Спи со мной. Кошмары

Натали Стердам, 2021

Как понять, где сон, а где реальность, если грёзы оборачиваются кошмаром? Вынужденная поставить под сомнение все, во что верила, Ли просыпается в психиатрической клинике. Осталось разобраться, кто именно сошел с ума – весь этот мир или она сама. ВНИМАНИЕ: это продолжение романа "Спи со мной. Грёзы", вторая книга цикла. Читать следует только после первой книги, иначе будет очень интересно, но ничего не понятно. Содержит нецензурную брань.

Глава 4

У каждого решения, как у брошенного в воду камня, есть последствия. Они расходятся кругами, заставляя поверхность реальности рябить, ломая отражение. Что произойдет, если я убью Магнуса Йохансена? Как изменится мой мир и изменится ли?

В палату проникают раздражающе громкие крики ворон, но я давно не обращаю на них внимания. Закрываю глаза, концентрируясь на единственном вопросе: что, если я ошибаюсь, и доктор Йохансен — реален, как и все происходящее? Смогу ли я жить, зная, что на моих руках кровь человека, который пытался помочь, когда меня закручивало в воронку собственного безумия?

Магнус Йохансен совсем не похож на Асафа. Мои предположения строятся исключительно на том, что и персонал клиники, и Ян постоянно на него ссылаются. Рассуждать, исходя из этого — странно, но у меня нет других вариантов. Настоящий из нас двоих — либо он, либо я. Я выбираю себя.

Нужно перестать сомневаться. Нужно следовать плану. Усмехаюсь, не открывая глаза. Я собираюсь лишить человека жизни — вот и весь план. Бинго. Впрочем, в условиях психиатрической лечебницы задача многократно усложняется. Закусываю губу. Следует убедить доктора Йохансена, что я поверила в поставленный диагноз и смирилась. В голове проносится воспоминание о помолвке с Яном — такое яркое, будто мы были на Мальдивах вчера, а не сон назад. Массирую виски. Даже здоровая женщина на моем месте охотно инсценировала бы сумасшествие, сопровождайся оно предложением руки и сердца от Яна Свенссена.

Точно. С этого и стоит начать. Нажимаю на кнопку вызова медсестры, и когда в палате появляется улыбающаяся Бьянка, торопливо прошу, боясь передумать:

— Я могу позвонить жениху?

Все вокруг упорно пытаются доказать мне, что я выхожу замуж за самого популярного певца Европы. Пожалуй, этим можно воспользоваться. Буду изображать счастливую невесту, если это поможет усыпить бдительность моих надзирателей.

— Разумеется! — Хлопает в ладоши Бьянка. — Два влюбленных сердца должны воссоединиться! Следуйте за мной.

Хмыкаю, когда она отворачивается. Еще немного, и меня стошнит от приторно-сладкой вечной любви, которой в этой извращенной реальности пропитаны наши с Яном отношения.

Снова пройдя по извилистым коридорам, мы выходим в большой зал, и на секунду я недоверчиво замираю. Идиллический мир Лиер Сикехус хоть сейчас можно изображать на рекламных брошюрах: две старушки в обитых цветочным бархатом креслах читают книги, парень лет семнадцати смотрит кулинарное шоу по кабельному, пожилой мужчина играет в шахматы с девушкой чуть старше меня. Не психиатрическая клиника, а санаторий.

В следующую секунду одна из старушек вскакивает и со скоростью, которой невозможно угадать в хрупком теле, подбегает к нам. Она трясет зажатым в руках романом и заговорщицки шепчет, глядя мне в глаза: «Это не Альбинос, Альбинос не виноват!» Хм, кажется, я поспешила с выводами.

Старушка не выглядит агрессивной, но на всякий случай я делаю шаг назад. Кто знает, чего от нее можно ожидать…

— Да, Эмили, вы совершенно правы, спасибо, что поделились с нами. Я помогу вам вернуться, чтобы вы смогли прочитать новую главу и узнать, что произошло дальше, — ласково говорит Бьянка и, взяв старушку под локоть, провожает обратно к креслу.

— Альбинос ничего не сделал, запомни! — бормочет, оглядываясь, старушка, но вскоре успокаивается и опять погружается в чтение.

— Что это за место? — Я осматриваю зал, невольно задерживаясь взглядом на своей случайной собеседнице.

— Комната отдыха, где пациенты смотрят телевизор, разговаривают, играют в настольные игры, — поясняет Бьянка, протягивая мне телефонную трубку, шнур от которой тянется к прикрепленному на стене допотопному аппарату. — Когда почувствуете себя лучше, тоже сможете приходить сюда. По мнению доктора Йохансена, общение с другими пациентами благотворно влияет на процесс выздоровления.

«Нет уж, спасибо, обойдусь», — думаю я про себя, но вслух ничего не говорю. Придется играть роль, которая мне досталась, пусть я и не просила о ней режиссера.

Прижимаю трубку к уху и набираю номер. Только услышав гудки, осознаю, что помню телефон Яна наизусть, и мне даже не понадобилось спрашивать его у Бьянки. Неужели та, другая я, настолько его любит, что цифры отпечатались на подкорке? Это кажется настолько диким, что я едва сдерживаю нервный смех.

— Алло?

Неожиданно отвечает Ян, и на мгновение я теряюсь. Как бы начала разговор неизвестная мне Ли? Откашливаюсь и выдаю на одном дыхании:

— Привет, любимый! Я очень соскучилась. Как ты?

Отвратительно. Мерзко. Фальшиво до тошноты. Не могу представить, в каком состоянии я должна находиться, чтобы приветствовать Яна Свенссена так приторно, словно мы репетируем сцену из дешевой мыльной оперы.

— Лелия! — обрадованно восклицает Ян на том конце провода, и меня передергивает, когда я слышу свое полное имя, произнесенное его голосом. — Здорово, что ты позвонила! У меня все хорошо, пишу новую песню. Как ты себя чувствуешь?

— Эм…

Заминка длится всего секунду, а дальше я уверенно говорю, отметив боковым зрением, что Бьянка слышит мои слова:

— Спасибо, намного лучше. Жду не дождусь, когда доктор Йохансен меня выпишет, и мы отпразднуем это вдвоем на каком-нибудь чудесном тропическом острове. Как в тот день, помнишь?

Спокойно, Ли, самое сложное позади. Осталось лишь поболтать минут пять ни о чем, и можно сворачивать комедию, которую я разыграла для единственного зрителя.

Как назло, время тянется медленно. Ян продолжает признаваться в любви и расспрашивать о разной ерунде, а я неестественно смеюсь в трубку, стараясь сохранить самообладание. Когда мы наконец прощаемся, я выдыхаю с явным облегчением. Вновь повернувшаяся ко мне Бьянка уточняет:

— Лелия, все в порядке?

— Конечно! — спешу заверить ее я. — От сердца отлегло, стоило поговорить с любимым.

— Вот и славно! — Очередная лучезарная улыбка озаряет лицо итальянки, и я жалею, что ее не подсвечивают софиты. Женщина, созданная для того, чтобы блистать на сцене. Поправив собранные все в тот же пучок волосы, Бьянка добавляет. — Раз вы стремитесь вернуться к нормальной жизни и общаться с близкими, я не имею права и дальше откладывать главный сюрприз!

— Какой? — взволнованно спрашиваю я.

Мне становится страшно, что из-за угла выйдет Зейн в образе отпросившегося на обед офисного менеджера, назовет меня сестрой и по-братски поцелует в макушку. Это было бы вполне в духе происходящего со мной абсурда, однако не уверена, что моя психика это выдержит. Я невозможно скучаю по Зейну, но, пожалуйста, пусть это будет не он!

— Ваша мама здесь, ждет в палате. Хотите с ней увидеться?

Боги услышали мои молитвы, но я не была готова к тому, что приступить ко второму пункту плана под названием «Показное смирение с печальной участью» придется так скоро. Прячу обреченность за натянутой улыбкой, думая о том, что чем быстрее пытка начнется, тем быстрее закончится.

— Что за прекрасная новость! Мне не терпится ее обнять!

Высказанное желание сбывается скорее, чем я рассчитывала. Дверь палаты открывается, и мама бросается мне на шею — красивая, как и всегда, с заплетенными в косу волосами, цветными браслетами на запястьях и эзотерическими талисманами на груди.

— Детка! Ты пришла в себя!

Похоже, и в этой реальности она гадает на Таро, медитирует и познает дзен. Чудненько. С такой мамой я хотя бы умею разговаривать. Было бы куда хуже, прими она обличье строгой школьной учительницы или старшей медсестры Лиер Сикехус. Стоит представить это, и по коже бегут мурашки. Не думала, что однажды скажу это, но я рада, что вакантное место помощницы доктора Йохансена занято Бьянкой.

— Привет, мам. — Я тепло приветствую ее.

Забавно, ведь мне даже не приходится притворяться — из всех, кто окружает меня в этом кошмаре, она похожа на свой прототип больше остальных, и это самое странное. Настоящая мама увлеклась магией и предсказаниями после исчезновения отца. Вернее, после того, как его похитил Асаф. Что же произошло с ней в этой псевдо-реальности, где Асафа не существует, а значит, он не мог влезть в жизнь нашей семьи и разрушить ее?

Стараясь не выбиваться из роли, целую маму в ответ, а затем сажусь на кресло и с любопытством смотрю на нее. Идеальное сходство с оригиналом. Продумана каждая мелочь, но одно отличие я все же нахожу: вместо россыпи изумрудов на обручальном кольце — лаконичный золотой ободок.

— Лелия, как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спрашивает она, и я морщусь, услышав этот вопрос второй раз за день.

— Великолепно! Думаю, предложенная доктором Йохансеном схема лечения пойдет мне на пользу. С каждым днем я все ближе к тому, чтобы справиться с иллюзиями, — двусмысленно отвечаю я, пытаясь выдержать доброжелательный тон и не сбиться на истеричный хохот.

Мама берет меня за руку и улыбается.

— Ты сможешь. Ты всегда могла, всегда была сильнее. Если бы не ты, я бы не пережила смерть твоего отца, поэтому теперь моя очередь помогать. Я раскладывала карты, и они ясно показали: мы победим болезнь, объединившись. Мы победим ее вместе.

Пропускаю мимо ушей опостылевшую чушь про выздоровление, и в шоке смотрю на маму.

— Смерть отца?

— Ах, детка, ты не помнишь? — Видно, что ей тяжело говорить об этом. — Меня предупреждали о частичной амнезии, но я не думала… Я не думала, что ты забыла о нем. О том, что его не стало.

Каждое слово бьет по барабанным перепонкам молотком. «Забыла». «Его». «Не стало». Когда эхо последней фразы затихает в сознании, я проваливаюсь в галлюцинацию — пугающе похожую на воспоминание.

***

Мама кричит, и чужие голоса говорят ей что-то. Несмотря на позднюю ночь, во всем доме включен свет. Тру заспанные глаза, а потом прижимаю к груди Пушистика. Мохнатые заячьи уши щекочут нос, и я чихаю. Издалека выглядываю в приоткрытую дверь: при свете фонаря тени растягиваются, превращаясь в чудовищных безликих великанов, и я отшатываюсь, но потом понимаю, что бояться нечего — улица пуста, не считая большого грузовика.

Я не понимаю, что происходит. Не понимаю, откуда на асфальте кровь, зачем приехали машины скорой помощи, и кто эти люди, которые удерживают вырывающуюся и воющую от горя маму.

— Это не он! Слышите, это не он! Дайте мне опознать тело, и я докажу вам, что это не он!

Я не знаю, о чем она говорит, но по телу прокатывается волна страха. Будто со стороны я слышу собственный голос, который зовет маму, чувствую текущие по щекам слезы. Почему-то в этот момент я отчетливо осознаю: жизнь не будет прежней. Жизнь изменилась до неузнаваемости. Мужчина в форме полицейского поворачивается к маме:

— Прошу вас, успокойтесь, вы пугаете ребенка.

Мама оглядывается и сникает, заметив меня. Она замолкает, и пространство заполняет напряженная тишина — еще более невыносимая, чем полные отчаяния крики.

— Лелия, дорогая, иди ко мне, — мама подзывает меня, а когда я подхожу, обнимает и гладит по волосам, содрогаясь от беззвучных рыданий. — Моя малышка, ты — все, что у меня осталось…

— Мама, тебе плохо? — Я поднимаю голову к ее бледному лицу, и она измученно улыбается в ответ.

— Не переживай, детка, все наладится… — шепчет мама, и мне вдруг становится нечем дышать.

Я ощущаю страх, потому что знаю — произошло что-то ужасное. Необратимое. Мама просто не говорит. Тревога усиливается, сердцебиение учащается, ноги дрожат.

— Лелия, что с тобой?! — восклицает мама. — Врачи! Кто-нибудь, помогите!

Пульс стучит в висках. Кислород заканчивается до того, как я успеваю вдохнуть. Цепляюсь за мамину юбку и падаю на пол. Пальцы разжимаются, Пушистик выскальзывает из рук. Окружающий мир проваливается в пустоту. Мне рассказывали о том, что такое смерть, когда у соседской девочки погиб, заразившись бешенством, щенок, но я не думала, что смерть — это так. Цветные пятна под вздрагивающими веками, непрекращающиеся судороги. Мама, я умираю?

Конец ознакомительного фрагмента.