Фейк

Нана Рай (2024)

Начинающий художник Даниил безответно влюблен в Александру Вольф — популярного блогера. Когда ее отец — крупнейший бизнесмен города — погибает, судьба буквально сталкивает Алексу и Даниила. Только вот судьба ли? У погибшего осталось пятеро наследников, у каждого из них был мотив избавиться от отца. Поневоле Даниил оказывается втянут в цепочку преступлений, когда за одной смертью приходит следующая. А ведь у Даниила самого есть секреты. И если кто-то узнает о них, это разрушит его жизнь.

Глава 5

Смерть — это избавление

— Кажется, твоя мама… выше меня. — Алекса стоит посреди кровати на коленях.

Красный свитер с оленями свисает до середины бедер, а синие джинсы, которые на маме почему-то сидели в обтяжку, на Александре держатся только благодаря кожаному ремню.

— Выглядит…. неплохо, — замявшись, произносит Даня.

— Если мои подписчики увидят меня в таком виде, сразу отпишутся.

— Да ладно, вы же мило смотритесь…

— Вы? — с нажимом уточняет Алекса.

Даниил смущенно улыбается:

— Ты.

По просьбе Александры он раскрыл шторы, и теперь можно увидеть длинную заснеженную дорогу, ведущую вниз по склону к центру города. Дом больше не напоминает крепость, и от страха у Дани постоянно потеют ладони. Если Алекса узнает, что она очутилась на его пороге, потому что он так захотел… Ох, если она все-таки узнает! Что же он наделал?

Александра сидит по-турецки и осторожно разматывает бинт на правой ноге:

— Выглядит не так уж плохо.

Ступни красные, но уже не так сильно воспалены. Она разбинтовывает вторую ногу и облегченно вздыхает:

— Думаю, завтра я опять буду красоткой. И мы отправимся к моей семье, — последнее предложение Алекса произносит шепотом.

Даня медленно проходит в спальню и садится на край кровати:

— Мы?

Александра вздрагивает и переводит на него затуманенный взор, как будто и вовсе забыла, что он находится рядом:

— Да. — Ее глаза оживают. Пальцами она безуспешно пытается расчесать спутавшиеся волосы. — Я знаю, что совсем наглею, но кроме тебя я больше никому не могу доверять.

Даня нервно выдыхает. От ее умоляющего взгляда ноет желудок. Он растерянно открывает ящик тумбочки и достает оттуда расческу:

— Вот, пожалуйста.

— Так что скажешь? — Алекса машинально берет гребень.

— Что ты хочешь услышать? Я… я не совсем понимаю, за…зачем я тебе н…нужен.

Чертово заикание! Вдох, выдох, вдох. Нужно успокоиться. Но как тут успокоишься, если стоит лишь взглянуть на Александру, как пульс ускоряется и нервы натягиваются как струна.

— Тихо, тихо. — Она расчесывает длинные волосы, которые переливаются на свету всеми оттенками каштаново-черного. Темное золото. Даня зачарованно смотрит на них и не сразу понимает, что Алекса аккуратно подползла к нему и мягко гладит по спине. — Не нервничай. Мой одноклассник тоже заикался, когда начинал нервничать.

— Я редко заикаюсь. — Даня с шумом втягивает воздух, снова улавливая знакомый запах корицы. — Только когда общаюсь с незнакомыми девушками.

— А со знакомыми разговариваешь как обычно? — поддразнивает Алекса, заставляя его кивнуть. — И много у тебя знакомых девушек?

— Теперь две, — ухмыляется он.

— Станешь моим другом? — Она перепрыгивает с одной темы на другую и наклоняет голову набок, заискивающе заглядывая ему в глаза.

Даня оглушенно кивает. Лучше он промолчит, иначе снова будет позорно заикаться. Рядом с Александрой невозможно оставаться спокойным. Все, что она делает и говорит, не укладывается у него в голове. Прошло всего дней десять с момента смерти отца Алексы, но порой она словно забывает об этом и заливисто смеется, чтобы через минуту разрыдаться.

— И все-таки ты должна позвонить родным, — выдавливает из себя Даниил. — Они наверняка тебя ищут.

Алекса только отмахивается и обхватывает колени руками. Нахмурившись, смотрит в окно, за которым бушует метель. Снег залепляет стекло, будто маленькие его крупинки пытаются пробиться в дом. Даня подавляет вздох. Обстановка идеальна, зарисовать бы все происходящее.

— Александра?

— Зови меня Алексой — мне так больше нравится.

Он знает. Он читал ее блог каждый день.

— В семье почти все называют меня Лекси. Ну, кроме Гали. Она — добрая душа, зовет меня Сашей. Как и отец, — голос Алексы хрипит, — звал. Часто говорил: Сашенька… — Алекса переводит дыхание. — Не переживай, они не станут сразу меня искать. Дня два-три у нас точно есть. — Она вытягивается на кровати, демонстрируя широкую улыбку.

— Как это? После того, что случилось, они не будут тебя искать?

— Я раньше часто сбегала из дома. Конечно, потом мне влетало по первое число, но обычно оно того стоило. — Алекса сдвигается к краю кровати и закидывает руки за голову. — Ложись рядом, а то сидишь, как бедный родственник.

Очередная смена темы застает Даню врасплох, и он вздрагивает от ее предложения:

— Л…лечь рядом?

— Да. — Алекса вскидывает бровь. — Просто лечь, Даня. По глазам вижу, что ты уже нарисовал продолжение, но давай не будем торопить события. — Она томно улыбается.

— Что?! — Щеки обжигает от смущения. — Д…да я бы… никогда! Это же… — Не хватает слов и кислорода. Но после фразы Алексы навязчивые мысли шепчут: интересно, каковы на вкус ее губы? А что почувствуешь, если коснешься волос? Кожи…

— Успокойся, — смеется Алекса. — Я пошутила. Ложись, и я расскажу, почему сбегала из дома.

Даня поджимает губы и молча ложится на самый край кровати, рискуя свалиться. Между ними пропасть, но по неизвестным причинам все его чувства обостряются. Запах корицы становится удушающе-сладким, а дыхание Алексы — запредельно громким.

— Я из тех детей, которые любят доказывать родителям свою независимость. В первый раз я сбежала лет в четырнадцать. Отец тогда поднял на уши всю полицию, и к полуночи я была уже дома. А ведь мне всего лишь хотелось пожить пару дней у подруги… С тех пор мы с ней не общаемся. — Алекса буравит потолок отсутствующим взглядом. — Потом были десятки неудавшихся попыток, прежде чем отец сдался. Даже в Москву к маме сбегала. Так что семья не станет меня искать. Они подумают, что это моя очередная выходка, к тому же после смерти отца. — Она фыркает. — В последний раз я убегала примерно месяц назад. Жила у подписчицы почти неделю.

— Зачем ты это делаешь? — Даня зачарованно смотрит на сваленные в углу спальни картины, развернутые холстом к стене. Надо унести их отсюда.

Алекса пожимает плечами:

— Мой отец — средоточие власти. Диктатор во плоти. Был им… Иногда я шутила, что он — реинкарнация Гитлера, — шепчет она, и постепенно ее шепот превращается в шипение. — Я должна была быть идеальной во всем. Прическа и макияж. На фотографиях и в жизни. Он желал мне добра, но не видел, что творит на самом деле. И я начинала задыхаться. Поэтому сбегала. Благодаря этим моментам отдыха или тому времени, когда жила в Москве у мамы, я не свихнулась окончательно. Порой я даже мобильный с собой не брала. Собственно, как и в этот раз…

Даня зажмуривается, прогоняя из головы образ своей матери. Он прекрасно понимает Алексу.

— Звучит ужасно, но смерть отца — это избавление, — еще тише произносит Алекса. — Ты когда-нибудь думал о чьей-нибудь смерти вот так? Умер человек — и нет проблем.

В голосе Алексы звучит обреченность, словно ее слова — единственно возможная истина.

— Думаешь, этого могли хотеть его враги?

— Без разницы кто. Порой мне кажется, что от врагов даже меньше проблем, чем от родственников. — Алекса поворачивается на бок и складывает ладони под голову.

— Когда человек умирает, возникают другие проблемы. От людей вообще одни проблемы.

Повисает глухая тишина. Лишь их размеренное дыхание, звучащее в унисон. Даня столько лет любовался фотографиями Алексы, но и не подозревал, что у девочки из Интернета в голове бродят такие мысли.

— Даня, — Алекса пристально смотрит на него, — моего отца убили, а ночью пытались убить меня. Мне как никогда нужна помощь друга. Ты со мной?

От столь прямолинейного вопроса у Даниила пропадает дар речи. Он долго смотрит на Александру, проклиная свое смущение и нервозность. Затем, наконец, шумно выдыхает:

— Да, но… — он говорит медленно, чтобы не заикаться, — ты должна рассказать мне все, что знаешь.

Если уж он заставил Алексу прийти к нему, то больше ее не отпустит.