К мечте прыжок за прыжком

Нейтан Чен (2022)

В три года Нейтан Чен, мальчик из небогатой семьи китайских эмигрантов, сделал первые судьбоносные шаги на льду. В 2022 году он поднялся на первую ступень олимпийского пьедестала. Так звучит начало типичной истории успеха. Однако, не стоит делать поспешных выводов. Мама Нейтана пожертвовала многим ради того, чтобы сын мог серьезно заниматься фигурным катанием, его преследовали тяжелые травмы, он соревновался через боль, сталкивался с проблемами роста, наконец, он с треском провалил Олимпийские игры 2018 года… Неизвестными деталями своей карьеры Нейтан Чен делится в этой книге, пожалуй, одной из самых искренних и откровенных, из написанных о спорте. Поэтапно Нейтан прошел путь от бескомпромиссной веры в прыжки и физическую подготовку, усвоил необходимость хореографии, научился поддерживать психологическое здоровье. Ему было непросто строить отношения с гиперконтролируюшей мамой, а по совместительству персональным тренером и менеджером, он не сразу научился понимать Рафаэля Арутюняна и Марину Зуеву. Ему было невероятно тяжело выдержать давление на крупных турнирах, когда все внимание прессы приковано к тебе, а ты пытаешься справиться со страхом подвести команду и страну. Нейтан справился, нашел баланс в спорте и в жизни и шаг за шагом, прыжок за прыжком пришел к своей мечте. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 1

Как все началось

千里之行始于足下

Путь в тысячу ли^[3] начинается с первого шага

Первые шаги на льду я сделал, когда мне было три года. Видимо, мне настолько это понравилось, что мама записала меня учиться кататься на коньках в «Штайнер». Это огромное сооружение для всех видов спорта: там и бассейны, и тренажерный зал и два катка. Один по размерам соответствует требованиям Олимпиады, другой — НХЛ. Мои старшие сестры катались там на коньках, а братья играли в хоккей. Плюс сам «Штайнер» был всего в паре-тройке километров от дома, поэтому было вполне естественно, что мама меня туда отвела. Сначала я наблюдал за братьями и сестрами, а потом вышел на лед сам.

Я младший из пяти детей. Элис на 10 лет старше меня. Колин — на три года. Между ними — Дженис и Тони. Когда все они пошли в школу, я стал проводить много времени с мамой. Без них мне было довольно одиноко, так что мама очень старалась всячески меня занимать. Иногда мы ходили в библиотеку, а иногда (такой вариант предложил кто-то из ее друзей) — в супермаркет Costco, где я мог бегать по большим торговым рядам и разглядывать продукты.

Папа тогда учился в Университете Юты в Солт-Лейк-Сити, получал докторскую степень в области фармацевтики и фармацевтической химии. Некоторое время мы жили в общежитии. Семье из семи человек было там тесновато. Сестры заняли одну комнату, а мы, мальчишки, были с родителями в другой. Братья спали на двухъярусной кровати, а я — в детской кроватке.

Маме было непросто совладать с пятью маленькими детьми, так что сестрам приходилось быть няньками, когда я был совсем крохой. Вскоре после моего рождения мы переехали в отдельный дом, но ему требовался серьезный ремонт, поэтому братья и сестры подключились к уборке и покраске, чтобы там можно было поселиться. Я же был слишком маленьким и мог лишь лежа наблюдать за их работой.

Родители всегда наставляли: главное — обучение и образование. Они старались, чтобы у всех нас была возможность учиться не только в школе, но и через хобби. Эти ценности им привили их родители в Китае, где образование считается обязательным первым шагом на пути к успеху в любой области. Нас всех зачислили на программу расширенного обучения для одаренных учеников (extended learning program, ELP), где получаешь образование с детсадовского до среднего школьного. Потом братья и сестры поступили на программу международного бакалавриата в West High School — старейшую в Юте государственную среднюю школу. Сейчас они поражаются, как родителям удалось столько всего нам дать. Мы катались на коньках, танцевали, играли на разных музыкальных инструментах и в хоккей, занимались гимнастикой. А такое непросто провернуть, когда у вас пять детей, а с финансами часто бывает туго.

Мама особенно хотела, чтобы мы использовали любую возможность учиться. Ее отец твердил, что успех приходит, когда перемножаешь талант, упорный труд и возможности.

Талант — врожденный фактор, усердие — фактор, который можно контролировать, а возможность — фактор, который нужно распознавать и ловить. На талант особо повлиять нельзя, а вот остальное зависит уже от человека.

И поскольку это уравнение на умножение, действует правило: если в какой-то из частей ноль, то в результате тоже получится ноль.

Мама никогда не забывала об этой формуле и придерживалась такой философии в нашем воспитании. Из-за этого наши дни были очень загруженными, зато каждый из нас сумел освоить множество новых навыков, которые пригождаются по сей день.

У обоих родителей был интересный путь в США. Папа родился на юге Китая в провинции Гуанси. Это на границе с Вьетнамом и недалеко от Южно-Китайского моря. Гуанси, как и большинство мест в этой части страны, славится красотой природы. Особенно пещерами, реками и уникальными горными образованиями из известняка, гипса и доломита. Это все растворимые породы, то есть вода размывает их и создает впечатляющие пещеры со сталактитами и сталагмитами, которыми известен этот регион. В 2014 году, когда Колин окончил школу, папа повез его туда, чтобы показать родной город, те самые пещеры в Гуйлине и прекрасную реку Ли. Надеюсь, что и мне однажды доведется все это увидеть.

Бабушка вырастила папу одна. Она развелась с дедом еще до рождения ребенка. Вряд ли папа вообще хоть раз видел отца. Он даже взял фамилию своей матери — Чен.

По ее наставлению папа сосредоточился на получении образования — наилучшего из возможных для себя. Сначала он получил диплом в Медицинском университете Гуанси — одном из старейших медвузов Китая. Потом он поехал на северо-восток, в Пекин, учиться в магистратуре в Академии военно-медицинских наук. Ее он тоже окончил. У профессора, с которым он там сотрудничал, была исследовательская лаборатория не только в Пекине, но и в дополнительном кампусе в Тяньцзине — это в полутора часах езды на юго-восток. Время от времени папа работал там.

Мама родилась в Пекине, но позже перебралась с семьей в Тяньцзинь. Ее отец был профессором и ученым-исследователем в том самом филиале. Там родители и познакомились.

Дедушка по маминой линии получил медицинское образование в Мукденском медицинском колледже в Шэньяне — это на северо-востоке Китая. Изначально он и не думал становиться врачом. У его семьи был небольшой швейный бизнес. Они делали меховые перчатки и шапки. Потом прабабушка захотела расширить предприятие и отправила моего деда в Японию учиться. Он мало рассказывал об этом периоде, поэтому мы до сих пор не можем точно сказать, был он в Осаке или в Токио. Зато известно, что тогда разразилась Вторая японо-китайская война^[4]. Увидев ее страшные последствия, дедушка решил учиться лечить людей.

Бабушка по маминой линии тоже была врачом. Она получила медицинское образование в Шанхае. Как раз там она познакомилась с дедушкой — они работали в одной больнице. Бабушка была врачом общей практики. Мама вспоминала, как она лечила пациентов со всевозможными заболеваниями и при необходимости даже делала небольшие операции.

В средней школе маме нужно было выбрать, какой иностранный язык учить: английский или японский. Ее отец, после проживания в стране свободно говоривший по-японски, настоял на японском. Его впечатлила Япония, и он считал, что изучение языка поможет маме впоследствии получить там послевузовское образование.

Родители были сосредоточены на учебе, но про физическое развитие тоже не забывали, так что любовью к спорту я определенно обязан им. В университете папа участвовал в соревнованиях по прыжкам в высоту. По его рассказам, он был любимчиком публики, хотя часто оказывался самым низким среди спортсменов. А мама здорово научилась плавать. Но ее отец считал, что стабильной карьеры из этого не получится, и видел в плавании лишь способ поддерживать физическую активность. Мама интересовалась дизайном одежды и после получения диплома стала преподавать технологию текстильного производства в Тяньцзине. В Китае тогда действовала специальная программа: пятьдесят учителей отправляли в Японию для получения ученых степеней в области образования. Мама по предложению дедушки подала заявку, сдала сложный экзамен и прошла.

Теперь ей предстояло провести год в Японии. Вот только к тому времени они с отцом уже были женаты, а папу зачислили в Университет Южного Иллинойса в США. И он подумывал переехать в Америку вместе с мамой. Ей идея понравилась, хотя она вообще не говорила по-английски. Мама считала, что в США будет больше возможностей для учебы и роста, поскольку в Японии действовали более строгие ограничения в отношении студенческих виз.

В то же время она не хотела разочаровать своего отца и применила свойственную ей логику. Перед поездкой в Японию надо было еще пройти трехмесячное обучение. Мама сказала родителям, что в этот период подаст заявление на визу в США. Одобрят — полетит с мужем в Америку, нет — отправится в Японию. Вскоре ей дали визу — и все было решено. Папа прибыл в США в январе 1988 года, мама — в декабре.

Им было нелегко. Маме пришлось отказаться от мечты учиться дизайну одежды, а папа зарабатывал мало, поскольку был студентом. Потом в семье случилось пополнение — и с финансами стало совсем туго. Денег на курсы английского не осталось, поэтому мама решила учить язык самостоятельно.

В детстве сестры говорили с родителями на китайском (сохранились видео), а с поступлением в школу переключились на английский. Поскольку Элис и Дженис стали общаться друг с другом на английском, мама начала лучше его понимать. По ее словам, так осваивать язык было несложно, ведь дети используют простые слова. Мама училась вместе с дочерьми по детским образовательным передачам. Она настаивала, чтобы дома мы все говорили по-английски, потому что это ей помогало.

Когда моему старшему брату Тони было около пяти лет, мама записала всех на субботние уроки китайского в местной китайской церкви, чтобы мы не разучились на нем общаться. Но потом Тони стал участвовать в шахматных турнирах, которые совпадали с уроками по времени. И занятия китайским в итоге пропускал не только он, потому что вся семья ездила с ним на соревнования. Элис и Дженис тоже начали играть в шахматы, и мама поняла, что без уроков китайского можно обойтись. Мы до сих пор немного понимаем устную речь, поскольку родители между собой общаются на китайском, а с нами — на смеси китайского и английского. Когда Дженис было 11, а Тони — восемь, родители отправили их в Пекин в летний шахматный лагерь вместе со сборной Китая. Задумка была в том, чтобы они развили не только игровые, но и языковые навыки, а также поближе познакомились с китайской культурой. Всего через несколько дней Дженис и Тони уже общались с другими шахматистами и тренерами.

Мама также уловила, что мы хотим быть как можно более похожими на других детей, и речи это тоже касалось. Когда сестры начали говорить дома на английском, мама почувствовала, что они не хотят отличаться от одноклассников. Это вечная проблема детей в семьях иммигрантов: поиск правильного баланса между ассимиляцией и сохранением идентичности или ценностей, исходящих из уникального культурного наследия. Элис признается: сегодня ей кажется, что она тогда слишком быстро отказалась от китайской культуры в пользу американских ценностей. Ее примеру потом последовали все остальные.

Но я думаю, что мы бы все равно выбрали тот же самый путь, если бы перенеслись в прошлое. Родители поддерживали наши решения. Они совсем не хотели, чтобы мы ощущали себя белыми воронами, и считали, что надо вписаться в общество, чтобы добиваться успеха.

Я младший в семье, а потому не помню о тех временах столько, сколько братья и сестры. А вот сестры запомнили, что мама с папой ссорились из-за денег. Тем не менее обеспечить нам возможность заниматься любимыми делами оставалось для родителей вопросом первостепенным. Тони оказался талантливым шахматистом, особенно для своего возраста, поэтому они делали все, чтобы он и дальше мог ездить на турниры. Родителям приходилось искать способы финансово поддерживать наши увлечения. Помогало то, что папа учился в Университете Юты. Благодаря этому мы могли пользоваться всевозможными программами и стипендиями, позволявшими брать уроки музыки и танцев. Элис, Дженис и я ходили на занятия современными танцами в Детском танцевальном театре, который был частью университета, а Колин посещал кружки инженерии и химии. После получения ученой степени папа стал первым сотрудником биотехнологического стартапа Salus Therapeutics. Он был основан в 1999 году папиным научным руководителем профессором Дуэйном Раффнером. Компанию построили вокруг новой технологии в области антисмысловых РНК, которую папа представил в диссертации об анти-ВИЧ-агентах. Через четыре года стартап Salus был продан другой фармацевтической компании и стал ее научно-исследовательским подразделением. Но в первый же год этой фирме пришлось сократить почти весь штат, включая папу. Это случилось после того, как пару ее препаратов-кандидатов^[5] не одобрило Управление по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств.

Для нашей семьи наступили тяжелые времена, но я не осознавал, насколько, ведь я был совсем маленьким. Когда я учился в начальной школе, мои занятия фигурным катанием прерывались на несколько месяцев, потому что мы не могли их себе позволить. В этот период я занимался с мамой.

Моя карьера не сложилась бы без помощи щедрых спонсоров и анонимных доброжелателей. Без них я бы не смог продолжать кататься, особенно в те трудные времена. Летом 2007 года папа узнал о Фонде Майкла Вайсса, который поддерживает стипендиями юных фигуристов, и послал туда электронное письмо о моих первых успехах в фигурном катании. Сам Майкл был фантастическим американским фигуристом. Он участвовал в двух Олимпиадах и выиграл две медали на чемпионатах мира в конце 1990-х. Еще до завершения карьеры он создал фонд для финансовой поддержки начинающих фигуристов. Майкл, к удивлению папы, ответил. Он написал, что фонд принимает заявки только в определенное время, но добавил, что я, судя по рассказу отца, «особенный молодой человек». Вскоре после этого он прислал папе 200 долларов на спортивные расходы.

И это было только начало. За следующие 10 лет я получил от его фонда 75 000 долларов в виде стипендий. Без этих денег я бы вряд ли смог дальше кататься. Щедрость Майкла спасла мою карьеру. Это восхитительный пример того, как можно отплатить спорту, который тебе многое дал. Его фонд помог многим спортсменам, в том числе ведущим. Например, Адаму Риппону, Эшли Вагнер и Мирай Нагасу. Все они стали чемпионами США.

Выручали меня и многие другие люди, за что я им бесконечно признателен. Это тренеры, которые никогда не брали с меня полную оплату занятий и вообще бессчетное количество часов провели со мной бесплатно. Это производители коньков и лезвий (Harlick, WIFA, Jackson Ultima и John Wilson), дарившие продукцию. Наконец, это многие мастера по заточке коньков, помогавшие оперативно и безвозмездно.

Мама придумала, где взять деньги на оплату моих занятий фигурным катанием. Она выучила медицинскую терминологию по папиному китайско-английскому словарю, записалась на курсы и стала работать переводчицей в местных больницах. Там она помогала пациентам, говорящим по-китайски, общаться с врачами. Вот только работа была нестабильной (по вызову), поэтому мама подрабатывала в разных местах, пока я был в школе, чтобы удерживать семью на плаву. Какое-то время она даже занималась уборкой домов — такой вариант ей подкинула подруга.

Только сейчас я начинаю осознавать и по-настоящему ценить жертвы, на которые маме пришлось пойти именно ради меня. Фигурное катание — дорогой вид спорта, но она никогда не позволяла мне почувствовать, что мои занятия семье не по карману. Она всегда выкручивалась и находила деньги на мое увлечение.

Как подобает младшему ребенку, я повторял за братьями и сестрами: чем занимались они, тем и я. Возможно, поэтому я рос даже более активным и бесстрашным, чем они. Мы с сестрами стали учиться играть на фортепиано, так что дома появился инструмент. Иногда мама использовала его в воспитательных целях. Когда мы поступали нехорошо или делали что-то опасное, она ставила нас на пианино и объясняла, почему не надо носиться, кричать или трогать то, чего касаться не положено. А когда ты совсем маленький, стоять на пианино страшно! Мама же понимала, что оно не настолько высокое, чтобы мы травмировались при падении (плюс она на всякий случай стояла рядом и приглядывала). Но она считала, что мы, находясь на такой высоте, хорошенько запомним, что поступили неправильно, и больше так делать не будем.

Когда же я сам провинился и оказался на пианино, то просто с него спрыгнул. Мама была в шоке: она не могла поверить, насколько легко моему тельцу покорился такой огромный прыжок. Я рассмеялся и сказал, что хочу снова залезть и спрыгнуть. Мама не знала, что делать, потому что наказание явно не сработало.

Мы с сестрами много играли на этом пианино, а вот братья за него вообще не садились. Колин предпочел виолончель, а Тони в старшей школе — барабаны и трубу. Наблюдая за игрой сестер, я, видимо, тоже захотел научиться. Когда мне было полтора года, родители привели нас в магазин Toys R Us и предложили выбрать любую игрушку в качестве подарка на Рождество. Я положил глаз на набор мини-версий мячей для разных видов спорта. А еще мне приглянулось игрушечное пианино. Оно настолько меня зацепило, что я надолго застрял в том отделе. Мама уговаривала пойти за братьями и сестрами посмотреть что-нибудь еще, но я отказывался двигаться с места. Мне купили это пианино, и я играл часами (хотя уверен, что это была сплошная какофония).

Еще одним регулярным занятием стали походы в «Штайнер». Там я смотрел, как братья и сестры катаются на коньках. Я был совсем маленьким, когда впервые вышел на лед, поэтому о катании речи еще не шло. Я в основном просто стоял на месте и пытался привыкнуть к новому ощущению, но мне определенно понравилось, потому что я остался на льду, когда всем велели освободить каток. Сотрудник стал деликатно уводить меня, чтобы мог выехать комбайн, и тут я заревел, поскольку не хотел уходить. Маме наверняка было стыдно за мою истерику. Но мне просто хотелось оставаться на льду как можно дольше.

Может, именно из-за того, что я так рано встал на коньки, я всегда любил кататься.

Я наслаждался ощущением силы, которое дарило скольжение по свежезалитому льду.

Я хотел играть в хоккей, как братья, но был еще маленьким. Мама боялась, что из-за закругления лезвий на хоккейных коньках я буду заваливаться на спину, поэтому она заказала мне в интернет-магазине фигурные коньки. Есть фотографии, где я в этих коньках. И да, они белые. Из-за этого многие думали, что я донашиваю их за сестрами. Но дело в том, что белые коньки были дешевле черных, а мама тогда вообще ничего не знала о фигурном катании и думала, что цвет не имеет значения. Она была права. Эти коньки стали моими проводниками в карьеру, где я испытал и величайшую радость, и глубочайшее разочарование. Фигурное катание сформировало меня, научило превращать неудачи в успехи. Я все еще учусь, но основу моего развития определенно заложил любимый вид спорта. У родителей где-то до сих пор лежат те самые коньки, и я рад, что они сохранились.

Братья и сестры шли в школу, а мы с мамой — на массовые катания, которые начинались в девять утра. Поскольку большинство детей в это время сидели на уроках, на катке было довольно свободно. Но кататься по кругу мне быстро наскучило, и мама решила, что на групповых занятиях мне будет интереснее. В сентябре 2002 года она записала меня в кружок Learn to Skate USA, организованный Ассоциацией фигурного катания США. Начальный уровень назывался Snowplow Sam, то есть «Сэм-снегоуборщик» (первым делом начинающие фигуристы учатся тормозить, ставя лезвия коньков в виде буквы V, отсюда и аналогия со снегоуборочным плугом такой же формы). Все, чему я учился в группе, мама потом помогала отрабатывать на массовых катаниях.

С этого и началось участие мамы в моем спортивном становлении. Она сразу же полностью посвятила себя ему и была твердо убеждена: в остальные дни я должен самостоятельно оттачивать элементы, которые изучал с тренером, иначе на следующем групповом занятии придется тратить время на повторение. К тому же с деньгами у нашей семьи было очень туго, так что мама хотела, чтобы мы извлекали из любых уроков максимум.

Она привила мне стремление усердно трудиться и доводить навыки до идеала. Это она научила меня соблюдать дисциплину и ни в коем случае не сдаваться, как бы ни было тяжело. Пока я катался, она не отдыхала в буфете, а сидела у бортика и внимательно следила за всем, что я делаю. Так было и на групповых занятиях, и во время индивидуальных уроков с тренером. Каждый день она приводила меня на массовые катания, чтобы я отрабатывал изученное. И была уверена: так должен поступать любой родитель, чем бы его ребенок ни занимался (спортом, музыкой или чем-то еще).

Но я не воспринимал это как работу, потому что мама делала процесс веселым и интересным. За освоение новых элементов она награждала меня любимой сладостью — красной жевательной мармеладкой в виде рыбки.

Усилия окупались, я быстро овладевал новыми навыками. Стефани Гросскап, у которой я тогда занимался, заметила мой прогресс на групповых занятиях и предложила маме брать частные уроки раз в неделю. Стефани стала моим первым тренером. Благодаря ей я влюбился в фигурное катание. Она научила меня основам: как скользить, как отталкиваться ребром. И я получал колоссальное удовольствие от того, что катаюсь все быстрее и быстрее. Стефани дала мне отличную базу. Есть наше совместное фото с моих первых соревнований. Я там выступал в синем костюмчике с жилеткой, красном галстучке и тех самых белых коньках. Программа состояла из простейших элементов: торможения «плугом», нескольких шагов и «козлика» (это такая подпрыжка без поворота). Но главное, что я выиграл!

Я не уставал находиться на льду. Через несколько лет я взял пример со старших братьев и начал заодно играть в хоккей. Мама инициативу одобрила: раз это командный вид спорта, я проводил бы больше времени со сверстниками. А еще она считала, что хоккей поможет укрепить ноги. Чтобы преуспеть в хоккее, нужно было освоить стратегию и быстро принимать игровые решения. Но для начала мне надо было просто удержаться на ногах. Подтвердились мамины опасения: я поскользнулся и плюхнулся на спину, как только вышел на лед в хоккейных коньках. Маме это показалось настолько забавным, что она до сих пор смеется, когда это вспоминает. После трех падений я наконец поймал равновесие. Потом я несколько лет с радостью совмещал фигурное катание с хоккеем, перебираясь с одного катка в «Штайнере» на другой, и со временем приноровился легко менять коньки.

Я быстро обретал новые навыки, потому что у меня хорошо получается копировать действия других. Но помогало и бесстрашие. Если Стефани просила попробовать что-то новое, я не раздумывал так долго, чтобы начать бояться или сомневаться в своих силах. Просто пробовал.

Падал — поднимался, снова падал — снова поднимался. Неудачи меня сильно злили, я много плакал на льду. Но продолжал пытаться, несмотря на огорчение.

Помню, что другие дети отчаивались, если падали или никак не могли выполнить новый элемент. Их тренер сердился, показывал на меня и в шутку говорил: «Посмотрите на Нейтана. Он тоже плачет, но хотя бы катается дальше!»

Маме, конечно, тоже спасибо за то, что придумывала правильные стимулы. Как-то раз мы увидели, как другие дети делают «пончик». Это такое вращение, при котором ты выгибаешь спину, сгибаешь свободную ногу, параллельную льду, и противоположной рукой хватаешься за лезвие конька за головой — получается колечко, напоминающее пончик. Мама сказала: «Как здорово! Давай попробуем? Если сделаешь с первого раза, куплю тебе пончик». На следующих массовых катаниях я справился с первой попытки, и маме пришлось сдержать слово.

Чтобы развить мой дух соперничества и сделать многократные повторения элементов менее скучными, мама придумала игру «Супергерои против злодеев». Правая рука отвечала за добро, левая — за зло. Если я выполнял элемент правильно, мама загибала палец на правой руке, то есть очко набирал супергерой. Если ошибался — очко получал злодей. Я должен был сделать так, чтобы мама согнула все пальцы на правой руке раньше. Я очень расстраивался, когда побеждал злодей. Тогда мама говорила, что единственный способ помочь супергерою одержать верх — выиграть следующие два раунда «битвы». Я продолжал сражаться и как-то раз даже дошел до 27 повторений. Мама всегда играла со мной в такие игры, чтобы я не заскучал от катания по кругу или бесконечного бездумного повторения одних и тех же элементов.

Мой соревновательный дух укреплялся еще и благодаря тому, что у меня столько старших братьев и сестер. В силу возраста они делали все лучше, но это не останавливало меня от попыток их превзойти. Доходило до того, что Колин вообще отказывался со мной играть, потому что я всегда хотел побеждать и закатывал истерики, если победить не удавалось.

Через несколько лет катания на коньках я участвовал в Зимних играх штата Юта. Это фестиваль с соревнованиями по конькобежному спорту, фигурному катанию и хоккею. Я выступал под песенку «Три слепых мышонка». На мне были серый костюмчик, черный жилет и красная бабочка — все это мама сделала сама. У меня был один-единственный конкурент, и я ему проиграл, зато получил специальную награду от судей. Дома братья спросили, как все прошло. Я ответил, что занял второе место.

Тони сказал: «Нет, ты занял последнее место». Я ужасно разозлился, принялся плакать и кричать, что это неправда.

Я спросил у мамы, прав ли Тони. Она ответила:

«Можно сказать как угодно. Второй и последний — одно и то же».

Да уж, так себе утешение. Слова Тони продолжали меня раздражать и тем самым подстегивать. Брат уверяет, что вообще ничего такого не помнит, но признает, что звучит вполне в его духе.

Сестры же были не настолько суровыми. На самом деле это они зажгли во мне столь ранний интерес к танцам и музыке. Элис и Дженис обожали балет. Когда я был маленьким, они учили меня танцевать и даже ставили целые номера, а я исполнял их для воображаемой аудитории. Я в целом всегда легко соглашался на все, что не касалось соревнований, и никогда не жаловался — а вот братья отказывались делать все, что сестры от них хотели.

Сестры шутят, что их главное достижение случилось еще до того, как я начал кататься на коньках. Дело было на зимней Олимпиаде-2002 в Солт-Лейк-Сити. Чисто технически они выступили на Олимпийских играх раньше меня, потому что тогда участвовали в церемониях открытия и закрытия как «огоньки». История их кастинга на эту роль — еще один пример того, на что были готовы пойти наши родители, чтобы мы получали уникальные возможности вроде этой. Вечером Тони, Элис, Дженис и Колин участвовали в шахматном турнире в Лас-Вегасе, так что наша семья ехала всю ночь, чтобы успеть привезти Элис и Дженис на прослушивания в Солт-Лейк-Сити. Все получилось, они прошли отбор. Но потом мы — в лучших традициях семьи Чен — рванули обратно в Лас-Вегас, потому что шахматный турнир шел несколько дней.

«Огоньки» символизировали девиз тех Олимпийских игр: «Зажги огонь внутри». Задумка шоу была в том, что ребенок, заблудившийся из-за снежной бури, сумел найти дорогу благодаря фонарю и внутренней силе, побеждающей страхи. И он поделился этим огнем с сотнями других детей, среди которых были мои сестры. Все дети были в белых меховых пальто, шапках, шарфах и перчатках, каждый держал фонарь. Естественно, потом сестры нарядили меня во все это и вот так отправили на массовые катания. По всей видимости, я выглядел, как маленький йети, но, к счастью, совсем этого не помню.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Ли — китайская единица измерения расстояния, в древности — 300 или 360 шагов, стандартизированное метрическое значение — 500 метров. В китайских идиомах «тысяча ли» — «очень долгий путь». — Прим. ред.

4

Японо-китайская война 1937–1945 годов завершилась 9 сентября, спустя неделю после окончания Второй мировой (подписания капитуляции Японии). — Прим. изд.

5

Препарат-кандидат — соединение, которое соответствует критериям эффективности и безопасности для применения в клинических исследованиях с участием людей. — Прим. ред.