КИФ-6. «Современная война». Сборник рассказов

Наталья Сажина

КИФ-6 означает «шестой конкурс имморт-фантастики». Имморт означает, что самое ценное – это жизнь. Мы против обессмысливания и обесценивания жизни. Зато мы ратуем за человеческое достоинство, нравственность и долгую-долгую, желательно бесконечную и молодую, мирную, осмысленную жизнь. И мы полагаем, что весь свой разум, все свои усилия, все свои ресурсы человечество должно направлять не на то, чтобы воевать между собой, а на то, чтобы жить всем вместе – бороться надо с внешними обстоятельствами.

Роман Арилин

«Возвращение в Эдем»

Транспортная баржа прибыла ровно в десять утра, точно по расписанию. Как всегда, первыми вышли охранники. Все как положено, в броне и с оружием наизготовку. Не чтобы мы собирались брать их штурмом и бежать с острова, но такой уж порядок.

Охрана выпустила десяток дронов вокруг пирса, чтобы никто не подходил ближе ста метров. Потом вынесли на берег припасы в серых контейнерах — еда, технику, медикаменты. Затем выпустили главный «груз».

Мешковатый комбинезон с фильтр-маской на голове, тюк с вещами, скованные движения. Каждый из нас также проходил эти двести метров, которые навсегда отделяли от того, большого мира. И еще никто не вернулся назад.

Медведь, наш староста и по совместительству духовный предводитель, откашлялся и крикнул сквозь ограждение:

— Добро пожаловать в Эдем, приятель!

И добавил уже мне:

— Доктор, проводи новичка в карантин.

***

Настоящее понимание, что ты уже не бессмертен, приходит именно здесь, на острове, в период отбывания карантина. По крайней мере, так было со мной двадцать лет назад, когда я появился здесь. Обстановка, что-ли, располагает. Сидишь в комнате, за окном серое море и макушки сосен. И тут вот и накатывает, что если ты завтра, допустим, утонешь, или подавишься косточкой от апельсина, то наступит полное и окончательное прекращение существования. Без шанса на восстановление, как у прочего населения.

Потом накрывают мысли, а за что это все? Жил ты как все, и в один день у тебя полностью отторгается квантовая система восстановления. Синапсы перестают работать с нано-имплантами, и никто не знает, отчего и почему, и как лечить эту напасть. Синдром отторжения, такие дела.

Мне помогло, что к тому времени на острове было уже десять человек. Вначале погоревал, а потом как-то втянулся в эту странную новую жизнь.

Новичок сейчас тоже проходил стадию понимания и принятия. Только молча, просто смотрел в стену. Еда стоит нетронутая… Непростой случай, однако.

— Володь, мы все через это проходили… Но это же не конец света. Тебе двадцать лет, впереди еще лет пятьдесят жизни.

Не смотрит даже.

— И на ссылку эту не обижайся. Пойми, у них вся инфраструктура под бессмертных заточена, от медицины до еды. Тяжелые болезни не лечат, легче «обнулить» до нового тела. Да и ритм жизни у них другой, вечность впереди. Это же ради тебя, по большому счету.

Молчит Володя. Упрямый. Но ничего, еще недельку в карантине, а потом в общину как-нибудь адаптируется.

***

Егорыч умер ночью, во сне. Сердце у него слабое было, но так ведь возраст, почти семьдесят девять. Самый старый житель Эдема, он первый сюда и прибыл черт знает сколько лет назад. Два года тут один сидел. Заложил огороды и яблоневый сад, в одиночку, одной лопатой.

Это уже третья смерть за все время. Кладбище у нас маленькое, зажатый клок между пологим спуском к воде и поросшим вереском каменистой грядой. Гроба не было, просто замотали его в старую простыню, вроде савана.

Медведь, на правах главного произнес небольшую речь:

— Помню, когда я здесь очутился, еще молодой был. Мир закончился, тоска, никого видеть не хотел. Егорыча матом обложил, когда увидел. А он мне подзатыльник дал и заставил сорняки пропалывать. А я сроду тяпку в руках не держал. Мозоли, пот, спина болит. Проспал потом сутки. И как-то наладилось все в голове. Спасибо, тебе Егорыч, за все.

Бросили по горсти земли, чайки над головой кричат, дождик с моря накрапывает. Зато слез не видно. Новичок стоит отдельно, смотрит на могилу и смеется. Истерика, ясное дело. Он ведь по-настоящему мертвого человека первый раз сейчас видел. Одно дело, сбило машиной кого и ты понимаешь, что это утилизация. И сбытый через два часа из квантового мультипликатора выйдет целый и невредимый. А здесь без возврата, навсегда, и черви есть будут. Только дошло, что и его когда-нибудь в землю положат.

Медведь посмотрел на меня с вопросом. Я едва помотал головой. Не надо давить на парня, он должен созреть для разговора.

Потом собрались, помянули как положено. Выпили по стаканчику самогонки яблочной, Егорычем сделанной. Его нет, а дело его живо. Володя раскис, повело его от небольщой стопки. Плачет, сопли размазывает. Увел его в лазарет, успокоительного заставил выпить, спать уложил и остался дежурить. Что-то мне его сердечный ритм не понравился. Может стресс, а может и сердце слабое.

Утром разбудил меня Володя. Бледный, но решительный. Созрел, похоже, для разговора. И прорвало новичка:

— Не могу в себе это держать. Вы же слышали про Армию Освобождения? Это которые против вечной жизни. Нельзя нарушать божьи законы, так как человек должен быть смертным. Изображают их чокнутыми фанатиками, хотя среди них ученых много. Они спрогнозировали модель, что бессмертие приведет к деградации человека. Ну и разработали вирус, который приводит к отторжению квантовых имплантов. Безвозвратно. Вирус был выпущен двадцать лет назад, и только недавно начал работать. Чтобы распространился на большее количество людей, прежде чем проявляться начнет… Вот сейчас это и началось.

— Слушай, а эти вот единичные случаи отторжения, как у тебя и у меня… — перебил я.

— Срабатывание вируса, — кивнул Володя.

Володя замолчал. Я тоже. Требовалось время, чтобы осмыслить, что моя смерть это не какая-то там природная аномалия, а дело руки вполне конкретных борцов за светлое и смертное будущее. И получается, что все наше примирение с собой — это просто следствие чужой воли.

— Слушай, ну а ты причем? — спросил я. — Ты же точно не мог двадцать лет назад принимать участие в разработке этого вируса. Ты вообще это откуда узнал?

— Так мои родители в этой Армии и состоят, — пожал плечами Володя. — Как только со мной это отторжение случилось, они и выложили мне. Мол, это не я виноватый, а они. Прощение просили, у них-то все нормально. Но зато не так обидно, если честно. Я-то думал, что невезучий такой, даже хотел того… совсем на тот свет уйти.

— Понятно, — ответил я. — Ты пока не говори никому из наших. Вот тебе задание, листья с дорожки подмети.

Новичок ушел, ему явно стало легче, что он вывалил свою «тайну». Хотя дело ясное как два пальца. У парня психика не выдержала, вот ему и придумали байку про Армию Освобождения. Молодость, наивность. Он просто не мог принять, что теперь будет стареть и ляжет в землю из-за своей невезучести. Теперь у него есть и причина и виновник, и он адаптируется.

Медведю я решил ничего не рассказывать, в конце концов, есть же право на врачебную тайну. Да и не хотелось всех попусту баламутить. До следующей недели я забыл об этой истории. Осень — сезон сбора урожая. К тому же, Лешка-длинный сильно порезал руку, когда перекладывал железяки в сарае. Даже температура поднялась, я уже начал думать о всяких ужасах типа столбняка, гангрене и ампутации.

***

Транспортная баржа прибыла ровно в десять утра, точно по расписанию. Как всегда, первыми вышли охранники. Только на этот раз без оружия. Командир направился к ограждению и остановился в шагах пяти от нас, прильнувших к холодной решетке.

— Началась эпидемия, синдром отторжения, — сказал он, сняв шлем. — На сегодня процентов двадцать населения никогда не станут смертными. И количество пострадавших растет. Вас просят вернутся назад, смысла в Эдеме теперь нет.

— Зачем? — спросил Медведь.

— Чтобы вы помогли адаптироваться им к новой судьбе, лучше вас этого никто не сделает, — ответил командир. — Теперь ваш Эдем будет там.

Жалко будет покидать это место — яблони, огород Егорыча. Но ведь можно взять саженцы с собой, и посадить много садов там…