Идеальный донор. Дворец

Наталья Бутырская, 2022

Несчётные века со времен катастрофы человеческий род отчаянно борется за жизнь. Сбиваясь в племена и кланы, постигая мир и образуя народы, рознясь по языкам и верованиям, созидая империи и разоряя иноплеменников, люди стремятся к одному и тому же – к безопасности и власти, богатству и роскоши. Сердцем и домом для этих даров Небес в империи Коронованного Журавля стоит Императорский Дворец – яркий и величественный, сияющий и совершенно неприступный для любого неприятеля. Столетиями его стены служат символом непогрешимости и власти Императорской династии, дарованных самими Небесами. Лишь одного Небеса не могли простить и стерпеть – предательства людей, живущих под ними. Укрывший смертельную правду о семихвостой лисице Сын Неба падёт в неравной битве. Руками верных соратников новый властитель безжалостно встряхнёт затихшую в смертельном ужасе полуживую Империю, разбрасывая приросших паразитов и возвращая людям надежду и смысл.

Глава 1

Сквозь узорчатые окна мягко лился вечерний свет. В богато украшенной зале гуляли тени, но слуги не торопились к светильникам в виде диковинных зверей и цветов. Император не любил суеты. Он также не любил излишеств, потому кроме резного потолка, раскрашенного в цвета сумрачного неба, синего ковра с символическим изображением перьев, вышеупомянутых светильников и нескольких скамей, обитых бархатом и атласом, в зале ничего и не было.

Комната умственного отдохновения. В том числе и от роскоши.

На журавлино-длинных ногах залу мерил шагами сам император. Алый церемониальный халат стекал с его широких плеч до пят, скрывая юношески стройную фигуру, широкие до полу рукава взметались на поворотах и плавно оседали под собственной тяжестью. Тунтянь-гуань, тиара, достигающая неба, или небесная корона, подхваченная плотным ремешком под бородой, мерно покачивалась в такт.

«Еще два поворота», — подумала Ван Мэй.

«Один. Не больше», — подумала Цянь Джи.

«Когда уже?» — думал слуга за дверью, держа на вытянутых руках повседневный императорский халат из темно-желтого хлопка. Ткань заранее пропитали отварами и прогрели камнями, чтобы она стала мягкой, как шелк.

И, как всегда, это случилось неожиданно.

За несколько шагов до второго поворота император остановился, дернул широкий пояс и прорычал:

— Переодеться!

В залу влетели застоявшиеся слуги, едва заметными движениями стянули с императора пояс, перехватили тяжелый халат, накинули хлопковый и испарились. Присутствующие облегченно выдохнули.

— Другое дело, — повел плечами повелитель страны Коронованного Журавля. — Нет ничего приятнее хлопка. Да, Мэй?

Ван Мэй, глава министерства магических изысканий, согласно наклонила голову.

— Конечно, ваше императорское величество!

Под тяжестью расшитых золотом одеяний ее слабые ноги уже начали подрагивать. Ей было разрешено сидеть в присутствии императора специальным указом, и низенькая тахта так и манила к себе, но Ван Мэй несмотря на немощь никогда не позволяла себе сесть, пока ее господин стоял. Так она закаляла свою волю и не допускала лишних слухов.

Дверь распахнулась и, побрякивая серебряными подвесками на поясе, вошел начальник охраны дворца Цянь Ян. Внешне он походил больше на ученого, чем на воина: узкое лицо, тонкие черты которого подчеркивались ухоженной бородкой, неширокие плечи, изысканные манеры. Кто слышал от него хоть одно ругательство?

Подчиненные Цянь Яна считали, что их командир таким образом компенсирует грубость своей жены, Цянь Джи. Ее пристального взгляда боялись не только служанки и евнухи. Даже бывалые воины вздрагивали, когда серые глаза Джи останавливались на них.

— Ваше императорское величество! — опустился на колено Цянь Ян. — Мастер предшествующих знаний прибыл.

— Ян, без церемоний. Впускай его. И пусть подадут чай! — нетерпеливо взмахнул рукой император и плюхнулся на скамью.

Ван Мэй, немного выждав, грациозно опустилась на свою тахту. Ноющую боль она скрыла за любезной улыбкой.

В залу влетел толстячок в синих одеждах. Невысоко же поднялся в рангах мастер! Его пухлые ручки едва-едва удерживали ворох свитков и книг. Он потешно поклонился, ожидаемо уронив часть поклажи. Мелькнула желтая тень. Не успел чиновник осознать свою оплошность, как Цянь Джи уже протягивала ему упавшие бумаги.

— Ваше императорское величество! Да продлятся ваши дни на десять тысяч лет! Да будет процветать Журавль под вашим мудрым правлением! — залепетал толстячок.

— А сейчас еще не процветает? — хлестнула серым взглядом Цянь Джи.

Мастер предшествующих знаний тут же рухнул на колени. Свитки рассыпались по ковру.

— Этот необразованный не хотел оскорбить слух Святого и Возвышенного!

— Уко, не пугай его, — притопнул ногой император. — И где там чай?

Словно дожидаясь этих слов, в залу впорхнули служанки. Красный столик поставили перед императором, синий отнесли за неприметную ширму в конце комнаты, расставили подносы с чашками, чайничками, венчиками и сладостями и по знаку Цянь Яна так же беззвучно испарились.

Цянь Джи взяла на себя хлопоты по разливанию чая. Тем временем толстячок немного успокоился, сгреб бумаги в кучу и ожидал разрешения говорить.

Повелитель десяти тысяч лет шумно отхлебнул горячий напиток, по-простецки закинул пирожное в рот, вытянул длинные ноги и кивнул.

— К десятой годовщине победы над семихвостой лисой ты, Ши Хэй, должен был подготовить труд, описывающий доблесть народа, предательство Павшего и чудеса Небес в тот сложный период, — сказала тихо Ван Мэй, но каждое слово, как льдинка, четко отпечатывалось в головах присутствующих.

— Этот недостойный трудился все десять лет, собирал знания по крупицам, вел беседы с очевидцами, протер рукава на всех одеждах…

— Мы все очевидцы, — буркнула Цянь Джи, и чиновник вжал голову в плечи. — Читай уже.

— С позволения Сына Неба этот подчиненный начнет…

Ши Хэй перебрал несколько свитков, вытащил нужный, развернул.

«На третий год под девизом правления „Справедливая Добродетель“, на прием к великомудрому императору Чжи Гун-ди явился высокочтимый господин и родственник Кун Веймин. Кун Веймин трижды пал на колени и девять раз коснулся головой пола, выражая свое почтение великомудрому императору…»

— Да-да, пал, коснулся, откланялся, перечислил все титулы, пожелал десять тысяч лет здоровья и мира в землях Коронованного Журавля. Хватит! — рявкнул в нетерпении нынешний император. — Если в этих свитках перечислены все дворцовые церемонии, то лучше сожги их!

Цянь Джи громко хмыкнула. Из-за ширмы в углу донесся еле слышный вздох.

— Прошу ниспослать прощение ничтожному червю, о Премудрый Правитель! — залепетал Ши Хей, но его снова прервали.

— Читай! Но без церемониала.

«Кун Веймин испросил высочайшее разрешение, чтобы открыть новую академию в Киньяне. Великомудрый император рассмеялся:

— Зачем еще одна академия? Есть императорский университет, где готовят разных служек, есть Академия Боевых искусств, есть гильдии. Чему хочешь учить ты?

— Каждый раз, когда я прихожу в Императорский дворец, вижу одни и те же лица. Из года в год. Эти же чиновники служили и достопочтенному предку императора. Эти же или их отцы.

— Верно-верно, — улыбаясь, закивал великомудрый Гун-ди. — Их семьи поколениями доказывали преданность мне и стране.

— И поколениями не покидали Киньян. Они не знают ничего о жизни за его оградой, не видели городов и деревень, не ездили по дорогам, не маршировали с армией. Я думаю, что им нужны умные помощники, которые бы знали законы, страну и умели бы выражать мысли красиво и правильно. Именно таких помощников я и хочу готовить в новой академии.

— Веймин-Веймин, — покачал головой Гун-ди. — Я давно предлагаю тебе место в высшем совете, но ты все отказываешься, рискуя навлечь на себя мой гнев.

Господин Кун склонил голову:

— Мой слабый голос потерялся бы среди громких голосов сих уважаемых чиновников. Я принесу больше пользы, возглавив академию.

— Значит, академия для чиновников. Хорошо. Я даю тебе высочайшее разрешение. Может, даже отправлю одного из сыновей к тебе на обучение, — мягко улыбнулся Гун-ди.

В течение месяца указ был написан, и император собственноручно поставил на нем печать».

Внимательно слушавший правитель вдруг вскочил и дважды обошел комнату по кругу. Вздрогнул только мастер предшествующих знаний, остальные давно привыкли к подобным выходкам императора.

Сын Неба пощелкал пальцами, досадливо хмыкнул и грубо сказал:

— Ты… Как тебя?

— Жалкое имя ничтожнейшего из ваших подданных — Ши Хей, — склонил голову толстяк.

— В другой раз просто назови имя, без всяких там «жалких и ничтожных». Так, Ши Хей, почему ты решил начать именно с этого момента?

Чиновник стек вниз, коснулся лбом пола и пролепетал:

— Если будет уго… угодно, я все переделаю. Все перепишу.

— Ян! — раздраженно выкрикнул император.

Цянь Ян подошел к раскисшему Ши Хею, осторожно поднял его, отвел в сторону и тихо сказал:

— Не проси прощения. Не лепечи. Не додумывай за императора. Просто отвечай на вопросы. Он любит, когда с ним говорят честно, прямо и коротко, без лишних церемоний. Понял? Ты десять лет работал над этими свитками, собрал много сведений, сидел в архивах, разговаривал с людьми. Защищай свою работу! Сражайся!

Мастер перестал дрожать, сумел выдавить жалкое подобие улыбки и кивнуть.

Тем временем император выспрашивал у Ван Мэй, почему на эту работу был назначен посторонний человек, а не выходец из Син Шидай.

— Потому что, ваше императорское величество, ученикам Син Шидай и так было чем заняться. К тому же, мы все согласились, что лучше выбрать стороннего наблюдателя. Для большей объективности.

— О Премудрый Правитель, — громко и четко заговорил Ши Хэй. — Каждая история должна иметь начало и конец. Я мог бы начать с распада империи Священных животных, с восшествия на престол императора Чжи Гун-ди или с известия о появлении семихвостой лисы, но на мой ничт… на мой взгляд, восстание Кун Веймина и сражение за Киньян тесно связаны, а восстание началось именно с этого разговора.

— А он прав, — заметила Цянь Джи. — Вот только если он сейчас затянет про постройку стен, подбор учителей и первых учеников, то я лучше пойду тренироваться.

Ши Хей отложил свиток в сторону, вытащил из стопки другой, тоже отложил, схватился за третий… Император смотрел на его действия со все большим раздражением, затем не выдержал и сказал:

— На сегодня достаточно. К следующему разу подготовься получше. Возьми только нужные свитки. Составь план. Чем ты вообще занимался десять лет?

Мастер предшествующих знаний схватил свитки в охапку, хотел было поклониться, но понял, что в этом случае его труды снова рассыпятся, а это еще больше разозлит правителя, потому склонил голову, попятился к выходу и скрылся за дверью.

Цянь Джи громко рассмеялась, не сдерживая голоса.

— Ну, Тедань, ты снова за свое? Опять куда-то торопишься? — сказала она, отсмеявшись. — Можно было и подождать пару минут.

Император передернул плечами:

— Он тут бы еще в обморок упал… Столько ненужных действий!

— Но я же специально выделила время на беседу с ним. А теперь что будешь делать?

— А сколько еще осталось? — прищурил глаз правитель.

— Чайника три можно неторопливо распить.

— Тогда я наведаюсь в Дворец Орхидей.

И император, как был в хлопковом домашнем халате и громоздкой тиаре, вылетел из комнаты.

Ван Мэй тяжело поднялась на ноги, окружила себя заклинанием и сказала:

— Он все еще бегает к той наложнице? Как ее там?

— Ароматная чего-то там, — ответила Цянь Джи. — Ароматная и добрая. Или мудрая. Ничего, скоро и она надоест. Как только возомнит о себе, так сразу и надоест.

В дальнем конце комнаты стукнула дверца.

— Я снова забыла про императрицу, — вздохнула Мэй. — И чего ей только вздумалось прийти?

— А что ей еще делать? Сын с няньками, муж бегает по всему городу, даром что уже мог бы и успокоиться, наложниц раз-два и обчелся, евнухов толком нет. Управлять некем и незачем, к политике ее не подпускают. Я предлагала поучиться стрельбе из лука. Она отказалась, мол, не хочет мозолей.

Цянь Ян рассмеялся:

— Уко! Ты думала, что она согласится запылить свои наряды? Как ты вообще осмелилась заговорить с ней?

— Вообще-то я думала, что она будет рада занять себя хоть чем-то. И почему я должна была бы не осмелиться? Я свободный человек.

— Ты женщина во дворце императора! Причем женщина, тело которой не принадлежит ему. Как и Мэй, как и остальные из Син Шидай. А такого не должно быть. Не было в ее стране. Потому она воспринимает тебя как соперницу.

Цянь Джи, не стесняясь, подошла к мужу, провела ладонью по его щеке.

— На мой взгляд, Тедань неплох как император, но быть его женой я бы не хотела.

— За такие слова тебя следовало бы высечь, — отметила Ван Мэй. — Он нас разбаловал.

— Вот поэтому ты и не стала императором, — хмыкнула Цянь Джи.

— А также потому что я женщина, не могу иметь детей и устаю, сделав несколько шагов. И почему вы еще здесь? Разве ваше место не подле императора?

Чета Цянь покинула комнату умственного отдохновения, а Мэй снова опустилась на скамью и в очередной раз задумалась об изменениях в дворцовом этикете.

* * *

Когда ученики Син Шидай совместно решили поставить Теданя на место императора, то думали о нем скорее как о декоративной фигуре.

— Ни у кого из нас нет такого таланта и таких знаний, как у Кун Веймина. С этим все согласны? Ни один не достоин занять трон императора, но кто-то на нем сидеть должен! — сказала тогда Мэй.

Ее платье было в пепле и влажных потеках, на лице подсыхали брызги чужой крови, а руки все еще подрагивали после использования мощных заклинаний. Из постоянно поддерживающихся заклинаний осталось лишь одно — простенький щит. Она даже не осознавала, как возобновляла его действие.

— Да во имя Небес! — воскликнула Ци Юминг. — Тело учителя Кун еще не остыло! Как ты можешь?

— Могу! И ты сможешь! Если мы в ближайшее время не посадим кого-то на трон, то все старания учителя Кун пропадут даром.

— Может, спросить совета у Ясной Мудрости? — предложил парень третьего года.

— Нет! — отрезала Уко. — Мэй права. Нам решать.

От ее воспаленного взгляда многие потупились. Охранное заклинание оставило на ней красную обожженную полосу через все лицо, часть волос на лбу выгорела вместе с бровями и ресницами, но над ней уже несколько лет никто не осмеливался смеяться.

— Из благородных родов брать нельзя, — заметил Ян из клана Цянь. — Его семья заберет слишком много влияния, хотим мы того или нет.

— И это должен быть мужчина, — добавила Уко.

— А нельзя взять самого младшего сына императора и посадить его на трон? — предложил Ши Да, лучший начертатель в Академии, если не считать Ци Юминг.

— Если бы учитель Кун хотел так сделать, он бы так и сказал. Но он говорил о смене династии! — огрызнулась Мэй. Она устала. Скоро начнется магический откат после пропускания через себя такого объема Ки. Пальцы на руках и ногах уже начали неметь.

— Я готов! — вдруг заявил Тедань.

— Что?

— Я стану императором. За мной нет никого, кроме Академии и вас, я много говорил с учителем Куном, умею читать и писать, и я определенно мужчина.

Благородная осанка, крупный породистый нос, тугой пучок волос на макушке, потрепанный, но все еще целый халат.

Как он вообще выжил в этой мясорубке? На Теданя пришлось больше половины всех защитных заклинаний дворца. Без него они вряд ли бы прорвались через многочисленные массивы, опоясывающие пространство внутри ограды.

Мэй смотрела на друга и понимала, что он лучший кандидат на престол. Хотя Тедань давно не произносил свою знаменитую фразу о том, что он покорит Небеса, ученики Академии еще помнили об этом. Он был личным учеником Кун Веймина и обладателем уникального дара. На него невозможно воздействовать магически, и если его дар передастся детям, это принесет пользу всей стране.

Первым опомнился Цянь Ян. Он опустился на колено и положил меч к ногам Теданя. Тот дернулся было поднять друга, но Мэй остановила его.

— Привыкай. Император всегда видит лишь склоненные головы.

Один за другим ученики Син Шидай падали на колени и складывали оружие перед будущим императором. Мэй не спускала с Теданя глаз: не испугается ли? не струсит ли? выдержит ли груз, который не должен был пасть на его плечи?

Спустя месяцы после восхождения Теданя на императорский трон Мэй спрашивала у тех, кто присутствовал при этом разговоре, почему они согласились с первым же вариантом. И оказалось, что никто не воспринимал Теданя всерьез. Его все еще помнили как грубого крестьянина с синими всклокоченными волосами, который не умеет ни читать, ни писать. Помнили, как он сдуру разрушил защитный массив на стене Академии. Помнили, что он не способен использовать магию. За ним на самом деле не было ничего, кроме Академии, а значит, он не сможет узурпировать трон и всегда будет зависеть от учеников Син Шидай.

— Император обычно заперт в своем дворце и не имеет свободы поступать, как хочет, — в один голос сказали ребята.

Словом, все видели императора как человека, который может лишь ставить печать на указах да восседать на троне в пышных одеждах.

И как же сильно они ошиблись!

Не успел Тедань примерить тунтянь-гуань и привыкнуть к новому имени, как с головой окунулся в подготовку страны к приходу семихвостой. Он не подписывал бумаги, а раздавал указания, назначал встречи, сам врывался в дома знати, мотался по всему Киньяну с жалкой полусотней охраны вместо положенных семисот. Цянь Ян, которого поставили главой охраны дворца, тогда научился жить, засыпая на несколько минут каждый час, заработал несварение и седую прядь. Уко исхудала и утратила весь культурный лоск, который приобрела в Академии, она огрызалась на каждого, кто подходил к императору слишком близко, била кнутом без предупреждения, шипела, не разбирая ни знатности, ни важности. И именно она предотвратила с десяток покушений на Теданя. В Киньяне ее запомнили под прозвищем «Бешеная сука».

После победы над лисой Тедань не успокоился. Надо было восстанавливать страну. Да, пострадал от нападения только Киньян, но из-за трусливой политики предыдущего императора в остальных городах царили разруха и беспредел. Чиновники и знать бежали из страны, власть с провинциях была захвачена. В городах не хватало еды. Налог на Ки вырос на местах в два раза, но в столицу не доходил ни один кристалл.

Тедань тогда словно вычеркнул из своего расписания сон и еду. Он облетел все города с несколькими лишь соратниками, среди которых была и Мэй. Он казнил, он говорил речи, он назначал новых чиновников и к каждому приставлял выходца из Син Шидай. Не все из них пережили первый год.

Даже лиса не отняла столько учеников Кун Веймина, сколько первые годы правления императора Ли Ху.

Он летал и в соседние страны, нарушая правила и игнорируя этикет.

— Кто будет относиться к тебе серьезно, если ты ведешь себя как обнаглевший мальчишка? — возмущалась Мэй. — Для этого есть послы! Армия! Маги! Мы, в конце концов. Ты свою опочивальню когда в последний раз видел?

— Да пусть смеются! Пусть поучают глупого юнца. Пусть осуждают. Как бы я себя не вел, они все равно видят во мне лишь убийцу императора. Мятежника. Но они мне должны! Должны за то, что приняли наших перебежчиков с их золотом и драгоценностями. Должны за то, что мы остановили лису и не допустили до их столиц. Должны за то, что…

И он внимательно выслушивал советников, заучивал наизусть имена, титулы, привычки, а потом врывался в нефритовые и яшмовые залы, отпускал простонародные шуточки, громко отхлебывал чай из фарфоровых крошечных чашечек, в сотый раз рассказывал о битве с семихвостой лисой, как бы невзначай упоминал о собственном уникальном даре. Мэй показательно кидала в него заклинания, потом местные маги устраивали ему проверку. Балаган!

Но из каждой такой встречи Тедань выжимал все, что мог, и в сроки, сравнимые с чудом. А из страны Красноголового Феникса он и вовсе привез жену, белокожую и утонченную даму из императорской семьи.

Свадьбу сыграли быстро. Потом про жену и дворец как-то подзабыли, решая многочисленные проблемы, которые так и сыпались одна за другой.

Лишь на третий год правления под девизом «Строгий Взгляд» император Ли Ху обратил внимание на свой дом. Мэй тогда слегла от переутомления и две недели не появлялась во дворце. Вернувшись, она застала странную картину. Вся площадь перед дворцом была заполнена безусыми и безбородыми мужчинами в дорогих одеждах. Они стояли на коленях, некоторые распростерлись ниц, другие бились головами о каменную мостовую, и все взывали к милости императора. Евнухи!

— Мэй! Ты вернулась! — приветствовал ее Тедань.

Как обычно, он находился не на троне в Зале Верховной гармонии или Зале Сохранения гармонии, а на улице, в любимом дорожном платье и сапогах, возвышаясь на голову над своим окружением. Рядом кланялись еще несколько евнухов и все пытались что-то ему донести, но император Ли Ху легко раздвинул их одной рукой, мимоходом уничтожив магические щиты, и подошел к Мэй.

— Представляешь, пока я, как бесталанный нищий, вымаливаю крохи денег у разномастных императоров, в моем собственном доме живут настоящие богатеи! Их всех кормлю, оказывается, я, пою я, одеваю тоже я. А знаешь, за что?

— За что? — бледно улыбнулась Мэй.

— За то, чтобы они меня поучали, как жить!

Поодаль виднелась тоненькая и роскошно разодетая фигурка императрицы в окружении двадцати-тридцати девушек.

— Вот ты! — и Тедань ткнул в первого попавшегося евнуха. — Что делал ты?

Бедолага склонился ниже, спрятав кисти рук в глубокие рукава.

— Этот раб из третьего церемониального ведомства, отвечает за музыкальное сопровождение радостных церемоний. В моем подчинении музыканты дворца, всего сто двадцать человек.

— Вот! Вот! Слышишь? — Тедань чуть не запрыгал от восторга. — Всего один ответ, а сколько тут всего. У меня есть церемониальное ведомство. У меня есть евнух, который отвечает за радостные церемонии, а значит, есть еще и грустные, и печальные, и сердитые и еще Пропасть знает какие. Причем он отвечает только за музыку, а есть еще такие же, кто ответственны за танцы, песни, еду, одежду и цветы на этих церемониях. А еще у меня есть сто двадцать бездельников, которые играют на этих церемониях.

— Ты же знал про ведомство, — буркнула Мэй. — Мы это учили.

— А ты знаешь, сколько у меня евнухов? Нет! Ты знаешь, что у меня есть целая тысяча наложниц? Все девственницы-красавицы, у каждой есть служанка или даже не одна, отдельная комната, наряды, цветы, украшения.

И тут Тедань перешел даже не на крик, а на рев взбешенного быка:

— И все это когда полстраны живет впроголодь! А я, как полнейший идиот, бегаю по Киньяну и ищу, откуда взять деньги на строительство нормальных дорог!

— О тысячелетний властелин! — евнухи попадали на колени, как подкошенные. — Все это достойные девушки из достойных семей. Вы не можете оскорбить их семьи отказом!

— Я не могу? — взбеленился Тедань. — Я не могу? Свергнуть династию — могу! Убить семихвостую лису — могу! Родиться в семье овцеводов и сесть на трон — могу! А обидеть знатных уродов, которые сбежали из собственной страны — не могу?

Мэй дотронулась до виска. Ее голова снова дико разболелась.

— Эй, Сын Неба! — грубовато позвала Уко. — Всех выгнать или несколько штук оставить?

— Кого? — недопонял Тедань.

— Наложниц. Тебе одной жены будет достаточно или еще парочку на всякий случай оставить?

Он оглянулся на императрицу, глубоко вдохнул, насильно подавил гнев и ответил уже спокойно:

— Штук пять оставь. Все равно кого. Выбери которые познатнее. Остальных вернуть в семьи, но только с тем имуществом, с которым пришли. Уверен, у одного из этих бездельников есть точные списки. И евнухов выкинь тоже. Оставь только тех, без кого совсем все развалится. Каждому разрешить взять только те вещи, которые уместятся в руках.

— Я так целый год буду заниматься только евнухами, — ответила Уко.

— Ты разберешься.

И Уко разобралась. Она собрала имена всех евнухов, вычеркнула всех, кто ниже определенного ранга, затем вызывала оставшихся по одному, просила сказать, чем конкретно он занят, кого, кроме него, следует оставить во дворце и почему. Затем выбрала тех, про кого чаще всего говорили как про незаменимых, остальных выгнала.

Двести томов Уложения о церемониях, где был подробно прописан весь быт императора, принцев и гарема, отнесли в исторический архив. Не сожгли лишь из-за учителя Куна, который всегда был против уничтожения книг.

— Пусть мои потомки прочитают его и порадуются, что им не пришлось соблюдать сотни предписаний, — только и сказал Тедань.