Дневник сорной травы

Наталья Солнцева, 2011

Спустя десять лет после затянувшегося свадебного путешествия Юрий и Анна возвращаются в Санкт-Петербург. Удивительная вещь: за эти годы Анна совсем не изменилась, сохранив красоту и молодость. Но не только это изумляет ее мужа. Он получает анонимки о странном поведении жены. Неприятно ему и то, что Анна играет на бирже. Но более всего его пугает фигурка Гекаты, с которой Анна никогда не расстается. В руках частного детектива Артема Пономарева оказывается дневник серийного убийцы, который десять лет назад держал в страхе весь город. Вечная молодость Анны, исповедь маньяка, проклятие, тяготеющее над родом Юрия Салахова – все это разные грани одной тайны, истоки которой кроются в античности, в древнем культе Гекаты. Тот, кто разгадает эту тайну, станет повелителем своей судьбы. Роман издается в новой редакции. Ранее роман выходил под названием «Сады Кассандры. Кольцо Гекаты». В книгу вошел также отрывок из следующего романа «Танец семи вуалей».

Глава 5

Зарядили дожди. Стояла сырость, и Пономарев включил в адвокатской конторе отопление. Согревшись, он передумал пить чай с коньяком и взялся за дела. Переговорил с несколькими клиентами по телефону, разобрал бумаги, ближе к обеду позвонил домой, спросил у Динары, как там дети.

— Дерутся, — ответила она. — Значит, выздоравливают. Не задерживайся на работе, пожалуйста. У няни болит голова, и она отпросилась домой. А я хочу сходить в парикмахерскую.

— У меня назначена встреча с клиенткой на семь часов вечера.

— Думаешь, она придет в такую погоду?

Клиентов действительно было мало: за весь день только трое. Может, это к лучшему? По крайней мере у него есть время подумать, дочитать откровения убийцы. Вдруг что-то прояснится?

— Ладно, пока.

Он достал из сейфа «записки», включил свет и углубился в чтение…

…Я мог отличить ее шаги от тысяч шагов других женщин. Я узнал бы ее в любой толпе. Во время вселенского потопа мои мысли были бы только о ней! Я держал руку в кармане, сжимая листок с написанными для нее стихами, и дрожал от возбуждения. Я надеялся, что она сердцем услышит мой любовный призыв и придет пораньше. Но… моим ожиданиям не суждено было сбыться.

Коридор наполнялся звуками голосов, возни и смеха. В класс входили ученики, один за другим. А ее все не было. Когда прозвенел звонок, на мою душу опустилась ночь — я решил, что ее сегодня не будет. Свет померк для меня, и тут… она вбежала в класс, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, на полсекунды опередив учителя математики.

— Нинка опять опоздала! — хихикнул мой сосед по парте.

Я был готов убить его за то, как непочтительно он отзывается о ней. Моя рука, сжимающая в кармане любовное послание, вспотела, и мне пришлось ее вытащить. Начался урок, но вместо того, чтобы смотреть на доску и слушать объяснения учителя, я то и дело бросал взгляды на нее.

— Тебе что, тоже Нинка нравится? — ехидно спросил сосед.

— Что значит «тоже»?

— Ну… она с Витькой ходит, из десятого «Б»! — снова хихикнул он. — Витька у нас чемпион школы по боксу. Так что лучше не заглядывайся, а то…

Я схватил учебник и треснул его изо всех сил по голове. Меня выгнали из класса, и я целый день бродил по осеннему парку, думая о том, что мне следует умереть. Вечером я вернулся домой и сразу улегся спать. Мне снилась она и незнакомый Витька, который целует ее и кладет голову ей на плечо.

— Что с тобой? У тебя жар! — сказала мама, когда утром будила меня. — Ты не мороженого, случайно, объелся? Оставайся дома. Пей горячее молоко и полощи горло содой.

Горячее молоко и сода были у мамы лекарствами от всех болезней. Отец устал с ней спорить по этому поводу и не вмешивался в процесс моего лечения. Я лежал и думал о Принцессе, которая изменила мне. Как она могла? Разве грубый Витька с его кулаками мог любить ее так, как я?

Мной овладела сильная лихорадка, я горел, и ночью отец не отходил от моей постели.

— Это все переезд, новая школа, учителя, одноклассники… — объяснял он матери. — У мальчика очень ранимая психика, слабая нервная система. Пусть отдохнет несколько дней.

— Как? — удивилась мама. — Разве у него не ангина?

— Нет. Это нервная горячка. Он успокоится, привыкнет, и все пройдет.

Так и случилось. Днем я спал, а ночью, когда никто не мешал, я думал. И решил написать Нине письмо. Ведь она не догадывается, как я люблю ее! Я буду писать ей, часто, каждый день, пока она не убедится, что Витька ей не пара. А потом, когда она захочет узнать имя того, кто готов умереть за нее, я признаюсь, назову себя, и мы будем счастливы!

Это решение успокоило меня. Я написал первое письмо и на следующий день отправился в школу. Нина не заметила, как я положил послание в карман ее пальто.

Второе письмо я, улучив момент, засунул между страниц ее учебника по литературе. Третье послание мне удалось подложить ей в портфель. Я ждал отклика, но… все оставалось по-прежнему.

После уроков долговязый Витька ждал ее у школы, и они вместе шли домой через парк, усыпанный желтой листвой. Снедаемый жестокой ревностью, я следовал за ними, прячась между полуголых деревьев. Я ничего не понимал. Может, она не читала моих писем?

Я продолжал писать о своей любви и теперь приноровился класть письма прямо в ее дневник, когда никто не видел. Уж теперь-то они обязательно попадут ей в руки! И скоро я убедился в этом.

Как всегда после уроков, я, подобно тени, скользил по парку за ничего не подозревающей парочкой. Вдруг они остановились. Нина достала из портфеля какой-то листок и показала его Витьке. Это было мое письмо! Они вместе читали его и смеялись. О, как они хохотали! Потом они порвали письмо на мелкие клочки и подбросили вверх. Ветер подхватил обрывки и понес вместе с облетевшей листвой…

У меня потемнело в глазах, когда я увидел, как они обнимаются и целуются. В груди сдавило, и я чуть не задохнулся. Я решил, что умираю. Они все целовались и целовались, — моя Принцесса и боксер, — они прижимались друг к другу, как любовники, которым нечего стесняться. Я хотел умереть, но не мог! И тогда я пожелал, чтобы умерли они. Вернее она! Потому что она предала меня. Отвергла мою любовь, чистую, искреннюю! Променяла на грубые объятия и слюнявые прикосновения чужого рта! Она все испортила, вываляла в грязи! Я думал, она прекрасна, нежна и добра, — а она оказалась обыкновенной похотливой сучкой, такой же, как все!

Я не помню, как добрался домой, как завалился в постель, прямо в одежде и ботинках. Ужасная, нестерпимая боль разрывала мое сердце… Черный туман поглотил меня, и я целую неделю пролежал в горячке. А когда пришел в себя, то ощутил себя другим. Я излечился от своей любви, исторг ее из моей души. Нина стала мне ненавистна, и я не смог бы находиться с ней рядом.

Постепенно я привыкал к своему новому состоянию. Я понял, что женщины притворяются — они лишь кажутся ангелами. Это их забава — разбивать сердца мужчин.

Я решил заняться наукой. Отец обрадовался, заметив мой интерес к медицине.

— Вот видишь, — с гордостью говорил он матери. — У мальчика наступил перелом. Он наконец-то взялся за ум!

Иногда в свободное время отец брал меня с собой в институт, на свою кафедру. Я слушал лекции и проникался духом его профессии. На девушек я не смотрел. Так прошел год…

— Можно войти?

Артем настолько углубился в чтение, что не заметил, как в кабинет заглянула Галина Павловна. Он поспешно смахнул листки в ящик стола и поздоровался.

— Извините. Я вам помешала?

— Вовсе нет, — он улыбнулся. — Просто я слишком увлекся.

— Что-то интересное?

— Скорее поучительное. Как у вас дела?

Она села в кресло и сложила руки на коленях.

— Пока все хорошо. Стараюсь следовать вашим советам. По вечерам не выхожу из дома и после работы не задерживаюсь.

— Как ваш муж относится к этому?

— Он ничего не знает! — испуганно ответила Галина Павловна. — Вы обещали, что никому…

— Разумеется, нет. Я думал, вы сами рассказали.

Она отрицательно покачала головой и нервно сжала руки.

— Он не знает. Если бы я… Нет, он не поймет! Скажет, что я выдумываю. У нас и так довольно натянутые отношения. Он считает меня истеричкой!

— Странно… Вы производите впечатление довольно уравновешенной дамы.

— Да? — она улыбнулась, довольная, и Артем заметил у нее на щеках симпатичные ямочки. — Мне приятно, что вы мне верите. А муж… я думаю, у него есть любовница.

— Вот как?

Она кивнула.

— Мы живем в большой квартире в центре города. Детей у нас нет…

— Квартира принадлежит вам?

— Я единственная владелица. Поэтому муж продолжает жить со мной. Он привык к центру, к простору и комфорту.

— В случае вашей смерти…

— Квартира достанется ему, — ответила женщина. — У меня нет других наследников.

— Может быть, ваш муж хочет убить вас?

Она посмотрела Артему в глаза, и он смутился.

— Я должен отработать все версии…

— Насчет мужа вы серьезно?

Чтобы разрядить обстановку, он предложил посетительнице сигарету.

— Курите?

— Когда волнуюсь. Сейчас как раз такой случай…

Они закурили. Лампы дневного света делали все окружающее неестественно бледным, фарфоровым.

— Кроме мужа, кому выгодна ваша смерть? — рассуждал бывший сыщик. — Может, вы что-то видели, слышали? И теперь являетесь опасным свидетелем?

— Не знаю… — Галина Павловна пожала плечами.

— А ревность, к примеру? Чем не мотив?

— Ревность? Нет, что вы! Моя личная жизнь обыкновенна. То есть, у меня нет другого мужчины.

— Хорошо, — сказал Артем, мельком взглянув на часы. — У вас есть мой телефон?

— Да, конечно! — она вытащила из сумочки визитку и показала ему. — Вот…

— Если что-то изменится, сразу же звоните. В любое время дня и ночи.

* * *

Госпожа Левитина обдумывала ситуацию. Признаться, она удивилась, что в ее квартире кто-то устроил спортзал.

Она в третий раз звонила Николаю Эдеру, которому перед отъездом за границу оставляла ключи. Молодой человек заверил, что все будет в порядке. Анна Наумовна посылала ему деньги два раза в год за то, что он присматривает за квартирой. Сколько уже времени там тренируются борцы? Похоже, у Николая весьма странные представления о порядке.

— Николай? — она с облегчением вздохнула. — Наконец-то я вас застала.

— Здравствуйте… — его голос звучал испуганно. — Извините, я не узнаю…

— Это Анна Левитина. Помните меня?

— Конечно.

— Я в Петербурге.

— Да?

Казалось, он еще больше перепугался.

— Как там дела с квартирой?

— С к-квартирой? — Николай закашлялся. — Все хорошо!

— Я сегодня наведывалась туда…

Николай Эдер молчал.

— Вы меня слышите?

— Д-да… да, с-слышу…

— Может быть, вы сами мне все объясните?

— Я… не виноват! Это все он! Он… ж-жестокий, страшный человек. Он велел мне д-дать ему к-ключи. Я… я не м-мог отказать. Он бы… убил меня. В-вернее, избил бы! Он так и сказал, ч-что сделает м-меня инвалидом… Я н-не мог… Мама умерла! Вы знаете? Если бы была ж-жива мама, она бы не допустила такого! Но она…

Николай заплакал. Анна слышала, как он всхлипывает и шмыгает носом.

— Сочувствую вам, — сказала она, дожидаясь, когда он сможет говорить. — Берта Михайловна была замечательная женщина.

Шмыганье на том конце провода стало утихать.

— С-спасибо… Мне ее так не хватает!

— Понимаю. И все же… кому вы дали ключи?

— Ему… ну, этому… Фариду.

Николай немного успокоился. Хозяйки квартиры он боялся гораздо меньше, чем Гордеева.

— Кто это?

— Фарид? А вы не знаете? Ах, ну да… Это наш новый сосед. Помните квартиру номер пять? Ту, которую снимали арабы? Так это его. Он там живет. Он… тренер по каким-то японским видам борьбы. Сначала он арендовал зал в другом месте, потом…

— Решил, что моя квартира лучше подходит для тренировок, — закончила за него Анна. — Неплохо придумано, как считаете?

— Что я могу считать? — промямлил Николай. — Меня никто не спрашивал. Он у меня выяснил, что за квартира, почему пустует, где хозяева… и потом велел отдать ключи. А не то, говорит, челюсть сверну!

— Вы поверили?

— Любой на моем месте поверил бы. Он одним ударом бревно ломает, я сам видел. И вообще, этот Фарид — психованный. Когда доберманы профессора его облаяли, он их так шуганул, что старик их полдня искал, дозваться не мог. Псы убежали в сквер и боялись во двор носы показать.

— Старик? — переспросила Анна. — Кто это?

— Еще один новый жилец, — вздохнул Николай. — Профессор истории, Рубен. Он купил квартиру на первом этаже. Ту… в которой… которая принадлежала Изабелле. Не везет мне с соседями…

— Ну что ж. Придется как-то решать эту проблему.

— С профессором? — обрадовался Николай. Доберманы наводили на него такой ужас, что простое дело — войти в подъезд — превратилось в нелегкое испытание.

— С Фаридом, — разочаровала его Анна Наумовна. — Как, кстати, его фамилия?

— Гордеев. Только не говорите ему, что я вам все рассказал!

— Но почему вы не сообщили об этом спортзале в квартире? В ЖЭК или в милицию…

— Квартира ваша, вы и сообщайте! — срывающимся от волнения голосом выпалил Николай. — А я не хочу связываться! Не могу! Я боюсь, если хотите знать! Да, боюсь! Гордеев бандит! Ему человека убить — что муху прихлопнуть!

— Он что, уже убил кого-то?

— Наверняка! Где он пропадал столько времени? Почему не жил дома? Прятался от милиции. Я сразу догадался! У него глаза ледяные, ничего не выражают. Посмотришь, и жуть берет! Вы будьте осторожнее. С ним так просто не сладить. Возьмите с собой охранника, а еще лучше нескольких! И с оружием!

— По-моему, господин Гордеев совсем не так грозен, — улыбнулась Левитина.

— Вы просто не понимаете. Вы женщина и в таких вещах не разбираетесь. Фарид разговаривает только на одном языке, и это язык силы!

— Спасибо за предупреждение.

Николай Эдер вздохнул с облегчением. Слава богу, вернулась хозяйка, пусть теперь разбирается, кто занял ее квартиру и почему. Ему надоело находиться между двух огней! Права была мама, когда говорила, что мир — это джунгли и, чтобы выживать в нем, надо быть хищником.

Анна Наумовна смеялась, представляя себе испуганное, растерянное лицо Николая. Бедняга! Трудно ему пришлось. Ну, бог с ним. Пожалуй, она знает, как уладить вопрос со спортзалом мирным путем, так, чтобы все были довольны…