Не любо – не слушай, а лгать не мешай

Народное творчество, 1894

«У старика было три сынка: один хромой – больно наперегонки гонялся, а третий, хоть был косолапый, зато только и знал, что ворон считал. Вот раз пошли стариковы сыновья в лес дрова рубить. Пока хромой работать собирался, пока безногий чесался, а косолапый всех, ворон пересчитал, глядь – и вечер настал. Пора ужин варить, а огня нету… Как быть, как горю пособить? Хромой был умен, безногий – хитер, а косолапый – догадлив: срубили три брата большую сосну в два обхвата, раскололи на поленья, сложили их в высокую кучу, и полез косолапый на самый верх высматривать, где бы огонька добыть да костер подналить…»

У старика было три сынка: один хромой — больно наперегонки гонялся, а третий, хоть был косолапый, зато только и знал, что ворон считал.

Вот раз пошли стариковы сыновья в лес дрова рубить. Пока хромой работать собирался, пока безногий чесался, а косолапый всех, ворон пересчитал, глядь — и вечер настал. Пора ужин варить, а огня нету… Как быть, как горю пособить? Хромой был умен, безногий — хитер, а косолапый — догадлив: срубили три брата большую сосну в два обхвата, раскололи на поленья, сложили их в высокую кучу, и полез косолапый на самый верх высматривать, где бы огонька добыть да костер подналить.

Глядел-смотрел — и впрямь увидел, что в одной стороне середь леса огонек светится. Пошел за огнем старший брат, хромой. У костра сидит старик. «Здорово, дедушка, дай огоньку». — «Попляши, тогда дам». — «Да я не умею». — «Ну, песню спой». — «Не учился». — «Ну, сказку скажи». — «Я не горазд». «Коли так, — говорит старик, — убирайся, откуда пришел, нет тебе огня!» Воротился хромой ни с чем. «Эх ты, фефела! — говорит ему безногий. — Приходится мне идти». Пошел безногий — и тоже с пустыми руками вернулся.

Дошла очередь до младшего брата, косолапого. Пришел и он к старику. «Здорово, дедушка!» — «Здорово, соседушка». — «Дай, дедушка, огоньку». — «А ты попляши, меня, старика, повесели». — «Не умею я; куда мне колченогому!» — «Ну, песню веселую спой». — «Больно, я петь-то не горазд». — «Коли так, хоть сказку скажи». — «Вот это мое дело. Только один уговор: я буду сказывать, а ты не перебивай. Если перебьешь или скажешь, что неправду говорю, — с тебя сто рублей». «Ладно!» — говорит старик, а сам сел рядом с косолапым, лысиной к огоньку — такая-то большая да светлая лысина! Вот и начал косолапый сказывать:

«Жил я с младшим моим дедушкой, когда еще он не женат был и батька мой не родился, потому самому, что как начался свет, мне было семь лет. Вот тогда-то жили мы куда богато: от наготы да босоты ломились шесты. Изба у нас была большая: на земле порог, да тут же и потолок — хоть сидеть в избе нельзя, зато поглядеть хороша. Птицы у нас было — одна курица, медной посуды — крест да пуговица, скота — таракан да жужелица, а в упряжь — две кошки лысы да еще один кот-иноход. А земли сколько было — и глазом не окинешь: пол да лавки сами засевали, а печь да полати внаймы сдавали. Посеяли мы на полу-то ячмень, а на лавки семян не хватило. И вырос наш ячмень высок да густ; завелась в нем крыса; как стала ее ловить наша кошка лыса — так заблудилась, что и теперь еще бродит… Собрали мы тот ячмень, а сложить некуда. Я, хоть меньшой, да разумом большой — догадался сложить скирду на печном столбе… А бабушка моя была куда резва — на печь три. года лезла, лезла-лезла, наклонилась, надвое переломилась да и скирду нашу в лохань уронила. Дед завыл, я заголосил… Бабушку мы лычком сшили — она так еще десять лет ходила, а ячмень из лохани вытащили, пересушили, обмолотили и пива наварили. Сварили мы два пива: одно жидко, а другое — что вода. Выпьешь любого бурак — станешь совсем дурак; а как гостю стакан поднесешь, да за волосы потрясешь, да по затылку поленом оплетешь — так и с ног долой… Да ты слушаешь, дед?» — а сам деда рукавицей по лысине хлоп! «Слушаю, свет!»

Конец ознакомительного фрагмента.