Великие мужчины

Наталия Басовская, 2019

Историк и радиоведущая Наталия Басовская рассказывает о судьбах мужчин, изменивших мир. Воины, пророки, мыслители любили и умирали, страдали и радовались как самые обычные люди. За что современники ненавидели Тутанхамона? Так ли был развратен Нерон, как мы о нем думаем? Какие грехи пытался замолить Ричард Львиное сердце? Какова была самая большая неудача Томаса Мора? Кого боялся знаменитый кардинал Ришелье? И в чем секрет успеха Бенджамина Франклина? Все ответы в этой книге.

© Басовская Н. И.

© ООО издательство АСТ, 2019

* * *

Древний мир

Эхнатон. Фараон — вероотступник

Эхнатон — фараон-загадка, фараон-легенда. Реформатор, еретик. Еще бы! Замахнулся на святая святых — религию! Бесстрашно вознамерился изменить ритуал. Даже сегодня, когда перемены сыплются как из рога изобилия, мы понимаем, что это был за поступок. И потому со времени появления египтологии ученые без устали спорят об Эхнатоне и не могут прийти к единому мнению.

Два года тому назад испанская газета «Эль Паис» опубликовала огромную статью, которая называлась «Эхнатон — деспотичный фараон-еретик, предтеча Сталина». Новые открытия, говорилось в ней, ставят Эхнатона, считавшегося прежде неким мистическим пацифистом, на одну ступень с такими преступниками, как Гитлер и Сталин. Со Сталиным сравнил его известный британский историк-египтолог Николас Ривс, написавший в 2001 году книгу «Эхнатон — ложный пророк Египта». Но есть и другая крайность. Так, другой известный египтолог Артур Вейгалл, идеализируя Эхнатона, пишет следующее: «Уже 3000 лет он дает нам пример того, каким должен быть супруг, отец, честный человек. Он показал, что должен чувствовать поэт, в чем наставлять проповедник, чего добиваться художник, во что должен верить ученый и что должен думать философ».

А вот полярная оценка его деяний: «Увы, его собственная жизнь доказала, до какой степени его принципы были нежизненны». И это естественно — слишком велика, экстраординарна фигура! На самом деле споры вокруг Эхнатона будут продолжаться еще и потому, что с его именем связаны серьезнейшие и многолетние археологические изыскания, раскопки, расшифровка текстов. Появляются новые данные, возникают оттенки в воззрениях и суждениях — так или иначе фигура Эхнатона — одна из главных, наиболее привлекательных и значительных в египтологии.

Сразу после смерти Эхнатона преемники вычеркнули его имя из списка фараонов — еретику не место среди правителей страны! Он был тайно похоронен, место его захоронения неизвестно до сих пор. Но поистине «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». Чем ожесточеннее были попытки вытравить память о нем, тем более значимым и нужным становился он для истории. Результат оказался прямо противоположным. Мало о ком мы знаем сегодня так много, как об этом «еретике».

Его имя при рождении было Аменхотеп IV, он был преемником великого правителя Аменхотепа III, пробывшего более 60 лет на престоле. Эхнатоном он стал при проведении своей знаменитой религиозной реформы.

Это была середина XIV века до н. э. Подумать только! Прошло столько времени, но и сегодня эта фигура волнует воображение людей. Почему? Больше трех тысяч лет назад Эхнатон попытался совершить духовный и политический переворот в великой, можно даже сказать мировой державе того времени. Египет, достигший в те времена пределов Евфрата на севере и четвертого порога Нила на юге, захвативший Сирию, Палестину, Нубию, то есть расположившийся на двух континентах, был громадным образованием, которое удерживать тогдашними силами было очень трудно. Одной из главных проблем Эхнатона было сохранить это великое сооружение. Но как это сделать? Возможно, он видел выход в реформе, которую совершил. Поклонение диску Солнца, единому богу Атону, быть может, виделось ему актом единения, сплочения народа, актом укрепления и усиления государства?

Однако известно, что нет ничего более стабильного и консервативного, чем религиозные воззрения, которые коренятся в самых глубинных пластах сознания. Человек может принять другую религию под влиянием обстоятельств или собственных внутренних убеждений — народы отказываются от нее только в результате завоеваний, но тогда перестают быть теми, кем были раньше. После крещения Руси славяне еще столетия оставались язычниками. Самые кровавые и жестокие войны, как известно, — религиозные, люди идут на смерть, но не могут принять новую религию, ибо отказ от своих богов — грех самый страшный, страшнее смерти.

И все-таки поначалу казалось, что ему удалось невозможное. В стране введен новый официальный культ. Построена новая столица, город Ахетатон (на месте, где потом возникнет арабская деревня Тель-Амарна). В Египте происходит подлинный переворот в изобразительном искусстве. Спустя многие столетия, в Новое время, возникнет термин «Амарнское искусство», которым обозначили эпоху высочайшего взлета культуры Древнего Востока. Чего стоит знаменитый скульптурный портрет жены Эхнатона, царицы Нефертити! Несколько вариантов ее изображений хранятся в лучших музеях мира, самое прекрасное из известных мне находится в берлинском Египетском музее. Нефертити — жена Эхнатона, ее имя переводится как «Прекрасная пришла». И действительно пришла — пришла на тысячи лет. Искусство обращается к Аристотелеву принципу подражания природе. Если Нефертити действительно красива, передадим ее человеческую красоту, а не только ее высокое положение. Если дочери Эхнатона действительно худенькие, хрупкие, с очень тоненькими ручками — их такими и изображали.

Итак, Аменхотеп IV был десятым фараоном знаменитой XVIII династии. Ее родоначальником являлся Яхмос I, победитель гиксосов, которые на 130 лет повергли мощно расцветший Египет Среднего царства в хаос и тьму. Яхмос с ними покончил, Египет еще более укрепился, и главным городом стали Фивы. Все преемники Яхмоса — Аменхотеп I, Тутмос I, Тутмос II, его вдова Хатшепсут и знаменитый завоеватель Тутмос III, при котором Египет и обрел свои окончательные границы, — все они почитали город Фивы как центр возрождения Египта, центр освободительного движения против завоевателей.

В итоге фиванские жрецы владеют немыслимыми богатствами, которые им везут отовсюду. В одной из книг я даже прочитала, что при Аменхотепе III жрецы получили четырнадцать тонн золота. Эту цифру нельзя воспринимать буквально, но она говорит о том, что они были самыми влиятельными людьми в государстве. Считалось, что именно жрецы своими действенными молитвами богу Амону, солнечному божеству, укрепляли могущество Египта. Реформа Эхнатона не подрывала представление о Солнце как о божестве, Эхнатон предложил лишь поклоняться не изображению, а самому диску, непосредственно природе. Но даже это испугало жрецов.

У Аменхотепа III было много жен, среди них были не только египтянки — ведь проблемы многоженства тогда просто не существовало. Тейя, видимо, любимая жена Аменхотепа III, стала матерью будущего еретика. Мы почти ничего не знаем о его детстве. Однако — поразительная удача — нам известно имя его учителя!

Его звали Аменхотеп сын Хапу. Это был жрец, который дожил примерно до 80 лет — редчайший случай в древности. Склонный к мистическому восприятию жизни, он воспевал солнечный свет и тем явно повлиял на будущего Эхнатона. Жрец был целителем — на его могилу приходили паломники, спустя не один век после его смерти говорили, что там происходят чудесные исцеления. Вот такой учитель был у маленького сына царя. И это важно. Именно в детстве образуется та глубинная корневая система, которая прорастает в зрелости, давая густую крону. Перефразируя известные слова, можно сказать: «Скажи мне, кто твой учитель, и я скажу тебе, кто ты». Известный французский исследователь и писатель Кристиан написал в 1990-х годах книгу «Египет великих фараонов». Вот в каком патетическом тоне он писал об учителе Эхнатона: «Его имя переживет века, в то время как имена его современников забудут. Его наследники — не памятники и не дети, а книги, знания, которые он записал… Магическая сила его писаний дойдет до читающего и наставит его на путь истинный». При Аменхотепе III жрец стал видным вельможей и, наконец, учителем будущего фараона. Известно, что он был еще и зодчим — тогда, в древности, было в порядке вещей такое разнообразие талантов и занятий.

Эхнатон (тогда еще Аменхотеп IV) стал правителем примерно в 15 лет. Сверх меры одаренный, он начинает жить и действовать не так, как принято. В первые годы своего правления он приказал построить в Фивах, в той самой традиционной столице, храм Атона, своего будущего божества. Вокруг храма разместили примерно сто изображений Аменхотепа, кое-какие из них сохранились, и все они были выполнены не по канону. На них Аменхотеп IV не колосс, не каменный идол, пугающий людей, как это было принято во времена ранней XVIII династии и тем более в эпоху Среднего царства. Это обычный человек, не атлет, телосложение его несовершенно: довольно узкие плечи, впалая грудь. Он напоминает интеллектуала — у него лоб мыслителя и, кроме того, подчеркнуто вытянутый назад череп. Необычную форму черепа наследовали и его дочери. Об этом много говорили и спорили. Есть версия, что это наследственная болезнь. Дело в том, что правители Древнего Египта выходили замуж и женились на своих близких родственниках. Кровосмешение могло привести к генетическим сбоям. Но все-таки окончательного вывода никто не сделал. Может быть, таков был художественный стиль или особенность приема мастера, отступившего от канонов.

Имя Аменхотеп расшифровывается как «Живущий правдой». Уже после постройки храма Атона жрецы явно забеспокоились — почему вдруг солнечному диску ставится храм, а не тому великому божеству Амону, которому Египет обязан своим процветанием? А это были только первые зарницы будущей революции.

На шестом году своего правления фараон принимает немыслимое решение покинуть столицу Фивы и сменить свое имя (а ведь имя фараона — это имя живого бога). Эхнатон (отныне это его имя, оно означает «Угодный Атону») берет с собой несколько тысяч людей, в том числе зодчих, ремесленников, каменотесов, и отправляется примерно за четыреста километров на север от Фив. И там, на восточном берегу Нила он строит новую столицу, которую назвал Ахехатон — «Горизонт Атона». Как в XIX веке об этой столице стало известно археологам, отдельная история. Правда, рассказывают ее по-разному. Одни пишут, что некая египтянка полоскала белье в Ниле и нашла табличку, на которой увидела какие-то черточки. Зная, что белые люди покупают такие таблички, она продала ее. Черточки оказались клинописью. На табличке на арамейском языке был записан текст международного договора между правителем Египта и хеттским царем.

Существует другой рассказ, еще более экзотичный. Женщина действительно полоскала белье, а кто-то из археологов или путешествующих белых туристов обратился к ней с вопросом. Ей чем-то не понравился «франк», так местные называли белых путешественников, и она швырнула в него табличкой. Ничего себе!

В 90-х годах XIX века начались раскопки. Особо нужно отметить старания английского археолога Питри, который посвятил поискам многие годы. И наконец удача. Найдена та новая столица, которая была построена согласно воле и приказу фараона-отступника Аменхотепа IV. Она, как чудо в пустыне, как мираж, выросла стремительно, как по волшебству… и оказалась через тысячи лет раем для археологов. Потому что сразу после смерти Эхнатона был приказ жрецов Амона покинуть этот город, оставить его навсегда.

В одной из надписей, сохранившихся в Ахетатоне, фараон утверждает, что само Солнце своим лучом указало ему место для новой столицы. Город был гармоничный и красивый, но жизнь его была недолгой — пески сделали свое дело, они засыпали его, превратив в некрополь. И надолго, на тысячелетия законсервировали его. Это было отмщенье. Вы хотели вычеркнуть его насовсем, вы много сделали для этого, господа фиванские жрецы, но не думая, не предугадывая, вы донесли до нас невиданный объем информации именно об этом городе и о причине ненависти к нему.

Столицу, основанную по велению самого Солнца, Эхнатон поклялся никогда не покидать. Клятву свою он выполнил: он прожил в ней до конца своей жизни, более 10 лет. Там были сооружены прекрасные дворцы, созданы великолепные парки, построены загородные виллы. Жизнь била ключом, на большой рыночной площади кипела торговля — возник богатый, живой, активно живущий город. Именно в нем при раскопках помещения, которое, по-видимому, было мастерской скульптора по имени Тутмос, была найдена всемирно известная скульптура царицы Нефертити. Мастерская Тутмоса была разрушена, некоторые работы — разбиты, а Нефертити уцелела. Она лежала на земле лицом вниз. Возможно, скульптор, догадываясь, что сотворил чудо, положил ее так в надежде, что спасет ее.

Судя по изображениям и текстам, отношения Эхнатона и Нефертити поначалу были безупречными, даже идеальными — может быть, сознательно идеализируемыми. Сохранилось много барельефов с трогательными семейными сценами, что было нетипично для изображений фараонов. Во времена Среднего царства это были колоссы, холодные, с каменными лицами. А Эхнатон сидит на троне, у него на коленях — Нефертити, которая держит дочь. На другом барельефе Эхнатон нежно целует одну из шести дочерей. Все это прежде было совершенно невозможно в древнеегипетском искусстве. Это уже ересь, которая, как это часто бывает, дала замечательные плоды, новация, которую встречают в штыки, а потом тысячелетиями восхищаются.

Эхнатон и Нефертити жили, видимо, безупречно хорошо. Ежедневно с восходом солнца начиналось богослужение, таково было строгое правило. Ни на одном изображении мы не увидели Эхнатона карающего, кого-нибудь вешающего, кого-нибудь бичующего. У прежних фараонов это было. А он — на колеснице с Нефертити, с детьми, и везде его сопровождает солнце… Солнечный диск изображался как диск с длинными лучами, кончики лучей — это ладони, которые ласково тянутся к людям и ласкают их.

По-видимому, один из мотивов его религиозной реформы, наивный и философский, — это попытка сблизить те народы, которые Египет покорил. Наивно, но приведем в переводе Бориса Александровича Тураева, нашего замечательного востоковеда, гимн Атону, солнечному диску, который приписывается самому фараону: «В единстве своем нераздельном ты сотворил всех людей, всех зверей, всех домашних животных, все, что ступает ногами по тверди земной, все, что на крыльях парит в Поднебесье. В Палестине и Сирии, в Нубии золотоносной, в Египте тобой предначертано каждому смертному место его. Ты утоляешь потребы и нужды людей, каждому пищу своя, каждого дни сочтены. Их наречья различны, своеобычны обличья и нравы, и стать, цветом кожи не схожи они. Ибо ты отличаешь страну от страны и народ от народа». Это находится в явном противоречии с идеологией Древнего Египта эпохи Среднего царства. За 200 лет до Эхнатона Египет превратился в крупную державу. Именно тогда возник, можно сказать, правда, с некоторой оговоркой, египетский шовинизм. Только египтяне фигурируют в надписях того времени, только Египет, который называют «страной людей», представляет для них интерес. За пределами Египта — «страна песка», «презренная страна Куш», наконец, «страна золота» — золотоносная Нубия. Во времена Аменемхетов, Сети, целых династий фараонов Египет попирает мощной своей дланью и сильным войском все другие народы. И народы эти ценятся мало. В громадной для своего времени державе обеспечить спокойствие границ было трудно, почти невозможно, народы на окраинах — это скорее вассалы, которые платят дань египетскому фараону, боятся его власти, его силы. Как их объединить?

И Эхнатон отступает от привычных идей. Шовинизм — это самое простое оружие. Во все эпохи эта примитивная идеология — самая популярная. Эхнатон избирает непопулярную. Вот эти солнечные лучи, видишь их? Они ласкают всех, люди могут быть разного цвета кожи, но все они должны жить вместе.

Но понравилось ли это его соплеменникам? Огромной части — нет. На кого же он все-таки опирался? Он нашел опору в служилой знати. Во все времена рано или поздно появляются такие люди — не аристократы, а люди, выдвинувшиеся по службе. В этом Эхнатона можно сравнить с Петром I. Эта новая знать, которая имела очень выразительное название — «немху», что значит «сироты», рассуждала так: «пусть мы не знатны и нас называют сиротами, но мы богаты и имеем заслуги перед фараоном». Эхнатон окружил себя именно этими людьми. И они, конечно, верой и правдой ему служили. И очень быстро и легко потом изменили.

Есть еще малонаучная, но любопытная версия, объясняющая временный успех реформы Эхнатона. Согласно ей, этому поспособствовали события природные, как сказали бы мы сегодня, серия экологических катастроф, связанных с возможной гибелью острова Санторин (предполагаемой Атлантиды) в Средиземном море. Это в свою очередь вызвало страшные черные бури с сильнейшими ветрами. Солнце скрылось, черные тучи надолго закрыли его. Эхнатон мог объяснить это по-своему: значит, египтяне плохо молились Солнцу, надо молиться лучше, и оно вернется. А ведь даже короткое затмение солнца в древности и в Средние века вызывало чудовищную панику. Людям казалось, что наступил конец света. А поскольку в случае экологической катастрофы затмение могло длиться долго, то вполне возможно, что именно в это время реформа Эхнатона находила сочувствие народа.

Около десяти лет Эхнатон живет в своей новой столице — жизнь кажется безоблачной. Но умерла его вторая дочь по имени Макетатон, ей было 10–12 лет. Это и последующие события были подробно запечатлены в изобразительном искусстве. Барельефы, рельефы, изображения того времени — это как документальный фильм о семье фараона. Вот началась похоронная процессия — хоронят эту девочку, дошли до места захоронения, вот плакальщицы, Эхнатон и Нефертити охвачены горем, они заламывают руки, как обычные земные люди. Почему Атон, которому они молились так много и так усердно, допустил смерть безгрешного ребенка?

Именно после этих похорон что-то происходит между Эхнатоном и Нефертити. Разрыв? Они не живут вместе. Она переезжает в загородный дворец. Благодаря раскопкам, нам очень много известно о ее жизни там — тихой, мирной, довольно замкнутой. У нее был зверинец, куда она собирала редких животных, возможно, они развлекали ее. При ней жил мальчик, возможно, будущий фараон Тутанхамон. Впоследствии он сменит имя и отступит от реформы своего предшественника.

Что-то происходит… У Эхнатона появляется другая жена, Кийя, видимо, из простых, возможно, дочь кого-то из его служащих. Она красива. По-другому, чем Нефертити, но красива. Ее изображения сохранились. О ней много писал наш замечательный египтолог Ю. Я. Перепелкин. Между Эхнатоном и его новой женой, видимо, очень страстные, очень близкие отношения. На ее могиле сохранилась эпитафия, которая напоминает мне «Песнь песней» Соломона: «Буду слышать я дыхание сладостное, выходящее из уст твоих, буду видеть я доброту твою ежедневно, таково мое желание. Буду слышать я голос твой, да слышу я голос твой во дворце солнечного камня, когда творишь ты службу отцу твоему, Атону живому. Да будешь ты жить, как Солнце, вековечно, вечно». Едва ли эти слова могли исходить от кого-то, кроме Эхнатона. Нефертити отодвинута на задний план…

Были ли дети у Эхнатона от новой жены? Если были, то кто они? Не является ли Тутанхатон, будущий Тутанхамон, их сыном? Никогда уже, видимо, на эти вопросы не будут найдены ответы. Потому что целое полчище грабителей прошло по гробницам Эхнатона и Кийи. Сам город Ахетатон не был разграблен, а гробницы, которые находились за пределами города, были разрушены и опустошены.

Закат жизни Эхнатона был достаточно грустным. Он разошелся с Нефертити, которая была явно его единомышленницей, реформа шла не очень успешно. Соседние народы, обласканные солнцем, должны были бы примкнуть к Египту, но восстают против египетского владычества. Неспокойно в Миттани, тревожно в Ассирии. На исторической арене появляется загадочный воинственный белокожий народ хетты, который пришел неизвестно откуда и ушел в никуда. Но прежде чем уйти, хетты наносят поражение египтянам.

Конец правления Эхнатона — это начавшийся развал великой империи. Как раз к этому времени относятся изображения Эхнатона с тростью. А ему всего 35 лет. Видимо, он не очень здоров, его фигура очень хрупкая, совсем тонкая. Возможно, его генетическая болезнь заметно прогрессировала. Иногда говорят о водянке мозга, называют и другие болезни, но ни одна версия не доказана, хотя, возможно, они и имеют право на существование.

Египет, эта почти мировая империя начинает трещать по швам. Из-за его реформ в том числе. Реформа не помогла и, может быть, даже навредила. Особенно, как считают специалисты, и думаю, они тысячу раз правы, опасным шагом была отмена культа Осириса. Человек лишился загробной жизни, гарантированной каждому в Древнем Египте, бесконечной, счастливой. Раскопки в Ахетатоне показывают, что в маленьких хижинах, где жили простые люди, хранились, по-видимому тайком, мелкие изображения былых богов и божков. Значит, было сопротивление не только жрецов, которые якобы организовали переворот и чуть ли не отравили и ослепили Эхнатона, — обычные люди не приняли его новшеств.

Замечательная находка была обнаружена в Ахетатоне: вылепленная из глины маленькая колесница, в которую запряжена обезьяна. Ею управляет обезьяна-колесничий, рядом восседает мартышка. Это настолько похоже на карикатуру — выезд Эхнатона и Нефертити на богослужение Атону, — что можно представить, каким сильным было сопротивление его реформе.

Как ушел из жизни этот мятежный правитель, еретик-реформатор, мы не знаем. После него меньше года правил таинственный Сменхкара. Кто он такой, неизвестно. Затем — Тутанхамон, которого сменил чиновник, важный вельможа Эйе. Следующий правитель — некто Хоремхеб, генерал, начальник войск, правивший 27 лет, наложил табу на упоминание имени Эхнатона, вычеркнул из списков фараонов всех своих ближайших предшественников, прямо объявив себя наследником Аменхотепа III. Вот она, типичная попытка фальсификации истории. Он не знал, что будет такая наука археология, которая все поставит на свои места.

Александр Македонский. Мир идей ученика Аристотеля

Александр Македонский жил в IV веке до н. э., умер молодым, в 33 года. Он завоевал почти весь тогдашний мир и навсегда остался в истории человечества. Если собрать все книги о нем, получится гигантская библиотека. О нем начали писать еще при его жизни, писали в начале новой эры, особенно римские авторы, которые очень увлекались историей царствования Александра. Много сочинений об Александре было создано в Западной Европе в эпоху Средневековья, которая создала свой, особый портрет этого правителя. В это время на Востоке сложился совсем другой его образ — Искандера Двурогого, грозного и гуманного, идеального государя. Интересно, что в Западной Европе католическая церковь постепенно отредактировала образ Александра до неузнаваемости, она приватизировала его, как и всю духовную жизнь общества, и часто упоминала его в проповедях как пример дерзости, противной Богу.

О нем пишут и сегодня, выходят великолепные монографии, популярные книги — кажется, исследованы все грани его жизни. Но тема не исчерпана. Интересно понять, что подвигло его на завоевания? Зачем ему, 18-летнему юноше, понадобился целый мир? В чем феномен Александра Македонского? Ведь многие говорят о нем как об удачливом и дерзком вояке-рубаке, о счастливчике и бонвиване. Действительно ли он двинулся на Восток, толкаемый инстинктом завоевания?

Думаю, что это не так. Он был человек для своей эпохи, безусловно, очень умный и весьма образованный. И он пошел на Восток с определенной целью. Ну какая, скажете вы, цель могла быть у столь молодого человека? Общая для всех жителей Македонии… Македония — это небольшой клочок земли на северо-востоке Греции. О чем тут можно говорить? И тем не менее люди этой маленькой горной пастушеской страны были одержимы мыслью стать греками, подлинными эллинами. Правящий дом Македонии, Аргеады, выводил свое происхождение прямо от Геракла. Они хотели считаться такими же цивилизованными, как греки Афин. В своих представлениях они были больше эллинами, чем сами эллины, но только об этом никто не знал, кроме них самих! И пусть об этом узнает весь мир.

Сегодня мы бы сказали, что это комплекс неполноценности, которым страдают жители небольших государств. Возможно, нечто подобное ощущала Германия после Версальского мира, хотя она отнюдь не была маленькой страной. Но чувство унижения, обделенности на празднике жизни, второсортности, которое возникает, когда сильные мира сего не замечают, не приглашают, проходят мимо, — это опасное чувство. Об этом в свое время очень талантливо писали Артур Миллер и Курцио Малапарте. Но ведь далеко не со всеми странами так происходит! Да и так ли это было с Македонией? Трудно сказать. Известно только, что мечта стать великой державой у нее была. А один из ее граждан стал ею одержим.

Некто Александр I, правитель из дома Аргеадов, в середине V века до н. э. принял участие в Олимпийских играх. На этом основании он и вся его семья получили право называться эллинами. Предшественники Александра, Архелай и его отец, очень настойчиво приглашали ко двору самых видных мыслителей, интеллектуалов Древней Греции. Среди прочих был приглашен Сократ. Было известно, что его в Афинах преследуют, и, возможно, он не был бы отравлен, прими он приглашение македонского двора. Приглашение получил Платон, который вместо себя прислал своего ученика. Зачем этим «варварам» все это было надо? Для того, чтобы стать эллинами. А став ими, объединить всех.

Греция представляла собой отдельные полисы-города или общины-государства. Афиняне, спартанцы, коринфяне спорят, ссорятся, воюют между собой. Но между тем в них живет идея панэллинизма — все мы эллины, все должны быть вместе, и тогда только мы будем самыми сильными. Эта идея, по мнению Александра Македонского, вполне годилась для того, чтобы стать объединяющей и сплотить народ.

Но он пошел в своих представлениях дальше. Мы — самые цивилизованные, самые образованные, самые культурные — так считал и говорил Александр, и, безусловно, это было верно для этой части света. Ну а раз мы самые-самые, значит, мы имеем право, имеем основание обращаться с другими народами как с варварами. И не просто обращаться, а освещать их своим светом, приобщать к нему — словом, завоевывать.

Слышится что-то знакомое, не так ли? Вечные, как мир, идеи. Александр взялся осуществить их. Интересно, что его учитель, величайший ученый и философ Аристотель, наставлял его перед походом такими словами: «Обращайся с греками как царь, а с варварами как тиран». Мы имеем право владычествовать над остальным миром, потому что мы умнее, лучше и значит — научим, навязав свой образ жизни, свою культуру, свою власть. Мы несем всем необразованным народам, дикарям свет знаний! Так думал Александр. Как видим, нет ничего нового в истории.

Можно предположить, что именно с такими идеями Александр Македонский отправился завоевывать мир. У его программы завоеваний был еще один аспект — отомстить варварам в лице персов за Греко-персидские войны, за попытку примерно полтораста лет назад завоевать Грецию. «Поход отмщения» — это уже система взглядов, некая идеология. И в начале своего великого похода Александр следует поставленным задачам — несет народам свет знаний, просвещает их и… мстит.

Поход — на редкость тяжелый, мучительный. Бегло перечислю некоторые его вехи. Царем он становится в 336 году до н. э. В 335 году завершает покорение Греции, которое начал еще его отец. И вот они как будто бы говорят: «Мы греки, мы все совсем греки». В 334 году в знаменитой битве при Гранике его ближайший друг и соратник Клит заслонил его своим телом. Александр мог погибнуть, и тогда мировая история сильно бы изменилась. Поразительно, но именно этого человека, своего спасителя, Александр собственноручно убьет на пиру.

В 333 году произошло сражение при Иссе — покорены Сирия и Малая Азия. В следующем году добровольно сдался Египет. В 331 году в оазисе Сива жрецы объявили Александра богом. Тогда же произошла величайшая битва при Гавгамелах. Правитель Персидской державы царь Дарий III бежал. Александр был уверен — Персия лежит у его ног. Ему предстоит еще много воевать, а пока он провозглашен Зевсом-Амоном, и египетским богом, и греческим.

Но, увы, все не так, как говорится и провозглашается. В 330 году до н. э. беспощадно уничтожен, сожжен культурнейший город Персеполь, знаменитая столица великой Персидской державы. В этом явственно звучит идея отмщения. Но где же тот свет культуры, образования, который они собирались нести?

В этом же году величайший греческий скульптор Лисипп увековечивает Александра в мраморе. Что-то происходит с этим молодым, умным, очень талантливым и образованным человеком… В его ближайшем окружении зреют один за другим заговоры против него. Остановись, опомнись, куда идешь, что творишь? И начинаются казни… Уже упомянутое убийство Клита в 328 году в глубинах Азии. Крепко выпив, Клит сказал то, о чем думали многие, и он в том числе. Он сказал, что Александр изменился, стал деспотом, причем деспотом восточного типа, имея в виду его требование ввести при дворе восточную манеру падать ниц перед правителем. Немного позже его ближайшие сподвижники — офицеры, полководцы, друзья юности, пажи, гетайры, все заметнейшие и знатнейшие люди, и среди них Птолемей, Неарх, наконец, главный любимец Гефестион, в один голос сказали: нет, македонцы падать ниц ни перед кем не станут.

Прежде чем двигаться дальше, постараемся ответить на один из главных вопросов — кто такие македонцы? Откуда происходят? Есть несколько версий происхождения этого народа. По одной из них, прямой связи этноса, населявшего Македонию, с греками нет. И скорее всего народ этот представляет собой некую этническую смесь иллирийцев, фракийцев и эллинов. Кто-то из зарубежных современных авторов, по-моему, довольно точно сказал, что их можно считать деревенскими родичами эллинов.

Кто такие солдаты Александра? В основном это пастухи, в меньшей степени землепашцы, поскольку это горная страна, люди простые, живущие очень скромно. И вдруг они оказываются на Востоке. Быт греков, не говоря уже о македонцах, не идет ни в какое сравнение с восточной безумной роскошью. Тут и сокровища, и золото рекой, и драгоценные камни. Конечно, глаза загорелись, голова закружилась, и мысль, что можно вот так, в одночасье разбогатеть стала навязчивой. Тем не менее именно эти солдаты, возмущенные поведением Александра, поддержат заговорщиков. У них своя гордость, и деньги тут ни при чем.

Эти люди, привыкшие в своей жизни, полной опасностей и напряженных трудов, рассчитывать только на себя, выработали в себе такие качества, как независимость, свободолюбие, прямодушие, особую силу характера. Все эти качества делают из них хороших воинов, но не слуг — в услужение не пойдут, умирать будут, холуями не станут, поддакивать, даже ради спасения жизни, не смогут. Горцы — у них своя гордость.

Происхождение Александра Македонского многое объясняет в его поведении. Одно удивляет: как человек, так великолепно образованный, умный, по-своему прогрессивный, может стать тираном. Своей образованностью он в большой мере обязан своему воспитателю Аристотелю. Это был один из крупнейших мыслителей древности, и происходил он из рода Асклепиев. Род этот был в некоторой степени связан с македонским двором — его отец служил придворным медиком в Пелле, столице Македонии, и Аристотеля тоже пригласили в Пеллу. Он принял приглашение. И как говорят, с большой охотой и интересом стал заниматься с талантливым юношей. Известно, что Аристотель составил для юного Александра сборник Гомера. И не впустую. С тех пор «Илиада» всегда лежала вместе с кинжалом в изголовье царя, до последних его дней. Он знал ее наизусть и часто на дипломатических приемах, встречаясь с правителями мира, читал на память большие отрывки из нее. Он прекрасно знал Геродота, хотя не во всем ему верил. И понятно почему. Он сам проверял сведения этого античного историка — шел по землям, которые Геродот описывал по рассказам других.

Аристотель возбудил в нем интерес к Софоклу, Эсхилу, Еврипиду, он привил ему свою страсть к наблюдениям за живой природой. Аристотель написал прекрасную книгу о мире животных и растений. Александр знал ее почти наизусть и в свой поход — завоевательный, военный — взял целую группу ученых, которые времени зря не теряли. Через много-много столетий Наполеон Бонапарт, подобно Александру, возьмет ученых в свой египетский поход, что станет отправной точкой в развитии науки египтологии. Но Наполеон ученых не казнил и в клетке за собой не возил, он защищал их.

С Александром случилась другая история. Каллисфен, историк, племянник Аристотеля, был посажен Александром Македонским в клетку. Он рос вместе с Александром, они дружили с подросткового возраста. И Каллисфен описывал поход довольно верноподданнически. Он воспевал Александра как бога, он искренне любил Александра с детства. Он одобрял уничтожение Персеполя, пытался оправдать убийство Клита, объясняя это какой-то вспышкой страсти, случайностью. Но Александр заподозрил его в участии в заговоре пажей, возмущенных превращением царя в восточного деспота. И хотя это было только предположение, Каллисфен был арестован, схвачен, посажен в железную клетку, которую Александр возил за собой. В ней Каллисфен и умер, как было записано, «по болезни». И несмотря на это, Аристотель переписывался с царем до конца своих дней. Хотя во многом они уже были друг с другом не согласны, Александр регулярно давал Аристотелю деньги на науку.

В своем походе полководец пытался еще заниматься тем, чему его учил Аристотель, — составлять лекарства, в частности против укусов змей (на Востоке это было весьма актуально) и вместе с врачами лечил своих друзей. При его штабе появился отряд биматистов, по-русски можно сказать шагомеров. Ими были атлеты, в том числе победители Олимпийских игр. Они шагами измеряли территории, по которым двигалась великая армия. Результаты их измерений тщательно записывались в придворный журнал, ставший впоследствии бесценным источником для историков и географов следующих поколений. Кроме того, в этом отряде проводили описание местностей, составлялись карты, в сущности, велась научная работа своего времени. Поход Александра Македонского был своеобразной научной экспедицией.

Он поощрял деятельность своего друга гетайра Неарха, командовавшего флотом, который одним из первых занялся составлением карт береговых линий. Несколько утрируя, можно сказать, что корабль Неарха стал одним из ранних исследовательских судов. Его описания тоже оказались очень важными для науки. Получалось, что попутно с просветительской миссией и отмщением Александр решал в походе еще и научные задачи, хотя вряд ли осознавал это. Вернее сказать — эти задачи вписались в тот огромный круг проблем, которые по ходу дела возникали перед Александром Македонским.

После Персеполя идея отмщения была исчерпана. Более того, ему она стала неинтересна. И вот почему. Греческие полисы опросили своих граждан: готовы ли вы признать Александра богом? Все, и в первую очередь жители демократических Афин, согнулись в поклонах: «О, да, да, да!» Куда делась эллинская гордость? Неизвестно. Лучше всего ответили спартанцы: «Если Александр хочет быть богом, пусть будет». А если он бог, у него должна быть особая, божья воля, отличная от человеческой, воля, с помощью которой он осуществляет свою великую миссию, божественный замысел.

Очевидно, мысли, подобные этим, подтолкнули его к осуществлению совершенно новых идей, которых не могло быть в начале великого восточного похода.

Я совершенно убеждена, что он никогда не стал бы столь великой фигурой в человеческой истории, в истории мировых цивилизаций, не возьмись он за осуществление идеи совершенно безумной и абстрактной. Вот что писал об этом древний грек Плутарх во II веке н. э., через 500 лет после всех этих событий, конечно, несколько приукрашивая и преувеличивая: «Александр стремился населить всю землю и превратить всех людей в граждан одного государства. Если бы великий бог, ниспославший Александра на землю, не призвал бы его к себе так быстро, то в будущем для всех живущих на земле, был бы один закон, одно право, одна власть. Будучи уверенным, что он ниспослан небом для примирения всех живущих на земле, он заставлял всех пить из одной чаши дружбы. Он перемешал нравы, обычаи, уклады народов и призвал всех считать своей родиной всю землю». А дальше Плутарх, видимо, делится своим собственным размышлением: «Все честные люди должны чувствовать себя родственниками, а злых они исключат из своего круга». Вот этих последних слов Плутарха Александру приписывать никак нельзя — гуманистом он не был, и это факт безусловный.

В самом начале своего правления, как только он был провозглашен царем, Александр немедленно разослал отряд гетайров для истребления своих родственников, которые могли быть претендентами на престол. Но это еще не все. У него было два сводных брата. Это были дети Филиппа II от предыдущих браков. Один по счастью для себя оказался слабоумным, а второй — вполне вменяемым, за что и был беспощадно убит. Была казнена следующая после Олимпиады, матери Александра, жена Филиппа — Клеопатра. Александр распорядился покончить и с ее дочерью — молодой, красивой женщиной. Над ней издевались изощренно: принесли кинжал и яд — на выбор. Она повесилась. Ее маленькая дочь была убита тоже.

Александр любил женщин, у него было три жены, гарем. В Бактрии он женился на красавице Роксане. Затем в Сузах он женился сразу на двух женщинах — на Статире, старшей дочери персидского царя Дария, и на Парисатиде из дома Артаксеркса III. И везде были дети. Как видим, мирской жизни он был не чужд, хоть и считался богом.

Итак, к чему же он пришел в размышлениях о целях своего похода и его задачах? Отбросив концепцию панэллинизма, а вернее, забыв о ней, но помня о том, что он бог, и очевидно, совершенно искренне в это веря, Александр пришел к идее абсолютно утопической, но глобальной и по его разумению божественной, единственно достойной бога — идее соединения миров. Но каких? За долгие годы похода он понял, что европейский мир, европейская цивилизация и великая цивилизация Востока — миры совершенно разные. После всего увиденного ему, в сущности, неловко стало называть персов варварами. Восток с его великолепными городами, роскошными дворцами и садами, яркими шумными базарами и умиротворяющей музыкой, с мудрыми философами и знаменитыми учеными был прекрасен. И конечно, знойные, обворожительные женщины! Восток манил к себе, беспокоил воображение и будоражил сознание.

И Александр пришел к космической идее, очевидно, вечной, во всяком случае, живущей и по сей день, спустя тысячелетия: о сближении внутренне чуждых и враждебных друг другу Востока и Запада. То, что он совершил, завоевав былую Персидскую державу, дойдя до Индии и форсировав Инд, то есть завоевав почти весь тогдашний цивилизованный мир, требовало осмысления — как с ним быть дальше? Он решил примирить эти миры во что бы то ни стало. Известно, что его замысел провалился. Известно также, что держава распалась, буквально на следующий день после его смерти. Почти 40 лет диадохи, его преемники, делили между собой все завоеванные земли. Что из этого получилось, тоже известно. Но был замысел. И за ним стоят какие-то вечные идеалы. Взаимное сближение и отталкивание Востока и Запада будут ощущаться в эпоху Крестовых походов — в Новое и Новейшее время, конечно, сегодня. Как жить Востоку и Западу, не уничтожая друг друга? Вот на этот трудный вопрос и попытался ответить Александр Македонский, человек древнего времени.

Историки называют цивилизации древности и средневековья патриархальными, традиционными. Люди тогда мыслили образами и действовали подчас очень наивно. Верх этой наивности — знаменитые бракосочетания в Сузах. Март 324 года до н. э., за год до смерти Александра. Армия под давлением уставших солдат уже повернула назад и с великими трудностями возвращалась из Индии. И несмотря на это, в самом сердце былой Персидской державы, в Сузах, он устраивает фантастическую феерию — десять тысяч воинов-македонцев из армии Александра женятся на женщинах государств Востока — Персиды, Бактрии, Мидии, Парфии, Согдианы. 89 ближайших сподвижников Александра, в том числе Неарх, Селевк, Кратер, Гефестион, вступают в брак (сам Александр берет в жены сразу двух женщин). Они вступают в брак, конечно, с принцессами. Замечу сразу, что, когда умрет Александр и начнет распадаться великая империя, 88 гетайров откажутся от жен из Суз, и только один, Селевк, сохранит свой брак. И кстати, Селевк будет достаточно успешен как правитель одной из частей великой державы Александра, династия Селевкидов продержится достаточно долго. Видимо, этот человек склонен был к некоторой стабильности.

Зачем устраивались эти почти шутовские пышные свадьбы? Блажь? Вовсе нет. Александр хотел смешать кровь, создать единую расу. Об этом он и пишет в своих дневниках, ценнейшем источнике, которым пользовались все древние авторы, и в его письмах матери, царице Олимпиаде. Он мечтал о том времени, когда рожденные в этих десяти тысячах браках дети вырастут и станут людьми нового поколения. В своих прожектах он делал на них главную ставку. И не без основания. В походе многих солдат сопровождали восточные женщины. Македонский мечтал узаконить их связь, дать право их потомству называться законными наследниками. Многие воины были смущены — в Македонии у них оставались семьи. Но когда они узнавали, сколь щедро царь платит, какое «приданое» он дает за ними, они тут же с этой идеей примирялись.

Смешение рас — идея поистине глобальная. И по сей день, уверена в этом, в этносах многих-многих народов есть следы этого смешения. Затея Александра все-таки оставила след в истории.

Александру ничего не мешало, он ощущал себя богом и умирать не собирался, он готовил очередной поход — хотел завоевать Аравию, затем пройтись по северу Африки, мимо Карфагена до Геркулесовых столбов. Это с одной стороны. С другой — он намеревался строить державу, продвигая ее границы на восток.

Его смерть таинственна — без конца будут спорить, отравили его или нет. У историков имеются факты: на пиру, выпив очередное огромное количество вина, он схватился за живот и со стоном упал. Типичное отравление, говорят одни. Если бы это было отравление, говорят другие, он умер бы мгновенно, потому что яды медленного действия тогда еще не были открыты, а он после этого жил еще тринадцать дней, сопротивляясь невероятно, не веря, что его дни сочтены, несколько раз объявляя, что «через сутки отправляемся в Аравийский поход». Но, хоть он и считал себя богом, своей собственной жизнью он уже не распоряжался. Он скончался в Вавилоне в 323 году.

Приведем в завершение античный анекдот. Едва вступив на престол, Александр захотел встретиться с Диогеном. Это было в Коринфе, многие пришли к царю на поклон, но не Диоген. И тогда Александр сам пошел посмотреть на Диогена. Тот сидел около своей бочки на солнышке. Александр спросил: «Проси что хочешь, все сделаю для тебя». И Диоген попросил: «Посторонись немного, не заслоняй мне солнце». Александр засмеялся и сказал: «Клянусь Зевсом, если бы я не был Александром, то хотел бы стать Диогеном». Они умерли в один год.

Цицерон. Слово может многое…

Марк Туллий Цицерон известен как оратор, блестящий оратор, способный говорить многие часы, буквально завораживая людей. Его страстные речи и сегодня поражают эмоциональностью и темпераментом. Он — автор многих афоризмов, а на самом деле — случайно брошенных фраз, ставших афоризмами. И в наше время, спустя более две тысячи лет, мы повторяем за ним: «бумага все стерпит», «жить — значит мыслить». Он — создатель классического латинского языка, той чеканной звенящей латыни, ряды поклонников которой не редеют и сегодня. Ему принадлежат многие труды — «О старости», «Об обязанностях», «О дружбе». Трактаты Цицерона, этого римлянина-язычника, оказали огромное влияние на Отцов христианской церкви. Так, у него учился Иероним, живший на рубеже IV–V веков. Он цитировал сочинения Цицерона, многое просто заимствовал у него для своих трактатов о христианстве. Блаженный Августин, сформулировавший основные постулаты христианства в своей средневековой версии, писал, что труды Цицерона подтолкнули его к тому, чтобы оставить все земное. Сам-то Марк Туллий все земное оставить не смог, что его и сгубило. Уж очень земной был! Как подметили специалисты, когда очередное изгнание отрывало его от политики, он начинал писать труды общефилософского, теоретического характера, книги, которые на многие века пережили своего автора.

Совершенно особым почитателем Цицерона был Петрарка. Это было время Раннего Возрождения, когда интерес к античности был огромен. Из XIV века Петрарка писал Цицерону письма как живому — случай в истории нечастый. Именно Петрарка внес большую лепту в сохранение памяти о Цицероне, отыскав ряд его сочинений. И в частности, его переписку с другом Аттиком — пожалуй, одну из самых ярких страниц в эпистолярном наследии человечества. Переписка с Аттиком — это целая жизнь, больше — целая эпоха, изложенная на бумаге. С юношеских лет до почти последнего дня Цицерон писал ему. Аттик — человек особый. Он купил землю в северной Греции, в Эпире, наладил там хозяйство и жил «в глухой провинции у моря. И от Цезаря подальше, и от вьюги». Он пребывал вдали от бурь политических, которые и сгубили Цицерона. Кстати, Аттик зарабатывал на Цицероне: редактировал и издавал его труды, пользовавшиеся огромным спросом.

На протяжении веков Цицерону давали диаметрально противоположные оценки: от «пустого болтуна» до «великого гения-интеллигента в дни революции». Но ни одна из них не была абсолютно исчерпывающей. Он такой разный, такой многоликий, такой не отчетливо выраженный, его портрет нельзя рисовать одной краской. На мой взгляд, одна из самых взвешенных книг о Цицероне — это книга нашего соотечественника, историка Сергея Львовича Утченко «Цицерон и его время». При вполне научном содержании она ярко написана и прекрасно читается.

В серии «Жизнь замечательных людей» вышли две книги о Цицероне. И издатели спокойны: Цицерон будет раскуплен.

Что же за человек Марк Туллий Цицерон, какой след он оставил в истории? В чем смысл, значение его личности?

Посетил он сей мир в минуты поистине роковые. Рим времен Цицерона — это I век до н. э., время диктатуры Цезаря, его свержения и убийства. Общество, прекрасно отлаженное, вдруг содрогнулось как от землетрясения. Стены трещат, лопаются, потолок того и гляди рухнет. В чем причина? Республика, которая несколько веков казалась идеальной и устойчивой формой правления, себя же сгубила. Потому что Рим к этому времени представлял собой огромную мировую империю. А механизмы управления остаются республиканскими. Власть делят между собой народное собрание и сенат — наследник древнего совета старейшин. Вся жизнь кипит в городе Риме, а на границах Республики в 90 году до н. э. вспыхивает так называемая Союзническая война: население всех областей Италии требует всей полноты политических прав наравне с жителями великого города. Что уж говорить о других провинциях — Азии, Африке и прочих! В этой странной, как о ней говорят, войне побежденный получил то, к чему он стремился, — римское гражданство. Рим победил в военном отношении, но тут же дал населению права граждан, потому что жить так было уже невозможно.

Отныне жители Италии (италики) стали гражданами, однако, восстания не прекратились. В подавлении одного из них участвовал, между прочим, Цицерон. А дальние пределы Римского государства — это, в сущности, неуправляемая стихия. В воздухе носится идея: необходима сильная центральная власть. Идея, абсолютно естественная для Древнего Востока, была чужда античности. Однако жить по-прежнему становилось невозможно, политическая лихорадка только нарастала. Маленький, клокочущий город, который совсем недавно был тесным миром, где все знали друг друга, содрогается от внутренних противоречий. Ясно, что ему не устоять. И вот эта ситуация приобретает удивительный оборот! Я в этом вижу что-то мистическое — не всегда на вызовы времени так отвечает социум, как в Риме этой эпохи. Эпоха нуждалась в сильных, мощных, ярких, умных личностях. И они появились: гениальный Цезарь, полководец и политик; пламенный вояка Антоний; Клавдий — народный трибун и вождь, который отлично умел вести за собой массы. И наконец, хитромудрый Цицерон, которому ничего не стоило назвать белое черным и наоборот.

Конечно, в этом сказался опыт республиканской деятельности, наработанный в течение нескольких веков. Этот опыт «наработал» таких людей. Среди них — Цицерон.

Марк Туллий Цицерон родился в 106 году до н. э. в поместье близ маленького городка Арпин. Оттуда же родом был Марий, один из гигантов той эпохи, который считался рьяным поборником демократии, убежденным республиканцем. Цицерону на роду было написано идти по стопам Мария, защищать народ, римский демос. Он с этого и начинал. Семья его была зажиточная, всадническая, но не аристократическая. Его предки носили плебейское прозвище «Чицеро» («цицеро» — сорт гороха). Прадед Цицерона был крестьянин и занимался огородничеством. Впоследствии Цицерон скажет о себе: «Я от соли земли». В семье был хороший достаток, что позволило ему получить классическое образование — эллинское, как тогда говорили, или греческое. Языки, философия, логика, юриспруденция и риторика — таково было обычное, традиционное для аристократической семьи образование.

В это время риторика пользовалась особенно большим успехом, что весьма естественно для античного общества. Греки дали несколько примеров ярчайшего ораторского искусства. Два с лишним века назад им в совершенстве владел Демосфен. Потом появились его последователи, учителя риторики, которые развивали это искусство. Один из них практиковал в Риме и так рьяно доказывал, что любой тезис можно обратить в антитезис, что римские власти сочли это безнравственным и попросили его удалиться. Цицерон тоже изучал это искусство.

Как и положено римскому гражданину, год он провел на военной службе. Ему довелось сражаться с восставшими марсиями (одно из италийских племен), служить адъютантом при командующем, которым в ту пору был отец Помпея Великого. Тогда же Цицерон понял: военного таланта у него нет. А для римлянина это вообще-то трагично. Потому что делать карьеру, минуя меч, было делом довольно трудным. И главным образом выдвигались те, кто владели и мечом, и хитростью, и богатством. У него нет ни особого богатства, ни таланта к военному делу. Хитрость феноменальная у него есть, но он еще сам об этом не знает. Он начинает практиковать как адвокат. На этом поприще и раскрываются его таланты.

Напомню — идет гражданская война, и потому очень многие уголовные дела, например о растратах наместника, становятся политическими. С них он и начал. В возрасте двадцати семи лет Цицерон впервые был замечен на публичной арене как адвокат. Он выступил по делу, за которое никто не хотел браться — взялся защищать некоего Росция, против которого выдвинул обвинения любимец диктатора Суллы Хризагон! Этот поступок, безусловно, был мужественным. Диктатор Сулла, злодей Сулла — так его называют сами римляне, казнил всех неугодных, а неугодным мог быть любой человек, особенно богатый, владевший имуществом, которое непременно конфисковывалось. В этой ситуации совершенно невинному человеку грозила смерть, если бы за дело не взялся Марк Туллий. Взялся и победил. Цицерон остался жив и невредим, потому что сразу бежал, к тому же он не стал еще заметным публичным человеком. Его попросту не заметили, как маленькую горошину. Бежал он в Афины, тогдашний, можно сказать, Париж, центр духовной культуры Европы. Как явствует из писем Цицерона, ему довелось побывать в садах Платона, у гробницы Перикла, на Фалонском берегу, где Демосфен упражнялся в красноречии. Это первое добровольное изгнание он провел совсем неплохо и вернулся в Рим только после смерти Суллы. И тут начинается восхождение Цицерона, которое он к тому времени уже хорошо продумал.

Он начинает традиционно: получил должность квестора на один год. Кто такой квестор? Образно говоря, хозяйственник, которому в управление дается какая-то область. Ему дали западную Сицилию, которой он управлял разумно и честно. Он не был замечен в лихоимстве и тем заслужил очень хорошее отношение к себе населения. Долгое время сицилийцы будут присылать ему подарки.

В 70 году до н. э. он выступил на процессе некоего Верреса, бывшего наместника Сицилии, на которого пожаловались жители этого острова. Конечно, не случайно они избрали в обвинители Цицерона. Он так блестяще описал нечистого на руку правителя, что Веррес был приговорен к изгнанию, имущество его было конфисковано. Таким образом, с должностью квестора Цицерон хорошо справился.

Следующий этап — 76 год: Цицерон получил должность эдила. Кто такой эдил? Он следит за порядком в городе и организует праздники, без которых не может жить Рим. Цицерон провел три праздника за свой счет — к тому времени он уже разбогател, хотя и раньше не был нищим. Получив хлеб от благодарных сицилийцев, он отдает его бесплатно римскому народу. Цицерон думал о карьере, и потому на следующую высокую ступеньку — претора — он избран был, как пишут его современники, кликами народа, его просто выкрикнули и возвели в должность претора. Он популярен — борется с коррупцией, раздает бесплатно хлеб!

После этого дорога к высшей должности была открыта, в 63 году он становится консулом. Это, бесспорно, его величайший взлет.

Будучи консулом, оратор и юрист Марк Туллий Цицерон прославился своей знаменитой борьбой против заговора Катилины. Интереснейшая история! Был ли заговор? Да, был. Сергий Катилина был человеком аристократического происхождения, умным, циничным. Ему принадлежит такая мысль: «Римское государство состоит из двух организмов: один слабый, со слабой головой — сенат, другой — сильный, но совсем без головы». Как все догадались, это народ. В сущности, Катилина хочет одного — власти. Поначалу он идет к ней теми же законными путями, что и Цицерон, — по должностям, через избрание. У него не получается, мешает конкуренция. Тогда он готовит заговор. Во времена поздней Римской республики заговоров было много. Однако Цицерон благодаря своему таланту оратора так раздул масштабы этого заговора, так цветисто обрисовал личность Катилины, что дело это осталось в веках. Выступая в сенате, Цицерон представил свершившимися фактами слухи о том, что Катилина убил родного брата, вступил в связь со своей дочерью и совершил насилие над весталкой (так называлась жрица богини Весты). Весталки, как известно, давали обет безбрачия и высоко чтились в Риме. К тому же она была сестрой жены Цицерона. Было насилие или не было, тоже точно не известно. Но Цицерон произнес знаменитые четыре речи против Катилины, и они вошли в века, став классикой ораторского искусства. Знаменитую фразу из первой речи «Quousque tandem abutere, Catilina, patientia nostra?» («Доколе же ты будешь, Катилина, злоупотреблять нашим терпением?») знает каждый первокурсник истфака. В русском переводе она звучит значительно проще и обыденнее. А ведь Цицерон непременно учитывал фонетические особенности языка. Знаменитую повелительную фразу «Purga urbem. Purga urbem» Цицерон произносит несколько раз и рокочет этим звуком «r-r-r»: «Очисти город, очисти город». Это похоже на раскаты грома, на страшную угрозу. Когда он говорит о злодействах Катилины, вымышленных, подлинных, он подбирает побольше шипящих, чтобы его речь свистела, шипела, как змея. Это талантливо и убедительно. Заговорщики схвачены, вершится быстрый суд, Цицерон выходит к народу в доспехах (что было, конечно, позой, какой он вояка, было известно) и говорит о необходимости казнить этих людей немедленно. Их ведут в тюрьму и казнят без утверждения приговора народным собранием, что было грубым нарушением тех самых республиканских основ, за которые он так боролся. Ведь лишить жизни римского гражданина можно было только по решению народного собрания.

После приведения приговора в исполнение Цицерон сам выходит к народу и говорит лишь одно очень емкое слово: «Vixerunt» (буквально «Прожили»). Кто он? Спаситель Республики. Он так запугал своими речами сенаторов, что казнь вызвала всеобщий восторг. Сенаторы и народ несут его на руках до самого дома, восхваляют, славят. Это как раз то, что ему было нужно. Все замечательно, и жизнь прекрасна! А ведь, в общем-то, с заговора Катилины начинается его путь к гибели.

Катилинариям втайне сочувствовал молодой Гай Юлий Цезарь. Он еще не успел стать видным политическим деятелем, и потому его не устраивало, что Республика так беспощадно рубит головы тех, кто желает взять власть в свои руки. Ни Помпею, ни Крассу, которые вместе с Юлием Цезарем создадут в 60 году первый триумвират, союз сильных, не нужна была такая непримиримая борьба за республиканские идеалы, тем более — борьба с серьезными нарушениями. И Цицерону приходится снова бежать, снова писать труды…

Внешне все пристойно. Он выполнил свой долг, заслужил триумф, но… понял, что надо спасать свою жизнь.

Надо сказать немного о его частной жизни, а она у него была очень непростая и не очень удачная. Его первая жена Теренция затевала бесконечные ссоры. Ее мотовство стало причиной их раздора. Он уличил ее в хищении денег и доказал ее вину с помощью управляющих. И это после тридцати лет супружества… Уже были внуки.

Он женился на девочке, на девочке Публии, которая считалась его воспитанницей и была младше его дочери. В Риме, погрязшем в разврате, никто не отменял официальную мораль. И потому его поступок сочли некрасивым. Правда, довольно быстро он поневоле восстановил свою репутацию. Когда его дочь Туллия, которую он обожал, умерла от неудачных родов, Публия не скрывала своей радости. И тут Цицерон очнулся. Он навсегда отказался видеть ее. Более они не встречались.

Наверное, душой отдыхал он в письмах к Аттику и тогда, когда писал трактаты — «О душе», «Об обязанностях». Он много писал о совести, размышлял о ней. За ним были и грехи, и грешки, и, наконец, им владела сильная страсть — безмерное, не утихающее к старости властолюбие.

Первый триумвират завершается диктатурой Цезаря. Цицерону она сулит плохие перспективы. Ведь Цезарь был против казни катилинариев. Испугавшись, Цицерон опять бежит. Но жить вдали от Рима он долго не мог. Тогда он прибывает в Брундизий, главный порт Римской республики на восточном побережье Италии, и там ожидает приезда Цезаря. Он решает покаяться и вновь предложить услуги. Ждет долго. Целый год.

Античные авторы, сначала Саллюстий, потом Плутарх, так живо рисуют сцену их встречи, что, наверное, она была в действительности. Цицерон шел впереди всех встречающих, преодолевая свой страх. Он решил: будь что будет. Цезаря несли в носилках. Издали увидев, что к нему идет Цицерон, он спустился, вышел из носилок, пошел ему навстречу, затем обнял, и они долго о чем-то разговаривали. Беглец был прощен. Цезарь с его снисходительностью действительно больше его не трогал.

Это было так характерно для Цезаря — не горячиться, не впадать в мстительность. У него вообще было редкое качество для политика — милосердие, умение прощать… Уникальный был человек! За что «уникально» был зарезан людьми из своего ближайшего окружения. Многие считали, что Цицерон не был участником заговора, что Брут и Кассий его даже не посвящали в свои планы, так как боялись, что проболтается. Но косвенно Цицерона с его постоянными речами против тирании можно считать вдохновителем этого злодеяния. Убийству Цезаря он безумно радовался. Никогда не надо так поступать… А тогда в Брундизии он был счастлив, его простили!

В Риме он снова оказался в центре политических событий. Цицерон разрывается между Помпеем и Цезарем, старается их примирить, в итоге оказывается на стороне Помпея. Когда тот терпит сокрушительное военное поражение, Цицерон удирает из лагеря. Его прямо называют предателем и трусом. После Фарсалы для Цицерона все было кончено. Он начал бояться всех! Его метания и страх были обоснованы: он ввязался в самое пекло. У него не было мощного меча в руках, не было войска и богатства, и при этом он умел сильно раззадорить и обидеть.

После смерти Цезаря Марк Антоний, близкий Цезарю человек, разыграл такую скорбь, такое горе! Он бился за свою власть. Против него-то, против Антония, Цицерон и произнес свои последние знаменитые речи — филиппики. Их было четырнадцать.

Почему «филиппики»? В IV веке до н. э. так называли речи Демосфена, пытавшегося силой слова остановить захват Греции царем Македонии Филиппом. Речи не помогли, Греция покорилась отцу Александра Македонского. Филиппики Цицерона были пространные, длинные. Речи записывались в сенате, затем в них вносились дополнения. Друг Цицерона Аттик их публиковал. Антоний предстал в этих речах трусом, лжецом, неумным правителем. Такое не могло пройти безнаказанным.

Когда в 43 году до н. э. главные политические лидеры Антоний и Октавиан примирились и заключили союз, начинаются новые репрессии. В список приговоренных попадает Цицерон.

Он немолод, конечно, устал и сделал неверную ставку. Все близкие люди умоляют Цицерона бежать. Его несут на носилках к берегу моря, к кораблю, готовому к отплытию. Но Цицерон колеблется. То садится в лодку, то поворачивает обратно к берегу. Обнаружив, что захватил с собой мало денег, он отправляет в Рим своего родного брата Марка. Марк зверски убит. И тут преследователи настигают Цицерона, он смотрит им в глаза, надеясь, что взглядом их остановит. Конечно, не остановил и был убит. Отсеченные рука и голова Цицерона отправлены в Рим к Антонию. И тут в Антонии проявляются просто зверские качества. Он приказывает приколотить голову и руку Цицерона к рострам на Форуме, недалеко от того места, где его противник произносил свои речи. Неистов был Антоний. Но и его ожидал трагический конец.

Есть легенда, что жена Антония поставила отсеченную голову Цицерона на свой обеденный стол и иголкой колола язык, который поносил ее мужа.

Нерон. Артист у власти

Все злодейства похожи друг на друга, а злодеи прошлого — во всяком случае, в римской истории — сходны между собой. Злодейские поступки как-то однообразны, чувства злобы, мстительности, страха — не новы, в то время как дела великие, светлые, высоконравственные окрашены всегда яркой индивидуальностью. Рассказ о Нероне, злодее, матереубийце, можно предварить заголовком — «Нерон — жизнь в страхе», или даже «жизнь в ужасе». Злодейство всегда связано со страхом, это близнецы-братья.

Он был императором, пятым или шестым по счету в истории Рима. Если считать от Юлия Цезаря — то шестым, если начинать отсчет с Августа — то пятым. Первый — Октавиан Август, который лицемерно называл себя принцепсом, считая себя не вполне императором, а только первым среди равных сенаторов. Далее Тиберий — мрачная, жуткая фигура, Калигула, который твердо был намерен произвести в сенаторы своего коня. Какой-то демонстративный разврат, нечто выходящее за рамки человеческих норм! Предшественник Нерона — Клавдий — самый тихий, самый ученый, он любит и знает литературу, искусства и вообще не рвется в императоры. Взбесившаяся гвардия нашла его во дворце прячущимся под кроватью, вытащила и провозгласила императором. Он был братом великого полководца Германика, необычайно популярного в Риме, умершего на Востоке, как предполагают, от отравления. Клавдий тоже был злодейски отравлен своей женой Агриппиной. В такой атмосфере правили первые римские императоры.

Среди них только Октавиан Август остался в истории блистательным, хотя и за ним водились дела неблаговидные. Воин, полководец, он прорвался к власти после страшных гражданских войн, победив всех — и Цезаря, и Антония, и Помпея. Такая удачливость в Риме очень ценилась. Но прежде всего ценился гражданский мир, который он установил. Таков облик рождающейся Римской империи. С этого она начинается. Среди первых ее императоров — актер Нерон, который обожал все виды искусства и актерствовал сам. Но сначала — о его жизни, которой сопутствовал ужас.

54 год, первый век новой эры. Нерон становится не принцепсом, первым среди равных, а императором. Молодого Нерона твердой рукой вела к власти его мать Агриппина. И мальчишка семнадцати лет провозглашается императором необъятной мировой империи.

В Риме сложилась противоречивая ситуация. Республиканские идеалы никто не забыл, о них все время говорят и спорят. И больше всего — сенаторы, те, у кого прежде при Республике была высшая власть. И которые с появлением фигуры императора оказываются отодвинутыми на вторые роли. Кому это понравится! Еще один момент: в прошлом время правления диктатора Суллы, время страшных преследований, казней, море крови, гражданские войны. Особенно страшны проскрипции, доносы, за которые щедро платят. В заслугу Нерону поставили, что он, не отменив совсем плату за донос, уменьшил ее на четверть. Атмосфера сложилась достаточно страшная. Сенаторы не хотят подчиняться императорам, желают вернуть себе всевластие, но боятся. И боятся настолько, что превращаются очень быстро в лакеев, что совершенно не соответствует былому величию римских сенаторов. Например, когда юноша Нерон произнес перед ними свою первую речь, — предполагают, что составил ее философ Сенека, его учитель, — они изъявили такой восторг, что сразу предложили объявить его отцом Отечества — это юношу-то в 17 лет! Какое искушение лестью! У него хватило ума отказаться. Действительно, речь была прекрасна, и произнес он ее как истинный актер, захватывающе эмоционально. Там было столько обещаний: что он возьмет на себя только контроль за армией в провинциях, не будет ни в чем ограничивать сенат и проявит искреннее милосердие ко всем сенаторам. «Долой насилие, долой все плохие воспоминания!» — с чувством кричал он. Благодарные слушатели предложили эту дивную речь выбить на серебряной колонне в сенате и ежегодно перечитывать. Они с самого начала — из чувства страха ли? из-за привычной лести? — пали перед ним ниц, расписались в своей неспособности влиять на политику.

При предшественниках Нерона шестьдесят лет подряд сенаторов резали, высылали, морили голодом до смерти. Они все это помнили. И кроме того, хорошо знали, кто его мать. Агриппина стояла в политической жизни пугающей тенью — дочь Германика, внучка Августа, женившая на себе престарелого дядю Клавдия после того, как он стал вдовцом — после казни его распутной жены Мессалины… Агриппина добилась, чтобы наследником императора Клавдия стал именно Нерон, ее сын от первого брака, а не ее сын от Клавдия Британик. А Клавдия отравила. Кажется белыми грибами, которые он очень любил. Много позже Нерон цинично шутил: «Воистину, белые грибы — пища богов». Дело в том, что сразу после смерти римского императора провозглашали богом.

Агриппина решительно хотела править вместо сына и не стала этого скрывать. Она повела себя политически оригинально — самовольно появлялась в здании сената, куда женщинам вход был запрещен, демонстративно восседала рядом со своим сыном, показывая всем своим видом, что она, может быть, важней, чем сам император. Даже монеты в некоторых провинциях чеканили с двумя изображениями — его и ее — на всякий случай. Очень скоро это стало его страшно раздражать.

Возможно, с этого страшного раздражения, которое вызывала в нем мать, началась его нравственная деградация, ведь не был же он с детства зверем! Как описывали его современники? Рыжая борода, красивые голубые глаза, несколько близорук, в театре пользуется граненым изумрудом в качестве увеличительного стекла. Правда, неопрятен, непричесан, подчас появляется в халате. Недруги говорят, что его тело в прыщах и дурно пахнет. Нерон мечтал о славе Александра Македонского, завидовал моральному авторитету Октавиана Августа, известного покровителя искусств. То есть что-то человеческое в нем было. Но поведение Агриппины и двух фаворитов, приближенных к нему, Бура из вольноотпущенников — это всегда были самые страшные люди, самые цепкие и особенно рвущиеся к власти — и поучающего Сенеки сильно изуродовали его характер. В результате Нерон стал матереубийцей.

Убийство Агриппины было страшным, это была драма в нескольких актах. Сначала он устроил все так, чтобы над ней рухнул потолок — потолок обвалился, но ее как раз в это время не было в доме. Потом он отправил ее на прогулку на лодке, которая была умышленно собрана наспех. Лодка развалилась, но Агриппина выплыла — она, оказывается, прекрасно плавала. Тогда он начал приготавливать всяческие яды. Бесполезно. Она, отравившая в свое время Клавдия, принимала противоядия. И тогда пришлось поступить, как во времена проскрипций, — прислать к ней центуриона, чтобы тот убил ее. Сцена убийства была ужасна. Она сначала кричала: «Не смейте, я мать императора», а потом подставила убийцам живот и сказала: «Бей сюда, в чрево, породившее изверга». В этом есть что-то театральное.

Если продолжать разговор о родителях Нерона, нужно вспомнить его отца. Гней Домиций Агенобарб был известен даже в развратном Риме своей безнравственностью и свирепостью. Он убил вольноотпущенника за отказ напиться допьяна, нарочно задавил ребенка, выколол глаза всаднику за то, что тот осмелился противоречить ему. Молва приписывает Агенобарбу такие слова, которые он якобы сказал, когда родился Нерон: «Что хорошего могло получиться от такого, как я, и от такой, как она?» В этих словах — большая доля истины, независимо от того, были они произнесены или нет. Что и говорить, наследственность была «замечательная».

О Нероне писали многие древние авторы: Гай Светоний Транквилл, придворный писатель, тексты которого содержат подробное описание двора, серьезный историк Публий Корнелий Тацит, писавший много позже, через 100–150 лет после смерти Нерона, наконец — Дион Кассий, замечательный писатель уже III века. Поэтому время правления Нерона, несомненно, обрастало легендами. Разобраться подчас довольно трудно, что — правда, а что — преувеличение. И все-таки попробуем.

Нерон пытался быть хорошим, скажем так. И в исторической литературе запечатлелось, что первые пять лет его правления выглядели очень достойно. Он меценатствовал до последнего дня своей жизни, тратя на это огромные деньги. Щедрая раздача денег из своего кармана — и народу, и деятелям искусства — была для него характерна. Может быть, еще и потому, что в этом жесте много театрального. Он произносил красивые миротворческие слова. «Я верну мужей и сыновей», — говорил он и выполнил в некоторой степени свои обещания — замирился наконец с парфянами, установил прочный и долгий мир с Арменией. Но очень многое в его жизни было актерством. В его жизни трудно отличить истинное от лицедейства. И в словах, и в поступках.

Очевидно, атмосфера страха, в которой он все время находился, творила из него злодея, с каждым годом он становился страшнее. После убийства матери настала очередь сводного брата Британика. Его Нерон боялся, и это понятно — сын Клавдия был законным наследником. Император обратился к знаменитой Лакусте, знатоку ядов, услугами которой пользовалась еще мать. В Риме это была, можно сказать, официальная отравительница, известная фигура.

Готовый яд Нерон проверил на теленке. Теленок прожил еще пять дней. Император был очень недоволен и пригрозил Лакусте страшными муками, тогда она принесла другое зелье и сказала: «Ну, вот это уж наверняка». Его испытали на поросенке, который вмиг умер. Но как подлить яд Британику? На придворных пирах всегда присутствовал специальный человек, который пробовал питье и еду перед тем, как начнут трапезу члены императорской семьи и гости. И тогда пошли на хитрость — питье подали очень горячим, обжигающим. Британик сказал, что пить его не может. И тогда у всех на глазах ему подлили отравленной воды. Он отпил и тут же упал замертво. Нерон цинично сказал: «Ничего, ничего, это у него падучая. Он сейчас очнется». Хотя прекрасно знал, что его брат уже умер. Удивительно в этой истории то, что Нерон сам заказывал яд и лично сам общался с отравителями. Чем не чудовище?!

Но давайте взглянем на исторический контекст. Как просто было стать чудовищем в то время! Агриппина очень не любила одного из фаворитов Клавдия, некоего вольноотпущенника Нарцисса, соперничавшего с ней. Он практически был министром финансов, от него зависели денежные поступления, а денег ей всегда не хватало. Когда Нерон пришел к власти, любимца прежнего императора отправили в изгнание. Нарцисс пытался выслужиться перед Агриппиной, уничтожил все компрометирующие ее документы. Но ничего не помогло. Она послала центуриона убить его. Это — факт частный, но говорит он о беззаконии и вседозволенности. Римская империя, крепнущая, находящаяся в процессе становления, переживает нелегкие времена — идет борьба императора с сенатом, среди сенаторов крепнет внутренняя оппозиция, и вместе с тем расцветают лесть и раболепство. При этом память о Республике не исчезла, о ней мечтают, хотя Республика умерла, а общество в такие переломные моменты похоже на безнадежно больного.

Болезнь пронизывала все общество. Припомним хотя бы страсть широкой римской публики к сражениям гладиаторов, жестоким и кровавым! Культ жестокости как в военное, так и в мирное время обычно присущ периодам кризисов в обществе. И это не может не влиять на того, кто стоит у кормила власти, у кого власть фактически безгранична. Кроме того, надо еще сказать, что натура Нерона была восприимчивой, неустойчивой, неуравновешенной. Он мгновенно вспыхивал яростью, а потом мог рыдать от умиления, услышав звуки арфы. Он не чужд был искусству. Он пел, соревновался с другими в певческом мастерстве и, естественно, всегда побеждал. Он получил в Греции, куда отправился на соревнование певцов, 1808 золотых венков. Правда, при нем всегда были пять тысяч молодых людей, которые обеспечивали ему овации. Мы сегодня назвали бы их клакерами. Провала его «тонкая натура» не смогла бы пережить. Пение, разъезды, овации, поклонение — вот что его прельщало, что было ему по-настоящему интересно. Государственные дела со временем казались все более обременительными. Он с легкостью менял приближенных. Сенеку, великого философа, своего учителя, которого когда-то любил, Нерон отправил в изгнание, а потом регулярно спрашивал, жив ли он, не покончил ли он с собой. И, услышав о его самоубийстве, успокоился.

Справедливости ради надо сказать, что Сенека лепил из своего ученика образ, противный натуре Нерона. Он запрещал ему заниматься искусством, в частности пением, считая, и в общем, справедливо, что для этого нет данных, но самолюбивому юноше признать этот факт было тяжело. Нерону запрещено было много читать и даже Гомера, потому что гимнастические упражнения на свежем воздухе считались более полезными. Воспитанник Сенеки был физически крепким, сильным, чем радовал своего учителя. Но в жизни его не было Вергилия, не было тех сложных философских вопросов, которые ставятся в «Энеиде». А они, возможно, изменили бы его взгляд на мир и людей, облагородили его натуру. Но нет, Сенека ломает характер, принуждает воспитанника поступать только так, а не иначе. Думаю, всякий учитель должен помнить, что последствия таких методов воспитания могут быть самыми плачевными. В данном случае они оказались трагичными и для ученика, и для учителя.

Апогеем любви Нерона к искусству стала знаменитая история 64 года н. э. — пожар Рима. Вероятно, точно никогда уже не удастся сказать, причастен ли был Нерон к этому событию. Согласно скорее мифологической, чем исторической версии, он приказал поджечь Рим, чтобы вид пылающего города вдохновил его на написание поэмы о пожаре Трои. Он будто бы стоял на башне дворца Мецената, знаменитого друга Октавиана Августа, и пел песнь о гибели Трои, аккомпанируя себе на струнном инструменте. Этот рассказ из области мифологии, хотя и отражает истинную натуру Нерона. Судя по источникам, он вряд ли был в городе во время этого гигантского пожара.

Древние города горели очень часто, это было неизбежно, достаточно было неосторожной искры. Есть версия, что Нерон отдал команду пожарным бригадам не тушить кварталы старые, застроенные деревянными зданиями, чтобы потом на их месте возвести каменные строения. Вот это предположение очень возможное.

Когда надо было найти виновных, он возложил ответственность за произошедшее на христиан, устроил резню, многочисленные, массовые казни «поджигателей».

В последние годы жизни императора нарастает его актерствование, оно приобретает все более болезненные формы. Видимо, благодаря стараниям пяти тысяч клакеров и многих тысяч льстецов, благодаря обману, который царил вокруг, Нерон стал верить, что он — великий актер. Он запрещал шевелиться во время своих выступлений. Выйти из театра в случае необходимости было совершенно невозможно. В источниках упоминаются случаи, когда женщины рожали во время театрального действа, не смея удалиться. Будущий император Веспасиан однажды заснул и захрапел во время выступления императора — а был он тогда провинциальным полководцем, которого Нерон зачем-то возил с собой в свите. Казалось, жизнь Веспасиана кончена. Но Нерон был в хорошем настроении и лишь сказал: «Ну что этот мужик понимает в искусстве?» И сослали Веспасиана в его деревню, конечно, не подозревая, что этот человек «из простых» довольно скоро станет императором.

Любовные увлечения Нерона тоже являют собой нечто неестественное, уродливое, всегда страшное. Женили его насильственно в юном возрасте на Октавии, дочери Клавдия. Это была затея его матери. Но к своей супруге, совсем еще девочке, Нерон испытывал полное физическое отвращение. В конце концов он всячески стал избегать ее, и брак стал поистине несчастьем для обоих. Затем он влюбился в вольноотпущенницу Актэ, родом из Сирии, и, судя по всему, она его любила. Вот редкий счастливый случай! До конца его жизни она была ему предана, а потом проводила его в последний путь. Верность Актэ не помешала ему изменять ей. Так, он влюбился в знатную даму Поппею Сабину, из-за нее отправил в изгнание несчастную свою жену, а мужа Сабины убил. Через 20 дней после развода с Октавией состоялась его свадьба с Поппеей. Затем он приказал расправиться с Октавией, а вскоре убил Поппею ударом ноги в живот (она уже ждала ребенка). Картина рисуется страшная — отравлен брат, подосланы убийцы к матери, убита одна жена, другая… И это не считая множества других убийств, не столь в его жизни важных.

Конец ознакомительного фрагмента.