Спасение беглянки

Наталья Бессонова, 2019

Романтическая сказка или жестокая быль? Добро пожаловать в Турцию – Мекку для туристов. Пока одни находят на ласковом средиземноморском побережье удовольствия, развлечения и отдых по системе «Всё включено», другие попадают в преисподнюю, где балом правит порок. Саша ехала в Стамбул, мечтая о любви, но встретила унижения, оскорбления, насилие. Пройдя сквозь все круги ада, она вырвалась на волю. Но испытания не закончились, ведь по её следам, словно голодные ищейки, идут бывшие хозяева. Спасти беглянку отправляются полковник московской милиции Юрий и его подруга Надежда. Отпуск, обещавший миллион радостей, превращается для пары в остросюжетные приключения с разгадыванием головоломок, погонями, преследованиями и предательствами.

© Бессонова Н., текст, 2019

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2019

© ИП Суховейко Д. А., издание, 2019

* * *

Жаркое турецкое солнце клонилось к горизонту. По оживлённому шоссе, что ведёт от Измира к побережью Эгейского моря, тяжело катился массивный чёрный джип, зловеще поблёскивая тонированными стёклами. Сидящий за рулём черноволосый мужчина, на вид лет пятидесяти, в мятой футболке грязно-синего цвета выглядел уставшим. Из-за высокого роста он почти касался затылком потолка салона. Его сосед был намного моложе и гораздо более ухоженным: рубашка поражала свежестью и выглядела так, словно только из-под утюга, а к русым волосам, остриженным под «ёжик», как будто ещё минуту назад прикасались ладони парикмахера, едва смазанные гелем.

Парень источал аромат хорошего парфюма…

— Feribotta mı^[1]? — обратился он к водителю.

— Karayolunda biz gideceğiz^[2], — ответил тот, — feribotta bir sürü insan olacak^[3].

Сосед молча кивнул.

На заднем сиденье авто полулежали две молодые особы, уставшие и голодные. Несчастные были прикованы друг к другу наручниками, а запястье одной из них — к дверце машины. Девушек везли уже несколько часов в неизвестном для них направлении. Из окна автомобиля, с правой стороны, они могли видеть причал и паром, на борт которого заезжал и выстраивался ровными рядами автотранспорт различного назначения. Небо казалось удивительно синим — даже сквозь тонированные стёкла, а морская гладь с лёгкой пенистой рябью весело искрилась на солнце. Совсем низко над берегом кружились крикливые чайки.

— Нин, не тяни руку… больно, — тихо попросила Александра.

— И мне, — простонала Нина.

Мужчина, тот, что помоложе, оглянулся, и обе примолки, как по команде.

Саша смотрела на удаляющихся белокрылых птиц с безысходной тоской и завистью…

Глава 1

Они вылетали в Москву утренним рейсом: Юрия Петровича Михальцова, полковника милиции, ждали на службе, а Надежда спешила в столицу по своим партийным делам.

— Ну, давайте присядем перед дорожкой, — предложила сонная Лапочка-дочка и опустилась на банкетку в прихожей, кутаясь в халат.

— Присядем, — согласился Юрий, оседлав чемодан, — обычаев нарушать нельзя!

Надежда пристроилась рядом с дочерью.

— А где наша красавица? — спросила она.

— Да вон, в кресле лежит, — ответила Алёнка, — не выспалась она…

— Кисонька моя, иди сюда, — позвала хозяйка, но Прелестница-кошка грациозно спрыгнула с места, взмахнула пушистым хвостом, окинула собравшихся выразительным надменным взглядом голубых глаз и удалилась. Чемоданы в прихожей и церемония проводов, видимо, ассоциировались в её сознании с предстоящим отсутствием кого-то из любимых хозяек и особого восторга не вызывали.

— А наша прелестница так всегда, — засмеялась Лапочка-дочка, — думает, что, если она не выйдет провожать, то никто и не уедет!

— Логично! — оценил полковник. — Какой умный у вас зверь!

— Ну, в добрый час! С Богом! — сказала Надежда, поднимаясь с банкетки.

— Счастливого вам пути! Мама, а ты послезавтра утром возвращаешься? — уточнила Алёнка.

— Утром, — подтвердила Надежда, целуя дочку в румяную щёчку, — пока, ребёнок! Хорошо себя веди. Кошку кормить не забывай!

— Мама, ну ты всегда одно и то же говоришь! Не забуду! — возмутилась Алёнка. — Что, я — маленькая?

— Ребёнок, маму надо слушаться! — назидательно произнёс полковник, обняв Надежду, а в глазах его блестели смешливые искорки.

— Её попробуй не послушайся, — улыбнулась Лапочка-дочка.

…За чашкой кофе в терминале аэропорта Юрий и Надежда вели тихую беседу.

— Надюша, а когда ты окончательно ко мне в Москву переберёшься? — спросил он. — Да и… узаконить отношения уже не помешало бы.

— Юра, знаешь, ведь… мне нужно закончить дела, — уклончиво ответила она. — Окончательно — не раньше, чем через… полгодика… может быть — годик. Ты же понимаешь…

— Миленькая, а ты ничего не забыла? — спросил он с укором. — Дела…

— Что?.. Вот… «Русский центр» проводит празднование Троицы… «Зелёные святки»… Надо поприсутствовать. Потом — защита диссертации, а там ещё так много работы! Ну, и партийные… тоже…

— А ты вообще замуж за меня когда собираешься? — в его взгляде читались сомнение и тихая грусть… и что-то ещё, чего Надежда пока не могла определить.

— Юра, ну… разве ты не хочешь, чтобы я стала кандидатом наук?

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой! Всё остальное для меня не имеет значения.

— Но для меня-то это важно! А женой твоей я стану…

— Когда?

— Когда позовёшь!

— Так позвал уже, — напомнил он. — Ладно?

— Значит, выйду. Я же согласилась!

— Как это ты говоришь: «Ну, не знаю, не знаю…»

— А кто сказал, что если любишь, то надо доверять? — спросила Надя.

— Кто-то очень мудрый, — как-то отстранённо ответил он.

— Но ведь мы же с ним согласны? Ладно? — примирительно произнесла Надежда, употребив его обычное вопросительное «ладно?» там, где его быть не должно, и сама этому удивилась.

— Ладно, — улыбнулся он и посмотрел на неё совсем как прежде — с нежностью, — но жизненные ситуации… разные бывают. Посмотрим!

— Ну, значит… «посмотрим», — подвела итог она в том же тоне, — тем более что ситуации «разные бывают».

За всё время полёта они не вернулись к этой теме. Недосказанность и неопределённость давили и создавали напряжение.

В аэропорту Юрия ждала машина с водителем. Надежду подвезли до станции метро «Электрозаводская» — до штаба, где предстояло сдавать подписные листы. Простились более чем сухо. Да и какие нежности могут быть при водителе?

«Ну вот, — подумала Надя, — я всё испортила! И что теперь делать?»

* * *

Джип остановился около придорожного кафе. Мужчина, что помоложе, с причёской «ёжик», погрозив девушкам пальцем, улыбнулся и вышел из машины.

— Разулыбался, смотри-ка! — заметила Саша. — Как вполне нормальный мужик. Сволочь!

— Слушай, как тебя, верзила, отстегни, а? — обратилась Нина к водителю, на ходу давая ему прозвище. — Рука затекла, сейчас отвалится! И мозоли уже от наручников… кровавые.

— Я «гаспадын»! — спокойно сказал он.

— Господин! Смотри-ка! Умора! — устало усмехнулась Александра. — Верзила и есть… Правда, отстегни хотя бы. Сил больше нет, — поддержала она подругу по несчастью, потянув в его сторону скованную стальным браслетом руку.

— Ай, Сашка! — Лицо Нины сморщилось от боли.

— Ой, извини! Мне и самой больно…

Водитель лишь непонимающе вертел головой.

— Ну, пожалуйста… господин, — со слезами на глазах взмолилась Нина.

«Господин» повернулся, окинул девушек сердитым взглядом.

— Ладно, молчим мы, молчим, — пробормотала она, испуганно втягивая голову в плечи, как будто опасалась удара.

— Да что мы просим его!? Бесполезно! Как будто не знаешь этих… «господ»! Отвлекись лучше, подумай о чём-нибудь хорошем, — отчаявшись, посоветовала Александра. — Может быть, он нас вообще не понимает.

«Ёжик» вернулся с двумя бутылками воды, одну из которых протянул водителю, другую бросил на колени Саше. Путь продолжался.

Александра попыталась отвлечься от всего этого кошмара, подумать о чём-нибудь приятном, хотя… что хорошего может прийти в голову в такой ситуации?

…Вспомнилось, как три года назад прилетела в Стамбул на каникулы — счастливая, наивная, полная надежд. В аэропорту девушку встретил Дениз — парень, с которым она случайно познакомилась через Интернет и несколько месяцев переписывалась. Как вышло, что за какие-то полгода заочного знакомства он стал для неё главным человеком — и сама не понимала. А тогда — жила в ожидании электронных писем и смс-сообщений. Для общения были задействованы и более современные средства связи: подружка, которая в этих вещах хорошо разбиралась, снабдила Сашин компьютер, купленный «в рассрочку» у одного из старшекурсников, всеми необходимыми программами. На фото Дениз выглядел красавцем, а «живая картинка» во время сеансов связи через сеть позволяла увидеть его взгляд, мимику, манеру держаться, и всё это казалось девушке безукоризненным. Молодой турок неплохо владел русским языком, обладал весёлым нравом и чувством юмора. О себе говорил мало, что создавало вокруг его облика ореол загадочности. Однажды, к слову, парень обмолвился, что почти каждая турчанка владеет искусством восточного танца.

— Это красит любую женщину, — заметил он.

«А я чем хуже?» — подумала Александра и два месяца занималась «танцем живота» в ближайшем дворце культуры.

Сдав летнюю сессию, приняла приглашение молодого человека приехать к нему «недельки на две».

Девушка очень удивилась, когда ей поступил неожиданный звонок с незнакомого номера и мужской голос произнёс:

— Здравствуйте, Александра! Это Вадим, друг Дениза. Он попросил меня помочь вам с билетом…

Теперь Саша ругала себя за легковерие, а тогда — буквально летала от радости. Однокурсницы и подруги по общежитию с ума сходили от зависти: такой жених… Правда, сама она женихом его вовсе не считала, несмотря на уверения Дениза в любви «с первого взгляда и слова». Хотя… он ей очень нравился.

И впечатлённая девушка отправилась в гости — на две недели, как она предполагала.

Увидев встречавшего её красавца, Саша окончательно потеряла рассудок. Высокий, галантный, с ослепительной улыбкой — даже лучше, чем на фотографиях! Словно принц из сказки!

«Дениз» значит «море», — говорил он. Как она узнала позже, характер восточного «принца» и в самом деле был похож на море: настроение его менялось так же стихийно и стремительно.

Парень снял для гостьи небольшой номер в уютном отеле, показывал достопримечательности Стамбула, два дня водил по ресторанам. Был вежливым, внимательным. Не настаивал на близости. Когда это всё-таки произошло — после бурных признаний, жарких поцелуев и уверений в серьёзности намерений — Дениз, казалось, очень смутился, поняв, что стал её первым мужчиной.

Неожиданно, сославшись на материальные затруднения, предложил переехать в другой отель — попроще. Александра ничего не заподозрила. Но когда она выразила естественное для невесты желание познакомиться с его родителями, то получила звонкую пощёчину.

— Я не выношу женских упрёков! — заявил он остолбеневшей от неожиданности и обиды девушке, хотя Саша и не собиралась его упрекать. — Не надо быть настойчивой!

Её слёзы на парня не подействовали. Она поняла, что лишних вопросов «жениху» задавать не стоит, и начала подумывать о возвращении домой. Однако Дениз и теперь не перестал ей нравиться. Девушка пыталась оправдать поведение любимого, себя же корила за незнание восточных традиций и проявленное нетерпение. «Турецкие мужчины очень темпераментны, — рассуждала она. — Надо быть внимательной, и его раздражительность пройдёт».

Александра прилагала немалые усилия, чтобы быть для Дениза интересной и привлекательной: старалась удивить восточными танцами, которые успела разучить, читала стихи, пела русские песни. Только это не помогало.

«Как же так? — недоумевала девушка. — Чуть больше недели прошло, а он так изменился! Ведь говорил, что любит меня… Когда я уеду, он будет скучать и всё поймёт… Всё ещё образуется, — тешила она себя надеждой. — Любовь проверяется на расстоянии…»

Но о любви Дениз больше не вспоминал. После второй пощёчины — по совсем незначительному поводу — Саша выразила желание вернуться в Россию.

— Денег на билет нет, — сухо ответил парень.

О женитьбе он уже не заикался, да и галантность его куда-то подевалась. Теперь кавалер водил Сашу в дешёвые забегаловки с пластиковыми стульями и столами сомнительной чистоты, был постоянно раздражён и чем-то озабочен.

Александра очень удивилась, когда однажды вечером они оказались в ресторане, где звучала восточная музыка, на столах красовались белоснежные салфетки, заправленные в фарфоровые вазочки, скатерти цвета весенней травы были изящно задрапированы, официанты — вышколены. В глубине зала, на ярко освещённом подиуме, шло представление: странное смешение танцевальных традиций, когда чарующий и соблазнительный восточный танец, хранящий загадочные тайны и лишь вскользь намекающий на них, заканчивался беззастенчивым сбрасыванием одежды. Саша никогда раньше не бывала в подобных заведениях и чувствовала себя немного неловко.

— Дениз, у тебя появились деньги? Теперь ты отправишь меня домой? — спросила она, не зная ещё, радоваться ей или огорчаться. Всё-таки расставаться с молодым человеком, не выяснив до конца отношений, ей не хотелось.

— А-а, — неопределённо ответил парень, — всё будет… как надо. Паспорт дай!

— Зачем? — не поняла девушка.

— А… билет покупать! Дай паспорт! — продолжил настаивать он.

— Прямо сейчас? — удивилась она, но не стала возражать и отдала документ.

Дениз, ничего не объяснив, встал и вышел из зала, бросив Сашу одну среди незнакомой публики. Вернувшись, зачем-то прихватил с собой её сумочку с телефоном и мелочью.

— Момент, — только и сказал он.

Александра решила, что кавалер оставил её ненадолго и вот-вот вернётся. Ждала Дениза, беспокойно озираясь по сторонам. Вдруг подошли два охранника, приветливо поздоровались и, крепко взяв девушку под руки, куда-то повели. От неожиданности Саша лишилась дара речи. Ноги заплетались, но мужчины тащили её за собой тем упорнее, чем сильнее она пыталась сопротивляться.

В кабинете за массивным столом сидел полный черноволосый тип лет пятидесяти, с блестящей круглой лысиной, в белоснежной рубашке и галстуке.

— Здравствуй, — маслено улыбаясь, сказал он и махнул рукой людям, которые привели Сашу. Те вышли, оставив растерянную и испуганную девушку наедине с хозяином кабинета.

— Тыперь будышь здэс работать, — радостно сообщил тот, продолжая улыбаться.

— Что? Как… ра… ботать? Зач…чем? — язык плохо слушался, а рассудок отказывался воспринимать происходящее.

— Что, как-как? Работать будышь! Как всэ работаит!

— А… вы кто? — Александра не знала, о чём спрашивать и что думать.

— Я — Мыхмед. Это моё завыдэные, здэс танцуют дэвушька, прыятно проводят врэмя. С клыент. Танцами. И другыми потом, — Мехмед помахал руками, и это отдалённо напоминало движения женских рук в восточном танце.

— Но… с какой стати? Зачем мне это? Я в университете учусь…

— А-а… унывырсытэт харашо! Я тожи… Патрыс Лумумба… да-а… Давно…

— Правда? В Москве? — удивилась Саша.

— Ну, а гдэ… Садысь! — мужчина радушно пригласил девушку присесть на диван. — Как это у русский… э-э… «ноги правда… ны бываит»? — он засмеялся, довольный своим знанием русского фольклора.

— В ногах правды нет, — поправила Александра.

— Да-а! Я Россия был! Совэтский Союз! — с гордостью заявил хозяин кабинета.

— Я с парнем сюда пришла, с… женихом, он уже ждёт меня, наверное, — попыталась объяснить девушка, постепенно справляясь с испугом.

— Э-э-э, — протянул Мехмед, — парынь твой уже дома. У мами. У папи. Он за тыбя дэнги брал. Я дэнги дал. Тыперь будышь на мыня работать. Танцы умэишь? — спросил он. Саша не ответила, недоумённо глядя на турка.

— Умэ-эишь! — ответил за неё Мехмед. — Дэныз ны обманыт! Хороший цена за тыбя выпросыл! Да-а? Дошиво ны отдал тыбя! Хытрэ-эц! — он засмеялся и кому-то погрозил пальцем — наверное, Дэнизу. — И здэс научат, чтобы харашо получался… Таныц чтобы харашо. Да?.. Красы-ыво чтобы…

— Что? — всё ещё не понимала Александра, — он деньги взял? Про какие деньги вы здесь говорите? Я же его невеста! Он же…

— За тыбя, за тыбя дэнги, — Мехмед начал нервничать, — ны понымаишь? Какой дэвушька! Глупий! Да? Ны понымаит! А-а?.. У ныво ыще есть другой такой… нывеста! Да-а? — Турок противно засмеялся. — Много ыще. Да?

— Разве так можно? — недоумённо воскликнула Александра, отказываясь верить в происходящее.

— А-а-а! Можьно! Всо можьно, — отмахнулся Мехмед, — Садысь, ны стой. Кушять хочешь?

— Нет, я уже поужинала… с Денизом, — ответила она. — А, кажется, я поняла! Это шутка такая, да? — девушка попыталась улыбнуться. — Дениз меня разыграл так, да? Злая шутка получилась! Не смешная…

— Нэ-э-эт, — развеселился турок, — поговорым сычас, садысь. Кушяй вот, — он поднялся, поставил вазу с фруктами на столик перед диваном, на краешек которого несмело присела Александра.

Крупная клубника заманчиво краснела. Саша взяла ароматную ягодку, задумчиво надкусила, но вкуса не почувствовала: не до того ей было.

— Ты ны думай, здэс харашо, — принялся убеждать Мехмед, — дэвушька ны хотят уезжат. Клыент у нас всэ высоко… этот… поставлын. Постоянный. Благородний луди. Кто попало нэт. Работать будышь. Дэнги будышь получат. Потом. Сначала — долг будышь работать! Бакшиш будышь имэть. Этот… чаивие… Потом — украшения будышь купить, платья красывый. Хаммам будышь ходыт. Харашо! Всо будышь! Толко правилна надо дэлат! Послушна надо чтобы…

— А Дениз когда за мной придёт? — продолжала настаивать на своём Саша.

— Э-э-э… Опять! А? Дэныз ны прыдёт! Тыбя Алыксандра зовут?

— Александра.

— Я — Мыхмед, — снова представился он, — давай говорыт опять. Контракт надо дэлать.

— Контракт? — уточнила Александра, до которой начал доходить смысл этой сделки.

— Ты работать будышь, надо контракт. Положино так, — терпеливо объяснял Мехмед, разводя руками. — Правыла такой. Да?

— Я не понимаю ничего — ни про работу, ни про контракт, ни про Дениза…

— Э-э-э… ны понымаишь… Тогда потом говорым. Завтра будышь понымат, — турок постучал в стену, тут же явились охранники и снова крепко взяли Александру под руки.

— Нет! Отпустите меня! Я не хочу! — закричала та, безуспешно пытаясь вырваться. До Саши, наконец, дошло, что с ней не шутят.

Когда железная хватка усилилась, она закричала, не в состоянии пошевелиться, и ослабила сопротивление, поняв, что оно бесполезно.

— Э-э, — с видимым разочарованием вымолвил Мехмед, — какой…

— Отпустите меня! — потребовала Александра, но мужчины молча протащили её по лестнице на верхний этаж, открыли ключом одну из многих дверей, завели в комнатку, напоминающую номер в гостинице. Навстречу вышла стройная брюнетка, расчёсывая свою роскошную гриву. Саша удивилась тому, что дверь была заперта снаружи. «Девушек держат под замком!» — с ужасом подумала она.

— Юлька, к тыбе вот… Пока здэс. Поговоры тут, научи, да? Мэхмэд прыказал, — дал указание Юльке один из стражников-провожатых.

— Это можно, — спокойно ответила незнакомка, собирая волосы в узел на затылке, — поговорю.

Александра замерла в растерянности, слёзы катились по её щекам. Юлька взяла Сашу за плечи, усадила на миниатюрный диванчик.

— Ну, чего ты? А?.. Откуда к нам? — спросила она.

— Ниоткуда… Из Москвы, в общем-то, — всхлипывая, ответила Александра, — а так — из Саратова… я с парнем… в ресторан пришла, — сбивчиво принялась объяснять она, — с Денизом. Как бы… с женихом. А он потом делся куда-то. А этот… как его… Мехмед сказал, что деньги ему за меня заплатил.

— А-а! Ну, ясно! — понимающе усмехнулась Юлька. — Видали мы таких «женихов»! Обычная история…

— Обычная? — не поняла Саша.

— Первый раз с тобой такое?

— Какое?

— Продали тебя первый раз?

— Продали? — как во сне, произнесла страшное слово Александра.

— Ну да! А что ты думала? Что ты как… идиотка? «Какое, какое»! Такое вот! Мозги отшибло, что ли?

— Отшибло, — как попугай, повторила Саша.

— Как с ним познакомилась-то?

— С кем?

— С «как бы женихом».

— Через интернет, — вяло ответила девушка.

— А-а! Новые технологии — в действии, — невесело улыбнулась Юлька.

— Как отсюда выйти? — спросила Александра.

— Ты что? — удивилась Юлька и покрутила пальцем у виска. — Ты дура? Не понимаешь? Нельзя отсюда выйти! Купили тебя! Теперь ты — собственность Мехмеда! Стриптиз будешь отплясывать. Раздеваться перед мужиками! Поняла?

Александра пребывала в каком-то оцепенении, ещё не до конца сознавая, что с ней происходит.

— Водички хочешь? — участливо спросила Юлька.

— Нет, — покачала головой Саша, однако взяла дрожащими пальцами протянутый ей прозрачный стакан с минералкой и выпила залпом. Бросив опустошённый сосуд на пол, рванулась к двери, застучала кулачками так, что косточки заболели.

— Эй! Откройте! Кто-нибудь! — закричала она.

— Во даёт! — возмутилась Юлька, подбирая осколки. — Швыряется тут! А убирать за тобой кто будет? Принесла нелёгкая соседку…

Открылась дверь, на пороге появился один из охранников.

— Чыво шумышь? — спокойно спросил он, грубо отстраняя Сашу от двери и увлекая её подальше в номер. — Что, ны нравытся?

— Я хочу уйти, — заявила Александра. — Не буду здесь. Мне… домой надо ехать. Меня мама ждёт!

— Э-э! Э! — возмущённо воскликнул охранник, удерживая вырывающуюся пленницу.

Скоро терпение его закончилось. Наградив девушку оплеухой и толкнув её на диван, он двинулся к выходу.

— Чтобы тыхо тут! — приказал мужчина, покидая номер. Скрипнул дверной замок, послышались удаляющиеся шаги.

Саша закрыла лицо ладонями и закричала, как загнанный в угол зверь — исступлённо и страшно.

— Ну, чего ты, как ненормальная? — испуганно спросила Юлька. — Чего? — повторяла снова и снова, как будто сама не понимала — «чего»…

Девушка отошла от Александры в противоположный угол небольшой комнатки, словно боялась оглохнуть от воплей новой подруги по несчастью. Потом осторожно приблизилась, присела рядом, поправила её растрепавшиеся волосы.

— Ты не реви, — принялась успокаивать Александру хозяйка комнаты, когда крики её сменились тихими всхлипываниями, — тут ещё ничего. Танцевать будешь. Да не реви ты! Тебя как зовут хоть?

— Саш-ша, — прошептала Александра, по-прежнему всхлипывая.

— Ну вот, Сашка. Правда, тебе здесь другое имя дадут…

— Зач-чем мне… другое?

— Такой порядок. Мы тут уже сами не помним, какое у кого имя настоящее, а какое — придуманное…

— Бред какой-то….

— Танцевать-то умеешь?

— Нем-много. Только я… не хочу. Я домой хо-очу!

— Это теперь навряд ли! Ну, ничего, везде можно жить! Не реви!

— Ага, «не реви», — опять всхлипнула Александра. Теперь она догадывалась, для чего Дениз завёл с ней разговор о восточных танцах. А потом, видимо, долго с Мехмедом о цене не мог договориться, поэтому и злился.

— С тобой Эльза сначала порепетирует, посмотрит, на что способна… проинструктирует. Тут же ничего сложного нет: танцуй себе да раздевайся потихоньку.

— Ужас какой!

— Привыкнешь, — усмехнулась Юлька. — У тебя теперь выхода нет, подруга…

…Боль в запястье прервала поток воспоминаний. Саша вскрикнула. Браслет наручников врезался в содранную мозоль. Это соседка попыталась левой рукой, прикованной к запястью Александры, поправить волосы.

— Нинка, ну что тебе не сидится?

— Убери мне волосы с лица, — попросила та, и Саша аккуратно поправила её непослушную волнистую прядь.

— Всё равно сейчас упадёт. Приколоть бы…

— Там «невидимки»… сзади. Вытащи и сделай как надо…

«Ёжик» оглянулся, но ничего не сказал. Саша под сердитым взглядом надсмотрщика выполнила просьбу Нины.

Снаружи, сквозь тонированные стёкла, никто не мог видеть пленниц — помощи не попросишь. А если и попросишь, то вряд ли дождёшься сочувствия. Это они обе знали по собственному горькому опыту. Никому здесь нет дела до слёз и страданий иностранок без денег и документов. Да ещё — до нелегалок сомнительной профессии.

Мысли путались. Так хотелось в небо, к птицам, или…

Вдруг пришла идея, что неплохо бы выждать момент и устроить небольшую аварию. Наброситься сзади на водителя, схватиться за руль свободной рукой, и-и-и!.. А потом — как Бог даст. В суматохе можно убежать и затеряться среди людей. В худшем случае — умереть. Но разве Александра боится смерти после всего, что с ней случилось?

Девушка смотрела сквозь стёкла — на пролетающие мимо автомобили, на откосы, куда может вынести неуправляемый джип…

«Придётся же столкнуться с кем-то… Разве другие люди виноваты? — подумала она, прогоняя шальную мысль, но та не уходила. — Надо дождаться, когда автомобиль займёт крайнюю полосу, резко рвануться вперёд и повернуть руль вправо. Но сначала наручники нужно как-то отстегнуть. А может быть, от удара — сами отцепятся… Или так не бывает?»

— Нина, послушай, — прошептала она.

— Что? — отозвалась девушка, поворачивая к соседке усталое лицо.

— А давай мы аварию устроим?

— Сдурела? Мне ещё умирать неохота!

— Да… тише!

— Ну?

— Вот посмотри, вокруг сейчас пустое место.

— Оно через пять минут не будет уже пустым.

— Здесь ландшафт постоянно меняется… Мы выждем и…

— А? — поинтересовался водитель. — Туалэт? А?

— Нет, не надо, — отказалась Саша, отрицательно покачав головой. — Наручники расстегни! До крови стерли…

Верзила на просьбу не отреагировал.

— Не понимает он по-нашему, — предположила Нина. — Только и знает, что «господын» да «туалэт»…

* * *

Надежда, выполнив весь план мероприятий, зашла на родную «Полтавку».

В кабинете Киры Николаевны — координатора по работе с региональными отделениями — уже собралось несколько друзей-соратников.

— Пойдёмте, чаю попьём, я торт принёс, — позвал всех Виктор Николаевич.

— Ой, они со своим тортом! Думаете, мы не найдём, чем вас угостить? — засмеялась Кира.

Все весело чаёвничали за большим столом в зале, где обычно проводились собрания актива. Шутили, рассказывали какие-то истории. В обществе друзей-единомышленников Надежда испытывала состояние особого душевного комфорта: когда знаешь, что тебя всегда услышат, и любые твои слова и действия будут поняты правильно, без лишних домыслов. Это был тот случай, когда никакая новая информация о людях не способна изменить их мнение и отношение друг к другу.

«А ведь скоро придётся «отставить» партийные дела, — подумала Надя. Посмотрела на собравшихся друзей-партийцев, безмятежно беседующих за чашкой чая, — и как же я буду без них? — ей вдруг стало грустно. — А как я буду без Юры, если ему надоест меня ждать?» — при этой мысли тоска подступила к сердцу.

Сегодня центром всеобщего внимания был Евгений — председатель Самарского отделения.

Любви признанья мимолётны

И исчезают, словно дым.

Но дай Вам Бог в подлунном мире

Любимой быть хотя б одним…^[4]

…Время пролетело незаметно. Надежда заторопилась на вокзал, Виктор Николаевич вызвался проводить её до остановки.

— Погода какая! — воскликнул он, — прямо на лирический лад настраивает! И не захочешь стихи писать, да напишешь! Какие молодцы наши ребята — произведения свои читают. А я вот… всегда стеснялся.

— Вы тоже пишете? — удивилась Надежда.

Виктор Николаевич относился к категории людей, авторитет которых для неё был так высок, что она не смела сказать им «ты», несмотря на самые тёплые дружеские чувства. К тому же он был существенно старше.

— Есть немного… Писал в студенческие годы, потом — реже, — ответил он. — А в общем — когда мне хорошо, то я пою и дурачусь, когда мне плохо — пишу стихи.

— Значит, Вам теперь в основном — хорошо? — засмеялась Надежда. — Почитайте, пожалуйста…

— Надюша, да я как-то их… пишу, но не читаю, — засмущался Виктор Николаевич. — Комплексовал всегда… а теперь поздно уже начинать…

— Ну и не начинайте, только одно мне прочтите… по секрету! — попросила Надя.

— По секрету? — переспросил собеседник и засмеялся.

— Ага! Одно!

— Ну, если только так, пожалуй…

…Я в дружбу верю так же, как в любовь.

Она нужна, как воздух, как вода,

И пусть невзгоды, те, что хмурят бровь,

Развеет наша дружба навсегда…^[5]

Надя привыкла слышать от Виктора Николаевича рассуждения по серьёзным политическим вопросам. Его мнение всегда отличалось принципиальностью, причём он мог высказываться в самой непримиримой форме, не теряя дипломатичности, присущей истинно интеллигентному человеку. А теперь вот — стихи…

— Мне нравится, — совершенно искренне сказала Надежда, дослушав до конца. — И зачем стесняться? А у Вас много стихов?

— Надюша, да я как-то не стремился писать много. Когда душа просила — писал… а так, чтобы…

Рифмоплётства искусством трудным

И, томимый тщеславием нудным,

Всем готов обо всём «попеть»,

Лишь бы славу… и деньги иметь?

С бумагой не расстанусь я и ручкой!

Я, полуграмотный и самоучка…^[6]

— Ну, нет, это не о Вас, — Надя засмеялась.

— Вот и пусть будет не обо мне, — ответил Виктор Николаевич, — как говорил забытый ныне вождь мирового пролетариата: «Лучше меньше, да лучше».

…Добиралась до вокзала, думая о Юрии и о том, как сухо они расстались. Душу терзала тревога. «Интересно, помнит ли он, когда я уезжаю? Надо ему позвонить, — решила Надежда. И тут же передумала. — Нет, первая звонить не буду…»

Полковник ворвался в купе, когда до отправления оставалось не более пяти минут, а строгая проводница объявила о том, что провожающие должны покинуть вагон. Надя уже и не надеялась, что он придёт. Радость вспыхнула в её сердце, заискрилась во взоре. Она прижалась к любимому, ощущая силу и нежность его рук, чувствуя его тепло, смотрела в его лучистые глаза… «Не сердится», — подумалось ей.

— Надюша, я буду тебя ждать. Очень буду ждать! Ладно?

— А я буду торопиться, — ответила она, сияя.

Он шёл за вагоном, пока поезд не набрал скорость…

Надя лежала на верхней полке и смотрела в окно на убегающие вдаль белоствольные берёзки. Душа её пела. «В таком настроении, наверное, поэты и пишут стихи… и не поэты — тоже, — предположила она. — Может быть, и мне попробовать? А что? Вдруг создам шедевр! — подумала женщина не без иронии. — Или уж не надо… Ну ладно. Дерзну!» — решила она.

Под стук колёс подбирала слова, придумывала рифмы, но, как ей казалось, получалось то неуклюже, то слишком пафосно. Наконец, в результате немалых усилий, родились первые строчки:

Хочу я воды родниковой напиться,

Босою пройтись по росистой траве,

В берёзовой чаще густой заблудиться,

Дождём шелестеть по весенней листве…

«Ух ты! Это уже даже похоже на стихи, — удивилась Надежда собственным способностям. — Ну-ка, что там дальше…»

И радугой по небу густо разлиться,

Как радостью в чьей-то нелёгкой судьбе,

И утренней дымкой вдали раствориться…

…бе… бе… бе…

«Не складывается, — вздохнула новоявленная поэтесса, — не получается что-то, — она упорно искала рифму, однако слова, подходящего по смыслу и заканчивающегося на слог «бе», в голову не приходило. — Ладно, потом придумаю», — и она продолжила первую в своей жизни попытку поэтического творчества.

…Испариной вверх к облакам устремиться

И вновь возвратиться весёлым дождём,

Снежинкою лёгкою в вальсе кружиться

И таять весною под тёплым лучом…»^[7]

«Что-то не то! Как-то ни о чём… Чего-то во всём этом не хватает! — решила Надежда. — Хотя… ясно чего — таланта! — заключила она с усмешкой. — «Бе-бе-бе» да «бе-бе-бе»… Ну, что же, придётся признать, что поэтического дара среди моих многочисленных достоинств не наблюдается, и оставить это неблагодарное занятие, — оценила женщина свои литературные способности, но не очень-то и расстроилась. — Не всем же поэтами быть, кто-то должен и нормальные человеческие дела делать… прозаические. Если бы вот так написать:

…Тот, кто видел хоть однажды

Этот край и эту гладь,

Тот почти берёзке каждой

Ножку рад поцеловать…^[8]

Но так умел только один человек на свете!» — подумала она.

В сердце Надежды затеплилось волнующее, искреннее чувство благодарности к любимому поэту за эти чудесные строки и за всё его творчество. Она смотрела в окно на хороводы берёзок, так любовно воспетые им, и под стук колёс, как обычно в дороге, мысленно читала его стихи.

* * *

Александра вспоминала, как жила в одном номере с Юлькой, ночуя на коротеньком раскладном диванчике. Потом ей выделили отдельный — такой же, как у новой знакомой — небольшой, но с зеркалами, с удобствами и с шифоньером, полным блестящих тряпок. Охранник, доставивший её в номер, наблюдал за тем, как новенькая осматривается.

— Нравытся? — спросил он.

— Ничего, — ответила девушка.

Кивнув, он вышел и запер за собой дверь на ключ, чему она уже не удивилась.

На туалетном столике в её новом жилище стояла шкатулка с бижутерией, аккуратным рядком выстроились баночки, тюбики и флаконы. На специальных подставках красовались парики из волос разной длины и цвета. Александра обратила внимание на то, что все флаконы были наполовину пустыми.

«Кто-то, значит, ими пользовался раньше, — заключила она. Открыла баночку с кремом — та была полна лишь на четверть, — кто-то здесь раньше жил».

Каждый день по утрам с девушками занималась Эльза проводила уроки танцев. Это была женщина на вид лет около сорока, с холёным лицом, резкая и нетерпимая, но отходчивая и совсем не злобная. Особое внимание уделяла новеньким. Она учила девчонок не только танцевальным движениям, но и «правильным» манерам общения с посетителями и с хозяевами, давала дельные советы по разным жизненным вопросам. Иногда Александре казалось, что Эльза сочувствует своим подопечным, их положению. Но порой наставница была откровенно жёсткой, даже грубой.

— Ну что ты, как будто оловянная! — кричала как-то раз наставница на Сашу. — Ну как можно тебя научить, ты же не гнёшься совсем! Как линейка, прямая! Или коряга засохшая! Чувственнее надо, чувственнее! Руками дорабатывай! И кокетливее, заманчивее! Ну? Глазками допевай! Соблазняй зрителя! Игриво смотри!.. А-а, корова неуклюжая!

— Я же стараюсь, — оправдывалась Александра, чуть не плача.

— Оно и видно! Гибкая, как палка! Где только делают таких! Сколько с тобой занимаюсь уже, и всё одно и то же! Пшла отсюда! — злилась Эльза.

— Плохо, да? А клыентам нравытса, — озадаченно произнёс подошедший Мехмед, — прыватный таныц просат много…

— А! Понимают они! Им бы только на голые сиськи смотреть… Надо же не просто… тряпки с себя сбрасывать! Это стрипти-из! Тоже иску-усство! А-а! — дама махнула рукой. — Кому я говорю! Набираете кого попало, а я — учи их!

— Элза, ну гдэ жи я тыбе эти… балырыны возму… Балшого тыатра…

— Ну, ты скажешь, Мехмед! — засмеялась Эльза. — Где уж нам… из Большого! Хоть бы после захудалого училища какого-нибудь! А эти — просто так! Сами где-то азов понахватаются… на каких-нибудь двухнедельных курсах… в сельском доме культуры… а то и вовсе ничего! Оголяться каждая дура может! Танцовщицы, блин… недоделанные…

Александре дали новое, как сказала Эльза, «сценическое» имя — Маша, и приказали представляться посетителям именно так. Да и в самом клубе её иначе теперь не называли. Постепенно Александра-Маша втянулась. Выступала вместе с другими девушками на подиуме, иногда ей заказывали приватные танцы. Денег сначала совсем не платили — как сказал Мехмед, надо было «работать долг». Но посетители давали щердрые чаевые. Девушкам разрешали покупать золотые украшения и одежду — торговец приезжал раз в месяц.

— Сашка-Машка, ты деньги в номере не оставляй! — учила подругу Юля. — У нас тут иногда обыски устраивают. Могут забрать! Да и уборщица — тётка наглая, — предупредила она, увидев, как Саша прячет в складках костюма чаевые, подаренные щедрым посетителем.

— А как же быть?

— В лифчик прячь. Не в тот, что от костюма, а в свой. Выбери под цвет. И носи всегда. Изловчись уж как-нибудь, — проинструктировала девушка. — Я так подшиваю каждый раз… на живульку. В прачечную только танцевальные костюмы возят, наши вещи не берут. Или в номере щёлку какую-нибудь найди. А ещё можно маме отправить. Мехмеда попроси, он сделает. У тебя же есть мама?

— Есть. Спасибо, Юлька! — обрадовалась Александра.

И действительно, Мехмед с готовностью согласился переслать деньги Сашиной маме, записал адрес в специальную тетрадь. А иногда даже разрешал звонить домой. Правда, говорить позволялось лишь в его присутствии, и «толко хорошо».

Месяц Александра танцевала на подиуме, и больше от неё ничего не требовали. Но однажды в ресторане появился новый посетитель: высокий, представительного вида турок заказал ей приватный танец.

— Особий клыент. Надо хорошо! — напутствовал Мехмед. — Поныла?

— Ну ладно, постараюсь в лучшем виде, — привычно ответила девушка, не заподозрив ничего дурного.

Почему-то на этот раз исполнять приватный танец предстояло не в одном из тех помещений, которые открывались прямо в общий зал, а в «специальном», как его назвал хозяин, номере. «Любезные» служители заведения проводили Сашу с посетителем через подвальный коридор, красиво оформленный светильниками и аромалампами, сквозь замаскированные под платяные шкафы двери. Тогда она ещё не знала, что этот проход ведёт в здание на противоположной стороне улицы. Девушка не сразу поняла, что всё это значит, хотя Эльза давала по такому поводу особые инструкции.

Служители завели Александру со спутником в шикарно оформленный номер с небольшой возвышающейся площадкой и шестом. Как выяснилось позже, таких здесь было несколько. Изящный низкий столик изобиловал изысканными угощениями, вокруг него на застеленном ковром полу лежали бархатные подушки. В смежной комнате виднелась широкая кровать с прозрачным балдахином. Один из служителей включил музыку и удалился. Девушка приступила к танцу. Но, едва она успела сделать несколько движений, посетитель подошёл к ней вплотную и буквально набросился, не скрывая своих намерений.

— О, Машя… Машя, — мужчина дышал Саше в ухо, крепко прижимая к себе и пытаясь сорвать с неё одежду.

— Ой, вы… вы что? — она забилась в его цепких руках, пытаясь освободиться. Сопротивляясь неожиданному натиску, ударила клиента по лицу. Кричала, звала на помощь, но появился Арслан, основной обязанностью которого было укрощение непокорных танцовщиц, вывел её из номера и несколько раз больно заехал кулаком в живот, приговаривая: «Нада послушна!» Потом приказал «дэлать радостный лыцо» и вернуться к клиенту, а то «будыт савсэм плохо». Такое своеобразное «внушение» от Арслана проходила каждая пленница, и не один раз.

Позже Саша узнала, что пресловутый подвальный коридор называли «золотым». И правда, играющие в полумраке блики свечей в резных нишах как будто осыпали стены и потолок мерцающим золотом.

Через несколько дней Александру перевели жить в другое здание, а «приватные танцы» с подобающим продолжением она стала исполнять регулярно — два-три раза в неделю.

Слезы, страх, боль, стыд, унижение отныне были постоянными её спутниками. Отходила от пережитого насилия долго и мучительно, страдая не только физически, но и духовно. Стараясь скрыть своё настроение от окружающих, замыкалась в себе, тщательно замазывала следы побоев, если они оставались: в основном Арслан «работал» аккуратно, чем очень гордился.

Саша понимала, что и другие обитательницы заведения переживают нечто подобное — в глазах многих из них то и дело видела отражение собственной боли, иногда замечала замаскированные от публики синяки на лицах и телах, несмотря на «аккуратную воспитательную работу» Арслана. Девушки не делились друг с другом обидами — здесь это было не принято… да и некогда.

Однажды, ведя Сашу по «золотому коридору», Арслан сказал: «Машя, виды сыбя хорошо, да? Ны буду тыбя ударыть. Поныла? А то… у тыбя ма-ама! Сара-атов! Да? Будыт мама пло-охо! Ты будышь харашо — ма-ама будыт харашо! Поныла?»

Александра похолодела.

— Вы не посмеете! — воскликнула она — Мама-то здесь при чём?

Арслан лишь криво усмехнулся в ответ.

С тех пор Саша старалась не перечить клиентам. Однако после каждого «особого» посетителя в её сознании зрела и укреплялась мысль о побеге. Девушка строила планы, но всякий раз убеждалась в том, что выйти отсюда нет никакой возможности. Охрана выполняла свою работу добросовестно.

Время шло. Молодость брала своё, и запуганные девчонки находили маленькие радости даже в таком существовании. Раз в месяц в заведение привозили украшения, наряды и меха, а сладости — каждую неделю. Обитательницы «культурного заведения» заметно оживлялись, пробуя лакомства и примеряя понравившиеся вещицы, которые разрешалось брать в долг.

Саша, внутренне протестуя против своего положения в реальности, пыталась жить в придуманном мире, воспринимая происходящее как спектакль, даже сбрасывание одежды считала необходимой частью некоего ритуала. Всё бы ничего… если бы только не «особые посетители»…

С другими обитательницами заведения Александра могла свободно пообщаться только в хаммаме, который находился в подвальном помещении, пристроенном к зданию ресторана. Купольная крыша этого сооружения, обрамлённая кованой решёткой, составляла главное украшение внутреннего дворика.

Несмотря на обычное соперничество, существовавшее в среде танцовщиц, изредка случались между девушками и доверительные беседы. Как-то во время посещения турецкой бани, греясь на тёплом камушке, они разоткровенничались.

— Ох, если бы этот хаммамчик — да к нам в посёлок… и чтобы… вернуться на… года два так наза-ад, — мечтательно произнесла стройная обладательница густых чёрных волос, свисающих чуть ли не до колен.

— В какой посёлок, Алма? — спросил кто-то.

— Да в наш… недалеко от Темиртау, — ответила девушка.

— Размечталась, бедолага! Радуйся, что тебя сюда приводят. И будь счастлива, что вообще держат в этом клубе, а то увезут… куда-нибудь… — сурово оборвала её девушка с разноцветными прядями, торчащими в разные стороны.

— Да ладно, Аннушка, пускай девочка помечтает, — вступилась за Алму Александра.

— Уж тогда и ко мне в Кишинёв… хаммам… и чтобы… этак… года на три назад, — вдруг высказала желание Аня.

— Ну вот, Анька, и сама размечталась, — засмеялась Юля. — Тебе сколько лет-то, Алма? — спросила она притихшую уроженку Темиртау.

— Семнадцать…

— Да ну! — не поверила Александра.

— Да, семнадцать, — повторила та. — По паспорту — больше…

— А здесь ты уже…

— Полтора года, — мечтательное выражение бесследно исчезло с лица Алмы.

— Малолетняя… как тебя угораздило-то? — поинтересовалась одна из коллег.

— А вас — как? — глядя волчонком, ответила вопросом Алма.

— Да что ты огрызаешься? Расскажи, — вполне миролюбиво попросила Аннушка, тряхнув своими разноцветными волосами, — мы же так… безо всякой задней мысли…

— Что рассказывать… мне пятнадцать ещё не исполнилось, когда подружка с парнем познакомила. Так, между прочим. Он внимание оказывал, по ресторанам водил, подарки дарил, катал в город на машине. У нас дома-то вечно жрать было нечего. Мать тогда свою личную жизнь устраивала, ей не до меня было… Однажды уехали мы совсем далеко… привёз он меня на одну квартиру в Караганде. Заявил, что теперь я буду работать девушкой по оказанию эскорт-услуг… Ходить с клиентами в ресторан, там… Он сказал, что я ем красиво… и двигаюсь. Что на меня смотреть приятно… Ну, а если чего-то вдруг «клиенту» ещё захочется, велел не отказывать.

— И ты покорно согласилась?

— Нет, но он меня избил… угрожал… А через месяц взял с собой в Турцию отдыхать. Паспорт мне купил, по которому мне как будто бы восемнадцать лет. И привёл к Мехмеду.

— А танцевать где училась?

— В кружок ходила в школе. И Эльза учит хорошо, у меня получается…

— В общем, и ты на парня попалась, как и все мы, дуры, на любовь да ласковые слова клюнула, — прокомментировала Александра. — Ну, тебе-то простительно… в пятнадцать лет…

— А почему это… «как все»? — возмутилась Таня — длинноногая высокая блондинка. — Я, например, в танцевальном конкурсе победила в Челябинске. Там увидел меня один тип, Гарик. Пригласил в Москву на другой конкурс, международный. Я второе место заняла. Он всем, кому призовые места достались, предложил работу в Турции… в престижных клубах. Остальных участниц тоже обещал куда-нибудь пристроить.

— В «престижном клубе» — это у Мехмеда, что ли? — уточнила Саша.

— Ну да. Я сюда попала, а остальные — куда-то ещё.

— В такие же престижные? — засмеялась Аннушка. — Теперь по всем статьям… работаешь. Не только танцами денежки заколпачиваешь. Победительница…

— А вы не знаете, как тут обламывают? — возмутилась Таня. — Не знаете? Или с вами вежливо так побеседовали, объяснили, что сделают, если откажетесь? Или с родственниками…

— Да что вы раздухарились-то, несчастные? Вы ещё не видели, как обламывают по-настоящему, — миниатюрная красавица с рыжими локонами до пояса грациозно спрыгнула с камня, отбросила со лба светящуюся в луче солнечного света огненную прядь, поправила бретельки на купальнике, облилась холодной водой из медной чашки и присела на край мраморной скамьи.

— А ты, Сонька, что ли, видела? — спросила Аннушка. — Или как там тебя, Эсмеральда?

— А вот представь себе, видела! — ответила Сонька-Эсмеральда. — И не только видела, а… на собственной шкуре испытала!

— И где же?

— Не твоё дело! Много будешь знать…

— Ну чего ты… расскажи, Сонь, — попросила Таня. — Мы же не стесняемся о себе говорить… под настроение…

— Есть такое место. Я не знаю, где это, но нас туда долго везли. Сразу из аэропорта. Вот где настоящий ад! Там такое делают, что волосы дыбом! Так издеваются, что на всё согласишься! Арслан — просто ангел по сравнению с теми… мордоворотами, — в больших серых глазах девушки читалась такая боль, что спорить с ней никто не стал.

— А тебя как в тот «ад» занесло? — спросила Таня.

— Я никаких конкурсов не выигрывала и не влюблялась. К нам в Карелию в детский дом агенты приезжали… по трудоустройству. Сказали, что это такой социальный благотворительный проект. Специально для сирот. Для тех, у кого родителей совсем нет. У кого есть предки, даже лишённые родительских прав, тех не брали. Записывали желающих на профессиональную подготовку за границу осваивать кулинарное искусство разных стран. Оформление паспортов, дорога, проживание и обучение — всё бесплатно, но при одном условии — если потом два года будем работать на месте официантками. Тогда пятнадцать девочек записались. Сразу после выпуска нас пятерых в Турцию отправили, других — ещё куда-то…

Все слушали молча. Никогда Соня-Эсмеральда не рассказывала о себе так откровенно.

— Как только прилетели, доставили нас к одной тётке и сказали, что заниматься предстоит не поварским делом, а проституцией. Кто не согласен — тот едет дальше. Почти никто не согласился, ну, загрузили нас обратно в автобус и повезли в то место. А там такие люди… вернее, нелюди… издеваются, насилуют, избивают, унижают… дико просто… на глазах у всех! Наркотиками некоторых обкалывают. В общем, захочешь жить — на всё пойдёшь…

— И тебя наркотиками обкололи?

— Нет, — ответила Сонька, — мне руку сломали, — девушка показала предплечье, на котором розовел неровный шрам. — А когда я и на следующий день сопротивлялась, то… мне ту же руку сломали ещё раз. В другом месте.

— Ужас! — воскликнула Александра.

— Я сознание потеряла. Привели врача. Он сделал операцию, наложил гипс и посоветовал быть покорной. Сказал, что в таком случае больше шансов попасть в категорию элитных. «Лучше, — говорит, — сразу внушить доверие, а потом может попасться нормальный клиент, который поможет уехать домой. Главное сейчас — сохранить здоровье… а там…»

— Ну, тоже верно, — согласился кто-то.

— Пугал, что непокорных продают в самые дешёвые бордели, где приходится обслуживать десятки клиентов за день, — продолжила рассказ Соня, — и через несколько месяцев девушки чем-нибудь заболевают или просто изнашиваются и становятся непривлекательными. Тогда их выгоняют, и они умирают на улице от болезней и голода.

— И ты сразу стала покорной? — язвительно спросила Аннушка.

— Анька, ну как ты можешь? Девчонка такое пережила! — одёрнула её Александра.

— А мы тут не «такое» переживаем? — возмутилась Аня.

— Руки-то нам, по крайней мере, не ломают, — возразил кто-то.

— Нет, не сразу, — покачала головой Сонька. — Потом меня отвезли на пустырь, вырыли яму и… пообещали закопать, если я не соглашусь работать, — рассказывая это, девушка дрожала, как будто от холода.

— Сонь, а ты что зубами стучишь? Холодно, что ли? — недоумённо спросила Таня. — Заболела? В бане мерзнёшь…

— Я не могу спокойно про то место вспоминать. Никому раньше об этом не говорила, — тихо ответила девушка, не в состоянии унять нервную дрожь. — Забыть хочется, а не могу…

— Ну, о нас, слава Богу, тут заботятся, — сказала Юля. — Таких ужасов нет.

— Так у нас и не бордель. Здесь — элитный клуб. И мы, выходит, элитные, — сделала вывод Таня.

Девушки сбились в кучку, слушая откровения подруг по несчастью. Только две негритянки с точёными фигурками и шапками чёрных волос остались сидеть в одной из каменных ниш. Не понимая, о чём так оживлённо беседуют белые коллеги, они беспокойно переглядывались.

— Элитный клуб — не у нас, а у Мехмеда. И мы не проститутки! Мы — танцовщицы, — голос Соньки прозвучал не особо уверенно.

— Ну да! Только клиентам всё равно, когда они нас в отдельный номер ведут, — усмехнулась Аннушка. — А мне вот… Роза рассказывала… ну, та, которую увезли на прошлой неделе, что период принуждения — самый опасный. И бригада, которая в это время девушек «обламывает» — самая жестокая. Но я, честно говоря, не хочу об этом даже думать. Да и чего ещё от нас можно добиться?

— Полного послушания, — ответила Соня. — Чтобы никакого сопротивления, и чтобы выполняли всё, что эти гады скажут.

— Наш Арслан — тоже… ничего себе, кадр, — усмехнулась Александра.

— Нет, вы настоящих не видели, — возразила Сонька-Эсмеральда.

— И не дай Бог! — заметила Саша.

— Полигонами эти места называются, — вставил кто-то, — где укрощают…

— Да, жуть, — согласилась Аннушка. — Роза тоже что-то подобное упоминала, а мне даже… думать страшно, что такое бывает. И сбежать оттуда, говорят, невозможно.

— Отсюда, что ли, можно?

— Она сказала, что там всё оборудовано… специально, — Аня как будто не услышала замечания, — Если угодила туда, главное — сделать вид, что ты сломлена, покорна… и на всё согласна. Тогда быстрее попадёшь, как они говорят, на «стадию использования» — к следующему владельцу… а дальше — как Бог даст… И ещё, девчонки, удирать лучше всего в процессе перевозки или во время продажи.

— Да нам-то это зачем? — спосила Таня. — Мы вроде уже пристроены.

— Пока держат — пристроены, — ответила Юля. — Когда меня первый раз с подиума к клиенту отправили, Арслан свои «воспитательные» меры ко мне применял и угрожал этим полигоном. Отсюда ведь тоже увозят, наверное, не на курорт. А может, и вообще — на органы! Кто станет искать нас в Турции, если мы по закону здесь уже давно не должны находиться?

— Да ладно тебе… страх-то наводить, — прошептала Таня.

— Сколько за год здесь девчонок сменилось? — попробовала сосчитать Аннушка. — Шесть?

— Семь, — поправила Юля, — или восемь? А ведь это почти половина всего состава!

— И где они — те, кого увезли?

— Кто знает…

— Что смотришь? — спросила Аня, подойдя вплотную к испуганно наблюдавшей за ними девушке, которая появилась в заведении совсем недавно. — Как звать-то тебя, новенькая?

— Оля, — тихо ответила она.

— Настоящее имя или погоняло?

— Настоящее…

— А ты, Оля, как сюда попала?

— В хореографическое училище поступать приехала, в Москву.

— Не поступила?

— Не-а! Не прошла по конкурсу. Домой возвращаться стыдно было.

— А сюда — не стыдно, — невесело прокомментировала Аннушка.

— Я же… не думала, — со слезами на глазах принялась оправдываться Оля. — Я просто не знала, что делать! Ночевала на вокзале, а ко мне подошла одна тётенька. Приличная вроде, такая добрая. Расспросила обо всём, повела к себе домой, чаем напоила. И предложила хорошую работу за границей… на годик. Чтобы следующим летом снова поступать. Ну, я и согласилась…

— Ну да, теперь точно поступишь! — «воодушевила» новенькую Сонька-Эсмеральда. — Коли выберешься отсюда…

— Слушайте, а если убежать нам всем? — предложила Таня. — Вот прямо сейчас, а? Представляете, эффект неожиданности?

— Ага! В полном составе! — поддержал кто-то, подав голос из облака пара.

— А ты дверь открой! — возразила Аннушка. — И куда мы пойдём — мокрые, в одних купальниках, без денег, без паспортов…

— В полицию! — не унималась Таня.

— Наивная! Да у них всё схвачено! Нас же и упрячут за решётку… в тюрягу для иностранных граждан… для любительниц восточных сказок.

— В консульство можно пойти, — поддержала Таню Александра.

— В какое? Мы тут… интернационал, — мрачно усмехнулась Аннушка, — и консулы нам что, на свои денежки оформят все документы и купят обратные билеты? А ещё — всякие «тёрки» с полицией. Больно им надо…

— Девчонки, да консул не будет брать на себя такие хлопоты, — согласилась с Аннушкой Юля, — мне одна… не помню, как её звали — рассказывала, что…

Дверь открылась, в клубах пара показалось бородатое лицо.

— О, вспомни чёрта, он и появится, — скривилась Аннушка.

— Всо харащо? — поинтересовался чуткий страж.

— Да, всё прекрасно! — заверили его девушки.

— Что тебе надо? Чего смотришь?

— Тут хоть дайте нам расслабиться! Никакого покоя нет! — наперебой завозмущались они.

— Быстрэй! Танца скоро надо! — поторопил охранник, не отводя цепкого взгляда от распаренных девичьих тел.

— Дверь закрой, тепло выпускаешь!

— Да мы заканчиваем уже…

— Девчонки, давайте мыться скорее, а то что им стоит штраф на всех наложить, если снова задержимся…

* * *

В этом году праздник «Зелёные святки» решили устроить на знаменитой «Красной горе», где ещё красовались декорации к фильму «Русский бунт». Денёк выдался ясный, как по заказу. Мероприятия распланировали на два дня.

На высокой, сооружённой для этого события сцене выступали народные коллективы. Знаменитый дуэт Рябинкиных, который участвовал во многих пикетах и митингах, проводимых партийцами в рамках предвыборных кампаний, исполнял под гармошку новую песню о родном крае.

К выходу на сцену готовился фольклорный ансамбль «Перегода». Марина, руководитель этого коллектива, объездила с экспедициями немало казачьих станиц, собирая старинные песни, стараясь сохранить и донести до слушателей их самобытность и оригинальный стиль исполнения. Даже костюмы и украшения участниц ансамбля представляли собой точные копии старинных нарядов казачек. «Реконструкция», как говорила Марина.

Надежда отметила про себя то, как естественно держатся исполнительницы на сцене: то подбоченятся, то ножкой притопнут, то платочком махнут. А голоса звучат как будто из того времени, когда жёны казаков носили такие наряды.

«…Плёточка шелкова на стенке висела.

На стенке висела, всю ночь просвистела.

Мое тело бело всю ночь проболело», — запевала Марина.

Высокая, статная — настоящая казачка в нарядном платье, вышедшая на гулянье в праздничный день, она проговаривала каждое слово так, как это было принято с давних пор в народной традиции. Ансамбль дружно вторил ей:

«…Купи муж обнову, чёрну шаль пухову.

Чёрну шубу нову — опушку боброву…»

«Да уж, женщины во все времена были неравнодушны к нарядам, — вздохнула Надежда, — сидит на печи побитая, плачет, а о новой шубке мечтает…»

Рядом со сценой стоял русоволосый юноша в традиционной косоворотке. Надежда узнала в нём Антона — сына Марины. Поневоле залюбовалась им: кудри молодого человека развевал летний ветерок, взгляд серых глаз устремлён вдаль, на чётко очерченных губах играет улыбка. Щёки его ещё не утратили детской нежности, но на скулах вот-вот проступит первая щетинка. «Как добрый молодец из русской сказки», — подумала Надежда.

На сцену вышел другой коллектив. Надя подошла к раскрасневшимся после выступления артисткам.

— Марина, а серёжки — это тоже реконструкция? — поинтересовалась она, разглядывая ажурные серебряные шарики на круглых подвесках в ушах женщины.

— Совсем недавно сделали, — охотно ответила та. — Это височные колты в виде серёжек — современное украшение по мотивам древних. Новгород, десятый-двенадцатый век.

— Красиво, — оценила Надя, — а сегодняшние ваши наряды из какой местности?

— Такие сарафанки носили уральские казачки и часть оренбургских. Их называют сакмарскими, — Марина очень увлекалась этой темой, много знала и могла часами рассказывать о старинных традициях, песнях и костюмах…

Под навесом жарились шашлыки, повар-кулинар в русской рубашке ловко переворачивал блины на круглых сковородках, орудуя ими, как жонглёр в цирке. По округе разлетались аппетитные ароматы.

Коробейник в красной рубахе предлагал попробовать медовухи.

— Испить из этого кубка, что ли? — высказала намерение Надежда. — Я никогда не пробовала медовухи.

— Надюха, прежде чем это пить, надо посоветоваться с врачом, — возразил верный соратник Серёга, оказавшийся поблизости.

— С психиатром? — уточнила она. — Это ты свои услуги предлагаешь?

— С эпидемиологом, — ответил товарищ, — и с наркологом ещё! Отравиться захотела? На улице самодельный алкоголь распивать собралась!

— Да почему сразу — алкоголь? И не привезут же на такой праздник плохие продукты, — возразила Надежда, но от коробейника отошла.

Начался обряд завивания берёзки. Представители разных творческих коллективов сошлись в одном хороводе.

…Я пойду-пойду, погуляю,

Белую берёзу заломаю…

— Наши предки считали, что с помощью таких обрядов можно взять у берёзки красоту и силу, — прокомментировал подошедший Виктор Михайлович Саянин, председатель областного Русского центра.

— Наивные-е, — вздохнул Серёга.

— Ну почему же? Это народные традиции, а в них заложена жизненная мудрость, — назидательно произнесла Надя.

Берёзка, берёзка,

Завивайся, кудрявая!

Украшенные лентами венки под песенное сопровождение пустили по реке. Собравшиеся провожали их взглядами, пока те, уносимые течением, не скрылись за поворотом.

Ленивое вечернее солнце купалось в зеркальной глади реки, медленно разливаясь красновато-золотой мерцающей дорожкой, и, постепенно угасая, стекло за горизонт, оставив в небе багряное зарево, отражающееся в воде.

— Закат-то какой! Только картины писать, — восхитилась Надежда красотами родной природы. — Серёга, слушай-ка, посоветуй мне, какие витамины попить, чтобы до отпуска продержаться? — обратилась она к верному соратник у. — Я что-то быстро уставать стала, и спать постоянно хочется. Купила какие-то… первые попавшиеся, но от них только аппетит повышается.

— У-у, как всё у тебя… Витамины тут уже бессильны! И, знаешь, что я тебе скажу, Надюха? Только ты не обижайся!

— Ну, говори, — милостиво разрешила Надежда.

— Замуж тебе пора, Устинова! А то нервная ты какая-то…

— Да отстань ты, Серёжка! Вечно ты, — отмахнулась Надя, подумав, что он не так уж и далёк от истины. Недаром — психиатр! — А… за кого? — вдруг спросила она, предположив, что ему стало известно о предстоящих изменениях в её личной жизни. Для всех, кроме закадычной подруги Натальи, она эту новость пока держала в секрете… до поры до времени.

— Чего — за кого? — не понял Сергей.

— Замуж — за кого? — повторила она вопрос.

— Ну, ты, слушай… То «отстань», то сразу «за кого»! Я-то откуда знаю! Выходи, да и всё! Сваха я тебе, что ли, Устинова? В смысле психического здоровья — тут я могу посоветовать, а за кого замуж… это не к психиатру!

— Ой, ну началось! Спросить уже нельзя!

— Так смотря о чём!

— Я вообще-то про витамины спросила, ты сам мне про «замуж» начал советовать.

Виктор Михайлович Саянин с супругой Ольгой Владимировной прогуливались вдоль берега, любуясь закатом.

— Хороший день сегодня! И погодка не подкачала, — он был в приподнятом настроении.

— И коллективы все приехали, никто не подвёл, — откликнулась Надежда, — а вы волновались!

— Статью напишешь, Надя? О сегодняшнем празднике…

Центр выпускал по особым случаям газету «Русский путь», и многие представители сей достопочтенной организации периодически печатали свои статьи в этом издании.

— Конечно, — согласилась Надежда.

— Только поторопись! Три дня тебе хватит?

— Вполне, — кивнула Надя, намереваясь освободиться гораздо раньше, потому что через три дня она обещала быть у Юрия.

* * *

Нина пошевелилась, и запястье Александры пронзило острой болью, оторвав её от воспоминаний.

— Ой, Нин, ты потише!

— Да мне самой больно, но и сидеть так уже невозможно, — пожаловалась девушка.

— А-а? — обернулся «Ёжик».

Подруги испуганно примолкли, а Саша в мыслях вновь вернулась в недавнее прошлое…

…Однажды в заведении Мехмеда появился новый посетитель — молодой представительный турок. Он положил глаз именно на неё, изъявил желание уединиться с ней в приватном кабинете. Вёл себя незнакомец вполне сдержанно, ничего, кроме танца, не требовал. Говорил по-русски совсем без акцента, но часто путал падежи, время и форму глаголов, или некоторые слова употреблял не к месту и не по назначению. Балкан — так звали молодого человека — стал появляться часто, из всех девчонок выделял Александру и с весьма заметным для окружающих постоянством оказывал ей внимание. Обычно она исполняла для него приватный танец в одной из специально оборудованных, завешанных зелёным бархатом ниш, а потом они в течение полутора-двух часов сидели вместе на небольшом диване. Пили вино, ели фрукты, разговаривали о пустяках. В сущности, все беседы их были о танцах, о погоде и о настроении…

Александра уже ждала этих встреч. В один из таких дней, как обычно, они заняли отдельное помещение. Не дожидаясь, когда девушка начнёт танцевать, Балкан нежно взял её за руку, чего раньше себе не позволял.

— Маша, надо говорить, — сказал он тихо.

— Давай поговорим, — согласилась она, не предполагая ничего особенного.

— Ты мне понравишься. Не так, как танцовщица… как женщина, — признался он, и она почувствовала его волнение.

— А как танцовщица — не «понравлюсь»? — спросила девушка с грустной улыбкой.

— И так — тоже, — кивнул он. — Прости, я по-русски… не совсем хорошо…

— Да нет, ты нормально говоришь, — отметила она, — и совсем без акцента… только слова некоторые смешно коверкаешь.

— Маша, я хотел забрал тебя отсюда… и увёз к себе.

— Нам не разрешают уезжать.

— Ты не понимают, Маша. Я тебя совсем отсюда забирал, наверное.

— Совсем? — сердце Александры застучало, как ей показалось, непозволительно громко, она приложила руку к груди.

— Что, плохо? — встревоженно спросил он.

— Нет, всё хорошо, — неуверенно проговорила она.

— Маша, ты согласилась? — уточнил он.

— Балкан, но ведь я — собственность хозяина этого клуба, — ответила Александра.

— Что «собственность»? — засмеялся мужчина. — Ты…

— Ты даже не знаешь, что здесь девушек покупают? — перебила она.

— Да, контракт… бывают условия, и тут есть. Бизнес. Я тоже есть бизнес.

— Какой? — поинтересовалась Александра.

— Мало, — ответил Балкан и сблизил почти вплотную указательный и большой пальцы свободной руки, показывая, насколько мал его бизнес, — издательство совсем немного и торговля чуть-чуть. И в Россия магазин. И ещё игра.

— Какая игра?

— О, снукер! Шары покатать. Я случайно узнавал про это место. Здесь можно играть. Мне хорошо везёт!

— А, это биллиард? На деньги?

— Да, ставки… Это снукер…

— И большие ставки?

— Дорогой клуб, высокая ставки. Но есть выше. Маша, ты со мной пойти?

— Нам даже выходить не разрешают… И визы у нас просрочены… Мы тут пленницы!

— Красивой танцовщица надо уберегать! — засмеялся Балкан. — Ты танцевать, работать долг, получать деньги, жить здесь, кушать, покупать золото, — он потрогал её руку, на которой блестел новенький золотой браслет. — Это бизнес. Всё можно… как это… подставлять под закон…

— Подвести под закон, — поправила Саша. — Но если полиция узнает, то нас депортируют.

— Может быть, — согласился Балкан. — А твоя визу мы решим…. Я, правда, не очень… знал мелочи.

— Не вникаешь в подробности, — грустно улыбнулась Александра. Похоже, ты многого не понимаешь, — с досадой добавила она. — Я тоже не все знаю, но после этого места девушек ждёт что-то очень страшное.

— Маша, я буду заплачу твой контракт, и ты пойти со мной.

— Куда «пойти»? — простодушно спросила Саша.

— Домой. Ко мне. Ты не… повозражаешь?

— Не возражаешь! — засмеялась она.

— Да, — смутился он. — Ты будешь согласен жениться со мной?

— Выйти за тебя замуж! — заливалась смехом девушка. — Вот это да!

— Да?

— Да! Если ты вытащишь меня отсюда, — ответила новоиспечённая невеста, не очень-то веря в такую удачу. — А ведь ты даже не знаешь, как меня зовут! — заметила она.

— Знаешь! Маша, — улыбаясь, возразил Балкан.

— Нет! Меня зовут Александра! Саша! Это здесь мне другое имя дали… для сцены.

— Да, хорошо, Саша. Мне так понравится тоже, — продолжая улыбаться, кивнул Балкан. Они сидели рядом на диване. Он нежно привлёк её к себе, она почувствовала тонкий аромат его парфюма и тепло его рук. Из зала доносилась восточная музыка. Он обнимал её так бережно, как никто раньше, а поцелуи его были сладкими и долгими…

— Мне пора, — забеспокоилась Александра.

— Хорошо, — согласился Балкан, — я буду поговорить Мехмед. Жди меня.

Балкан Александре был приятен, даже очень, но о любви здесь речи не шло. Да и опыт подсказывал, что не следует слишком доверять турецкому мужчине. Но так хотелось ему поверить!

Саша знала, что при отправке девушек из заведения накопленные деньги им забирать не разрешают. Танцовщиц увозят, в чём есть — как в старые времена восточные мужчины выгоняли надоевших или провинившихся наложниц. Видимо, об этом знали все обитательницы клуба. Каждая старалась надеть на себя как можно больше дорогих украшений из тех, что удалось приобрести.

Александра ждала развития событий и готовилась к ним. По совету Юльки устроила своеобразное хранилище в чашечках лифчика, спрятав там больше половины всей имеющейся у неё валюты — сколько вошло. Для остальных сбережений, которые хранила в широкой щели под подоконником, собиралась придумать что-то ещё, но не успела. Саша была уверена, что накопленного хватит на первое время, если с Балканом у неё не сложится. Во всяком случае, этих денег уж точно будет достаточно, чтобы какое-то время продержаться и вернуться домой.

Неожиданно рано утром за Александрой пришли, привели к Мехмеду. Девушка обрадовалась, подумав, что наконец-то ситуация разрешится. Но она ошиблась.

— Ты ныблагодарный дэвушька! Я всо тыбе дал! Ты развы плохо живошь? А-а? — возмущался Мехмед, брызгая слюной, — что тыбе надо ещё? Дэнги получаишь! А? Мало дэниг? А? Маме посылать, а? Хаммам тыбе, рэсторан тыбе, шопинг, массаж — всо, всо тыбе! А? Ты харашо живошь! Как прынцесса ты живошь! Ны знаишь, как бивает? А? Уйдошь — узнаешь! Полыгон такой знаишь? А? Попадошь туда — сра-азу будышь послушна! Толко мнэ такой дэвушька потом ны надо… с полыгон! Здэс здоровий надо и высолый. Да? И молодой совсэм, свэжий. А ты пойдошь плохой завыдэние потом! Быть будут, другой такой… всакий дэлать бо-лно, — уговаривал турок, постепенно успокаиваясь. — Ты молодэц, хорошо танцуешь, да? Элза крычит — ны обращай внымание, да? Главное — клыент нравытся! С клыент — прывыкнышь! Что ещё, а? Работай, да?

— Отпусти, Мехмед! Ведь ты же совсем не злой!

— Что «отпусты», да? Паспорт твой здэс! — он указал на закрытый сейф. — Ны получишь! А быз паспорт куда пойдошь? А? Иды! А?

— Если ты меня не отпустишь, то Балкан в полицию заявит! Расскажет, что вы здесь девчонок покупаете и… в проституток превращаете! Мы же танцевать только должны по контракту! Не хочу я больше тут оставаться! Не хочу! — кричала Александра. — Надоело это всё! Ты меня не заставишь! Это же насилие! За такое судить вас надо!

— А-а! Суды-ыть! — взвился Мехмед. — Ты у-умний, да? Всо-о знаишь?

— Отпусти меня, Мехмед! Балкан жениться на мне хочет!

— Ны хочит уже! Ны хо-очит! Он думал — ты арты-ыстка, танцо-овщица! Да? Балэ-эт! А ты — шлу-уха! Он так ны думал! Тыперь — думает! — для убедительности Мехмед приставил палец к голове.

— Неправда! Ты врёшь! Ты всё врёшь! — Саша схватила вазу с фруктами, швырнула в хозяина. Тот увернулся, и ваза, со звоном ударившись об угол стола, разлетелась на куски. Фрукты рассыпались по полу.

— А-а! Şeytan kadın^[9]! Ах ты… дра-ань! А-а? Ы-ышь, ты-ы, — вконец разгневался Мехмед, переходя с русского на турецкий и наоборот.

Разгневанный владелец заведения постучал в стенку, и дебоширку увели, но уже не в её уютный номер, а в маленькую захламлённую комнатку в подвале с крошечным квадратным оконцем под самым потолком. Арслан применил к ней свои «методы воздействия», стараясь при этом не испортить внешний вид танцовщицы. Бил очень больно, но так, чтобы следов не осталось. Александра долго отлёживалась после очередного сеанса «воспитательной работы» на низком топчане, покрытом клетчатым потёртым пледом.

А через несколько часов её уже везли из ненавистного «элитного» заведения…

Невесёлые воспоминания Александры прервал глухой удар и скрежет металла. Оказывается, впереди идущий автомобиль внезапно затормозил, а Верзила не успел сбавить скорость, чтобы избежать столкновения.

— А-а-а, şeytan^[10]! — закричал водитель.

Оба авто, ставшие участниками дорожно-транспортного происшествия, остановились.

Мужчины, живо обсуждая ситуацию, вышли из салона и отправились на разборки. Виновник инцидента спешил им навстречу, а рядом с ним семенил мальчик лет пяти, которого тот крепко держал за руку, отчитывая на ходу. Малыш мусолил в свободной ручонке леденец на палочке и громко плакал.

Каждый из мужчин пытался доказать, что именно он прав. При этом все темпераментно жестикулировали, напоминая карикатурных персонажей. Молодой папаша что-то объяснял, показывая на малыша.

— Мальчишка, наверное, за рычаг потянул, — предположила Нина. — Одна моя родственница сынишку так везла… на переднем сидении…

— Идиоты, — горько усмехнулась Нина.

Поток машин плавно обтекал место происшествия. Через несколько минут подкатил полицейский автомобиль. Теперь все трое общались со строгим блюстителем порядка.

— Нинка, а что, если к этому полисмену обратиться? А? Вдруг поможет…

— Ага… «поможет», — вяло отозвалась та. — Потом догонит и ещё раз… «поможет».

Тем временем полицейский приблизился к авто, в котором томились пленницы. Окинул взором последствия столкновения, наклонился, заглянул в салон и, увидев пассажирок, открыл дверцу с той стороны, где сидела Нина, потянув её за руку. Девушка вскрикнула от боли. Мужчина удивился, вопросительно посмотрел, о чём-то спросил.

— Помогите нам… пожалуйста! — не поняв вопроса, обратилась к нему Александра. — Позвоните в российское консульство! Мы в неволе, — она старалась говорить тихо — так, чтобы её слова не долетели до ушей Ёжика и Верзилы. Полисмен с явным интересом прислушивался к её речи. В душе Саши затеплилась надежда, сердце гулко застучало. — Мы русские. Нас везут…

Подскочивший Ёжик стал что-то бойко объяснять по-турецки.

— Расспрашивает, смотри-ка! Сейчас поймёт, что здесь не всё чисто, и сообщит куда-нибудь, — Саша уповала на сообразительность стража порядка.

Ёжик вдруг открыл переднюю дверцу и вынул из бардачка какие-то корочки, похожие на удостоверение, показал их полицейскому. Верзила тоже достал из нагрудного кармана рубашки документ и предъявил его. Все четверо выглядели вполне успокоившимися и удовлетворёнными, даже малыш весело смеялся, грызя леденец.

— Вот видишь, они уже договорились, — подала голос Нина. — И, кажется, весьма довольны…

— Да, похоже, все вопросы решены, — предположила Александра, едва не плача от досады, — кроме нашего. Иначе эти… не были бы так «довольны»!

Мужчины вернулись в автомобиль, оживлённо беседуя. Путь продолжался, как будто ничего не случилось. Александра не сразу отошла от пережитого волнения, едва мелькнувшей надежды на спасение и такого скорого разочарования.

* * *

Празднование «Зелёных святок» продолжалось. Уже в сумерках разжигали костёр, готовили шашлыки, вместе с «Перегодой» тянули песни. Надежда и не вспомнила потом, кто предложил прыгать через огонь, и кто это сделал первым, но она решила не отставать.

Благополучно перемахнув через весёлые языки пламени один раз, женщина подумала, что неплохо бы запечатлеть для истории сей знаменательный факт. Вручив свой новенький цифровой фотоаппарат Виктору Михайловичу, разбежалась и повторила прыжок. Взглянув на экран, ужаснулась: над костром парило бледно-розовое, под цвет её шёлкового костюма, пятно, отражающее траекторию незабываемого полёта.

— Ой, жуть какая! — оценил Серёга. — Надюха, тебе бы метлу в руки… для завершения композиции! Вот был бы кадр! — засмеялся он.

— Ну, ты как всегда, — отмахнулась Надежда, а сама подумала: «А ведь он прав, этот противный Серёжка! Ужас! Только метлы и не хватает. Надо ещё разок попробовать… слетать».

Перепрыгнула через яркий костерок снова, результат — тот же. Даже в голову не пришло переключить режим съёмки. После пятой попытки в момент приземления нога подвернулась, и Надя с криком плюхнулась на траву.

К ней подбежали обеспокоенные друзья-товарищи, подхватили под руки, усадили на скамейку.

— Надюха, ну вот… что ты… распрыгалась-то? — Серёга от растерянности не находил слов, — пятнадцать лет тебе, что ли!

Кто-то особо заботливый с силой дёрнул Надежду за ногу, решив, что у неё вывих. Женщина вскрикнула от резкой боли, по щекам невольно покатились слёзы. Вдруг стало понятно значение фразы «искры посыпались из глаз»: она их отчётливо увидела перед собой.

Доехав до гостиницы в районном центре, где были забронированы номера, вызвали «скорую помощь», которая почему-то не приехала. Нога отекла и сильно ныла. Откуда-то принесли эластичный бинт и обезболивающие таблетки.

«Вот ещё, буду я травиться», — подумала Надя, а вслух вежливо ответила:

— Спасибо, я лучше потерплю. Не люблю таблеток.

В номере Надежды собрались друзья. Каждый пытался чем-то помочь пострадавшей.

— Надо бы к ноге лёд приложить, — посоветовал Серёга, который, конечно же, тоже был здесь.

— Да где его тут взять-то? — озадачился Игорь Большаков, один из активистов Русского центра, преподаватель истории в университете.

— Ну, тогда хоть холодную воду, — не унимался Сергей.

Где-то раздобыли таз, наполнили холодной водой, Игорь поставил его у ног Надежды. Она не реагировала. Нога так болела, что страшно было пошевелиться.

— Давай сюда повреждённую конечность, — скомандовал Игорь, видя отрешённое состояние Нади.

Она повиновалась. Товарищ осторожно принялся смывать пыль с её травмированной ноги. Каждое прикосновение отдавалось резкой болью. Надежда то и дело вздрагивала и вскрикивала.

— Терпи, казачка! Атаманшей будешь, — скомандовал Игорь. — Доктор велел в холоде подержать…

Потом осторожно промокнул ногу полотенцем, туго забинтовал эластичным бинтом, взятым в местной аптечке.

— Перед сном повязку снимешь, а утром снова надо наложить… потуже, — дал профе ссиональную рекомендацию Серёга.

— Хорошо, — покорно согласилась пострадавшая.

— Давай вторую ногу, — Игорь не отходил от больной.

— А вторую-то зачем? — спросила ничего не соображавшая от боли Надежда.

— Надюха, а ты что, в морге с грязной ногой будешь лежать? — доходчиво пояснил верный соратник Серёга.

— Да ну тебя, Серёжка, — засмеялась Надя.

— О! Чувство юмора на месте! Значит, жить будешь, Надюха, — констатировал доктор.

— Чувство юмора-то на месте, только очень больно… просто невыносимо! — призналась она.

Лишь сейчас до Надежды дошло, что все манипуляции с её ногами Игорь Большаков совершал на глазах у собственной супруги, которая с невозмутимым видом восседала рядом с ней на кровати.

«Кошмар! Как неудобно-то! — ужаснулась Надя. — Вот уж… угораздило…»

— Ой, да я… сама… — и она попыталась освободиться из по-дружески заботливых рук Игоря.

— Да сиди уж, попрыгунья! — возразил тот и процедуру омовения второй ноги, как ни в чём не бывало, довёл до конца.

Приятели вспоминали исторический полёт Надежды над костром и бесславное приземление.

— Ой, Серёга, мне же статью надо написать… срочно… в «Русский путь». О сегодняшнем празднике, — вспомнила она.

— Ну и напишешь, — бодро ответил верный товарищ, — ранение-то твоё — вполне совместимо с жизнью!

— Как же я напишу, если у меня нога болит?

— Ну, ты же не ногой писать будешь, Надь! — Серёга был в своём репертуаре.

— Серёжа, напиши ты, а? Пожалуйста! — взмолилась она.

— Надя, у тебя красивее получится. А я… как-то, — неопределённо возразил он.

— Ну да, ты у нас, по большей части, психиатр! — съязвила Надежда.

— Ты уж, правда, помоги, Сергей! — попросил Виктор Михайлович, который тоже, конечно, был тут.

— Серёга, ну что, тебе… нечего, что ли, сказать… человечеству? — принялась убеждать Надя.

— Человечеству-то? — со значением переспросил Сергей, — ну ладно, попробую! А ты потом посмотришь… подправишь, если что. Цитат своих романтических добавишь… для «человечества»…

— Посмотрит, посмотрит, — пообещал за Надежду Виктор Михайлович.

— Ну конечно! Спасибо, Серёжа! Век не забуду! — обрадовалась она.

— Обращайся, Надюха! — шутливо-покровительственным тоном ответил тот.

Надежда оживилась, случайно пошевелила забинтованной ногой и невольно вскрикнула от боли.

— Ну ладно, Надь, отдыхай. Хирургическое ЗАМЕШАТЕЛЬСТВО больше тебе не требуется, мы пошли, — сострил Серёга.

— И правда, пойдёмте, ей покой нужен, а она тут с нами светские беседы ведёт, — поддержала молчаливая Вера, супруга Игоря, поднимаясь с места.

— Водички мне хоть оставьте, вдруг я пить захочу, — жалостливым голосом попросила Надежда.

— А, сейчас, сейчас, — пообещал Серёга и через пару минут принёс бутылку минеральной воды. — Как здорово иметь друзей-то, Устинова! Есть кому статью за тебя написать, помощь оказать… и стакан воды подать, опять же…

— А я разве спорю? — согласилась она.

Проводив друзей-товарищей, Надежда легла в постель и сразу почувствовала облегчение.

«Ах, как, оказывается, благотворно горизонтальное положение влияет на здоровье!», — подумала она.

Через некоторое время позвонила Юрию, рассказала о своих приключениях.

— Наденька, солнышко, ну зачем на Троицу через костры надо было прыгать? — удивился он. — Это же не ночь на Ивана Купала!

— Ну, не знаю… разожгли, да и… не гореть же ему просто так, — неуверенно ответила она.

— И ты решила прыгнуть! Ну, ты как ребёнок, Надюша!

— Нет, не я… не я первая, Юра…

— Вот ни за что не поверю! Наверняка ты всех и подзадорила.

— Честное слово, не я!

— Наденька, а я ведь как чувствовал, что с тобой что-то подобное приключится! Очень болит?

— Болит… Юра, ну что ж теперь?

— «Что ж теперь»… Теперь лечись! А я-то, дурак, надеялся, что ты ко мне приедешь!

— Да я с недельку подлечусь и — к тебе! Сразу же, — виноватым тоном пообещала Надежда.

— Вот и не знаю… ладно?

— Юра, не говори так. Я же тебя люблю!

— Правда? — спросил он. — Надюша, а ведь ты первый раз это сама сказала!

— Разве? — изумилась она.

— А ты не помнишь? У тебя же обычно… слова не вытянешь!

— «Слова не вытянешь»… У меня нога болит, а ты мне говоришь такие вещи!

— Надюша, миленькая моя, ну не сердись…

Они поговорили ещё немного в том же духе, ещё разок объяснились друг другу в любви, пожелали спокойной ночи и распрощались.

Наутро боль в ноге почти утихла, и, плотно перевязав «конечность» эластичным бинтом, Надежда решила принять участие в мероприятиях второго дня. Наступать было пока больно, но она изо всех сил старалась не хромать, а если уж хромать, то самую малость.

— Как же некстати я ногу подвернула! Как вообще со мной такая глупость могла случиться? — проговорила Надя со слезами в голосе.

— Ой, и не говори, Надюха! — с совершенно серьёзным выражением лица ответил верный соратник Серёга. — И, главное: никогда ж ничего подобного раньше с тобой не приключалось! И вот — опять!

— А тебе бы только хохмить, — засмеялась Надежда.

— Ну, вот так-то лучше! — улыбнулся Сергей. — Заживёт до свадьбы твоя нога!

«Ну, не знаю, не знаю, — подумала Надя, — если бы тебе только было известно, насколько она реальна — эта самая свадьба…»

Стойко продержавшись целый день, женщина с облегчением вздохнула, когда, наконец, появились заказанные автобусы и пришло время возвращаться домой.

Алёнка отреагировала на очередное происшествие с мамой в обычной своей манере: сначала слегка поругала её, как будто это не она «Лапочка-дочка», а совсем наоборот. В заключение своей речи, как всегда в подобных случаях, она заявила, что уже ничему не удивляется, а от любимой мамы чего-то подобного и следовало ожидать.

Надежда покорно выслушала монолог дочери и улеглась на диван.

— И какой ты мне пример подаёшь! — не успокаивалась Алёнка. — Теперь лечить тебя надо!

— Ну, куда ж тебе деваться! — усмехнулась больная.

— А ты чтобы слушалась меня! А то всё Юрию Петровичу расскажу! — пригрозила дочь.

Надежда смиренно согласилась, но Лапочка-дочка не очень-то ей и поверила.

…С Юрием Надежда каждый день по нескольку раз разговаривала по телефону. А ещё — они постоянно обменивались sms-ками: отправляли друг другу по сообщению в час, и каждый начинал волноваться, если ответа в течение следующего часа не поступало. Никогда раньше она не писала столько sms-ок. А сколько нежности они вкладывали в эти короткие строчки! Оба перечитывали долгожданные маленькие послания многократно и, конечно, очень их берегли.

Надежда лечилась более чем усердно. Прилагая немалые физические усилия, ходила на физиопроцедуры — благо, поликлиника располагалась в ближайшем квартале, втирала в ногу лечебные гели, старалась больше лежать. Прелестница-кошка приходила к ней и оказывала посильную помощь: мяла лапками, умащивалась поудобнее и пела свои успокаивающе-мурлыкающие песенки.

И вот, наконец, подлечив ногу и отправив Лапочку-дочку с бабушкой на черноморское побережье Кавказа к родственникам, а Прелестницу-кошку оставив на попечение подруги Натальи, женщина с лёгким сердцем собралась в Москву. Друзья-партийцы, как водится, проводили её до поезда, пожелав счастливого пути. Удобно разместившись на нижней полке уютного купе — на верхнюю забраться ей было пока не по силам — Надежда мечтала о встрече с Юрием и, как всегда, получала удовольствие от езды по железной дороге…

Полковник встречал её на перроне — радостный, с растрепавшимися на ветру прядями волос… такой любимый. Обнял, повёл к машине. Смотрел на неё сияющими глазами.

— Голодная, наверное? — спросил Юрий по дороге к автостоянке. — Сейчас приедем, буду тебя кормить, — пообещал он.

— Ух ты-ы!

В машине он крепко обнял Надю, долгожданный поцелуй был долгим, горячим и волнующим…

«Как же сильно я его люблю! — подумала Надежда, когда машина тронулась, — от его прикосновений голова кружится, от взгляда — сердце сильнее стучит, а когда он далеко — я постоянно о нём думаю. Как будто всё моё существо подчинено этому чувству. Разве так можно?»

— Хочешь конфетку? — спросила она, едва справляясь с головокружением от поцелуя. — Чернослив в шоколаде! В Самаре купила.

— Солнышко, у меня сейчас другой… объект желаний… ладно? — ответил Юрий, посмотрев на любимую лучистым взглядом, взял её руку и поднёс к своим тёплым губам.

— Съешь одну, — пытаясь унять подступившее волнение, Надежда достала круглую конфету в блестящем фантике и начала разворачивать. — Для тебя покупала!

— Не хочу, — снова отказался полковник.

— Хочешь, — принялась настаивать она.

— Ну, тебе видней! — смеясь, согласился он.

По дороге к дому Надежда кормила его, сидящего за рулём, черносливом в шоколаде и чувствовала себя абсолютно счастливой.

Примечания

1

На паром (тур.)

2

Мы поедем по шоссе (тур.)

3

На пароме будет много людей. (тур.)

4

Стихи Евгения Ларцева, любезно предоставленные автором для использования в данном произведении.

5

Стихи В.Н. Беркунова, любезно предоставленные автором для использования в данном произведении.

6

Стихи В.Н. Беркунова.

7

Неопубликованные строки автора данного романа (неудавшиеся попытки поэтического творчества)

8

С.А. Есенин — «Мелколесье. Степь и дали…» (1925 г.)

9

Чёртова баба (тур.)

10

Чёрт (тур.)