заговорщицки называла «тайными», несмотря на то, что они буквально кишели от изобилия туристов; рассказывала легенды из путеводителей об удивительной стране и её обитателях, рекламировала другие туры, заводила в какие-то бестолковые магазины, где мы должны были покупать сувениры втридорога. К концу дня все члены группы души не чаяли в нашем экскурсоводе. Все, кроме меня. Мне, как всегда, было скучно, поэтому я демонстрировала презрение и держалась в стороне. Фотографировала экзотические цветки, рассматривала пауков с ящерицами и невольно прислушивалась к разговорам. Привычка подслушивать осталась после почти двадцати лет работы репортёром, иногда она здорово помогает в жизни. И вдруг я услышала:

— Наташа, а что вы думаете об аяуаске?

Кажется, только этого она и ждала. Всего каких-то пару минут понадобилось экскурсоводу, чтобы «войти в раж».

— Это зло. От неё люди сходят с ума и умирают, — отчеканила Наташа. — Да и нормальных шаманов в Перу не осталось, одни «коммерческие».

И тут же начала продвигать каких-то своих знакомых шаманов, которые «некоммерческие», но работают за деньги, и она настоятельно рекомендует их навестить. Я слушала, открыв рот и даже готова была поехать посмотреть на тех дивных «некоммерческих» шаманов. Эх, рассказывай она так же интересно все эти перуанские легенды, меня бы от неё на верёвке не оттащили. На самом деле меня жуть как перепугали её рассказы о людях, которые навеки превращаются в растения, пройдя всего лишь одну церемонию.

Кажется, тогда я впервые задумалась, в какую авантюру ввязалась, и всю следующую неделю постоянно задавала себе вопросы: «А что, если?.. А вдруг сердце не выдержит, и я умру? Или сойду с ума и превращусь в растение? Лучше уж тогда „кони двинуть“, мои близкие этого не переживут».

Ответов я не находила ни в своей голове, ни у тех, кто уже участвовал в церемониях — таких в группе во главе с Линой было большинство. Они лишь загадочно улыбались и ничего не объясняли. Или заговорщицки говорили что-то вроде «сама увидишь» и обязательно зачем-то подмигивали.

Ещё больше сомнений появилось, когда я увидела резиденцию маэстро Хорхе, знаменитый «Дом Солнца» — огромную территорию, окружённую пятиметровым забором. Несколько бунгало «обступили» круглый церемониальный дом, построенный с учётом смены времён года и лунных циклов. Мне и ещё двум дамам достался самый большой бунгало с просторными «спальнями» и кухней. В нём также стояли стол и стул, а душевая и туалет были совмещены и безо всякого намека на дверь. Тоже, кстати, испытание — я никак не ожидала, что в туалет придётся ходить на глазах у соседок. Возможно, это было подготовкой к Вильнюсу, где меня будут водить опорожняться под конвоем.

Острых впечатлений добавили тарантул, живущий под раковиной на кухне, и мерзкая многоножка, встретившая нас на входе в хижину. Соседки заголосили и побежали за помощником шамана, чтобы тот прогнал непрошеных гостей, но он пришёл, посмеялся и предложил нам выбрать: либо лечь спать и пусть себе тарантул живёт припеваючи, тем более он пока ещё совсем малыш; либо разобраться с ним самостоятельно, но неизвестно, как на это отреагируют духи джунглей. Посовещавшись, мы предпочли первый вариант и спали, как в пионерском лагере — по парам.

28 февраля 2018 года. Тарапото, Перу. Первая церемония

Настал «великий день», но я была не рада и совершенно, кажется, не готова. К тому моменту страхов и вопросов без ответа во мне скопилось так много, что я хотела сбежать не оглядываясь и к чёрту это всё. Меня остановила собственная жадность: в тот день Хорхе собрал нас за обедом и велел сдать деньги — 550 долларов за проживание и три церемонии. Он также предупредил, что если кто-то решит «слинять», деньги свои не увидит. От мыслей о побеге пришлось отказаться — материальные ценности победили.

Не помню, чем я занималась в течение дня — всё было как будто в тумане. Зато очень хорошо помню, как шла на первую церемонию — на полусогнутых от страха ногах. Коленки дрожали, меня подташнивало, голова кружилась. Нашу хижину от церемониального дома отделяло всего десять или пятнадцать шагов — я запомнила каждый из них.

В назначенное время все собрались в церемониальном доме — в тот вечер он впервые распахнул для нас двери. Внутри него — круглый зал с конусообразным потолком-крышей. Белые стены из кирпича с воздушными проёмами пропускали свет так, что тени рисовали затейливые узоры на стенах. Глиняный пол — чуть влажный и прохладный. В помещении было два входа: парадный — красивая двустворчатая резная дверь из красного дерева и с надписью сверху «Дом сердца» на языке индейцев кечуа. Дверь напротив — без украшательств, но тоже из красного дерева. Перед началом церемонии обе были открыты: можно наблюдать за происходящим в саду и слушать звуки джунглей. Прямо по центру возвышался «трон» шамана, а по периметру были разложены матрасы для участников церемонии, на каждом — маленькая подушка, рядом тазик. Слева два туалета — снова без дверей. Они что тут, все эксгибиционисты или извращенцы? Интуитивно выбрала себе место, села. Осмотрелась. Дом постепенно заполнялся людьми — помимо участников нашей группы набралось ещё с десяток посторонних. Самыми последними пришли помощники шамана и заняли места по четыре стороны. Только после этого в дом вошёл сам маэстро Хорхе. Перьев при нем опять не было, только простая светлая одежда.

Он занял свой трон и заговорил о каких-то совсем простых вещах. Рассуждал о том, что каждое утро на небе восходит солнце, оповещая тем самым о начале нового дня, а вечером прячется за горизонтом, чтобы ночь могла вступить в свои права. Его голос успокаивал, хотя слова раздражали банальностью. Зачем он это говорит, мы что, в первом классе? Я злилась.

Маэстро Хорхе запел. Я знала, что звучит икаро — так называют шаманские ритуальные песнопения, но понятия не имела, какой силой обладают эти «песенки».

Существует несколько видов икарос — тех, что вызывают видения («мареасьон») и открывают ум всему, что суждено постичь в церемонии. Икаро духов растений, которые исцеляют участников ритуала. Икаро духов животных — наших защитников и икаро камней и минералов. Икарос непритязательные по звучанию и сильно напоминают детские потешки, но это впечатление обманчиво, ибо они считаются звуками Вселенной, вибрациями планет, звёзд, комет и чёрных дыр. Всё в мире, считают шаманы-курандерос, создаётся музыкой, вибрацией и звуками. Икаро — это не просто пение, но одновременно и призыв духов, и мантра, и молитва, заговор и даже древнейшая система управления дыханием. Когда шаман поёт, он создаёт специальные вибрации звука, а те исцеляют человека. Песня — это проводник с собственной энергией, которой управляет шаман. Звучит не слишком правдоподобно, но в каждый момент церемонии шаман видит и знает, что происходит с каждым участником, и направляет его песней на путь. Шаман отправляется в путешествие вместе с остальными участниками церемонии, но никогда не пускает процесс на самотёк. Если кому-то становится тяжело или страшно, он всегда приходит на помощь. Это открытие стало для меня одним из самых удивительных тогда. С тех пор я часто слушаю икарос, к счастью, это не запрещено.

Впрочем, тогда я этого ещё не понимала. Сидит шаман, поёт какие-то дурацкие песенки — вот что видела я. Меня стало мутить. Людей вокруг рвало. Буквально. От этих звуков к горлу подступила тошнота. Тогда она меня напугала, теперь же я понимаю, что это — лишь часть процесса. Механизм простой: когда в процессе церемонии натыкаешься на внутреннюю «грязь», начинает рвать — так происходит одновременно физическое и психическое очищение, вот для чего рядом с матрасами ставят тазики. Впрочем, некоторых не рвёт вообще — тут всё зависит от процесса, причём иногда это связано с сильной защитой. Если страхов много, они не пропускают в бессознательное. К моим страхам примешивались тревога и раздражение. Я не находила себе места, происходящее в тот момент казалось глупостью и ерундой. Злилась, очень старалась сдерживать тошноту. Скрючивалась — тогда не было «вертолётов». Когда отпускала контроль, впадала в забытье и «ловила» видения. В них огромный медведь превращался в красивого индейца, с которым я занималась любовью. Секс был невероятным и чувственным, я подумала: «А можно мне вот точно так же, только в реальной жизни, такие мужчины бывают?» — «Отправляйся на поиски медведя»

Конец ознакомительного фрагмента.