Эйваз

Натали Хард, 2020

Как пережить в раннем детстве убийство семьи, похищение брата, смену религии, страны, потерять веру в людей и Бога, но не сломаться самой? Эта история нечто большее, чем мы можем себе представить. Интригующее путешествие по опасному пути вместе с героиней, одержимой чувством мести и готовой, несмотря ни на что, выдержать любые испытания ради достижения цели. Но как быть, если непрерывный поиск врага открывает момент истины – прошлое хранит множество жутких тайн…

Глава 4

От того разговора с Лео прошло три года…

Я выросла, окрепла и приняла решение покинуть монастырь с добродушными монахинями, преподающими миролюбие как путь к просветлению. Решив отправиться на удаленные территории в поисках подлинной себя и того, что мне было необходимо, а главное — своего наставника. Пришло время обрести своего гуру, который раскроет не только мой духовный мир — как это делали стены обители на протяжении долгих лет — но и проведет в сокрытый мир сильного воина, неуязвимого бойца и смертоносного карателя. Настал момент найти того, кто научит выживать в пекле судьбоносного урагана, кто сделает из меня великого и непримиримого воина.

Мысли о великом пендекаре, о несокрушимом грандмастере боевого искусства пенчак-силат не выходили из головы. Раз за разом я в памяти возвращалась к нашим разговорам с Норбу об этом человеке. По слухам, он проживал где-то на этих землях, вел отшельнический образ жизни в скромном жилище на отдаленном пике к югу.

Если верить словам Норбу, это был человек с таинственным прошлым, совмещающий в себе противоречивые вещи. Владея в совершенстве уникальной техникой смертоносного боя, он одновременно практиковал праведный путь монаха.

Как ему удавалось вмещать в себя два абсолютно разных мира — невозможно было представить, но это не могло не восхищать, и меня неудержимо тянуло найти эту вершину.

Я очень надеялась, что этот человек — не легенда, что он действительно существует. Отсутствие информации о нем не пугало: все, что хотелось бы знать подробнее — где находится его хижина. Ориентируясь на слова могильщика, ясно было одно — путь был не близкий и опасный.

У меня не было сомнений, что я разыщу пендекара — сомнения были в другом: захочет ли он принять меня к себе в ученики?

Я полагала, что трудный путь будет мне в помощь: мастер не сможет прогнать меня сразу после длительного восхождения, а это значит — у меня будет шанс объясниться и уговорить его поделиться всем, чем он владеет.

В тот момент я не могла и предположить, что мастер уже знал о моем будущем визите…

Матушка Аглая, конечно, была против моего ухода, но она меня понимала…

Вечером, в последний день моего пребывания в монастыре, мы не пошли ужинать, а решили устроить прощальное чаепитие у себя в комнате, испросив на это разрешение у Самдинг.

Аглая после обеда ушла на кухню, сказав, что сама все приготовит к чаю, а я сложила вещи, навестила нескольких монахинь, с которыми была в добрых отношениях, попрощалась с ними и подарила сувениры.

Ближе к вечеру, когда чай был уже готов, в комнату вернулась матушка. Она принесла какой-то сверток и две корзинки, от которых пахло давно забытым и таким аппетитным запахом, что я раз за разом втягивала носом этот аромат и не могла дождаться ее команды: «Мой руки — и за стол!»

Но матушка начала со свертка.

— Это тебе на зиму, а то из старых ты, поди, уже выросла, — сказала она, доставая из свертка свитер, шапочку, шарф и две пары шерстяных носков.

За годы жизни в монастыре я сносила множество носков, свитерков и шапочек. Часть из них привозил Лео, но в основном их вязала Аглая. Она могла весь вечер рассказывать мне о соперничестве Рима и Карфагена или об открытии русскими мореплавателями Антарктиды, и одновременно из-под ее спиц выходили обновки для «ее девочки». Скорость, с которой она вязала, была поразительной: вечером она доставала спицы и привезенную кем-то шерсть, а утром — я уже примеряла обновку.

В этот раз матушка превзошла самое себя: свитер, шарфик и шапочка не вызывали у меня никаких других эмоций, кроме восторга. Небесно-голубой цвет напомнил о плюшевом слоне, которого мне подарил в детстве отец, а прислонившись щекой к шарфу, я будто провалилась в нежные мамины объятия.

Аглая сейчас была волшебным проводником между этих двух миров…

Я захотела все примерить, но матушка остановила меня, заверив, что все будет точно по размеру.

Затем наступила очередь корзинок…

Одну из них она сразу отставила в сторону, пояснив, что это — еда в дорогу, а вторую водрузила на стол. Затем аккуратно сняла с нее полотенце…

Там были пироги! Она испекла для меня пироги!

Этот аромат…

Я вспомнила его!

Я вспомнила нашу кухню, маму в белом фартуке с вышитым на груди петушком и лежащие на столе под полотенцем пироги, один из которых мы со старшим братом Петькой норовили утащить и удрать в нашу комнату. Мама делала вид, что сердится, и Петьке доставалось полотенцем, но он терпел и с кухни не уходил потому, что так нами было задумано: он — отвлекает, а я должна стащить пирожок и тихонько удрать на второй этаж.

Я не знала, как выразить этой женщине свою признательность и благодарность за доброту и внимание. Подойдя к матушке, я обняла ее, уткнулась носом в плечо и прошептала:

— Спасибо, матушка Аглая! Спасибо! Мне так давно никто не пек пирогов, что я забыла их вкус и запах. Я запомню эти пироги на всю жизнь!

— Ладно, ладно… Давай, мой руки и помогай все это на стол ставить. День у нас с тобой сегодня особенный — не грех и отметить. Мне сегодня сообщили, что благополучно решились все вопросы, из-за которых мне пришлось летать в Лондон и Париж. Помнишь?

— Конечно помню. Я думала, что умру тут от тоски без тебя!

— Рано тебе о смерти думать… Дорога жизни у тебя впереди длинная… Ты только когда будешь по ней шагать — чаще вспоминай о Боге и не стесняйся просить у него о помощи. Гордыню свою умерь, а со временем — и изживи! Так оно будет лучше…

Какие только пироги она не доставала из корзинки: маленькие и побольше, круглые и в форме лодочки, жареные и печеные.

А внизу, на дне корзинки, лежал большой пирог, который она назвала кулебякой.

Название показалось мне забавным, и я засмеялась.

— Не смейся, на Руси стол без пирогов — сирота, а хозяйка, не умеющая испечь своим детям на праздник пирожки — неумеха! Свахи, знакомясь с намеченной невестой, обязательно интересовались: умеет ли она печь «хлеба да пироги». Ты — когда время подойдет — найди себе хорошего учителя-кондитера, и пусть он тебя научит пекарским премудростям. Вот мужу и детишкам твоим радость-то будет…

— Я лучше сюда приеду, матушка, и обучусь, а то этот пекарь за свои уроки, наверное, кучу денег запросит, — шутливо произнесла я, тут же заметив, что матушка сегодня настроена как-то серьезно.

— Нет, Тая… Это — по всей видимости — наша последняя встреча. Никто не живет вечно…

Я хотела возразить, но она подняла руку и жестом ладони показала, что не стоит спорить по этому вопросу. Слова матушки Аглаи подтвердили мою наблюдательность: обычно она, обращаясь, называла меня Таюшкой или «девочкой моей», а тут — Тая. Как-то уж совсем по-взрослому…

— Да ты садись, будем чаевничать да разговоры разные вести, — улыбнулась она. — А насчет денег не беспокойся: думаю, что на учебу у кондитера тебе теперь хватит, графинюшка моя.

Некоторые слова показались мне странными, другие — непонятными…

Я хотела переспросить, но пироги сбили с мысли. Такого разнообразия начинок я еще никогда не видела, да и тесто вызывало у меня неподдельный восторг. Вкус и аромат только подогревали мой аппетит, и я думала, что никогда не наемся творениями Аглаи.

Беседа наша казалась мне как бы приложением к трапезе, и только потом, вспоминая этот вечер, я поняла — матушка прекрасно направляла беседу в нужное ей русло. Ее интересовало все: где буду жить, под какой фамилией, сохранились ли у меня какие-нибудь документы, чем хотела бы заниматься в жизни…

Умело, но как бы невзначай ставя вопросы, она выяснила все, что ей необходимо было знать обо мне для выполнения собственных планов…

Уже ближе к полуночи, помогая мне сложить провизию в рюкзак, она вдруг сказала:

— Таюшка, я могу только догадываться, куда ты отправишься из монастыря, но, зная твой характер, думаю, что учеба, к которой ты так стремишься, будет для тебя посложней, чем монастырская. Но ты все равно когда-нибудь ее осилишь и уйдешь в мир. Будь осторожна там, девочка моя. Не доверяй никому. Эта нелюдь, что сотворила с твоей семьей такое, где-то рядом. Думаю, что она была знакома с твоими родителями — они ведь сами открыли дверь и без разговоров впустили ее в дом. Меня не будет в жизни с тобой рядом, поэтому повторю: будь осторожна. Я догадываюсь, какую цель ты носишь в сердце, и не могу тебя осуждать. Господь вразумит и направит тебя. Доверься ему. Если он захочет покарать это исчадие твоими руками — он поможет…

Перед тем как уснуть, я лежала и думала: почему матушка, говоря об осторожности, особо предупредила, что ее не будет рядом?

Можно подумать, что в монастыре она ходила за мной по пятам.

Непонятки какие-то…

Утром матушка вышла проводить меня.

— Знаешь, как в России говорят: «Пешего — до порога, конного — до ворот»… Но я с тобой пройдусь вон до того обрыва. Не возражаешь?

— Ну что ты! Нет, конечно…

Мы молча шли, освещенные первыми лучами солнца. Да и о чем еще можно было говорить после вчерашней беседы?

Все было сказано…

Конечно, мне было немного грустно. Я оставляла здесь родного по духу мне человека, который так много сделал для меня.

— Ну, здесь и попрощаемся. Подожди, я сейчас, — сказала Аглая и подошла к обрыву.

Она пошарила рукой в холщовой сумке, которую иногда носила с собой, и, достав из нее пистолет, без замаха бросила его вниз.

Я смотрела на нее во все глаза.

— Матушка, а это зачем тебе было нужно? — только и спросила я.

Она грустно улыбнулась.

— В жизни всякие случаи могут произойти… Один замечательный человек как-то писал: «Доброе слово и револьвер лучше — чем просто доброе слово…» Случись что — пистолет, девочка моя, мог нам очень даже пригодиться. Но теперь он уже не нужен.

— Ты и стрелять умеешь? — насторожилась я.

Посмотрев на меня добродушно, она произнесла:

— Да, Таюшка, умею. Господь сподвиг.

«Вот все и срослось…», — быстрым ожогом пронеслась в голове догадка.

Я вспомнила, что эту сумку Аглая носила с собой только в дни, когда в монастыре были какие-нибудь гости. При этом она всегда была рядом со мной и всегда вставала так, чтобы оказаться между мной и чужими, а при первой возможности — под любым предлогом — старалась увести меня и уберечь от контактов с посторонними.

Да она же просто оберегала меня! Оберегала и готова была защитить даже ценой собственной жизни!

Матушка обняла меня и поцеловала.

— Вспоминай матушку Аглаю иногда, — я хотела что-то сказать, но ее ладонь легла мне на губы, не дав вымолвить ни слова. — Ничего в жизни не бойся, кроме предательства. Господь на твоей стороне, он убережет и направит. Ну, с Богом! — и осенила меня крестным знамением.

Я уходила с огромным багажом знаний и с рюкзаком, заботливо уложенным матушкой Аглаей, в уголке которого нашлось место и для моих надежд…

* * *

По своему неведению я глупо полагала, что после поднятия на вершину все, что мне будет нужно — это познать искусство боя, ведь духовное образование я сполна получила в монастыре.

Да — впереди мне предстоял нелегкий путь пилигрима…

Да — я так и не смогла получить больше информации о загадочном грандмастере…

Но меня это не останавливало!

Очередной прилет Лео чуть не смел мои планы в овраг, подобно внезапному горному оползню. Ведь надо ж такому случиться, что прилетел он именно в тот день, когда, оставив позади себя стены монастыря и распрощавшись с Аглаей, я отправилась в путь. Полагаю, не обошлось здесь без Самдинг, наверняка она рассказала Лео, что я собираюсь покинуть монастырь. Неспроста он примчался…

С Лео мы буквально столкнулись лоб в лоб на узкой тропе, где он, выслушав меня без каких-либо эмоций, предложил вернуться назад в монастырь, чтобы все тщательно обсудить.

Я отказалась, не желая делать в прошлое даже и полшага.

— Тая, ты хотела уйти вот так, не попрощавшись? По сути — ты просто сбежала! — с ходу заявил он.

— Но ты бы не одобрил…

Лео держал эмоции под контролем, но было видно, что моя затея вызывала в нем сильное негодование. Поступая разумно, он не стал перечить сразу, прислушиваясь к обретенной с годами мудрости, которая похлопывала его по плечу своей изящной ладонью с нежным маникюром, шепча на ухо слова о пользе сдержанности, о вреде вспыльчивости и о бесполезности навязчивости. Эта ученая дама, словно ясновидящая, понимала, что я все равно сделаю по-своему. И лобовые атаки тут не помогут. Уж если на то пошло, то скорее четко выработанная пошаговая стратегия, хитрость, немного нахальства и, как ни странно, тонкое взаимопонимание могли бы сделать свое дело — но не в случае со мной. Лео злился, ему хотелось поспорить с этой утонченной красавицей, опровергнуть ее доводы, но он с грустью осознавал, что она права. В доказательство тому меня прожигал беспощадный взгляд ледяных глаз, походящий на отколовшиеся куски айсберга.

Лео находился в замешательстве.

Настал тот день, который он отдалял как мог. Внутри разумного и властного человека в данный момент шла непримиримая борьба.

На ринг стали выскакивать один за другим провокаторы в нелепых одеяниях: гордыня — укутанная в павлиньи перья; властолюбие — в помпезных кроссовках с сигарой; заносчивость — на высоченных ходулях, разукрашенная, словно вождь племени чероки…

А малышка-спесь и вовсе лезла под канаты сломя голову, она — натягивая боксерские перчатки прямо на ходу и вереща грязные ругательства — подстрекала сдержанную мудрость к бою. К чести последней, она и ухом не повела, едва эти выскочки появились на пороге, закрыв демонстративно дверь перед носом крикливых коллег.

Лео понимал: это не тот случай, где можно приказать или заставить, как он к тому привык…

Во-первых, знал мой упертый характер и несгибаемую волю, наблюдая как с годами их внутренний стержень становился только прочнее. А во-вторых, прекрасно помнил тот день, где много лет назад поклялся не становиться на пути моих желаний, понимая, что и я о нем не забыла.

Возможно, он тешил себя надеждой, что годы сотрут неприятные воспоминания и боль в моем сердце утихнет. Я успокоюсь, вырасту, стяну с себя прошлое, словно свитер, взгляну на жизнь под другим углом, и тот договор у черного камня потеряет свою силу. Но так не произошло — сейчас мы сверлили друг друга взглядом, и он понимал, что я ничего не забыла. Как и те слова, сказанные на траулере, тайно вывозящем меня из России, трюмы которого были забиты множеством ящиков цвета милитари.

Вдобавок к клятве у нас была заключена сделка несколько лет назад, в тот злосчастный день, когда я поведала Лео о своих способностях проникать в чужое сознание. А будучи человеком делового мира — пусть и нелегального — он хорошо знал цену таким договоренностям.

Отчаянье разгуливало в холодных глазах напротив, обрекая человека, никогда не бросавшего слов на ветер, ломать свои принципы. Для такой личности, как Лео, это было сложно. Я чувствовала, как он сражается с внутренними демонами, как там идет непримиримое противоборство. Но на другой чаше весов была моя жизнь, и Лео всерьез за нее опасался, понимая, что живущая во мне одержимость ни к чему хорошему не приведет. Мания возмездия, не покидающая с детских лет, обязательно вырвется наружу и устроит грандиозное фаер-шоу, в котором я однажды сгорю дотла.

Между бровей пролегли две знакомые складки, взгляд стал жестче. Только сейчас заметила, что оттенок его шевелюры изменился — за последние четыре месяца, что мы не виделись, добавилось много серебра, придавая хозяину больше степенности и величия.

Впрочем, в показном и дополнительном величии Лео никогда не нуждался — он его источал всегда, где бы ни находился!

Помню, как он приходил в наш дом, по-джентльменски целовал маме руки, шутил с Петькой, обменивался крепким рукопожатием с отцом, а меня задаривал красивыми куклами, плюшевыми зайцами или платьями «как у принцессы». Разговоры взрослых меня, конечно, не касались, но даже будучи ребенком я чувствовала, что человек, удаляющийся в кабинет с отцом, обладал огромной внутренней силой. Возможно, тогда к подобным ощущениям меня подталкивала его суровая внешность.

Лео всегда приветлив, но его невозмутимый хладнокровный взгляд волкодава каждый раз безошибочно доводит до собеседника, что требуется. На деловых переговорах он тверд, как скала. Я видела это, когда забиралась к нему в голову. Мало кто может спокойно выдержать такое зрительное противостояние.

К моему отцу это не относилось. В детстве мне представлялось, что Лео и мой отец — два правящих миром льва. Их внешность была абсолютно разной, но, опираясь теперь на обрывки воспоминаний, я понимала, что твердость характера и исключительная харизма моего отца могли подчинить окружающих так же, как и ледяной взгляд Лео. Вообще-то Лео был дядей Леней, но из-за его густой шевелюры, напоминающей льва, я дала ему в детстве такое прозвище и с тех пор зову его только так. Лео частенько оставался у нас на ужин, а иногда и на выходные. Мы весело проводили время — жарили мясо и кабачки на гриле, играли на поляне в мяч, салки и пили приготовленный мамой вкусный лимонад. А иногда Лео брал меня за руку, и мы спускались к реке, бродили там подолгу, я кидала в воду камешки, а он наблюдал за мной и улыбался.

Отец всегда был рад приездам друга, они вспоминали совместную юность, смешные случаи из той своей жизни, свой двор, где оба выросли, спортивную школу и футбольную команду, за которую когда-то играли.

Мне их разговоры были не очень интересны, а вот Петька сидел с открытым ртом и ловил каждое слово. Когда Лео уходил, он обязательно шел к отцу и начинал задавать вопросы, уточняя те или иные заинтересовавшие его моменты в их рассказах. Брат очень завидовал им, считая, что жизнь у них была гораздо интереснее его собственной…

— Тая… Я помню, что когда-то пообещал тебе… Но послушай…

— Все будет хорошо, Лео, — мой тон указывал, что торговаться в этом вопросе я не намерена. — Вот увидишь, у меня все сложится.

— Да к черту! — вспылил он. — Что тут может быть хорошего?! — Лео лихорадочно растер пальцами лоб. — Мы оба знаем, для чего тебе все это! И я — против! Слышишь? — суровый взгляд изучал и колол одновременно.

Уже во второй раз я наблюдала, как эмоции вываливаются из этого человека наружу. Его реакция была вполне предсказуема. Пока он выпускал пар, я молчаливо изображала на лице вежливое внимание, ожидая, когда эмоциональный монолог поменяет тональность. Зная, что в такие моменты важно смотреть собеседнику в глаза, демонстрируя свое участие в беседе, и плевать — если в этот момент ты думаешь о неустойчивых муссонах Австралии! Сейчас был тот самый случай, и он сработал.

Заметив мой участливый взгляд, Лео перевел дыхание и обреченно добавил:

— Твой отец никогда бы этого не одобрил…

Пришлось упреждающе поднять ладонь, только этого мне не хватало.

— Давай не будем о моем отце, хорошо?

— Прости, — Лео положил пальцы на переносицу и с шумом выдохнул.

— Не стоит извиняться, просто… Знаешь… — пытаясь подобрать слова, которые окажутся не слишком жесткими, я тянула время. — Понимаю сейчас твои чувства, но ты должен знать: это — моя жизнь и либо ты принимаешь ее, либо нет.

Получилось не слишком вежливо, но на кону моя дальнейшая жизнь, судьба, и мои цели…

Я готова была любой ценой отстаивать свои права.

— Ты что, ставишь мне ультиматум? — усмехнулся он.

— Ультиматум? — я иронично приподняла бровь. — Ты серьезно? Боже! Ну конечно же нет! Как можно пытаться манипулировать тем, что тебе не принадлежит?

Лео все понял, он уничтожал меня взглядом, но молчанием поощрял продолжить.

— Здесь — ноль, Лео… Зеро… — пользуясь шансом, объяснила я. — Ты должен это понимать! — демонстративно сомкнутые в дырку от бублика пальцы красноречиво подтверждали мои слова. — Это — не твои угодья. Это — мой лес, и я планирую гулять в нем по своим правилам!

Знаю, что прозвучало грубовато, но я предпочитала расставить все точки над «i» сейчас, пресекая попытки Лео даже допустить мысль о том, что он может меня отговорить или запретить пойти к вершине.

Тут он как-то хитро усмехнулся, словно поединок был выигран им, и победа уже обнимала его в страстном танго.

— А ведь ты даже не знаешь, малышка Тая, что в рулетке наибольшую прибыль казино гарантирует именно секция «зеро» и большинство игроков поговаривают даже о некоем мистическом преимуществе этого номера для владельцев заведения, — с надменной заносчивостью произнес он, а выпустив всю «обойму» и явно довольный произведенным эффектом, Лео зарядил еще одну. — Так что, у кого в руках зеро — тот владелец казино, — нараспев срифмовал он, издевательски подмигнув.

Конечно, очевидное сражение, развернутое против меня, было неприятным, но я его понимала.

— Ненавижу, когда ты так думаешь, — спокойно произнесла я.

Лео надеялся затронуть меня, но не получилось. Я столько лет провела в Тибете, и уж чему-чему, а выдержке этот край учит в первую очередь.

— Как так? — наигранно удивился он.

Очевидно, что наша словесная перепалка на самом деле не доставляла ему удовольствия.

— Будто весь мир в твоих руках, и ты вертишь им, как вздумается.

— Но по сути — так и есть, — с усмешкой произнес он, не желая открыто демонстрировать свою значимость, но доля самолюбования в словах все же проскользнула.

Он замер в ожидании, словно выбирая между праведностью и тщеславием.

— Ты ошибаешься, Лео. Деньги, власть и прочие атрибуты «величия» — еще не все в этом мире. И жизнь много раз это доказывала…

Серые глаза сузились в тонкую линию, а скулы динамично исполняли меренге, доказывая с неприглядной ясностью мою правоту. Лео был взбешен — он терпеть не мог, когда ему перечили.

Меня это мало заботило, но я смягчилась, понимая, что, выбрав такую стратегию, направлю разговор в конструктивное русло.

— Я выросла, Лео, и имею право на свою территорию. Пора покинуть детскую комнату с плюшевыми игрушками… Которой у меня толком-то и не было, — едва слышно прошептала я остаток фразы, наблюдая, как он вращает глазами в поисках выхода из сложившейся ситуации.

— Так-то оно так, — кивнул он угрожающе спокойно. — Но смотри, Тая, не напорись в своих угодьях на мину или голодного шакала. Ты же понимаешь, что владение своей территорией — не гарантирует ее безопасности, всякое может произойти…

Я промолчала, зная, что он этими словами не угрожает, а всего лишь пробует разные пути в попытках пресечь мои замыслы.

Мы оба сверлили друг друга взглядом. Притихла и природа — в горах всегда так бывает перед дождем…

Спустя минуту Лео промолвил:

— Если я правильно понял… Не согласных с этими правилами, ты…

Но ему не удалось закончить фразу, поскольку мой внутренний дракон вновь поднял одну из голов и изрыгнул:

— А для не согласных… Таким я просто не рекомендую нарушать границы моего пространства.

Я грызлась за свои права, словно львица за львят!

— Тая, я что-то не пойму… — он поднял вверх указательный палец и нарисовал им в воздухе несколько кругов, импровизируя нимб. — Это многолетнее пребывание в Тибете отразилось так на тебе? Или монастырское воспитание прошло стороной?

— Лео, монастырь — благодаря тебе — научил меня трем вещам: самостоятельно мыслить; отстаивать свои убеждения в свободной дискуссии; искать, находить и использовать для защиты своих убеждений самые весомые аргументы. А Тибет научил еще одной, но самой важной — никогда не сдаваться!

— Это вместо нравственности и отречения? — он развел руками и вымученно улыбнулся.

Я бросила на него неприязненный взгляд.

— Значит, вот какого пути ты мне желал! Созерцания в затворе?

— Тая, не переворачивай все с ног на голову… Я же знаю, каким разносторонним было твое обучение: тебе были доступны даже танцы и светские науки, именно я был инициатором, чтобы подобные навыки тебе преподавались здесь… И после этого ты говоришь, что я желал для тебя затворничества?

— Но это же просто смешно! — я смерила его взглядом. — В какой момент ты предполагал, что мне это пригодится? Я должна была закружиться в танце с горным вихрем или изящно поглощать канапе среди монахинь, воображая себя на светском приеме в Лос-Анджелесе?

— Тая, я тебя умоляю, — устало протянул Лео.

— Не надо меня умолять, — отчеканила я, желая уже поскорее закончить разговор. — Чтобы ты понимал: я ни в чем тебя не упрекаю — всего лишь хочу пойти своей дорогой, вот и все. И благодарна тебе за то, что тогда ты забрал меня и привез сюда. Но теперь — пришло время идти дальше.

Лео покачал головой в недоумении.

— Раньше ты не была такой.

— Время и обстоятельства меняют людей, — пожала я плечами в ответ.

— Вот как? — обеспокоенно переспросил он. — И в какую же сторону?

— А это — смотря какой ветер благоволит… — пришлось хитро сощуриться, давая понять, что не устану парировать каждый его вопрос.

— Тая, знаешь, что я тебе скажу… Жизнь — это не черновик, который можно будет переписать набело. В силу своей молодости ты не принимаешь во внимание то обстоятельство, что жизнь — только одна, а годы летят со страшной скоростью, и растрачивать их на самоистязание глупо. Подумай об этом на досуге.

Я не перебивала его, давая возможность выговориться, но произнеся последнюю фразу, Лео замолчал, будто его заклинило.

Самой мне нечего было добавить, я видела — понимание между нами так и не наступало. К тому же мои мысли были далеки отсюда, я спешила скорее отправиться в путь, а не сражаться с Лео в бестолковых словесных баталиях.

— Понимаю, тебе все надоело — здесь твой ум постоянно занят молитвой, приходится быть сдержанной и кроткой. А что скажешь, если тебе отправиться на острова… Бора-Бора… Фиджи… А? Что скажешь? Тая, ведь ты никогда не видела океана! Только представь… — Лео словно сдавал экзамен перед комиссией в театральный институт. — Безбрежная морская гладь сливается с небом, ты лежишь в гамаке… Шелест страниц увлекательного романа… Тебе то и дело подносят вкусные коктейли… Ну как тебе? Или, скажем…

— Остановись! — по моему взгляду Лео понял, что в данный момент его слова выглядят глупо.

— Тая, но…

— Лео, — вздохнула я, сцепляя руки в замок и переводя взгляд на заснеженные вершины, словно они могли мне помочь в этом затянувшемся разговоре. — Пойми, я не хочу, чтобы ты кололся об меня при каждой нашей встрече, но хочу, чтоб понял: я пойду своим путем, чего бы мне это ни стоило. И если ты не желаешь дать мне в дорогу золотую колесницу и красавца кучера… — шутливо подмигнула я. — То хотя бы не стой на пути, — я вернулась к нему взглядом и покачала головой. — Не нужно строить преграды. Ни к чему это. Ты же знаешь, что все равно перелезу, перепрыгну, пройду сквозь них и пойду туда, куда будет нужно, просто это займет время и окончательно отдалит наши души.

— Тая, послушай… Тебе просто необходимо пережить этап внутреннего противоборства… Вот и все… Это пройдет, вот увидишь, не торопись, — Лео умоляюще смотрел на меня.

— Хочу тебя попросить кое о чем, — я опустила взгляд, понимая, что после такой дискуссии — не самое лучшее время просить об услуге, но у меня не было выбора.

— Говори, — поджал он губы.

— Мне нужен паспорт. Знаю, что это — в твоих возможностях, и… очень надеюсь, что ты мне не откажешь.

Лео не отвечал, буравя меня взглядом.

И я запереживала, что необдуманно дала ему сильный козырь, с помощью которого он теперь сможет манипулировать ситуацией. Правда, у меня в запасе тоже кое-что было припасено, но крайне не хотелось доводить дело до открытой войны, поэтому я поспешила добавить:

— Ты не сможешь заковать меня в кандалы здесь навсегда.

— А если смогу? — его вкрадчивый тон настораживал.

— Не-ет, — протянула самоуверенно я, хотя внутри все клокотало.

Вот и первые нотки войны, горн протрубил — «к бою!»

Как же быстро он забыл о нашем договоре!

Вот теперь я не жалела ни минуты, что рассказала однажды о своих способностях проникать в чужое сознание. Сейчас это было моим приоритетным оружием.

— Не посмеешь, — качнула я головой. — У нас — договор, если ты помнишь, — вот и мой джокер, неожиданно выложенный на стол.

Он резко изменился в лице.

— Для человека, просящего об услуге, ты ведешь себя нагло…

— Но я ничего у тебя не прошу, — бросила я.

— Мне что, показалось? — Лео приподнял бровь, он был зол.

— Договор, — напомнила я.

Лео как-то глубинно закряхтел, показывая всем видом, что, конечно, он помнит, но черт бы его побрал, этот договор…

— Я понял, Тая. И скажу тебе — к сожалению, ожидал, что скоро это может произойти.

Резкая смена в настроении ввела меня в ступор, но лишь на мгновение. Я не спешила расслабляться, прикидывая, что за этим может последовать.

— Неужели. И о чем ты? — удивленно хмыкнув, я внешне принимала обходной и хитрый путь Лео, им он планировал усыпить мою бдительность.

Но ответа не последовало. Обида шагала далеко впереди него, не давая здравому смыслу протиснуться вперед. Все шло не так, как ему бы хотелось. Это был заведомый проигрыш, а Лео привык только побеждать.

Я с трудом выдержала ледяной взгляд, пытаясь понять завуалированную фразу Лео. Но то, что произошло дальше — удивило меня не меньше, чем перемена в его настроении…

Его как будто бы подменили. Поразительно, он менялся на глазах!

Заставляя удивляться и настораживаться.

— Тебе — туда, — небрежно махнул он рукой на одну из отдаленных вершин. — Считай это моей золотой колесницей. На кучера — не рассчитывай, — отрезал он.

— Ух ты! Смотрю, переобуваешься на ходу, — шутливо заметила я, пытаясь сдерживаться, хотя моему внутреннему ликованию не было предела.

Получается, что Лео буквально меня благословил, но радоваться пока было рано. Он конечно «отошел в сторону», освободив мне путь, но что заставило его отступить?

Неужели понял, что я буду биться до победного в любом случае?

Или, может, предпочел банально не рисковать нашим договором?

Ведь его интересы тоже в нем фигурировали…

Я не спешила трубить в фанфары. С моей стороны было бы очень неосмотрительно надеяться, что все завершится вот так легко. Зная Лео, я понимала — он просто так не сдастся и никогда не прекратит надеяться, что однажды одержимость, прочно засевшая глубоко внутри меня, перестанет существовать.

Он взирал насупившись, явно обдумывая следующий шаг.

— А что там? — этим вопросом мне хотелось не упустить едва зародившееся между нами взаимопонимание и удержать загадочные высказывания Лео здесь, на поверхности, чтобы прощупать, что он задумал.

Но мой вопрос вновь остался проигнорированным.

— Поднимайся туда, когда будешь готова к этому, просто так — ни к чему беспокоить эти места. Документы у тебя будут — даю слово.

Было видно, что каждое обещание, каждое слово давалось ему с трудом, он злился на меня, а временные перемены — лишь маска.

Я кивнула с благодарностью. Все же, несмотря на сложности в переговорах, он изо всех сил пытался сдержать свое слово, и пока у него получалось. Я понимала: путь к свободе был указан с тяжелым сердцем и уж точно Лео не думал сдаваться, все еще подыскивая повод, чтобы отговорить меня или хотя бы задержать, обреченно понимая в глубине души, что это — тщетно.

Не успела об этом подумать, как тут же обнаружила в колесе только что поданной мне колесницы очередную палку, «доброжелательно» засунутую туда руками Лео.

— Ты, конечно, уже знаешь, что тебе придется весь путь пройти босиком? Таковы здесь правила… — пожал он плечами, заметив мой недоуменный взгляд. — Если поступишь иначе — тебя не примут и все твои старания пойдут прахом.

Я заглянула во внимательные прозрачные глаза своего собеседника. Не знаю, действительно ли существовали такие правила или они только что родились в голове Лео, но километры пути босиком по камням и леднику — суровое испытание. Наверное, он надеялся, что услышав такое, я сочту это безумием и отступлюсь. Но он ошибался — я уже давно отсекла внутри себя все пути к прежней жизни.

Стоя молча перед Лео, я пыталась быстро просчитать, что именно нужно взять с собой при внезапно изменившихся условиях, и, конечно же, не предполагая идти на попятную.

Но он затянувшуюся паузу воспринял по-своему.

— А ты думала, что будет легко? — сарказм, прорывающийся наружу, обличал внутреннее состояние моего собеседника, всеми силами желающего склонить меня к здравомыслию. — У тебя не должно быть иллюзий относительно твоей дальнейшей судьбы, если ты хочешь ступить на этот путь!

Ничего не оставалось, как опустить глаза, ведь я понимала: мне — только пятнадцать, и в глазах Лео я — ребенок, что вполне дает ему право наложить свое попечительское вето на мои планы, хотя официальным попечителем он мне никогда не был. В прошлом — Лео просто забрал меня после трагических событий, произошедших в моей жизни и, воспользовавшись неразберихой тех лет, вывез из страны в Индию, а затем — в регион, называемый Южным Тибетом.

Это можно расценивать по-разному, смотря с какой стороны посмотреть…

По сути — он меня похитил, а по факту — спас, присваивая в настоящем — а может, надеясь, и в будущем — право распоряжаться моей судьбой.

Но ведь тогда никто не просил его так поступать!

Это во мне главенствовали эмоции. Конечно, я была благодарна Лео за все, ведь не увези он меня тогда, вполне логично можно предположить, как сложилась бы моя судьба. Вероятно, сменила бы несколько детских домов, поскольку родственников у меня не осталось. А на удочерение какой-нибудь семьей, полагаю, не стоило и надеяться — ведь на тот момент мне было почти пять, а детей такого возраста не особо желают принимать в семьи, предпочитая скорее совсем малюток. Тем более — я была еще тем сорванцом…

Как ни прискорбно это признавать, но сейчас я понимала стремления Лео: он был другом нашей семьи, работал с моим отцом и считал своим долгом позаботиться обо мне, раз я осталась сиротой.

Тем более — он не понаслышке знал, что такое горе. У него самого личная жизнь не сложилась, точнее — сложилась трагически: его жена Катя погибла, как раз в тот год, когда родилась я.

Времена тогда были все еще бандитские, группировки держали многое под своим контролем, рэкет процветал, особенно в регионах нашей большой страны.

Лео на тот момент владел небольшим судоходным бизнесом и часто получал угрозы в свой адрес. И вот однажды, теплым июньским вечером, когда они с женой возвращались с премьеры спектакля, киллер у подъезда расстрелял их джип.

Охранник успел среагировать, Лео уцелел, а вот Катю спасти не удалось, она скончалась в больнице от многочисленных ранений. Весь ужас был в том, что она была на последнем месяце беременности.

Лео рассказывал, что они с женой очень ждали этого ребенка, ведь за год до этих трагических событий погиб их единственный сын — Паша. Ему было всего четырнадцать лет, он разбился на мотороллере друга, залетев где-то в Сокольниках под припаркованный грузовик.

По рассказам Лео, Катя не могла больше иметь детей после первых родов и…

О, чудо!

Спустя столько лет Господь подарил семье счастье, впрочем, которое тут же и забрал.

Не знаю, зачем мне все это рассказывал Лео, но частенько, когда мы совершали с ним пешие прогулки в окрестностях монастыря, он с теплотой и нежностью утопал в воспоминаниях о жене, рассказывал, какой необыкновенной была его Катя. По всей видимости, нынешняя подружка Гита так и не смогла заполнить ту пустоту, которая образовалась в его душе после гибели жены.

Говорят, что в жизни каждого мужчины есть лишь одна королева, остальные — фаворитки…

Наверное, этими воспоминаниями, этими разговорами он не давал прежде всего себе забыть ее образ, улыбку, привычки. Но вот к чему об этом слушать мне — я не понимала; пожалуй, Лео хотел, чтобы память о его Кате жила таким образом и во мне.

Безусловно, я сочувствовала, что жизнь так обошлась с ним, и не сомневалась, что его жена была замечательной женщиной, но, к сожалению, у меня была своя грустная история, и мне было о ком нести память через всю жизнь…

Вздохнув, я подняла глаза. Мне не хотелось сейчас ругаться с Лео или разочаровывать его, но он никак не мог понять, что как прежде — уже не будет. С каждым днем я чувствовала, как из маленького щенка превращаюсь во что-то более крупное и угрожающее — в волчицу-одиночку, желающую поскорее оказаться на воле, где можно вдоволь поохотиться на того, кого трудно назвать человеком…

— Ну вот и чудесно, — Лео дружелюбно похлопал меня по плечу, ошибочно расценив мой вздох, как окончательное смирение. — Знал, что здравомыслие возобладает над глупыми причудами и ты передумаешь! — он снова заулыбался. — Ведь чтобы добраться до вершины, тебе пришлось бы принять вызов гор! А это, знаешь ли — не шутки.

Я мягко отстранилась, чувствуя, как ногам, пусть и босым, не терпится пуститься в путь, и твердо произнесла:

— Лео, ты не понял меня… Я — не отступлюсь.

Он буквально спал с лица, видимо, с ясностью осознав, что за десять проведенных в монастыре лет я не изменила ни одной мысли, не пересмотрела ни одного желания.

Мы снова уставились друг на друга, пока он не развел руками.

— Умерь свой пыл воображения, Тая. Посмотри вокруг — это реальный мир.

Вот об этом я и думала: «Лео так просто не сдастся, то была просто пауза перед очередным сражением».

— О чем ты? — мои брови сдвинулись в недоумении.

— Кем ты себя возомнила? Ниндзя, самураем, супергероем из комиксов?! Или кем, черт побери?!

Я вглядывалась в мужчину, тщательно пломбирующего свой гнев внутри раздраконенного самообладания, и молчала.

— Вот и получай! И знаешь — это лишь начало. — Лео назидательно поднял указательный палец. — Учти, что ты подвергнешься жестким испытаниям. И никогда не сможешь завести себе друзей, а цена ошибки или слабости будет — жизнь! Ты будешь цеплять врагов везде, где бы ни находилась, как бродячий пес цепляет на свой хвост репейники, — Лео перевел дыхание и подытожил. — Если выберешь этот путь, то он будет чреват в будущем разочарованием и душевными муками, тебе не сойти с него до смерти.

— Мои душевные муки исчерпали свой лимит в глубоком детстве, и ты это знаешь, — сдержанно произнесла я.

— Тая, пойми, я не хочу, чтобы ты взрастила в себе зверя!

— Он давно уже пустил во мне корни.

— Тая…

— Лео…

— Давай не будем… — одновременно произнесли мы и, прервавшись, замолчали.

Лео пытался запугать меня, но ему это не удавалось…

Я смотрела на него с сочувствием. Как же далек он был от действительности, рассматривая сейчас ситуацию со мной как глупые шалости взбалмошного подростка, которые легко можно пресечь всякими страшилками вроде темной комнаты или крокодила-мутанта. Несложно представить, какую он выстроил цепочку у себя в голове на мой счет, но явно недооценивал, что происходит на самом деле.

Его сбивали с толку и мой юный возраст и абсолютно не агрессивная внешность: бровки домиком, чуть оттопыренные уши, обритая голова, как у всех здесь, и большие печальные глаза под густыми ресницами. А немногословность, которая всегда ассоциировалась у него скорее с податливостью, и монастырское воспитание прекрасно завершали образ безобидного доброго создания, не держащего за спиной гранату.

Лео не приходило в голову, что однажды запрятав свой замысел глубоко в сердце, я пронесла его через годы, минуя каким-то удивительным образом кордоны монастырского влияния. Проще говоря — он недооценивал и меня, и всю ситуацию.

И мне хотелось заявить ему об этом. Но не для того, чтобы самодовольно ткнуть в ошибки, а для того, чтобы упредить его самого на будущее, что подобное доверие, подобная недальновидность опасны, а внешность — зачастую обманчива. Конечно, не здесь, не в этой ситуации, не со мной. А где-нибудь там, в его кругах, где как раз вокруг бродит много голодных шакалов, а окрестности бытия напичканы минами. Там, где такие ошибки могут очень дорого стоить, не разгляди он вовремя волка за пушистой овечьей шкуркой.

Как, возможно, не разглядел мой отец…

— Я просто желаю тебе другой судьбы, Тая.

— Какой? Достичь просветления? Здесь? Среди заснеженных вершин и пожилых монахинь?

— Не обязательно.

— А какие у меня есть еще варианты? — делая вид, что торгуюсь, я пыталась хоть на время сбить Лео с толку.

Ведь он пользовался подобными приемами в отношении меня, почему я не могла себе позволить того же?

— Ну… — он замялся. — Не знаю, может, выйти замуж, создать семью. Тая, ты же — девушка, неужели не хочется, чтобы парни приглашали тебя на свидания, задаривали цветами, ухаживали? — это заявление прозвучало до смешного серьезно.

— Замуж? — искусственно хохотнула я. — Полагаю, что за степного волка?

— Хорошо, — Лео выставил вперед ладони. — Признаюсь, я действительно хотел, чтобы ты осталась здесь навсегда, может, это и эгоистично, но в таком случае мне было бы спокойно. Теперь я не против рассмотреть варианты… Скажем, отправить тебя учиться в престижный университет в Веллингтоне или Сантьяго. Как ты на это смотришь?

— А почему не на Луну? — удивилась я, услышав про самые удаленные точки от Москвы.

— Тая, ну что ты все переворачиваешь! — не выдержал Лео. — Я хочу, чтобы ты была как можно дальше…

— От чего? — с подозрением склонила я голову.

— От всего, что может нести угрозу, — тут Лео резко замолчал и ушел от дальнейших объяснений. — В общем, выбирай, что пожелаешь, на том и порешим, — улыбка надежды коснулась его губ.

— Уже выбрала, — я устала от недопонимания, поэтому мой тон был сухим и даже грубым.

— Тая, но это же смешно, — также устав от спора, Лео запрокинул голову назад. — Ну где ты видела девушек-самураев? И с чего ты взяла, что у тебя получится?

— Разве я сказала, что хочу быть самураем? — пожав плечами, я устало опустила веки. — Лео, все не так. Ты не понимаешь…

— А как, Тая? Чего ты хочешь?

— Тебе известно, чего я хочу. Мои желания не изменились, они по-прежнему те же.

— Наивность на грани слабоумия, — на выдохе произнес он.

— Можешь оскорблять меня сколько хочешь, но это не делает тебе чести.

— Ты просто не знаешь, чем заесть свою боль.

— Ошибаешься…

— Тая, ты должна понимать, что это не самый удачный выбор для девушки в этом мире. Мы все проходим через подобные ощущения всемогущества на определенном этапе жизни и в определенном возрасте.

— Лео, дело не в этапах и не в возрасте. Это — другое…

— Боже… Ну о чем ты говоришь?! — в недоумении воскликнул он. — Ты понимаешь, что не сможешь выбраться из-под лавины, которую сама же и обрушишь?

Мимо нас прошли две монахини, и Лео им натянуто улыбнулся. Как только они удалились на приличное расстояние и уже не могли нас услышать, он снова перешел в наступление.

— Хотеть легко — трудно пройти этот путь.

— Но не для меня! — взгляд исподлобья был лучшим доказательством слов.

— Ты хоть понимаешь, о чем меня просишь?!

— Но я ничего не прошу, — вкрадчиво произнесла я, оглянувшись, поскольку мне показалось, что к нам опять кто-то приближается.

Я надеялась, что Лео понимает: я не спрашиваю у него разрешения, а просто поддерживаю беседу, инициатором которой, собственно, выступил он.

— Такая одержимость может погубить тебя. Однажды превысишь свои возможности и выйдешь за границы имеющихся у тебя сил — это приведет к непоправимому. Твоя дурацкая система ценностей потянет тебя ко дну.

— Не страшно, я хорошо плаваю.

— До чего ж глупая, очнись же! Ты тонешь в луже собственных фантазий.

Внезапно на меня накатила обида…

Лео был другом моего отца, по крайней мере, я всегда так считала. И странно, что сейчас он делал вид, как будто ничего страшного не произошло десять лет назад. Я понимала, что отца уже нет в живых, и, возможно, Лео пытается позаботиться обо мне, но все же предпочла бы от него слышать другие слова. Мне хотелось, чтобы наш разговор состоялся вовсе не при таких обстоятельствах, и чтобы Лео трепетней относился ко всему, что касалось памяти моей семьи. Требовать этого я, конечно, была не вправе, но делать выводы мне никто не запрещал.

Я нахмурилась, не желая больше дискутировать. Тем более что разговор был бесполезным, мое решение останется неизменным, и — точка! Разговор действительно приобретал оттенок дискуссии и оборачивался против меня.

— Мне нужно идти, Лео, — отрезала я. — Поговорим в другой раз.

Но он не унимался.

— Тая, нельзя прожить всю жизнь на одной ноте. Давай посадим уже этот чертов горящий лайнер здесь и сейчас!

Я устало покачала головой.

— Боюсь, что сегодня у тебя нет второго пилота — придется сажать в одиночестве. Ты так и не услышал меня…

— Услышал! — рявкнул он, понимая, что разговор завершается не в нужном ключе, а изменить его он не в силах. — И прекрасно помню, о чем ты попросила меня много лет назад. И я помню, что дал тебе слово — не переживай, не забыл!.. — Лео взял в свои руки мою ладонь и сменил тон. — Я понимаю твою боль, я знаю, что ты чувствовала тогда, но… Но это всего лишь прошлое… Черт, тебе просто не повезло, но такое случается, это жизнь! И никто не хватает в руки меч и не бежит на край света искать своего обидчика, чтобы отрезать ему голову! — Лео выдохнул и произнес спокойно. — Пора повзрослеть. Тебе не кажется?

Я высвободила ладонь и уставилась в его глаза, мне казалось, что они меняют цвет, как у хамелеона. С тех пор, как Лео стало известно о моих способностях проникать в чужие мысли, он приезжал ко мне в контактных линзах, предварительно разузнав, что для меня это является преградой. Я не собиралась снова пробираться к нему в голову, поскольку дала слово и мы заключили соглашение, нарушать которое было не в моих правилах.

— Лео, а что значит, по-твоему, «повзрослеть»? Это что, стереть из памяти дорогих тебе людей и забыть о своих целях?

И хотя Лео уловил стальные нотки в моем голосе после упоминания о прошлом — отступать он явно не собирался, предпочитая надавить, причинить мне любую боль сейчас, если это даст гарантированный результат уберечь меня от смертельной опасности в будущем.

— Это значит — пересмотреть их.

— Хм… — удивленно покачала я лысой головой, — А мне казалось, что повзрослеть — это получить шанс воплотить их в жизнь!

— Тая, то, что ты задумала — ни к чему хорошему не приведет!

— Согласна. И я очень на это надеюсь. Но ты, кажется, забыл, что месть — не единственное, что толкает меня в мир. Я хочу найти брата. И запомни… — с обидой прошептала я сквозь зубы. — Моя история — не винтаж и никогда им не будет.

— Тая, послушай… Предлагаю тебе начать все с чистого листа. Это — шанс на новую точку отсчета, на мир новых возможностей, грандиозных перспектив. В твоих руках — быть счастливой, иметь все что хочешь, жить среди прекрасного, пройтись по увеселительным комнатам мира, завести друзей, да и в конце концов расписать свое будущее красивой яркой акварелью. Подумай…

— Мне по душе — квадрат Малевича и одиночество.

— Да е-мое! С тобой невозможно договориться и выстроить конструктивный диалог!

— И не надо… Лео, мы — разные, у нас разные сердца, разные взгляды и разные жизни. И каждый должен пройти свой путь.

— Надеюсь, что твой — не закончится на краю бездны…

— Даже если и так, — прошептала я.

Еще с минуту Лео сверлил меня взглядом, затем резко развернулся и, запустив руки в карманы, обреченно зашагал к воротам монастыря.