Море седьмое, Балтийское
— Так что Дима получил свою ненаглядную в подарочной упаковке, нетронутую — усмехнулся Голицын, заканчивая свой рассказ.
— И вы этим поступком, судя по всему, очень гордитесь? — спросил Алексей, на которого рассказ Даниила Валерьевича произвел неприятное впечатление.
Да, банальный любовный треугольник, но, судя по тому, что рассказал Голицын, получается, он трус. И человек весьма предприимчивый и расчетливый, раз женился на полковничьей дочке, москвичке, а не на бедной провинциалке.
— Я же ясно сказал: Дашу я не любил — раздраженно сказал Голицын. — Где тут подлость? Я женился вовсе не по расчету, а по взаимной любви, а в том, что кто-то влюбился в меня, я, уж извините, не виноват. — Даниил Валерьевич развел руками. — Да вы хотя бы знаете, сколько их было?!
— Догадываюсь. А сейчас? Вы по-прежнему любите свою жену и равнодушны к Дарье Сажиной?
— Какое это имеет отношение к исчезновению Анжелики? — все больше раздражаясь, спросил Голицын.
— Если вашу жену убили, ревность вполне могла послужить мотивом.
— Дарья столкнула Анжелику за борт?!
— Вы отрицаете такую возможность?
— Нет, но… Черт! — Даниил Валерьевич откинулся на спинку стула.
«Как быстро он ее предал — грустно подумал Леонидов. — Впрочем, он предал ее двадцать лет назад. А это уже, что называется, послевкусие. Голицын словно смакует свое предательство. Не стоит ему верить, вот что».
— Расскажите мне о новогодней ночи — попросил Алексей. — Когда вы в последний раз видели свою жену?
— Кажется, за столом. Или нет. В баре.
— Кажется?
— Мы все были пьяные. Новогоднюю ночь я помню смутно. Сажин поначалу держался, часов до двух ночи он был как стекло. Даша ушла первой, где-то в половине второго. Она вообще жаворонок. Еле высидела до боя курантов. Димка посидел еще немного с нами, но потом увидел, как Зебриевич напивается, и сказал, что ему, пожалуй, тоже пора. И ушел. Но где-то через полчаса, точно сказать не могу, на часы я, извините, не смотрел, мы с Сажиным столкнулись у выхода на открытую палубу. Он меня даже не заметил, сразу повернул к бару. И я понял: что-то не то. С чего вдруг Димка решил напиться?
— И вы нашли причину?
— Я вскоре догадался, почему Сажин такой мрачный.
— И?.. Говорите же, Даниил Валерьевич!
— Дело в том, что его жены в каюте не оказалось — усмехнулся Голицын.
— Вы наверняка это знаете?
— Да.
— Потому что… Ну же! Договаривайте!
— Все было как в тумане — повторил Голицын и провел ладонью по лицу, словно снимая с него невидимую паутину. — Я помню открытую палубу, пронизывающий ветер, с неба сыплется ледяная крупа… И Дашу.
— Вы были с ней на открытой палубе? — уточнил Алексей.
— Похоже, да.
— И вы с ней?.. Неужели целовались?
— Послушайте, я мало что помню. Напился, признаю. Может быть, мне это лишь приснилось?
— Значит, вы нарушили слово, данное Сажину — кивнул Алексей. — Он ведь вас предупреждал: не приближайся к моей жене. А это, по-вашему, не подлость?
— Так ведь она сама… — развел руками Голицын.
— А вы привыкли брать все, что плохо лежит? — насмешливо спросил Алексей.
— Послушайте, мне не нравится ваш тон! Это были вполне невинные поцелуи!
— Ой ли? — прищурился он. — Для вас, возможно, все это ничего не значило. Как и двадцать лет назад. Но для нее? Вы вновь подали ей надежду. Что же вы творите-то, Даниил Валерьевич?! Сдается мне, вы за что-то мстите Сажину. И за что? Он оказался прав? Женитьба на полковничьей дочке не принесла вам счастья? Когда вы говорите о жене, я не слышу в вашем голосе счастья. В лучшем случае равнодушие. А то и раздражение. Да, ваша жена красивая. Хотя смой с нее всю косметику, отцепи наклеенные волосы и ресницы, еще неизвестно, что в итоге останется. И жить-то приходится с человеком, не с его внешностью. Дети у вас есть?
— Сын — машинально откликнулся Голицын. Видимо, Алексей попал в точку.
— Сколько ему?
— Федору? Двадцать.
— Федор Даниилович? И кто его так назвал?
— Тесть — неохотно признался Голицын. — Нормальное имя — пожал он плечами. — Федор Голицын.
— Чем он занимается? Учится?
— Вроде бы учится — Даниил Валерьевич тяжело вздохнул. Видно было, что разговор о сыне ему неприятен. — Или врет. По его мнению, он гениальный рок-музыкант. Хотя, по моему мнению, его так называемые песни — полное дерьмо.
— Может, вы просто отстали от жизни? У нас свои вкусы, у молодежи свои.
— Бросьте — поморщился Голицын. — Я говорил с продюсером. Точнее, с тремя продюсерами. Ни один из них не взялся за раскрутку Феди. Это так называемое кино не для всех. Очень специфическая музыка. Но есть свои плюсы. К моим деньгам Федя равнодушен. И вообще к деньгам. У него даже машины нет. Он ездит на велосипеде.
— Для здоровья полезно — пожал плечами Алексей. — Были же в свое время хиппи?
— Он не хиппи, он дебил — раздраженно сказал Голицын. — В нем странностей — как тараканов в общаге. Не понимаю: откуда это? Я пытался пристроить его в заграничный колледж, он оттуда сбежал. Из московского элитного вуза его вышибли. Не хочу об этом думать, но боюсь, что Федя — наркоман.
— Наркоманы не ездят на велосипеде. Не заботятся о своем здоровье.
— Он не из-за здоровья это делает, а из-за своего ослиного упрямства. И все из-за этой дуры! — в сердцах сказал Голицын.
— Вы имеете в виду его мать? — невинно спросил Алексей. Кажется, Даниил Валерьевич разоткровенничался.
— Анжелику с детства избаловали, вот и получилась закоренелая эгоистка. Родив мне сына, она сочла, что исполнила свой долг, дальше уже я, как отец, должен обо всем позаботиться. А меня дома нет целыми днями. Мальчик рос с нянями, которые постоянно менялись. Мать он видел либо нетрезвой, либо занятой с маникюршей или массажисткой. Когда Анжелика, вспомнив, наконец, о том, что она мать (а чаще всего это было, когда увольнялась очередная няня), брала ребенка на прогулку, они зависали в каком-нибудь торговом центре. Федя часами зевал на диванчике, в то время как его мать мерила двадцатую пару туфель или десятое по счету платье. Потом ребенок получал мороженое, они шли в ближайший бар, где заметно повеселевшая мама обмывала покупки. А ребенок ел пиццу или очередное мороженое.
— И как он дошел до рок-музыки? — с интересом спросил Алексей, у которого был сын того же возраста, что и Федя Голицын. И Леонидов тоже целыми днями пропадал на работе. Вдруг это судьба всех мальчиков, которые недополучили внимание отца?
— Анжелика потащила его на кастинг — поморщился Даниил Валерьевич. — Ей пришла в голову бредовая идея пристроить нашего сына в какой-нибудь «Дом-2». Или в эти, как их? — всякие проекты со звездами. Славы моей жене захотелось. Там Федька и нахватался всякой дряни, за кулисами этих треклятых проектов. Типа, все в твоих руках, талант пробьет себе дорогу, будь собой, и рано или поздно мир тебя оценит и прогнется. Теперь мой сын, обрив голову и зачем-то проколов пупок и оба уха, целыми днями лупит в барабан в арендованном гараже, в компании таких же отмороженных. Все окрестные кошки и собаки уже разбежались, ко мне трижды приходили из полиции, соседи жалобами замучили. Я имею в виду Фединых соседей по гаражу. От меня он год назад съехал. Я пытался с ним поговорить, но он послал меня к черту. Сказал, чтобы я не лез в его жизнь и засунул свои бабки себе в… — Голицын вновь поморщился. — В общем, мы не нашли общий язык — подвел итог он.
— Понятно. А у Сажиных есть дети?
— Дочь. Ей тоже двадцать. Хорошая девушка. Учится в МГИМО, работает и неплохо зарабатывает. Серьезная, спортом занимается, по ночным клубам не шатается. И в барабан не бьет — горько сказал Голицын. — Даже на пианино не играет.
— Я вижу, вы не любите музыку — невольно улыбнулся Алексей.
— После того, как побывал на концерте у сына — да, — отрезал Голицын и вдруг передернулся. — Ненавижу.
— Значит, из Дарьи Витальевны получилась хорошая мать?
— Но это не значит, что я о чем-то пожалел. Что сделано, то сделано.
— А материальное положение Сажиных?
— Вам лучше поговорить с Дарьей — замялся Голицын.
— Хорошо. Давайте вернемся к новогодней ночи. До двух часов все было более или менее нормально. Вы выпивали, иногда встречались у шведского стола и, наверное, танцевали.
— Нет. Хотя… Вроде бы мы с Дашей… — Голицын опять замялся.
— А что Сажин?
— Я видел его с Анжеликой.
— Чем они занимались?
— Разговаривали — пожал плечами Даниил Валерьевич.
— Не целовались?
— Хотите сказать, Димка решил мне отомстить? — усмехнулся Голицын. — Он этого не сможет.
— Почему?
— Он до сих пор безумно любит свою жену. Не верите мне — спросите у других.
— Хорошо. Я поговорю со всеми. Ну а ваше алиби?
— Не понял?
— Вдруг это вы столкнули жену за борт?
— Ну да, вместе с паспортом. А потом кинулся в полицию. Да, мы поругались. Не стану этого скрывать. Жена слишком много выпила на банкете. В последнее время Анжелика чрезмерно увлекалась спиртным. И много курила. Ее образ жизни нельзя назвать правильным. А все эти пластические операции, дорогостоящие омолаживающие процедуры? Деньги на ветер — поморщился Голицын. — Две бутылки шампанского в день и пачка сигарет — это не диета. Но именно на такой диете и сидела в последнее время моя жена. В Новый год она явно перебрала. А пьяная она невыносима. Мы поскандалили. Видимо, жена решила мне отомстить. Не увидев ее утром в каюте, я так и подумал. Но сумочка, которую нашли на палубе… Неужели же Анжелику все-таки убили?
— Значит, последним ее видел Сажин? — задумчиво спросил Алексей.
— Я видел, как они вместе уходили наверх.
— А там открытая палуба, на которой и нашли сумочку. Ну а вы с Дарьей Витальевной когда там побывали? До или после?
— Разумеется, до.
— И после этого вы жену не видели?
— Нет. Я ушел в свою каюту и лег спать.
— А Дарья Сажина?
— Ушла к себе.
— Вы ее проводили?
— До каюты? Разумеется, нет!
— Побоялись наткнуться на мужа?
— Я его еще тогда предупреждал: Даша всю жизнь будет любить только меня. Она — как бы это сказать? — очень цельный человек. Одно мое слово — и она бы ушла от мужа.
— И вы всю жизнь держите лучшего друга в таком напряжении?! — ужаснулся Алексей.
— А он меня не… — Голицын осекся.
— Что он?
— Так. Ничего. Не думайте, что Димка Сажин — белый и пушистый. Вы просто его не знаете.
— Подвожу итог: внятного алиби ни у кого из вас нет. Зато у Дарьи Сажиной есть мотив. Она вас ревновала к жене. Осталось разобраться с мотивами остальных. Насколько, к примеру, сильна была ваша ненависть к Анжелике? Кстати, как ее по отчеству?
— Ивановна.
— К Анжелике Ивановне. У вас к ней сильное чувство, сразу видно. Но вряд ли это любовь. Еще надо узнать, о чем говорил с Анжеликой Сажин, когда они поднялись наверх. И насколько пьян был Зебриевич.
— Сема-то здесь при чем? — вяло спросил Голицын.
— А вот это я и буду выяснять. И начну, пожалуй, с Дарьи Витальевны. А с вами мы прощаемся, но ненадолго.
…Дарья Сажина пришла к нему на следующий день. Леонидов ждал этого визита с интересом. Вот человек, который реально ненавидел Анжелику Голицыну и не скрывал этого. Так неужели?..
— Здравствуйте. — Она стояла в дверях и неуверенно оглядывалась. — Можно я войду?
— Да, конечно. — Леонидову уже позвонили с проходной и сказали, что к нему поднимается вызванная повесткой Дарья Витальевна Сажина.
— Я сяду?
— Садитесь.
Она присела на стул, все так же неуверенно оглядываясь по сторонам. Будто пытаясь сообразить: а где я? В первый момент Алексей не мог понять своих впечатлений от Дарьи Сажиной. Сначала она показалась ему некрасивой и какой-то измученной, но буквально через минуту он уже думал, что Дарья Сажина — невероятная красавица. Она абсолютно не умела скрывать своих чувств, все они были написаны у нее на лице. Волны то гнева, то отчаяния, то какой-то наивной, почти детской радости или печали накатывали на лоб и щеки этой странной женщины, затопляли ее светлые глаза то до глубокой синевы, а то и почти до черноты. Плохо сдерживаемые эмоции то и дело искажали рот с красиво очерченными губами, ломая его идеальную линию, или же преображали улыбкой, и невольно хотелось улыбаться в ответ. Женщина-море, непонятная, непредсказуемая, и уж точно Даниил Голицын такой ее отчаянной любви не стоил. Но в том-то и была прелесть Дарьи Сажиной, что она никаких ценников не замечала и на чувства свои эти ценники не навешивала.
— Догадываетесь, зачем я вас пригласил? — со вздохом спросил Алексей. Он уже понял, что будет ничуть не легче, чем с Даниилом Голицыным. Сейчас эта женщина затопит кабинет своей любовью к нему, и попробуй тут сопротивляться!
— Из-за Анжелики?
— Как вы думаете, что с ней случилось?
— Я думаю, ее убили — радостно сказала Дарья Витальевна и тут же погрустнела.
— Кто убил?
— Я не видела — смутилась она.
— Но уверены, что ее нет в живых?
— Да.
— Почему?
— Он ведет себя так… Дан. Он свободен, понимаете?
— Вам виднее.
— Да — кивнула она. — Мне виднее.
— Он встречался с вами после того, как вы вернулись из круиза?
— Да. — Она до ушей залилась краской.
— Не буду спрашивать, что об этом думает ваш муж.
— Мы встречались в кафе — торопливо заговорила Дарья Витальевна. — Это вполне невинно. А Дима… — Она словно поперхнулась, в ее внезапно потемневших глазах теперь было отчаяние. — В конце концов, я самостоятельная женщина! — неожиданно разозлилась она. — Я живу с ним из жалости и потому что слабовольная. Муж меня любит до безумия, до какого-то фанатизма, а я не могу этому сопротивляться. К тому же мы живем на мои деньги. Дима простой менеджер.
— И вы не можете оставить его без средств к существованию? — с иронией спросил Алексей.
— Он мне очень помог, поддерживал меня, когда я пыталась встать на ноги, он единственный в меня верил. Если хотите, он подарил мне меня! — с вызовом сказала Дарья Витальевна. — И я не могу просто так его бросить. Он сказал, что умрет, когда это случится, и я ему верю. К тому же у нас дочь — закончила она.
— Дочь уже взрослая.
— Но Алиса привыкла к тому, что у нее полноценная семья! Мама и папа. Нельзя травмировать ребенка разводом, в каком бы возрасте этот ребенок ни находился.
— Но ведь сейчас Даниил Валерьевич свободен. И вы недавно встречались. Я уж не говорю о том, что случилось на новогоднем банкете. Точнее, после него.
Дарья Сажина снова вспыхнула до самых корней волос.
— Мы просто вспоминали молодость — пролепетала она и стала похожа на ребенка, укравшего в магазине шоколадку.
— Даниил Валерьевич рассказывал мне вашу историю. После того, как он женился на Анжелике, а вы вышли замуж за Дмитрия Сажина, ваши пути разошлись. Эта история так и осталась бы в прошлом, и сдается мне, это было бы лучше для вас всех. Как получилось, что вы снова оказались в Москве? И почему ваш муж стал работать у Голицына?
— Да как-то так вышло… — Она замялась. — Хорошо, я расскажу.
— Внимательно слушаю.
