Враг моего врага. «Конец фильма»

Натали Р., 2013

Война против Гъде, чей адмирал запятнал себя сотрудничеством с дьяволом, стала священной. Пока в удаленном монастыре борются за душу прославленного капитана Гржельчика, боевые действия под водительством кардинала Натта продолжаются с переменным успехом. Мересанцы – союзники Гъде – пытаются захватить Нлакис с помощью поддельного линкоре «Конец фильма». Мересанский адмирал т’Лехин, находящийся на Земле в плену, обеспокоен, что его родная планета принимает у себя гъдеанина, связавшегося с тьмой. Его побег совпадает со страшным ударом тьмы, ввергшим в катастрофу две звездных системы… Содержит нецензурную брань.

4.1

Встречи верны, неизбежны утраты.

Птица-рассвет из вечернего склепа…

Путь наш проложен по звездному тракту

Долгой дорогой от неба до неба.

Гакхан

Таксист был словоохотлив и любопытен. Косясь в зеркало на своего пассажира, он испытывал страшные муки. Мужчина сел к нему в аэропорту. Крупный, широкоплечий, лет пятидесяти, наголо бритая голова — чудо-прическа, одинаково эффективно скрывающая и лысину, и седину. Вообще-то вылитый гангстер с виду, только толстой золотой цепи и цацек не хватает. Мужик был в форме — темно-синий китель, такие же брюки со стрелочками, но знаков различия таксист под зимним плащом сперва не разглядел. Форма вроде флотская. Захлопнув пассажирскую дверцу, он уселся за руль и крутанул ключ зажигания, предвкушая занятный разговор.

— Ну что, командир? Дороги в небе ровные?

И тут пассажир на него посмотрел. И таксист понял, что до сих пор тот смотрел не на него. На машину, фуражку, бейджик, на фото полураздетой девушки на приборной панели… Взгляд бледно-синих глаз был ледяным, и таксист поежился.

— Бомж на помойке тебе командир, — с ходу расставил все по местам пассажир, а дальше последовала очень длинная тирада, целиком состоящая из не подлежащих печати слов, столь витиевато нанизанных одно на другое, что таксист аж челюсть отклянчил, вслушиваясь. Лишь к концу до него дошло, о чем в ней повествовалось — о том, для чего следовало бы приспособить его длинный язык. Тогда он язык чуть не проглотил. И больше не осмелился ничего сказать, ни разу за всю дорогу. Только страдальчески косился на пассажира, отвернувшегося к окну, и вздыхал.

В машине было тепло, и пассажир скинул с плеч плащ. Не в силах справиться с любопытством, таксист внимательно разглядывал его, не в упор, конечно: за такое этот тип, чего доброго, убьет, — а отражение в одном из зеркал. На груди — небольшая планка из разноцветных прямоугольничков, символизирующих какие-то ордена и медали. Видимо, не предмет особой гордости — к пятидесяти годам у каждого флотского несколько наград да имеется, если не за заслуги, то за выслугу, к памятным датам, к юбилеям. Зато к переливающемуся на другой стороне кителя восьмиконечному кресту пассажир относился не в пример серьезнее: поправил, отряхнул невидимые пылинки… На плече таксист приметил платиновую адмиральскую звезду. Если б не земная форма и не земные награды, этот головорез выглядел бы натуральным пиратским адмиралом, тяготеющим в свободное время к раздумьям.

Хайнриху было плевать, что о нем думает таксист. Не мешает думать ему самому — и ладно. Приказ явиться на Землю и предстать перед координатором был неожиданностью. Он ни на секунду не вообразил, будто Салима просто хочет его видеть, это не ее стиль. Либо она станет говорить с ним о его рапорте, поданном, когда главнокомандующий сошел с катушек и подговаривал его уничтожить земной же ГС-крейсер, либо о чем-то не менее серьезном. Он как следует позаботился о том, чтобы его отсутствие, каким бы длительным ни было, не сказалось на обороноспособности периметра, назначил толковых заместителей, устроил им профилактическую вздрючку, одну на всех… Сейчас орбитальная станция работала в штатном режиме, гости разъехались. Ремонт «Джона Шепарда» и «Джеймса Кирка» закончился, и не помнящие себя от счастья капитаны Кит Левиц и Сяо Чжу вели свои крейсеры к Нлакису, не по-детски радуясь прощанию с адмиралом Шварцем — как им хотелось верить, навсегда.

Такси вырулило на площадь перед тридцатидевятиэтажным зданием, у фасада которого трепетали, словно диковинные деревья на ветру, разноцветные флаги государств и государственных объединений Земли. Хайнрих поискал среди них австрийский, но красно-белые полосы в разных сочетаниях мелькали и тут, и там. Он не стал вглядываться. Бросил пришибленному таксисту купюру, вылез и запахнул плащ. На Манхэттене он был впервые, комплекс зданий ООН доселе видел лишь на картинках и в видеороликах. В реальности — гораздо более впечатляющее зрелище. Но выдавать в себе провинциала не хотелось. Он с независимым видом проследовал к входу и небрежно кинул охране:

— Адмирал космического флота Земли Хайнрих Шварц — к координатору.

Минутная заминка — изучение документов, сверка с базой данных.

— Вам назначено на 11.30, герр Шварц, — прощебетала девушка в официальном костюмчике. — Позвольте, я вас провожу.

Он пожал плечами. Девушка подвела его к лифту, строя глазки. Как же, адмирал — важная птица… Дуреха! Его сердце занято. А флиртовать с сотрудницами ООН — вовсе уж пошлость.

— Привет, неудачники, — бодро поздоровался он с гвардейцами, занявшими пост у кабинета координатора.

Начальник караула воздел очи горе. Молча, что характерно. Знал по опыту: зацепишься языком за Шварца — сам не рад будешь.

Из приемной выглянула секретарша.

— Адмирал Шварц? Проходите, Салима ханум примет вас.

И эта туда же, трепещет ресничками. Чтоб им провалиться, чертовым бабам. Любопытно, что на них так действует — мальтийский крест или адмиральская звезда?

Он прошел через приемную, шагнул в кабинет и отдал честь.

— Адмирал Шварц по вашему распоряжению прибыл. Какие будут приказы?

Кабинет координатора был достаточно просторным. Однако отнюдь не роскошным, как салон какой-нибудь киношной принцессы. Обставлен строго, мебель дорогая, но неброская. Серые кожаные кресла, рабочий стол с ноутбуком, овальный стол для совещаний в узком кругу, окруженный стульями, в углу — диван возле низкого чайного столика. На полу ковер сдержанной расцветки, бежевый с серым и темно-серым, на окнах бежевые жалюзи. А створка окна, кстати, приоткрыта.

— Вы оставляете открытым окно? — он укоризненно покачал головой. — Это небезопасно.

Изящная женщина в шелковом светло-коричневом костюме с улыбкой прищурилась:

— О безопасности следует печься в меру. Вас не смутило, что на входе у вас не отобрали оружие?

Хайнрих скосил глаза на лазерный пистолет и честно ответил:

— Нет.

Она засмеялась, подавая ему руку для рукопожатия. А вот как бы не так! Он ловко перехватил ладонь и прижался губами к тыльной стороне, как заправский рыцарь.

— Итак, приказы, — она посерьезнела и взяла со стола тонкую прозрачную папку. — Как вы верно подметили, они для вас есть. Я назначаю вас временно исполняющим обязанности командира ГС-крейсера «Ийон Тихий».

— Оба-на, — вырвалось у него.

— Вам надлежит отправиться в Ебург, где находится крейсер, и взять его под свое командование. Позаботиться о ремонте, заправке, что там еще делают с крейсером перед рейдом. Затем вы стартуете к Нлакису и принимаете под свою руку эскадру, блокирующую подступы к планете. Что скажете? — черные миндалевидные глаза требовательно обратились к Шварцу.

Само собой, ему было что сказать. По части выражения эмоций равных ему не имелось, пожалуй, во всем флоте. Беда в том, что словесные формы, в которые он обычно облекал свои чувства, были неуместны в этом официальном кабинете, перед лицом координатора. И он произнес то, что было позволительно:

— Служу Земле!

Она усмехнулась.

— Я и не сомневалась, адмирал. Присядьте и ознакомьтесь с документами, — она вручила ему папку, глазами указав на диван у чайного столика.

На «Максиме Каммерере», флагмане ГС-флота Земли, у кардинала Джеронимо Натта была прекрасная каюта, по комфортабельности не уступающая капитанской, должным образом освященная и оформленная в его вкусе. Иконы и распятия чередовались на стенах с коллекцией древнего оружия, не контрастируя, а вполне гармонируя со скромной, почти спартанской обстановкой. И все же это было не его место. Находясь на Земле, он предпочитал принимать посетителей не здесь, а там, где чувствовал себя в своей стихии — в храме. Байк-паркинг не мог похвастать древними соборами. Джеронимо облюбовал для своих встреч армянскую церквушку-новодел с невероятно носатым и столь же невероятно тактичным священником.

Перед кардиналом, завернувшимся в мантию и восседающим на жесткой скамье, как на троне, стоял епископ Ян Гурский. Взор его был потуплен, руки сложены на животе. Выслушав доклад, кардинал начал задавать неприятные вопросы, и епископ чувствовал себя неуютно.

— Итак, самопроизвольное срабатывание пусковой установки… — раздумчиво произнес Джеронимо Натта. — Как это могло произойти на освященном корабле?

Версию пуска ракеты по приказу капитана он не рассматривал. С Василисой Ткаченко он уже успел поговорить. Женщина пребывала в мятущихся чувствах, пыталась скрыть правду, но Джеронимо Натта поднаторел в выяснении истины. Раба Божья Василиса была виновна разве что в нетвердости веры, позволившей злу опутать ее, словно паразит свежее древо. Она пыталась бороться с этими тенетами — неэффективно, зато искренне. Джеронимо мало заботило, как с ней обойдется начальство и что ожидает ее за обман по законам мирским. По мнению Церкви, она заслуживала не кары, а помощи. Заблудшая овца получила вразумление, молитвы и пост избавят ее от остатка скверны — тем легче, чем дальше продвинутся монахи в Андах по пути борьбы с первопричиной. Джеронимо Натта хотел надеяться, что случившееся станет этой женщине хорошим уроком, и она обретет крепкую веру, оберегающую от всякого мрака. Будь ныне другой век, кардинал поступил бы строже, но по теперешним меркам Василису нельзя даже назвать отступницей, слишком многие подвержены сомнениям и колебаниям, слишком часто вера подменяется пустым исполнением обряда, слишком много соблазнов повсюду, и грех гордыни уже не почитают грехом… В этом контексте слабость изначально чистой души — не вина, а несчастье.

Однако если можно и должно проявлять снисхождение к пастве, то к человеку, на которого возложен священный сан, предъявляются совершенно иные требования. Кардинал остро взглянул на епископа.

— Вы ведь освятили бортовые агрегаты после ремонта?

Ян Гурский сглотнул.

— Ваше высокопреосвященство…

— Да или нет? — грозно вопросил кардинал, подавшись вперед.

— Э-э… нет, — сокрушенно признался епископ.

— Почему? — тон кардинала стал опасным.

Ян Гурский замялся.

— Неужели не успели? — желчно промолвил Джеронимо Натта. — Не так уж много времени занимает это таинство! А важность его очевидна.

— Я… Ваше высокопреосвященство, освящать крейсер, который называется «Дарт Вейдер» — это кощунство! — выпалил епископ.

— Насколько я помню, этот крейсер называется «Анакин Скайуокер», — холодно заметил кардинал.

— Да, но какое из этих названий лучше отражает суть?

Джеронимо Натта скривился, как от кислятины. Он был далек от мысли недооценивать значение слова, как-никак по слову Божьему создавалась Вселенная. Но пустой демагогии не любил.

— Я понял ваш тезис, Гурский, — сухо проговорил он. — Взять, например, вас. Некоторые называют вас епископом. А я назову мудаком. Какое название лучше отражает суть?

Щека Яна Гурского нервно дернулась, лицо залил нездоровый румянец.

— Вы не справились со своими обязанностями, Гурский. Хуже — вы пренебрегли ими. Вы не смогли дать утешение и вразумление Василисе Ткаченко, когда она их искала. Да, это говорит лишь о вашей неумелости и несостоятельности как духовника. Но вот то, что вы сознательно не провели таинство освящения крейсера, оставив его открытым для козней врага рода человеческого, заставляет усомниться в цвете вашей собственной души.

Епископ побледнел.

— Ваше высокопреосвященство, я истинно верую в Господа нашего Иисуса Христа. Возможно, я допустил ошибку, но… Я никогда не…

— Чтобы не допускать впредь ошибок, вы будете служить Церкви там, где ошибиться невозможно, — под гулкими каменными сводами голос кардинала звучал, как приговор. — Будучи облечен доверием его святейшества Бенедикта XXV и всеми необходимыми полномочиями, я лишаю вас епископского сана. Дозволяю вам избрать для себя любой монастырь. Надеюсь, несколько лет в обители избавят вас от гордыни и суесловия и охранят от глупостей, которые вы могли бы совершить в иных обстоятельствах.

Подбородок Яна Гурского дрогнул.

— Ваше высокопреосвященство, это очень суровая кара! Я служил со всем рвением, просто…

— Просто оказали дьяволу небольшую любезность, — едко подсказал кардинал. — Если вы не потрудитесь замолчать и смиренно принять наказание, Гурский, я выдам вас главнокомандующему космофлотом как виновника предательского термоядерного удара по ГС-крейсеру Земли. После того, что сделает с вами этот человек, не признающий христианского милосердия, вам костер избавлением покажется.

Бывший епископ содрогнулся и молча склонил голову.

Хайнрих закрыл папку и выжидательно уставился на Салиму верноподданным взором, который, по его мнению, неплохо ему удавался. С точки зрения Салимы, Шварц слегка переигрывал. Артист!

— Конечно, адмирал, в вашем назначении есть несколько несообразностей, — проговорила Салима, как бы соглашаясь. — Но, надеюсь, вы понимаете, почему я поручаю «Ийон Тихий» именно вам?

Хайнрих изобразил мыслительный процесс и брякнул:

— Потому что я ваш любовник.

Она улыбнулась почти против воли.

— Полагаю, вы достаточно умны, чтобы не путать причину со следствием.

— А ничего, что я никогда не пробовал управлять ГС-кораблем?

— Пилоты на «Ийоне» есть. Там не хватает толкового командира.

— Что с Гржельчиком? — поинтересовался он.

— Капитан Гржельчик в монастыре.

Хайнрих вздернул бровь.

— Он что, вдруг узрел величие Господа и решил постричься в монахи?

Она покачала головой, погасшая улыбка не вернулась. Даже странно.

— Хайнрих, ты ведь верующий человек, — сказала утверждающе, но с толикой вопросительной интонации. Не уверена была? — Насколько глубоко ты религиозен?

— Ровно настолько, чтобы не менять свою веру, — он хорошо помнил ее предложение принять ислам и заманчивое обещание. — Я добрый христианин, Салима. Командор мальтийского ордена, между прочим, — он погладил крест.

— Хорошо, — кивнула она, не став, против ожиданий, вновь поднимать тему перехода в ислам. — Все равно, какова твоя вера, лишь бы она шла от света и была достаточно крепка.

Салима пересела на диван рядом и посмотрела прямо в глаза адмиралу Шварцу.

— Об этом мало кто знает… Я решила пока воздержаться от публичного выступления, но ваша Церковь в курсе. Капитан Гржельчик подвергся прямой атаке темной силы. Ее называют по-разному в разных религиях, но суть от этого не меняется. Удар был мощным, кое-кого позадевало. Сейчас за Гржельчика идет борьба. Между церковниками и… понимаешь?

Он присвистнул. Известие оглушило, и заковыристое ругательство вырвалось само собой. Он виновато посмотрел на Салиму, она ничего не сказала.

Он потянулся к ней и ободряюще обнял за плечи:

— Правильно. Рыцарь-командор мало какой черной дряни по зубам. Можешь быть спокойна за «Ийон»… и за своего сына, конечно. Ты же меня знаешь. Любые враги еще на подходе кровавыми слезами умоются, будь они из плоти или из тьмы, я их оттрахаю всех разом, а потом по очереди, по самые… — он осекся и взглянул на нее смущенно: — Блин! В переносном смысле, честное слово.

Она наконец улыбнулась.

— А что главнокомандующий думает насчет моего назначения? — полюбопытствовал Шварц. — Он же меня страсть как любит, еще сильнее Гржельчика.

— Господин Максимилиансен отстранен от должности и находится под следствием.

— Твою мать!.. — он икнул и поспешно уткнулся в папку, пряча неловкость. Ни хрена себе, новости в мире!

Взгляд сфокусировался на первой попавшейся бумаге, и Хайнрих, увидев название города, вспомнил, о чем хотел спросить.

— Салима, а как «Ийон Тихий» оказался в Ебурге? Там и космодрома-то нет.

— Все космопорты Земли по приказу господина Максимилиансена отказали «Ийону» в посадке, — бесстрастно произнесла она.

— Вот черт!

— Не надо, — она прикоснулась к его руке и выдавила слабую улыбку. — Лучше ругайся, как обычно, — улыбка стала чуть шире. — Это у тебя забавно выходит.

Хайнрих связал воедино все узнанное.

— Главнокомандующего задело, да? Он, само собой, козел, но в жизни не поверю, что до такой степени, чтобы в здравом уме приказать сбить «Ийон».

— Да. Он… оказался нетверд в вере.

Хайнрих видел, как неспокойно у нее на душе. Она правит светским миром, где вера или ее отсутствие — личное дело каждого, и этот вопрос сплошь и рядом решается не как лучше, а как проще. У большинства граждан нет надежной защиты. Может, потому она и не хочет обнародовать случившееся. Нелепо было бы надеяться, что все вдруг возьмут и уверуют. Скорее, паника поднимется.

— У вас еще есть вопросы, адмирал?

— Есть, — он откашлялся. — Я должен отправляться в Ебург немедленно?

— Разумеется, нет, — она бросила взгляд на часы. — До следующей аудиенции еще сорок минут, — и посмотрела на него лукаво, со значением.

Второй пилот Фархад Бабаев курил трубку, а боец десанта Вилис Калныньш — сигареты. Ни тот, ни другой не позволили бы себе закурить на корабле. Хочешь служить на крейсере — контролируй свои вредные привычки. Фильтры воздухоочистки не вечны, и за повышенную нагрузку на них капитан голову оторвет, а главный инженер попинает ее ногами. Поэтому настоящие курильщики, неспособные прожить без никотина и дня, встречаются во флоте только на штабной работе; в рейдах, что длятся по два-четыре месяца, таким делать нечего. В экипажах приживаются только те, для кого курение — не насущная необходимость, а всего лишь разновидность расслабления, которой можно предаться, находясь на Земле.

Бабаев, подоткнув под седалище полы куртки, сидел на нижней ступеньке трапа и, набивая трубку, обозревал безрадостный ноябрьский пейзаж. Серое небо, тающий на бетоне снег. На родине Бабая, у солнечного Каспийского моря, такой была злая зима, а здесь, в Ебурге — осень. В некотором отдалении от площадки раскинулись корпуса Академии космоса. Будет перерыв — любопытные курсанты припрутся глазеть на «Ийон Тихий», попадешься им — с расспросами пристанут. Интересно же: настоящие корабли в Ебурге никогда не садятся, а тут такое развлечение. Но пока идут занятия, можно бестревожно посидеть на открытом воздухе и выкурить трубочку, закрываясь воротником от снежного ветра, треплющего флаги на административном здании Академии: местный российский триколор с двухголовым мутантом, голубой штандарт Земли и знамя войны — католический крест на белом.

Закончив набивать трубку, Бабай принялся обстоятельно ее раскуривать, уйдя в мысли. А мысли были невеселые. Положение «Ийона Тихого» непонятно. Капитана Гржельчика забрали в монастырь. Знать бы, на что это больше похоже — на тюрьму или больницу. Что с ним делают там? Что с ним будет, и будет ли что-то? Уходя, он готовился к смерти. А какая судьба ждет его корабль? Он, Бабаев, сейчас оставался старшим. Но капитаном его не сделают, нечего и думать. Если бы на его месте был опытный Второй Фархад, действительно старший помощник капитана — вопросов бы не было. Следующий по выслуге и квалификации — Фархад Усмани. Где сейчас они оба? Калиоки кочует по больницам, Мюслик ушел в досветовой флот. А из Бабаева какой капитан? Почти с тем же успехом можно Принца капитаном назначить, парнишка неглупый, и фамилия подходящая. Чего там мечтать о повышении, как бы вообще голову не сняли за измену: это он приказал десантникам побить отряд, посланный спятившим главнокомандующим арестовать Гржельчика. И побили, с успехом. Только вот гордиться ли этой победой? Или начинать сухари сушить?

Вилис относился к жизни проще. Рядового солдата не гнет к земле груз ответственности. Что приказали, то и выполнил. Хорошо выполнил, качественно — вообще зашибись. Он стоял и смолил сигарету, отвернувшись от ветра, и, уткнув ботинок пяткой в бетон, водил носком туда-сюда. Рядом крутился Мрланк. Молодой кот не боялся непогоды: он родился на улице и выжил. По кошачьим меркам, Мрланк Селдхреди был бойцом не хуже Вилиса, имел и ранения, полученные в схватке с инопланетной тварью. И все же юность давала себя знать: кот самозабвенно играл с ботинком Вилиса, ловя его лапой.

На краю поля появилась человеческая фигура. Узнать ее можно было разве что по форменной флотской куртке — да и то, скорее не узнать, а лишь определить, что свой. Но Мрланк тут же ощутил приближение кошкочеловека, оставил игру и рванул к нему белой молнией.

Затормозив у ног кошкочеловека, кот внимательно оглядел его — не случилось ли с ним чего неладного за время отсутствия. Одобрил, приветственно мявкнул, шевельнув здоровым ухом. Тот дернул ухом в ответ и подмигнул.

— Иди на руки, Мрланк. Охота бегать по снегу?

Аддарекх подошел, почесывая кота за ухом. Бабаев кивнул, Вилис радостно осклабился:

— Здорово, кровосос.

— Нечего тут разводить расовую дискриминацию, — хмыкнул Аддарекх, пожимая ему руку. — Я, между прочим, теперь полноправный гражданин Земли.

— Да ладно! — не поверил Вилис. — Это какое же государство дало гражданство вампиру?

Шитанн запнулся.

— Сто червей могильных, — он почесал в затылке. — Забыл. Вот, — он вытащил паспорт, весь из себя в голографических наклейках и позолоте. — Сможешь прочесть? Я по-вашему не разберу.

— Тоже мне, гражданин! — фыркнул Вилис. — Языка своей страны не понимает.

— Да он вообще не помнит, какой страны гражданин, что ж ты хочешь, — подпел Бабай, вынув трубку изо рта.

Он взял у Аддарекха дерматиновую книжечку, открыл.

— Аддарекх Кенцца, все верно. И фотография похожа. Кто-кто ты у нас по национальности? — Бабай не поверил глазам своим.

Вилис посмотрел из-за его плеча и заржал.

— Японец! Сдохнуть мне на этом месте!

— Аддарекх, ты уж извини, но из тебя японец… в общем, такой же, как азербайджанец.

— А не наплевать ли? — буркнул Аддарекх, отобрав свой паспорт.

— Слышь, японец, — вкрадчиво проговорил Вилис, — где ты этот паспорт купил? Страны Японии на свете нет!

— Как это нет? — опешил шитанн. — Я был в их посольстве!

— Да это шарашкина контора. Мошенники! Надули тебя, вампир.

— Я что, дурак, по-твоему? Там все по-настоящему.

— Ясное дело! Если мошенники не обставят все по-настоящему, кто им верить будет? Ты за паспорт платил?

— Ну да, — с него взяли в качестве пошлины тысячу монет.

— Вот видишь! Аддарекх, это примитивный лохотрон.

— Не может быть!

— Господин Бабаев, у вас компьютер с собой? — Вилис повернулся к Бабаю. — Покажите ему карту мира на хантском, с сайта Созвездия. Пусть найдет свою Японию.

Улыбаясь в густые усы, Бабаев протянул планшет Аддарекху. Он не собирался мешать шутке Вилиса.

— Сам ищи, если не веришь, — Вилис сунул вампиру компьютер и ткнул пальцем в карту. — Найдешь — с меня тысяча монет.

Аддарекх недоверчиво взглянул на него. С чего это землянин так уверен в себе? Он тоже был уверен на все сто процентов. Он отложил кота и упрямо уставился в планшет, вчитываясь в названия.

Прошло двадцать минут.

— Не может быть, — раздавленно прошептал Аддарекх.

— А я тебе говорил — может, — ехидно напомнил Вилис. — Развели тебя, лопух! Гони тысячу монет, ты проспорил.

Шитанн был так прибит, что безропотно вытащил банкноту. Вилис довольно вложил ее в бумажник.

— Э-эх ты, японец! Гражданин придуманной страны.

Аддарекх расстроенно махнул рукой, повернулся и зашагал прочь.

— Может, скажешь ему, Вилис? — Бабаев толкнул его локтем. — А то ведь скандал устроит в японском посольстве.

— Да ладно, — Вилис ухмыльнулся. — Так еще прикольнее.

Невозмутимый посольский водитель, выключив мотор, вышел из машины и придержал дверцу — сперва для адмирала, потом для его сопровождающего. Адмирал вылез и осмотрелся. Городской пейзаж вокруг не внушал особых радостей, но вне машины он чувствовал себя лучше. Сотрудник посольства любезно рассказал ему, что земляне сменили замечательные дизельные двигатели на противные природе электрические совсем недавно по историческим меркам, лет тридцать пять — сорок назад. И что бы адмиралу попасть на Землю до той поры? Впрочем, лучше бы вообще не попадать.

— Соблаговолите взглянуть, — сотрудник посольства Содружества Планет, худой желтоволосый эасец с бледно-оранжевой кожей, держался почтительно, но твердо. По мере возможности скрашивал вынужденный досуг адмирала отвлеченными беседами и увлекательными экскурсиями, заботился о его комфорте и самочувствии. Однако с той же безукоризненной вежливостью и предупредительностью ограждал его от неблагоразумных поступков, неподобающих нынешнему статусу. Во втором электромобиле за ними неотступно следовала охрана. Адмирал знал: стоит ему сделать резкое движение или удалиться от господина Васто свыше предписанного расстояния, эти молчаливые господа в цивильных костюмах достанут парализаторы. Нет, стрелять не будут. Просто продемонстрируют серьезность намерений. Недвусмысленный намек: держись в рамках. Стены тюрьмы очень мягки, и все же это тюрьма, и почетный пленник не перестает быть пленником.

— Мы с вами находимся на острове Манхэттен, господин т’Лехин, — эасец очертил рукой горизонт. — Перед вами располагается комплекс зданий Организации Объединенных Наций, административный и культурный центр этой планеты…

Где-то тут сидит проклятая Салима. Адмирал встречался с ней воочию всего однажды, и она произвела на него глубокое и противоречивое впечатление. Женщина варварской расы, невысокая для землянки, ростом с самого т’Лехина. Но он не мог отделаться от ощущения, что смотрел на нее снизу вверх. С виду ничего особенного, ни роскоши в одеждах, ни богатых украшений, ни красы, валящей с ног. Как эта баба прибрала к рукам высшую власть на планете? И держит поводья крепко. Т’Лехин хотел тогда потребовать, чтобы его вернули домой, пригрозить гневом координатора т’Согидина. Посмотрел ей в глаза и посмел лишь смиренно просить милости. Небеса, что ей гнев чужого координатора? У нее двадцать три ГС-крейсера и блокирующая сеть, которая никому не даст подобраться к Земле без позволения периметра. А мужчины, что всем этим командуют, перед ней на цыпочках ходят. И грозный старик Максимилиансен, и даже сам чудовищный Шварц, от одного лицезрения которого у адмирала возникала слабость в коленях.

Она отказала ему в милости. Нет — и все. И никто не дерзнул оспорить ее решение. Посол Содружества Планет, и тот промолчал.

— Прошу сюда, господин т’Лехин, — сопровождающий, предупредительно взяв за локоть, подвел его к балюстраде. — Отсюда открывается прекрасный вид на реку. Вы не находите?

Внизу лениво перекатывались волны. Противоположный берег, подернутый дымкой, казался заповедником индустриальной архитектуры. Великолепные образчики строений, даже на взгляд придирчивого мересанца. По реке сновали туда-сюда белоснежные катера на воздушных подушках, расстояние гасило болезненные ощущения от электрических двигателей. Идиллия. Земля вообще была красивым местечком. Но от этого мечта убраться отсюда не ослабевала.

— Что-то вы печальны, господин т’Лехин.

Т’Лехин стиснул зубы. Было бы с чего веселиться! Нет, первые дни он был до смерти рад, что покинул шокирующее общество Шварца. Он заново обрел присущее ему спокойствие и уверенность в реальности, почти избавился от кошмарных снов и перестал заикаться. Однако…

— Я в плену, господин Васто, — натянуто произнес т’Лехин. — Полагаете, я должен этому радоваться?

— Отнюдь, — легко возразил эасец. — Радоваться следует иному. Вы живы, целы и в своем уме. Война не взяла с вас худшей дани. А плен — всего лишь временная неприятность. Война кончится, и вы вернетесь домой.

Может, и да. Но как кончится война, которую Мересань вынуждена вести без своего лучшего адмирала? Мысли о поражении преследовали и мучили его. И в безопасности ли он на Земле, в своей уютной тюрьме? Т’Лехин не обольщался: хоть он и находится под ответственностью посла Созвездия, господин Веранну слова поперек не скажет, если Салима будет шантажировать мересанского координатора, используя жизнь адмирала как козырь, или даже казнит его, дабы сделать т’Согидину намек. Она тут — хозяйка, вправе делать, что хочет, и никто ей не указ. А он — в полной ее власти.

Вряд ли отсюда возможно бежать. И днем, и ночью он под неусыпным наблюдением, его эскорт достаточно деликатен и старается не напоминать о себе, но не выпускает его из виду никогда. Значит, остается одно: постараться убедить Салиму в том, что она не желает лишать его жизни и подставлять в политических играх. Она не сделает этого, если он будет ей полезен. Только чем может оказаться полезен чужой адмирал? Предлагать врагу свои профессиональные услуги он не станет, это уж чересчур. Делиться информацией о штабе, о системах обороны и навлекать на себя позор предательства? Ни за что. О полезности можно забыть.

Но она не причинит ему вреда еще в одном случае: если он будет ей симпатичен. А как стать симпатичным женщине? Для этого надо быть мужчиной.

Чем дальше, тем больше нравилась т’Лехину эта мысль. Он даже слабо улыбнулся, рассматривая очередную достопримечательность. Господин Васто был доволен, что ему удалось развеять грусть подопечного.

Аддарекх шел с решительно-угрюмым видом, разгребая высокими ботинками снежные лужи. Уши прижаты к голове, зубы оскалены. Впечатлительные прохожие предпочитали заблаговременно убираться с пути. Дети разбегались с визгом. Какая-то бабка схватилась за сердце.

Неудивительно, что до посольства он не дошел. Полицейский джип, нагнав его, затормозил, и оконное стекло поехало вниз.

— Аддарекх Кенцца?

Он посмотрел на суровое широкое лицо с легкой печатью усталости, принадлежащее человеку, которого задолбала неблагодарная работа и который тем не менее продолжает ей заниматься на совесть. Узнал.

— Сержант Трифонов? — нынче он был в зимней форме, серая куртка распахнута в тепле машины.

— Ага, контакт состоялся, — хмыкнул полисмен. — Лезь-ка в машину, орел. Нечего тут прохожих пугать!

Аддарекх послушно загрузился на заднее сиденье, Трифонов пересел к нему с переднего. Дверцы джипа захлопнулись, и напарник сержанта порулил дальше, зорко глядя туда-сюда на предмет выявления правонарушений и просто поводов содрать штраф.

— Ну? — помолчав, вопросил Трифонов.

— Что — ну? — растерялся шитанн.

— От тебя, Аддарекх Кенцца, вечно какие-то неприятности, — откровенно сказал земной страж. — Причем ты в них вроде как и не виноват никогда. Но нам, скромным борцам за общественный порядок, от этого не легче, — он отвернулся к раскрытому окошку и прикурил. — Вот скажи-ка на милость: какого рожна ты снова в Ебург приперся? Лишнее беспокойство нам здесь устраивать? Виза твоя, насколько я помню, кончилась давно.

— Я гражданство оформляю, — мрачно пробурчал Аддарекх.

— Твою мать! — полисмен чуть сигарету не уронил. — Надеюсь, не российское?

— Нет. Отказали мне в российском, — признался шитанн.

— Ну и слава Богу, — непосредственно обрадовался Трифонов. — Ты уж извини, но с этаким гражданином хлопот выше крыши. А в особенности нам, полиции, головная боль. Ты поэтому такой смурной? Вид у тебя, будто убить кого хочешь.

— Меня мошенники надули, — неохотно проговорил Аддарекх. — Паспорт поддельный впарили.

— Вот оно как? — заинтересовался полицейский. — Ну, тогда поехали в участок, заявление напишешь. Всех мошенников, уж прости, переловить невозможно, но за поддельные паспорта мигом за одно место возьмем. Не тот это бизнес, на который можно смотреть сквозь пальцы за соответствующую мзду.

Полицейский участок оказался совсем не похож на райское отделение стражи. Целый дом в три этажа с кучей кабинетов внутри, толпами посетителей, шумом и гамом. Это сколько же у местных проблем? Аддарекх проследовал за сержантом Трифоновым на второй этаж, обалдело крутя головой. Никто здесь не обращал на шитанн особенного внимания: видать, своих забот хватало.

В кабинете витал запах кофе. Один из полицейских, работавших за компьютерами, поднял голову и посмотрел на Аддарекха мутным взглядом.

— Господи Боже… Это подозреваемый или потерпевший?

— Вроде потерпевший, — ответил Трифонов.

— А, — отозвался тот, — ну, тогда налей ему кофе, — и снова уткнулся в монитор.

Перед Аддарекхом на столе появился полный горячий стакан и планшет.

— На каком языке печатать? — спросил он.

— Э-э… — Трифонов почесал макушку. У него в руке тоже был стакан с кофе. — Русский, английский? Нет? Понял. Н-да, возни с вами, инопланетянами… Давай тогда рассказывай, что и как, а вон та милая девушка зафиксирует.

«Милая девушка» смахивала скорее на строгую бабушку, но Аддарекх не стал придираться. Может, ей по должности положено называться девушкой, в чужие правила лезть — только позориться. Он стал рассказывать, в паузах отпивая кофе. «Девушка» набивала, Трифонов слушал.

— А улики есть? — спросил он. — Этот самый паспорт фальшивый?

Аддарекх угрюмо вынул паспорт. Трифонов с любопытством его полистал, ничего не говоря, куда-то унес. Вернувшись, кинул облепленную блестящими наклейками книжечку перед Аддарекхом.

— А с чего ты взял, голубь сизокрылый, что паспорт ненастоящий? Самый что ни на есть японский паспорт, эксперты ручаются, — полисмен усмехнулся.

Аддарекх затормозил.

— Так это… Мне приятели сказали, нет такой страны. Да я сам на карте смотрел — и вправду нет!

Трифонов неопределенно покрутил стилос между пальцами.

— На карте нет, факт. А вообще есть. Территория японская затонула в океане, но государство существует.

— Это как так? — недоверчиво спросил Аддарекх. — Что за государство без территории?

— Ну, не то чтобы совсем без… — неопределенно протянул полицейский. — На Луне есть владения у каждого государства. Для проживания населения Луна, сам понимаешь, некомфортна, но де-юре все в порядке. А контора эта, якобы мошенническая — в самом деле японское посольство, я адрес пробил. Это не мошенники тебя надули, а приятели твои.

Аддарекх заскрипел зубами в прозрении. Это ж надо так купиться!

— А ну тихо, — твердо сказал Трифонов. — Не грызи чашку. Только берсерков мне тут не хватало! И не вздумай прибить кого-нибудь из своих добрых друзей. Понял?

— Понял, — проворчал шитанн.

— Сам доберешься? Ну, будь здоров… японец.

После разгрома у Нлакиса адмирал космических сил Гъде Ен Пиран опасался показаться на родной планете. Он обещал королю Имиту победу. Вы будете торжествовать над землянами, сказал он. С помощью заложников вы заставите их не только отступиться от Нлакиса, вы сможете требовать всего, чего только захотите, хоть их Салиму в постель. Последняя идея королю не понравилась, но все остальное он одобрил.

А вместо победы вышло сущее дерьмо. Проклятый Гржельчик, которого адмирал считал уже мертвым, спутал ему все карты, напав в самый неожиданный момент, распугав полэскадры и подкупив чем-то эасских наемников. Затея с ультиматумом потерпела крах. И покончить с ненавистным Гржельчиком не удалось. Адмирал так и не понял, что за секретное оружие использовал землянин. Мегаракета? Торпеда? Откуда оно вообще взялось? Нечто вывалилось прямо из вакуума, пропахало его флагман, как чугунный утюг тонкое кружево, снося надстройки и выламывая переборки, и исчезло в нетях. Ена Пирана до сих пор передергивало, когда он об этом вспоминал.

Тогда он смог взять себя в руки. Рявкнул на капитана Кора Левена, едва не наделавшего в штаны, собрал вокруг себя остатки эскадры и, как только на «Синем» потушили пожары, увел корабли к Мересань. Ибо понимал: этакого фиаско король Имит не простит. Хотя, может, и простит. Может, и пожалеет о своей несдержанности. Потом, когда отрубленная голова Ена Пирана скатится с помоста, и до координатора наконец дойдет, что вести войну больше некому. Нет уж, пусть король остынет, а он, Ен Пиран, перекантуется покамест у союзников.

Координатор т’Согидин принял адмирала любезно. Мересань переживала кризис: адмирал т’Лехин в плену, а, кроме него, достойных фигур в мересанском командовании почитай что и нет. Ен Пиран пришелся ко двору, тут же возглавив местный флот.

На планете была ремонтная база — не настоящая верфь, но поврежденные эсминцы, за исключением искалеченного «Синего», быстро привели в чувство. «Синий», потерявший модуль, который просто так не восстановить, мог теперь играть разве что вспомогательную роль. Адмиралу пришлось вновь менять флагман, и он выбрал «Черный», капитан которого воспринял перемену без всякого энтузиазма. Во флоте уже ходило поверье, что флагманам в этой войне хронически не везет.

А еще на Мересань пребывали две дочери короля Имита. Вроде как на курорте. Хотя каждому было ясно: его паникерское величество просто спровадил дочек подальше от беды, боясь, что земляне захватят Гъде. Адмирал с удовольствием проводил время в обществе девушек, снова и снова передумывая, которую из них взять в жены. Юные красавицы, напротив, никакого удовольствия от его общества не получали и предпочли бы обойтись вовсе без оного, но их слово здесь, на чужой планете, вдали от папенькиного дворца, ничего не значило. Самым авторитетным представителем Гъде на Мересань был Ен Пиран, и ныне ему беспрекословно повиновались и капитаны эсминцев, и охрана принцесс. Впрочем, полнотой власти он пользовался аккуратно, в рамках разумного. Не вечно же отсиживаться на Мересань, придет пора возвращаться и держать ответ перед королем Имитом, и коли выяснится, что он вел себя с принцессами неподобающе, голова адмирала полетит с плеч еще вернее, чем за поражение. От вынужденной сдержанности Ен Пиран вовсе не страдал. В конце концов, у королевских дочек имелись компаньонки, на чьих папаш адмиралу было наплевать, и горничные, которым вообще полагается молчать в тряпочку и исполнять любые прихоти господина.

Плохо было одно: т’Согидин, свято веруя в военный гений Ена Пирана, требовал от него разработать операцию по освобождению адмирала т’Лехина. При этом мересанский координатор не желал слушать, что сие невозможно, и не догадывался, что Ену Пирану возвращение полноценного адмирала, экологическую нишу которого он временно занимает, абсолютно невыгодно.

Звезды подмигивали и улыбались. Ехидненько так. Ну, и что ты будешь делать теперь, спрашивали они. Тихо глумились: твой путь закончился, закончился в нигде. Твой корабль, как пловец без рук и ног, подхваченный течением, беспомощно скользит по вакууму. Посмотри правде в лицо и признай поражение. Что толку болтаться в волнах гравитации, будто щепка на воде? Проще покончить со всем разом, без лишних душевных страданий. Ты можешь промучиться еще полгода, и потом все равно умрешь — запасы кислорода не вечны. Лучше сейчас. Сдайся, позволь себе спокойно перейти в мир иной. Сними блокировку с кнопки и разгерметизируй все люки.

— Господин Ччайкар…

Старик медленно повернул голову на звук. Молодой гъдеанин боязливо заглядывал ему в лицо. Ему не было жаль Ихера Сима. Он и себя не жалел. Мальчик, наверное, не хочет умирать, но кто же его спросит?

— Господин Ччайкар, — юноша подошел ближе, словно что-то превозмогая, движения были деревянными.

Горячие ладони гъдеанина обхватили ледяную костлявую руку шитанн, бледную до синевы. Тепло было приятным; будь на месте мальчика девушка, в глубине что-нибудь да шевельнулось бы, несмотря на возраст. Ччайкар подумал об Эйззе. Девочка, скорее всего, мертва: Сим рассказал, что Ен Пиран распорядился сбить все спасательные капсулы. Всегда есть место для случайности, но Ччайкар не верил, что ей удалось ускользнуть. Это в молодости легко верить в хорошее; с годами понимаешь, что Вселенная вертится не вокруг тебя, что ей до тебя и дела нет.

Он перевел взгляд с незримых далей на гъдеанина. Ихер Сим нервно облизнул губы и, отведя глаза, прошептал:

— Господин Ччайкар, возьмите мою кровь.

Капитан хмыкнул. Юноша привыкает к обществу шитанн. Не столь давно он плакал и слабо отбивался, как насилуемая девственница. Вздрагивал от прикосновений к своей шее. Ччайкар протянул руку и дотронулся до пульсирующей жилки, испещренной следами укусов Цхтама. Ихер Сим судорожно вздохнул, но не отпрянул. Почему бы нет? Давненько он пил кровь последний раз, еще у Эйззы. Оттянуться перед смертью…

— Наклонись, Сим, — приказал он, и нерешительность покинула гъдеанина. Он послушно нагнулся к сидящему в кресле, и старик, ощутив его горячий дразнящий запах, пронзил клыком вену, притянув мальчика к себе за плечи.

Шитанн был груб. Старший помощник Цхтам Шшер обращался со своей жертвой ласково и предупредительно, и только теперь, в жестких руках капитана, Ихер Сим это оценил. Костлявые пальцы, холодные, как металл зимой, и столь же твердые, впились в плечи, оставляя синяки. Капитану Ччайкару было наплевать, какие впечатления у него останутся. А может — Ихера Сима едва не передернуло от этой мысли — он и не собирался оставлять ему впечатления. Вид у Ччайкара Ихстла был такой, словно он стоит на пороге могилы и вот-вот переступит — возможно, забрав и его с собой. Он пил, не останавливаясь; у гъдеанина подогнулись ноги, но шитанн все так же крепко держал его, не давая упасть.

Железная хватка разжалась внезапно, и непослушное тело опустилось на пол, на колени. В ушах шумело, перед глазами мелькали темные мушки. Ихер Сим попытался рефлекторно потрогать свою шею, но не смог поднять руку.

— Спасибо, — лязгнул капитан.

Рука старпома ободряюще погладила молодого человека сзади по голове. Она даже не казалась холодной.

— Сим, ты хорошо себя чувствуешь? — и голос участливый.

— Н-нет, — пролепетал он еле слышно.

Перед глазами возник стакан с горячим сладким реттихи. Руки не слушались, и Цхтаму пришлось держать стакан у его губ.

— Давай-ка в кроватку, милый, — сильные руки старпома подняли его на ноги, и, почти повиснув на шитанн, он преодолел несколько шагов к креслу. — Ложись, — Цхтам заботливо укутал его одеялом. Губы коснулись уха: — Молодец, Сим. Просто умничка. А теперь отдыхай.

Вроде резвее кровь побежала по жилам. Ччайкар встряхнулся, приходя в себя. Бросил взгляд на экраны и оскалился в ответ ехидным звездам. Ишь чего удумали!

Корабль летел, как песчинка под напором ветра. Летел не туда, в этом Ччайкар не сомневался. Прочь от схватки, прочь от того, за что сцепились Земля и Гъде, от Нлакиса — в неизвестность. И двигателя больше нет. Ни изменить курс, ни затормозить даже.

А вот вам всем! Он не сдастся. Не сложит руки до самого последнего вздоха.

— Цхтам, оставь мальчика, — раздраженно сказал он. — Нам надо притормозить.

Старпом истерически рассмеялся.

— Как?

— Отстрелить носовые надстройки. И еще нужно найти все баллоны со сжатыми и сжиженными газами. Установим их на носу и попытаемся тормозить реактивной струей.

Цхтам присвистнул. Капитан — гений. Всего-то и надо было немножечко крови, чтобы как следует снабдить кислородом мозг.

— Слушай, Бен, — Аддарекх подошел к товарищу за ужином. — Услуга за услугу, а? Научи меня земному языку.

Связав свою жизнь с Землей, глупо продолжать общаться по-хантски. Опять же, командовать подразделением гораздо эффективнее, говоря с бойцами на одном языке.

Бен поперхнулся макарониной.

— Какому из земных, Аддарекх? — осторожно уточнил он. — У нас их несколько десятков.

— Сколько-сколько? — неверяще переспросил шитанн.

— Восемьдесят, не то девяносто, точно не помню. И это только наиболее ходовые.

Некоторое время Аддарекх молча пил компот, переваривая информацию. Он даже не заметил, что это компот Бена. Почти сотня языков в одном-единственном мире — это в голове не укладывалось. На что им столько?

— Как вы вообще между собой разговариваете? — выдал он наконец.

— Ну, смотря кто с кем. Обычно на английском.

— Научи меня тогда английскому.

— Тебе нужно японский выучить! — встрял Вилис. — Что ты за японец, если языка своей родины не знаешь?

Несколько дней солдат прятался от страшной мести Аддарекха за прикольчик с якобы несуществующей Японией, и вампир успел поостыть. Он не оторвал незадачливому шутнику уши вместе с башкой и даже не укусил. Вилис был слегка побит и прощен, а потом принялся за старое.

— На фиг ему японский? — фыркнул Бен. — С кем он на нем беседовать будет? С капитаном Такаши? Так он не наш капитан.

— А хошь, я тебя научу по-латышски ругаться? — предложил Вилис.

Бен закатил глаза.

— А толку, Вилис? Никто, кроме тебя, даже не поймет, что он ругается. Не слушай этого пустобреха, Аддарекх. Хочешь, чтобы тебя все понимали — учи английский. Только это… — Бен смутился. — Извини, быстро не получится. Я не умею учить так, как ты. Придется просто слова зазубривать.

— Да хоть как-нибудь! — шитанн был согласен. А то прямо неудобно. Приглашенного зарубежного специалиста не грех и по-хантски послушать, но кадровый офицер должен хотя бы команды знать.

— Сегодня я дежурю, — сказал Бен. — Как насчет начать завтра?

— А чего до завтра ждать? — жизнерадостно перебил Вилис. — Давай, Аддарекх, я сегодня с тобой позанимаюсь. Вот прямо после ужина. Ты не думай, я английский знаю не хуже майора Райта.

Аддарекх клюнул на приманку. Бен потом корил себя: ладно доверчивый вампир, но ведь он-то знал этого фрукта, как облупленного. Почему не заподозрил неладное? Показалось, что синяки, полученные Вилисом за прошлую шутку, еще не рассосались, и он воздержится от новых приколов. Увы! Неисправимой натуре Вилиса все было нипочем.

— Значит, так, — диктовал он, а шитанн простодушно записывал в электронный органайзер. — «Смирно» — «жопу в горсть и не срать». «Вольно» — «жопу расслабить, можно срать». «Надеть броню» — «прикрыть жопу заслонкой»…

Ботинки кардинала прошуршали о ковер. Женщина в салатовом подняла глаза от ноутбука.

— Здравствуйте, господин Натта.

Джеронимо Натта откашлялся.

— Здравствуйте… Салима ханум.

Кардинал чувствовал себя немного не в своей тарелке. Эта женщина была чужой. Не более близкой, чем какие-нибудь инопланетяне. Как бы ни выпендривался главнокомандующий Максимилиансен, для него Джеронимо был одним из высших иерархов его церкви. А для нее он — просто гражданин. Все, что в его компетенции как духовного лица — благословить, проклясть, помолиться за здравие, дать вразумление или утешение, — ее не интересует. И все же она вызвала его для чего-то. Вызвала на этот ковер.

— Садитесь, господин Натта.

Пожалуй, не на ковер. Женщина говорила сухо, но не холодно. Чисто деловой стиль, без неприязни. Должно быть, речь пойдет не о том, что проповедники слишком увлеклись и их деятельность затронула интересы других конфессий.

— Вы показали себя хорошо, господин Натта, распознав угрозу, исходящую от темной силы, и приняв необходимые меры к ее нейтрализации. Выражаю вам благодарность от лица всей Земли.

Джеронимо сдержанно поклонился, скрывая удивление и удовлетворение. Нечасто сильные мира сего воздают по делам служителям Бога.

— Не стоит благодарности, Салима ханум. Это дело, которое я сознательно выбрал для себя в юности, — он вспомнил, что не дал общепринятый ответ: — Ах да, я не сказал «Служу Земле». Простите, но я служу Небу.

Она улыбнулась уголками губ.

— Вот и отлично. Во всяком случае, я могу быть уверена, что вы служите не бездне.

Джеронимо рефлекторно перекрестился. Возможно, мусульманка сочтет этот жест демонстративным, ну и ладно.

— Господин Натта, вероятно, вы уже знаете, что главнокомандующий космическим флотом Земли Ларс Максимилиансен временно отстранен от должности.

Вот как? Максимилиансен ничего ему не сказал. Исчез, и все.

— Теперь знаю, — вежливо ответил он.

— Я надеюсь, что он вернется к нам, — дипломатично произнесла Салима. — Однако в ближайшее время обязанности главнокомандующего ложатся на вас, как на заместителя по идеологии.

Джеронимо весь подобрался. Ему предоставят возможность командовать флотом? Самому вести корабли в бой? Против темных сил, естественно. В каждом мужчине живет мальчишка, не доигравший в солдатики, будь он хоть трижды кардинал.

— Тем не менее хочу вас предупредить, господин Натта, — ее голос был подчеркнуто спокоен: ни угрозы, ни напряжения. — Не забывайте о том, что это флот Земли, а не войско католической церкви. Я понимаю, соблазны велики, но вам, как духовно сильному человеку, должно быть по плечу с ними справиться.

— Я не подведу, — пообещал он.

Это ей понравилось. Не «постараюсь», а «не подведу». Старание — ничто, результат — все. Если результат достигнут без старания — прекрасно, а вот если старания не привели к результату — грош им цена.

— Надеюсь, — кивнула она. — И напоминаю вам, что у нас в этой войне есть союзники. Ваша к ним многовековая ненависть не должна сказаться на успешном взаимодействии наших миров. Я достаточно ясно выражаюсь?

Вот она, ложка дегтя. Ты получишь возможность командовать, но скомандовать то, что хочешь, не сможешь.

— Вполне, Салима ханум. Однако спешу донести до вас важную информацию, выясненную в ходе следствия по делу капитана Гржельчика. С одной стороны, отрадное известие: пособники дьявола, сотворившие с ним это, находятся не на нашей планете. Земля чиста, по крайней мере в данном отношении. Темные потоки идут из космоса. С другой стороны, наши ближайшие соседи по космосу, которые могли бы создать наиболее сильные потоки…

Салима перебила, не дослушав:

— Вы можете уверенно утверждать, что ответственность за удар темной силы несет Шшерский Рай?

— Нет, — вынужден был признать он.

— Таким образом, мы возвращаемся к необходимости соблюдать союзнические обязательства, — невозмутимо проговорила она. — Полагаю, у вас нет иллюзий всемогущества и неподотчетности? Даже папа римский отвечает не только перед Богом.

Джеронимо молча наклонил голову. Может, он и сядет на святой престол в свой срок, когда Бенедикт XXV отойдет от дел — или вовсе отойдет. Почему бы нет? Авторитет кардинала сильно возрос благодаря выявлению и пресечению происков дьявола, возрастет еще больше, если под его водительством флоту сопутствует успех, победоносная война поднимет его на гребне. Но координатором ему никогда не стать. Не сравниться с этой спокойной женщиной даже в самой отдаленной перспективе.

— Продолжайте следствие, господин Натта, — сказала она. — Я хочу, чтобы в этом деле не осталось неясностей. В том числе между вами и шшерцами.

В рубку просунулась голова Бадмы.

— Тут это, — здоровенный шкаф выглядел на редкость нерешительно. — Типа капитан.

— Капитан? — подозрительно переспросил Бабаев. По его ощущениям, Гржельчик сейчас должен пластом лежать.

— Ну, типа. Не тот.

— А какой? — запутался Бабаев. — Давай, зови его сюда, разберемся.

Вошел бритый наголо мужик примерно одного возраста с Бабаем, на рукаве — адмиральская звезда. Он припомнил его по орбитальной станции периметра: Гржельчик с ним общался, когда «Ийон Тихий» притаскивал на буксире дохлые корабли. Бабай почти не пересекался с ним, но капитан, помнится, комендантом станции остался недоволен.

Мужик сунул ему бумагу, а сам с ленцой прошелся по рубке и уселся в кресло первого пилота, отвернув его от пульта. Бабай посмотрел на бумагу. Приказ о назначении командира корабля, подписанный лично координатором. Что ж, этого он и ожидал. Пришлют кого-то со стороны, привыкай к нему потом… В приказе было имя — Хайнрих Шварц, и Бабай вспомнил, как процедил тогда Гржельчик: «Эта циничная скотина Шварц»…

— Вопросы есть? — осведомился Шварц.

— Никак нет, — нейтрально ответил Бабаев.

— Вот и прекрасно. А у меня есть. Кто такой? — он впился в него взглядом, будто пальцем ткнул.

— Пилот, — настроения вести пространные беседы с тем, кто пришел на смену Гржельчику, не было. Ясно, что случившееся с капитаном — вот шайтан, теперь уже с бывшим капитаном — не вина Шварца. Он на это место не рвался, кэпа не подставлял, а что скотина — не всем же быть душками. Но все-таки горько…

— Как зовут?

— Фархад.

Бабай не смог по достоинству оценить редкое, почти экзотическое зрелище: Шварц был в шоке. В этом состоянии регулярно оказывались те, кто вступал с ним в контакт, но сам он обычно проявлял завидную психическую устойчивость.

— Не может быть, — убито проговорил Шварц.

Ему казалось, что Фархад должен выглядеть молодым мужчиной. Он не знал достоверно, сколько лет Салиме, но ее сын не может быть дедом. А этот тип, лохматый и бородатый, с золотым зубом, старше самого Хайнриха!

— А у вас еще одного Фархада нет? — с надеждой спросил он.

— У нас тут все — Фархады, — проворчал Бабаев. — Других на службу не берем. Славная традиция «Ийона Тихого».

Хайнрих даже и не знал, что делать — верить или нет. Приказал:

— Зови всех пилотов.

Несколько минут спустя в рубке появились еще двое. Один из них — молодой человек спортивного вида. От сердца отлегло. Но внешность второго снова вызвала недоверие:

— Что, и ты Фархад?

— Фархад Фархадович, — уточнил кряжистый светловолосый мужик с прозрачно-голубыми глазами и руками-лопатами.

— Чтоб мне провалиться! — высказался Хайнрих.

Бабай ухмыльнулся в бороду.

— Вы, герр Шварц, еще нашего японца не видели.

Крутая лестница со ступенями, вырубленными прямо в скале, освещалась слабым масляным светильником. Электричеством в монастыре святого Бенедикта пренебрегали, как и многими другими излишествами цивилизации. Прямо рай для мересанцев, усмехнулся про себя Джеронимо Натта, приподнимая полы мантии, чтобы не спотыкаться. Но усмешка быстро сошла с лица. Можно смеяться над синекожими язычниками, сколько угодно, однако они, с их повышенной чувствительностью к электрическим токам, чувствуют все правильно. Земляне привыкли не замечать электромагнитного шума городов, их души надежно изолированы. Вот только когда изоляция сорвана, когда с обнаженной душой идет тонкая, кропотливая хирургическая работа, любой посторонний импульс может стать роковым.

— Как он? — коротко спросил Джеронимо.

Аббат Франциск ответил не сразу. Похвастаться было нечем, и старый настоятель тщательно подбирал слова.

— Плохо, — признался он неохотно. — Демон не отпускает его.

— Усильте воздействие, — посоветовал Джеронимо. — Подключите еще монахов. Эту душу мы обязаны спасти во что бы то ни стало.

— Но мы не можем увеличивать интенсивность, ваше высокопреосвященство, — настоятель тяжко вздохнул. — Мы вынуждены дозировать воздействие, чтобы не убить его. Вы ведь сами велели позаботиться о его жизни.

Кардинал скрипнул зубами.

— Если вы отмените ваше распоряжение, ваше высокопреосвященство, мы сломим демона за пару суток, и чистая душа отправится прямой дорогой к Богу.

Джеронимо покивал сам себе. То-то и оно. Спохватившись, что аббат неверно поймет его жест, тут же покачал головой.

— Нет, действуйте аккуратно. Если есть хоть малейшая возможность сохранить ему жизнь, так и сделайте.

Аббат Франциск согласно наклонил голову.

— Я повинуюсь, ваше высокопреосвященство. Этот человек заслужил право на жизнь. Но борьба, в которой нам приходится себя ограничивать, продлится еще не одну неделю. Мы не можем не давать ему передышек, во время которых недремлющий враг вновь сплетает разорванные сети. Я опасаюсь, что он не выдержит терзаний, которым несть конца. Сломается. И я начинаю сомневаться, правильно ли мы поступаем.

— А вы не сомневайтесь, аббат, — твердо и строго сказал кардинал. — Укрепите свою веру. Вера изгоняет сомнение.

Может, Гржельчик и сломается, глупо зарекаться. Но Джеронимо верил.

— Как он себя чувствует? — поинтересовался он.

— Держится, — проговорил старик. — Уж не знаю, на чем. Есть не может, да и кому бы на его месте кусок в горло полез? Пьет с трудом. Во время воздействий еще хуже: задыхается, с сердцем перебои. Так что, сами видите, нельзя наращивать. Снизить бы…

— И проиграть, — понимающе продолжил Джеронимо. — Нет, аббат. Врагу эта душа не должна достаться. Не позволяйте жалости взять верх над разумом и долгом. Делайте, что в ваших силах, как делали до сих пор. И помните: все в руке Божьей.

Аббат отворил перед ним дверь кельи, запалил несколько свечей. Келейка была аккуратная, тщательно вымытая, почти стерильная. В приоткрытое окно лился лунный свет и прохладный горный воздух. Кардинал поежился и потянулся к окну — закрыть. Аббат склонился над койкой — скромной, как в захолустной больнице, но застеленной чистым, до хруста, бельем.

— Брат Йозеф! Проснитесь.

Йозеф пошевелился, выныривая из краткого забытья. Сразу навалилась боль — привычная, непрерывно сопровождающая его в яви. Он лишь чуть поморщился: эта боль — только признак того, что он до сих пор жив, сущая ерунда в сравнении с тем, ради чего его разбудили.

— Что, пора? — голос невольно дрогнул.

Больше всего на свете хотелось вцепиться зубами в подушку и натянуть одеяло с головой, как он делал в детстве, чтобы прогнать ночные кошмары. Тогда это помогало, но сейчас не поможет. Слишком все запущено, как говорит аббат Франциск. Надо взять себя в руки, откинуть одеяло, свесить ноги на пол. Позволить монахам поддержать себя под руки, помочь встать и отвести туда. Наверное, та келья имела свое название или номер, но Йозеф про себя называл ее «пыточной». Когда-то, в том самом детстве, он испытывал такие же чувства перед зубоврачебным кабинетом. И жутко до одури, и не пойти нельзя — будет хуже.

— Лежите, брат, — голос старика мягок. — Еще ночь. Приехал его высокопреосвященство, он хочет с вами поговорить.

Вздох облегчения сдержать не удалось. Значит, ночь. Значит, еще несколько часов до «пыточной». Йозеф почти ничего не видел. Несколько размытых светлых пятен — наверное, свечи. Звуки тоже доносились словно издалека. Но прикосновение он ощутил, пожатие руки сквозь одеяло.

— Аббат ушел, сын мой, — произнес кардинал. — Хочешь что-нибудь сказать мне, как духовнику?

Йозеф издал слабый смешок.

— У меня тут не было возможности грешить, ваше высокопреосвященство. Так что исповедоваться не в чем.

— А вообще? Может, пожаловаться на что-то?

— Нет, ваше… — он закашлялся. Исхудавшее тело сотряслось в приступе. — Извините. Какой смысл в жалобах? Вы меня предупреждали.

Кардинал удовлетворенно кивнул — не в ответ Йозефу, тот все равно ничего не видел, а самому себе. Грех сетовать на Божий промысел, но ему было бы горько, если бы капитан сломался.

— Вы приехали, чтобы полюбопытствовать о моем самоощущении? — иронично спросил Йозеф.

Разумеется, при всем своем благорасположении к стойкому капитану, папский легат, ныне исполняющий обязанности главнокомандующего флотом, не потащился бы в Анды ради того, чтобы узнать, как дела у Гржельчика. Ему нужно было прояснить другой вопрос. Вопрос, над которым он много думал после разговора с Салимой.

Координатор раскусила его: конечно, ему хотелось, чтобы в случившемся с капитаном Гржельчиком всплыла вина шитанн. Просто потому, что вампиры — старые враги. Но Салима права: искать надо не там, где светло. Расследуя преступление, неопытный полицейский пытается раскалывать рецидивистов, но опытный задумывается о том, кому это выгодно. Глупо и непростительно уподобляться зеленому юнцу, пребывая в летах расцвета и высоком сане. Он должен рассуждать логически, отбросив предубеждения. Он заставил себя судить бесстрастно, и ему стало понятно: у шшерцев нет мотивов. В клятом Шшерском Раю Гржельчика почитают наверняка ненамного меньше, чем покойного Смирнова. Он вместе с Василисой Ткаченко отразил атаку гъдеан и чфеварцев на Рай, он спас пленных шитанн с горящего флагмана Ена Пирана, обозначив тем самым вступление Земли в войну. Он подобрал беженцев с «Райской звезды» и передал их на вампирский корабль. Фактически, благодаря ему союз Рая с Землей вообще стал возможен. Если отвлечься от догм, утверждающих дьявольскую природу вампиров, им совершенно не с чего отдавать Гржельчика врагу рода человеческого. Искать виновника надо среди тех, кому он мешал. Чфе Вар, Гъде, Мересань, Симелин? Все это — миры, прозябающие в ложнобожии и лишенные истинной благодати, но до сих пор Церковь относилась к ним терпимо, не подозревая, что как минимум один из них запятнан чернотой.

— Ты напрасно иронизируешь, сын мой, — промолвил Натта. — Твое самочувствие крайне важно для боевого духа нашего флота. Однако да, о том, как ты поживаешь, я мог бы узнать из весточек аббата. Мне необходимо поговорить с тобой о деле.

Он отодвинул свечу и слегка подался вперед.

— Сын мой, поток тьмы, направленный на тебя, идет извне Земли, из глубин космоса. Такое теоретически может быть, если имеет место прямое воздействие дьявола. Но я так не думаю. Дьявол искушает святых, терзает праведников, для него ты — слишком бледная мишень, чтобы он выбрал тебя сам. Скорее всего, потоки фокусирует инопланетянин, предавшийся злу. Не скрою, это усложняет расследование. Если бы источник был на Земле, мы быстро выследили бы его и нейтрализовали. Но мы не можем проследить потоки на световые годы вокруг. Если бы у нас была подсказка, хотя бы зацепка, мы смогли бы сосредоточить усилия в определенном направлении и… нет, не покончить со злом, но по крайней мере локализовать его. Скажи мне, сын мой, нет ли у тебя мыслей, кто может быть виновен в происходящем? Возможно, у тебя был серьезный конфликт с вампирами? — с надеждой предположил он.

Йозеф усмехнулся. Странно выглядела усмешка на изможденном, осунувшемся лице, как не опущенный флаг на полуразрушенной крепости.

— С вампирами мы грызлись всегда, ваше высокопреосвященство, но по мелочи. Всерьез — ни мы, ни они не осмеливались, при наших «теплых» отношениях это была бы верная война. Я знаю, ваше высокопреосвященство, Церковь не любит вампиров, но, поверьте мне, они не больше склонны к сатанизму, чем земляне. Они были нам честными врагами, а теперь и вовсе союзники.

Кардинал дернул плечом. Союзники ему не нравились, но не обсуждать же их сейчас.

— Я ведь спрашиваю не о взаимоотношениях государств и народов, — напомнил он. — Будь мотив таков, удар пришелся бы по координатору или главнокомандующему, никак не по тебе. Конфликт должен быть личным. Ты с кем-нибудь ссорился? Так, чтобы перейти на личности?

— С женой, — хмыкнул Йозеф.

— Нет, не пойдет, — Джеронимо отверг гипотезу. — Твоя жена ведь землянка. Вспомни всех инопланетян, с кем имел дело. Кто тебя ненавидит?

— Многие, должно быть, — медленно проговорил Йозеф. Кого он только не потрепал: и чфеварцы, и даже эасцы… Может, и из шитанн кто-то затаил злобу: в каждом патруле ведь ругались и слов не выбирали. Голова болела, как и всегда в последнее время, мысли крутились вяло, и озарение настигло не сразу: — Ен Пиран!

— Рассказывай, — велел кардинал. — Почему ты подумал о нем?

— Он меня действительно ненавидит. Истово, до скрипа зубовного. Я для него — кость в горле. Чтобы от меня избавиться, он на все пошел бы, — Йозеф сглотнул. — Я сейчас вспомнил, ваше высокопреосвященство. Когда мы встретились у Нлакиса, он был изумлен, что я жив. Так и сказал: «Почему ты еще жив?» Сказал, что заплатил за мою жизнь… О Господи! — его обдало холодным потом, он титаническим усилием оторвался от подушки. — Он же…

— Он обязательно понесет заслуженную кару, — твердо пообещал кардинал. — Не беспокойся сейчас об этом.

Голова вновь опустилась на подушку.

— Значит, из-за этого ублюдка я здесь мучаюсь… Боже, как мне плохо, и конца не видно! И все из-за него, да?

Натта вздохнул.

— Мы можем избавить тебя от страданий в два дня. Если устал от них, только скажи.

— Я устал, — выдавил Йозеф. — Я бесконечно устал. Но я не хочу умирать, даже если это станет избавлением! У меня еще есть дела в этом мире. Скажите, сколько мне еще предстоит здесь?..

— Не знаю, сын мой. Враг силен.

Йозеф судорожно вздохнул, но ничего не сказал.

— Храни тебя Господь, — Джеронимо, перекрестив лежащего, поднялся с табурета.

— Моя дочь, — прошептал капитан. — Как она?

— Хелена в больнице. Состояние стабилизировалось, хотя до выздоровления далеко. Ее навещают монахини. И еще одна женщина… Я сперва полагал, это ее мать, но Хелена зовет ее на «вы» и по отчеству.

Йозеф кивнул.

— А мой корабль?

Натта укоризненно покачал головой. Не о корабле надо думать, о душе!

— В целости и сохранности. И в надежных руках. И это, — он поднял ладонь, предупреждая дальнейшие расспросы, — все, что тебе пока следует знать.

Подразделение Аддарекха собиралось на тренировку. Новое начальство само собой, а расписание тренировок никто не отменял. Тем более для недавно организованного спецотряда.

— Болтают, новый кэп — сущий дракон, — переговаривались бойцы, надевая тренировочные костюмы.

— Не то слово. От него даже другие капитаны волками воют.

— Господи, нам-то за что этакое счастье?

— Ха! Мы же — бунтовщики. Капитана Гржельчика поддержали, накостыляли группе захвата.

— Пипец нам, ребята. Говорят, у адмирала Шварца на прошлом месте службы даже повара строем ходили и честь отдавали.

— Как он этого добился, интересно?

— Тебе интересно? Мне так и не знать бы об этом до пенсии!

Аддарекх порылся в органайзере, нашел фразу «прекратить разговоры» и старательно выговорил:

— Хорош пердеть, жопа отвалится.

Бойцы уставились на командира, онемев. Естественно, разговорчики смолкли, и Аддарекх, до сих пор не вполне уверенный, успокоился: команда действует, Вилис не обманул.

Именно этот момент выбрал Хайнрих Шварц, последовательно знакомившийся с кораблем, чтобы зайти в тренировочный зал. Аддарекх, среагировав на адмиральскую звезду, гаркнул:

— Жопу в горсть и не срать!

И снова подействовало. Бойцы застыли, словно столбики проглотили, в глазах плескалось недоумение пополам с ужасом: вот сейчас он и настанет, тот самый ожидаемый пипец.

Хайнрих тоже замер. Проговорил про себя волшебную фразу и запомнил. Надо как-нибудь использовать. Он внимательно посмотрел на лейтенанта, потом на его подчиненных. Увиденное ему понравилось — в первый раз на этом корабле он наблюдал должным образом вышколенных солдат. Похоже, секрет в нетрадиционной лексике командира.

Тем временем белохвостый шитанн подобрался и отрапортовал:

— Здравствуй, жопа, новый год! Докладывает лейтенант Аддарекх Кенцца, — быстро заглянул в органайзер, нашел «подразделение в полном составе построено» и снова вытянулся: — Жопы в ряд у нас стоят!

Кто-то из бойцов чуть слышно застонал, не выходя из стойки «смирно». Но Хайнрих не услышал нарушителя устава. Он согнулся, громко заржав.

— Жопы расслабить, можно срать, — скомандовал Аддарекх, вызвав новый взрыв хохота у страшного и ужасного герра Шварца.

— Ну, здорово, хрен моржовый, — Хайнрих разогнулся, смахивая слезы с глаз. — И вы, бляха, — он взглянул на солдат и фыркнул, не удержавшись, — примите соболезнования. Вольно! А, вы уже… Лейтенант Аддарекх Кенцца! Примите благодарность за отличное несение службы и дисциплину личного состава.

Что на это ответить, Аддарекх не знал. В органайзере таких слов не было.

— Адмирал Шварц, разрешите обратиться, — вякнул бледно-зеленый Стефан. — Сержант Зелински, — он незаметно поежился. — Адмирал, наш лейтенант вообще-то по-английски не понимает. И до сегодняшнего дня не говорил, — добавил он сокрушенно.

Грозный герр Шварц хмыкнул. Лыба не сходила с лица. Удивительно, но выходка лейтенанта, кажется, подняла ему настроение. Он повернулся к Аддарекху и повторил по-хантски все, что сказал.

— Готов служить… — шитанн запнулся. Он привык отвечать «Готов служить родине», но эту привычку следовало забыть. — Служу Земле.

— Вот кстати, с чего ты служишь Земле? — полюбопытствовал Хайнрих. Он уже встречался с Аддарекхом, когда «Ийон» прибуксировал к станции пострадавшие крейсеры, но в ту пору вампир был человеком Гржельчика и не слишком интересовал коменданта.

— Разве это не естественно? — Аддарекх сделал морду кирпичом. С точки зрения Хайнриха, это было абсолютно противоестественно, но он решил дослушать аргументы. — Я — гражданин Земли, подданный японского императора.

— Япона мать, — вырвалось у Шварца. — Ну вот как это, а? — он припомнил, что зверообразный второй пилот упоминал японца с каким-то ехидством.

— Паспорт показать? — осведомился Аддарекх.

— На хрена мне твой паспорт? — проворчал Хайнрих. — Я не чиновник, не с бумажками работаю, а с людьми. Хочешь быть японцем — будь, хрен с тобой. Только кимоно не носи, тебе не пойдет.

Аддарекх не знал, что такое кимоно, но на всякий случай решил не уточнять.

Хайнрих повернулся к двери. В последний момент решил попробовать:

— Жопу в горсть! О, — удовлетворенно кивнул он, обозревая десантников, — работает. Вольно, молодцы. Как это?.. Можете срать.

После ухода Шварца несколько секунд стояла тишина. Потом кто-то неуверенно произнес:

— А он, в принципе, ничего.

— Да, нормальный чувак.

— Благодарность вампиру выразил, поди ты. За нас, между прочим!

— Аддарекх, — Стефан первый перенес фокус внимания с нового командира корабля на лейтенанта, ввергнувшего подчиненных в ступор. Без посторонних бойцы, помнившие командира еще дистрофической тушкой, были с ним на «ты». — А кто тебя словам таким научил?

— Что-то не так? — забеспокоился Аддарекх.

— Понимаешь, — помялся Стефан, — «жопа» вообще-то означает «задница»…

У Фархада в Академии были приятели-младшекурсники. И, разумеется, по вечерам, когда у тех кончались занятия, он пропадал вместе с ними. Почему бы нет? Пока корабль на Земле, пилотские вахты отменены. Вот и бродил юноша с курсантами, свободными от домашних заданий, по кабакам и дискотекам, пользуясь неизменным успехом — в кои-то веки! — не из-за маминой фамилии, а благодаря настоящим нашивкам пилота и увлекательным рассказам о боях и буднях в космосе. Бывшие однокашники слушали с завистью, приводили новичков-первокуров с ним познакомиться — как же, знаменитость! Девчонки с факультета связи и навигации крутились вокруг, восхищенно заглядывали в глаза, приглашали на белый танец. В первый день Федотыч заворчал, что неуемный разгул погубит хорошего мальчика, а мать обвинит в этом старших товарищей. Но мальчик, вопреки опасениям старшего товарища, спиртного не пил и с девушками общался аккуратно и умеренно, и пилоты свыклись с тем, что Принц возвращается поздним утром — чего уж там, дело молодое.

Вот и нынче уже давно засветлел запоздалый ноябрьский рассвет, минул час «пик» на улицах Ебурга, а курсанты успели отучиться целую пару, когда Фархад в распахнутой куртке неторопливо вышел к бетонной площадке, где расположился, будто в импровизированном космопорту, «Ийон Тихий». Настроение у молодого человека было, в контраст унылому серому небу, приподнятое. Не в последнюю очередь благодаря девчонке-третьекурснице, смотревшей мимо него всю учебу, а теперь вдруг резко переменившей свое мнение о «маменькином сынке».

Фархад бросил взгляд на корабль, да так и застыл. Вокруг крейсера были возведены леса. По ним ползали люди с ведрами краски и валиками на телескопических ручках. Многих из них Фархад узнал: свободные от дежурств десантники, рабочие… Нет спора, ремонт крейсеру нужен, но не перекрашивать же его силами десантников?

Приближаясь, Фархад внимательно приглядывался к тому, что делают маляры. Пользуясь гигантскими трафаретами, на бортах выводили надписи. Из уже готовых Фархад различил «Остановки по требованию» и «Передаем за билеты!» На другом борту красовался рисунок: кошка с квадратными глазами и утюг, а под этим подпись: «Погладь животное, скотина!» На кормовом модуле изображали что-то еще, под лозунгом «Он смотрит на тебя, как на фекалии». Кто — он, пока оставалось непонятным.

Юноша рассмеялся. Что за юморист объявился на «Ийоне»? А самое любопытное, как этому юмористу удалось подвигнуть такую кучу народа на реализацию своих замыслов? Вилис, может, и не прочь был начертать на каждом стабилизаторе по анекдоту, но их и слушать по пятому разу никто не хотел, не то что тратить свое время на ерунду.

Бабаев курил трубку у трапа, у его ног лежала дохлая мышь. Довольный собой Мрланк тронул лапой ботинок Фархада — мол, и ты глянь, какой я молодец. Фархад одобрил, почесал кота за ухом. Тот взял мышь в зубы и поволок куда-то с глаз долой — слопает, наверное.

— Что тут за вернисаж, господин Бабаев? — полюбопытствовал Фархад, кивая на маляров.

Пилот усмехнулся в бороду.

— Ты, пацан, как всегда, самое интересное пропустил. Гуляете много, ваше высочество! Пока ты там девчонок охмурял, у нас тут новый капитан объявился, чтоб ему…

Фархад посерьезнел. Он и не думал, что Гржельчик вернется. От всей души желая капитану лучшей судьбы из тех немногих, что еще возможны, наивным он не был. Корабль не останется без хозяина.

— И как? — осторожно спросил он.

— Сам не видишь? — Бабаев указал трубкой на Бадму и Стефана, что, высунув языки, малевали букву «А» в слове «скотина». — Герр Шварц считает, что наш крейсер недостаточно впечатляет врага, и велел привести его к виду, который полагает достойным боевого корабля. Раздал эскизы, и…

Бабаев не стал рассказывать, как адмирал Шварц собрал весь личный состав и произнес прочувствованную речь, наполовину состоящую из слов и выражений, неупотребительных в пристойном обществе. Из этой речи стали окончательно понятны два момента. Первое: ничего иного герр Шварц так рьяно не желает, как свалить обратно на земной периметр, которому посвятил всю свою жизнь, ибо, пока он не там, в безопасности Земли он не может быть полностью уверен. В связи с чем капитан Гржельчик очень его обрадует, если передумает помирать и вернется к своим прямым обязанностям. И второе: если кто-то здесь по глупости думает, будто отсутствие капитана Гржельчика есть повод расслабиться, а невеликий стаж совместной службы с герром Шварцем есть повод не то что, упаси Бог, игнорировать его приказы, а хотя бы недостаточно расторопно их выполнять — тот горько об этом пожалеет, будучи незамедлительно подвергнут грубому и извращенному сексуальному насилию с использованием предметов, категорически для этого не предназначенных. Вряд ли стоило цитировать мальчику цветистое описание этого акта, для которого герр Шварц не пожалел слов.

— Это тот самый Шварц, который обороной периметра руководил? — уточнил Фархад. — Так он крутой! Я про него в интернете читал.

Бабай фыркнул. В интернете не прочтешь о тех обещаниях, которые герр Шварц щедро раздает подчиненным, даже на самых разнузданных порносайтах.

— Ты бы заканчивал со своими отлучками, Принц, — посоветовал Бабай. — Адмирал Шварц дисциплину любит. Вот приедет завтра вечером, и всех, кого нынче не застал… Я не верю, конечно, что затрахает в буквальном смысле, но мозги вынесет, это точно.

Стратегическое решение, принятое Хайнрихом, сводилось к тому, чтобы не перебазировать «Ийон Тихий» в Байк-паркинг. Дешевле вызвать на место и ремонтную бригаду, и заправщиков. Он связался с космопортом и, легко преодолев сопротивление администрации, добился, чтобы сделали по его. Мастера и рабочие прибыли в тот же день: начальство Байк-паркинга превзошло себя и совершило все, чтобы Шварц поскорее от него отстал.

Раздав руководящие указания по ремонту и оформлению крейсера, Хайнрих отправился в аэропорт. Родители не простят ему, если узнают, что он был на Земле и не заехал. А родители — это такие люди, которых не пошлешь. Во-первых, потому что они родители. А во-вторых, Хайнрих сам признавал, что именно от них унаследовал свой редкий дар задалбливать окружающих. Сочетание генов в нем дало несомненный синергетический эффект, но мама с папой по отдельности тоже были хороши, особенно мама. Проще навестить их, чем потом всю жизнь оправдываться, почему ты этого не сделал.

Родители жили в пригороде Инсбрука, в том самом частном доме, где сорок девять лет назад родился Хайнрих. Домик был небольшим: здесь никогда не обитало более трех человек, и Пауль Шварц не видел смысла сооружать пристройки, подобно многодетным соседям. Но выглядел дом солидно и недешево, обставлен был в консервативном стиле. Раньше кованый забор венчала вывеска: «Линда Шварц, логопед». Мама принимала маленьких пациентов на дому, папа — кардиохирург — работал в больнице. Средства на поддержание дома не экономили. Нынче мама обзавелась вставной челюстью и оставила практику, а у папы дрожали руки. Старость — не радость, а родители были именно что стары, единственный ребенок родился, когда Линде было уже под сорок, а Паулю и того больше. Однако дом продолжал стоять крепко и становился даже краше: старики, не привыкшие считать деньги, увлеченно тратили на благоустройство немалую долю жалованья сына.

Хайнрих сунул купюру таксисту в форменной тирольской шапочке и, не забирая сдачу, хлопнул дверцей. Металлические завитушки на заборе блестели в лучах холодного ноябрьского солнца. С самолета он видел заснеженные горные склоны, но в городе снег не лежал еще с той зимы, улицы чистенькие и сухие. Только ветки кустов и деревьев голые, и солнце не хочет греть. Хайнрих не слишком любил приезжать на Землю, когда в родных краях осень, предпочитал весну или лето. Негреющее солнце он и у себя с орбитальной станции каждый день видит — с четырех тысяч гигаметров оно кажется не диском, а звездочкой, разве что ярче остальных. В прошлый раз Хайнрих был на родине в отпуске в апреле.

Толкнув ажурную калитку, он скорчил рожу Боцману. Пес, узнав своего, гавкнул пару раз для порядку и убрался в конуру. Поборов искушение передразнить животину — мама услышит, начнет выговаривать, — Хайнрих поднялся на облицованное гранитом крыльцо и позвонил. Он слышал, как мама внутри, шаркая тапочками, произнесла:

— Кого там черти принесли? — щелкнул замок, и недовольная интонация тут же сменилась восторженным изумлением: — Хайни!

Мама была маленькой и сухонькой. Когда-то она казалась ему полной и высокой; то ли он вырос, то ли она съежилась, не поймешь. Но эта маленькая старушка вцепилась в него с энергией пяти молодых и не выпустила из рук, пока не затискала и не зацеловала со всех сторон.

— Пауль! Смотри, кто к нам приехал! — только после этого она сочла возможным поделиться радостью.

Пришаркал отец, долго тряс ему руку, хлопал по спине и плечам. Наконец, церемония встречи завершилась, его втащили в прихожую, мама повесила в шкаф его плащ, а папа выдал мохнатые тапочки. Пока он переобувался, мама с восторгом пялилась на мундир.

— Хайни, какая красивая звездочка! Почему ты раньше ее не носил?

— Мам, это знак различия, — смущаясь, ответил он. — Звезда адмирала. Меня ж повысили.

— Я всегда говорил, что в конце концов из тебя выйдет толк, — проворчал отец.

— А вот эта? — мама ткнула в мальтийский крест. — Тоже очень миленькая.

— А это мне вручил сам великий магистр мальтийского ордена, — Хайнрих не удержался от хвастовства. — Я теперь рыцарь-командор.

— Ох, Хайни! — мама сложила ладошки с мягким упреком. — Когда же ты повзрослеешь? Все играешь в рыцарей…

— Мам, да я серьезно, — обиделся он. — Я в Рим ездил, в резиденцию мальтийцев. Меня сочли достойным.

Мама капризно поджала губки.

— Нет чтобы сразу домой, к родителям, ты по всяким Римам разъезжаешь!

Хайнрих молча закатил глаза. В силу некоторых непреодолимых причин высказать ей то, что он обязательно вывалил бы на любого другого, предъявившего ему необоснованную претензию, было никак нельзя. Он уже жалел, что сказал о поездке в Рим. И радовался, что не заикнулся о визите к координатору. Служба — для родителей не оправдание.

— Совсем о нас не думаешь, — с укором сказала мама и обернулась к папе за поддержкой.

— Да, — пробурчал тот.

— Мам, пап… ну, я больше не буду, — бороться с этим невозможно, лучше сдаться сразу и добровольно. — Я исправлюсь, честное слово.

— Вот то-то же, — мама стукнула его пальчиком по носу и поволокла к столу. — У нас жареные колбаски. Надеюсь, у тебя хватило ума не перебивать аппетит?

— Я все съем, — клятвенно пообещал он.

Они с папой наворачивали колбаски под пиво, а мама без перерыва болтала, подкладывая гарнир.

— Хайни, как здорово, что ты приехал! Дядя Берти сейчас в Инсбруке, он будет рад с тобой повидаться…

— Мам, я ненадолго, — предупредил он.

— Дорогой, ну о чем ты говоришь? Тебе обязательно надо встретиться с дядей Берти. А с ним Лаура и Ганс. Они приехали на свадьбу Барбары… Кстати, ты тоже должен пойти, вот удачно, что ты приехал!

Хайнрих помнил дядю Берти, маминого младшего двоюродного брата, но кто такие Лаура с Гансом, не имел понятия. Или просто забыл? Еще и Барбара какая-то. О Боже, они потащат его на свадьбу. Они же знают, как он ненавидит все эти свадьбы, крестины, дни рождения…

— Там будут незамужние подруги Барбары, — намекнула мама.

Поэтому он их и ненавидит!

— Ты знаешь, Хайни, мы не думали, что ты приедешь, и не присмотрели для тебя девушку…

Вот счастье-то!

— Но Барбара очень милая, и ее подруги тоже. Образованные, воспитанные девушки из приличных семей. Они тебе понравятся. Дорогой, не гримасничай, матери лучше знать! Ты уже большой мальчик, тебе давно пора завести невесту, а там и…

Он тихо застонал.

— Мам…

— Не спорь! Хайни, тебе уже пятьдесят лет, а ты все еще…

— Мне сорок девять, — поправил он.

— Какая разница? — ну да, попробовал бы он сказать маме, что ей девяносто! Не миновать скандала и покаяния, и весь сыр-бор из-за того, что ей восемьдесят восемь с половиной. — Тебе почти пятьдесят, а ты продолжаешь вести себя, как безответственный мальчишка! — она обернулась к папе.

— Да, — проворчал отец.

— Хайни, тебе что, не нравятся женщины? — мама сделала большие глаза. — Ну, надо как-то преодолеть себя! К твоему возрасту женятся даже убежденные гомосексуалисты.

— Я не гомосексуалист! — взвился он. Да что ж это такое? Черт, надо стереть тот проклятый рисунок. — У меня есть женщина. Я люблю ее, и она меня любит. Всё!

Мама уперла руки в боки, не выпуская полотенца и поварешки.

— Что значит — всё, Хайни? У тебя появилась девушка, а мы с папой ничего не знаем? Пауль! — она топнула ногой.

Отец отвлекся от колбаски и хмуро подтвердил:

— Да.

— Дорогой, ты должен все нам рассказать. Где вы познакомились?

— На орбитальной станции, — честно ответил Хайнрих.

— Боже мой! — воскликнула мама. — Ну откуда на вашей станции взяться приличной девушке? Наверняка какая-нибудь авантюристка или развратница, — она скорбно покачала головой. — Как ее зовут?

— Салима, — сказал он.

И пожалел.

— Хайни! Это не христианское имя.

— Она мусульманка, — признался он.

Мама схватилась за правую сторону груди:

— Боже мой! Хайни, ты сошел с ума? Пауль, ты слышал? Наш сын спутался с мусульманкой! Он не сможет венчаться, он… Боже, о чем я? Хайни, мы с отцом не можем этого позволить! Пауль, ты представляешь? В нашей семье — какая-то мусульманская мигрантка, как пить дать, нищая и вороватая!

— Линда, сердце не там, — неловко поправил отец.

Она тотчас схватилась за грудь слева. Эти сцены были знакомы Хайнриху с детства, но мама до сих пор не запомнила, где должно быть сердце, шестьдесят пять лет замужества за кардиохирургом не помогли.

— Мам, ну прекрати, — попросил Хайнрих. — Ты ее не знаешь, зачем заранее оскорблять? Она вовсе не нищая. Настоящая принцесса, честное слово.

Мама всплеснула руками:

— Хайни, как в твои годы можно быть таким наивным? Посмотри на себя! Ты же не юный Аполлон, бреешь голову, чтобы не замечали лысину. Ты даже на танцы не ходишь, потому что не умеешь танцевать. Торчишь годами в Богом забытой дыре, совсем одичал! Какая принцесса на такое сокровище позарится? Поверь мне, дорогой: она аферистка.

Хайнрих заскрипел зубами.

— Втерлась к тебе в доверие, — продолжала мама, — потом просочится в нашу семью, унаследует наш дом… Пауль?

Отец кашлянул.

— Линда, послушай меня. Какая, по большому счету, разница? Нам бы радоваться, что мальчику приглянулась хоть какая-то девка. Мусульманка, не мусульманка, аферистка, не аферистка… Пусть быстрее женится на ней и заделает ребенка, не откладывая! Вот что важно.

Мама фыркнула. Однако Хайнрих по своему опыту знал: отец молчун и почти всегда поддакивает матери, но если уж выскажет особое мнение, будет держаться за него до конца, проще убить, чем переубедить. Мама его любит и в конце концов с ним согласится.

— И верно, дорогой, — проговорила она менее нетерпимо. — Женись уже на ком хочешь, только поскорее. Хайни, нам нужны внуки! У всех наших соседей есть внуки, и не по одному. Только мы, как неприкаянные… — она всхлипнула и утерла слезу полотенцем.

Хайнрих закусил губу. Он очень хотел бы жениться на Салиме, даже вопреки родительской воле, если бы так повернулось. Но о внуках для мамы с папой он как-то не думал. Он вовсе не видел свое жизненное призвание в том, чтобы становиться отцом. Нет — и не надо. Но, кажется, родителям сильно не понравится, если он скажет им, что его девушка не рвется продолжить их род. Сейчас прямо, все бросит и начнет им внуков рожать, одного за другим, ага.

Лучше бы он вообще не заводил этот разговор. Все равно он не может сказать родителям самого главного. Пока Салима официально не объявила его женихом, он не позволит себе прямым текстом трепаться об их отношениях, давая поводы для всевозможных пересудов. А может, и не объявит никогда. Вот же засада!

Дьёрдь Галаци вылез из такси, придерживая полы сутаны, чтобы не запачкаться о мокрый порожек и заляпанный ледяной слякотью кузов. Время для возвращения на «Ийон Тихий» он выбрал крайне неудачное: сверху падал не то дождь со снегом, не то снег с дождем, а у курсантов Академии как раз был перерыв, и они, невзирая на пакостную погоду, высыпали поглазеть на корабль и поприставать к настоящим космическим волкам. Дьёрдь торопливо миновал молодежь, благословляя всех без разбору и молясь, чтобы никто не зацепил его расспросами, каково оно там, в космосе. Он и так чувствовал себя выпотрошенным.

Кардинал Джеронимо Натта вызвал его к себе в Байк-паркинг и устроил форменный допрос с пристрастием. Выспрашивал до мельчайших подробностей все, что происходило на «Ийоне Тихом» с того самого момента, как епископ Галаци ступил на его борт: и кто что кому говорил, и кто как выглядел, и что он по каждому поводу мыслил и предпринимал. Кардинал был холоден и сердит, его речь так и сочилась недовольством, и Дьёрдь уже думал, что судьба ему закончить карьеру в каком-нибудь дальнем монастыре, выпрашивая у Господа помилование за невольные грехи. Однако — обошлось. Репрессий не последовало, хотя резюме кардинала было малоприятным:

— Вы слабы и несовершенны, Галаци. Ваше счастье в том, что вы это сознаете и не грешите самонадеянностью. Во времена расцвета Церкви вы не поднялись бы выше приходского священника, но ныне я вынужден дорожить теми, кто честно служит Богу всеми своими силами и умениями, как бы они ни были ничтожны. Вы останетесь на своем месте, Галаци.

У епископа вырвался непроизвольный вздох облегчения, и кардинал Натта поморщился, прежде чем продолжить:

— Вы останетесь, ибо вреда и неправильности я в ваших действиях не нахожу. Вы исполняли свой долг в той мере, в какой это было для вас посильно. Вы заметили вмешательство сатаны, пускай всего лишь по косвенным признакам, вы незамедлительно доложили мне, и не ваша вина в том, что не удалось вовремя достучаться до главнокомандующего. Вы смогли несколько облегчить душу капитана Гржельчика, вы отвратили его от суицида… Малая капля, легшая в чашу света, может стать решающей, когда весы колеблются. Вот почему я не смещаю вас и не назначаю наказания… надеюсь, вам понятно, за что?

— Да, ваше высокопреосвященство, — склонил голову Дьёрдь. — Я не справился с ситуацией в целом, чего требовал мой высокий сан.

— Помните об этом, Галаци. Половина наших епископов немощны и неумелы, таковы реалии современности. Но нам необходима сильная Церковь, и недостаток мощи следует восполнить избытком веры, рвения и здравого размышления. Постарайтесь не разочаровать меня, епископ. Это в ваших же интересах.

Кардинал отпустил его взмахом руки. Сутана на спине Дьёрдя насквозь промокла от пота, сердце бешено стучало. Всю дорогу до Ебурга он не расставался с четками и привел-таки дух в надлежащее состояние покоя, но до сих пор чувствовал себя выжатым, как лимон в чае.

И тем не менее, выйдя к тренировочному полю Академии, Дьёрдь почувствовал себя так, словно почву окончательно выбили из-под ног. На какой-то миг ему показалось, будто корабль, стоящий посреди бетонной площадки, подменили. Бог так не шутит, значит… Он с замиранием сердца пригляделся, и его слегка отпустило. Все же это был «Ийон Тихий», просто расписанный до неузнаваемости невразумительными сентенциями по-хантски и странными картиночками. Одна из картинок изображала верхнюю половину сурового мужчины в красной кардинальской шапочке и мантии, вокруг шапочки сиял золотистый нимб, а мужчина оч-чень недобро грозил пальцем неизвестному собеседнику. Несмотря на немного карикатурный стиль, в нем легко узнавался Джеронимо Натта. Подпись под картинкой гласила: «Бог с нами, пенис с вами». Хорошо, что не наоборот. Дьёрдю стало вдруг интересно: одобрил бы кардинал эту живопись? С одной стороны, шокирующе и где-то даже кощунственно. С другой — идеологически верно.

Передернувшись — то ли от специфического впечатления, то ли от общей промозглости воздуха, — он поднялся по трапу. На верхней площадке курил сигарету вампир, ничуть не страдая от холода, ветра и сыплющейся с неба дряни, в отличие от попрятавшихся землян.

— Грешная привычка, — осуждающе заметил Дьёрдь.

Шитанн пожал плечами.

— Это не привычка. Ребята угостили, почему не попробовать?

— Все так поначалу говорят, — проворчал епископ. — А потом оглянуться не успеешь, как затянет, и свернешь на дорогу в геенну огненную.

— Тебе-то что, церковник? — прищурился Аддарекх. — Я ж, по-твоему, и так адская нечисть.

— Нечисть нечисти рознь, — нейтрально промолвил Дьёрдь, не вступая в дискуссию, и сменил тему, от греха подальше: — Охота тебе торчать в этой сырости, словно нарочно созданной Господом, дабы люди дома сидели?

Он снова пожал плечами.

— Нормальная погода. У меня дома как раз такая погода обычно и есть. Там, где когда-то был мой дом, — он помрачнел.

Кардинал с неодобрением отнесся к тому, что на «Ийоне» теперь служит вампир, но ни о каких санкциях не распорядился. Отпустить ситуацию, и все. Однако он не мог не понимать, что Дьёрдь уже в этой ситуации по уши. Епископ знал, что шитанн отрекся от родины, и знал, что его на это толкнуло. Хуже того, забывшись, он дал вампиру утешение. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Но кардинал не лишил его сана и не осудил, даже за это. Новый враг нынче был для Церкви важнее старого, с тысячелетним стажем. И Дьёрдь колебался, не будучи твердо уверен в своей линии. Должен ли он, как официальный представитель Церкви, встать на ее позиции и не сходить с них, будучи стоек к искушениям? Но Аддарекх — член экипажа «Ийона», он сражался за него, он оброс связями, у него тут женщина, друзья, приятели, они поят его кровью… Проклясть их всех заодно — посеять на крейсере недовольство и рознь, вбить в корабельное братство клин, в конечном счете своими руками открыть дорогу тьме, которая всегда готова хлынуть в любую щель. Да и чисто по-человечески вампир не казался засланцем ада. Вон, кот к нему ластится. Если шитанн сотворил и не Бог, то, пребывая в этом мире, грешат они не более иных Божьих рас и страдают не менее. Поговорив несколько раз с Аддарекхом, епископ стал это отчетливо понимать.

Утраченный дом был для Аддарекха больной темой, и Дьёрдь поспешил свернуть с нее.

— А что такое с кораблем, вампир? Зачем его этак размалевали? Я чуть умом не повредился.

Шитанн хмыкнул.

— Зачем да почему — не мое маленькое дело, поп. У крейсера объявился капитан, а у капитана на борту, как известно, власть абсолютная. Он приказал — мы сделали.

— Капитан? — невольно заинтересовался Дьёрдь. — Что за капитан?

— Хайнрих Шварц. Он на периметре сидел, когда «Ийон» швартовал там пострадавших от шнурогрызок.

Дьёрдь перекрестился и символически обозначил сплевывание через плечо — плевать по-настоящему на корабле и вблизи оного не годится, негигиенично. Эти шнурогрызки — уж точно не от Господа.

— Как он к нам-то попал? — удивился епископ. — Где станция периметра, и где ГС-крейсер!

Вампир опять пожал плечами — любимый жест.

— Личное решение координатора.

Дьёрдь почти не помнил Шварца, у орбитальной станции они стояли недолго, поводов знакомиться с комендантом не было.

— И как он? — осторожно осведомился Дьёрдь.

Шитанн ухмыльнулся.

— Нравом крут и бездельников не терпит. Христианин — тебя ведь это больше всего волнует, церковник? Член какого-то вашего воинствующего ордена, будь он неладен.

— Следи за словами, вампир, — строго напомнил епископ. — Как ты, любопытно, будешь уживаться с адептом воинствующего ордена, да еще с твоим-то вольным языком? Гржельчик сквозь пальцы смотрел, а этот погонит прочь с корабля, и вся недолга.

Аддарекх и не подумал стереть ухмылку.

— Не погонит. Я в реестр занесен со всеми формальностями, как честный японский гражданин, принесший присягу. А за преследование гражданина Земли по расовому или религиозному признаку — прямая дорога под суд. Кстати, поп, и тебе про это забывать не стоит.

Дьёрдь едва не плюнул всерьез. Вот ведь бестия, как вывернулся!

— Мне все равно, во что ты веришь, вампир, и веришь ли во что-то, лишь бы твоя вера не была темна. Но с предавшимися дьяволу Церковь обходится по собственным законам, будь они чужаками или урожденными землянами, и карает безжалостно. Тебе бы об этом тоже помнить.

Адмирал т’Лехин и посол Содружества Планет на Земле Веранну ужинали при свечах. Это не несло никакого романтического значения, просто невольный гость посольства ощущал дискомфорт от электрического света, и господин Веранну не видел нужды его мучить. Они трапезничали вместе нечасто: обычным компаньоном адмирала являлся секретарь посольства Васто, общество полномочного посла — высокая честь для пленника. Но господин Веранну был чужд демонстративного снобизма и порой приглашал адмирала побеседовать — чисто из любознательности, надеясь лучше узнать культуру Мересань.

Сегодня т’Лехин попросил о встрече сам. Веранну не был занят, причин для отказа не видел, субъективного нежелания общаться с адмиралом тоже не имелось. И посол распорядился добавить еще один столовый прибор.

— Хорошо выглядите, — в устах тсетианина это был не комплимент, всего лишь вежливая констатация факта. С тех пор как они впервые встретились на орбитальной станции, с лица адмирала исчезло затравленное выражение, осанка вновь приобрела прямоту, подобающую высокому военному чину… Кажется, и цвет лица стал здоровее, но этого Веранну не мог сказать с уверенностью: с точки зрения большинства рас, синеватое лицо мересанца что так, что этак цвет имеет неестественный.

— В самом деле? — а т’Лехин, похоже, всерьез обрадовался. Любопытно, почему это для него важно? Адмирал определенно не производил впечатления человека, чей жизненный успех зависит от внешности. Он ведь не актер какой-нибудь и даже не продавец-консультант.

— Отведайте это вино, — предложил Веранну, меняя тему. — Оно создает прекрасное настроение. Чтобы ощутить его в полной мере, я обычно включаю музыку, но… Проигрыватель электрический, а наемных музыкантов нужно приглашать заранее, и обходятся они дороговато.

Т’Лехин кивнул и отхлебнул вина. На Земле он попробовал красное вино впервые, на Мересань не растет ничего такого, из чего можно было бы его приготовить, — и оно пришлось ему по вкусу. Немногие положительные моменты пребывания на этой планете он ценил и лелеял, они помогали ему не пасть духом.

— Господин Веранну, — осушив бокал, он внутренне собрался и наконец высказал свою просьбу, — вы не могли бы устроить мне аудиенцию у здешнего координатора?

— О? — посол поднял бровь. — Вы, должно быть, в курсе, что Салима ханум — очень занятой человек.

— Да, разумеется, — согласился т’Лехин. — Однако я…

— Мне, право, неловко об этом напоминать, адмирал, — Веранну поболтал вино в бокале, — но ваш нынешний статус оставляет вам весьма мало шансов. Координатор встречается с влиятельными людьми, и им приходится ждать очереди. Время Салимы ханум расписано. Прямо скажем, вряд ли она отложит важные дела ради пленника.

Адмирал проглотил горькую пилюлю. Только спросил с надеждой:

— Но вы можете попробовать?

— Неправильный вопрос, — посол покачал головой. — Пробовать — верный способ получить отказ. Это я, конечно, могу, но ни малейшего смысла не вижу. Вам нужно было спросить о другом.

— О чем? — т’Лехин не понял.

— Ну, адмирал, рассудите логически. Раз вам есть что сказать координатору, но не удается сделать это лично, стоит написать письмо.

Расстроенный т’Лехин слегка просветлел.

— Да… пожалуй, вы правы. Господин Веранну, вы передадите ей мое письмо?

Тсетианин налил в оба бокала еще вина.

— Если вы желаете, чтобы я передал ваше письмо, мне придется его прочесть. Я несу ответственность за то, что делаю, понимаете? Не хочу вас обидеть, но я не стану передавать послание, включающее оскорбительные выражения либо угрозы, или написанное в неподобающем тоне, или пустое по своему содержанию… О чем вы собираетесь писать?

— Э… — т’Лехин помялся. — О любви.

— О? — снова вырвалось у посла. Он едва не пролил вино.

На взгляд Веранну, адмирал не выглядел влюбленным, и его заявление несколько удивило тсетианина. Но, в конце концов, что он понимает в любви по-мересански, в ее причинах и проявлениях?

— Адмирал, вы имеете в виду любовь в общефилософском аспекте? — на всякий случай уточнил Веранну. — Или же ваши конкретные, не побоюсь этого слова, чувства к координатору?

— Конкретные, — вымолвил т’Лехин. — Надеюсь, это не запрещено? Не нарушает какие-нибудь местные законы и установления? Не считается оскорблением или дерзостью?

Веранну суховато улыбнулся самым краешком губ.

— Любовью оскорбить нельзя. А словами — можно. Излагайте, я посмотрю.

Свадьба Барбары была ужасна. Пышное белое платье невесты — точь-в-точь как у мультяшных принцесс, только теперь Хайнрих знал, что настоящие принцессы совсем не такие. Гигантский торт, оказавшийся совершенно невкусным. Голуби, которых молодые выпустили в знак неизвестно чего; проклятые твари вместо того, чтобы чинно улететь на волю, принялись кружить над столом и гадить сверху. Разряженные гости, совершенно не умеющие пить и тем не менее пьющие. Пьяные бабы, так и лезущие ко всему, что движется; даже жених, вроде бы персона неприкосновенная, не избежал домогательств пошедших вразнос подружек невесты. Девушки из приличных семей, ха! Посмотрели бы на них родители! Но, дожив до своих лет, они тоже так и не научились пить. Папа храпел лицом в салате, мама разговаривала с унитазом. Хайнриха одолели сомнения: если все свадьбы таковы, может, и правда не жениться?

После свадьбы он решил, что с него хватит. Не слушая причитаний мамы, стащил у папы дюжину новых носков и отправился в аэропорт. К Байк-паркингу полегчало. А когда ему предстал крейсер, старательно разрисованный в точном соответствии с его распоряжениями, и вовсе отпустило. Полюбовавшись на собственную физиономию с пояснительной надписью «Он смотрит на тебя, как на фекалии», Хайнрих поднялся по трапу и радостно гаркнул на дежурного:

— Что, жизнь малиной кажется? Руководителям служб — сбор!

В кают-компанию потянулись высшие офицеры. Не сильно торопясь: здешний контингент не приучен выполнять приказы бегом. Ничего, выучатся… А стоит ли, подумалось вдруг Хайнриху. Чего ради? Он не собирался оставаться на «Ийоне» на всю жизнь, это не его корабль. Круто, конечно, ходить на ГС-крейсере, но он никогда не станет тут своим. По неписаной традиции, капитан — первый пилот, а он даже не знает, как обращаться с ГС-приводом. Не его это дело, у него есть свое собственное. Минует кризисный период, вернется Гржельчик либо кончится война — и он снова займется обороной Земли. А муштрой подчиненных пусть занимается Гржельчик или — Хайнрих мысленно сплюнул через левое плечо — новый, молодой капитан мирного времени.

Последним вошел белый поджарый кот. Поводил мордочкой туда-сюда, важно прошелся по кают-компании и уселся между Бабаевым и Райтом.

— Это еще что? — хмыкнул Шварц. — Тоже офицер?

— Так точно, — промолвил Бабаев. — Капитан Мрланк Селдхреди.

— Оба-на! — Хайнрих уставился на зверька. С капитаном Мрланком он встречался. — Неужели вампир в кота обратился?

— Может, и обратился, — пожал плечами командир стрелков. — Кто знает, что бывает с душами после смерти? Тем более с душами вампиров.

— Да ладно, Юэ, — админ пихнул его локтем. — Не выдумывай. Котенка назвали Мрланком, когда тот еще жив был.

— Ну и что? — уперся артиллерист. — Душа могла после вселиться. Пришла на имя и заняла место.

— Глупости! — неодобрительно покачал головой епископ.

— Ничего и не глупости, — проворчал Юэ. — Не все на свете христиане, господин Галаци, у других по-другому бывает.

— Так, — Хайнрих хлопнул себя по коленям. — Ну-ка заткнулись все! А теперь сказали мне по существу: что это за разговоры про жизнь после смерти? Какое отношение они имеют к капитану Мрланку?

— Капитан Мрланк погиб, — после недолгого молчания ответил Бабаев. — А вы его знали?

— Блин, — прибито проговорил Хайнрих. — Вот те на! Я думал, уж этот-то будет жить вечно…

Они с Мрланком неплохо поладили, выпивали вместе. Нет, на трагедию не тянуло: не родня все-таки, не друг закадычный. Опять же, служа в военном флоте, от смерти не зарекайся. Но Хайнриха задело. После совещания, выслушав рапорты и раздав люлей, он свернул горлышко припасенной бутылке и выпил за помин души, не зная, чего и желать ей: покоя ли, маяты ли новой — в самом деле, кто их, вампиров, разберет…

Он пил в одиночестве, не было у него здесь компании. Только белый кот, словно услышав тихо произнесенное имя, просочился в каюту, улегся в ногах и смотрел, будто понимал. Хайнрих налил ему в блюдечко, но кот, конечно, не стал пить виски. Он же не человек, в самом деле. Хайнрих не верил, что в него вселилась душа Мрланка. Не потому, что отрицал переселение душ — вера его была весьма пластична, да и о шитанн нельзя судить по христианским канонам. Просто, поглядев в глаза коту, не увидел за ними того, в чем мог бы узнать Мрланка. В вертикальных зрачках светился ум, юный и жадный, но абсолютно чужой, специфически кошачий.

Он и не думал, что родится заново. Что увидит свет, почувствует вкус реттихи, обнимет женщину. Все это было, но в прошлой жизни. А теперь — словно в первый раз. Тонкое тело в руках, сладкое дыхание на щеке, ладони, нежно скользящие по коже. Он наслаждался каждым мигом.

— Айцтрана, я люблю тебя, — он уткнулся лицом ей в грудь, как ребенок, тая от ее запаха. — Ты даже не представляешь, как.

Она провела восхитительными пальчиками по его плечам, шее, голому затылку.

— Никогда, никогда больше не смей умирать! — прошептала она. — Обещаешь?

— Обещаю, — легко согласился он.

Она тихо засмеялась.

— Мрланк, ты трепло.

— Ага, — он готов был соглашаться со всем, что она говорит.

— Возьми меня. Так, как ты любишь.

— Тебе же так не нравится, — напомнил он. — Ты сама говорила.

— Мало ли что я говорила, — промурлыкала она и приглашающе откинулась на спину. — Давай, представь, что я кетреййи.

Он хмыкнул.

— Ты слишком умная, — но упрашивать себя не заставил, вошел резким движением. — И обалденно красивая, — вселенская несправедливость в том, что кетреййи всегда кажутся шитанн более красивыми, и наоборот, но сейчас он даже не врал, его восхищало все вокруг. Вкус жизни не сравним ни с чем.

Острый клык Айцтраны вонзился в вену — редкое, почти позабытое ощущение. Эйзза потом увидит отметину, будет хихикать и подмигивать, и наивно радоваться за него — вот оно, неоспоримое свидетельство жениной любви. Айцтрана застонала, отпустила его горло, и он в свою очередь впился в тонкую шею, страстный поцелуй плавно перешел в укус. Кровь шитанн горька, но ее пьют не для силы, а от безумного желания поймать губами жизненную влагу любимого человека, принять знак высочайшего доверия между супругами.

Он оторвался от пульсирующей жилки и торопливо забормотал противозачаточную мантру, удерживающую семя.

— Мрланк, заткнись, — ладошка жены порывисто и бережно прижалась к его губам. — Я хочу дочку. Маленькую, хорошенькую. Буду ее баловать и наряжать…

Он фыркнул и расслабился.

Об окончании ремонта и готовности корабля к старту Хайнрих немедленно доложил координатору, ожидая подтверждения приказа выдвигаться к Нлакису.

— Заскочи ко мне, поужинаем, — сказала она совсем не о том.

Он чуть не подавился.

— Вот так прямо взять и заскочить? Где я и где Нью-Йорк?

— Прислать за тобой самолет?

Он подавился-таки.

— Салима, зачем вводить себя в такие расходы? Если ты серьезно, я доберусь рейсовым.

— Как мило с твоей стороны пытаться сэкономить деньги налогоплательщиков, — проворковала она. — Между прочим, каждый вылет твоего «Песца» обходится на порядок дороже. Сказать, сколько миллионов сожрет прокол «Ийона Тихого» к Нлакису, или лучше не портить настроение? — она сделала паузу, но он промолчал. — Так я пришлю самолет, раз ты не против.

Это была какая-то нереальная сказка — из той самой серии, про принцесс. За ним приехал электромобиль. Шофер в костюме-тройке являл собой воплощение деликатности. Открывал-закрывал дверцы перед пассажиром, обращался безукоризненно вежливо, с расспросами и душевными разговорами не приставал. Машина, лишь на пару секунд притормозив у КПП, выехала на аэродромное поле и повезла его прямо к трапу. Никакой проверки документов, никаких досмотров. У самолета с голубой эмблемой ООН на борту его встречали миленькая стюардесса и один из пилотов, всем своим видом показывая, что до смерти ему рады. Оба знали, как его зовут.

— Когда вылетаем? — спросил он у пилота, скосив взгляд на часы.

— Как только вы будете готовы к старту, герр Шварц, — невозмутимо ответствовал летчик. — По нашему запросу полосу и воздушный коридор освободят в любой момент.

Он был единственным пассажиром этого самолета, и весь просторный салон — к его услугам. Роскошный диван с мягким пледом и подушками (для комплекта можно было взять и стюардессу, но он благоразумно отказался), огромный выбор напитков в баре, голопроектор с сотнями фильмов, доступ к интернету. Не возбранялось заходить в кабину и давать летчикам идиотские советы, которые они выслушивали с почтением (он проверил). Все относились к нему с таким пиететом, что их даже не хотелось доставать. Он мирно посмотрел симелинский фильм про любовь, потягивая виски. Фильм оказался совершенно ужасным: ни одной интимной сцены, влюбленные не целовались и вообще вели себя так, будто собираются заключить договор о совместном владении имуществом, и ничего более их не интересует. Хайнрих зарекся впредь смотреть симелинские фильмы. То ли дело райские! Среди фильмов, скинутых ему Мрланком, был один серьезный, исторический, про борьбу за главенство в каком-то длинноволосом клане — там и то раз пять по ходу дела занимались любовью, причем без всяких там черных квадратиков или затуманивающих взор занавесочек.

Потом он завалился спать, обложившись подушками и завернувшись в плед. Стюардесса разбудила его за час до прибытия, как он и просил. В санузле, достойном королевского дворца, он успел побриться и принять душ, прежде чем пилот предупредительно объявил, что самолет начинает снижение.

В аэропорту он снова пересел на поданное авто. Здесь был ранний вечер. Землю уже накрыла осенняя темнота, но огни сияли и переливались так, что становилось очевидно: никто еще не спит. Поехали другой дорогой, не так, как таксист вез его в прошлый раз к Манхэттену, и Хайнрих заподозрил, что тот негодяй нарочно кружил, накручивая счетчик. Но водитель — смуглый и низенький, а по одежке точная копия того, что заезжал за ним в Ебурге — привез его не к комплексу зданий ООН, а куда-то в пригород, к воротам изящного двухэтажного домика с двором, грамотно укрытым от посторонних глаз вечнозеленым кустарником и деревьями.

— Где мы? — спросил Хайнрих.

— Это личная резиденция координатора, герр Шварц, — вежливо ответил водитель.

Он заметил пост охраны у ворот, знакомого гвардейца с пультом. Вот она, обратная сторона власти и известности: даже в собственном дому Салима не может обойтись без этих дармоедов.

— Чего жопу мнешь? — кинул Хайнрих охраннику в открытое окно. — Нажимай свою кнопку, бездельник.

— Ах, это вы, герр Шварц, — протянул стройный блондин с эмблемой ООН на рукаве. — Пока вы молчали, я сомневался в вашей личности, уж не взыщите. Зато как рот раскрыли, все сразу стало ясно.

Створки ворот поползли в стороны.

— Ты сам рот закрытым держи, — посоветовал Хайнрих. — А то обнаружишь в нем… то, что мужику невместно.

Перед тем, как машина тронулась и поехала внутрь, он ощутил на себе быстрый взгляд водителя, в котором сквозь бесстрастную маску просвечивало восхищение. Наверняка гвардейцы хронически досаждали шоферам — просто так, из профессионального скотства, — а бедолаги ответить не могли.

Салима при его появлении отложила ноутбук. На ней было что-то офигительно полупрозрачное; черные косы, скрученные на затылке, не прикрыты платком. Она вызвала его явно не для того, чтобы отдать адмиралу последние распоряжения перед уходом в рейд. Ему даже сделалось неудобно.

— Стоило самолет гонять? — неловко проворчал он.

— Разумеется, стоило, — она не сомневалась. — Завтра ты улетишь за семнадцать световых лет и шайтан знает когда вернешься, — она не стала говорить о том, что всегда подразумевается на войне: вернешься ли вообще…

— Вернусь, когда ты прикажешь.

Она повела плечом, не ответив. Желания женщины и планы координатора — совершенно разные вещи.

— Выпьешь с дороги? — она поднялась из объятий мягкого кресла, направившись к столику с напитками, и он шагнул навстречу, перехватил, прижал к себе, целуя. — Да ты уже, — засмеялась она.

— Извини, — он выпустил ее. — За помин души выпил.

Она посерьезнела.

— У тебя кто-то умер?

— Не то чтобы у меня… Просто сообщили, что один хороший мужик погиб. Капитан «Райской молнии».

Салима вспомнила.

— Мрланк Селдхреди?

— Встречалась с ним? — он слегка удивился. Координатору Земли ни к чему знать райских капитанов по именам.

— Нет, сама не встречалась, — она покачала головой. — О чем мне разговаривать с чужим капитаном? Журить его за то, что показал зад нашему главнокомандующему? Смешно.

— Что-что он сделал? — Хайнрих не поверил своим ушам.

— Продемонстрировал Ларсу свою мякоть, — улыбнулась она. — То, на чем сидят. Ты без труда найдешь для этого предмета массу названий, которые не подобает произносить даме. Он совершил это дважды — один раз по видео, второй с глазу на глаз, — улыбка стала шире. — Ларс очень расстроился.

Хайнрих тоже невольно заулыбался:

— Я ж говорю, мужик что надо был.

После сказанного Салимой он зауважал Мрланка еще больше. Он, Хайнрих, даже пожалел, что такая замечательная идея ни разу не пришла ему в голову. Конечно, с собственным главнокомандующим так вести себя не след, но есть и чужие адмиралы. Тот же т’Лехин, к примеру.

— Капитан Мрланк хорошо служил своей родине, — проговорила Салима. — А вот его, как мне показалось, начальство не очень любило.

— Да, тут мне определенно больше повезло, — согласился Хайнрих и вновь потянулся к ее губам. Она ответила со страстью. Бог с ним, с главнокомандующим, но на взаимность координатора он может рассчитывать.

Мороз с непривычки кусал за щеки. А ведь он родился в краю вечного мороза, еще совсем недавно ему ничего не стоило пройтись по заснеженной площадке космопорта в распахнутой куртке и без головного убора. Совсем недавно, или вечность назад. В прошлой жизни.

Он поднял воротник повыше, глядя, как ездит по центральной площади Шарккита снегоуборочный трактор, прицепив сзади целый поезд из детских санок. Ребятня радостно верещала; кетреййи, управлявший трактором, был донельзя доволен собой.

— Эй, хирра, — Мрланка подергали за штанину.

Он обернулся. На него с надеждой смотрело снизу вверх очаровательное существо ростом ему по колено. Светлые волосики, еще не подлежащие клановой стрижке, выбились из-под шапки.

— Чего тебе, мышонок?

— Хирра, купите мне конфетку! — существо ткнуло пальцем в автомат по продаже всякого съедобного мусора.

Он присел, чтобы заглянуть малышу в глаза.

— Мальчик, а тебе родители разрешают есть конфеты?

— Я не мальчик, — существо оскорбленно надуло губки. — Я девочка!

И верно, сглупил, подумал Мрланк. Мальчик подошел бы с просьбой к любой из женщин шитанн, ожидающих рейсового снегохода. Девочка выбрала мужчину. С ориентацией у маленьких кетреййи все четко, это уж потом шитанн их с толку сбивают.

— Прости, девочка, — серьезно сказал он. — Так что же, родители позволяют тебе конфеты?

— Не-а, — неохотно призналась малышка, ковыряя снег сапожком. Кетреййи не умеют врать. — Но мне очень-очень хочется, хирра!

— Ладно, — авось, от одной конфеты ребенку не поплохеет; Мрланк взял девочку за руку и подвел к автомату. — Какие конфеты тебе нравятся?

— Большие, — заговорщически прошептала она.

Потом он стоял и смотрел, как довольная малютка торопливо уплетает сладость, оглядываясь по сторонам — не засекут ли. Ему и самому было хорошо от ее наивного счастья.

Подъехал снегоход, подняв тучу снежной пыли. Водитель шитанн вылез, пока пассажиры входили-выходили, и принялся выговаривать трактористу: аккуратнее, мол, маневрируй, смотри, чтоб дети под гусеницы не попали. Мамаши тут же бросились наперебой его защищать: мужик свой, проверенный, из стайки детей двое — его собственные. Напомнив на всякий случай, что трактористу не за аттракционы платят, дорогу тоже не мешало бы расчистить, водитель вернулся на свое место, и снегоход поехал дальше, домики замелькали за окном, а потом остались лишь огни трассы.

Координатор вспомнил о Мрланке. Прислал вызов в Эфлуттраг, и теперь ему надо было преодолеть четверть планеты ради того, чтобы старик на него поворчал.

Когда-то Мрланк побаивался Криййхана Винта. Чувствовал себя слишком ничтожной персоной для того, чтобы глава Круга кланов общался с ним лично. Нынче ему было плевать. Что ему гнев или недовольство старика? Ему уже довелось умереть. Испытать ужас смерти и боль возвращения к жизни. Он больше ничего не боялся, вообще. И никуда не торопился. Дорога вымотала организм, слабый еще, неокрепший после больничной койки, и он не стал нестись на прием, позабыв о себе. Прибыв утром в Эфлуттраг, снял номер в гостинице, пригласил миловидную женщину, чтоб напоила кровью и согревала во сне, и проспал несколько часов. Проснулся за полдень, полежал в ванне, перекусил вместе с кетреййи. Потом вызвал аэромобиль с водителем, подбросил милашку до дома и лишь после этого отправился к координатору. Еще около часа его промариновали в приемной, не понять — в отместку или Криййхан Винт действительно был так плотно занят.

Наконец перед ним отворили дверь, и высокий худой старик с выпирающими костями черепа уставился на него долгим взглядом.

Криййхан узнал молодого человека — а молодыми он считал всех, кто не дотянул до семи десятков. Узнал по красной капитанской полосе на плече сайртака и вышитому на груди Золотому Солнцу. Ясно, что это не кто иной, как Мрланк Селдхреди. По ауре же он разительно отличался от того капитана Мрланка, которому координатор давал инструкции перед рейсом на Землю. Тогда перед ним стоял человек без будущего, живой мертвец, сломленный грузом вины. Ныне капитан находился в полной гармонии с миром: спокойный, уверенный в себе и в грядущем… и счастливый, Криййхану аж завидно стало. В сравнении с этим кардинальным изменением новые штрихи внешности были ничем: появившаяся складка меж бровей, шишковатая лысина…

— Мрланк Селдхреди, — представился вошедший, не добавив ни должности, ни названия корабля. Знал уже, что у «Райской молнии» другой капитан.

— Я помню, — скрипнул координатор. — Пользуясь случаем, поздравляю вас с Золотым Солнцем, Мрланк.

Он коротко поклонился.

— Как удачно, что выдался такой случай, хирра.

Криййхан поднял кустистую бровь. Мрланк смотрел невозмутимо, словно ехидство, прозвучавшее в голосе, лишь показалось старику.

— Вы полностью выполнили миссию, возложенную на вас, Мрланк, — продолжил он. — Ртхинн Фййк дал вам самую лучшую характеристику, которую я только слышал из уст своего помощника за все время, что мы с ним знакомы. Я хорошо знаю этого человека, положительными отзывами он просто так не разбрасывается. Вы, несомненно, заслужили свою награду. И я рад, что вы живы.

— А я-то как рад, хирра Криййхан.

И снова ни следа иронии на лице, выражающем умеренную почтительность. Наверное, послышалось.

— Надеюсь, вы в курсе, что произошло за время вашей… вашего отсутствия, — координатор не с ходу подобрал последнее слово.

— Я заглядывал в планетную информационную сеть, хирра Криййхан. Число участников войны выросло, и земляне проявили себя в ней достойно. Они защитили Рай от нападения чфеварцев, грохнули чфеварскую компьютерную сеть, отбили атаку вражеской коалиции по нескольким направлениям, взяв в плен мересанского адмирала. Они разбили у Нлакиса объединенную эскадру под командованием Ена Пирана. Сейчас нашу планету прикрывает земной крейсер.

— Верно, — кивнул старик — Но вы не упомянули одну важную вещь. Мы получили груз с Нлакиса. Подписан договор с земной компанией «Экзокристалл», согласно которому мы сохранили права на рудник. «Райская молния» доставила траинит, и скоро два новых ГС-линкора смогут покинуть верфь и стартовать в космос.

— Это отрадная новость, хирра Криййхан, — согласился Мрланк.

— Один из этих линкоров вы возьмете себе. Для второго подберете командира.

Он склонил голову.

— Но капитаном вы не будете, Мрланк, — проскрипел Криййхан. — С капитанской нашивкой вам придется расстаться. Я назначаю вас адмиралом. Командующим нашим маленьким флотом. Полагаю, не нужно специально упоминать, что эта должность требует огромной ответственности?

— Вы уже упомянули, — отозвался Мрланк. — Я польщен вашим доверием, хирра Криййхан.

Фраза вновь прозвучала, словно в издевку. Криййхан поморщился. Да, Мрланк — герой. Он прекрасный пилот, он предан родине. Но он — мальчишка. Сорокалетний мальчишка с ветром в голове, считающий в порядке вещей показать противнику задницу. Какой из него адмирал? Однако других нет, выбирать не из кого.

— Вы составите оптимальную схему ротации для трех линкоров, адмирал Мрланк. Нам потребуется обеспечить перевозки до Нлакиса и обратно, патрулирование границ сектора, участие в рейдах союзной группировки. Кроме того, надо предусмотреть время для отдыха экипажей и планового ремонта. И самое главное, Мрланк. Вы сами напомнили, что в данный момент планету защищает ГС-крейсер Земли. Это неправильно. Мы можем оставить землянам внешние рубежи, но Рай должны охранять райские корабли. Вы поняли задачу, адмирал Мрланк?

— Да, хирра Криййхан.

— Хотите что-нибудь сказать?

Мрланк пожал плечами.

— Не хочу, но придется. Три корабля — не десять и даже не пять. По сравнению с одним линкором это, разумеется, втрое больше, но для реальной войны этого мало. Мне хотелось бы, чтобы вы не питали иллюзий. Отдых, дозаправка, ремонт плановый и внеплановый — это означает, что из трех линкоров мы сможем в каждый момент времени рассчитывать в лучшем случае на два. Чтобы полноценно заменить земной крейсер на орбите Рая, понадобятся все три, что уже вступает в противоречие с арифметикой. Притом у нас не останется резервов ни на что другое. Не знаю, кто вам это посоветовал, хирра Криййхан, но мысль идиотская.

Координатор скрипнул зубами. Эта идея была его собственной.

— И что вы предлагаете?

— Не пытаться поднять неподъемное, хирра. Оставить землянам защиту Рая. Одно лишь то, что здесь торчит крейсер, отваживает половину тех, кто непременно напал бы, крутись у планеты только парочка наших линкоров.

Криййхан с сомнением покачал головой.

— Доверить чужакам родную планету?

Всю свою долгую жизнь Криййхан, как десятки его предков и миллионы сограждан, ненавидел землян. Он утвердил договор о союзе, подписанный Ртхинном, однако продолжал относиться к ним с подозрением. Яростный бой «Хана Соло», погибшего, но не подпустившего врагов к Раю, заставил его пересмотреть свое мнение, но столетнему старику нелегко отринуть все, чем он жил и руководствовался. От настороженности к не в меру шустрым соседям он так и не избавился полностью.

— Они прекрасно справляются, не так ли? — произнес Мрланк, уже не скрывая сарказма. — А нам следует заняться тем, с чем мы можем справиться. У линкоров невелика огневая мощь, зато они экономно проходят прокол, тратя чуть ли не в полтора раза меньше энергии, чем крейсер Земли. Наша сила — в мобильности. Не позиционные сражения, не оборона, а диверсионные рейды, болезненные уколы в брюхо. Вот на что надо ставить.

Криййхан вздохнул. С сожалением, что его план не выдержал проверки профессионалом. И с облегчением — оттого, что Мрланк Селдхреди, похоже, будет настоящим командующим флотом.

— Ступайте, адмирал, — проворчал он. — Принимайте корабли. Да, и пришлите мне ваш вариант стратегии. С подробным обоснованием, разумеется.

Каждое утро Хайнрих начинал с тренировки с мечом. В детстве он занимался с деревянным мечом — они вытачивали такие вместе с приятелями; став взрослым, использовал железный дрын. Когда у него появился настоящий меч, он был к этому готов. Теперь ничто не препятствовало единению с оружием. Наивный посол Созвездия надеялся, что он проникнется гуманизмом к поверженному противнику и вернет меч т’Лехину. Как бы не так!

Телохранителям Салимы меч активно не нравился. Их, конечно, можно понять: работа такая. Но чужие профессиональные фрустрации мало беспокоили Хайнриха. Проблемы индейцев шерифа не волнуют.

Впрочем, грех было не воспользоваться ситуацией. Хайнрих подначил охранников: мол, сдаст меч без шума тому, кто победит его в поединке. Ребята повелись, приятно разнообразив его утреннюю тренировку. Наивные гвардейцы думали, что уж лучше их-то, обученных по специальной программе, никто клинками не владеет. Откуда им было знать, что герр Шварц начал ежедневные занятия, когда они еще на свет не родились? И не прерывал их без очень, очень веских причин, к которым не относились ни утреннее похмелье, ни бурная ночь. Ребята отваливались один за другим. Желающие поставить на место наглого выскочку с периферии быстро закончились. Не в буквальном смысле: Хайнрих еще не свихнулся, чтобы рубить лезвием верных солдат Земли, но когда получаешь с размаху по башке железом, пусть и плашмя, свет из глаз на какое-то время пропадает. Развлечение грозило сойти на нет, и он предложил гвардейцам нападать по двое. Энтузиазма у них хватило ненадолго.

— Хайнрих, прекращай, — улыбаясь, попросила Салима. — Этак никого не останется на ногах, чтобы защищать меня.

Ей, в отличие от глупых телохранителей, меч очень даже нравился. И его владелец, как ни странно, тоже. За поединками она наблюдала с удовольствием. Лоб Хайнриха был повязан полосой ткани, чтобы пот не мешал, обнаженный торс в кубиках мышц и редких седых волосах блестел от капелек. На левом предплечье алела короткая полоска: кто-то особенно искусный и везучий достал, не озаботившись повернуть лезвие. Он не сказал ни слова, только врезал по башке герою чуть сильнее, чем остальным.

— Никого? — он повернулся к Салиме. — Ха! — меч крутанулся в воздухе и лег в ножны. — А я на что? Гони этих тормозов на хер! То есть… — он все еще смущался, хоть она и говорила, что ее не раздражают особенности его речи, — на улицу без выходного пособия.

Она подошла, придерживая расходящиеся полы шелкового халата, провела другой ладонью по его мокрой груди.

— Значит, ты хочешь записаться ко мне в телохранители? — переспросила с ехидной улыбкой. — Считаешь, это дело как раз по тебе? А космические корабли, станции какие-то орбитальные — ну их к шайтану, пусть с ними кто-нибудь другой возится?

— Я ничего подобного не говорил! — тут же переиграл он. — Я просто имел в виду, что твоим безруким… в общем, этим добрым молодцам следует уделять больше времени тренировкам, только и всего.

— Хайнрих, — она покачала головой, не переставая улыбаться, — ну сам подумай: кто в здравом уме нападет на меня с мечом? Моя охрана обучена противостоять другому оружию.

— Нечего полагаться на здравый ум, — проворчал он. — Какому-нибудь шизофренику вполне может прийти в голову увековечить свое имя, зарубив координатора мечом.

— Ладно, ладно, — согласилась она. — Ребята и сами теперь не успокоятся, будут практиковаться хотя бы ради реванша.

— Хрен им, а не реванш. Я всю жизнь практиковался, с пяти лет, как папа мне пластмассовую саблю подарил.

Салима дотронулась до кровавой царапины.

— Даже неумелому может повезти.

— Фигня, — фыркнул он. — До свадьбы заживет.

Она щелкнула его по носу:

— До свадьбы у тебя три перелома со смещением срастись успеют. Но это же не повод себя калечить.

— Перелом срастается за пару месяцев, — прикинул Хайнрих. — Стало быть, через полгода я могу рассчитывать?

— Придется подождать еще немного, — засмеялась она. — Когда заживут последствия обрезания.

Он с досадой застонал.

Хелена посмотрела на себя в зеркало и разрыдалась. Вместо густых золотистых прядей, которые она любила завивать — бритый наголо череп с красными следами швов. Экий ужас! Ни один мужчина дважды не взглянет на такое чучело. А если взглянет, то с отвращением. Как она теперь родит папе внуков? При всей своей наивности она догадывалась, что внуки у пап появляются не сами по себе, для этого дочка должна хоть кому-то приглянуться. После близкого знакомства с компанией Артура она поняла, что сам процесс ей даром не нужен, но внуков она обещала. Над этой дилеммой она мучилась долго-долго, потом решилась спросить сидевшую с ней монашку:

— А можно как-нибудь забеременеть без этого самого? Ну, не трахаясь?

— Дитя мое, старайся не употреблять вульгарных выражений, — сделала замечание женщина.

— Каких-каких выражений? — не поняла Хелена.

Монашка терпеливо пояснила:

— Нелитературных. Неугодных Господу.

— А-а, — задумчиво отозвалась девочка, безуспешно пытаясь сообразить, какое из произнесенных ей слов неугодно Господу. — Ну-у, ладно. Так вы знаете, можно или нет? — на всякий случай она ограничилась только теми словами, в отношении которых была твердо уверена.

— Можно, — серьезно ответила монашка. — Именно так у девы Марии родился Иисус Христос.

— Правда? — обрадовалась Хелена. — Ух ты, клёво!

Невежество девочки удивляло обеих монахинь, дежуривших при ней по очереди. Но немолодые уже женщины отличались завидным долготерпением и кое-каким опытом общения с грешными душами. Из этого опыта следовало, что душа глупышки чиста. Помята проклятием, обрушившимся на ее отца, но не запятнана чернотой. Не за что сатане зацепиться в пустом мозгу, как сказала сестра Грета. Даже попытка самоубийства не оставила на ней темного следа, словно она вообще не понимала, что делает.

— А как это у Марии получилось? — с жадным любопытством спросила Хелена.

Монахини охотно отвечали на ее вопросы и по собственной инициативе читали из Библии. Она никогда не сомневалась, не возражала, верила во все безоговорочно. Милая, славная девочка. А что глупая и с памятью не очень, ни одной молитвы запомнить не может, слова путает — Бог не дал, не нам Его судить.

— Сперва деве Марии явился ангел, — начала сестра Юлия.

Она рассказала Хелене обалденную историю. Хелена искренне порадовалась за эту Марию и ее ребенка. И слегка огорчилась, потому что ради нее, Хелены, ангел вряд ли спустится с небес. У нее одна реальная надежда — на какого-нибудь не слишком противного мужчину.

И что ей делать, как дальше жить, когда она лысая, словно кошка-сфинкс, и вдобавок с багровыми шрамами поперек головы?

— Хелена, ну не плачь, — это Виктория Павловна принесла ей зеркальце, а теперь не знала, куда деваться, мысленно ругала себя-дуру последними словами.

— Как я буду без волос? — в отчаянии всхлипнула девочка. — Я уродина!

Воспитательница всплеснула руками:

— Хелена, не говори глупости! — она тут же вновь прокляла себя за торопливый язык. Глупенькая малышка органически не может не говорить глупостей, но каково ей об этом постоянно слышать? — Ты очень симпатичная, а волосы скоро вырастут.

Хелена недоверчиво распахнула глаза:

— Чё, правда?

— Ну конечно! Это же волосы. Они все время растут. Стрижку сделать не успеваешь, а они уже отросли, и опять приходится идти к парикмахеру.

— У меня вырастут новые волосы? — все не могла успокоиться Хелена.

— Обязательно, — твердо пообещала Виктория Павловна. — Еще лучше прежних. Знаешь, девушки с жидкими волосами иногда специально бреются наголо, чтоб волосы были гуще и крепче.

— Да-а? — недоверчиво протянула девочка. — Ну, тогда ладно.

— Хелена, я тебе шоколадку принесла, — фруктами-витаминами в больнице кормят обильно, а вредных сладостей не дают, но ведь для ребенка эти запретные вкусняшки — такая радость. — И вот еще, печенье.

— Ой, Виктория Павловна, спасибо! — она вдруг засмущалась, как всегда, когда хотела о чем-то попросить. — А вы можете продлить мне подписку на канал сериалов?

Воспитательница негромко вздохнула. Она принесла Хелене ноутбук сразу, как только врачи разрешили смотреть на экран. Она не хотела, чтобы девочка забросила учебу, надеялась, что та будет заниматься на образовательных сайтах. Из Центра ее отчислили, но где-то же нужно получить аттестат: в обычной школе или экстерном. Однако Хелена наотрез отказывалась учиться. Чуть разговор об учебе — она в слезы, до истерики. Виктория перестала заводить эти разговоры: что толку мучить ребенка? Поправится, выйдет из больницы… Год потеряет, осенью опять пойдет в девятый класс, иначе никак не получится. А пока пусть отдыхает. К удивлению воспитательницы, Хелена не использовала ноутбук для общения с подругами. Виктория предложила ей настроить чат — ее посетила мысль, что Хелена просто не умеет этого, — однако та не захотела. Похоже, у нее не было подруг. Все время, пока ее не занимали монахини, она слушала музыку — по мнению Виктории, дешевую попсу, но не запрещать же, — и смотрела слезливые сериалы про любовь.

— Хорошо, я сейчас заплачу за подписку, — сказала Виктория и, пододвинув ноутбук к себе, открыла банковский сайт.

Хелена дотянулась до шоколадки, неловким движением развернула. Руки еще плохо слушались. Откусив кусочек, она откинулась на подушку. Вспотела от напряжения, но блаженство от тающей во рту сладости того стоило.

— Виктория Павловна, вы такая классная, — проговорила она. Раньше, учась в проклятой школе, Хелена этого не замечала, там все было не так, она вспоминала об интернате с содроганием. А при ближайшем рассмотрении «воспиталка» оказалась доброй и заботливой. Она дозвонилась до папы, привела его к дочери, она не оставляла Хелену, хоть ее и выгнали из интерната. — Виктория Павловна, — Хелене пришла в голову замечательная идея, — а может, вы выйдете замуж за моего папу?

Виктория чуть не уронила ноутбук. Это было самое необычное предложение, которое она слышала. Не признание мужчины в глубине и долгосрочности своих чувств, а знак высшего доверия со стороны ребенка: будь мне второй мамой. Хелена ждала ответа, затаив дыхание. Как обмануть это хрупкое доверие? С другой стороны, можно ли обещать такое? Она почти не знает Йозефа Гржельчика. Хмурый, суховатый и вдобавок смертельно больной человек. Он надеялся, что смерть избавит его от выполнения обещаний, данных Хелене. Но Виктория не могла сказать «да» в расчете на то, что он все равно умрет.

— Боюсь, что нет, — произнесла она осторожно.

— Почему? — расстроилась Хелена. — Вы ведь не замужем. Мой папа крутой, он настоящий капитан! И он очень хороший. И вы тоже. Вы ему обязательно понравитесь.

Настойчивость девочки смущала. Ну как объяснить ей, что браки совершаются на небесах, что глупо сговариваться о таком за спиной мужчины, что сплошь и рядом два хороших человека не подходят друг другу?

— Хелена, у меня есть жених, — соврала Виктория.

Она вздохнула.

— Жалко.

Хайнрих заглянул в рубку. Седоватый блондин Фархад Фархадович, деловито ворча, что-то проверял, шпыняя мальца в пилотской форме, рядом вертелся кот.

— К старту готовы, — отрапортовал Федотов, увидев герра Шварца.

Тот оценивающе посмотрел на кота, выглядевшего готовым к ловле мышей, но никак не к старту, перевел глаза на парня. Молодой синеокий брюнет встретил его придирчивый взгляд без трепета, со спокойным достоинством, которое и людям постарше не всегда удается.

— А ты кто такой? — спросил он сурово.

— Фархад, — ответил парень.

Кто бы сомневался! Хайнрих едва не плюнул. Салима спрашивала его о сыне, и ему пришлось признаться, что он так и не разобрался, кто же из них ее сын. Не тот ли молодой человек лет тридцати, увлекающийся футболом? На это она сказала, что ее сын футболом никогда не увлекался и ему гораздо меньше тридцати. «Не такая уж я старая, — заявила она, — чтобы иметь тридцатилетнего сына». Почему бы нет? Она примерно его возраста, а ему родители непрерывно талдычили, что, если бы не его безалаберность, они могли бы уже иметь тридцатилетних внуков.

— Хайнрих, неужели так трудно найти в пилотской бригаде Фархада? — упрекнула его Салима.

— Не поверишь, — промямлил он, — они там все — Фархады. Как сговорились, блин!

Ему показалось, что она все-таки не поверила.

— Фамилия твоя какая? — требовательно вопросил он у синеглазого младшего лейтенанта.

Взор юноши являл собой живую иллюстрацию эмоции «И чего ты привязался?»

— Ну зачем вам моя фамилия, герр Шварц? Вы ее все равно забудете.

— Ага, а имя уж точно не забуду, — процедил Хайнрих. — Не заговаривай мне зубы, мальчик! По-твоему, я должен в реестре рыться, чтобы узнать твою хренову семейную тайну? Быстро встал по стойке «смирно» и назвал свою фамилию!

Фархад видывал на своем веку таких любителей покричать. Потому и не хотел… Стоило им узнать, кто он такой, они тут же тушевались, начинали лебезить, будто это он — координатор. Ну вот правда, зачем? Но упираться тоже резона нет, когда требуют ответа. Он же не партизан на допросе.

Он вытянулся — руки по швам — и доложил:

— Резервный пилот аль-Саид.

Против ожиданий, новый командир не испугался, не спохватился, не понизил тон.

— Ага, — кивнул он сам себе. — Что и требовалось доказать. Блудный сын, мать твою за ногу! А теперь скажи мне, засранец, — проникновенно произнес он, — ты почему за все время, пока тут прохлаждался, к матери не съездил?

У Фархада глаза чуть из орбит не вылезли.

— Не слышу ответа! Что? Времени не хватило? На девок, значит, время нашлось, а матери родной — хрен?

— Виноват, — выдавил Фархад, справившись с изумлением.

— Ясный пень, виноват! И что? Мне от твоей вины ни жарко, ни холодно, поперек тебя и вдоль! Быстро метнулся в аэропорт, и чтоб через полчаса был в самолете, так и разэтак!

— Есть, — выдохнул он. Через минуту его уже не было в рубке.

Хайнрих повернулся к Фархаду Фархадовичу, сидящему за пультом с отвисшей челюстью.

— К старту они готовы, бляха! — передразнил он. — Старт откладывается на сутки.

— Но, герр Шварц, — возразил Федотов, — старт уже заявлен, нам освобождают коридор.

— Ядрена вошь! — рявкнул Хайнрих. — Я что, непонятно выразился? Старт откладывается. Отменяйте заявку, договаривайтесь с кем надо — проблемы индейцев шерифа не волнуют, ясно?

Мрланк выскочил из парилки и с разбегу ухнул в бассейн, обдав брызгами зазевавшуюся Эйззу с вмиг намокшим полотенцем. Казалось, вода вокруг него зашипела, испаряясь. Четырьмя гребками преодолев расстояние до противоположной стенки бассейна, он, уже не спеша, поплыл обратно.

Пока он лежал пластом, Айцтрана построила сауну по чертежам, которые нашла в его папке. Это был самый приятный из сюрпризов. Все-таки ему досталась замечательная жена.

Эйзза, стоящая на краю бассейна, взглянула на него с легким укором и завернулась в мокрое полотенце. Подплыв, он вытянул руку и схватил ее за лодыжку, делая вид, что хочет стащить в воду. Она испуганно пискнула. Конечно, он не сделал ничего такого. С женщиной на шестом месяце следует обращаться исключительно бережно. Она и сама вела себя осторожно. В парилку не заходила, только плескалась в бассейне — очень ей это дело понравилось, но, опять же, меры не превышала, вылезала раньше всех. Единственный ребенок, других не будет — муж-то погиб. Не повезло девочке.

Эйзза отжала косу — брызнули струйки — и юркнула в предбанник переплетать. Мрланку ужасно хотелось подсмотреть, но нельзя, неприлично: она ведь из другого клана.

Будущее Эйззы было непонятно. Если бы Стейрр не погиб, она вместе с ним вернулась бы в клан, родила еще нескольких детей. Но теперь она одна. Не ехать же ей туда, где она никого не знает? Пока что Эйзза жила у них. Айцтрана в ней души не чаяла, Мрланк — само собой, он и жив-то благодаря ей. Одна беда: Эйзза не была по-настоящему счастлива. Когда она отрешенно задумывалась о чем-то, как бывает с кетреййи — они словно зависают, чтобы Подумать Мысль, отдавая этому все ресурсы мозга, — лицо у девушки было не безмятежным и блаженным, как подобает беременной, а грустным и неуверенным. Не те это были мысли, которые стоит думать женщине в ее положении.

Мрланк недавно спросил, есть ли у нее мечта. Айцтрана встала рано утром, собираясь на работу, и Эйзза тут же просочилась на ее место, влезла к нему под одеяло, прижалась доверчиво. Теплая-претеплая, а укусить нельзя. И не прогонишь, от соблазнов подальше — девушке хочется ласки. Мрланк знал два беспроигрышных способа сделать любого кетреййи счастливым, хотя бы временно: хороший секс и исполнение мечты. Что касается секса, хорошего все равно не получится: там осторожнее, здесь осторожнее… лучше и не начинать. Он просто обнял ее как можно нежнее и спросил:

— Эйзза, у тебя мечта есть?

Два круглых голубых глаза уставились на него удивленно.

— Мечтаешь, говорю, о чем-нибудь?

— Да, хирра, — не сразу призналась она. — Хочу, чтобы «Райская звезда» вернулась. Чтобы хирра Ччайкар был живым и невредимым.

Мрланк едва не закусил губу. Зачем только стал спрашивать? Сейчас она еще про Стейрра вспомнит, начнет плакать. С этой мечтой он никак не может помочь, и никто не сможет.

— А еще? — спросил он, чтобы отвлечь ее. — Ты же умная девочка с развитым воображением. Не может быть, что у тебя только одна мечта.

Она засмущалась.

— Я хочу работать в космосе, хирра Мрланк. Не хочу одна на планете жить. Вы ведь опять улетите в космос, а мне тут будет скучно.

Он закатил глаза. Час от часу не легче!

— А еще, — шепотом проговорила она, — я хочу замуж за Бена Райта, — она вздохнула. — Но это же совсем невозможно, да?

Мрланк навострил уши. Как раз в этой мечте он увидел потенциал для реализации.

— Почему невозможно, детка?

— Ну, я уже замужем.

— С точки зрения землян, райский брак ничего не значит. Заметано, Эйзза. Я найду для тебя этого… — он хотел было сказать «урода», но устыдился: она ведь, похоже, его любит, — этого человека. И пусть только попробует не жениться — голову откушу!

Эйзза ойкнула.

— Хирра, не откусывайте ему голову! Он от этого умрет. А он хороший, я не хочу, чтобы он умирал.

— Ладно, — благодушно фыркнул Мрланк. — Как скажешь.

Осталось всего ничего: разыскать в безбрежном космосе «Ийон Тихий», поймать за отросток проклятого Райта и привлечь его к ответственности, желательно не разругавшись при этом с Гржельчиком.

Из парилки неспешно вышла Айцтрана. Строя сауну, она лишь по невнятным Эйззиным объяснениям представляла, что это такое и зачем нужно. Но, попробовав, пристрастилась пуще Мрланка. Она рассказала про сауну всем родным и подругам, соседи периодически заглядывали попариться и порезвиться, а кое-кто уже планировал завести такую штуку у себя.

Не подозревая мужа в коварстве, Айцтрана, грациозно переступая длинными смуглыми ногами по мокрому полу, подошла к бассейну, потрогала прохладную воду разгоряченной ступней. Тут-то он и стащил ее в бассейн, ухватив за ногу. Визг, брызги… Он прижал ее к стенке, и она оказалась целиком в его власти, которой он не замедлил воспользоваться.

Вилис огреб-таки. Слово «жопа» Аддарекх запомнил хорошо. Разыгрывая из себя святую простоту, попросил Вилиса научить его писать по-английски те самые выражения. Мысленно повизгивая от восторга, Вилис научил. А вечером с болью осознал, что восторг его был преждевременным. Злопамятный вампир подкараулил шутника в туалете, скрутил и, прижав к унитазу, процарапал когтем у него на заднице то самое слово. Теперь бедолага стеснялся ходить в душ. И даже к Кларе идти побоялся: она ведь с Аддарекхом заодно! Фельдшер Гонсалес тоже не сочувствовал, но хотя бы не ржал, когда ежедневно мазал злополучную надпись иодом. От этого она, увы, становилась еще более контрастной и заметной. Он пытался вызвать сострадание в товарищах, но тщетно.

— Я к нему со всей душой, — взывал он, — а он со мной так подло!

Товарищи сострадать отказывались, только гнусно посмеивались.

— А что тебя смущает? — спросил Равиль. — На жопе написано «жопа». Полное соответствие формы и содержания! — припечатал он.

— Вот если бы он на лбу тебе это написал… — начал Бадма вроде как подбодрить, но передумал. — Да нет, тоже было бы соответствие.

Обиженный Вилис пошел к командиру корабля. Мол, приструните офицера, надругавшегося над солдатом. Адмирал Шварц был не в духе. А может, и в духе, просто нрав такой. Выслушав пострадавшего солдата, он заявил, что тот путает термины. Шитанн просто изящно прикололся. А мог, между прочим, и надругаться безо всяких мук совести, у них, у шитанн, моральные нормы гораздо подвижнее. А если Вилис не отстанет от адмирала со всякими глупостями, то он, Хайнрих Шварц, лично надругается над ним, серьезно и качественно, как минимум двумя способами.

Не найдя понимания у начальства, Вилис нажаловался духовному пастырю. Так и так, вампир издевается, а всем все равно. Епископ пожелал знать, в чем состоит издевательство. Вилис продемонстрировал. Некоторое время Дьёрдь Галаци молча озирал открывшуюся ему картину, размышляя, а не наподдать ли чаду по этой самой… Долг все же взял верх.

— Прикрой срам, сын мой, — он поджал губы и пообещал: — Я разберусь с вампиром.

Аддарекх был в медблоке, пил чай с докторшей. Слава Богу, к интиму еще не перешли. Епископ до сих пор не мог решить, как к этому относиться.

— Ты что творишь, дьяволово семя? — грозно вопросил он, сдвинув со стола чашки.

— А что я сделал-то? — Аддарекх опешил.

— Ты, — Дьёрдь покосился на Клару, ему вдруг показалось, что сию деликатную тему вряд ли стоит затрагивать при даме; он подбодрил сам себя: нечего сомневаться, Клара Золинген — медик, — ты расцарапал седалище рабу Божьему Вилису низким словом!

Клара чуть не подавилась чаем.

— Аддарекх, правда? Что это за слово? — с любопытством спросила она.

— Ты совершил грех, — епископ поставил ему на вид. — Причинил своему собрату боль физическую и нравственную. Как тебе не стыдно?

Аддарекх вытянул руку и покачал указательным пальцем:

— Эй, церковник, ты меня со своей паствой не путай. Я носить крест не подписывался, и все ваши грехи мне по боку.

— А прокляну? — Дьёрдь навис над столом.

— А в лоб? — шитанн привстал, уши нервно дернулись, прижимаясь к голове.

Только не доводить до священного безумия! Если условно адекватный вампир превратится в вовсе невменяемое чудовище, справиться с ним в одиночку будет невозможно.

— Сядь, — он снова заговорил увещевающе. — Я понимаю, что ты не зришь свет веры, но причинно-следственные связи-то признаешь? Зачем ты это сделал? И не говори мне, что случайно! Ты намеренно его унизил.

— Зачем? — бешенство не уходило из глаз шитанн. — Чтобы он понял наконец, что нельзя надо мной безнаказанно глумиться! Раз и навсегда!

— Как же он над тобой глумился? — примирительно спросил епископ, с тревогой следя за искрами в его глазах. — Успокойся и расскажи.

Ну чем таким мог этот безобидный несерьезный парень допечь вампира? Однако, выслушав одну сторону, надо выслушать и другую. Дьёрдь приготовился слушать и возражать. Но возражать не пришлось. Шитанн выплескивал обиды одну за другой, будто только и ждал возможности выговориться, а Дьёрдь диву давался: это что же за чертик подначивает Вилиса на рискованные шуточки?

Когда поток закончился, он ушел, ничего не сказав. Разыскал Вилиса и строго спросил:

— Сын мой, а не ты ли говорил вампирам, что «shit» и «шитанн» суть слова однокоренные?

— Ну, было дело, — сознался боец.

— А может, это не ты рассказывал вампирам провокационные анекдоты, разжигая в них жажду крови?

— Какие анекдоты, святой отец? — занервничал Вилис. — Про тампаксы, что ли? Да ведь это старый анекдот, бородатый, его даже дошкольники знают. Что в нем плохого?

— Или не ты, — вкрадчиво поинтересовался епископ, — учил вампира срамным словам, выдавая их за уставные команды?

— Я только пошутил! — попытался оправдаться Вилис.

— Вот как? Стало быть, тогда и он пошутил, — присудил епископ. — Пожалуй, я не стану накладывать на тебя епитимью, сын мой. Но твои шутки острее, тебе перед ним и извиняться.

Это был неожиданный подарок. Служба сурова к молодым, и Салима не думала, что Фархаду так быстро дадут отпуск. Новичок должен заслужить выходные долгим упорным трудом, ночными и праздничными вахтами, безупречной отработкой нескончаемых нарядов, беспрекословным подчинением и идеальным поведением. Она хорошо знала своего сына, все его достоинства и недостатки. Идеальное поведение — это, конечно, не про него. Не видать бы ему отпуска, если бы не Хайнрих. Командир корабля явно превысил полномочия, отложив запланированный старт из-за мальчишки, но разве язык повернется его упрекнуть? Впрочем, он еще выслушает массу упреков от штаба, от служб космопорта, готовивших «Ийону Тихому» коридор, от навигаторов, чьи расчеты пошли коту под хвост. И — она в этом не сомневалась — ее вмешательство не потребуется, он заморочит всем головы так, что это они будут считать себя виноватыми. Адмирал Шварц не нуждался в покровительстве, и это ей безумно нравилось. Она даже слегка ему завидовала: координатор кое-чего не может себе позволить. Не потому, что власти не хватает, а потому, что положение обязывает.

К сожалению, приятный сюрприз свалился на нее, как снег на голову. Отменять и переносить сегодняшние встречи и дела, чтобы провести время с сыном в Эр-Рияде или на горном курорте, было поздно. Фархад пришел к ней в кабинет, и они беседовали в промежутках между аудиенциями.

— К вам кардинал Натта, — сообщила Эстер по переговорнику.

— Приглашайте.

Фархад вытянулся по стойке «смирно». Духовный сан вошедшего его мало трогал, но этот человек сейчас исполнял обязанности главнокомандующего. Салима осталась сидеть.

— Добрый день, господин Натта, — она вопросительно прищурилась: — Или недобрый?

Джеронимо Натта откашлялся, чтобы побороть противоестественную неуверенность, охватывающую его при общении с этой женщиной. Даже в присутствии папы он такого не чувствовал.

— У меня есть новости, Салима ханум. Вряд ли их можно назвать радостными, но они вносят ясность, — он бросил взгляд на молодого человека во флотской форме, сомневаясь, сколько можно при нем сказать, — в вопрос о темной силе.

Салима перехватила его взгляд.

— Это мой старший сын, господин Натта. Не могу сказать: наследник, должность у меня ненаследственная, — она улыбнулась уголками губ. — Но я ему полностью доверяю.

Кардинал сдержанно кивнул юноше. Ему было немного неловко, что сперва он принял его за ее фаворита. Грехи у людей примерно одинаковы, а женщины в возрасте часто неравнодушны к мальчикам. Он был рад, что ошибся. Фархад отсалютовал — не слишком торопливо, но безупречно.

— Итак? — Салима подняла бровь. — Присаживайтесь, господин Натта, и излагайте.

— Мы провели большую работу по выяснению истины, Салима ханум, — усевшись напротив нее в кресло посетителя, произнес Джеронимо, — пройдя от смутных подозрений до безусловной уверенности. Собственно, пока мы не достигли стопроцентной уверенности, я не решался вас беспокоить.

— Это правильно, — одобрила она. — Но, пожалуйста, конкретнее, господин Натта.

— Мы проследили потоки тьмы, атакующие Йозефа Гржельчика. Они берут начало в гъдеанском секторе.

Он снова кашлянул. Да, он ожидал иного. Он надеялся, что подтвердится его предположение о кознях Шшерского Рая. В первый момент он не поверил. Приказал проверить Рай столь же тщательно, как и Гъде, даже тщательнее: сектор шитанн совсем рядом, просканировать его гораздо проще. Но его постигло разочарование. Шшерский Рай был чист, ни следа дьявола, ни единого пятнышка тьмы — вообще. Столь хорошо маскируются, или же?..

Или все, что, как ему казалось, он знал о вампирах, было неправдой. Чудовищной ошибкой, совершенной тысячу лет назад. А может быть, даже не ошибкой, а преднамеренной ложью.

Почему за целую тысячу лет никто не проверил Шшерский Рай на присутствие дьявольской сущности? Джеронимо не стал задавать этот вопрос папе, которому первому доложил о результатах. Он сам знал ответ. Для такого дальнего сканирования, за световые годы, потребовались все ресурсы не только католической церкви, но и других христианских конфессий. Вряд ли еще пару веков назад такой союз был возможен. Век назад — вполне, но Церковь зиждется на вере, не допускающей сомнения. Чтобы что-то проверять, надо в этом чем-то усомниться. А разве можно сомневаться в правоте древних иерархов?

У него был очень тяжелый разговор с Бенедиктом XXV. Оба искали любые оправдания. Может быть, тысячу лет назад никакой ошибки и не случилось. Возможно, вторжение и впрямь было делом рук дьявола. Просто слишком много лет прошло с тех пор, и все изменилось. Кланы, серьезно зараженные тьмой, были уничтожены подчистую, а остальные за минувшие века могли постепенно отринуть сатану, идя по пути духовного прогресса. Вот и получили мы то, что получили. Возможно, созданы они и не Богом, не зря же без чужой крови не могут существовать. Связь вампиров с тьмой могла быть, наверняка была. Однако здесь и сейчас — распалась.

Но, рассуждая таким образом, они не глядели друг другу в глаза. Потому что оба понимали: все могло происходить и не так, как они только что гладко придумали.

Нельзя в одночасье отобрать у паствы веру в непогрешимость Церкви. Нельзя сказать: мы ошиблись. Паству нужно подготовить. И узнает она сильно адаптированную версию, приукрашенную в воспитательных целях. Мол, раскаявшись в темных делах своих, вампиры побороли нечистого в себе и к сегодняшнему дню достигли духовного уровня, позволяющего снять с них проклятие. И подобным образом каждый может и должен преодолеть ростки тьмы из семян, коварно бросаемых дьяволом в сердца. Прекрасная тема для проповеди. Н-да, вот только радоваться на самом деле нечему.

Салима побарабанила пальцами по подлокотнику.

— Значит, Гъде? Вам не кажется, господин Натта, что это подозрительно кстати?

— Я понимаю ваше недоверие, Салима ханум, — горько проговорил он. — В самом деле, будто кстати. Но Бог свидетель, это не ошибка и не подлог. И не случайность. Всему мирскому есть параллель в духовном, и наоборот. На мирском плане Гъде ведет войну с Землей. Видимо, Гъде в своей амбициозной решимости победить не стесняется в средствах. С другой стороны, тьма использует любой мирской конфликт, чтобы распространить свое влияние. Тьма давит равно и на нас, и на гъдеан, стремясь подчинить своей воле. Но у землян есть вера и разум. Примитивные психологические тесты позволяют даже без помощи священнослужителя закрыть людям, склонным прислушиваться к тьме, допуск на ключевые посты в армии и флоте. Напротив, религия Гъде слаба и ложна, политическое руководство невежественно, и тьма, пустившая там корни, успешно подтачивает ноосферу планеты.

Салима покачала головой.

— Ложная религия — неподходящий аргумент, господин Натта. Не забывайте, что ваша духовная доктрина и на Земле не имеет большинства.

— Все массовые религии Земли обращены к свету, — дипломатично ответил кардинал. — И все они сильны, каждая по-своему. Эгрегор же гъдеанских верований весьма нечеток. Возможно, они и благие, но у них нет стержня. Это и позволяет пособникам сатаны вольготно чувствовать себя на Гъде.

Салима медленно наклонила голову в знак согласия.

— Я подумаю, как представить эту информацию Совету координаторов.

— Зачем? — удивился Джеронимо. — Земля может решить эту проблему, не привлекая иные миры.

— Вот как? — теперь удивилась Салима. — Что же вы предлагаете?

— Выжечь дьявольскую заразу! — решительно сказал кардинал. — По расчетам штаба, десятка термоядерных зарядов суммарной мощностью триста мегатонн хватит, чтобы запустить самораспространяющуюся реакцию синтеза в океанских водах и полностью стереть скверну с лица Вселенной, в назидание всем прочим темным.

— Стереть с лица Вселенной, — повторила Салима. Ни одной эмоции не было в этих словах, но Джеронимо понял, что его идея не нашла поддержки.

Салима встала, прошлась по кабинету. Натта тоже поднялся: сработал рефлекс не сидеть в присутствии стоящей женщины. Фархад молчал, боясь шелохнуться и напомнить о себе. Как бы ни доверяла ему мать, этот разговор явно не для его ушей.

— Не высоко ли замахнулись, господин Натта? — она остановилась в трех шагах от кардинала и посмотрела на него в упор. — Конец света — прерогатива высших сил, разве не так?

— Дела Бога вершатся руками почитателей Его, — ответил тот.

— А вас не смущает, что вместе с темными погибнут миллиарды ни в чем не повинных людей?

— Нет, — честно сказал он. — Бог рассудит и воздаст каждому по заслугам, Он отделит невинных от виновных в посмертии.

Салима отвернулась, возвращаясь в свое кресло.

— Я это запрещаю, — бросила просто, без пафоса, вот так взяла да и отменила в рабочем порядке конец света на отдельно взятой планете.

Джеронимо вздохнул. Эх, будь она христианкой! А еще лучше — христианином, мужчиной. Ему казалось, что в этом вся закавыка.

— Другие предложения есть?

Он поморщился, садясь.

— Оккупация Гъде и планомерное прочесывание планеты. Массовые казни темных и им сочувствующих. И всех, кто попадется под горячую руку, конечно, — он пожал плечами: лес рубят — щепки летят. — Более трудоемко, менее надежно. И те миллиарды, о которых вы так беспокоитесь, возненавидят нас.

— Полагаю, так и будет, — без радости кивнула Салима. — Но пока мы остановимся на этом варианте. Поручаю вам разработку операции.

Кардинал коротко поклонился и направился к выходу.

— Разрешите обратиться? — голос юноши догнал его почти в дверях.

Он недоуменно обернулся. Не по чину юнцу встревать в серьезные дела, будь он хоть чьим сыном.

— Капитан Гржельчик, — ах, вот что волновало молодого человека. — Как он?

Джеронимо смягчился.

— Прогресс есть. Но он тяжело дается, мальчик. Я хотел бы сохранить жизнь Йозефу Гржельчику, однако лишь Бог властен в жизни и смерти. В любом случае, скоро его не ждите.

Когда за кардиналом закрылась дверь, Фархад посмотрел на мать. Она наливала себе сок в бокал, лицо бесстрастно и спокойно.

— Мама, это же ужасно, — наедине он решился высказать свое мнение.

Она поглядела на него внимательно, приметив ненаигранную подавленность.

— Что именно?

— То, что он сказал. Взорвать планету! Он это серьезно?

— Полагаешь, господин Натта пришел сюда шутить? Да и тема для шутки что-то мрачноватая.

— Разве так можно?

— Фархад, ты лучше меня разбираешься в вооружении флота и разрушительной силе нашего оружия. Вот и скажи, возможно или нет.

Он сглотнул.

— Технически — да. Но…

— Но нехорошо, — согласилась она. — Я дорожу репутацией Земли. Мы не должны остаться в истории как те, кто поступает неправедно. Впрочем, — она грустно улыбнулась, — как бы мы ни поступили, всегда найдется тот, кому это не понравится. Даже если это очень хороший, добрый поступок.

«Райский всполох» и «Райское сияние», так они назывались. Два новых линкора, ничьих, с чистыми бортовыми журналами. Слепые новорожденные корабли, без опыта, без истории. Никакие. Один из них Мрланк должен был выбрать для себя и назначить флагманом. Он долго глядел на них, обходил снаружи, поднимался на борт. И — ни одного знака. Ничто не цепляло за душу. Эти корабли были чужими.

Как только «Райская молния» прибыла из патруля, он нашел Ххнна Трагга. Они встретились в кафе. Коротко обнялись, заказали реттихи.

— Ты же не пил реттихи, — удивился Ххнн.

Мрланк фыркнул.

— Сколько с тех пор прошло? И времени, и вообще всего…

Закрыл глаза и открыл — а у Эйззы уже животик, Ххнн стал капитаном, на орбите Рая земной крейсер, и Нлакис деблокирован. Мрланку казалось, он пропустил целую эпоху.

— Кстати, поздравляю с красной полосой, — он кивнул на плечо Ххнна, где красовался капитанский знак.

Ххнну было неловко. Он думал о товарище, как о мертвом, а теперь вышло, что поторопился. Женщины отказывались верить в его окончательную смерть, как их ни уговаривали, а он поверил, согласился, смирился. Еще и должность эта от щедрот Криййхана Винта. Понятно, что другого выхода не было ни у него, ни у координатора, но теперь полоска красной ткани жгла плечо, словно он интригами на место Мрланка пролез. Дурацкое ощущение.

— Ххнн, у меня к тебе просьба.

— Все, что в моих силах, — с готовностью пообещал он. Хоть так оправдаться перед совестью. Знал ведь, в какой больнице лежит Мрланк, но не заехал ни разу: какой смысл мертвого навещать?

— Отдай мне «Молнию», Ххнн.

Бывший старпом открыл рот и вновь закрыл. И отдал бы, но как он может? Он назначен приказом координатора.

— Ххнн, постарайся понять. «Молния» — мой корабль, экипаж — мои люди, — еще бы ему было непонятно, он чувствовал это каждое мгновение. — Возьми себе любой из новых линкоров, какая тебе разница? Они еще и лучше, крепче. Экипаж подберешь по своему вкусу, какой пожелаешь. Боишься заскучать без знакомых лиц — забирай с «Молнии» кетреййи из Траггов и других, кто согласится перейти. Ххнн, пожалуйста. Ты ничего не теряешь.

— Да я бы с удовольствием, — этого он больше всего и хотел: начать с чистого листа, с новыми людьми, на новом корабле. — Но что скажет хирра Криййхан? — его грызло сомнение.

Мрланк пожал плечами.

— Где мы и где Криййхан? Если старику и не все равно, кто на котором линкоре ходит, спорить он не станет, поругается да утвердит. Лишь бы дело делалось.

— А если вызовет на ковер?

— Ну и сходи, подумаешь. Докопается — вали все на меня. Мол, адмирал приказал, со старшим по званию не спорят.

— Вот и приказал бы, — проворчал Ххнн. Не слишком искренне: на самом деле ему было приятно, что Мрланк просит, а не приказывает. — Мрланк, ты так легко к этому относишься…

— Ни к чему выдумывать сложности там, где их нет, — возразил тот.

— Тебя совсем не волнует возможное недовольство координатора?

— Поверь мне, — проговорил Мрланк, — это сущие мелочи по сравнению с жизнью и смертью.

Его не переубедить, понял Ххнн. И ощутил облегчение. Он, пожалуй, выберет «Райский всполох», ему импонировало энергичное название.

Он поколебался и спросил:

— Мрланк, а как оно… там?

— Не знаю, — Мрланк сокрушенно вздохнул. — Правда. Ничего не помню. Помню, как оказался в чьем-то теле, а потом опять — провал. Не попробуешь — не узнаешь, — он усмехнулся. — Но лучше пока не пробуй.

Письмо к Салиме адмирал т’Лехин переписывал дважды. Первый раз — по собственной инициативе, когда понял, что первоначальный текст не отвечает его целям — слишком сух и деловит, ни одна женщина не поверит, что это написал влюбленный, тем более такая ушлая, как координатор Земли. Второй — по указке господина Веранну. Ознакомившись с письмом, посол пришел в ужас. В отличие от мересанца, он неплохо разбирался в нюансах земных традиций и приличий.

— Сожгите это, — посоветовал он. — Подобная откровенность, адмирал, неуместна в эпистолярном жанре, даже когда один супруг с шестнадцатилетним стажем пишет другому. Тем более — в вашем случае.

— Но как еще мне передать мои пылающие чувства? — запротестовал т’Лехин.

— Намеками, — подсказал Веранну. — Иносказаниями. Кстати, поэтические цитаты могут помочь.

— А если она не поймет намеков?

— Вообще-то Салима ханум умная и проницательная женщина, — заметил тсетианин.

Т’Лехин скрипнул зубами и переписал. Новый вариант казался ему близким к первому, только более туманным. Но посол одобрил. Велел запечатать конверт и унес.

Веранну не думал, что адмирал всерьез заинтересует Салиму. На что ей какой-то пленник? Она полномочного представителя Шшерского Рая, ближайшего помощника и преемника координатора, одного из высших властителей союзного мира, вдоволь повозила физиономией по столу, прежде чем подарить ему немного внимания. С другой стороны, худого посол в затее т’Лехина не видел. Пока мересанец занят нежными чувствами и любовной перепиской, ему не до побегов и диверсий. А Салиму это, следует надеяться, развлечет.

— Салима, это вам, — он подал ей конверт на вытянутой ладони, — от адмирала т’Лехина.

Она взяла конверт, не вскрывая, пощупала подушечками пальцев.

— Всемилостивейший, что там? — она рассмеялась. — Неужели взятка?

— Откройте, — предложил Веранну.

— Это не опасно? — Салима шутила, он никогда не принес бы ей ничего опасного. Она аккуратно подцепила уголок ножницами. — Письмо? — на лице изобразилось легкое удивление. — Адмирал не умеет пользоваться электронной почтой?

— Вы же знаете, как он относится ко всему электронному, — напомнил посол.

— Ах да, и верно, — она села в кресло у чайного стола, показав Веранну на другое, и развернула лист. — Он писал собственной рукой? Настолько старомодно, что даже романтично, — отметила она с улыбкой.

А ведь, похоже, у мересанца есть шанс, подумал Веранну.

Пока она читала письмо — сперва пробежала глазами по диагонали, потом стала вдумчиво изучать, — он сел напротив и, разлив зеленый чай по пиалам, вновь наполнил заварной чайник кипятком.

Наконец она сложила лист по сгибам, откинулась в кресле, теребя его в руках. Улыбка была ироничной и чуть задумчивой.

— Вот скажите мне, Веранну: все мужчины ненормальные? Или мне просто на таких везет?

— Все, — убежденно ответил он. — Это я вам заявляю, как специалист по пятидесяти девяти мирам.

— И вы тоже? — она лукаво подняла бровь.

— Само собой, — он почтительно поклонился.

Она положила свернутый лист на стол.

— Вы знаете, о чем письмо?

— Разумеется, Салима. Грош мне будет цена как послу, если я начну приносить вам бумаги, оставаясь в неведении об их содержании. Я же не почтальон какой-нибудь.

— И что вы об этом думаете? — она дотронулась до листа.

Он пожал плечами.

— Ничего. Адмирал же не мне в любви объясняется. Думать придется вам.

Салима вздохнула.

— Вас расстроило это письмо? — осторожно спросил он.

— Расстроило? — она фыркнула. — Нисколько. Просто… — она неопределенно покрутила рукой в воздухе.

— Просто вы немного устали от ненормальных мужчин? Есть несложный способ сделать так, чтобы они вам не докучали, — он говорил легким тоном, как бы не всерьез, но говорил именно то, что думал. — Выйдите замуж.

Она хмыкнула. Отхлебнула чай, покачала пиалу в руках.

— Может быть, я и последую вашему совету, Веранну. Но не прямо сейчас. Для начала надо закончить войну, а в войне появились новые грани… Ладно. Пойдете мимо Эстер, запишите адмирала т’Лехина на прием. Слог у него неплох; посмотрим, что он сможет мне сказать лицом к лицу.

О нет! Только не это!

Мысли, одолевавшие Кита Левица, капитана ГС-крейсера «Джон Шепард», дрейфующего у Нлакиса, были, как на подбор, истерическими. Вовсе не свойственными отважному капитану, проявлявшему завидную храбрость в бою и должное самообладание в критических ситуациях. Но известие, которое пришло из Центра, выбило у него почву из-под ног. Известие о том, что командиром эскадры, блокирующей Нлакис, назначен не кто иной, как Хайнрих Шварц.

А ведь все было так хорошо! Отремонтировавшись, «Джон Шепард» тотчас был отправлен к Нлакису на смену кораблям, пострадавшим в битве с объединенным флотом Ена Пирана. Кит не заикнулся об отпуске, черт с ним. Главное, что он вырвался со станции периметра, где за время ремонта едва не озверел от вынужденного общения с комендантом — герром Шварцем, чтоб ему было пусто. Как раз из-за простоя на проклятой станции экипажу «Джона Шепарда» и не предоставили отпуск. Вы же отдыхали, мол. Знали бы в штабе, что это за отдых! После такого отдыха каторга санаторием покажется. В моральном плане.

Кит Левиц и впрямь чувствовал себя у Нлакиса, как в санатории для лечения нервов. Нелегкая служба? Ха! Навигатор спит — служба идет, что тут нелегкого? Быть в любой момент готовым отразить нападение врага? Враги казались Киту душками. Вот, к примеру, мересанский адмирал т’Лехин — вежливый и культурный человек, не то что герр Шварц.

Враги Кита не пугали. Сунутся — ответим. Он на орбите Нлакиса не один, рядом «Джеймс Кирк» и «Меф Аганн». С флегматичным китайцем Сяо Чжу, капитаном «Кирка», энергичный израильтянин крепко сдружился на станции периметра, где судьба свела товарищей по несчастью. Бок о бок стояли они перед Шварцем и стойко выносили все тяготы пребывания в его обществе. Кит был рад, что им досталось одинаковое задание. Временно исполняющий обязанности командующего эскадрой Андроникос Спатос был плохо знаком друзьям, но неприязни не вызывал, пальцев не гнул и ненавязчиво вписался в их компанию. Благодать и свобода — так можно было описать дежурство у Нлакиса. До сегодняшнего дня.

Ну за что? Чем они так прогневали Всевышнего?

— Чего вы паникуете? — не выдержал Спатос. — Можно подумать, нас под начало Ена Пирана отдают.

Он не понимал! Он никогда не зависел от Хайнриха Шварца, вообще не встречался с ним.

— Кто из них хуже, еще вопрос, — пробурчал Кит.

— Да перестаньте вы, — не поверил; вот наивный! — Адмирал Шварц — мальтийский рыцарь, командор ордена. Сам кардинал Натта дал ему свое благословение.

— Несчастный кардинал не ведал, что творит, — буркнул Левиц.

Спатос перевел взгляд на Сяо Чжу, чье изображение торчало на другом экране, в надежде, что тот скажет что-нибудь более разумное. Китаец покачал головой:

— Наш Кит, как всегда, немного категоричен. Но если вы, Никос, полагаете, будто рыцари — это такие куртуазные идеалисты, то у вас в корне неверное представление об исторической действительности.

— Типичный рыцарь — безбашенный рубака и выпивоха, тиранящий всех, кто ниже по положению, — подсказал Кит. — Ко всеобщей печали, достаточно богатый либо удачливый, чтобы иметь самое современное оружие и броню.

— В общем, кто-то вроде герра Шварца, — кротко резюмировал Сяо Чжу.

— А вот и он, — мрачно проговорил Кит, косясь на радужное пятно, возникшее на одном из экранов.

Словно зрачок посреди радужки, в середине вскрылась чернота, и через дыру в ткани пространства протиснулся корабль.

— «Ийон Тихий», — узнал Спатос.

— Да-а, — протянул Кит невесело. — Отдали этому змею. А Гржельчику, похоже, пипец.

Сяо Чжу сделал знак, отвращающий зло.

— Что с ним случилось, Никос? Он же был тут с вами.

Андроникос пожал плечами.

— Ну, был. А потом поднял всех на уши, устроил Ену Пирану бойню и свалил, не сказав, куда. Командуй, мол, тут без меня. Епископы говорят, дьявол жрал его душу. Со здоровьем было не очень в последнее время, вроде бы он наркотики принимал. Может, от этого крышу и снесло.

— Это у Максимилиансена крышу снесло, — не согласился Кит. — Под наркотой или нет, Гржельчик ни в кого не стрелял, шел себе мирно, куда ему надо было. А в «Ийон» пять термоядерных ракет запустили! Не считая всего остального. Какого черта? Старика внезапно маразм догрыз? — разгорячился Левиц. — Правильно его сняли с поста!

— Салима все делает правильно, — дипломатично отметил Сяо Чжу.

Кит нахохлился, вспомнив о больном.

— Ага, — хмыкнул едко. — То, что она назначила этого тролля адмиралом, отдала ему «Ийон» и прислала сюда командовать — тоже правильно?

Сяо Чжу философски вздохнул.

— Кто знает? Может, и правильно. С общеполитической точки зрения. То, что нам не нравится, не обязательно неправильно, и наоборот.

В этот момент дао «Ийон Тихий» вышел на связь, вклинившись в конференцию.

— Что, сволочи, не ждали? — Хайнрих Шварц искрился жизнерадостностью. — Халява кончилась, пора орднунг наводить. Кто тут за все отвечает? Вряд ли эти два лоха, чуть не просравшие свои пепелацы мегавошкам. Ты? — он ткнул пальцем в изображение малость опешившего Андроникоса. — Докладывай давай, а я уж решу, пользовать тебя с вазелином или без.

Кит со смыслом улыбнулся Спатосу краешком губ. Не верил? Теперь врагу позавидуешь. Ен Пиран наверняка разговаривает со своими подчиненными по-другому.

— Грязные засранцы, потонувшие в собственном дерьме! — дворцовые стены содрогнулись от громоподобного рева. — Умственно отсталые дебилы, ублюдки греховной связи дауна и кетреййи!

Ен Пиран бесился не по-настоящему. Его вполне устраивало, что эти тупые греховодники, которым он поставил задачу подготовить освобождение адмирала т’Лехина, бились без толку. Ему тут и без т’Лехина хорошо. Если мересанец такой идиот и неудачник, что попался в лапы землянам, пусть сидит у них и наслаждается электрическим унитазом. Но видимость деятельности необходимо было достоверно изобразить, дабы не расстраивать координатора т’Согидина. Этот тип с виду снулая рыба, а в душе — тот еще иглохвостый жаднозуб. Разочаровывать его никак не следует. Он тут полный хозяин, держит власть крепко, а гостеприимство его весьма корыстно. Заподозрит Ена Пирана в саботаже — мигом прогонит. И куда в таком случае деваться? Возвращаться сейчас на Гъде смерти подобно. Король Имит в ярости, проигранного боя он не простил. Вот что значит не военный человек: не понимает, что все время выигрывать не получается. И поди переубеди его!

Так что Ен Пиран вовсю шпынял и подчиненных гъдеан, и мересанский штат, предоставленный ему т’Согидином. Увы, никому из них он не мог довериться. Гъдеане сделают все, что он скажет, но эти олухи совершенно не умеют притворяться. Либо они сами проболтаются, либо начнут вызывать у мересанцев законное недоумение своими неосторожными поступками или неуместным отсутствием оных. Так что вся эта погрязшая во грехе шушера неустанно копошилась, ища способ вытащить адмирала т’Лехина из плена, где ему, честно говоря, самое место. Спасало то, что если эта задача и имеет решение, то явно нетривиальное и трудоемкое. Но вдруг кто-нибудь ее да решит? Ен Пиран испытывал некоторое беспокойство.

— Дерьмо! — хлестко подытожил он доклад аналитиков, пустой, как суп язвенника, и вялый, как прошлогодний овощ.

И украдкой покосился на т’Согидина. Мересанец кивнул, в общем и целом соглашаясь.

Стоило бы отвлечь координатора от навязчивой идеи вернуть т’Лехина. Все свои мыслительные ресурсы Ен Пиран бросил именно на эту проблему. И наконец придумал.

— Я знаю, как подобраться к Нлакису, — заявил он т’Согидину.

Тот вопросительно промолчал, глядя на адмирала. Взгляд мересанца слегка нервировал Ена Пирана. Глаза его были темными и непроницаемыми, выражение лица — строго дозированным, жесты — скупыми и величественными. Сочетание интенсивной пигментации и синей крови, просвечивающей сквозь стенки капилляров, придавало коже странный баклажановый оттенок. Словно не живой человек, а статуя, затянутая в тяжелый парчовый халат, расшитый бисером. Т’Согидин казался статуей не только из-за цвета кожи и редких движений, но и потому, что на нем не было гарнитуры — непременной принадлежности мересанцев, вынужденных общаться с инопланетянами. Специально настроенную гарнитуру пришлось цеплять Ену Пирану и его подчиненным, это они тут были чужими.

Адмирал стряхнул наваждение. Не хватало еще робеть перед каким-то инородцем!

— Земляне разрешают погрязшим во грехе кровохлёбам приближаться к Нлакису, — сказал Ен Пиран. — Райский линкор уже проходил к планете, наверняка его ждут снова. У вашего флота на вооружении такие же линкоры. Одну и ту же технологию купили и менять не стали, — он усмехнулся. — Всего и дел: навешать на ваш линкор сверху электрической бутафории, как у шшерцев, перекрасить и намалевать название на шитанн.

— На шитанн? — только и переспросил мересанец. — Среди наших никто не знает письменности шитанн. А у вас?

— Разумеется, нет, — делать больше гъдеанам нечего, учить всякие варварские языки. Адмирал и хантского не учил бы, но надо же как-то общаться с чужаками. Однако сбить его с курса было непросто. — А какая разница? Земляне тоже ведь не читают на шитанн. Скопируем любую завитушку из райских роликов, чтобы было похоже — скушают, как миленькие.

— Продолжайте, — координатор заинтересовался.

Чего же дальше непонятного? Т’Согидин прикидывается дурачком, чтобы выиграть время на размышление, как лучше отказать? Нет, вряд ли. Мересанцу у себя дома нет нужды хитрить. Неужели великодушно поощряет его раскрыть свой замысел во всей красе, отрезая для себя возможность присвоить его авторство?

— Линкор пройдет мимо землян, займет низкую стационарную орбиту и высадит десант, который захватит один из рудников. Лучше земной.

Ен Пиран безошибочно определил, с кем сражается в изменившейся войне. Главный враг — земляне. Если десант возьмет в заложники шшерцев или тсетиан, земная эскадра у Нлакиса запросто может сровнять захваченный рудник с поверхностью, не особенно беспокоясь по поводу гибели инопланетян. Это мы уже проходили с «БМ-65». Проклятый Гржельчик сделал вид, что принял ультиматум, а потом подло ударил — как раз в тот момент, когда все расслабились, считая, что фишки в кармане. Плевать ему было на «БМ».

Но на своих они не наплюют. Из кожи вон вылезут, чтобы выручить соотечественников. Если их координатор этого не сделает, ей наверняка выразят вотум недоверия. Кому нужен координатор, который не защищает собственных граждан? Салима обязательно клюнет на крючок.

— Когда мы это провернем, земляне согласятся на… разумные условия, — он хотел сказать «любые», но не стал грешить против истины. Увы, не на любые. Он уже понимал: есть то, на что они не пойдут никогда, даже если поджаривать их по кускам на их же глазах. Упертые варвары! Но все, что можно выторговать, он готов был выторговать. Половина Нлакиса для Гъде — цена, которую земляне должны счесть приемлемой. Ну, и еще по мелочи.

Т’Согидин медленно кивнул.

— Действуйте.

Адмирал т’Лехин волновался, как… как влюбленный перед первым свиданием. И неважно, что он вовсе не был влюблен и что пятнадцатиминутная аудиенция в секретариате ООН — еще не свидание. Просто от результата этой аудиенции зависело очень многое. Куда больше, чем интимное будущее пылкого юноши.

— Заказать вам цветы? — предложил господин Веранну.

— Мне? — не понял т’Лехин. — Зачем?

— Для Салимы ханум, — снисходительно пояснил посол. — Букет цветов — пристойный заменитель пары-тройки чересчур прямых выражений, которые пришлось вычеркнуть из вашего письма.

Он заказал букет — пышный, в обертке с ленточками и звездочками. И новый костюм. Здешний климат был слишком холоден для халата, к тому же земляне свысока косились на одежду, подобную которой здесь носили только в домашней обстановке. Имелась и третья причина, почему он надел все земное — пальто, ботинки, рубашку, пиджак, брюки, вплоть до белья: ему не хотелось выглядеть чужаком. Голубую кожу, гарнитуру и крупноватый по местным меркам череп никуда не денешь, но хоть так.

Секретарша, вместо того чтобы доложить о его приходе, вытаращилась на букет и машинально протянула руку. Он возмущенно убрал букет за спину, чувствуя затылком, как охранники сдерживают смех. Девушка спохватилась, нажала кнопку на переговорном устройстве:

— Салима ханум, вам прислали букет.

— Возьмите его, Эстер, и поблагодарите от моего имени.

— Они не отдают!

Салима выглянула из дверей кабинета. Букет действительно бросался в глаза. Невысокого изящного мересанца за ним практически не было видно. Должно быть, Эстер приняла его за посыльного. Но посыльным из цветочных магазинов не наступает на пятки охрана.

— Заходите, адмирал, — с улыбкой пригласила она. — Только вначале отдайте Эстер этот куст, она поставит его в вазу. А вы подождите в приемной.

Конвоиры заворчали: выпускать объект из поля зрения они считали рискованным. Она подняла бровь:

— Полагаете, он сбежит из моего кабинета?

Телохранителям Салимы эта идея тоже не понравилась, они выразили настойчивое нежелание оставлять координатора с вражеским адмиралом один на один.

— Нам предстоит конфиденциальная беседа, — нахмурилась она.

— А мы не будем мешать, — возразил начальник караула. — Просто постоим рядом.

— Свечку подержим, — язвительно продолжила Салима. — Можете обыскать адмирала т’Лехина, если так беспокоитесь, но ждать вы будете за дверью.

Гвардеец поджал губы, но спорить не стал. Зато на мересанце оторвался. Салима скрылась в кабинете, не пожелав усугублять своим присутствием унижение т’Лехина, которого заставили раздеться до исподнего и тщательно обшарили и осмотрели, подсвечивая электрическими фонариками, попутно бесцеремонно комментируя его достоинства. Ничего не нашли, но цель телохранителей состояла не столько в этом, сколько в том, чтобы деморализовать пленника и отвратить его от потенциально неразумных поступков, в чем они и преуспели.

— Салима ханум, адмирал готов войти, — почтительно сообщил начальник караула.

Адмирал уже ни к чему не был готов, больше всего ему хотелось удрать обратно в посольство, подальше от этих дикарей с фонариками и шокерами, и от этой девки-секретарши, с любопытством смотревшей, как его, почти голого, ощупывают ухмыляющиеся варвары. Он содрогнулся от остаточного отвращения, застегивая последнюю пуговицу на пиджаке. Отступать поздно, координатор ожидает. Он собрал жалкие остатки самообладания и вошел в кабинет, стараясь держать спину прямо.

В кабинете горел яркий электрический свет, Салима работала за ноутбуком. Подняв голову, она кивнула адмиралу доброжелательно. Закрыла крышку ноутбука, и кошмарный конгломерат электрических вихрей уснул. Следующим движением она погасила свет. Пасмурный день был темноват, и на столе появилась свеча.

— О, спасибо, — адмирал испытал искреннее облегчение и столь же искреннюю благодарность. Справедливости ради, большинство окружающих вели себя терпимо по отношению к пленнику, но не принимали всерьез его страданий из-за электричества: недоумевали, посмеивались и поплевывали на его дискомфорт.

— Надеюсь, вы не в обиде на моих телохранителей, — мягко промолвила Салима. — Ими руководит исключительно забота о моей безопасности.

Тонкий намек? Но он и не думал причинять ей вред. Он не самоубийца.

— Я прочла ваше письмо, адмирал. Оно меня… заинтриговало.

В колеблющемся свете свечи глаза кажутся глубокими, а на дне их пляшут искры. Лицо в полутени, ни одной морщинки не разглядеть. А вот ей хорошо было видно лицо мересанца, стоящего против окна, куда еще проникал бледный свет серого пасмурного вечера. Растерянное, подавленное… но уже начавшее оттаивать.

— Ну, адмирал? Скажите же что-нибудь.

— Вы можете называть меня просто т’Лехин, — он хотел, чтобы она видела в нем прежде всего не вражеского адмирала, а мужчину.

— Благодарю, т’Лехин, — отозвалась она. Не предложила в ответ звать себя по имени. Быстрого покорения вершины не получится. Но то, что она вообще согласилась на встречу с ним, внушало надежду.

— Салима ханум, — он решил, что пора бы перейти к делу, — с тех пор как я увидел вас на станции, — он сумел сдержать непроизвольную гримасу при упоминании проклятой станции, — я все время думаю о вас.

Она чуть подняла бровь.

— Если вы обратитесь к хорошему психиатру, он излечит вас от навязчивой идеи.

— Нет, — запротестовал т’Лехин, — я не хочу от этого лечиться! Эти мысли мне приятны. Я не устаю надеяться, что они перестанут быть только мыслями.

Салима хмыкнула про себя. Она могла представить, что это за мысли. У большинства мужчин фантазии весьма однообразны. Хайнрих нравился ей не в последнюю очередь тем, что мыслил творчески.

Мересанский адмирал, осмелев оттого, что его гневно не прерывают, продолжал говорить, раскрывая тему глубже. Какая-нибудь недалекая девица пала бы под грузом лапши на ушах уже на второй минуте. Но Салима не была до такой степени наивна и в юности. К нынешним же годам за плечами был богатый опыт подобных переговоров, адмирала она раскусила сразу и потеряла интерес. Если бы в нем говорило искреннее чувство или хотя бы естественное желание — она, возможно, пошла бы ему навстречу. Не сразу и не безусловно, однако такой вариант можно было бы рассмотреть. Внешность у мересанца странноватая, но не отталкивающая, а скромное телосложение отнюдь не означает сексуальной слабости. Вот только…

Вот только она давно научилась различать актерскую игру. Адмирал, наверное, мнил себя неплохим актером, но эту роль она знала наизусть. Ее пытались разыгрывать перед ней десятки раз те, кому было от нее что-то нужно. Идиоты, которые считают легковерной дурочкой планетного координатора.

Невольная брезгливость нашептывала: прогнать. Разум подсказывал: использовать. Грех не использовать то, что само просится в руки.

— О-о, т’Лехин, — проворковала она, — вас так приятно слушать… Надеюсь, мы встретимся еще раз.

— Все в вашей воле, — адмирал склонил голову. — Назначьте мне аудиенцию, и я приду.

— Непременно. А сейчас, к сожалению, меня ждут дела, — она встала, подошла почти вплотную к поднявшемуся мересанцу и, как бы невзначай проведя ладонью по его плечу, доверительно произнесла: — На Гъде проснулся тот, кого вы называете Великим Электриком, — она почувствовала дрожь, прошедшую по коже т’Лехина, и спрятала удовлетворенную улыбку. — Нас ждет противостояние с силами зла. Как бы я хотела уделить вам побольше времени, но…

Она одарила его взглядом черных глаз, словно окатила горячей волной, в которой было все: и сожаление, и страсть, и молчаливый призыв о помощи… Захлебнувшийся адмирал вышел, механически переставляя ноги. Конвой, спрятав игральные карты, последовал за ним в некотором отдалении.

Криййхан Винт, разумеется, высказал адмиралу Мрланку все, что думает по поводу его самоуправства. Адмирал, не переставая вежливо улыбаться, пропустил брюзжание мимо ушей. Пусть старик сердится, дольше проживет. Времена, когда Мрланк перед ним робел, минули безвозвратно.

Выйдя от координатора, он налетел на Ртхинна Фййка. Синяк у бывшего посланника рассосался, глаз смотрел ясно. Ну да, месяцы ведь прошли — Мрланк никак не мог свыкнуться с тем, что все это время жизнь текла без него.

— Адмирал Мрланк, поздравляю вас с назначением, — произнес Ртхинн бесстрастным официальным тоном.

— Я всегда и везде готов служить родине, хирра Ртхинн, — таким же тоном отозвался Мрланк. — Говорят, это вы ходатайствовали о Золотом Солнце для меня?

— Мне показалось, вы этого достойны.

— Благодарю.

Они раскланялись и разошлись. Мрланк передернул плечами. Марлезонский балет — так называл Гржельчик подобные реверансы.

А ведь он никак не ожидал, что Ртхинн попросит для него награду. Наверное, надо пересмотреть предвзятое отношение к правой руке координатора. Да, тот не любил его. И подшутил нехорошо. Но в итоге отдал ему должное. Мрланк уже слышал, что Криййхан Винт рекомендовал Ртхинна Фййка народу как своего преемника. Может, и проголосовать за него, когда дойдет до дела? Тоже отдать должное.

Эйзза ждала в гостинице. Девочка металась между счастьем и недоверием. То, что он решил взять ее с собой, казалось ей чудом. Ему — идиотизмом, но он обещал. Что он будет делать, если не найдет «Ийон Тихий», он пока не думал. Криййхан прознает — опять будет недоволен. А если прознает стража, ему конец — проще улечься обратно в реанимационный блок. Протащить на военный корабль беременную женщину из чужого клана — все доходы на штрафы уйдут. Да еще из Эйззиного брака сфабрикуют преступный сговор с инопланетянами, чуть ли не продажу девушки в рабство — тут штрафом не отделаешься, на изгнание потянет. Он прекрасно осознавал возможные последствия, но не боялся. Надо будет заплатить штраф — заплатит, еще заработает. Изгонят — ну и ладно, подастся за Эйззой на Землю. Пилот его уровня везде устроится. Купит Максимилиансену коньяк, Гржельчик опять же словечко замолвит.

Эйзза обо всем этом не думала. С энтузиазмом собирала вещи, два мешка набила нарядами — все женщины одинаковы… Айцтрана не хотела, чтоб она уезжала: очень уж девушка ей на сердце легла. Предложила остаться в доме насовсем, все прелести Шарккита расписывала, как сказку… Только зачем ей чужой дом, когда вдруг оказалось можно выйти замуж — второй раз, непостижимо! — и обрести свой? Айцтрана всплакнула: пропадешь, мол, там одна. Но Эйзза не поверила. Почему это пропаду? Не пропаду! И я буду не одна, а с Беном.

— Пошли, — сказал ей Мрланк, забросил на плечо свой легкий вещевой мешок и поднял два Эйззиных, утрамбованных барахлом под завязку.

Она радостно вскочила. Тщательно завязала на груди длинную теплую куртку с полами внахлест — откровенно женскую, со всякими цветными стекляшками и мохнатыми кисточками. Форменная куртка космофлота ни за что не застегнулась бы на круглом животике. Мрланк и не собирался выдавать Эйззу за члена экипажа, все равно не выйдет. Будет нелегальной пассажиркой.

— Ну-ка тихо! — прикрикнул он на вертящуюся Эйззу, совершенно не замечающую льда под ногами. Перераспределил мешки и крепко взял девушку за руку. — Ты же так до корабля целой не дойдешь, глупая.

Эйзза не расстроилась. Рядом с хирра Мрланком можно быть глупой. Он обо всем позаботится, все сделает, как надо. Так здорово, когда он живой!

Она узнала «Райскую молнию» издалека. Знакомый силуэт линкора, изображение красной молнии в круге на борту, непонятные закорючки под ними — она знала, что это буквы, но не умела читать и в закорючки не вглядывалась. Любовалась на новые дефлекторы, отремонтированные модули, сверкающее внешнее оборудование.

Перед трапом Мрланк с сомнением поглядел на Эйззу. Сбросил мешки — рабочие принесут, — подхватил ее на руки и стал торжественно подниматься по ступенькам.

— Ой, хирра Мрланк, что вы делаете? — забормотала она. — Вам же тяжело!

Он насмешливо фыркнул. У Гржельчика и на этот счет имелась поговорка: своя ноша не тянет, — но он не стал ее озвучивать. Увы, Эйзза не его. Ее ребенок мог бы стать Селдхреди, повзрослев и вступив в брак с кем-то из клана, но она — теперь уже никогда.

— Эй, встречайте! — заорал он.

Из шлюза выглянул дежурный.

— Хирра Мрланк! — разулыбавшийся Кранц чуть не раздавил его в объятиях; он едва успел поставить Эйззу на площадку. — Мы так ждали, когда вы вернетесь, кэп!

Сообщение Салимы для Совета координаторов было сухим и кратким:

«В результате расследования инцидента с ГС-крейсером «Ийон Тихий» достоверно установлено, что с территории планеты Гъде против капитана крейсера был произведен прямой удар темной силы. Тем самым Гъде нарушила один из главных императивов Содружества Планет: никогда не привлекать темную силу для каких бы то ни было целей. Земля требует, чтобы Гъде незамедлительно открыла свою территорию для церковных экспертов и не препятствовала зачистке очагов тьмы».

На Земле об этом было объявлено в тот же день. Глупо хранить в тайне от своих то, о чем заявляешь чужим. Утром прошло выступление Салимы, потом высказались лидеры всех мировых религий. Благодаря заранее проведенной с ними работе обошлось без радикальных призывов и маниакальных идей — вроде той, что предлагал кардинал Натта. Но именно с этого дня война официально приобрела статус священной. И именно теперь всем должно было сделаться ясно: кое-какие компромиссы в ней невозможны. Можно заключить мирный договор с Чфе Варом, можно найти консенсус с Мересань и Симелином, но война с Гъде будет длиться до победного конца, до полного уничтожения гнезд тьмы.

К вечеру по квантовой связи посыпались первые отклики. Частью недоверчивые, частью осуждающие. Салима понимала: для мирового сообщества это потрясение. Они предпочтут не поверить. Или поверить, но спрятать глаза: по вам ударили, вы и решайте, а нас темные не трогали. Императив императивом, но бросить вызов инфернальному — это вам не эмбарго объявить каким-нибудь торгашам, попавшимся на нечестности, и не взорвать чужую верфь. Хант высказался достаточно расплывчато: мол, все это тема для тщательнейшего расследования и коллективного обсуждения, и пороть горячку в таких делах недопустимо… Что и требовалось доказать. Ну не хотят ханты воевать, даже за Свет.

«Я ничего не знал, — открестился от всего король Имит. — Я не могу за это отвечать».

«Что вы за координатор, если не знаете, что творится на вашей планете, и ни за что не отвечаете?» — безжалостно припечатала Салима.

«Ваши обвинения бездоказательны, — он сменил тактику. — Вы хотите опорочить Гъде перед остальными мирами, чтобы расправиться с нами без помех!»

«Пустите к себе независимых представителей светлых религий. Эксперты мигом найдут доказательства. Тьма живет на Гъде, как у себя дома. А вы не знаете, — съехидничала она. — Или делаете вид, что не знаете?»

Король Имит столь резко вышел из сети, что Салима предположила: наверняка в ярости хватил со всей дури кулаком по компьютеру.

— Невыдержанный дурак, — прокомментировала она.

Владимир Каманин, сидевший рядом, позволил себе хмыкнуть:

— А вы бы как чувствовали себя на его месте?

— Я? — она изумленно подняла бровь. — Господин Каманин, вы впрямь допускаете, что координатор Земли может оказаться на его месте? Неужели я поторопилась?..

Каманину стало неловко.

— Я вовсе не намекал на что-либо подобное, Салима ханум. Просто попытался представить себе его ощущения.

— Это хорошо, — кивнула она. — И полезно. На основании этих представлений можно предсказать чужие поступки. А также сделать вывод о том, что свои ощущения следует контролировать. Жизнь состоит не из одних лишь радостей. Если хочешь выиграть, на неприятности надо реагировать конструктивно.

— Он раздавлен, — возразил Владимир. — В таком состоянии он неспособен реагировать конструктивно. Ничего не подозревал, и вот те на…

Она пожала плечами.

— Я многое могу сказать вам на это. Если вы собираетесь стать координатором, лучше запомните. Во-первых, ваша реакция всегда должна быть конструктивной, без всяких скидок на шок, похмелье и прочие прискорбные состояния. Реагируя неверно, вы сами себя закапываете. Выделите себе специальное время для слез, истерик, бешенства, поставьте в своей спальне чучела всех ваших неприятелей и лупите их по ночам палкой или кидайте в них ножи… но никогда не расслабляйтесь на работе.

Он подумал, что, придя к власти, поставит в своем кабинете куклу Салимы. Где-нибудь в укромном месте, за дверью или шкафом. Нет, не для того, чтобы пинать ее, бросать ножи или, паче чаяния, использовать как суррогат женщины. Просто он будет помнить, что она рядом, и это не позволит ему совершать глупые ошибки.

— Во-вторых, господин Каманин, незнание не освобождает от ответственности. Поэтому все, что происходит на планете, вы обязаны знать, нравится вам это или нет, не дожидаясь, пока какой-нибудь чужак ткнет вас носом: вот какая пакость у вас под ногами, а вы ходите и не замечаете. Качественная и своевременная информация — половина успеха. Но коли вы о чем-то не знали — не питайте иллюзий, вы все равно отвечаете за это в полной мере. А кто же еще?

— Господь Бог, — кривовато усмехнулся Каманин.

Она прищурилась:

— Вы точно хотите стать координатором, а не римским папой? Или, как там у вас, патриархом всея Руси? А то с такими взглядами…

— Я уже не уверен, что хочу стать координатором, — пробормотал он.

— Поздравляю, — она улыбнулась сочувственно и одновременно поощрительно. — Вот с этого и начинается путь к вершине. Забудьте слово «хочу», есть только слово «надо».

«Райская молния» вынырнула из прокола на периметре Нлакиса.

— Четыре земных крейсера, — доложил отдел наблюдения.

Как оно и должно быть. Все в порядке.

— Что за крейсеры? — поинтересовался Мрланк. — Есть кто знакомый?

Не так уж много было у него хороших знакомых среди капитанов крейсеров: Гржельчик да Такаши. Вероятность встретить именно их невелика. Однако…

— По трем недостаточно данных для идентификации, — сказал наблюдатель. — Четвертый — «Ийон Тихий». Только… — он поколебался, — странный какой-то.

Наблюдатели дали на экран увеличение. Белая точка, на которую указывала голубая стрелочка, превратилась в кораблик, на борту которого, чуть-чуть напрягая зрение, можно было различить изображение какого-то грозного хмыря в красном и прочесть по-хантски: «Бог с нами, пенис с вами!» Мрланк фыркнул. Знал он одного такого юмориста, но не думал, что это заразно.

— Вызывайте «Ийон», — приказал он и, дождавшись связи, бодро завопил в микрофон: — Здорово, Гржельчик! У меня пенис, а у тебя бог — кому из нас с женой проще?

Экран мигнул, и перед Мрланком предстала растерянная рожа капитана «Белой полярной лисички, которая приходит к неудачникам и так далее».

— Шварц, ты, что ли? — Мрланк недоуменно прищурился, все еще не понимая, что этот крендель делает на «Ийоне». — А Гржельчик где?

— В вагине, — машинально ответил тот, выразившись культурно — по-хантски иначе не получается. — А ты чего, живой? — на губах появилась неуверенная улыбка, голос был хрипловатым. — Я ж чуть за упокой твоей души не выпил, урод! Благо, передумал, выпил просто так. Блин, а ребята тебя вспоминают, только хорошее… Похоронили уже.

— Меня и Криййхан похоронил, — ухмыльнулся Мрланк. — А вот им всем! — судя по жесту, достоинство капитана простиралось на добрый метр. — Слышь, Шварц, я тебя рад видеть и все такое, но что с Гржельчиком-то?

Шварц помрачнел.

— Гъдеане его достали. Да не по-честному, понимаешь, а дьявольскими штучками, — он зло сплюнул. — Вы, вампиры, в этом ни пениса не разбираетесь, просто на слово поверь. Из него почти вытянули душу, чтобы принести дьяволу в жертву. Теперь наши попы за него борются. Душу обещали спасти. Тело — не обещали, — он хмуро развел руками. — Вишь, какая фигнища.

Вот это да! Мрланк был уверен, что уж с Гржельчиком-то, жестким, как сплав Иллюера, и всегда знающим, что делать, ничего дурного случиться не может.

— Так это он — тот самый капитан, о котором сообщали, — пришибленно проговорил Мрланк. — Ах ты ж, сотня червей могильных! Жаль мужика.

— Заходи сюда, выпьем, — предложил Шварц.

Шитанн вспомнил, зачем хотел найти «Ийон Тихий».

— Да уж зайду, — обещающе протянул он. — Скажи-ка, Шварц, а экипаж у «Ийона» старый? Те, что с Гржельчиком ходили, или ты своих набрал?

Хайнрих невесело хмыкнул.

— Мой корабль — «Песец». Здесь я так, временно. Как дежурный врач: клизмы ставлю, слежу, чтоб пациенты ссали вовремя, но оперировать не буду. Какой резон мне новый экипаж набирать? Тут они все, кто был. Тебе кто-то конкретный нужен?

— Бен Райт.

— Э-э… — затормозил Шварц.

— Командир десанта, — подсказал Мрланк. — Плохо их знаешь, да?

— С ними без поллитры не разберешься, — пожаловался он. — Пилотов до сих пор пересчитать не могу. Их всех зовут одинаково, прикинь! А командир десанта и впрямь майор Райт, вспомнил.

— Длинный такой, темнокожий, — уточнил Мрланк.

— Ну да!

— Отлично, — вампир чуть оскалился. — Сейчас приеду и первым делом с ним потолкую. А потом уж выпьем.

Роскошный, блистающий дворец словно вымер. Придворные, вечно фланирующие по паркету или толпящиеся на балконах, забились в углы и сидели тихо, как грызуны в разгар облавы. Слуги попрятались: никто не хотел рисковать своим здоровьем, чтобы отнести королю поднос с утренними напитками.

Король Имит был в панике. Темная сила! Он сразу понял, о чем речь. Проклятые колдуны жили в полярных областях испокон веку, может, и до того, как на Гъде обрела господство раса, ныне считающаяся гъдеанской. Впрочем, ее господство было довольно условным. Колдунов не удавалось ни истребить, ни приструнить, они всегда делали, что хотели. С их существованием приходилось мириться, закрывать глаза на неизбежные жертвы, убеждать себя и население, что колдуны выполняют санитарную функцию хищников, уничтожая группу риска, глубоко погрязшую во грехах, что до твердого духом человека им не дотянуться. Это было ложью, но спасало то, что мерзкие твари на рожон не лезли, на обитаемых землях не появлялись, и контакты с ними были настрого запрещены. А если где-то на окраине умирает какой-то ошпарок, сующий нос в дикие места, то поди разбери — черное проклятие словил или скончался естественным образом.

Колдуны раздражали координатора. Это то, против чего невозможно бороться, и то, что нереально контролировать. Они есть, и ты ничего с этим не поделаешь. Поэтому он предпочитал просто не думать о них — так, как и предлагала традиция всем, кто не желает оступиться и соприкоснуться с грехом.

Но сейчас не думать о них не получится. Пресловутый удар темной силы на устах у всей Галактики. Почему греховодники вцепились в проклятого землянина? Для этого не было решительно никакой причины. Хотели внести свой вклад в войну? Ерунда, патриотизм тварям чужд. Кто-то им подсказал, а может, и заплатил. Запрет на общение с колдунами нарушали столько, сколько он существовал, и никакие суровые кары не могли помешать обозленным гражданам сводить с помощью тьмы личные счеты. Но у кого могут быть личные счеты с земным капитаном? Имит нервно рассмеялся.

Теперь земляне требуют расправы. Другие миры высказывались осторожно, но короля Имита не покидало чувство, что, будь они по-настоящему против предложения землян, не замедлили бы сформулировать это резко и четко. Они мямлят, потому что не хотят нарушать нейтралитет и вставать на сторону Земли. А еще потому, что боятся. Отрицать и проклинать темную силу все горазды; открыто схватиться с ней — совсем иное.

Приходил Лео Кон Тин. Посол Содружества Планет выражался крайне аккуратно, стараясь донести до Имита позиции его союзников. Позиции были разными. Симелин поддержит Гъде, какое бы решение ни принял координатор, симелинцы всегда идут до конца. Мересань настоятельно рекомендует королю Имиту прижать нечисть без вмешательства извне, а затем продолжить войну: от претензий на Нлакис они отказываться не хотят, а без Гъде их шансы ничтожны, с другой стороны, с темными силами они категорически не желают ассоциироваться. Хуже всего с Чфе Варом. Старая карга Эл Танг Ри страшится народных волнений. Чфеварская экономика еще долго не оправится от электромагнитного удара, люди ропщут, во многих районах голод и разруха; если прокатятся слухи, что они к тому же ведут неправедную войну в союзе с темными, взрыва не избежать. Чфе Вар за то, чтобы удовлетворить требование землян. Пусть их попы выкорчуют темную заразу, война подождет.

Сложись все по-другому, король Имит махнул бы рукой и пустил земных церковников на Гъде. Возможно, им и удалось бы сладить с мерзкой нечистью — этому он только порадовался бы. Ну, а если бы земляне получили от колдунов по носу — тоже ничего, это надолго отвадило бы их соваться в дела чужих планет. Увы, он прекрасно понимал: открыть землянам территорию Гъде — значит проиграть войну. Может, церковники и вычистят планету от колдунов. Тысячу лет назад они два райских клана стерли в порошок и не пошатнулись. Одна беда: уничтожив тьму, они не остановятся. Какой смысл играть в благородство и возвращаться на исходные рубежи, когда вооруженный контингент уже на планете? Салима мило улыбнется и скажет: не надо быть лохом. Стерва!

Колыхнулись занавески у входа, и в кабинет вплыла Сар Эмайне. Она держала серебряный поднос с наполненными бокалами, будто простая служанка, но за служанку ее принял бы разве что идиот: горделивая осанка принадлежала королеве. Почти двадцать лет Сар Эмайне была женой Имита. И, насколько он знал из докладов службы внутренней безопасности, ни разу ему не изменила. Хоть что-то надежное есть в жизни!

Королева поставила перед ним поднос, и он взял бокал.

— Имит, ты же не мальчик, — сказала она с упреком. — Тебе надо меньше нервничать и больше заботиться о своем здоровье, — она осуждающе посмотрела на мешочек с сушеным мересанским зельем: он только что набил трубку и не успел убрать.

Конец ознакомительного фрагмента.