Шёл трамвай десятый номер…

Наталья Поваляева, 2014

Представьте себе небольшой европейский городок. Кое-кто вообще считает его крошечным. А все-таки, какая ни есть, европейская столица. Жизнь в городке так и бурлит. Бурными событиями город обязан, конечно, трамваю. Вот в вагон входит Безработный – как обычно, недоволен правительством. Вот Бабуля – тоже, как всегда, везет своего внука Школьника на урок музыки. А вот интеллигентный Фотограф и – а это важнее всего! – Мадам. В неизменном синем кепи и с кульком печенья в руках. У нее – ну, разумеется, как всегда! А вы как думали? – приключилась очередная душераздирающая драма. А трамвай номер десять всегда ходит точно по расписанию.

На фото — куст растерзанный и флейта…

— Мне один билет, будьте любезны.

— Нате, дамочка!

Это Тенор

— Ай, прекратите вы эти ваши «Нате!». Нате! Нате!!! И кто это здесь, по-вашему, дамочка?! Хам!

Мадам, гневно вибрируя, запихивает сдачу в кошелек, в то время как Кондуктор, сияя улыбкой и лаковым козырьком фуражки, перемигивается со Школьником, самозабвенно облизывающим металлический замочек скрипичного футляра.

— Ты что это творишь?! — вскрикивает Бабуля и дает внуку подзатыльник. — Вы только посмотрите на него! И это будущая звезда камерной сцены! Ну, что — нализался микробов? Хочешь, чтобы посреди урока начался понос, да? Чтобы учительница потом мне выговаривала — вот, ваш внук весь урок просидел в уборной, и мы не успели разобрать скрипичный концерт Сибелиуса!

Школьник перестает облизывать футляр и затравленно смотрит в окно. Его явно пугает перспектива разбора скрипичного концерта Сибелиуса. В этот момент трамвай делает резкий рывок вперед, и Мадам, выдав неожиданно высокое «Ой!», пытается сохранить безвозвратно утраченное равновесие, балансируя ридикюлем в правой руке и билетом — в левой, однако не преуспевает и несется по проходу, исполняя достойную фигуриста-олимпийца дорожку шагов. Завершается акробатический этюд приземлением Мадам на колени сидящему в самом конце салона Фотографу.

— Я ужасно извиняюсь, я не хотела, — молвит Мадам, наваливаясь на Фотографа мощным бюстом.

— Ничего-ничего, мне даже немного приятно, — галантно отвечает придавленный Фотограф.

— Немного? Да вы все здесь сегодня сговорились! Хамы! — распаляется Мадам, однако, спохватившись, резко меняет тон. — Хотя вы знаете, у меня к вам есть дело!

— Я заинтригован, — тоном смертельно скучающего миллионера говорит Фотограф.

Мадам сползает, наконец, с колен своей жертвы на соседнее сиденье и долго роется в ридикюле. Поиски увенчиваются успехом, и на свет выуживается измятая концертная программка.

— Вчера я была в опере…

— Надеюсь, мировая пресса уделила этому событию должное внимание!

— Ах, да прекратите вы! Так вот — я была в опере, и там один тенор… Вот, смотрите, — Мадам указывает алым ногтем на имя в программке, — вот он. Он пел божественно, божественно!

— Остается только поздравить его, — кисло улыбается Фотограф. — Но причем тут я?

— Я поняла, что он — моя судьба! К черту Службу Знакомств. Я всю ночь не спала, думала… Мы должны быть вместе! Я видела, он выделял меня среди публики! Он глядел на меня, словно бы говоря взглядом: «Ведь мы с вами всё понимаем, правда, Мадам? Мы не такие, как все они!»

— Прямо так и говорил? — картинно изумляется Фотограф.

— Словно бы говорил взглядом, — ледяным тоном повторяет Мадам.

— А-а-а, словно бы…

— Но это всё неважно — говорил или словно бы говорил! Важно, чтобы он понял, что я уловила его послание! — Мадам придвигается к Фотографу и ухватывает его за полу пиджака. — И тут мне поможете вы!

— Каким же образом? — Фотограф, Кондуктор, Бабуля, Школьник и трое случайных пассажиров выражают живейшую заинтересованность.

— Вы сделаете мой фотопортрет! В такой богемно-декадентской манере, знаете ли…

— Мадам, после истории с револьвером и табуреткой…

— Никаких револьверов! Я все продумала во время бессонной ночи. Я буду сидеть на фоне растерзанного розового куста — розовый куст вам придется найти, а растерзаю я его сама, — вся в восточных шелках (возьму напрокат в ателье, у меня как раз в соседнем доме есть одно — "Allure"называется), в вельветовом тюрбане (достался мне от прабабушки — немного проела моль, но можно замаскировать янтарной брошью) и с каким-нибудь музыкальным инструментом… флейтой, например. Ее можно эротично поднести к губам и…

— Мадам, по-моему, вам больше подошел бы контрабас! — кричит из противоположного конца вагона Кондуктор.

— Вы… вот я вам… Хам! — кричит в ответ Мадам, но Фотограф отвлекает ее внимание:

— Мадам, но даже если мы и сделаем это декадентское фото с растерзанным кустом и флейтой — как оно поможет?

— Я же говорю — у меня есть план! Я подкуплю гардеробщицу в Опере, и она подбросит мое фото в гримерку этому тенору… этому волшебному созданию! И тогда он всё поймет и…

— И эмигрирует в Бразилию! — подает голос Кондуктор, и весь салон оглашается дружным хохотом.

— Хамы! — констатирует Мадам.

— «Филармония»! — объявляет Водитель. — Следующая остановка — «Психиатрическая лечебница».

— На следующей выходите? — невинно улыбаясь, спрашивает Фотограф.

— Ну, вы у меня… Я вам всем покажу! Вы еще услышите обо мне! — Мадам встает и демонстративно пересаживается на свободное место в середине салона.

В вагоне устанавливается дружелюбная тишина.