Фаг

Наталья Попова

С миром творится что-то странное. Человек, у которого обнаружили рак, неожиданно выздоравливает. Девушка, страдающая ожирением, на следующее утро просыпается с новым, стройным и гибким телом. Виртуальная связь становится реальной, выходя за пределы монитора. Нежно прикасаясь к пылающей коже. Доставляя наслаждение. Причиняя боль. Пятна крови на одежде превращаются в пятна кофе. События мчатся сквозь время, не оставляя в памяти и следа. Эпицентром всего этого безумия становится Он. Вирус, мгновенно проникающий в кровь. Смерть теперь близко, опасно близко: поездка в метро, случайный секс, приветственное рукопожатие, – любое из этих действий становится точкой отсчета. Вирус не щадит никого. Он отнимает воздух, он выкручивает тело, как мокрую тряпку, насквозь пропитанную жаром и болью. Только один человек способен побороть вирус. Он может воздействовать на разум других людей. Он может останавливать время. Он знает, что будет с миром. Еще вчера – героиновый наркоман, сегодня он считает себя Богом. Он жесток. Он несчастен. Он полюбил для того, чтобы потерять навсегда. У него нет имени. Нет прошлого. Оставаясь наедине с собой, он снова и снова задает себе один и тот же вопрос. Зажмуриваясь от страха, напряженно вслушиваясь в плотную непримиримую тишину. КТО ОН?

Глава 2. Лиза

Она спешила домой, задыхаясь от предвкушения. Усталость слетела с нее, как невесомая шелуха, освобождая нежную мякоть сердца для новых эмоций, ярких, как фантастический фильм. Как космос. Как бездна.

Она улыбалась хмурым усталым людям, которые встречались у нее на пути. Они отворачивались в недоумении, их лица становились еще более унылыми, сморщенными, как мокрые пальцы. Безликими. Чужими. Ей не нужна была их близость, ей просто хотелось поделиться с кем-то своим ароматным апельсиновым счастьем, долька за долькой.

Хотелось петь. Хотелось запрокинуть голову и смеяться звонким заливистым смехом.

Нетерпеливо стуча каблуками по усыпанному мертвой листвой асфальту, она стремительно приближалась к своей цели.

Вот он: ее дом, скрытый в сумеречной дымке уходящего дня. Ее подъезд с покосившейся облезлой лавочкой. Утомленная, она дремала, согнувшись, как больная старуха. Одинокая лампочка, отчаянно подающая сигнал за сигналом, растерянная, нагая, растратившая почти все свои силы на освещение окружающего ее глухонемого пространства. Лестница вверх. Бесконечная, крутая, неприступная, как ледяная глыба. Ее ступени темнели в полумраке подъезда призрачными островами, словно скрытые в темных, странно спокойных водах. Шаг за шагом, рывок за рывком. Поворот ключа, свет в прихожей, брошенное пальто свернулось калачиком у двери, как преданный пес.

Вот он. Генератор эмоций, спасательный круг в океане хаотично разбросанных жизней, пологий берег счастья, усыпанный мертвыми рыбами. Монитор компьютера, мерцающий, как далекая ледяная звезда. Ничего не обещающий. Нехотя исторгающий из себя целый мир.

На экране расплылось рябое пятно. Оно состояло из сцепленных между собой вопросительных знаков, похожих на маленьких горбатых человечков, балансирующих на одной ноге, хватающих руками воздух, неуверенных, упрекающих, беспощадных.

«Я здесь», — пальцы дрожали, промахиваясь мимо нужных клавиш, как у хмельного, оторванного от реальности музыканта. Она боялась его. Дрожала от одной мысли от того, что может случиться, если хоть капля гнева просочится в его кровь.

«Ты опоздала.» — холодным оттиском проступил его ответ.

«Прости. Я задержалась на работе», — сердце бешено заколотилось в груди, одновременно рождая где-то внизу нарастающее возбуждение. Соски затвердели, между ног запульсировало мягкое настойчивое тепло.

«Что мне с тобой сделать?» — он никогда не медлил. Его ответы появлялись мгновенно, за доли секунды. Он ждал ее. Он всегда ее ждал. По ту сторону безликого, равнодушного экрана.

«Все, что захочешь», — выдохнула она, потом, спохватившись, сбивчиво застучала по клавишам. Одной рукой. Второй она поглаживала себя там, где было влажно и горячо.

«Я накажу тебя».

«Накажи».

«Покажись мне. Дрянь».

Внутри все заныло, разлилось, как большое прогретое солнцем озеро.

Она включила камеру, направила ее на себя.

«Разденься», — приказал он.

Она исполнила его желание. Мокрые трусики увенчали бесформенную груду одежды, она сидела перед ним, раздвинув ноги, в мучительном ожидании.

«Хороша. Сука.»

Она закусила губу, заерзала на стуле, размазывая под собой тягучий прозрачный сок. Предназначенный для него. Только для него.

«Руки».

Она торопливо вытянула руки перед собой. Там сразу стало пусто и холодно, как в гулком заброшенном гроте.

Он затаился. Он часто так делал, продлевая ее страдания. Распаляя ее. Уничтожая и создавая снова.

Она ждала терпеливо, смиренно опустив голову. Огненно-красные соски покачивались перед ее глазами, они стали твердыми, сферически-совершенными, казалось, надкуси их — и брызнет терпкая сладость. Ноги, раздвинутые до предела, уже ничего не скрывали. Ее естество раскинулось, словно яркий причудливый цветок, в томительном ожидании. Забывшись, она потянулась туда, судорожно перебирая пальцами.

«Руки!» — его грозный голос взорвал застывшее вокруг нее пространство. От его голоса она вся завибрировала, задышала часто, жадно, хватая ртом воздух. Она закинула руки за голову, раскрываясь перед ним, растекаясь. Она была почти готова. Почти.

«Закрой глаза».

Она послушно зажмурилась, темнота обступила ее, обласкала своей бархатной сутью. Она изнывала от жажды. Она томилась, распаляя себя ожиданием. И он наградил ее.

Кожу обжег хлесткий удар плети. Точно между ее торчком восставших грудей. Она застонала призывно, протяжно; там, внизу забился прерывистыми толчками мощный оглушающий пульс, готовя ее к сокрушительному финалу. Новый удар, смачный, одновременно похожий на решительный поцелуй и отчаянный всхлип. Между ног. Ослепительный взрыв накрыл ее с головой, засыпал острыми искрами. Она повалилась на пол, содрогаясь, крича, изливаясь снова и снова, никого уже не стыдясь.

«Моя девочка».

Его хриплый голос раздался прямо в ее мозгу, оглушенном, растерзанном, сокрушенном его стараниями.

Она благодарно улыбнулась ему, глубоко вдохнула в себя теплый, с кислинкой, воздух, произнесла тихо, с трудом разлепив набухшие губы:

«Я люблю тебя».

«Громче. Я не слышу тебя».

«Я. Люблю…»

«Громче!»

«Я! Люблю! Тебя!» — выкрикнула она и заплакала, бессильно уронив голову на грудь. Словно это признание выпотрошило ее, вывернуло наизнанку. Она вся сжалась внутри, она стала похожа на скомканный, никому теперь ненужный клочок бумаги. Если его развернуть, можно увидеть торопливый, нервный почерк, нанизавший неровный бисер слепо мечущихся слов на грубую суконную нитку. Почерк, навсегда изменивший ее серую, бесформенную жизнь. Его почерк.

«Моя девочка», — невидимые мужские руки рассеянно гладили ее по голове. В них была и сила, и нежность, и…что-то еще, полузабытое, едва уловимое, как далекая мелодия из детства.

«Ты нужна мне».

Она вскинула голову, глаза раскрылись, впуская в себя темноту. Он никогда не говорил этого. Сегодня — впервые. Что это? Порыв, порожденный их липкой скоропалительной страстью? Обдуманное, выверенное, тщательно взвешенное решение? Что это?

«Ты нужна мне, — настойчиво повторил он, собрав ее волосы, сжав их своими пальцами, как спутанные нити бездушной размалеванной марионетки. И добавил, выделяя черным курсивом каждое слово: «Ты нужна мне ЗДЕСЬ».

Она молчала, стиснув зубы до скрипа, зажмурившись от страха. Страх обхватил ее шею своими ледяными пальцами. Он держал ее крепко, он прорастал сквозь кожу, разрывал ее изнутри колючими ядовитыми стеблями. Она не знала, что ждет ее там, по ту сторону. Она боялась этого. Она не хотела этого. Или… хотела?

«Так ты согласна?»

Он торопил ее. Подталкивал в спину к самому краю. Зачем? Зачем он торопит ее? Зачем он давит?

Кровь застучала в висках, ладони вспотели. Она будто провалилась в глубокую яму, и земля, мягкая, напитанная дождем, обступала ее со всех сторон, теснила вглубь, настойчиво лезла в глаза, плотными комьями забивалась в рот, лишая возможности видеть. Возможности сделать вдох.

«Нет!» — изо всех сил закричала она, отталкивая его от себя, собрав все свои силы в это яростное отторжение. Рывком захлопнула крышку ноутбука. Прижала к себе ворох разбросанной по полу одежды, пытаясь согреться. Пытаясь спастись.

Руки исчезли. Голос растворился в тишине опустевшей комнаты. Стены медленно плыли вокруг нее, как будто она находилась в центре чужой холодной планеты. Пустой. Неприветливой. Глухой и безжалостной. Безжизненной, как напоенная зноем пустыня. Имя ей — Одиночество.

Она закрыла лицо руками и заплакала.