Мираж цвета индиго

Наталия Володина, 2008

Природа щедро одарила детей-индиго самыми невероятными способностями. Кто-то из них говорит на 120 языках, кто-то, будучи тинейджером, возглавляет отдел в солидной корпорации, кто-то просто чувствует других людей, как себя. Даша Майорова выросла в обычной любящей семье. Как и многие индиго, она умна, вынослива, способна и склонна управлять другими. Но главный ее талант – убивать. Жестоко и беспощадно. Корень зла и личной трагедии – в детстве и сверхзадатках, которые наделили хрупкую девушку особой властью. На счету Майоровой несколько жертв. Даша действует дерзко, внезапно, для милиции она – неуловимый мираж. В городе нашелся лишь один человек, способный остановить убийцу-индиго, – частный сыщик Сергей Кольцов…

ГЛАВА 6

Вовка-Кабанчик, заслуженный бомж Москвы, бродил по своему любимому маршруту — от станции «Арбатская» до Никитских ворот. Прохудившаяся подошва ботинок пропускала к его усталым ступням холод, влагу, грязь. Ему было плохо, и он с особым вниманием, без зависти и надежд, смотрел на встречных мужчин. Обычных прохожих в обычной одежде, которая была для Вовки так же недоступна, как счет в банке. Рядом с ним припарковался черный джип. Водитель громко хлопнул дверцей и, проходя мимо Вовки, едва не сшиб того с ног. Вовка посмотрел сердито на невысокого стройного франта с седыми волосами над молодым лицом и глазами пронзительно-синего цвета. Но тут же отвернулся, как умная, наученная горьким опытом собака отводит взгляд от более крупного, опасного пса. Седой парень прошел мимо Вовки, как мимо урны для мусора.

Тот с тоской уставился на его удобные, мягкие туфли. Седой подошел к табачному киоску, купил пачку сигарет, положил сдачу в большой бумажник и небрежно сунул его мимо кармана куртки. Вовку как будто молнией ударило. Он напрягся, задрожал и опустил глаза себе под ноги, чтоб никто не заметил, куда он посмотрел. Седой сел в машину, захлопнул дверцу, неторопливо закурил и собирался тронуться с места, как вдруг его взгляд упал на оборванца, что-то поднявшего с земли. Ба, да это же мой бумажник! Он для уверенности проверил свой карман и быстро выскочил из машины. Вовка не понял, отчего он упал в подмерзшую лужу. Над ним, как два синих фонаря, светились бешеные глаза, а ноги в щегольских туфлях с острыми носами наносили сокрушительные удары по самым уязвимым местам бедного Вовкиного тела. Он захлебывался слезами, соплями, кровью и понимал, что это конец, спасения нет. И вдруг что-то яркое, светлое налетело на Вовкиного обидчика, как облако, и звонкий голос подарил надежду Вовке, а его палач удивленно оглянулся. В его куртку изо всех сил вцепилась миловидная девушка в красивом полушубке из голубой норки.

— Ты что делаешь, придурок! Ты же убьешь его! Я милицию сейчас позову.

Синеглазый оглянулся, лицо его разгладилось, губы сложились в чуть заметную, тонкую, многозначительную улыбку.

— Прошу прощения, мадемуазель, это ваш знакомый или вы просто представляете общество по защите животных?

— Я представляю общество по отлову таких скотов, как ты. Милиция! — Девушка помахала рукой приближавшемуся милиционеру.

Вовка с трудом сел, потер рукавом пальто лицо, и ему показалось, что он уже в раю. Рядом с ним стояла и ругала почем зря этого жлоба, который хотел его убить, девочка Мальвина.

— Я ничего, — прошептал он ей, сидя на земле. — Ну его. Пусть себе едет куда ехал, раз такой бешеный. Он подумал, я бумажник его стибрил. А мне зачем? Просто вижу — лежит. Взял, посмотрел, может, кто потерял, думаю. Надо, думаю, отдать. Только кому?

— Что у вас случилось? — спросил милиционер. — Из-за чего драка?

— Собственно, инцидент исчерпан, сержант, — сказал синеглазый. — Так, недоразумение по поводу частной собственности. Но мы уже во всем разобрались. Так что спасибо. Вы свободны.

— А вы нет! — рявкнул милиционер. — Документы показывайте. Начнем с этого лежачего больного. Давай паспорт. Так. Владимир Серков, москвич. Чем занимаетесь?

— Я путешествую.

— Бомж, что ли?

— Наверно, можно и так сказать.

— Теперь вы. Никита Сидоренко. Временная регистрация есть. Чем вы занимаетесь?

— У меня бизнес. Оседлый образ жизни в отличие от путешественника.

— Девушка, ваши документы. Евгения Оболенская. Студенческий билет имеется в отличие от некоторых. Музыкальное училище имени Гнесиных. И что же вы с такими странными знакомыми здесь делаете?

— Я свидетель. Надеюсь, вы разберетесь в том, что здесь произошло. Вот этот человек без всякой причины избил этого… путешественника. Я думаю, одного нужно задержать, другого отправить в больницу.

— А вы не думаете поработать милиционером вместо меня? Думает она.

— Сержант, можно вас на минутку? — Никита отвел милиционера в сторону, жестом иллюзиониста провел по его карману, и они вернулись уже не чужими людьми.

— Ну что, — обратился милиционер к Жене. — Я могу вызвать «Скорую» для этого артиста. — Он ногой показал в сторону Вовки.

Тот сразу встал на ноги.

— Не надо. Больницы мне не требуется ни за что. Я раз уже был в больнице. Били еще хуже, чем этот хмырь.

— Как ты меня назвал? — двинулся вновь к нему Никита.

— Никак он вас не называл, — вмешалась Женя. — Он просто обобщил. И вообще — уезжайте вы отсюда. Я сама позабочусь о раненом.

Милиционер ушел, довольный собою и неожиданным гонораром, а Никита медлил, не сводя с Жени глаз.

— У меня другое предложение. Вместе отвезем этого кандидата в жмурики в больницу, а потом отметим наше странное и приятное знакомство.

— Вот и сделайте это. А у меня не было никаких приятных знакомств, и поэтому я просто отвезу больного человека к себе, перевяжу, дам лекарства, а потом отвезу к нему домой.

— Что за бред! Нет у него никакого дома, он же сам сказал. А к себе в квартиру такую копилку блох нельзя тащить.

— Мне надоело слушать ваши гадости. И времени нет. Пропустите нас.

Женя решительно потащила Вовку за рукав пальто к своему ярко-голубому «Фольксвагену»-жуку и помогла сесть на переднее сиденье. Никита долго смотрел им вслед. Затем достал маленький блокнотик и записал: Женя Оболенская, Гнесинка, Большая Черкизовская, «Фольксваген» №…

Когда машина Ирины остановилась у подъезда, из него вышла дочь Женя и престранный человек, нелепо одетый, с такой походкой, как будто он идет в лыжах по тротуару, и с блестящим розовым лицом, которое, казалось, не меньше часа терли жесткой мочалкой. У Ирины от удивления приоткрылся рот, но она ни о чем не спросила, так поразило ее изумленное и восторженное сияние глаз Жениного спутника.

— Мамочка, — обрадовалась Женя. — Это Владимир Васильевич, мой знакомый. Понимаешь, один негодяй его ужасно избил. Я пригласила его к нам, перевязала руку, ногу, дала лекарства. Душ он у нас принял. У него, знаешь, сложности с жильем.

— О!

— Нет, ты не поняла. Он идет сейчас к себе домой, то есть к друзьям. В общем, мама, это неважно. Я просто его проводила. До свидания, Владимир Васильевич. Звоните нам. Приходите иногда. Правда, мам?

— Конечно. До свидания. — Ирина посмотрела на гостя и почувствовала озноб. Человек всегда носит с собой образ своего пристанища — будь то дворец, комнатка в общежитии, нора в подвале, закуток на чердаке.

Ирина с дочерью вошли в квартиру, синхронно переоделись, дружно накрыли стол к ужину, посмотрели программу телевидения на вечер, отмечая то, что хотелось бы посмотреть. У них никогда и ни в чем не было разногласий. За ужином Женя была немного печальна и задумчива.

— Ты думаешь об этом бедняге? — спросила Ирина.

— И о нем. И о том, что в жизни больше грустного, чем хорошего.

— Думаешь, грустное не бывает хорошим?

— Бывает, — очень серьезно ответила Женя. — Оно может быть самым лучшим из всего….

Когда после ужина Ирина ушла в ванную, Женя набрала номер телефона. Ей ответил автоответчик. Она положила трубку, затем снова набрала тот же номер и сказала:

— Я всегда стесняюсь читать тебе свои стихи. А ведь это и есть мое к тебе отношение. Прочитаю-ка я их автоответчику. А он, если захочет, передаст их тебе.

Вся жизнь моя — сорвавшийся поток —

Уносит мысль о чистом благородстве.

И вроде век уже не так жесток.

А что сердца? Замучены в сиротстве.

А если жить — не думать о себе?

И не жалеть о будущих невзгодах,

И раствориться полностью в судьбе

Осенних льдов на быстротечных водах?

Ну почему с тобою так тепло —

Прозрачным льдинкам хочется сорваться.

И только пальцы режу о стекло

Своей любви — смотреть и отражаться.

Ирина слушала, прислонясь головой к полуоткрытой двери ванной. Еще ничего не случилось. Есть лишь слова, настроения, догадки. Но перемены совсем рядом, и она не попытается их предугадать. Она будет просто ждать и подчиняться.

* * *

Когда раздался звонок в дверь, Маша уронила на пол бутерброд с маслом. Она всегда вздрагивала от звонков в дверь, по телефону. Поэтому телефон вечером она чаще всего отключала. Она торопливо подняла хлеб, тщательно вытерла масло с пола, зачем-то вылила горячий чай и сполоснула стакан. Лишь после этого она на пальчиках подкралась к двери и посмотрела в глазок. Совсем незнакомый, довольно молодой и, кажется, красивый мужчина. Маша задумалась. Лучше всего тихонечко отступить в комнату, закрыться и ждать, пока он уйдет. Может, он адресом ошибся, может, спросить о чем-то хочет. Маша не знала в лицо почти никого из соседей. Звонок прозвенел еще раз. Маша тихонько попятилась назад, к двери комнаты, но тут услышала спокойный голос:

— Откройте мне, пожалуйста, не нужно бояться. Я хотел бы задать вам пару вопросов. Если вы приоткроете дверь, я покажу вам свое удостоверение.

— А зачем оно мне, ваше удостоверение?

— Вы поймете, что я пришел к вам не случайно, и вам поговорить со мной нужно не меньше, чем мне с вами.

— Но мне ни о чем не нужно говорить. Да еще неизвестно с кем.

— Мы не сможем ничего решить через дверь. Только соседей заинтригуем. Ладно, раз вы такая осторожная… Я пришел по поводу Вадима Коркина. Продолжать?

Звякнула снимаемая цепочка, щелкнул открываемый замок. Сергей вошел в крошечную прихожую, заметил старые, выцветшие, местами оборванные обои, тусклые лампочки в светильниках. Ему хорошо была видна кухонька со старой газовой плитой, кастрюли с многолетней копотью и веревка под потолком, на которой сушились полихлорвиниловые пакеты. Историческая примета давно ушедших, но незабываемых времен. Пик экономного быта. Сергей с любопытством взглянул на хозяйку сих апартаментов. Лет сорока, очень худая, стриженная просто «на нет», с лицом, в котором не было ни красоты, ни уродства — такие живут под куполом своей незаметности, что иногда дает им великие возможности.

— Мы будем разговаривать здесь, в прихожей? Или, может, где-нибудь присядем?

— А вы что, пришли для долгого разговора? Так у меня времени нет. И вообще, вы, видимо, меня с кем-то перепутали. Я пару раз виделась случайно с человеком, которого зовут Вадим Коркин, но ничего о нем не знаю.

— И все-таки пропустите меня хотя бы на кухню, я покурю, если вы не возражаете.

Маша пожала плечами, первой прошла на кухню и придвинула гостю табурет, поставила блюдечко на край стола. «Пепельниц у меня нет».

— Одна живете? — поинтересовался Сергей.

— Да, хотя это не ваше дело. А теперь объясните, пожалуйста, почему вы у меня ищете Вадима?

— А он здесь никогда не бывал?

— При чем здесь это? Что вам нужно? Бывал — не бывал… Да не помню я. Может, и заходил когда-то.

— Зачем заходил? Вы кто друг другу — любовники, приятели, партнеры по бизнесу? Какие у вас общие дела?

Маша впервые прямо и пытливо взглянула Сергею в глаза.

— Я так полагаю, вы из милиции или адвокат жены Вадима. И вас интересует завещание.

— Я частный детектив. И меня безумно интересует это завещание. Причем я такой не один.

— Вы что, никогда не слышали, что мужчины иногда хотят оставить состояние не жене, а другой женщине?

— Слышал, причем не раз и даже не два. Но всегда возникают вопросы. На одни можно ответить с ходу, на другие — нет. Почему он именно вам оставил большое состояние? Если это, простите, любовь, то почему он так незаметно беспокоился о вашем благополучии до сих пор? Извините, но я уже узнал, сколько вы зарабатываете паспортисткой в ДЭЗе. Ровно столько, чтобы вести вот такой образ жизни. — Сергей неопределенным, но очень выразительным жестом обозначил жилище Марии. — Если бы у вас хотя бы эпизодически появлялась дополнительная сумма, все выглядело бы немного иначе.

— Как? — угрюмо усмехнулась Мария.

— Здесь были бы предметы, выходящие за рамки строжайшей целесообразности.

— Вы меня щадите. Здесь прежде всего была бы другая женщина, из тех, которым платят. Я не проституток имею в виду, а наоборот — женщину, представляющую ценность для мужчин.

— Насчет женской ценности мы могли бы поболтать в свободное время. Думаю, вы слишком комплексуете. Но в нашей ситуации времени в обрез, а вопросов море. Почему Вадим оставил вам дом и деньги? Может, вы оказали ему большую услугу? Может, он в чем-то перед вами виноват? Или подставное лицо? Мария, вам отныне придется отвечать на такое количество подобных вопросов, что вам захочется опять стать бедной. Дело в том, дорогая моя наследница, что Вадима Коркина больше нет. Я так долго молол тут всякую чушь, чтобы убедиться в том, что вам это неизвестно.

— В каком смысле нет?

— Он мертв. И перешел он в это прискорбное состояние через несколько дней после того, как переписал на вас завещание.

Сергей замолчал, и на кухне стало холодно, жутко, беспросветно. Только странный звон разбивал тишину. Сергей и Мария одновременно посмотрели на посуду на столе, затем на ее руки. Это они так дрожали, что чашки прыгали на блюдцах. Сергей взглянул на желтое, восковое, как у покойницы, лицо Марии, в ее глаза, устремленные в одну точку, быстро встал, поднял ее со стула и потряс за плечи.

— Его убили? — бесцветным голосом спросила она.

— Почему вы это спросили? Почему вы сразу решили, что его убили?

— Потому что только это, видимо, и могло с ним случиться. И со мной. Я имею в виду этот чертов шанс, который выпадает стольким людям, и ничего. А мой шанс обязательно должен был меня добить.

Сергей молча положил на стол визитку со своим телефоном. Надевая куртку в прихожей, он обратил внимание на ветровку, которую обычно носят подростки. Впрочем, Мария худая, у нее вполне может быть такая вещь. Скажем, по утрам бегать вокруг дома.