Когда листья желтеют

Наталья Томасе, 2022

Дети выросли, покинули родное гнездо и оказалось, что ее с мужем ничего больше не связывает. Пустота в душе, неудовлетворенность. Постепенно приходит понимание, что надо что-то менять. Остаться с мужем, попытаться вернуть чувства или развод? Возможно ли начать новую жизнь, когда тебе полвека? Возраст – это только цифра. Даже когда пришла ваша осень, есть место очарованию, нежности, доверию и близости. Осень жизни – это не старость, как принято считать. Осень жизни- это, с одной стороны, зрелость и жизненный опыт, а с другой, еще достаточно энергии и сил осуществить свои мечты и желания.

Пролог

… наши дни

— Ну вот и все, — пронеслось в голове Анны, — и она поправила витиевато уложенные на затылке волосы цвета бургундского вина.

Она на высоких каблуках, в черном элегантном платье, открывающем ее стройные красивые ноги, стояла рядом с гробом и отрешенным взглядом смотрела на покойного. Не было ни жалости, ни сожаления. То ли траурная музыка без слов отвлекала от навязчивых мыслей об утрате, то ли все прежние чувства сгорели в горниле страхов и переживаний. Было только чувство свободы, которое все больше и больше распирало ее. Анна поймала себя на мысли, что так, наверное, чувствовал себя гладиатор — рудиарий, получивший деревянный меч, как символ своей свободы.

— Покой, Господи, душу усопшего раба Твоего Михаила, — слова священника вернули ее к реальности. Она услышала рыдания свекрови. Женщина пыталась подойти к гробу, но ватные ноги не держали ее, так, что мужу и старшему сыну пришлось подхватить ее под руки. Горе от потери сына сломило ее, от когда-то грозной и властной женщины не осталось и следа. Глядя на нее, Анна подняла голову выше, но тут же отмахнулась от назойливых мыслей о победе. Получалась какая-то пиррова победа.

Ее дети стояли рядом с гробом покойного.

Олег был копией отца, те же скулы, тот же прямой немного крупноватый нос, чувственный рот. Но по характеру сын был полной противоположностью своего прародителя: сильный, сдержанный в словах и эмоциях, трудолюбивый и целеустремленный. Анна знала, что на него всегда можно положиться, семья и особенно мать для него было святым.

Иринка тоже больше походила на отца, чем на мать. Как и отец она была с веселым характером, легко находила язык со множеством разноплановых людей. Будучи журналистом, она была темпераментная и неутомимая, жила активной и насыщенной жизнью.

— Ну вот и все, — прошептала Анна.

Пять лет прошло, как они развелись с мужем, пять лет копания в себе, пять лет, потраченных на «разборки полетов», пять лет страха перед неожиданными приходами Михаила, пять лет на поиски дороги обратно к себе: от женщины ощущающей себя беззащитной и беспомощной, живущей в постоянном стрессе, раздавленной как личность, боящейся сказать неверное слово к уверенной, испытывающей удовлетворение от своей жизни, к женщине не погрязшей в омуте повседневных проблем, не злящейся на жизненные испытания и уж точно не обвиняющей других в своих поступках, к женщине, по факту не ошибающейся, потому что в ее мире больше не было ошибок, только уроки.

Пять лет… Кармический узел был разрублен смертью. Траурная, скорбная мелодия погружала женщину в воспоминания о ее жизни, о покойном…

Она

30 лет назад

Утренние лучи майского солнца наполняли все вокруг живым светом. Они играли бликами на молодой и густой траве. Утренняя роса еще не успела сойти с травинок, и ее капли сверкали и переливались в лучах восходящего солнца. Молодая стройная девушка подошла к киоску, купила газету-анонс фильмов в кинотеатрах города и на медленном ходу, уткнувшись в газету, пошла по направлению своей школы.

Воздух был наполнен легким запахом душистой сирени, к нему примешался запах свежей буйной зелени и бодрящего ветра. Она вдохнула полной грудью свежий майский аромат и вдруг в носу неприятно защекотало от табачного дыма. Она резко обернулась, дергая носом.

…Его звали Михаил Бекетов. Он был классический харизматик с яркой и броской внешностью. Черты лица были немного крупноваты и выразительны: не очень высокий, но достаточно выпуклый лоб, который он любил хмурить под влиянием гнева или раздражения. Нос немного широкий, густые брови, которые он часто сводил, образуя вертикальную морщинку, говорящую об упрямстве и неуступчивости. Серо-голубые глаза были округлой формы, но не очень большие, глубоко посаженные, взгляд прямой и дерзкий. Рот большой, с очень четким очертанием губ, заметные носогубные складки, придавали лицу жесткое и несколько агрессивное выражение.

Он был высокого роста, худым и поджарым, но это не делало его каким-то щуплым и тщедушным, мускулатура его тела была хорошо развита, широкие плечи и узкие бедра выдавали в нем хорошего пловца.

— Привет Ань, — по-свойски поздоровался он, — я потом возьму газету, если ты не против.

Они знали друг друга несколько лет, как приятели, живущие на одном районе, как однокашники из школы. Михаил нравился всем, и Анна была не исключением, он не мог не нравиться, умный, компанейский, веселый, он всегда был душой компании, был хорошим другом, готовым прийти на помощь в любую минуту.

— Бери, в принципе я уже посмотрела, — как-то неуверенно предложила девушка и сама удивилась своей какой-то растерянности.

— Зайду к тебе после школы, возьму.

Анну не смутило то, что Михаил никогда не был у нее, не возник вопрос, откуда он знает ее адрес. Но она вдруг почувствовала щекотание в животе, вызывающее теплый поток крови по всему организму.

Она стояла, глупо улыбаясь, и в первые в жизни, не знала, что сказать.

Вокруг него всегда вертелись яркие, активные, страстные девушки, эдакие горячие «телочки» с перцем под стать ему.

Анна была совершенно не такая. Ей был не свойственен выпендреж и показушность ради произведения сиюминутного впечатления. Она отличалась скромностью и не любила быть на виду, не стремилась быть лидером, но ее высокий интеллект, острый ум, ответственность и надежность делали ее железобетонной опора для других, тем самым непроизвольно выдвигая ее на первые позиции.

Она не ждала Михаила, думая, что повод слишком грошовый для визита, эту газетенку можно было купить в любом месте; но он пришел. Она сварила кофе, сделала бутерброды. Он рассказывал о своих планах, о своих взглядах на жизнь, интересовался ее. На прощанье он спросил разрешение зайти как-нибудь еще раз.

Вечером перед сном Анна вдруг осознала, что жизнь уже не будет прежней и она испытывала от этого счастье, испытывала его каждой клеткой своего тела, она строила какие-то планы.

Но Михаил заходил к ней редко, он не смотрел на нее как на девушку, особь женского пола. Она была для него как друг, эдакая тихая гавань, где можно отдохнуть от его слишком активной жизни. Он приходил, когда пресыщался пустыми, но яркими «погремушками», и ему хотелось интеллектуальных бесед и тонкого юмора, хотелось выговориться.

Но все изменилось в одно мгновение, когда он увидел ее на танцполе в клубе.

Звучал жизнерадостный мотив Ламбады, так популярный в то время. Пары танцевали с кой-то пошлостью и развязностью в движениях. Вдруг люди стал расступаться, освобождая место для кого-то из танцующих. Это была Анна и парень из одной из танцевальных школ города. Их танец был своеобразный микс из клубной латины. Движения, сопровождающиеся активной работой бедер, были наполнены флиртом и страстью, выразительная ритмика и изысканный шарм кокетливых движений воплощал настоящую грациозность и страстность. Партнеры смотрели друг на друга такими бесстыжими, томными и лукавыми глазами, что казалось, между ними действительно существуют романтические отношения.

Михаил смотрел на нее и у него возникло какое-то странное чувство, одновременно гордости и ревности. В этот момент Анна показалось ему такой «его», и это совершенно нетипичное для нее привлечение к себе внимания, поразило его. Ему было приятно, что люди аплодируют ей и ему вдруг ужасно захотелось быть на месте этого «латино-дансера» из школы танцев. А у Анны и не было желания привлекать к себе внимание, она просто танцевала со всей душой, как, впрочем, и делала все. Она следовала своему девиз: «Если что-то делаешь — делай это хорошо. Не хочешь хорошо — не делай вообще».

У Анны был противоречивый характер, она была как та кошка, разрывающаяся между страхом и любопытством. С одной стороны, ей была свойственна осторожность, склонность все предвидеть и просчитывать, мыслить логически и предопределять развитие событий. С другой — она была любознательна, впечатлительна и таила в себе тот самый «омут», который никто и никогда не заподозрил бы в наличии «чертят». Сочетание в одном характере таких противоречивых качеств делало ее интересной, привлекательной и загадочной для окружающих. И многие молодые люди пытали разгадать эту тайну. Но Анна романы заводила с осторожностью, предварительно взвешивая все «за» и «против». Она считала влюбленность болезнью, которую разум просто обязан излечить. Но с чувствами к Михаилу, разум оказался бессилен, хоть и кричал, что они слишком разные.

А Михаил вдруг понял, что холодность Анны — это лишь ее маска, за которой она прячет впечатлительность, безудержную страсть и сексуальность. Он стал чаще приходить к ней «поболтать». Это не были романтические встречи под луной и прогулки по парку крепко держась за руки, это не были страстные поцелуи или даже легкий флирт, он все также просто приходил «сменить обстановку» и получал удовольствие от времени, проведенного с ней.

Но слишком практичная или приземленная Анна иногда казалась ему скучной, и он снова исчезал, чтобы через недели снова позвонить, пусть даже посреди ночи, или прийти без приглашения на чашечку кофе.

Анна не понимала какие между ними отношения, у нее постоянно крутился вопрос: «Какого черта Мишка не мычит — не телится?! Что это между нами? Как это называется?!» Она не чувствовала себя свободной, но и не считала себя открытой для других.

Однажды летнем вечером она сидела на балконе после изматывающей дневной жары. Солнце, наконец, клонилось к горизонту, смягчая свой яркий свет и удлиняя тени. Лёгкий теплый ветер шевелил зеленые листья. Опускаясь все ниже, солнце становилось оранжевым, а над линией горизонта небо приобретало нежно-розовый оттенок. Это было самое подходящее время для романтических встреч.

Раздался телефонный звонок, Анна никогда не ждала звонков Михаила, но где-то в глубине души всегда надеялась, что это он. Чуда не произошло.

— Анютка, — драматическим тенором протянул Гарик, — у тебя есть планы на вечер?

— Целоваться до упада под фонарями, — сексуально — бархатистым голосом ответила девушка.

— Хм, а я хотел пригласить тебя погулять, погода классная, — парень был явно озадачен.

— Так почему бы не совместить наши планы, — хихикнула она.

Анне визуально нравился Гарик, и она даже прощала парню его простоту.

«У нас нет ничего общего, так что лучше не начинать, чтоб не терять время», — как-то сказала она ему в первый вечер, когда он проводил ее после диско клуба.

Ответ парня решил его судьбу: «Анютка, — смотрел он на нее своими озорными раздевающими ореховыми глазами и улыбался обольстительной улыбкой, — как ничего общего? А Родина? Она же общая.»

Анна вдруг поняла, что Гарик зачем-то играет какую-то роль «дурочка», а за этой маской скрывается совсем другой человек, грамотный, воспитанный, с хорошим чувством юмора. Она позволила его чувственным соблазнительным губам поцеловать себя, и когда его юношеский мягкий пушок над губой приятно защекотал ее шею, она решила: «А почему бы и нет». И в тот момент она старалась не думать, что он был одним из приятелей Михаила. Страстные, жадные поцелуи Гарика, огонь в его глазах доказывали ей, что она может быть желанной, но настоящих чувств ни парень ни его поцелую не вызывали.

Они оба понимали, что не могут быть парой, что слишком по-разному они смотрят на мир, но их тянуло друг к другу. И по молчаливому согласию обоих они частенько встречались для романтических прогулок где-нибудь подальше от чужих глаз, чтоб не дать людям почву для разговоров…

Солнце долго, неторопливо проделывало свой путь к горизонту, туда, где должно скрыться от людских глаз на ночь. На улицах зажгли фонари, Анна и Гарик остановились под одним из них, и парень страстно притянул к себе девушку. Его томные глаза внимательно рассматривали ее лицо. Он собирался что-то сказать, но лишь жадно впился в ее манящие губы. Свет ярко освещал их фигуры, слившиеся в одно целое, делая их слепыми к тому, что происходит вокруг них.

— Вечер добрый, — остановившаяся фигура оставалась невидимой в тени, но они узнали этот спокойный холодный голос, принадлежащий Михаилу.

Гарик смотрел на друга глазами побитой собаки, Анна старалась быть спокойной, словно лед, но в душе бушевало пламя. Ей казалось, что она предала его, изменила ему, что он просто застукал ее с другим. — Мы вроде собирались к «Мамонту» на дачу, — он обратился к Гарри, не обращая внимание на Анну, — не понял, что изменилось?

И не дав ничего ответить приятелю, он обратился к Анне:

— Извини, Ань, нам надо успеть на последнюю электричку, а то, ты ж понимаешь, — он саркастически улыбнулся, — не хочется по шпалам. Мы посадим тебя на автобус, не волнуйся.

— Я в состоянии дойти до остановки, — сухо бросила она, и не сказав больше ни слова, стала удаляться в сторону заходящего солнца.

Приятели молча провожали ее глазами, и когда она скрылась за поворотом, Михаил, улыбаясь, повернулся к Гарику со словами:

— Извини старик, у меня нет больше желания ехать к «Мамонту», а есть только…, — он ударил левой. Резко, без замаха. Точно в челюсть.

Гарик схватился за ушибленное место и обезумевшими глазами смотрел на друга:

— «Бек», ты — псих! — закричал он, — ты сначала в себе разберись. Ты что думал, будешь шаркаться по кабакам с телками, а Аньку оставишь про запас, и она будет ждать тебя целочкой-невредимкой?

Глаза Михаила налились кровью, он бросился на обидчика забыв обо всём. Парни сцепились. Рухнули на землю, взметая тучу пыли. Покатились, дубася друг друга куда придётся.

6 лет назад

Большой шумный город и она шла по широким освещенным улицам с высоко поднятой головой. Мимо проносились машины, вокруг было множество людей, они все разные, у каждого свои интересы, свои проблемы, свои радости. Она — одна миллионная частичка этого города, но она уверен в себе, она не потеряна среди этого миллиона. Она знает свое место, знает, что хочет и улыбаясь, встречает каждый день. Она продолжает своей путь и не замечает, как, постепенно, огней становится все меньше, а дорога — уже. В конце концов, шоссе превращается в тропинку в непроходимом лесу. Вокруг полутьма, проблемы, страхи, постоянный стресс. Улыбка исчезла с ее губ. Ее окружение — это завистники, хапуги, рвачи, подхалимы и даже родители смотрят на нее, как на жертву.

И вот она стоит перед зеркалом, а на нее смотрит уставшая, без возрастная, бесформенная тёха… А где же та беззаботно-живущая девушка, которые свои проблемы решала так просто, словно щелкала орешки? Где же тот Шерлок с аналитическим умом? Где-то стремление бороться до конца, где тот «спанч боб», который впитывал в себя новые знания и новые веяния? И она увидела себя уже не на темной лесной просеке, она оказалась на перекрестке, с приходящим пониманием, что так жить нельзя, да и не хочется, по большому счету…

Странный сон, но такой правдивый. Утром, проснувшись, Анна объявила мужу о своем желании развестись с ним. Он, пожав плечами, ничего не ответил.

… На кафедре, как всегда, по утрам пахло кофе. Возле кофейного аппарата Анна увидела домашнюю выпечку.

— По какому случаю? — задала она вопрос обращаясь ко всем

— Я решил жениться, — выпалил массивный, толстый человек лет пятидесяти, поправляя пальцем очки.

— Боря, она на 25 лет моложе тебя! Она ровесница твоей дочери, — удивлению Анны не было придела, — и не говори, что ты безумно влюблен, в нашем возрасте это уже невозможно.

— Это кризис средних лет, — пропела белокурая лаборант Жанна на мотив «Люди гибнут за метал», не отрываясь от подпиливания ухоженных, длинных ногтей.

Обычно серьезное и даже несколько угрюмое лицо профессора Бориса Лишевского сегодня выглядело другим — детским, добрым, даже где-то простоватым, как бы оправдывающимся:

— Ну почему невозможно? Как сказал Пушкин: «Любви все возрасты покорны» и я действительно люблю Дашу.

— Ну помнится там было продолжение: «но юным, девственным сердцам её порывы благотворны», — парировала Жанна, — юным, Борюся, а не тем, у кого пенсия на горизонте.

— Хм, баланс в природе, — философски подметила Анна, руками приглаживая короткие как у мальчишки волосы, белоснежный цвет которых делал ее не сексапильной блондинкой, а какой-то невзрачной бело-серой мышью.

Несмотря на правильные, симметричные и изящные черты лица, утонченность и нежность, по-детски нижнюю пухлую губку, она производила впечатление сильной, смелой и нестандартной личности, и она могла бы выглядеть очень женственно если бы не ее предпочтения мужского стиля в одежде и низкие каблуки. Но была в ней какая-то таинственная искра, изюминка, притяжение, которые не объяснить словами, не пощупать, не взвесить, можно лишь почувствовать.

— А я решила развестись, — глубоко вздохнув, медленно, разделяя каждое слово, произнесла женщина.

Жанна, отбросив пилочку, подскочила с кресла, лицо Бориса снова стало серьезным, а старый доцент Изабелла Юрьевна, приоткрыв рот, рукой стала сдвигать очки к кончику носа, делая и без того большие глаза, огромными.

— Да, возможно, ты права Жан, кризис возраста или кризис отношений. Сидим на диване, уткнулись в"до хрена по диагонали"и молчим. Нет общих интересов, нет тем для разговоров, даже друзья у нас разные, — говорила Анна, уставившись в одну точку.

— Так живет большая часть планеты, — пыталась найти оправдание ситуации Жанна, — куда денешься с подводной лодки?

— Вы шо с мозгами поссорились, ляля моя? — была первая реакция Изабеллы Юрьевны. Это был нормальный для нее говор в неформальной обстановке. На вопрос сколько она знает языков, она всегда уверенно отвечала: «Три: французский, язык аборигенов и одесский», — конечно, таки так жить нельзя, человек рождается шобы быть счастливым, — продолжала разумно рассуждать бывшая замужем третий раз пожилая женщина, — ну шоб вот так?!

— Это решение не вчерашнего дня, Изабелла Юрьевна, и это не вот так, с бухты-барахты, — пояснила Анна.

— Ну если вас настигло еврейской счастье, тогда разводитесь, — махнула рукой доцент, — ловите ушами мои слова, как-никак у меня опыт: кардинально меняйте свою жизнь, не бойтесь, — дала она свое благословение.

— Остаться одной и жить от зарплаты до зарплаты? Это вы советуете? — возмутилась Жанна

— Но жить по инерции, это тоже не дело, — вставил Борис, — многие ничего не меняют, потому что бояться перемен, да потом, извините, кишка тонка, изменить что-то.

— А у тебя кишка не тонка, скромный ты наш. И вообще, у тебя другое дело, ты вдовец. Мужчинам всегда легче в таких ситуациях, они ничего не теряют, — злилась Жанна, — а Аньке надо будет все делить с мужем и еще не известно, как дети все это воспримут.

— Так или иначе, я сообщила Михаилу о своем решении, — глядя на часы, подвела черту Анна.

И коллеги молча стали собираться на свои лекции.

Когда на кафедре остались лишь Анна и Жанна, лаборант попыталась начать разговор снова:

— Слушай, подруга, я конечно все понимаю, все имеет научное обоснование: физическое, химическое, психологическое. Но Мишка не так уж и плох, симпатичный, зарабатывает неплохо, до баб не ходок. Какого рожна тебе надо?! Или у тебя кто-то появился — недоумевала она.

Анна резко повернулась к Жанне, ее лицо было искажено болью и злобой.

— А ты знаешь, что такое жить в вечном страхе? В страхе перед приездом мужа из мест, куда он поехал «по делам», — она сделала пальцами характерный жест кавычек, — когда ты всегда уверена, что он приедет поддатый. И каждый раз у тебя внутри начинает сводить кишки. И это чувство поднимается всё выше и выше, пока не начинает душить тебя, — и она двумя руками схватило свое горло. Сделав паузу и ухмыльнувшись, она продолжала:

— А ты знаешь, что такое жить с мужем, которому ты не можешь доверить детей? Ты не можешь положиться на него. Ты не знаешь, что еще он может вытворить и в какую заварушку попасть, — она подошла к шкафу и налила себе рюмку коньяка, стоявшего, как «лекарство на всякий случай».

В комнате повисло молчание и аромат благородного напитка.

— Короче, это не жизнь, подруга, это энергетическая каторга, — грустно улыбнувшись сказала Анна и залпом выпила согретый в руках божественный нектар.

Не моргающими от замешательства глазами, Жанна смотрела на Анну.

— Почему ты никогда не рассказывала? — тихо прошептала она. — В компании он всегда был таким классным, веселым, свойским. Ну да, подшофе, ну на то это и вечеринка, чтоб накатить. А когда мне мать надо было ночь-полночь с дачи в больничку в город везти, помнишь? Если б не Мишка, она б концы там кинула, — у нее никак не укладывался в голове тот образ, что нарисовала Анна с ее личными впечатлениями от мужчины.

— В этом то и проблема, — фыркнула женщина, — супер-пупер для других, а для семьи — ноль без палки.

И вдруг Жанна засмеялась:

— Помниться у бабушки была соседка тетя Паша, муж ее был дядька с руками, но периодически прибухивал. Трезвый был мужик, как мужик, но как назюзюкается, хавайся все живое. Гонял всех, начиная от гусей и уток до жены. Матюгается, дубасит ее на глазах всех соседей, та орет в голос, типа помогите — спасите. Соседи зовут полицейского, тот приедет, пытается разбушевавшегося забрать в каталажку, а тетя Паша бросается с кулаками на участкового, зачем «изверг» лишает ее кормильца. Тот отмахнется и уедет.

— Ну а что она, забрали бы его, да отдохнула бы пару неделек, — предположила, улыбаясь Анна. — Ну, благо, у нас до рукоприкладства не доходит. Хотя, иногда желание запустить чем-то имеется, нет человека — нет проблем, — Анна уже чувствовала себя спокойнее, байка про тетю Пашу позабавила ее.

28 лет назад.

Была пятница, Анна вернулась с института и собралась посмотреть какой-нибудь фильм. Родители уехали в путешествие выходного дня, и она наслаждалась моментом одиночества. Вдруг вечернюю тишину прорезал звонок в дверь. Это был Михаил, как всегда, неожиданно.

— Собирайся, в «Карамболь» съездим, — его голос был уверенный, не приемлющий отказа.

— С чего ради? — Анна пыталась быть равнодушной, хотя в животе что-то ухнуло вниз.

— А что пригласить уже нельзя?

Михаил по-хозяйски прошел на кухню и открывая ящики в поисках кофе, молча многозначительно посмотрел на Анну. Это не был полный любви и нежности взгляд, не было в нем страсти или желания. Михаил смотрел на нее как на человека, с которым его объединяет очень многое и которого он знает, как свои пять пальцев.

Но девушка не замечала этого, в висках только отбивало: «Мы идем в бар вместе!!» У нее не зародилась мысль, что нормальные люди так не приглашают, не возникло сомнения о необходимости идти с ним куда-либо. Она просто была счастлива.Анна быстро натянула черную водолазку, красиво обтягивающую ее конусообразную средних размеров грудь, одну ленту черных подтяжек присоединила на спинную часть джинсов, а другие две, протянув под руками, пристегнула к ленте на спине, что сделало ее грудь еще более привлекательной. Вытащила шпильки из волос, и волнисто — пепельная копна упала ниже плеч.Она вошла в комнату, где Михаил в ожидании ее, потягивал кофе. Их глаза встретились.

— Ты выглядишь как… сорванец, — усмехнулся от и в его глазах вспыхнула искра восторга.Анна лишь пожала плечами.

«Карамболь» был самый популярный бар в городе, попасть туда было практически невозможно. Анна даже не удивилась, когда, подойдя к бару увидела длинную очередь желающих попасть в престижное заведение. Не удивилась она и когда высокий Михаил поднял руку к верху, чтобы его заметил «вышибала», и охранник с возгласом «заказной столик» стал махать Михаилу, приглашая зайти. Лицо Михаила ничего не выражало, было очевидно, что для него это обычная процедура, Анна же была в восторге.

Она проходила мимо людей, и ей казалось будто она ступает по красной дорожке Каннского фестиваля и сотни завидущих глаз провожают ее.Михаил взял Анну за руку и потянул к барной стойке, где были, как он выразился, «места для своих».Бармен с бейджиком «Серж» на форменной жилетке дружественно пожал руку Михаилу и посмотрев на Анну, натянул дежурную улыбку.

— Тебе как обычно? — поинтересовался он у Михаила, — а что будет дама? — его речь был медленной и протяжной, а «вонючие» от похоти глаза оценивающе рассматривали девушку.

Михаил уверенно бросил:

— Мне, как обычно, и «отвертку».

Анну вдруг вывело из себя то, что Михаил решает за нее, даже не поинтересовавшись ее желанием. Она немного придвинулась к Сержу и с обольстительной улыбкой негромко проговорила:

— Дама будет сегодня коньяк, а «отвертку» оставьте для рабочего класса.

Спонтанное, непроизвольное удивление на какую-то долю секунды охватило Сержа, его брови взметнули вверх, рот немного приоткрылся, и он посмотрел на Михаила, лицо которого ничего не выражало. Он лишь махнул рукой, в подтверждение слов девушки.

Сержик постоянно вставлял французские слова в свою речь, по-видимому, считая, что это очень гламурно, экзотично, эротично и еще черт знает как. Такая речь немного напрягала Анну, и она заговорила с ним на французском. Бармен, протиравший бокал, застыл в ступоре, явно не зная, как реагировать на это. Михаил закурил сигарету, затянулся и запрокинув голову, выпустил дым вверх, явно показывая свое превосходство, уверенность в себе и права на эту девушку.

Вдруг франко фан бармен стал отвечать Анне на чистом французском с характерным картавым звуком «Р». Анна с любопытством, хитро улыбаясь, смотрела на Сержика и они оба рассмеялись.

— Мишель, это круто даже для тебя, — обратился он к Михаилу, — мадмуазель не просто очаровательна, она еще и образована и с хорошим чувством юмора, что большая редкость в наше время. Где ты нашел это очарование?

Лицо Михаила было довольным, словно у кота, облизавшего банку сметаны.

Анна оглянулась к выходу и заметила входящую медленной грациозной поступью пантеры яркую брюнетку. Ее яркий макияж притягивал к ней взоры. И многие мужчины, не моргая смотрели на нее, будто ее раскачивающиеся, словно метроном бедра, гипнотизировали их.

Она подошла к барной стойке, где сидели Михаил и Анна.

— Привет, Миш, совсем пропал, — она обращалась к парню, явно игнорируя Анну, — не видела тебя сто лет, соскучилась.

Казалось, она не говорит, а поет, речь ее была такая же медленная, как и ее походка. И вообще, создавалось впечатление, что она такая уставшая, что ей все лениво делать, и она с трудом заставляет себя говорить и двигаться.

«Утомленная» оценивающее посмотрела на Анну и снова медленно повернув голову к Михаилу «пропела»:

— Еще одна бедняжка пытается соблазнить тебя? — И глянув на Анну, процедила сквозь зубы, — зря стараешься, милая.

Сержик, как истинный профессионал понял, что пора вмешаться и спасти пикантную ситуацию.

— Нинон, наконец-то привезли твой «Золотой болс».

Он быстро налил в бокал ликер и протянул его «утомленной». И заговорил с Анной по французский:

— Не обращай внимание, здесь всегда много посетителей. Твой приятель любит сидеть у стойки на виду у всех, поэтому его многие знают.

— Я знаю, у него слишком броская внешность, чтобы остаться незамеченным.

«Утомленная Нинон» если и удивилась иностранной речи, то ни показала никакого вида, ни одна мышца не дрогнула у нее на лице, она лишь снова процедила сквозь зубы:

— Что, Миш, на экзотику потянуло?

Анна почувствовала неприятный привкус злости во рту и только хотела открыть рот, чтобы парировать брюнетки, как Михаил опередил ее:

— Нин, у тебя проблемы? Ну так ни я, ни моя будущая жена, мы не психологи, чтоб тебя лечить, поэтому взяла свой «болс» и свалила, и смотри не поперхнись золотинками от злости.

Анна сидела, широко открыв глаза и тупо смотрела на Михаила.

— Шампанское за счет заведения, — радостно воскликнул Серж, — ну, блин, Мишель, ты партизан, собрался жениться, а мы тут ни сном, ни духом. Мои поздравления!

20 лет назад.

Борис Лишевский был немного старше Анны. Первый раз он увидел ее на кафедре. Он был внутри и ожидал кого-то из преподавателей, рассматривая книги на полке. Вдруг в дверь уверенно постучали, и в проеме показалась милая улыбающаяся мордашка с зелёными лукавыми глазами. Она молча кивнула в знак приветствия, и в помещение вошла юная девушка лет 17–18, длинные пепельные волосы красивыми волнами спадали ниже плеч. Она держала голову немного кверху, словно взглядом хотела объять все пространство от пола до потолка, и в этом чувствовалась какая-то уверенность в себе, в то, что она может дерзать, достигать и вдохновлять на это других. В подтверждение своих мыслей Борис увидел несколько первокурсниц за спиной несомненного «лидера». Она приняла Бориса за одного из преподавателей и спросила что-то насчет расписания.

— Вам лучше спросить у лаборанта, — неуверенно промямлил сконфуженный молодой человек.

Она не пришла в замешательство от своей ошибки, а даже обрадовалась:

— А мы только поступили, еще никого и ничего не знаем тут, может ты будешь нашим проводником? — и она пытливо пронизывающе посмотрела в глаза парня. — Меня зовут Аня, а тебя?

В этой девушке было то, что не доставало Борису: ему всегда было трудно сказать «нет», и от этого он часто переживал стресс, выгорание и даже депрессию. Анна знала, когда можно и нужно сказать «нет», и как сделать это так, чтобы собеседник ее понял и не обиделся. Борис частенько не мог выразить свое мнение, вечное «я не уверен», «я не думаю, что смогу». Анна же знала цену своему слову, от нее редко можно было услышать «не скажу наверняка» и «мне кажется». Она говорила однозначно и ясно, потому что знала, как трудно заставить людей себя слушать, и раз уж ее готовы выслушать, выражаться нужно со всей определенностью. У нее не было необходимости что-то доказывать, поэтому слушать для него было куда важнее, чем говорить. Она знала, что имеет возможность узнать что-то новое, слушая других. Разговор для нее был интересен сам по себе, а не как возможность утвердиться за счет собеседника. Ей были интересны люди. Она слушала их и пыталась узнать, что на самом деле у них на уме, а не на языке, или еще того больше, что они не хотят говорить или даже пытаются скрыть. Она никогда не судила других, для нее каждый был хорош по-своему, и сравнивать себя с другими или принижать их, чтобы самому казаться лучше для нее не имело никакого смысла.

Они стали друзьями. Ее энтузиазм придавал Борису уверенности, благодаря ее поддержки молодой человек открыл свои чувства нравившейся ему девушке. Многие считали, что у Анны и Бориса роман, а он и вправду был восхищен ее, но не более. После окончания университета он остался на кафедре и начал преподавать

… Анна сидела на лекции безучастно, ее тело находилось в аудитории, а мысли витали где-то далеко. На следующей недели начнется работа над дипломом, но она не представляла, как она будет его писать в таком состоянии.

Борис несколько раз проходил между рядами столов, пытаясь понять, что не так с его подругой. Опущенная голова, нет блеска в глазах, слово «проблема» большими буквами было «написано» у нее на лбу, и более того, в ее взгляде, наверное, впервые в жизни, была растерянность, словно она не знала, как с этим бороться.

— Зайди на кафедру, разговор есть, — негромко произнес Борис, подходя к ней.

После лекций Анна зашла к Борису, но на кафедре она застала только Изольду Юрьевну.

— Извините, я к Лишевскому, — сквозь зубы процедила Анна.

— Я за него, ляля моя, у меня тоже есть уши, — доцент заметила не свойственную Анне неуверенность.

Дверь открылась.

— Ну что у тебя такой холодный взгляд? — поинтересовался входящий Борис.

— А шо вы, Борис, хотите? У нее зрение минус три, конечно он холодный, а не нравится, не смотрите, а то простудитесь и завтра не придете до службы, — ответила за Анну доцент.

Анна заулыбалась от шуток Изабеллы.

— Дипломную надо начинать, — как-то неуверенно промямлила она, — напишу какую-нибудь ерунду, все смеяться будут.

— Когда над тобой смеются, это не страшно; страшно, когда над тобой плачут, — Изольда, как всегда, была права, — и с каких это пор вы стали бояться того, шо вам приносит удовольствие?

Анна вздохнула.

— Поехали, домой тебя отвезу, — предложил Борис.

Они ехали молча, молодой человек не знал с чего начать разговор, да и внутренний такт не позволял ему давить на подругу.

— Я не знаю, что делать, Борь, — начала неуверенно Анна, — прошлой ночью он назвал меня Ксюша.

Брови Лишевского поползли кверху, делая изумленные глаза огромными и от этого его взгляд стал каким-то растерянным. Он резко свернул к обочине и остановил машину.

— Я тебя предупреждал! Я единственный кто был против ваших отношений и вашей свадьбы! — он кипел от возмущения, — и что? Я оказался прав.

— Ой, не начитай! Что говорить за то, что было, я не знаю, что мне делать сейчас, — хладнокровно ответила Анна.

— Я, конечно, понимаю, тебя шкалит от ревности, — пытался понять подругу Борис.

— Какая ревность?! У меня состояния, будто меня облили ушатом дерьма. А он, если хочет, может валить на все четыре стороны…к Ксюшам, — она была рассержена, всё ее тело напряглось, крылья носа шумно раздувались, верхняя губа, словно звериный оскал, была напряжена.

Борис прекрасно понимал, что Анну оскорбил не сам факт названия ее другим именем, а то, что ее игнорируют, ее, такую «замечательную и правильную». Он где-то внутри чувствовал, что она не получает от мужа должного уважения, понимания, а возможно даже любви.

— Это не ревность, Борь, это обида и боль от предательства человека, которому я доверяла.

Он молчал, давая возможность ей высказаться.

— Что мне делать? Кому я нужна с ребенком на руках? — страдальческие бесцветные глаза смотрели на мужчину.

В этой молодой женщине было трудно узнать ту Аню, которую он увидел 6 лет назад в дверном проеме кафедры.

— Я собрала ему шмотки и выгнала, он ушел, но ничего не взял, — она глубоко вздохнула.

— А что Мая Аркадьевна? — поинтересовался Борис.

— Хм, мама сказала, что я сама себе мужа выбирала, — оскалилась в улыбке, качая головой Анна.

— Короче, давай так, сначала реши, что ты хочешь, а потом отсюда будет вытекать, что нужно делать для этого, — разумно заявил Лишевский.

— Конечно я хочу, чтоб он был со мной и Иринкой, — Анна изумленно смотрела на Бориса.

— Зачем тогда выгнала?

— А что я должна была сделать? Пригласить эту Ксюшу на кофе? — язвительная усмешка коснулась ее губ.

— Ладно, утро вечера мудренее. Завтра день рождение брата Марьи, поедешь с нами, и это без обсуждения. Я сам переговорю с Майей Аркадьевной, чтоб она посидела с Иринкой.

У Бориса в голове возник план…

Дверь открыл высокий, атлетически сложенный молодой человек лет 30 с орлиным носом и загорелой бронзовой кожей. Анна видела Стаса несколько раз в доме Бориса, и он ей не нравился, он был, слишком приторно красив для мужчины. И этот новоявленный Аполлон, зная про свою внешность, менял женщин как перчатки. Причем, всех их он искренне любил и думал, что это его последняя настоящая любовь.

Стас откровенно ухаживал за Анной, он был мастер говорить комплименты, и не какие-то там пошлые про попки и грудки, а остроумные, с чувством юмора, словно он в юности играл в КВН.

Сначала Анна чувствовала себя немного зажатой, но вдруг в один момент она поняла, что мир не рухнул, жизнь продолжается. Вокруг все довольные и радостные, и постепенно до нее стало доходить, что она тоже должна получать удовольствие от происходящего, не думая о неверном муже.

Она вызвала такси и Стас, оставив гостей веселиться, увязался за ней проводить ее.Они долго целовались в подъезде, мужчина пытался намекнуть на «продолжение», но Анна улыбалась улыбкой Моны Лизы:

— Не надо все портить, Стас.

— Тогда завтра давай куда-нибудь сходим, тебе надо развеяться, — наглые ярко-синие глаза похотливо смотрели на женщину.

— Если мама посидит с дочкой, — констатировала Анна.

— Борька договориться, он мастер на это, — и он снова жадно впился в чувственные женские губы.

Ближе к полуночи позвонил Михаил:

— Анька, ты все неправильно поняла… ничего не было…просто спросонья я… не знаю почему… честно, — он явно пытался оправдаться.

— Я хочу спать, потом поговорим. Спокойной ночи.

Анна не чувствовала больше злости, скорее всего из-за вечера, проведенного со Стасом. Она даже где-то в глубине простила Михаила, но ей почему-то захотелось отомстить и мужу. Она понимала, что это глупо, но это желание не покидало ее. Анна чувствовала себя оскорбленной. И готова была пойти на многое, чтобы отомстить. Ее не сдерживали ни моральные терзания, ни угрызения совести, ни мнимые условности и приличия.

Она согласилась пойти со Стасом «развеяться». Для встречи с ним она решила примерить на себя роль роковой женщины: распущенные темно каштановые волосы игриво спадали на плечи, она сделала яркий макияж, надела черное обтягивающее платье с откровенным боковым разрезом, высокая шпилька довершала образ.Весь вечер Анна откровенно флиртовала с мужчиной: касалась своих волос, дотрагивалась до своей шей, облизывала и надувала губки постоянно сексуально улыбаясь. Ее расширенные зрачки, опущенный взгляд, короткие бросания взгляда на Стаса, моргание ресницами обещали ему чувственные наслаждения и сексуальные удовольствия.Но надо же было так случиться, что из многочисленных питейных заведений города, Михаил пришел в то, что выбрал и Стас. Войдя в полупустой зал, муж Анны невольно бросил взгляд на столик, где сидели красивый мужчина и громко смеющаяся элегантная женщина в черном. Женщина повернула лицо и…перед глазами Михаила все поплыло, он узнал свою жену, свою Анну.Он, словно разъяренный бык, подскочил к Стасу, схватил его за лацканы дорогого пиджака и потянул к верху, заставляя встать. Его серые воспаленные обезумевшие глаза метали искры то на мужчину, то на жену. — Она — моя, — прошептал он Стасу в лицо и его кулак полетел сопернику в скулу.Геннадий, пришедший с братом, подошел к Анне: — Тебе лучше уйти домой, — лишь спокойно сказал он.

Анна шла домой с чувством глубокого морального удовлетворения. Она позвонила Борису и рассказала о случившемся. Ее приятель охал и ахал, сопереживая ей. Но он не рассказал ей, что это он, Борис Лишевский, направил Михаила в тот ресторан.

«Надеюсь, Нюсенька, это поможет в реализации твоего желания вернуть мужа, — усмехнувшись подумал он, — да, пришлось пожертвовать Стасом, но это ему за его сексуальную распущенность»

5 лет назад.

День развода совпал с днем свадьбы Бориса. У нее были двойственные чувства, с одной стороны, развод — это свобода, а с другой, что она будет делать с этой свободой, свободой от чего? Это будет абсолютно новая жизнь для нее, как она будет жить одна, как сложатся их отношения с бывшим мужем, в голове крутилось слишком много вопросов.

«Хорошо, что после суда я иду к Борюсе, нельзя оставаться одной со своими мыслями» — мелькнуло у нее в голове. Возле входа Анна увидела Михаила. Казалось, он так до конца и не понял, что жена серьезно намерена развестись. Не понял он и причины, ведь все было, как всегда, с чего это вдруг она завелась. Он стоял, засунув руки в карманы, и с вызывающей улыбкой смотрел на приближающуюся к зданию жену. Мерзкое, почти судорожное ощущение страха стало зарождаться у нее в животе: «Только б он ничего не выкинул на заседании суда».

Анна начала глубоко дышать с акцентом на выдох и постепенно почувствовала полное расслабление и спокойствие: «А что в сущности я боюсь? Что я вечно пытаюсь придумать будущее! В конце концов, это юридическое учреждение, полно полицейских. Здесь он точно будет помалкивать». И она с невозмутимым лицом подошла к Михаилу. — Я согласен на развод, — начал он, — только договор, в течение года ты мне оказываешь сексуальные услуги. — Его взгляд был какой-то осоловелый и одновременно смазливый, как у похотливого мартовского кота.Анна промолчала, но всем своим видом показывала, какую чушь он несет, думая, что муж шутит.Судья — очевидная феминистка даже не дала мужчине открыть рот, через пятнадцать минут с начала заседания, она, объявив о разводе, стукнула молотком о стол и закрыла заседание.Выйдя из здания суда, бывшие супруги разошлись в разные стороны. Анна поймала такси и помчалась домой подготовиться к торжеству друг. Что она испытывала?! Ничего. Нет, не в смысле ничего особенного, ничего, в смысле пустоту. Ни радости, ни восторга, как бут-то ничего и не произошло. Разве что тоску и чувство тяжести в груди. Она всегда считала, что она хорошая жена, хороша мать. Да и Михаил всегда хвалился перед людьми, какая у него замечательная семья и как он всех любит.

Почему она никогда не чувствовала его любовь, возможно, он никогда и не любил ее по-настоящему, или не умел любить вообще. Что она делала не так? Как могло произойти, что они с Михаилом стали так далеки друг от друга? А были ли они близки изначально?! Ведь они всегда были разными: из разных социальных кругов, с разными интересами, с разными жизненными позициями.Вместе с тоской по-прошлому, у нее стало зарождаться восприятие бесперспективности будущего, появляться мысли о своей виновности в создавшемся положении и… страх одиночества.

20 лет назад

Это был юбилей их свадьбы, стоял такой же морозный день, как тогда пять лет назад. После ночного снегопада деревья были, как в бахроме. Рябина под окном выглядела словно дама, надевшая белую шапку с красными перышками. Снегири на деревьях, шумели, как дети, играющие в снежки, и под эту «музыку» снежинки кружились, словно в задорном танце. Анна посмотрела в окно. Все казалось таким сказочным и в ожидании какого-то чуда.

Неожиданный телефонный звонок оторвал ее от приятных мыслей.

— Анька, прикинь, я буду проездом в городе, всего 6 часов, но все-таки, — Михаил задыхался от радости, — через пару часов я буду дома.

Анна обрадовалась, это был их день, и они смогут провести его вместе, пускай даже 6 часов. Она позвонила родителям в тайной надежде, что они смогут забрать детей после того, как они встретятся с отцом. Отказ матери не удивил ее, все было, как всегда. Понятно, что Михаил едет к семье, но сегодня такой день, и она ожидала, что мать по-женски поймет ее.

Дети радостно крутились вокруг отца, он привез им какие-то игрушки, и они наперебой расхваливали каждый свою.

Семейную идиллию прервал звонок в дверь, Анна подумала это дед с бабкой все же решили забрать внуков, но какого было ее удивление, когда она, открыв дверь увидела одного из приятелей Михаила с женой. Нет, это был не удивление, это была злость и гнев…на мужа. «Как он мог пригласить гостей, если он приехал к семье всего на несколько часов», — она с трудом подавляла свою ярость.

Гости и Михаил выпивали и закусывали, весело и беззаботно болтали, смеялись и, кажется, никто из них не замечал в каком состоянии была Анна, никто не замечал ее опущенных и сведенных бровей, напряженных век, плотно сжатых губ.

Она намекнула мужу, что приближается время его отъезда. И вдруг он, уже изрядно принявший на грудь, зло посмотрел на нее. Движение крыльев его носа участилось, верхняя губа приподнялась, он схватил край стола и опрокинул его со всем содержимым. Раздался треск ломающегося дерева, звон разбитого стекла и по ушам ударил мужской крик:

— Я сам знаю, что мне делать, ты только и думаешь, как меня выпроводить.

Анна поспешила отправить детей в комнату подальше, чтобы они не могли видеть и слышать происходящего.

Званые гости, понимая, что они уже лишние на этом празднике, перерастающем в семейную разборку, быстренько попрощавшись, ушли восвояси.

Михаил словно ждал их ухода, чтоб выразить все, что у него накипело:

— У меня было только шесть часов, а ты пригласила Вована, он что так важен тебе? — Михаил, сжав кулаки, надвигался не Анну.

— Ты ополоумел, — она пыталась быть спокойной, — ты сам их пригласил. Это тебе друзья всегда важнее семьи, ты готов променять нас на кого угодно.

Спокойствие Анны раздражало Михаила больше, если бы она кричала или плакала. Он хотел ее ударить, но в ее лице не было страха, только какая-то гадливость к нему и явное чувство превосходства. С каждой минутой он закипал все больше и больше, еще немного и «чайник» засвистит, и он, понимая это, начал искать выходы своей ярости. Он пытался открыть дверь холодильника, но она не поддавалась, так как ручка находилась с другой стороны, но Михаил словно не видел этого, продолжая свои попытки. В конце концов, дверь слетела с верхнего крепления. Анна побледнела, а Михаил тупо пустым взглядом уставился на дело рук своих.

— Какого черта, — начала Анна, но взгляд Михаила остановил ее. Глаза его практически не моргали, что делало их какими-то стеклянными.

— Мне нужны деньги, — и он начал открывать все шкафы, тумбочки, выдвигать шуфлядки, вываливая все вещи на пол.

— В доме нет нала, — брезгливо сказала Анна и открыв свой кошелек, достала двадцатку и протянула Михаилу, — только это.

Он вырвал деньги из рук жены, обозвал ее «дешевкой» и ушел в ночь, сильно хлопнув дверью.

Анна обвела взглядом комнату, которая напоминала помещение после полицейского обыска, села на диван и заплакала.

5 лет назад

Она любила приходить в университет раньше других преподавателей. Но сегодня, как только она открыла дверь, до ее ушей донесся хрипловатый голос Эдит Пиаф и от запаха ароматного кофе защекотало в носу.

— Надеюсь, у тебя уже есть планы на ближайшее будущее — не поворачиваясь к двери, хихикая спросила Жанна, — с этим Вадиком из центра гуманитариев?

— С чего ради?

— Так, риторический вопрос. С целью узнать твою готовность к новой жизни, — оглянувшись, сказала загорелая в солярии лаборант, — на свадьбе Борюси он так крутился возле тебя, а ты, мне показалась, не сильно довольна своим новым положением.

— Я не в положении, я в разводе, — буркнула Анна.

Жанна подошла к Анне, протягивая кружку с дымящимся, крепким напитком:

— Ну надо этим как-то пользоваться, — скорчила милую гримасу университетская Афродита.

Анна с интересом, будто увидев первый раз, рассматривала кружку с изображением одного из замков Луары.

— Некогда мне заниматься такой ерундой, у меня интересная, разнообразная жизнь: любимая работа, дети, внук и надо вернуться к диссертации. И потом, этот твой Вадик гуманитарий пахнет дурью, — перечисляла она.

— Какой"дурью"? Он научный сотрудник, — удивилась Жанна.

— Я имею в виду коноплей, — засмеялась Анна.

— Бриссак, ты — деревня, — констатировала блондинка, — этот парфюм — шедевр от Дюшофур, между прочим, гения современного парфюмерного мира.

— Я таки стесняюсь спросить цену этого шедевра? — наигранно, голосом Изольды Юрьевны с ее одесским говором, спросила Анна

— С вами все ясно, мадам, — лицо Жанны выражало полное неудовлетворение.

Жанна заняла свое рабочее место возле компьютера, и поджав свои пухлые губки, длинными тонкими пальчиками забарабанили по клавиатуре. Вдруг она остановилась и выпалили:

— 350 евро за флакон, — потом, медленно повернувшись, голосом милой кошечки промурлыкала, — какой состоятельный мужчина! Тратит такие деньги на парфюм. Анька, не будь дурой, — заключила она.

— Так, — Анна поправила очки на носу, — если мужик под пятьдесят все еще младший научный сотрудник, и тратит 350 на одеколон, он либо транжира, живущий в долг, либо живет за заботы матери — пенсионерки. И вообще, если он так хорош, почему он не женат? — как сыщик — теоретик, пришедший к логическому заключению, продекламировала она.

И подруги залились смехом.

— С таким подходом, ты умрешь в разведенных девках, — констатировала Жанна. — Кстати, там еще один Борюсин приятель пялился на тебя. Я думала дырку просверлит.

— Не заметила, — пожала плечами Анна, — и потом, что за выражение «разведенная девка»? У меня двое детей, так что я уже не в девках, — ехидно улыбаясь и показывая язык съязвила она. — Кто б сомневался?! — с иронией подметила Жанна, — хотя, тот мужик был с какой-то «кошелкой».

— Тем более.

— Ну пялился то он на тебя, — не могла успокоиться лаборант.

— Не судьба, — философски сделала вывод Анна.

— А разведенная девка, потому что все мхом порастет пока ты помрешь, если будешь игнорировать всех.

— Давай работать, солнце уже высоко, — поставила точку в разговоре Анна.

В коридоре началось жизнь, послышались торопливые шаги, наперебой что-то обсуждающие голоса студентов; все закипело, закружилось, завертелось в храме знаний. Начался обычный рабочий день доцента кафедры Французской филологии, специалиста по страноведению, теперь уже официально разведенной сорокапятилетней Анны Бриссак.

3 года назад.

Около двух лет прошло после развода Анны и Михаила, но их жизнь несильно изменилась. Они вынуждены были жить в оной квартире. Мужчина категорически не хотел уходить и не считал нужным искать себе какое-то другое жилье. Более того, в моральном аспекте жизнь Анны стала даже хуже, они были, как посторонние люди, живущие под одной крышей. Казалось, что вся жизнь Михаила, его поведение превратились в одну большую месть Анне. Плюс соблюдение «договора об интимных услугах». Оказалось, что муж не шутил, говоря это. Это было единственное серьезное для него. К остальному же он относился, как «мы разведены и это не мои проблемы». У Анны были странные чувства к этому.

Сначала, ей было даже противно думать о сексе с ним. Но это была скорее моральная сторона вопроса. В душе же женщине даже где-то льстило, что бывший муж все еще желает ее. Это было что-то вроде поднятия самооценки, местью ему, если хотите. Она решила относиться к этому, как к занятию спортом для здоровья. Она не смотрела на бывшего мужа, как на любовника или бойфренда, просто фитнес для души и тела.

А Михаила все устраивало. Для него ничего не изменилось, даже стало лучше и вольнее, ведь Анна ему не жена, чтоб «лечить» его. Он наслаждался своей холостяцкой жизнью и регулярным «дружеским сексом» с бывшей.

При всех этих обстоятельствах, несмотря на реальные возможности, женщина не могла начать построение новой жизни, свободной от Михаила. И она чувствовала себя цаплей, увязшей в болоте.

Анна стала задерживаться на работе, чаще ходить в спортзал, на плавание, на выходных уезжать к внуку, чтобы только не видеть бывшего мужа. Но однажды вернувшись, она нашла входную дверь открытой, чувство сильной тревоги охватило ее. Внутри никого не было, стоял затхлый запах сигарет и беспорядок, хуже, чем первозданный хаос: поломанные стулья, разбитый стеклянный стол, валялись пустые бутылки и битые бокалы. Она пригладила красиво подстриженное каре цвета божоле, глубоко вздохнуло, но это не помогло избежать приближающегося страха.

У нее задрожали колени при мысли, что не сегодня — завтра бывший мужем вернется. Ей стало страшно, почему-то, оставаться с ним теперь с глазу на глаз. Она не чувствовала к нему ненависти, не желала ему зла, но вместе с тем не хотела и его возвращения. Стало приходить осознание, что за годы после развода ситуация, словно под каким-то наркотическим опьянением муха, застрявшая в паутине, не может уже разрулиться сама. Она знала, что, кроме зла и горя, ничего нельзя было ожидать, нужно было принимать конкретные решения. Анна позвонила дочери и сыну, и они вместе решили, что надо продавать квартиру.

Михаил спокойно принял это решение, при условии получения причитающейся ему суммы. Анна была готова отдать все, лишь бы не видеть его больше. С этого момента Михаил перестал ночевать дома.

… Прошла летняя сессия. В коридоре на факультете было непривычно тихо и пусто. Анна любила это время года. И не потому, что длинные солнечные дни сменяются короткими теплыми ночами; не потому, что деревья в университетском парке пышно убраны в яркие зеленые одежды и повсюду трава усеяна цветастыми огоньками летних цветов. Она любила это время за тишину в стенах Альма-матер. Только один звонкий голос прерывал ее — это поющие высоко в небе или скрытые в ветвях деревьев птицы: маэстро — соловей, утренний жаворонок, веселый болтун — воробей.

А ближе к вечеру музыка лета менялась, вступал хор светлячков, который не смолкали до утра.

В день рождения Жанны с утра шел дождь: теплый и ласковый. Под шатром низких туч воздух становился горячим. Прохладные капли дождя смывали пыль с дорог и листвы, благодаря этому к вечеру ожидалось, что она заиграет еще более чистым изумрудным сиянием. Анна хорошо запомнила этот день.

Утро на кафедре началось с поздравлений, все обыгрывали ее возраст: «Было Жанне 46, можно смело было есть. В теперь ей 47 — ягодка полезна всем».

Больше всего, конечно, желали счастья в личной жизни, потому что с этим у все еще красивой блондинки как-то не перло. Мужики всегда вертелись вокруг нее, она уже и со счету сбилась сколько их было, но что-то не срасталось. Жанна молча готовила кофе для коллег, она так же молча достала из сумки бутылку шампанского и небольшую коробочку с эклерами. Она выглядела какой-то тихой и загадочно-странной.

— Что-то у тебя настрой не на день рождение, — как-то нерешительно спросил Борис, — про возраст думаешь? — предположил он.

Она обвела безучастным взглядом коллег и вдруг, в глазах заиграла какая-то чертовщинка и она, как ребенок, запрыгала и захлопала в ладоши:

— Он спросил размер моего кольца. Мы без пяти минут помолвлены.

— Наконец-то дождалась, — обнял ее Борис, — только пока кольца нет на пальце это еще ничего не значит, — как всегда, неуверенно предположил он.

— Боюсь-таки предположить, шо даже когда кольцо на пальце, это еще ничего не значит, — подлила ложку дегтя в мед Изабелла Юрьевна.

— Ну что вы такие злые, — открывала бутылку Анна, — нам же не по 20 лет. Естественно, Василий спросил не от простого любопытства. Сегодня Жанкин день рождения, он решил сэкономить, в одном флаконе будет и подарок, и помолвка. А до кучи, Жанка сама же приготовит стол и бутылку купит, не надо на ресторан тратиться. Молодец Васек, — разливая игристое сделала вывод Анна.

— Ну вот как ты так умеешь, вроде и на моей стороне, но твои логические умозаключения бьют по-живому больше, чем прямое «фи».

Все расхохотались и разобрав бокалы и эклеры, расселись на свои места, поглощая угощения.

Вечером того же дня Жанна позвонила Анне и со злостью и обидой выпалила:

— А меня же, подруга, так опустили, что мало не покажется. Этот Васек позвонил, попросил спуститься, типа, он ждет меня в машине. Я в надежде подумала, поедим куда-нибудь и он красиво сделает мне предложение.

Женщина замолчала. Ее пауза была слишком затяжной и Анне пришлось спросить, что же было дальше.

— Эта свинья поведала мне о своей «настоящей и большой любви». Короче, у него есть другая, а со мной было так, «чака-рака».

— А размер кольца? — недоумевала Анна.

— У нее пальцы такие же, как мои. Кольцо было для нее. — Жанна не плакала, просто задыхалась от обиды.

— Да уж, — не нашла, что больше сказать Анна, — пойдем сходим куда-нибудь, все же сегодня твой день рождения, нельзя оставаться наедине с такими мыслями.

— Настроя нет, но, наверное, это лучше, чем сидеть дома и обсасывать, что, как и почему.

Анна поймала такси и всю дорогу размышляла на тему «все мужики козлы»: «Ну вот, что не так? Ладно я, некрасивая, не голливудская модель, вечно всех критикую, смотрю на вещи «с точки зрения банальной эрудиции, мы не можем пренебрегать логическими умозаключениями…», но Жанна? Она же полная моя противоположность. Всегда вокруг нее кто-то крутиться, словно пчелы вокруг баночки с медом. С кем она из-за денег, с кем из-за связей, с кем «по любви»; два раза была замужем, а тоже все не слава Богу. Счастья нет. А если оно вообще счастье, и что это такое и с чем его едят?»

Машина остановилась возле ресторана, Жанна уже ждала подругу у входа. Дальше все было как в забытьи, Жанна пила «с горя», а Анна — ей за компанию, Жанна выливала яд на Василия, Анна — была безмолвными ушами. Она не помнила, как к ним подсели два молодых человека, как она уехала с одним из них.

Утром, открыв глаза, она увидела незнакомого ей мужчину. События ночи постепенно стали всплывать у нее в памяти. Она встала, пошла варить кофе, в голове стучал вопрос: «Как я могла притащить в квартиру кого-то? А если бы здесь был Михаил, или пришел бы ночью, когда я была с другим в нашей постели? Почему в «нашей», святые угодники, мы в разводе, в конце концов. Решено, сто процентов квартира на продажу.»

Она стояла у окна и почувствовала, как сильные мужские руки обняли ее сзади. Ей вдруг стало плевать, что кто-то может увидеть их с улицы. Она не испытывала никаких чувств к этому человеку, она даже не помнила его имени, то ли Валерий, то ли Виталий, это было не важно, срабатывал какой-то животный основной инстинкт. В этот момент с этим парнем было хорошо, но она точно знала, что не хочет больше видеть его и тем более встречаться с ним.

— Дай мне свой номер, — словно прочитав ее мысли попросил молодой мужчина.Анна взяла его телефон и стала набирать свой номер. В комнате раздался звонок, женщина утвердительно посмотрела на гостя и, незаметно удалив свой номер из «набранных», протянула телефон толи Валерию — толи Виталию.

— Мне надо на работу, я провожу тебя до остановки, — выпалила она и стала быстро натягивать платье.

— Мы увидимся сегодня вечером? — искренне, заинтересованным голосом спросил мужчина.

— Созвонимся, — только и ответила Анна.

Она поспешила на кафедру увидеться с Жанной. Лаборант была абсолютно спокойна, словно ничего и не произошло вчера, только сказала тихо:

— Я все думала, за что мне это?! Наверное, это наказание за все то, что я делала с мужиками. Так сказать, бумеранг ударил по башке. И знаешь, я решила, мне не надо больше эти мимолетные встречи и какие-то призрачные отношения, которые и отношениями трудно назвать.

8 лет назад

Они знали друг друга с детства, и они были больше, чем просто приятельницы. Друзья не разлей водой — так можно было сказать про них. Сначала их знакомства Жанна видела в Анне друга — покровителя, который давал ей чувство защищенности. Она была словно маленькая рыбка — прилипала, которая сопровождает огромную морскую рыбину, чтобы полакомиться остатками ее трапезы. И сытно, и безопасно — кто же обидит эту громадину? Она уступала в любых спорах, можно даже сказать, потакала Анне, с которой, в принципе, было спорить бесполезно, слишком виртуозно и логично она расставляла все точки над и.

Со временем они стали, как две капли воды. Между ними было такое родство душ, которое и между родственниками нечасто встретишь.

Когда у Жаны резко менялось настроение, Анна старалась ее успокоить и понять. Жанна часто заглядывала в прошлое и ужасно боялась будущего. Заботливая Анна всегда находила нужные слова и даже какие-то вещи, если Жанне это было необходимо. В свою очередь, Жанна тоже была полезна Анне. Она всегда поддерживала подругу, всегда внимательно выслушивала, сочувствовала, давала взвешенный совет.

Но были у них по жизни и разногласия. Критика Анны личной жизни подруги иногда вгоняла Жанну в настоящую депрессию, и она чувствовала себя какой-то неполноценной. Но обиды быстро забывались.

У Анны всегда было стремление к развитию, неустанные поиски смысла жизни, желание постичь мир и его законы, и Жанна, слишком ленивая, чтобы в этом разбираться самой, с удовольствием слушала о «копаниях» подружки.

После очередного разрыва с «мужем» Жанна предложила подруге съездить куда-нибудь, развеяться. Очень кстати она случайно в соцсети нашла старую студенческую приятельницу Снежану, живущую в Италии, и бывшие однокашники решили встретиться где-то на Апеннинах.

Они выбрали север Италии — отворот итальянского «сапога», страну Альп, рай для горнолыжников и самый интернациональный регион страны.

Молодые женщины остановили свой взгляд на Бергамо с его средневековой атмосферой, узкими улочками и очарованием подножия Альп. К тому же от сюда одинаково удобно было добираться и до Милана, и до Венеции.

Они остановились в небольшой отеле со смешным названием «Голодный художник». Это даже не была гостиница в полном понимании этого слова. Это был жилой дом, в котором комнаты сдавались в наем. Хозяин гостиницы жил здесь же и был, и администратором, и носильщиком, и официантом.

Это был типично итальянский дом из песчаника, сверху покрытый штукатуркой и покрашенный в белый цвет, с черепичной крышей, маленькими окнами и террасами. Здание было построено в виде полого квадрата. Внутри располагалось патио, площадь которого была вымощена терракотовой плиткой, а в центре красовался фонтан и несколько огромных амфор с цветами. Женщинам нравилось вечерами сидеть во внутреннем дворике, распивая Франчакорту, было тут какое-то ощущение спокойствия, умиротворённости, романтизма, уюта и блаженства.

На следующий день они собирались поехать в Венецию и надо было уточнить у хозяина как туда лучше добраться.

— Анька, давай ты иди, ты можешь разговорить любого, и мужикам ты нравишься, — предложила Снежка.

— Ты язык знаешь хорошо, а не я. И потом кому я нравлюсь? Если кто и нравиться, то это Жанка, пусть она и идет, — парировала Анна.

— Хм, да они со мной только потому, что ты так горда и недосягаема, что куда уж какому-то среднестатистическому Ваньке дотянуться до небес, — без обид ухмыльнулась Жанна.

— Что за чушь? — возразила Анна.

— Никакая и не чушь, знаешь почему я перестала тебе показывать моих воздыхателей? Потому что они как тебя увидят, начинают о тебе расспрашивать. Знаешь, как это бесило. Нее, я, конечно, тебя люблю и всегда тобой восторгалась. И, если честно, мне было приятно что нас сестрами считают. Но это беси..ло, — улыбаясь, растянула Жанна и приподняв голову закатила глаза.

— Было б чем восторгаться? Правда, чем выше летаешь, тем больнее падать. Так и я, мордой об асфальт, и надо ж было отвергнуть положительных и состоятельных и вляпаться по самые помидоры с Михаилом.

— Да ладно тебе прибедняться, — отозвалась Снежана, — Мишка — нормальный еще, у него ж нет на стороне сына — одногодки с твоим Олегом, как у моего Дэна. Ты слишком многого от него хочешь. Правда, помнится, ревновал он тебя по-страшному, ну так это от того, скорее всего, что любит, — сделала она вывод.

— Не чувствуя я ни его любви, ни его ревности. Ну во всяком случае, я как-то представляю себе любовь немного иначе, — вздохнула Анна, — ладно, кто идет к «сеньору Помидору»?

— Ты и идешь, — хором произнесли Жанна и Снежка, и засмеялись от этого.

Анна покачала головой:

— Что вы вечно всего боитесь? Да, он хозяин гостиницы, но он — простой человек. И потом, надо же не соблазнить его, а спросить, как лучше добраться до Венеции.

И она ушла на «переговоры».

Только за ней закрылась дверь, как Снежана выпалила:

— Это ж надо так критически относиться ко всему вокруг, включая саму себя. Она что реально не видит, что мужики смотрят на нее и слюной исходят?

— А что ты удивляешься, так всегда было, — спокойно ответила Жанна, разливая «Шардоне» по бокалам, — думаю это из-за ее близорукости. Я ж всегда ее глазами была. Она ж очки когда стала носить? Лет 25 ей было, а до этого, как слепая курица ничего и никого не видела. Идет, задрав голову, по сторонам не смотрит, а что смотреть, если ни хрена не видишь, — она засмеялась, — скорее всего из-за этого и сложилось общественное мнение, что Анька — ого-го, гордая и непреступная. А еще это вечное «спасибо за вечер».

— В смысле? — Не поняла Снежана.

— Ну каждый раз, когда ее кто-то провожал, она всегда говорила: «Спасибо за вечер, было приятно». Парень у нее: «Ну так дай телефончик, завтра встретимся». Ха-ха, не тут-то было, знаешь, что она говорила? «Зачем начинать, если нет будущего». Вот и вся «любовь». А вообще она простая, только об этом знают ну очень близкие люди, — сделала заключение Жанна.

«Простая» Анна шла к апартаментам сеньора Росарио, расположенные на втором этаже отеля. Ей вспомнилась встреча с президентом страны во время его посещения университета, как все тогда обомлели и были в шоке от того, как она так спокойно, словно старые приятели вела беседу с главой государства. «Ну а что пресмыкаться и вытягиваться по струнке?! Обычный мужик только немного удачливее других» — усмехнулась она.

Дверь открыла какая-то без возрастная «латинос» и на плохом итальянском сказала, что сеньор Росарио работает в кабинете. Анна вошла в комнату. Хозяин явно был фанатом стиля «ар-нуво». В интерьере не было ничего стандартного, только уникальность и буйство фантазии дизайнера, много пространства и ощущение простора. Ей казалось, что она попала в одну большую живописную картину, в которой гармонично сочетаются все детали. Комната воспринималась, как единое целое.

Она рассматривала одну из картин на стене. Художник создал чувственный и утонченный женский образ, украшенный сложными узорами и позолотой.

— Это Густав Климт. Оригинал, — услышала она у себя за спиной.

Женщина повернулась, «сеньор Помидор» стоял слишком близко, она даже могла слышать его дыхание.

«Как это он так неслышно подошел?», — мысленно удивилась она и посмотрела на его ноги. Он был в домашних войлочных тапочках и красивых шелковых в клетчатом узоре ланч брюках, на шее был повязан шелковый платок, руки были в карманах мягкого роскошного кардигана.

Он не был типичным итальянцем: не был смуглый, кареглазый и темноволосый. Сеньор Росарио был итальянец с севера с лишь немого тёмными глазам и с более бледной и прозрачной кожей. На вид ему было лет 55, удлиненные седеющие вьющиеся волосы красиво спадали до плеч, он был гладко выбрит, элегантен и окружён едва уловимым приятным ароматом.

— Я несколько не сомневаюсь, сеньор Росарио, что это оригинал, — Анна когда-то в университете изучала итальянский и сейчас была довольна представившемуся шансу попрактиковаться.

— Сеньора Анна разбирается в искусстве?! У меня в кабинете есть еще несколько полотен современных художников модернистов, — его голос был бархатистый, немного эротичный, с какими-то сексуальными нотками, что придавало и без того мелодичному итальянскому языку своеобразную томность, — не хотели бы взглянуть?

Его похотливый, многообещающий взгляд раздевал ее, наверное, так смотрел Дон Жуан или Казанова на своих женщин.

Анне стало забавно. В голове всплыл разговор с подругами.

«Интересно, это он так смотрит на меня «на меня»? Или он так бы смотрел на любую более-менее приличную «клюшку»?! А еще говорят французы ловеласы, по сравнению с «итальяшками», они мальчики в коротких штанишках».

— Я здесь не за этим, сеньор Росарио, — Анна тоже томно взглянула на него, — но, с удовольствием посмотрю. Где еще в частных коллекциях я увижу современных модернистов…в оригинале?!

Ей стало даже интересно, как далеко решится зайти «сеньор Помидор».

— Скорее, я бы назвал их постмодернистами.

Анна почувствовала мягкое прикосновение мужской руки на своей талии, другой Росарио показывал на картины:

— Это направление в искусстве, отражающее поиски современными художниками новых смыслов, сеньора Анна. Эти поиски — ответ на кризис классической культуры, понимаете, — он крепче обнял талию женщины, — что мы видим вокруг, пошатнулся религиозный фундамент, возник кризис гуманистических идей…У вас приятный парфюм, сеньора, — вдруг сказал он не к месту. — Это «Опиум»?! — утверждающе спросили он и совсем близко приблизил свой большой итальянский нос к ее уху. — Да, я узнаю этот глубокий, мощный, насыщенный запах ванильного кофе в сочетании с апельсином, но смешиваясь с вашей кожей, у него появились какие-то особые нотки.

— Да что вы говорите?! — она явно дразнила его своим бархатисто-проникновенным голосом, ее забавлял этот флирт. Она коснулась его руки, — и давно вы коллекционируете живопись?

— В спальне у меня еще есть кое-что из классики, — взгляд «сеньора Помидора» поплыл от предвкушения плотских удовольствий.

И вдруг учительский менторский тон Анны ввел его в ступор:

— Спальня слишком сакральное место, чтобы туда приглашать посторонних, — властно-механический голос женщины был словно ведро холодной воды, вылитое на разгоряченное тело мужчины.

Роковой обольститель сделал несколько шагов от Анны и смотрел на нее, моргая своими длинными черными ресницами. Он не понимал, что происходит, для него, художника по своему внутреннему содержанию, процесс обольщения представлялся абсолютно естественным как дыхание; погружаясь во флирт, итальянец в очередной раз влюблялся, и не именно в эту женщину, он влюблялся во все прекрасное, в природу и он был абсолютно уверен, что она чувствует то же самое.

В комнату вошла «латинос» и доложила о приходе сеньора Жиромо, который не замедлил тут же войти и прямиком со словами «чао, бамбино» направился к Росарио, обнял его и страстно поцеловав, осведомился о женщине. Анна, видя незадачливый вид хозяина, ответила сама за себя:

— Я одна из постояльцев отеля, пришла узнать, как добраться до Венеции? — она давилась от смеха.

— Все очень просто, сеньора, — и Жиромо, как типичный итальянец со всей открытостью, темпераментом и активной жестикуляцией стал объяснять, как доехать до Жемчужины Адриатики.

Анна возвращалась к подругам в странном состоянии. Сеньор Росарио явно оказывал ей знаки внимания несмотря на то, что он обладал феноменом человеческой сексуальности, который Анна принимала, но не могла постичь, но дело было даже не в этом.

«Ну это же был не флирт, — думала она, — это мое нормальное поведение. Но он то подумал, что я с ним заигрываю. Зачем я так? Ради чего? — стучало в голове, — ведь мне не надо было от него ничего. Но он то подумал, что я хочу его. Блин, а если бы это видел Мишка? Может Снежка права, и он действительно меня все время ревнует. Я знаю, что ничего нет, ну вопрос: что он там себе в голове придумывает. Лучше вообще разговаривать с мужиками, как просто с какой-то мебелью, по-деловому. Так будет спокойнее.»

…

Вечером Анна вернулась домой, подушка еще пахла незнакомым мужчиной. Она сменила пастельное белье, чтоб ничего даже не напоминало об одноразовой встречи.

Далеко за полночь ночную тишину пронзил телефонный звонок. Анна открыла глаза и сначала не могла понять это наяву или она все еще во власти Морфея. Звонок настойчиво требовал ответа. Женщина нащупала телефон на ночном столике, сдвинула кнопку и услышала вызывающее:

— Спишь? — тон Михаила был с издевкой. Он явно был на свидании с зеленым змием.

— Нормальные люди все спят в это время, — как можно спокойнее ответила Анна.

— А мне фиолетово с кем ты спишь, — по-хамски рявкнул бывший муж и бросил трубку.

Позабытые бабочки снова напомнили о себе, защекотав в животе. Снова она в замкнутом круге панической атаки, снова покой и гармония покинули приют ее души, снова чувство страха долбит дятлом в голове. «Сколько это может продолжаться? — стучало в висках, — когда уже он даст мне спокойно жить?»

Она зажгла лампу, спать уже не хотелось, да и не моглось. Она подумала об ароматном крепком кофе, который возможно приведет ее в чувства и о коньяке для успокоения. Дойдя до кухни, она нажала кнопку «Мое кофе» на панели кофеварки и запах молотых зерен стал медленно проникать в ее ноздри.

Она медленно пила бодрящий напиток и пыталась понять, что не так в ее жизни, почему бывший муж не отпускает ее.

10 лет назад

Анна крутилась в постели и не могла уснуть. Михаил, скорее всего, где-то завис с каким-нибудь очередным другом. Чувство тревоги, словно дрожжевое тесто, замешанное на беспокойстве о муже, сдобренное напряжением и страхом, подогретое его не отвечающим телефоном, выросло в огромный ком, который душил женщину до тошноты, до мышечных спазм, до боли в голове, в животе, в сердце.

Звонок в дверь положил конец ее навязчивым мыслям и опасению. Анна прекрасно знала, что она сейчас возможно увидит, ничего он уже не может выкинуть, о чем она не предполагает, просто уже нечем удивить. Женщина открыла дверь, Михаил переступил порог и потерял сознание. Единственное, что могла она увидеть в падающем муже, это то, что у него нет глаза. Она старалась не закричать, чтобы не разбудить детей и стала ртом хватать воздух. На кожаной куртке была грязь и пятна крови, рукав был порван. И это был ее муж, человек, которые был так внимателен к своему внешнему виду. Был, когда трезв. Анна собрала волю в кулак и стала затаскивать двухметрового здорового детину в комнату, чтобы уложить его на кровать. Она хорошо знала мужа, скорее всего он схлопотал не потому, что был пьян, а потому, что вел себя неприлично, хамил, оскорблял кого-то. В нем словно жили два человека: один — скромный, даже застенчивый трезвый парень, а другой — наглый, грубый, банальный алкаш.

«Если он потерял глаз, он не сможет работать. Если он не сможет работать, он будет пить. Если он будет пить…», — Анна строила логическую цепочку, прогнозируя будущее, но закончить ее не смогла. Врожденное чувство справедливости зародило обиду на мужа и жалость к себе. Она заплакала.

«Ну ведь он должен был измениться, должен был повзрослеть, должен был стать ответственным», — недоумевала ОНА.

«Кому он должен? ОН никому ничего не должен. И почему ты вообще решила, что он должен изменить. Это его натура, ему и так хорошо, и ты знала какой ОН», — возмущался внутренний голос.

«Знала, но надеялась», — вздохнула женщина.

«А он, возможно, считает, что ты слишком серьезно относишься ко всему. И не понимает, как можно отказаться встретить рассвет на море, распивая бутылку шампанского в знак приветствия нового дня, или купить билет на первый попавшейся поезд и позавтракать в другом городе. Романтика!» — дразнил ее разум.

«Романтика, — грустно повторила она, — когда не надо думать за детей, за быт, за дом, а быть фестивальным бродягой… Знаю, что у всех свои тараканы».

«Главное, чтобы ваши тараканы дружили и смотрели в одну сторону», — хихикнул внутренний голос.

«Мы просто слишком разные. По молодости этого не замечали, а с годами прореха между нами увеличилась до пропасти. И не один из нас ни то, что не хочет, уже не может себя изменить».

«Поэтому, надо развестись», — сделал вывод внутренний советчик.

Так впервые за 15 лет совместной жизни промелькнула мысль о разводе. Из своего внутреннего диалога Анна стала понимать, что чувство обиды возникло не сегодня, постепенно, капля за каплей уже много лет это чувство наполняет ее чашу терпения. Обида, порожденная несоответствием ожиданий о каком-то должном, по ее мнению, поведении Михаила с тем, как он ведет себя в действительности.

Утром у Михаила было «моральное похмелье», ему было стыдно за свой вид, за свое вчерашнее поведение. Глаз был заплывший, словно у боксера на ринге, получившего нокаут. Три дня он лежал, отвернувшись лицом к стенке, ни с кем не разговаривая. Постепенно отек с глаза спадал и становилось очевидно, что глаз мужчины цел и невредим. После этого инцидента Михаил остепенился, Анна не начала разговор о разводе, в надежде, что все может измениться к лучшему…

3 года назад

— А хорошо тут, вид на озеро, лес, главное, чтоб эту идиллию не нарушил твой бывший, — стоя подбоченившись на балконе, говорила Жанна.

— Олег сказал, батя в «разгуляево» уехал, с полученных барышей-то можно.

Жанна недоверчиво посмотрела на Анну.

— Ну какое-то время, пока будут деньги, не думаю, чтобы он меня беспокоил, — предположила Анна, — да никто ему и не скажет, где я купила квартиру.

— Так, теперь, когда у тебя есть такое милое гнездышко, пора подумать и о себе, — Жанна, как всегда, была в своем репертуаре. После случая с кольцом, она немного изменилась, но старые привычки не так просто искоренить. Для всех все еще было необъяснимым, как это Жанна, имея столько поклонников, до сих пор не нашла себе очередного мужа.

— Ай, подруга, отстань, я только кайф начинаю ловить от жития одной.

— Слушай, мать, ты потерялась, как женщина, — поставила свой диагноз Жанна. — тебе срочно надо повышать свою самооценку, а то она у тебя не то, что на полу, она завалилась в дырку за плинтус. Твой муженек постарался на славу, ему надо дать Нобелевскую премию в области психологии за работу «Методы кодировки женщины на неуверенность и закомплексованность с целью привязки ее к себе», — уверенным голосом продолжала лаборант.

— Что за бред ты несешь, какая кодировка, — качала головой Анна.

— А ты не скажи, каждый мужик собственник, и все они бояться, что жена соскочит, поэтому подсознательно стараются привязать ее к себе. Ну смотри, неуверенная в себе, закомплексованная тетя вряд ли бросит взгляд в сторону другого мужчины, ведь ей вдолбили, что она никому не нужна — вон вокруг сколько молоденьких и хорошеньких, а у нее одни недостатки. К тому же такой тетей гораздо легче управлять, нужно только знать, на какие"кнопки"нажимать. Начала качать права? Оба на, что за дела?! Надо сказать ей, что она растолстела или плохо выглядит. А еще можно, что котлеты подгорели и пыль на телевизоре, и все — "противник"деморализован, его можно брать голыми руками, — как профессионал с большим опытом рассуждала Жанна.

— Да уж, этого «добра» я наслышалась вдоволь, — глубоко вздохнула Анна.

— Ну так надо же что-то делать, надо с этим как-то бороться, надо раскодироваться, — как доктор давала рекомендации блондинка.

— Ну твое лекарство известное, — засмеялась Анна, — между прочим, это лекарство шарлатана, — добавила она и пошла ну кухню варить кофе.

— Может и шарлатана, но оно работает, — поджала губки Жанна.

— Ну хорошо, — рассуждала Анна, — давай смотреть правде в глаза, высунула она голову из кухни. Портрет моего потенциального партнера: мужикам моих лет подавай девчушек моложе моей Иринки, мальчики — студенты, мечтающие о мамочке Стифлера — не моя тема. Остается старый лысый вдовец на кресло каталке. А я, на минуточку, не сиделка, а магистр филологии.

— Почему сразу старый лысый, — удивилась Жанна, — вон Борюсина Марья умерла сорока ей не было еще. И Борька не инвалид. Твоя проблема в том, что ты в каждом пытаешься увидеть будущего суженного. Ну неужели ты веришь, что после 40 или 50, реально можно влюбиться? Это только в кино.

— То-то и оно, что не верю.

— А как насчет просто развлечься, хорошо провести время, выпить винца, съесть баранины, — поучала подругу опытная Жанна, — с тебя ж не убудет, и удовольствие получишь, и самооценочка повысится, между прочим.

— Ладно, при случае попробую, — пообещала Анна, а про себя подумала: «Ну был этот Виталий-Валерий, что-то я не почувствовала, что «самооценочка» повысилась, хотя, он же реально хотел отношения продолжить, может, я не так уж и плоха, как про себя думаю».

И случай не заставил себя ждать…

— Сорока на хвосте новость принесла: ты птичка свободного полета сейчас, — в трубке звучал знакомый тенор с баритональным тембром. — Вакансия «утешителя — лекаря» еще свободна? Надо ж поправить твое биополе, так сказать, слиться чакрами. Или я опоздал, список претендентов слишком велик, чтоб рассматривать мою скромную кандидатуру?

Анна знала Юрку Мамонова (в народе «Мамонт») много лет. Они были почти ровесниками, и все эти годы он был волокита, соблазнитель и искатель любовных побед и приключений. Для всех оставалось загадкой, как с этим мирилась его жена.

Анна и не думала отнекиваться, Юрасик подходит на все сто быть «таблеткой от одиночества». Женат, трое детей. Ни ему, ни ей не нужна огласка и не нужны отношения. И плевать, что он приятель бывшего мужа.

— Заявлений много, но о вас хорошие отзывы, — серьезным голосом делопроизводителя говорила Анна, — так что сегодня в 19.00 вам назначена аудиенция.

— Коньяк за мной, — не скрывая радости в голосе, выпалил Юрасик.

Они пили бренди, закусывали, вспоминали былые времена и старых приятелей, и Анна все время критически рассматривала мужчину, словно видела его в первый раз. Полысел, исхудал, словно кто-то вытягивает из него жизненные силы, пытается хорохориться, набивает себе цену, а свитерочек-то тот же, что видела она на нем лет пять назад. Его краснобайство и уловки опытного соблазнителя не вдохновляли ее. Может от того, что она знала его очень хорошо и чувствовала его неискренность. Может, он того, что смотрела, как на друга, а не на мужчину. В конце концов, Анна решила, что она не настолько одинока, что ей нужна «таблетка», во всяком случае не «Юрасик-форте».

— Вечно ты так, Анька, — мужчина не скрывал своего разочарования, — флиртуешь, заведешь до «я-уже-не-могу», а потом «опсс, извините».

— Слушай, я никогда тебе ничего не обещала, — смеясь, говорила Анна.

— Ты себя видела?! Вот сколько помню твой взгляд, смотришь, вроде, в глаза, а у меня движение ниже пупка начинается и мысли о пещере наслаждения, а твой рот, как распустившийся бутон розы, так и хочется прижаться к нему и, как пчела, испить сочный нектар с них.

— Хватит тут заливать соловья, — продолжала смеяться Анна, — тоже мне, нашелся поэт Цветик-семицветик.

На прощание Юрасик чмокнул ее в щеку и авторитетно сказал:

— Знаешь Анька, я серьезно. Ты себя недооцениваешь, ты реально хороша и вызываешь желание, и перестань думать, что ты не можешь быть любимой и что твой поезд ушел. А даже если и ушел, то как говориться, есть и другие виды транспорта и даже комфортнее.

— Где же ты с твоим комфортным кабриолетом был тридцать лет назад? — улыбаясь спросила женщина.

— Мои шансы были ровны нулю. Где Я, Юрка Мамонов, — он показал пальцем на плинтус, — а где «Бек», — и поднял руку высоко вверх.

Она закрыла за ним дверь и, улыбаясь от глубокого чувства внутреннего удовлетворения, пошла варить себе кофе. Нет, она не получила желаемого, не достигла какой-то великой цели, просто слова старого друга, как-то удачно и своевременно, словно проросшее зерно, упали на благодатную почву ее внутренней мотивации. Скорее всего он был прав, Анна и сама стала замечать, что многие мужчины останавливают на ней свой взгляд. А может это было и раньше? Но она была так поглощена какой-то житейской суетой, что однажды перестала замечать эти взгляды, она всегда смотрела на себя, как на мать, на кухарку, посудомойку, уборщицу, что-там-еще-по-дому-надо и она действительно в этом преуспела, но ведь была еще одна задача, с которой она не справилась, быть женщиной, музой для мужчины. А может она никогда и не ставила эту задачу перед собой?!

У Анны появилось неведомое ей доселе чувство вызывать желание любить ее — действиями, словами, мыслями. «Что там было про «ягодку опять», — она усмехнулась, — народная мудрость, против этого не попрешь». Она осознала, что она свободна. Нет, не физически, жить в обществе и быть свободной от него невозможно, она свободна в своем выборе, ее душа свободна как ветер. Она может заниматься своей внешностью, своим здоровьем, своим питанием, всем тем, что влияет непосредственно на ее внешний облик и внутреннее состояние, и делать это так, как считает нужным. Она решила, что в ее года еще можно выглядеть так, чтобы все падали в обморок от ее внешнего вида. И это прекрасный возраст для этого — потому что собственно возраста еще не видно, и с легкостью можно крутить романы с мужчинами, как девятнадцати, так и девяноста лет. Замечательный возраст!

Утром позвонил Михаил, он, как всегда, жаловался, все были кругом виноваты, один он недопонятый белый и пушистый. Анна уж было обрадовалась, что никаких претензий к ней он не выдвигал, как вдруг:

— Завела себе кого? — то ли от любопытства, то ли ему действительно было интересно, поинтересовался бывший муж.

— Заводят собаку, а у меня на нее времени нет, — дерзила Анна.

— Ты понимаешь, о чем я. Мне конечно все равно с кем ты, хоть с «Мамонтом», он давно мечтал…

— А зачем мне «Мамонт», это ископаемое Ледникового периода? Я предпочитаю молодых козлов, — удивляясь самой себе, нагло ответила Анна.

В трубке повисло молчание. Михаил переваривал полученный ответ.

— Ну, ладно, пока, звони, — весело попрощалась Анна.

Это не просто была удачная фраза, это был триумф над самой собой. Наконец-то она не прогибалась под Михаила, не боялась обидеть его, она была такой, какой была много лет назад, такой, какой ее увидел первый раз Михаил: уверенной в своих силах, дерзкой, оптимистичной, эмоционально интеллектуальной, гордой и недосягаемой для многих молодых людей.

10 месяцев назад

Весна одевала природу в новые чистые одежды. Радостно щебетали птицы. На земле быстро прорастала трава, из почек на ветвях деревьев прорывались молодые листики, каких-то несколько дней и парк под окнами зашумит листвой. Солнце набирало обороты и с самого утра до захода пропитывало землю и весь растительный мир природы теплыми, зачастую жаркими лучами.

В это время жизненный тонус Анны повышался, поднималось настроение, она была переполнен чувством вселенской любви и радости. Но студенты становились ленивыми, было ощущение, что их интересует только отдых и любовные приключения.

— Ну пожалуй на этом на сегодня и закончим, — подвела итог лекции Анна, — вопросы?

— Мадам Анна, а правда французы такие, как про них говорят? — прозвучал вопрос девушки лет 18 с «галерки».

— Какие такие? — Анна загадочно улыбалась, прекрасно понимая, о чем студентка.

— Ну что они романтики, всегда элегантны, галантны, хорошие любовники, — девушка сидела в вольной непринужденной позе и явно в ее голове был нарисован какой-то определенный образ, — а у вас, мадам, был роман с французом?

Аудитория зашушукалась. А девушка, повертев головой в разные стороны, продолжала громко и уверенно:

— А что из вас никто не хочет узнать правду, так сказать, из первых рук, — обратилась она к сокурсникам.

— Правду, что такое французская любовь? — засмеялась преподаватель, — можно одолжить у анатомов пару скелетов для наглядности.

Конец ознакомительного фрагмента.