Мы тебя ждали! Жизнь обычная. Ребенок приемный

Наталия Доброжан

Книга о современной семье, в которой появляется приемный ребенок. О радости и боли, о страхе, разочаровании и преодолении – в новой жизни, которая уже не будет прежней; в центре повествования – мама, решившая принять в семью вторую дочь, и ее дети.

Глава 2. Весна

Март.

Мы приезжаем домой.

В первый вечер я слышу из кухни, как Даша кричит:

— Ты плохая! Ты мне не сестра! Я хочу к маме!

Я бросаюсь к девочкам, беру Дашу на руки… она плачет, захлебываясь слезами и мне нечего больше сказать, кроме:

— Куда ж теперь к маме… куда ж к маме…

Лали растерянно стоит рядом.

****

В первые же дни, как Даша попадает домой, возникает ощущение, что она жила у нас всегда. Все игрушки на месте, все школьные блузки на плечиках, туфли и ботинки расставлены под вешалкой. Даша рвется мыть посуду и раскладывает свои вещи, вещи новые и их много, детский дом, кроме карандашей и фломастеров, дал с собой сумку одежды — Даша занята постоянно.

В общем, первые дни Даши у нас не очень отличаются от того, как мы живем сейчас — она с удовольствием наводит порядок (это чаще всего — с удовольствием, но всякое бывает), разбирает вещи (но тут же может сложить все как попало), играет с Лалёной (и достаточно часто они выясняют отношения и ссорятся) и ходит за мной хвостом (тут практически без перемен). Похоже, что у нас не было ни медового месяца, ни адаптации — я не могу найти особых отличий, как ни стараюсь.

****

Стоит прекрасная солнечная погода, мы выходим на улицу и тут выясняется, что Даша не может гулять больше десяти — пятнадцати минут. Она устает — бездонные оленьи глаза становятся тусклыми, личико заостряется и она говорит:

— Наташа, пошли домой.

Со временем ситуация переменится совершенно, но поначалу меня это пугало — на вид крепкая и хорошо сложенная, Даша не сразу привыкает к большим прогулкам. А мы с Лалёной без них жизни не представляем.

У нас то солнечно, то снежно и холодно. И на горке во дворе можно кататься до апреля. Девочки так и делают — осталось много фотографий, которые мы тут же отправляли Дашиной бабушке.

Мы в один из Дашиных первых дней дома идем в парк к церкви. Дети бегут к игровому комплексу. С хохотом и криками пробегают мимо соседских детей — весь наш двор в полном составе, кажется, пришел к этому городку. Даша, даже когда убегает, постоянно оборачивается ко мне крошечным личиком в шлеме — больше четырех лет не дашь. Наша соседка Маша оказывается тут же и живо вглядывается в Дашу:

— О, это что за девочка у тебя?

— Это — Даша наша, мы ее привезли из Иркутска. Мы взяли девочку из детского дома. (Вот ничего толкового не придумалось, пока я решала, как я буду отвечать на неизбежные вопросы. Ну, счас узнаем, что люди в таких ситуациях в ответ слышат).

Маша смеется:

— Да ладно! А серьезно? Племяшка, что ли? Я смотрю, и куртки одинаковые.

— Но это серьезно, — только и могу ответить я. А что тут еще скажешь?

Маша опять смеется, с интересом смотрит на меня и еще некоторое время не может поверить.

— Нет, правда, что ли? Взяли ребенка из детского дома? Я про такое только слышала… — говорит Маша, — вот ты молодец! Я думаю, это просто какие-то… люди, которых мало. Я бы никогда не смогла!

И все! И никто больше особо и не заморачивался. Появление нашей девочки Даши не вызвало особого резонанса — жила она себе с нами дальше и радовала.

****

Даша постоянно озвучивает происходящее. Ей что-то говоришь, а она: «Чхсшшсккрхр», «Пдыщ-пдыщ», «Фрсшшр-фффрррр», «Щхррщщ», «Пах-пах». И до сих пор так. И часто говорит странным каким-то языком: «Рри-арри-виврри-рри-жжж-рррь-рруаррррр» и так далее. И стрекочет иногда, как сверчок, особенно, когда в растерянности — как такое может выдать человеческий артикуляционный аппарат, я не знаю, но до сих пор фыркаю от неожиданности. Даша тут же заливается смехом.

****

Татьяна Николаевна, коллега по работе, увидев Дашу на фото, передает нам поздравления с прибавлением в семье со словами: «У Даши мудрые глаза». Мне это важно — Татьяна Николаевна не скрывала сомнений, когда я брала Дашу, стоит ли брать чужого ребенка в дом — генетику ведь не изменишь… Но сейчас она говорит теплые слова и, мне кажется, искренне за нас рада!

****

Неделю после приезда мы пробыли дома. Я ездила на работу, отдавала бумаги после отпуска.

Меня поздравляли и спрашивали:

— Как вы?

И я помню, что отвечала:

— Не знаю, как будет дальше, но сейчас все как будто встало на свои места. Все так, как должно быть.

И я не преувеличивала — совсем.

****

Пока еще шли каникулы (а первую неделю, как мы приехали, каникулы и были), я записала Дашу в школу — в 1 В класс. Про эту школу есть разные отклики, и когда-то по работе я приезжала в нее и мне она нравится — в ней светло и уютно, есть бассейн. Даже два! Стеклянный потолок в холле — высокий, в два этажа. У меня нет сомнений, что Даше понравится и она хорошо включится в учебу — Ольга Викторовна сказала, что она успешно справляется с программой.

( — Даш, сейчас про школу пишу. Что хорошего в вашей школе еще?

— Все плохо.

Я неполиткорректно скрываю невольный смех, вместо того, чтобы бросаться и расспрашивать, что не так — нарасспрашивалась за этот год до полного владения информацией.

— Ну есть, конечно… Бассейн!

Ну и то…)

****

Даша беспрерывно говорила. Спрашивала, рассказывала, переспрашивала. Я все время отвечала на ее вопросы, Лалена тоже пыталась что-то пояснять Даше, но той нужно было просто постоянно спрашивать и любых ответов было мало.

Даша часто повторяет очевидные вещи. Так она перепроверяет и принимает реальность и привыкает к новому дому. Помимо этого, так как она психологически существенно младше своего возраста, она просто произносит вслух то, что делает, как это свойственно двух-трехлетним детям. Детский дом в первые полгода упорно называет детским садиком — некоторое время я оторопело слушала и не понимала, поправлять ли ее. После какого-то времени мы все уже столько раз обсуждали прошлое и настоящее Даши, и столько раз назвали детдом детдомом, что уже так и говорили — никто не запинался.

— После завтрака ходят же гулять, да, Наташа? Когда выходные. А когда школа — в школу.

— Мы когда встречаем знакомых, надо же поздороваться?

— После выходных — рабочие дни.

— Это правильно — собирать крошки после обеда. У нас в детском саду было так же, и еще генеральная по субботам.

— Нужно же переодеваться после улицы, да?

— После прогулки моют руки. Надо мыть руки.

— Давай, Лалечка, надевай варежки. Надо же надевать варежки, когда гулять идем. Да, Наташа?

— Вещи нужно складывать аккуратно, это же правильно, да?

— Ведь каждый ребенок в семье живет, да? А я не в семье жила. А вы искали такую хорошую девочку, и вот меня и взяли, да? А как вы меня нашли?

— Да, Даша. Мы искали именно такую девочку, как ты. Каждый ребенок должен жить в семье. Ты будешь жить в нашей — а нашли мы тебя в базе данных — это чтобы и другие родители могли так же найти детей. Хочешь посмотреть?

Даша еще около месяца была в Федеральной базе. С Литтлвана я просила модераторов убрать ее много позже — информация со всеми диагнозами в одной из тем висела, как оказалось, до лета.

…Еще Даша старалась стоять рядом со мной. Всегда. Что бы ни происходило. Не говоря уже о том, что несколько часов после самолета на автобусе из Нижневартовска до Сургута мы ехали с ней в обнимку, или она просто стояла рядом, когда я уже не могла держать ее на коленях — так и дома она просто не отходит от меня. Что бы я ни делала, за редким исключением, Даша тут же и просто смотрит на меня — похлопывая ручками, забравшись на диван или усевшись за стол и подперев щеку.

Мне трудно постоянно давать ей подтверждение, что я вижу ее, помню о ней, думаю о ней. Но все, что от меня зависит, я делаю.

Даша погружена в происходящее и мало говорит о прежней жизни, только часто вспоминает маму:

— Это же жалко, что моя мама умерла, да, Наташа? Я скучаю по ней. Мне жалко, что папа потерялся.

— Я вижу, Даша. Очень жалко.

****

Нам привозят мебель — шкафы и кроватки для девочек, белоснежные, аккуратные, со встроенными ящиками для одежды. Радости моей нет предела. Кроватки приходится доделывать — мастера приезжают еще не раз, но в результате мебель служит нам безупречно — тяжелая, устойчивая, надежная и очень красивая.

Мы приносим из магазинов новую одежду, украшения для волос, обувь. Мне никак не привыкнуть, что Даша, которая старше Лали на два года, носит не одежду хотя бы ее размера — сто двадцать восемь, а преспокойно помещается в футболки для трех-четырехлетних детей — сто четыре сантиметра. Я внутренне ужасаюсь. Я весь год буду донимать врачей:

— Скажите, ну как может ребенок вырасти на четыре, шесть, восемь сантиметров — а в весе практически не набирать? И размер у нее остается тот же, она же не худеет? Как так?

— Ну, как пластилин, — наконец ответит мне кто-то из врачей, — Вверх тянется, а вес тот же.

В конце концов я решу, что Даша, наверное, где-то в шее и талии растет, не иначе. И руки еще вытянулись — это по рукавам заметно было!

****

В конце марта мы начинаем заниматься в изостудии. У нее красивое название «Fly», и мы так и говорим — «идем на Флай». Студия не близко, но и не далеко. Лали ходит на занятия почти полтора года, ей очень нравится.

Мне кажется, что там очень хорошо — задания посильные для детей и интересные, два часа дети занимаются с преподавателями, словно сошедшими со страниц модных журналов — стильными, юными, уверенными и заботливыми одновременно, в перерыве успевают пить чай и общаться. Студия расположена в необычном помещении — небольшом, неправильной формы, на верхнем этаже офисного здания с панорамными окнами, оно даже с улицы выглядит таинственно и светит огнями по вечерам — в студии занимаются взрослые. Даша подключается к еженедельным занятиям осторожно, неуверенно, но постепенно привыкает и до середины лета, когда в студии объявляют перерыв, занимается с интересом и старанием.

Ее хвалят преподаватели, бросаются приветствовать дети, когда мы приходим, самой ей нравятся рисунки, которые у нее получаются. Но с осени каждый раз, когда мы собираемся, она паникует и плачет:

— У меня не получится! Там трудно! Я не смогу!

Спрашиваю Лали, как Даше на занятиях?

— Да все прекрасно, мам, ей же помогают… Она шутит, смеется, я проблем не замечала.

Тем не менее, Даша прекратит занятия ровно через год — и сейчас настаивает, что не хочет заниматься дальше — а что рисунки прелестные, и вроде и нравилось — да ну и что.

Объяснить, что же ей не нравится, не может — не нравится, и все.

****

Всю весну, а далее и первую половину лета мы в банках, пенсионном фонде, опеке и МФЦ — переоформляем пенсию Даше.

Поездки в инстанции — то по холоду, то по жаре — чередуются с походами по врачам и ничего, кроме усталости, пока не приносят.

В МФЦ нам особенно повезло — мы четырежды приезжали и меняли заявление о переводе пенсии, оформленное не совсем правильно.

Эти поездки и походы (а еще были визиты специалистов из опеки, и наши походы в опеку, со справками и документами) — одно из самых сложных и выматывающих мероприятий за весь первый Дашин год у нас. Я боялась что-то сделать не так, слишком расстраивалась из-за резкого тона сотрудников, и тогда еще не понимала, что это не мне надо чувствовать себя тотально подконтрольной (было так, что мы переносили поездку на дачу, когда нам звонили и говорили, что сейчас приедут из опеки), а я сама могу попросить проконсультировать меня по непонятным мне вопросам.

Ну и не по всем непонятным вопросам меня, собственно, могли проконсультировать.

Как мы уже к середине лета выяснили, по некоторым аспектам личного дела Даши — она — первый и единственный ребенок в городе… На ходу приходилось выяснять в Иркутске, что нам делать и какие еще запросы отправлять в учреждения — это отнимало много времени и я, опять же, со своей повышенной переживательной способностью, терялась там, где более сухой и деловой тон был уместнее, как я сейчас понимаю.

****

Мы читаем — запоем. Всегда было очень много книг у Лали, Даша появилась, и нужно включаться в чтение и с ней. Читаем о школьниках в целом и просто о сообразительных детях — в частности. «Самый большой подарок», «Катруся», «Подружки идут в школу», «Сначала — налево, потом — направо», «Приключения Шуры и Маруси», «Как жила Тася», «Первоклассница»… Слушаем эти вещи — на ночь или по выходным — не по одному разу — привыкаем к школе.

Читаем детские стихи — чем проще, тем лучше — все Лалины дошкольные серии хорошо идут, на них Даша больше всего откликается — и до сих пор очень любит именно стихи для совсем маленьких.

Мне кажется важным не перегрузить Дашу интеллектуально, поэтому еще мы часто занимаемся совсем детскими занятиями, простенькими, вроде мыльных пузырей или вырезания фигурок из бумаги — и часть книг, заказанных для девочек, тоже была специально приобретена в расчете на «погружение в регресс» — для снятия напряжения, которое неминуемо возникло при появлении у нас Даши. Пушистые, шершавые, яркие, не понятные с ходу — все, встречавшиеся у нас Даше книги, были подобраны так, чтобы быть максимально притягательными.

Читаем простенькие сказки — Даша не может ответить ни на один вопрос, хотя слушает внимательно. Если предложить ей выбрать из готовых ответов — выберет правильный. И до сих пор, к сожалению, если Даше что-то нужно уточнить у меня, вспомнить какие-то детали событий, пусть даже недавних, — она говорит с запинками, с напряжением. Говорит легко и быстро, когда мы играем, когда обсуждаем бытовые темы, когда занимаемся уроками — то есть там, где не нужны сложносочиненные конструкции и быстрое изложение своей точки зрения.

Мы стараемся не столько обсуждать героев сказок и пересказывать сюжетные повороты, сколько, на первое время, как можно более точно сказать — о чем сказка? Про что рассказ? Что тут главное, в этих стихах? И пока не больше.

Позже мы запишем Дашу в библиотеку и чуть меньше станем заказывать книг в интернет-магазинах.

Я выбираю на сайте Лабиринта тетради Кумона — и на сейчас, сразу выполнять, и на потом — заказываю много, боюсь, что не угадаю с заданиями — Даша хорошо занимается, когда работа ей по душе.

Хотя я, наверное, зря переживала — Даше очень нравится все наши занятия — они разные, и для нее это чаще всего игра. Книга «Говори правильно» — логопедический альбом. С ней Даша сидит сама и просит меня пояснить задания в ней. Многие сложные слова — «жюри», «абажур» — можно сразу рассмотреть на иллюстрациях, можно почитать стихи. В заданиях к каждой странице есть еще и вопросы, и просьба прочитать еще один стих… Две страницы этой книжки с выполнением заданий — «Нарисуй разноцветные драже», например, мы делаем в день, примерно по пять — восемь минут на занятие. И таких крошечных занятий у нас за день много.

Со времен моей работы в детском саду у нас остались наборы карточек с заданиями для развития фонематического слуха — много работаем с Дашей по ним — вернее, Даша думает, что это игра — карточки сделаны из открыток и фотографий. Распевает песенки водички и комара и счастлива.

Еще был и есть счет и решение задач по рабочим тетрадям Кумона (действительно хорошие задания) и мои рабочие инструменты — метафорические карты, таблицы чувств и эмоций, задания для прояснения чувств в теле, карты «Смыслы жизни» и много привлекающих внимание наборов, открыток, карточек — на все возможные темы.

Даша — ребенок с великим интересом ко всем загадкам, кроссвордам, разрезным картинкам и настольным играм.

Наши походы в магазины канцтоваров всегда заканчиваются приходом домой с полными пакетами новых игр или развивающих книг — прописей, книг о животных или раскрасок.

Некоторые спокойные выходные дни проходят у нас под поедание вкусного и шуршание страниц.

****

Даша постоянно просит поставить любимую песню: «Я твои целую руки, моя родная»….

— Я очень рыдала в детском доме, когда слушала песню про маму.

****

У Даши очень своеобразные отношения с болью. Она кричит из-за царапин, которые не оставляют и следа, и равнодушно реагирует на то, что может порезать себе палец или уронить что-то тяжелое на ноги. На мой испуганный взгляд только улыбается:

— Не больно, не больно, — и идет дальше.

****

После каникул мы идем в школу — и вот тут Даша начинает впервые кричать в голос. Она не может пройти семь-десять минут до школы и кричит:

— Почему школа так далеко!

Изумлению моему нет предела. И в школу она уже ходила, и ранец носила, и уроки делала — но вот сейчас все не то и не так.

Одно из объяснений этому — сразу же после приезда врачи обнаружили у Даши сильную анемию и восстанавливали ее очень длительно — Даша в итоге полгода пила железо и до сих пор пьет йод.

****

Даша, как выясняется, очень не любит громкие звуки. Как она, бедная, детей в школе переносит… автобус даже подъезжает, она уши закрывает… пылесос не переносит… не знаю, почему. Пылесосом теперь не пылесосим). Фен! О, фен — это кошмар. Такие волосы!… И Даша ненавидит фен. Сначала убегает, когда его я несу в зал, потом вопит и ноет все время, пока сушим волосы — а волосы — шелк в пятьсот слоев! невозможно же просушить эту гриву, мы выбрили треть затылка, чтобы после бассейна (четыре раза в неделю) просушить успевать на перемене, и все без толку!

****

Ест за троих — где-то две недели, потом она станет очень избирательной в еде. Терпеть не может школьную еду. Я говорю ей, что ведь тоже готовлю совсем обычные вещи — ну, разве что фруктов у нас всегда переизбыток, но она отвечает:

— Нет! Я рыбу у них вообще не могу есть! А у тебя она другая совсем! Делай мне рыбу, я съем.

Набирать вес она не будет почти до зимы — совсем.

****

Когда я иду куда-то с Дашей по делам, я знаю, что она будет невозмутима, спокойна, вежлива. В крайнем случае, если устанет, она ляжет головой ко мне на колени или потянет за руку, сказав:

— Пошли уже, Наташ…

Лалёна….. Лалёна вертится, когда устает, смеется, как правило, ее воспринимают как невоспитанного ребенка.

Но спроси при этом у Даши — что мы делали, что вокруг происходило? Не ответит и растеряется. Если не вручить для пережидания игрушку или блокнот с карандашом, просто отключается от происходящего и ждет, пока мы уйдем, смотрит по сторонам, но ничего не видит. Лали при всей своей подвижности расскажет, на кого похожи операторы в банке, кто в очереди смеялся, а кто скучал, сколько детей было рядом с нами и как менялась погода за окном.

****

Мы проходим комиссию в школу. И теперь нам надо пройти кучу врачей — понятливого и доброжелательного участкового педиатра я прошу оформить максимально полное обследование.

Вес Даши — восемнадцать килограммов, рост — сто шестнадцать сантиметров, возраст — семь лет девять месяцев.

Даша требует после каждого захода в кабинет врача сдавать кровь. Это временами напоминает одержимость. В какой-то момент мне приходится оттаскивать ее от кабинета, а она плачет так, что на нас оборачиваются, хотя в больнице уже ко всему привычные.

— Хочу сдать кровку!! Зачем сюда мы ходили, в больницу эту, если кровку мы не сдали! Пусть мне колбу дадут! Где мне колба? Я кровь хочу сдать!

****

Бабушка присылала Даше посылочки, и в посылочках обязательно журналы. Даша смотрит их подолгу, сама делает поделки из них, выполняет задания. И Лали приучила — Лали вскорости начала у своей бабушки спрашивать журналы и сидеть с кроссвордами, загадками, историями — часами.

****

На Лабиринте я заказываю таблицы Зайцева. Очень нужны нам таблицы по русскому языку, но их, к сожалению, нет. Таблицы по математике вешаем в коридоре. Сейчас уже мы все привыкли к ним, и потребность в них меньше, а первое время — это было очень захватывающе для детей — девочки подолгу стоят перед таблицами. Следят за изменением сумм и разностей, завороженно изучают счет, часто я говорю им, чтобы посмотрели ответ — бегут и находят, самим интересно. И мне нравится — часы, минуты — наглядно, сложение, вычитание — красиво и понятно, все представлено логично и не сложно.

****

Даша решает примеры и крутит спиннер. Решает, крутанет спиннер и решает дальше — один из нейропсихологов, с кем я позже консультируюсь, говорит:

— Пусть крутит, это не отвлекает, это даже полезно.

Ну, пусть крутит. Хотя выглядит странновато. Жук в муравейнике…

Еще у нас появляется батут. Мы отдаем Лаленину кровать, которая даже не чердак, а город, верой и правдой она служила ей два года, вмещая в себя книжный шкаф, шкаф для платьев, комод и собственно кроватку. За кровать, которая была сконструирована по моему проекту и являлась моей гордостью, нам и привозят погонять батут.

Тот же нейропсихолог, когда я рассказываю о том, что девочки готовы часами, без преувеличения, скакать на батуте, одобряет:

— Здорово. Пусть прыгают. Там такой важный момент невесомости получается… И еще есть несложный способ перераспределять внимание — прыгать и рассказывать стихи. Считалки говорить, петь, в ладоши хлопать…

И девочки прыгают на батуте — он стоял у нас больше полугода. Мы собирались убрать его осенью, но оставили почти на всю зиму — настолько он стал частью нашей жизни.

Это на время совсем превратило нашу жизнь в бесконечное прыгание и мельтешение. Когда я спрашиваю у девочек, не надоел ли батут, может, убрать его, они хором кричат:

— Не убираем! Не убираем!

Не убираем.

****

Уроки. Вот почему-то именно уроки даются сложно. И программа «Школа России» — проще некуда, и задания в большинстве своем кажутся мне понятными для почти восьмилетнего сохранного ребенка — нет, именно с уроками сложно. На продленке уроки не делают. Разрисовывают однообразные раскраски, шумят, галдят, утыкаются в смартфоны, делают графические диктанты, гуляют изредка, но уроки — нет. Не знаю, что за своеобразная система присмотра за детьми — но уже что есть. Соответственно — во второй половине дня — Даша, за работу. Ну и практически всегда — без толку оно, Даша уставшая. Играть, гулять, по любым дополнительным заданиям работать — с готовностью, а ненамного отличающиеся уроки в школьных тетрадях — нет, как будто отключается мозг.

Если я привожу Дашу с уроков на работу, тоже в результате не все ладно — и она отвлекается, и мне приходится уделять ей время урывками, и все скомканно проходит. Я не могу понять, как можно не понять, сколько будет четыре минус три, Даша не может понять, чему я так расстраиваюсь, и про четыре минус три она тоже понять не может — в большинстве случаев, если это школьные уроки. И все наши старания — через непонимание и напряжение. Совершенно бессмысленные ответы чередуются у нее с точными и быстрыми, и меня это совсем сбивает с толку.

Так наше завершение первого класса Дашей и барахлит, как мотор глохнет — рывками, надсадно и то с надеждой, то с усталостью.

Старшая и младшая.

— Мам. Как у медуз рождаются дети-медузята?

— Я не знаю.

— Но как! Ты же психолог?!

— Лаль, мы в магазин едем. Напоминай мне там, что нужно. А то я не запомню.

— Я счас список писать буду.

— Пиши только разборчиво, чтоб я поняла.

— Я нарисую.

— Ага…

— Рунами!

— О боги…

Рунами — зубную пасту, йогурт и молоко.

— Гадюка!

— Кто?

— Сапог!

— Это почему он гадюка?

— Не надевается!

— Мам, давай будем делать вирусы. Давай лепить?

— Давай.

— А ты знаешь, как делать вирусы? А то я скажу.

— Давай.

— Надо вылепить кружочки. А потом еще кругляшки и из них делать иголочки. А вот и вирусы! Будем лепить вирусы? Это интересно. Вот бери кружочек — лепи маленького вирусика… Да нет, углы, углы лепи, потом они цепляются углами за животик и там остаются.

— Это кто тебя учил?

— Да чо… Это в садике нас учили.

Песня.

— И жилИ они долго и счастливо,

И умерлИ в один день,

И чтоб им не было скучно,

Их похоронили в одном гробу!

Разглядывает не помню что:

— Это что сверху? А, это же непонятно что.

— Мама, а что быстрее сделать: мультфильм или кошелек?

— Мам, смотри динозавр какой — с шиповочками на спине и мелкостями!

Ла — это вечный драйв, шум, протест и взятие какой-нибудь Бастилии. Лали почти всегда что-нибудь напевает — у нее идеальный слух, и мне очень жаль, что рядом нет ни одной музыкальной школы или студии. Лали ходит с восьми месяцев и говорит предложениями с года. Лали стремительная, смешливая и ловкая. Ей удается все, за что она берется, а берется она за все подряд — рисует, сочиняет сказки, строит дома, лепит чудных глиняных и пластилиновых зверюшек, любит готовить несложные вкусности, хорошо ладит с маленькими детьми и неплохо для ее шести лет читает. Да, шести — от момента принятия решения о приемном ребенке до описываемого времени прошло полтора года.

Выглядит она очень смелой, настойчивой, и неуемной временами. Она — первая девочка, родившаяся в нашей семье за тридцать пять лет, и это сказывается: с ней носились бабушки, ее обожали тетушки, и даже не четверо двоюродных братьев и друзья (исключительно мальчишки) повлияли на Ла милитаристски, скорее она сама — сгусток энергии, далеко не всегда созидательной.

Когда Лали недовольна, это не может остаться незамеченным — она хмурит брови, фыркает, всячески выражает презрение к происходящему и требует свое. В то же время она очень нежное существо — переживает за любую попавшую в беду живую душу и спасает любую червячину, заползшую куда не надо. И вот такой Лали досталась в сестры такая девочка, как Даша.

Даша немного поверхностна, она удивительно спокойно, неторопливо и доброжелательно общается. И даже в моменты, когда она чем-то удивлена, расстроена или раздражена. Иногда не верится, что этот крошечный ребенок такие фразы и обороты знает.

Если просыпались сухарики или сладкая соломка на землю, то в истерике никто не бьется — Даша подумает, улыбнется, и махнет рукой:

— Голуби съедят.

Если в игре кто-то схватит ее вещь, она спокойно скажет:

— А, ты мой самокат взял? Поставь потом на место, пожалуйста, ладно?

Если при ней кого-то похвалят, она улыбается счастливее похваленного, и искренне любуется тем, как человеку приятно!

Если Даша покупает что-то на деньги, которые я ей даю, она обязательно предложит со мной поделиться. Она никогда не возьмет ничего, не спросив, можно ли. Она никогда ничего не делает напоказ — не считая моментов, когда она бесится и чудит, тогда она не уступает Лалене в сумасбродстве.

Такие дети редко бывают, правда. В ней как будто изначально настроен какой-то точный инструмент для улавливания сути происходящего, тональности событий и меры в них участия.

— Наташа же сказала — надо доедать, Лали?

— Лаль, кем ты будешь? Давай, ты сама выберешь? Вот хочешь, ты мама будешь по игре, и потом сердиться не будешь? Будь умницей!

— Наташа, я уже три печенья съела. Ты сказала, много не надо. Если я съем еще одно, будет это много? Я потом обед весь съем, правда!

А временами разговаривает, как сапожник.

— Наташ, это что ты такое покупаешь?

— Авокадо.

Морщит нос и разглядывает с подозрением.

— Чего с ним делают?

— Едят, в салат или так.

— Оййй, ё-маё…

Вечером съедает с неимоверным аппетитом, сначала как добавку к бутерброду с колбаской, потом, распробовав, ест так — по две-три штуки в день — пока завоз авокадо в нашем «Магните» не заканчивается.

Та же история (и в изумлении, и в выражениях) с болгарским перцем.

— Стопэ, стопэ, Лаль, это что ты ешь? Помидору?

— Перец.

— Вкусно?

— Вкусно.

Лалена с появлением Даши стала на время более раздражительной и легко расстраивающейся. Ей не было просто, и не просто до сих пор. Ей все время кажется, что я уделяю слишком много времени, сил, внимания Даше — и она беспрерывно протестует. Один из видов протеста — болезнь. Болела Лали всю весну, и летом — каждые, в среднем, три-четыре недели. И я весь мозг себе съела, что вооооот, привезла приемного ребееееенка, родная дочь болееееет…. Но уже привезла. И уже осенью, когда Лали пошла в школу, стало легче — до следующего лета болела она всего трижды. С новым странным ощущением — Лали болеет, и мало что можно с этим сделать, и отчасти это, возможно, связано с появлением Даши, мне было очень и очень непросто.

Вспомнив прочитанное на одной из конференций — делите приемных и родных сиблингов, а объединиться они и сами смогут, когда готовы будут — я делила время, которое мы проводили с девчонками: одна у нейропсихолога, со второй несем ноутбук в ремонт. Одна у бабушки, со второй гуляем. Одна со мной на работу, вторая с няней дома. Одна смотрит мультики, со второй сидим — разговариваем.

Постоянно, постоянно почему-то все спрашивают, глядя на Лали:

— Сколько вашей старшей?

— Старшая — это вот эта. А вот эта — она младшая, и ей шесть (теперь — семь).

— Ого. А вторая девочка?..

— А второй восемь.

— Такие разные… Одна — мама, вторая — папа?

До сих пор не знаю, как на это отвечать. Во-первых, они обе, на самом деле, немного в папу и немного в маму — одновременно, как это бывает. Во-вторых, скажи я, нынешняя мама, что Даша, вообще-то, тоже в маму, это будет просто нелепо выглядеть.

— Ну, да, наверное.

Какое-то время я сама прислушивалась и присматривалась — кто старший у нас в итоге, а кто младший. Очевидно и понятно не было. Даша и пришла в семью позже Лали, и внешне она меньше Лали — существенно. И Даша первые полгода — семь приблизительно месяцев вела себя очень по-детски и производила впечатление действительно более младшего ребенка. Она не знала, что ей делать, если я не занималась с ней чем-нибудь интересным, не могла объяснить никакое затруднение, ей было очень сложно что-то выбирать — если она не была в слезах и настойчивых требованиях чего-то определенного, то чаще всего говорила мне:

— Скажи, что мне выбрать? Я не знаю.

Все изменилось позже, когда она подросла и не просто стала выполнять все, о чем ее попросишь, но и начала лучше слышать себя.

Слышать себя — это прекрасно. К этому слышанию, правда, стремительно добавилась требовательность, — не менее лихая, чем у Лалёны. А может, у Лалёны и насмотрелась, ей-богу — я иногда замечаю, что Лали что-то отчаянно хочет «вот сейчас, немедленно, вынь да положь, срочно», и Даша, вроде бы просто тихо присутствовавшая рядом, через время, бывает, значительное, включается с той же песней, но уже на турборежиме. Причем изначально ей Лалины требования вроде ни к чему, и Лали уже забыла или получила, чего хотела, но вот же… Даша как будто насквозь пропиталась Лалиной потребностью, и эта чужая потребность, как вода из переполненной чашки, начинает литься через края. Какая-то способность прокрашиваться чужими эмоциями утрированная. Но мы справляемся, и это крен, надеюсь, временный — Даша все чаще ведет себя независимо и уверенно.

В конце концов как-то само собой сложилось, что младшая Лали — она и есть младшая. И так оно и непротиворечиво поправляются все желающие понять, кому из девочек сколько.

Младшая Лали оказалась слишком маленькой, чтобы спокойно пережить появление Даши. Всем знакомым она рассказывает, что у нее есть сестренка, что мы взяли девочку из детского дома. Она специально просила привести Дашу в сад, чтобы показать ее девочкам из группы. Она постоянно спрашивает:

— А Даше? — если я что-то покупаю ей самой. Она может встать рано-рано и громким шепотом спросить:

— Мам, Даше лекарство пора давать?

Но….. Она с большим трудом привыкала, что с нами живет теперь еще кто-то. Постоянно удивляется, если Даша что-то делает не так, как мы привыкли — с криком бежит ко мне, чтобы рассказать, что Даша на ее замечания не реагирует. Обращается с любым возникшим затруднением или вопросом по поводу Даши сначала ко мне. Очень устает от Дашиных криков, с трудом может играть со своими игрушками вместе с сестрой, в общем, на какое-то время суетливости и нервозности прибавилось. Мои слова про сестру — почти любые — Лали не слышит. Вернее, слышит — но объяснения, что Даше труднее нас, что у нас дома поселился новый человек, и все остальное у нас по-прежнему, а у Даши изменилась вся жизнь, что мы все привыкаем друг к другу, что Даша маленькая и внешне, и внутренне, но она растет, растет и вырастет, что мы обязательно побольше времени проведем вместе на выходных, пока Даша высыпается за всю неделю, помогают совсем ненадолго.

Я могу посидеть подольше с Лали и сделать ей массаж, пока Даша заснула — чаще всего Даша засыпает мгновенно, если уж ляжет, главное — уговорить лечь. Могу проводить с Лалёной побольше времени, забрав ее из сада или, позже, школы, пока Даша на продленке занимается с логопедом. Могу читать любимые сказки, сидеть с ней рядом, пока она в ванне, терпеливо держать ее немаленький для шести лет вес на коленях, ей ведь сейчас это так нужно… Всего этого мало.

Буквально через несколько минут после того, как младшая дочь наталкивается на мало-мальский конфликт интересов со старшей, все по-прежнему:

— Мама, пусть она замолчит! У меня уши болят, когда она ноет!

— Мама, она положила бассейн в сумку для физры. А ты сказала, что для всего своя сумка!

— Мама!!! Она опять надетое к ненадеванному сложила!

— Мама! Она берет мои карандаши! Она говорит, что это ее. А кажется, это мои!

— Мама, почему она опять говорит неправильно? Даша, «уже», а не «узе», сколько тебе повторять!!

— Мама, да я же не могу читать, когда она вопит!

— Даша! Тебе сказала мама, поздно уже гулять! Мы когда пришли?? Ты разденешься или нет?! Мама, сколько можно ей плакать, зачем ты ее утешаешь, в угол ее!

И еще миллион поводов раздражиться.

И очень усугубляет ситуацию то, что Даша вину чувствовать не умеет (это и неплохо). И извиняться не может, даже если откровенно натворила чего попало (тут сложнее).

Даше не свойственно соперничать или обижать детей. Она не суетлива — веселая и любопытная. Она очень дружелюбная, мне кажется, все плохое она просто не замечает и оно к ней и не липнет — как к Элизе из «Диких лебедей».

И вот эта девочка временами меняется до неузнаваемости.

Если что не по ней (к примеру, обнаружилось, что в бассейн завтра она пойдет один раз, а не два, как обычно), Даша начинает жутким гнусавым голосом завывать «Все плооохааааааааа…. Все скучнааааааааааа…. Все плохааааааааа….. Ну почему все тааааааак….»

И так по кругу неисчислимое количество раз. Может начать рычать. Может топать ногами — и в такт — «Все!!! Пло!!! Ха!!!»

— Что, Даша, «плохо»?

— Все, вообще все, весь мир плохой!!!

Даша вообще — сама противоречивость. Сводила меня с ума своими перепадами настроения. Мне не хватает слов, чтобы ее описать. Смелая, но робкая. Умная, но тугодум. Смешливая, но холодноватая ко всем, кроме меня и Лали. Временами невозмутимая, но вот бывает и… крикливая. И требовательная — до крайности. Очень тактичная, но иногда совсем не чувствующая ситуацию. Задумчивая, но деятельная. Домашняя совершенно, но технически подкованная на уровень впереди меня. Когда у меня появился распоследний какой-то айфон, все его возможности объясняла мне именно она.

У Даши очень интересная особенность — она неимоверно сильная физически, при всей своей утомляемости. Если она меня щекотит — это до боли. Если она висит на турнике, висит столько, что я устану ждать, а она висеть — нет. Отжиматься, тащить нужное тяжелое — без проблем. Но вот за руку крепко держаться — никак. И когда устанет — сразу тряпочкой. И крик до небес — даже повод не нужен.

Сейчас уже много проще — мне кажется, Даша просто повзрослела за этот год, а кричать — так и кричит, если что не по ней. Не спрашивайте меня, как это сочетается с нежным и деликатным ее характером. Не знаю. Как-то сочетается.

Зато как они с сестрой играют!

Больше всего их бесконечные разговоры похожи на журчание попугайчиков — смех, перегавкивание, упреки и уговоры вперемешку. И чирикают.

— Мама! Даша меня облизывает!

— Попробуй со мной сразиться! Птыщ-пах! Я все равно тебя заоблизываю!

— Иеке — кеээээээээ!!! Ики-киииииии!!!!

— Лали, хватит уже!

— Это петух! Он не может без голосования. Эке-кееэээ!!!!

— Вжих-вжих! Врррм-вррммммм! Зайцы летать научились!

— Лали, не надо моего зайчика за ушко. Он боится!

— Чего он боится, он с друзьями! Летают зайцы, летают!

— Да я сказала тебе, у него голова болит, когда его крутят!

— Даш, помой мне яблочко. Зеленое.

— Лаль, да ты и сама можешь.

— Я тебя съем, Дада. И не жди, что я тебя потом выплюну.

— «Динь-динь» — это «подожди», «дзынь-дзынь» — это «стой», «дынь» — это «бабах»!

— Я сделала самодельную куколку моей доченьке, а ты не хочешь сделать?

— Оооооооо! Какие у меня руки после лизунов! Пошла я их мыть!

— А у меняяааа какие руки! Я их счас третий раз помою. Наташа, скажи этому зомби, чтоб он меня не трогал, пусть сначала упокоится и помоет руки! Иди помой руки! Иди, иди, будь умничкой!

— Это целебные корешки. А «не корешки» — нецелебные, понимаешь, Даша? Весь остролист я забираю, тааак… вот сюда положу… вот у нас семечки… Так. Я пойду еще рецепт наберу, хорошо?

Конец ознакомительного фрагмента.