Жизнь на дне

Наталья Стрункова, 2019

Юная Рита мечтала жить как все, иметь маму и папу, ходить в школу и иметь друзей. Но взрослые решили за нее – отец ушел, а матери не до нее. Маргарита принимает нелегкое решение, круто изменившее ее жизнь. Девочка оказывается втянута в фирму "досуга" и криминальные круги 90-х годов. Как выберется из «жизни на дне» – читайте в этой книге.Содержит нецензурную брань.

История создана на реальных событиях, записана со слов героини.

Глава 1

Начало

— Алло, добрый день Анна Сергеевна!

— Да, здрасьте.

— Вам звонит учительница вашей дочери, Людмила Петровна, если вы помните конечно.

— Э… Хм.

— Ладно, не суть, ваша дочь Рита сегодня пришла в школу в короткой юбке и с накрашенными глазами! Вы в курсе? По утрам собираете ребенка? Ей всего 13 лет так-то, вы должны прийти завтра в школу, нам надо побеседовать об её успеваемости и поведении.

В трубке послышались короткие гудки, «даже слова не дала сказать, что за училка невоспитанная?! Ритка, дрянь малолетняя, получит когда придет, отхлестаю ремнем, будет знать как мать позорить! Странно что телефон еще работает, как она смогла дозвониться?»

В школу идти не хотелось совсем, выслушивать нотации, изображать стыд и понимание что надо воспитывать, объяснять и учить правильным вещам. А школа на что? Пусть учат, им за это деньги платят!

Анна открыла холодильник, не густо там было, банка кильки открытая еще два дня назад, оставшаяся от застолья, кусок подсохшего сала, да луковица. В дверь позвонили.

— Анька, здарово, пустишь, я с гостинцами? — Ну проходи, раз так.

Гришка-алкаш, сосед снизу, заходил частенько, особенно зимой, когда холодно и выпить на улице не получалось.

— Закуску принес? Нечем закусить у меня.

— Доширак принес, сделай горячее, похлебаем, тоже жрать хочу, мать домой не пускает, трубы горят, а ей хоть бы хны.

— Мать у тебя строгая, но справедливая, не даром что училкой была. В кого ты такой балбес родился? Наверно потому что без отца рос, вон моя тоже без отца, сегодня из школы звонили, юбку одела короткую, дрянь, а мне идти позориться теперь за нее.

— Не тронь Ритку, растет девка, все носят себя вспомни, хорошая она у тебя, зря ты так на нее.

— А ты че глаз на нее положил? Ты извращенец что ли, ну иди отсюда, вали говорю!

— Вот дура баба! Че несешь то? Что плохая она у тебя? Плохая?

— Нет хорошая.

— А я что сказал? Юбку не носила сама? Мамка тебя за это не ругала?

— Ругала, била даже.

— Понравилось когда била?

— Нет конечно!

— И в чем я извращенец тогда? Просто пожалел, хорошая она у тебя, любит тебя, а ты на нее дрянь, эх бабы. Анна заплакала, выпивая стопку за стопкой, начались слезы и проклятья на Риткиного отца. Гришка тоже ревел, вспоминая своего. Никто из них уже не помнил настоящую причину из за чего оба размазывали слезы по лицу. Плавно разговор перешел в «ты меня уважаешь?»

Частенько не только Гришка приходил в ту квартиру, все во дворе знали, что у «Аньки Тополихи» можно выпить или еще чего погорячее, могла не отказать, смотря конечно какой стол будет, за хлеб не пойдет.

Но такой была не всегда. Все как у людей было, семья была, муж любимый и любящий, дочь подрастала. В какой момент все сломалось уже не помнила, в закромах души, в черном чулане, закрытом на большой замок спала совесть, именно она знала что в разводе виновата была Анна. Частые гулянки с подругами, дома грязь, заброшенный муж и дочь, начались скандалы, огрызалась и кричала не считая себя виноватой. Муж ушел к другой, а потом и вовсе уехал в другой город, и по слухам счастлив, воспитывая сына. На дочь поначалу приходили алименты, которые быстро тратились на гулянки с подружками. Потом все прекратилось, денег перестал присылать совсем, два раза в год приезжал, забирал дочь и одевал, к школе и на осень-зиму, потом еще раз на весну-лето. Покупалось только самое необходимое, но мать умудрялась продать новые вещи, взамен не купив ничего. Отец Риты терпел не долго, одним звонком бывшей жене прекратил поездки и покупки. Пострадала в этой ситуации только Ритка, лишившись в одночасье редких встреч с отцом и приличной одежды. В школе смеялись над ней, видя заношенные туфли, заштопанные колготки и короткие рукава у всех кофт и блузок. Иногда сердобольные соседи давали одежду, оставшуюся от детей, которые выросли, Рита берегла как могла, но она росла, становясь высокой в отца, и вещи быстро становились малы.

Гришка пьянел и смелел.

— Анька, пойдем в койку, а? Мужика наверно хочешь, уж наверно невтерпеж — заржал Гришка, обнажив гнилые зубы.

— В койку говоришь, ну пойдем, сейчас только шнурки поглажу — вставая сказала Анька.

Схватила скалку и замахнулась, пьяно качнувшись в сторону.

— Пойдем в койку, ну! — начала кричать и размахивать скалкой.

— Вот дура! Ну ты че, а? Че? Напилась что ли, не соображаешь? Да кому ты нужна, бомжиха грязная, ты себя в зеркало видела, тьфу!

Гришка поспешно выбежал и громко хлопнул дверью.

— Это я то бомжиха, вот мразь, а сам то, сам? Вот, козел, еще в койку зовет!

Взбешенная Анька начала громить кухню, полетели рюмки и тарелка, с остатками Доширака. Дверь хлопнула.

— Мам, ты что делаешь? — вбежала на кухню, Рита — Мама, зачем ты бьешь, и так посуды не осталось, мама?!

— А, явилась дрянь, проходи доча, поговорим — пугающим тоном начала мать — мне из школы сегодня звонили, ты вырядилась оказывается как проститутка сегодня, зенки накрасила, что скажешь, а?

— Мам, ты чего, какая проститутка, юбка мала, да, но одеть мне нечего, сама знаешь, а глаза накрасила, синяк замазала тенями, ты же меня ударила, надо мной и так все ржут, а тут синяк над глазом, как идти? — совсем растерялась Рита.

— А, мать у тебя значит виновата, мать, да! — все больше распаляясь орала Анька.

— Мама, ну не надо, ты не виновата, я просто говорю как было, я же не специально, мама. — тряслась девочка.

Женщина схватила ремень, который всегда был под рукой, и ударила дочь, сначала по спине, по рукам, Рита пыталась защитится закрывая лицо, «лишь бы не синяки, лишь бы не лицо» думала она. Порка продолжалась недолго, мать была слишком пьяна и быстро устала, да и Маргарита уже усвоила как себя надо вести, главное не кричать, и не молить, тогда может пороть несколько часов подряд, матери нравилось, когда Ритка молила о пощаде, называла «Мамочкой» говорила «пожалуйста» и «умоляю», это был высший экстаз.

— Пошла отсюда! Нет стой, убери здесь все, потом уйдешь, пойду прилягу устала я, всю душу ты мне выпотрошила, дрянь, вся в папашу своего ненаглядного!

Размазывая слезы по щекам Рита взяла веник и совок, битое стекло было повсюду, лапша стекала по стенам и люстре. Все было старым и потрепанным, ремонта в квартире не было лет тридцать. Сначала здесь жила прабабушка Риты, после её смерти квартира досталась внучке, но молодой семье было трудно жить на одну зарплату, поэтому ремонт откладывался, когда Рита подросла и Анна Сергеевна вышла на работу, про ремонт тоже как то забыли, а сейчас и подавно, мать пьет и не работает, какие уж тут обои или новый линолеум. Вымыв кухню, девочка пошла делать уроки, про ужин даже не вспомнив, так сильно устала. Наскоро написав русский, проглядев алгебру и литературу, легла спать, решив доделать с утра, глаза закрывались и силы оставили окончательно.

На завтрак кроме кильки ничего не было, кое-как затолкав в глотку, пошла в школу, заранее зная что мать ее прибьет за то что съела последнюю еду в доме.

В школе было не радостно, каждый раз шла туда как на каторгу, тяжело быть изгоем и самой бедной во всей школе, каждый считал обязанным себя, толкнуть или оскорбить ее, поэтому всегда приходила пораньше, смотрела расписание и торопилась в класс, забиться тихонько в уголок и сделать домашнее задание, которое не успела накануне. В школе еще была уборщица баба Маня, чуткая женщина с добрым лицом, жалела и подкармливала Ритку, то пирожком, то яблоком, иногда гладила по голове и тяжко вздыхала. Девочка частенько помогала ей с уборкой, носила ведра с чистой водой, или подметала классы. Не за пирожок, а в знак доброты, хоть чем то отблагодарить за заботу, хоть кому то помочь не по приказу. Педсовет не одобрял такое поведение уборщицы, на примере животных объясняли, нельзя гладить брошенного котенка или щенка, нельзя подкармливать, он обязательно пойдет за тобой, а взять не сможешь, так еще больше будет страдать. Но баба Маша не слушала, тайком совала пирожки в руки Ритки, не считая ее щенком, знала прекрасно что девочка голодная, в столовой ее никто не кормил, мать же не платит. Пробовала женщина обращаться в опеку, там от нее отмахнулись, ребенок ходит в школу, чистый, по улицам не бродит, значит нельзя отнимать ребенка у родной матери. Бедная Ритка была в целом свете одна, некому защитить и пожалеть, ни бабушек, ни дедушек не было, умерли еще до рождения девочки.

Анна Сергеевна Тополева росла с бабушкой, родители рано развелись и разъехались в разные стороны, мать уехала на заработки, и больше не вернулась, отец умер по пьянке, замерз где-то. Квартира отошла государству, маленькую Анечку бабка сдала в интернат, с возможностью приезжать на выходные, потом было пту и общага, и практически сразу вышла замуж, забеременела, а тут и бабка померла, оставив свою квартиру единственной внучке. К дочери Анна не испытывала материнских чувств, она считала наказанием растить и воспитывать, заплетать косы, гладить платья в садик, не прижмет, не поцелует, всегда холодная и неприступная, да и к мужу особо не ластилась, не могла проявить каких то эмоций, дать волю чувствам, нежности хоть какой то или любви. По началу Ритка тянулась к ней, как обычный ребенок, но быстро усвоила что отец быстрее пожалеет, подует на разбитые коленки, поцелует в макушку, заботливо укроет одеялом. А когда наступил развод, и этого лишилась, в редкие встречи с отцом тянулась к нему, как слабый росток к солнцу, пыталась на полгода вперед насмотреться на него, приласкаться, подержать за руку, почувствовать заботу и участие. Но с каждым разом холоднее становился папа, на бегу делались покупки, из разговоров только и было «примерь, мало, давай это, и это мало, растешь быстро, вот это хорошо, значит берем», а Рита все ждала когда спросит:

— Как дела, моя милая? — Как успехи, что нового узнала? А еще она ждала главный вопрос.

— Дочь, а может ты хочешь жить с папой и братиком, может я заберу тебя от мамы?

Вот тогда бы Рита крикнула «Да пап, хочу, забери прошу тебя, я очень хочу!»

Этого так и не случилось, и сейчас став подростком, поняла вопрос уже не прозвучит.