Ложа Белого мопса

Наталия Беззубенко (2024)

Марта возвращается в родной городок, чтобы начать жизнь с чистого листа. Случайная находка на чердаке — дневник журналиста начала века — приводит ее к женской масонской ложе, которая существует и сегодня. Марта решает присоединиться к масонам, ей очень нужно найти ответ на вопрос «Как жить дальше?», но вскоре она понимает, что за красивыми словами и волнующими ритуалами скрываются темные тайны и опасные игры. Бывший одноклассник, от которого Марте изрядно доставалось в школьные годы, тоже проявляет интерес к масонской ложе. Кто же он — единственный союзник или тайный враг — в ее увлекательном приключении?

Глава 4

Утром Марта распахнула дверцу холодильника и печально вздохнула. Как обычно, шаром покати. Иногда ей казалось, что папа питался исключительно философским духом и горсточкой риса, по случаю праздника добавлялась веточка укропа.

И она направилась в магазин.

За время ее отсутствия Липки почти не изменились. Разве что у дома забор еще больше покосился, да вывеска «У Аннушки» — новая, криво прибитая — появилась над магазинной дверью. Марта вошла внутрь.

Лопасти вентилятора лениво гоняли душный воздух. Полноватая продавщица расставляла коробки с конфетами на верхней полке. Услышав звук дверного колокольчика, она обернулась. Прищурилась, изучая покупательницу. А потом радостно воскликнула:

— Марта, никак ты?

— Я, теть Ань, здравствуйте! Давайте помогу. — И она принялась подавать упаковки. Вдвоем управились быстро.

— Давненько ты в наших краях не была. Случилось что? — Женщина приобняла Марту. Девка хорошая, отзывчивая, и обалдую ее, Кольке, сколько раз помогала с уроками. Другие морду скорёжат, а Марта Сорокина совсем другая. Только скажи, сразу на помощь бросится.

— Мне работа нужна, очень, — закусив губу, призналась девушка.

— Да что они, с ума посходили в своих столицах, что ли! Такую девку и отпустили восвояси! — всплеснула руками тетя Аня. — Да этаких работниц днем с огнем не сыщешь. И ответственная, и умная, и порядочная…

Марта улыбнулась, тете Ане только бы рекомендательные письма писать.

— И Темка с тобой вернулся? — спросила настороженно.

— Нет… Мы с Артемом развелись. — Марта отвернулась к витрине с кашами. Для папы взять гречку, и хорошо бы сразу в пакетиках.

— Батюшки! Натворил что? Ах, обидел тебя! По глазам вижу. Вот негодяй! Так я и знала! — причитала тетя Аня.

— Скорее, мы разошлись во взглядах, — уклончиво ответила Марта.

— Как был телок, так телком и остался. Видала его давеча, мать навещал. Мямлит что-то, а! — махнула она рукой в пустоту. — Сдался тебе эдакий рохля! Получше себе найдешь. И покрасивше.

— Что в Липках нового? — Марта увела разговор подальше от болезненной темы.

— Через поле коттеджный поселок строится. Большой такой, говорят, там и школа будет, частная, для богатых. Вот тебе куда надо! Да ты у Михаила Петровича разузнай, — воодушевилась тетя Аня.

— Как он?

— Директор наш как дуб. Стареет, а корнями-то врос в землю, держится. Оболтусов воспитывает, а дети-то какие сейчас?! Оторви да выбрось. Только интернеты им подавай, учиться совсем не хотят!.. А, вот еще что случилося! Михаил Петрович навроде субботника устроил. Старую часть кладбища в порядок приводил с ребятнёй. Нашли какие-то железяки, оградка старинная, что ль. Мужики сразу смекнули — на металлолом пойдет, да Петрович стоял насмерть. Ценность, говорит, историческая. Руки убрали, ироды. И не отдал…

Марта кивнула, в этом весь Михаил Петрович.

— Еще чё у нас? Усадьбу починили, да видала уже, небось. Как ягодка стоит. Хорьков, мужик-то из наших, деньжищи свои не знает, куда девать, вот и тешится. Колька мой на него пашет, платит хорошо, — и, понизив голос, добавила: — Потоцкие объявились, из-за бугра прикатили. Жанна, вся из себя, ко мне носа и не кажет, в супермаркет таскается. (Заметила, напротив почты открыли? Сходи-ка, пока акция на тушенку не кончилась, возьми пару баночек. Пюрешечку сделаешь, и с отцом поедите. Нажористо выходит, Колька мой только так трескает.)

Марта обещала непременно заглянуть.

— О чем я? А! Потоцкая эта — чисто барыня. Фуагры разные да крабов ей подавай! Знакомая одна рассказала, на кассе в супермаркете сидит, так часто ее там видит. У нас-то что, у нас все по-простецки. — Тетя Аня поджала губы и обвела рукой свой магазинчик. — И старшая сестра Анжелика такая же. С местными разговаривают как с конюхами. Прислугу наняли, графья недобитые! Маньку нашу. Помнишь Маньку-то? Немая с рождения, так у ней ничё и не прознаешь. Ходит два раза в неделю барский дом убирать. Дом-то Потоцкие быстро поставили, за полгода, считай. Чего ж не поставить, коли деньги есть? На краю Липок участки давали, так они и взяли… Ну, а мать как? Звонит? Вот вам с отцом достается, — посокрушалась тетя Аня и достала из-под прилавка пряник: — Вам от меня гостинец. С чайком попьете.

Марта поблагодарила и ответила, стараясь не обращать внимания на осуждение в ее глазах:

— Счастлива. Звонит иногда. Да ничего, мы с папой сами справляемся.

Дальше разговор плавно перешел на погоду, жаркую и необычную для этого времени года.

Школьная калитка гостеприимно распахнута. Никаких постов охраны, камер и турникетов. Нет и толпы взволнованных родительниц, которые своими машинками перегородили тротуары. Школа ничуточки не изменилась. Уютное двухэтажное здание с темно-синей крышей и деревянными рамами. Взглянув на угловое окошко, Марта тихонько засмеялась.

Из этого самого окна на первом этаже выпрыгнул Топалов, потому как пока письмо Онегина наизусть не выучит, дороги домой ему нет. Ключ убрала в карман своей юбки. Ну он и сиганул, подвернул ногу и пропустил футбольный матч на школьном стадионе. Виновата во всем оказалась, конечно, Сорокина, а не его природная лень и врожденное упрямство…

Из дощатой пристройки послышался шум, и она, подойдя ближе, окликнула:

— Михаил Петрович! Вы здесь? Это я, Марта Сорокина.

Надтреснутый голос с недоверием переспросил из полумрака:

— Марточка, неужели ты?

В темноту входить Марта остерегалась, так и топталась на пороге. Когда-то Топалов запер ее в этом темном сарае, солнечный свет едва проникал сквозь плохо пригнанные доски. Минут двадцать просидела она взаперти, наблюдая за движением паучьих лапок по прозрачной паутине и колошматя по двери, пока ее не хватились одноклассницы и не выпустили из темницы. Телефон остался в плаще, сняла, чтобы не запачкаться. Желтый плащик прислала мама на день рождения, и этим подарком Марта очень дорожила.

Субботник. Ей понадобились грабли. Пришлось зайти в сарай. Вот тут-то за спиной раздался скрип заржавленных петель и смех противного, мстительного мальчишки. И все из-за чего? Сущей ерунды.

В школьном театре Топалову досталась роль Грея — высокий, худощавый, с огромными серыми глазами. Играть больше некому. Не Кольке же роль отдавать: упитанный, с конопушками на блинообразном лице, еще и гэкает. Топалов не горел желанием перевоплощаться в гриновского персонажа, тем более учить слова, и Марта немного поднажала, самую малость. В воспитательных целях. Как известно, искусство облагораживает. Договорилась с футбольным тренером, чтобы Топалова (на время, конечно) перевели в запасные игроки. Хотела как лучше, а получилось не очень. Это Марта сразу поняла, как только паучок пробежал по ее щеке и судорожный крик застрял в ее горле. В этом случае с искусством вышла промашка, не облагородило искусство. Наоборот, из Топалова поперло все противное, вредное, хотя особой противности и вредности за ним раньше не замечалось.

«Что ты везде лезешь, Сорокина? Что тебе вечно надо? Что ты ко мне домоталась со своим театром? — вопил Топалов, как только оказался на скамейке запасных и узнал, кому обязан своим счастьем. — Ну держись! Театра тебе захотелось? Будет тебе театр!»

Марта даже опешила от таких угроз и хотела отказаться от дополнительных занятий с отстающим учеником. Слабость была минутной. Она же не слабачка какая, вытянет Топалова, на твердую четверку вытянет…

Марта тряхнула головой, ее последний звонок давно отзвенел, а вот что помнится. Из двери, кряхтя, вышел мужчина в рабочем темно-синем халате. Чуть больше морщин на добром лице, чуть больше седины в смоляных волосах, чуть больше сутулости в некогда широко расправленных плечах.

— Марточка! Ушам своим не поверил, неужели ты! — заулыбался Михаил Петрович, вытирая руки тряпкой.

Как будто вчера разговор у них был.

Выпускной класс, начало учебного года. За окном легким золотом покрыты липы. В груди легкая, непонятная тоска. Второй год, как ушел Топалов из школы, говорят, поступил в строительный колледж, говорят, и бросить успел. Некому теперь обзываться и лягушек тоже некому подбрасывать в ее рюкзак, а на душе кошки скребутся. «Гормональная перестройка организма сопровождается резкими перепадами настроения и депрессией», эту фразу она из умных книжек выписала и перечитывала в минуты особых терзаний.

«Марточка, тебе обязательно поступать нужно на филологический в столицу», смотрел Михаил Петрович строго, не шутил.

О подобном Марта и мечтать не смела: «Там такой конкурс! Я не пройду», — шептала лучшая выпускница, прикладывая руки к трепетавшему сердцу.

«Пройдешь, обязательно пройдешь. Если цель себе поставишь, непременно добьешься. Ты еще вот такой кнопкой была. — И он отмерил ладонью метр от пола. — А уже точно знала, что нужно делать. Составь план занятий — и вперед, с песней!»

Хорошо, Марта его послушалась и подала заявление, каким-то чудом оказалась в конце списка приемной комиссии, но ведь прошла! А Темка следом увязался, по квоте проскочил…

— Ты только посмотри, какую красоту чуть на металлолом не стянули. Мы старую часть погоста с ребятками расчищали. Под жухлой листвой и старыми венками лежали три боковые грани от пирамидальной башни-навершия. Марта, да ты зайди! — директор сделал приглашающий жест рукой, зашел сам, в пристройке щелкнул выключатель, и яркий свет разрезал темноту.

Марта медлила, но неуёмный интерес победил, и, глотнув побольше свежего воздуха, она шагнула в тесное, заваленное до самого потолка помещение.

— Часовенка-надгробие в готическом стиле у нас в Липках?! — не поверила своим глазам Марта.

— Да, «Ангел под сенью» называется. Но ангела и след давно простыл. Улетел ангел-то, — усмехнулся Михаил Петрович, протирая проржавелую конструкцию строительной перчаткой.

Все поле остроконечного фронтона украшала ажурная резьба, в которой угадывались изображения. Она присела на корточки, чтобы получше их рассмотреть.

— Мужики помогали мешки с мусором вывозить — хвать и тоже в кузов! А сами обсуждают, куда подороже загнать можно. Для них-то что, ржавые железяки с какими-то дырками! Чугунолитейное изделие! Обрадовались легкой поживе! — Он погрозил пальцем. — Век девятнадцатый, не раньше! Что скажет специалист по символизму?

— Я не защитилась. — Марта фотографировала декоративные элементы на гранях. Полумесяц, розочки, глаз в центре треугольника и собачка, по очертаниям походившая на мопса.

Совсем недавно она видела рисунки этих масонских символов в старой тетради. «Чем строже оберегались масонские обряды и символы, тем меньше их доверяли перу и бумаге», — писал Греч.

— Это совсем неважно, знатоком становятся и без бумажек с печатями. Я в нашем музее фотокарточки нашел с часовенкой. Выйдем на свет, Марточка. — И он достал из кармана телефон.

На экране с трещиной («Пятиклашки беготню устроили, раздухарились. Мальчишки без умысла со стола смахнули, сам виноват, в классе телефон забыл», пояснил Михаил Петрович) появились изображения старых фотографий. Франтоватый мужчина, почтенное семейство с двумя детьми, молодая пара позировали на фоне изящного надгробия в форме пирамидки. Готическая часовенка была излюбленным местом фотосессий в дореволюционных Липках.

— Ангел под сенью на чьей могиле был? — уточнила она.

— Наверняка не сказать. Нашли около памятника Потоцкой. Еще до революции ставили, — пояснил директор.

Неужели графиня имела какое-то отношение к масонству? Нужно поскорее записи Греча дочитать.

— Я слышала, ее родственницы вернулись. Они в самом деле праправнучки Потоцкой?

— Документы не показывали, а меня отчесали, как потомственные графья. Я к ним сунулся, хотел в школу пригласить на встречу, чтобы детишки не забывали старину. Куда там. — Он развел руками.

Она спросила про Николая Греча, известно ли ему это имя.

— Конечно, слышал. Его журналистские расследования гремели на всю империю. А вот к нам попал в глубинку и сгинул. Так это он на карточке-то! — радостно откликнулся Михаил Петрович. Все та же Марта, его любимая ученица, интересуется историей родного края. Что бы ни говорили, не меняет столица людей, особенно таких цельных, как Марта Сорокина.

— Правда?! А можете его фотографию мне прислать? Я вот думаю музейную комнату открыть, посвященную пребыванию Греча в наших Липках. Что скажете, Михаил Петрович?

— Фотографию можно, только ты давай-ка сама, я в этих вещах не очень-то соображаю, — ответил он, протягивая свой телефон. — Дело хорошее задумала. Приходи, чем могу подсоблю. У меня комната пустует около кабинета музыки. Разобрать — и пользуйся на здоровье. И ребятки с удовольствием помогут.

Марта набрала побольше воздуха, выдохнула и спросила про самое важное.

— Михаил Петрович, а нет ли вакансии в школе? Я почти год в гимназии проработала. — Немного помедлив, добавила: — Мне работа нужна. Очень.

— Как же так, Марточка! Ты же в институте осталась, научную работу писала. — В голосе директора слышалось глубокое огорчение.

— Обстоятельства изменились… Из университета мне пришлось уйти. По личным причинам. А из гимназии уволили. — Опустив голову, призналась Марта. Не оправдала она надежд своего учителя.

Он сокрушенно покачал головой, за своих учеников болел всей душой.

— Ну и дураки, такими учителями разбрасываться. Таких литераторов еще поискать надо! А, пусть остаются с носом! Я бы с удовольствием, Марточка, но ставок нет… Знаешь что?! Неподалеку коттеджный поселок строится, там и больница, и магазин, и школа будут. Вот куда тебе надо! Ты поинтересуйся у Дмитрия Топалова на счет вакансий, он же строит. И сам сейчас в Липках, пока стройка идет. Помнишь Диму-то? Он с мамой в Липки перебрался, вы, кажется, в девятый класс пошли. Отчаянный такой молодой человек, характерный, без отца рос… — улыбнулся Михаил Петрович, и около его добрых глаз показались лучики морщин.

— Откуда строитель может знать про школу? — отмахнулась Марта.

— Ты не поняла. Дима руководит этим проектом. Гендиректор, так, кажется. — Он поскреб затылок.

— Кто? Топалов? Гендиректор?! — недоверчиво переспросила она.

— Возможно, и по-другому называется. Но главный точно Дмитрий. Наверняка и директора новой школы знает, по старой памяти словечко за тебя замолвит.

Вот еще! Не хватало к троечнику на работу проситься, подбородок Марты упрямо взметнулся вверх. На первое время запас есть, а дальше видно будет.

Вечером, сидя на тесной кухоньке, Марта распределяла дела по степени важности.

Первым пунктом значился вопрос с землей. Медлить нельзя, сроки поджимали — две недели. Марта приготовила необходимые документы и собралась прояснить это недоразумение как можно быстрее. Вот выложит свои бумажки на столе перед уполномоченным лицом и приготовится принимать извинения: так, мол, и так, просмотрели, разобрались, ошибочка вышла. Живите себе, граждане Сорокины, ни о чем не переживайте. Марта мило улыбнется и скажет: «Ну с кем не бывает! Хорошего дня!» — на этом и разойдутся, довольные друг другом.

Поиск работы — это второе. Ни к какому Топалову она с протянутой рукой не пойдет. Кто бы мог подумать, что человек, у которого в дневнике вечно все шиворот-навыворот (это сейчас электронные, а раньше на бумаге записи велись), руководит стройкой! И на этом рынке уже пять лет как плавает, не тонет, сообщил поисковик.

И третье. Записи Николая Греча. От занятного чтения Марта отвлеклась далеко за полночь. Журналист утверждал, что в Липках существовала масонская ложа Белого мопса, и входили в нее исключительно женщины. Основала ложу графиня Анна Потоцкая в 1890 году почти сразу после рождения ребенка. (Навершия с надгробия Анны она и рассматривала сегодня днем.) Ее дочь Ольга стала Великой Мастрессой после смерти матери и руководила ложей до своего поспешного отъезда за границу.

Поскольку масонские общества официально были запрещены, существовала ложа тайно. Греч приложил немало усилий, чтобы выйти на след масонок, и разыграл целое театральное представление, чтобы попасть в ложу, но об этом позже.

Марта сравнила фотографии на телефоне с зарисовками журналиста. Да, символы масонства.

Полумесяц — женское начало в виде серпа, смотрящего налево. Освещает путь блуждающих в сумерках, помогает выйти на путь истины.

Голубая роза — внутренняя гармония, выдержка и рассудительность. В ее подростковых воспоминаниях стену особняка Потоцкой украшала именно такая роза.

Шипы розы — решительность сестры в действии.

Мопс — мягкосердечие и преданность, внешнее добродушие.

Всевидящее око в треугольнике — женская способность духовного видения.

Она потянулась, разминая затекшую спину, и мечтательно закрыла глаза. Масоны ищут тайное знание и познают себя. Вот бы и ей стать одной из сестер. Прикоснуться к тайне. Познать смысл бытия. Ну или хотя бы разобраться, что делать со своей жизнью дальше. Жаль только, нет масонов больше. И она отправилась спать. Ночью ей снился огромный мопс, он улегся под дверью и не давал выйти из комнаты. Собачья шерсть отливала черным и напоминала жизненную полосу, из которой она никак не могла выбраться.