Горечь и сладость любви

Наталия Антонова, 2022

Наталия Антонова представляет сентиментальный роман «Горечь и сладость любви»! В нем, как и в серии «Уютный детектив», много света и тепла, а также рассказывается летняя история любви. Симпатичная и умная Вера имеет заботливых родителей, верную подругу, любимую, хорошо оплачиваемую работу. Но Вере тридцать лет, и пора бы замуж. Неожиданно в Веру влюбляется ее шеф и делает ей предложение! Казалось бы, Вера должна была обрадоваться, однако Вера пребывает в растерянности, ведь в ее душе ничего не отозвалось. Зато когда Вера случайно встретила уличного художника Эдуарда, внутри вспыхнуло пламя…

Глава 3

Каждый день по пути на работу Вера, сокращая путь, проходила через маленький, но уютный парк. В его липовых и каштановых аллеях по вечерам обнимались влюблённые парочки, ближе к вечеру в парк стекались самодеятельные музыканты, утром гуляли собачники, несмотря на то что их оттуда регулярно прогоняли. Особо предусмотрительные из них носили с собой на западный манер совочки и мешочки, при помощи которых убирали за своими питомцами. Ко многим спокойным собакам местные обитатели привыкли, и на них не набрасывались даже гуляющие там же мамочки и бабушки с детьми. Как-то так само сложилось, что атмосфера в парке была умиротворяющей. Здесь же демонстрировали и продавали свои работы художники, которым были недоступны галереи и которым не хватило места на пешеходной улице города.

Вера, собственно говоря, не только никогда не интересовалась работами этих художников, она даже ни разу не посмотрела в их сторону, считая, что все талантливые живописцы выставляют свои полотна в вернисажах. А то, что можно увидеть в парке, может понравиться разве что деревенским простушкам или горожанкам, живущим на окраине, в уцелевшем с начала прошлого века частном секторе. Откуда в ней зародился этот снобизм, сказать трудно. Несомненно, районный парк — не парижский Монмартр, но всё же, всё же…

В это утро Вера больше смотрела себе под ноги, занятая мыслями о том, что через каких-нибудь полчаса она встретится с Андреем…

А она так и не решила, что ответить ему. Разум говорил ей о том, что нужно согласиться, и немедленно. А глупое сердце сопротивлялось, сердцу хотелось мистерии чувств, романтизма и даже где-то немного пострадать. Вера удивлялась сама себе, неужели всё это время в ней спала уездная барышня позапрошлого века.

Она обо что-то споткнулась и чуть не упала. Но кто-то вовремя подхватил её под локоть.

— Ой, простите, — раздалось у неё над ухом.

Вера подняла голову и встретилась взглядом с упоительно голубыми глазами. Они были такими чистыми и бездонными, что казались неотъемлемой частью небес. Вера помотала головой и только тут сообразила, что глаза эти принадлежат худощавому, хорошо сложенному блондину среднего роста. Он стоял теперь напротив неё и улыбался, демонстрируя два ряда небольших, но ослепительно‐белых зубов.

Только тут до неё дошло, что, задумавшись, она на шаг свернула с дорожки и налетела на одну из картин.

— Это, кажется, не вы, а я должна извиняться, — смутившись, пробормотала Вера.

— Ну что вы, — ещё шире улыбнулся он.

Вера наклонилась и подняла картину. Едва взглянув на неё, она почувствовала что-то наподобие солнечного удара. Хотя нет, это не могло быть связано с солнцем. Ведь на картине была осень, а если ещё точнее, то ласточки, улетающие в тёплые края. Ей сразу вспомнилась строка из стихотворения Джона Китса «Ода осени» и сразу в двух переводах. Первый в переводе любимого ею Маршака — «И ласточки щебечут в память лета». Второй, который на данную минуту казался ей наиболее подходящим, в переводе М. Новиковой — «И ласточки щебечут на отлёт».

Не понимая, что и зачем она делает, Вера схватила картину, прижала её к себе и выпалила:

— Я покупаю у вас эту картину! Сколько я вам должна?

— Эта картина не продаётся, — услышала она слегка насмешливый голос.

И тотчас подняла глаза. «Он что, смеётся надо мной?» — пронеслось у нее в голове. Но как она ни вглядывалась в лицо художника, теперь на нём не было и следа от улыбки.

— Мы, кажется, не поняли друг друга, — Вера полезла в кошелёк, достала деньги и протянула их художнику, — надеюсь, этого хватит, — она постаралась, чтобы голос её прозвучал как можно строже.

— Вполне, — кивнул он, — но я уже сказал, что эта картина не продаётся.

— То есть? — растерялась Вера. — Зачем же тогда она здесь находится?

— Эта картина ждала вас, — его голос прозвучал с ласковой вкрадчивостью.

— Что? Что вы сказали? — брови Веры взметнулись вверх.

— Отчего же вы так удивляетесь, милая девушка? Вы сами нашли эту картину или картина притянула вас. Это не важно, но вы нашли друг друга.

Вера по-прежнему смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Я не могу продать вам эту картину, — проговорил он на этот раз грустно, — но я могу вам её подарить! — его глаза осветились внутренним светом. — Так что уберите свои деньги, забирайте картину и ступайте.

— Куда ступать? — зачем-то спросила Вера.

— Я не знаю, — он пожал плечами, — вы ведь куда-то шли.

— На работу.

— Ну так вот. Или вы передумали? — в его глазах блеснул лукавый огонёк.

— Ничего я не передумала, — сердито отозвалась Вера, — как можно передумать идти на работу?

Он снова пожал плечами.

— Мне это неведомо.

— В смысле? — удивилась Вера.

— В том смысле, что я там давно не был.

— Не были где?

— На официальной работе. Моя работа здесь, — он обвёл широким жестом пространство вокруг себя, — и в мастерской.

— У вас есть мастерская? — почему-то заинтересовалась она.

— Если можно так выразиться, — прозвучал его уклончивый ответ.

— Интересно, — сорвалось с губ Веры.

— Если интересно, то я могу вам её показать.

— Только не сейчас, — поспешно отозвалась девушка.

— Естественно, — мягко улыбнулся он, — сейчас ведь вы торопитесь на работу.

— Да, — Вера повернулась, чтобы уйти.

— Значит, вы не хотите взять мою картину? — прозвучало ей в спину.

— Хочу, — обернулась она, — но я не могу принять такой дорогой подарок от совершенно незнакомого мне человека.

— Так за чем же дело стало, давайте познакомимся. Меня зовут Эдуард, Эдуард Прилунин, можно просто Эд. А вас?

— Вера Матвеевна Евдокимова.

— Можно просто Вера? — спросил он.

— Вера для своих, — нерешительно проговорила она.

— А разве мы уже не свои? — подмигнул он ей весело и открыто в то же время.

— Я даже не знаю…

— Что тут знать, забирайте картину! Дарю от всей души! — он несколько театрально прижал руку к сердцу.

— В таком случае я её, пожалуй, возьму, — не слишком уверенно проговорила Вера.

— Конечно, возьмёте! Обратного пути нет.

Вера облегчённо рассмеялась, подхватила картину и собралась уйти.

— Э, так не пойдёт, — остановил он её.

— Что-то не так? — спросила Вера.

— За вами должок, — произнёс он небрежно.

— Какой должок? — не поняла Вера. — Вы же сами сказали, что подарили мне картину.

— Подарил, — кивнул он, — но вы сделали бы мне большое одолжение, если бы вечером согласились сходить со мной в кафе.

— В кафе? Зачем?

— Просто приятно провести время, друзья же хотят в кафе.

— А разве мы с вами друзья?

— А разве нет?

«Хотя почему бы и не сходить в кафе с этим симпатичным художником, — озорно промелькнуло в Вериной голове, — меня же это ни к чему не обязывает».

Она согласно кивнула:

— Хорошо, встретимся здесь же?

— Лучше у входа в парк в восемь вечера. Мне нужно будет завезти свои шедевры в мастерскую.

— Хорошо, — отозвалась Вера. Про себя она подумала, что успеет после работы зайти домой и переодеться.

Помахав на прощание рукой новому знакомому, Вера заторопилась, она боялась, что потратила слишком много времени на разговор с Эдом и теперь может опоздать на работу.

Вера даже не догадывалась о том, что художник давно обратил внимание на симпатичную девушку, почти каждый день проходящую мимо него, как мимо мебели. И ему очень захотелось не только познакомиться с ней, но и очаровать её. Окольными путями он сумел узнать, кто она, где и кем работает.

Эдуарду было двадцать семь лет. Он окончил художественное училище, в своё время ездил в Москву, Питер, Нижний Новгород и даже в Париж, участвовал в местных выставках, но пробиться на более высокий уровень ему не удавалось. Глядя на свои картины, он думал, что вроде бы не обделён талантом и непонятно почему галереи не спешат распахнуть перед ним свои двери. Может быть, развелось слишком много художников? Или он не умеет завязывать нужные связи?

И тем не менее картины его продавались, правда, ровно на столько, чтобы он не умер с голоду. Мастерскую он организовал себе в подвале дома, в котором дед, скончавшийся десять лет назад, оставил ему двухкомнатную квартиру. Родители его были геологами и всю жизнь пропадали в экспедициях. Эдик рос с дедом и бабушкой, потом только с дедом, чудом не загремел в интернат, когда остался абсолютно один семнадцатилетним подростком. В детский дом он не попал по той счастливой случайности, что родители у него всё-таки имелись и регулярно присылали ему деньги на жизнь.

Снабжать Эда деньгами мать с отцом перестали после того, как ему исполнилось двадцать пять лет. Видимо рассудили, что сынок сам уже здоровенный лоб и сможет самостоятельно о себе позаботиться. Эдуард принял решение родителей к сведению и не делал попыток на установление более близких родственных отношений. Они были и остались для него чужими людьми. Если бы не дед, то вообще неизвестно, что бы из него получилось.

И теперь ему часто не хватало деда. Эдуард был уверен, что, если бы дед был жив, его жизнь сложилась бы более удачно. Может быть, он сумел бы накопить денег на хорошую мастерскую. Сейчас же стоило ему заработать приличную сумму, он пускал её на кутёж с друзьями, которые слетались на деньги, как пчёлы на мёд, и тотчас испарялись, как только деньги заканчивались. А ещё он любил потусоваться в ночных клубах и пустить пыль в глаза порхающим там девицам. Нет, ни ночным бабочкам, а тем, которых в старину называли блудницами в хорошем смысле этого слова, то есть ищущим себе подходящего жениха. Среди них были студентки, служащие, дочки бизнесменов средней и мелкой руки и откровенные лентяйки, прожигательницы жизни.

Никому из них Эдуард в мужья не годился, и как только они это просекали, сразу растворялись в ночи. Впрочем, Эдуард и сам не собирался жениться, всё, что он хотел от этих красоток, так это приятно провести время, и не только в клубе, но и в постели.

Благодаря своему красноречию и умению разглагольствовать на различные темы Эдуарду нередко удавалось удерживать приглянувшуюся ему девушку до тех пор, пока она не приедалась ему, или на его горизонте не появлялась птичка с более яркими пёрышками и более приятным голоском.

Иногда он надолго забрасывал свою работу, пол в мастерской покрывался пылью, засыхали краски. Но голод — не тётка, и как только он напоминал о себе, Эд снова становился прилежным художником и завсегдатаем выставочного пятачка в местном парке.

У него уже более полутора лет не было загулов, и старенькая соседка из квартиры напротив тётя Варя, которая в память о его деде приглядывала за Эдом, надеялась, что он наконец-то остепенился.

— Жениться тебе надо, — чуть ли не каждую неделю твердила она ему.

А он отделывался от неё шуточками да смешками.

«Легко сказать — жениться, — думал он про себя, — а чем жену кормить? Обещаниями? А в ответ получать истерики и скандалы. Нет уж, как-нибудь и холостяком проживу».

Вера давно ушла, а Эдуард всё ещё задумчиво смотрел в ту сторону, где растаял её силуэт.

Он сам не знал, зачем привлёк внимание девушки к себе и подарил ей довольно дорогую картину, а главное, одну из самых любимых своих работ. Ведь изначально он на самом деле не планировал её никому продавать, тем более дарить.

Сожалел ли он о своей щедрости? Как ни странно, нет. Он искренне хотел, чтобы картина жила в доме Веры. Именно жила, а не просто висела на стене. Ему хотелось, чтобы девушка смотрела на неё, мысленно погружалась в изображённый им мир. И, конечно, думала о нём.

Если бы его спросили, чем именно привлекла его к себе Вера, Эдуард затруднился бы ответить однозначно. Пожалуй, он бы сказал, что она необычная девушка. Хотя что значит необычная? Вера не была писаной красавицей, она не тянула на роль юной грациозной Музы. О том, какой она была внутри, в душе, он не знал. Скорее всего, необычной он воспринимал её чутьём художника. Было в ней что-то такое! Нет, не изюминка. Может быть, внутренний огонёк, который мерцал в глубине её внутреннего мира. И если художник сможет уловить отблеск этого огонька и ему удастся перенести его на своё полотно, то картина оживёт и не оставит равнодушным зрителя. Наверное, как-то так.

Но дано ли ему, Эдуарду, обмакнуть свою кисть в таинственный огонёк, притаившийся в Вериной душе?

Во всяком случае, думал он, дело сделано. Он пригласил её на свидание, и она согласилась прийти.

Эдуарду Вера показалась искушённой женщиной. При всём своём развитом воображении он не мог представить, что Вера долгое время была одна. Внутренний голос подсказывал ему, что у неё и теперь кто-то есть.

Но наличие соперника только заводило Эдуарда. Ему хотелось сойтись с неведомым противником в поединке и одержать победу. Он чувствовал потребность не только завоевать Веру, но и отвоевать её у другого. Только ощутив вкус победы, он проникся бы Верой как высокой наградой судьбы.

Если бы он узнал истинное положение дел, то неизвестно, как повёл бы себя дальше. Может быть, просто отступил или превратил первое свидание с желанной девушкой в вечер дружеского общения. Как знать. Но придуманное им самим Верино прошлое и настоящее приятно кружило голову, возбуждало и толкало на романтические поступки.