Роковая ошибка

Найо Марш, 1978

Сибил Фостер, владелица одного из самых элегантных поместий в Верхнем Квинтерне, отправляется в роскошный отель «Ренклод» отдохнуть и поправить здоровье под наблюдением врача, где… умирает при невыясненных обстоятельствах. Эксперты единодушны: смерть наступила от передозировки лекарств. Неужели эксцентричная дамочка специально уехала от друзей и родственников за город, чтобы покончить с собой? Тем более, как выясняется, мотивов для самоубийства у нее было предостаточно – ее мучила изнурительная болезнь, а дочь отказалась выходить замуж за подходящую партию. Однако старший суперинтендант Родерик Аллейн сомневается, что в этом деле все так однозначно, и чувствует, что нужно копать глубже.

Глава 3

Аллейн

Бейзил, вынуждена была признать Верити, выглядел безупречно — точно так, как должен был выглядеть врач в подобных обстоятельствах, и вел себя именно так, как требовалось, — корректно, с достоинством, почтительностью и точно отмеренной долей сдержанных эмоций.

— У меня нет никаких оснований подозревать, что — за исключением симптомов нервного истощения, которые значительно уменьшились, — у нее было что-нибудь еще, — сказал он. — Должен заявить: я поражен тем, что она предприняла такой шаг. Она пребывала в отличном душевном состоянии, когда я видел ее в последний раз.

— Когда это было, доктор Шрамм? — спросил коронер.

— Утром. Около восьми. Я собирался в Лондон и перед отъездом сделал обход некоторых пациентов. В «Ренклод» я вернулся тем же вечером, в самом начале одиннадцатого.

— И нашли?..

— И нашел ее мертвой.

— Вы можете описать обстоятельства?

— Да. Она попросила меня привезти ей из Лондона автобиографию какой-то принцессы — я забыл имя, — и я отправился к ней в комнату, чтобы отдать книгу. Спальни у нас в отеле большие и удобные, их часто используют и как гостиные. Мне сказали, что она поднялась к себе еще днем. Задолго до времени, когда обычно ложилась в постель. Там же, у себя, она поужинала, что-то глядя по телевизору. Я постучал, ответа не последовало, но я слышал, что телевизор работает, решил, что из-за него она не расслышала стука, и вошел. Она лежала в кровати на спине. Лампа на прикроватном столике горела, и я сразу увидел, что флакон с таблетками перевернут и несколько таблеток — пять, если быть точным, — разбросаны по поверхности столика. Стакан для воды был пуст, однако из него пили, он лежал на полу. Впоследствии обнаружилось, что в нем остался запах алкоголя — виски. На столе стояла маленькая бутылка из-под виски, тоже пустая. Почти пустым был и графин с водой. Я осмотрел ее и установил, что она мертва. На часах было двадцать минут одиннадцатого.

— Вы можете определить время смерти?

— Точно — не могу. Но не меньше часа до того момента, как я нашел ее.

— И что вы предприняли?

— Убедился, что никакой возможности реанимировать ее нет, и вызвал медсестру, которая живет в отеле. С помощью желудочного зонда мы откачали содержимое ее желудка. Оно было исследовано позднее в лаборатории и в нем было найдено определенное количество барбитуратов. — Поколебавшись, он сказал: — Я бы хотел, сэр, если сейчас это уместно, добавить несколько слов о «Ренклоде», его общей специфике и управлении.

— Конечно, прошу вас, доктор Шрамм.

— Благодарю. «Ренклод» — не больница. Это отель с постоянно проживающим в нем врачом. Многие, я бы сказал, большинство наших постояльцев не больны. Некоторые просто переутомлены и нуждаются в перемене обстановки и отдыхе. Некоторые приезжают к нам просто затем, чтобы спокойно провести выходные. Некоторые — пройти курс снижения веса. Некоторые — выздоравливают после болезни и готовятся вернуться к обычной жизни. Многие из них — люди пожилые, им важно, что в отеле постоянно находится квалифицированный врач и дипломированная медсестра. Миссис Фостер жила здесь время от времени. Она была женщиной нервной и страдала от хронической тревожности. Сразу скажу, что я не прописывал ей барбитураты, которые она приняла, и понятия не имею, где она их взяла. Когда она только приехала, я — по ее просьбе — назначил ей таблетку фенобарбитурата на ночь для крепкого сна, но через неделю отменил назначение, поскольку нужда в таблетках отпала. Прошу прощения за это отступление, но мне казалось, что оно может быть полезным.

— Весьма. Весьма. Весьма, — благодушно проговорил коронер.

— Тогда я продолжу. Когда мы сделали все, что требовалось, я попытался связаться с каким-нибудь другим врачом. Все местные терапевты оказались либо заняты, либо в отъезде, но наконец мне удалось дозвониться до доктора Филд-Инниса из Верхнего Квинтерна. Он любезно приехал сюда, мы вместе провели дальнейший осмотр…

— И пришли к выводу?

— Пришли к выводу, что она скончалась от передозировки. Сомнений в этом не было никаких. Мы обнаружили три полурастворившиеся таблетки в гортани и одну на языке. Должно быть, она брала в рот сразу по несколько таблеток — четыре или пять — и потеряла сознание, не успев проглотить последние.

— Доктор Филд-Иннис здесь, не так ли?

— Да, здесь, — ответил Бейзил с легким поклоном в сторону доктора Филд-Инниса, который нетерпеливо ерзал на стуле.

— Большое спасибо, доктор Шрамм, — сказал коронер с явным уважением.

Настала очередь доктора Филд-Инниса.

Верити заметила, как он поправил очки на носу и откинул голову назад, чтобы найти лучший ракурс зрения, как делал обычно, выслушав пациента. Доктор вызывал симпатию, поскольку в нем не было ни капли надменности. Особо энергичным его нельзя было назвать, но это был добросовестный, хороший человек. А в данный момент, отметила про себя Верити, явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Он подтвердил все сказанное Бейзилом Шраммом о состоянии комнаты, положении тела и выводах, которые они сделали совместно, а от себя добавил, что удивлен и шокирован этой трагедией.

— Покойная была вашей пациенткой, доктор Филд-Иннис?

— Она консультировалась у меня около четырех месяцев назад.

— По какому поводу?

— Она неважно чувствовала себя и испытывала нервозность. Жаловалась на бессонницу и общую возбужденность. Я прописал ей легкий барбитурат. Но не тот транквилизатор, который она приняла в роковой вечер. — Он немного поколебался. — Я предложил ей пройти общее обследование.

— У вас была причина предполагать у нее нечто серьезное?

Последовала более долгая пауза. Доктор Филд-Иннис посмотрел на Прунеллу. Она сидела между Гидеоном и Верити, которая весьма неуместно подумала, что блондинкам, особенно таким хорошеньким, как Прунелла, скорбь очень к лицу.

— На этот вопрос, — сказал наконец доктор Филд-Иннис, — нелегко ответить. Думаю, были некоторые симптомы — очень, впрочем, слабые, — в которых следовало разобраться.

— Какие именно?

— Микроскопическая дрожь в руках. Разумеется, она не бросалась в глаза. И еще — это трудно описать словами — некое особое выражение лица. Должен подчеркнуть, что все эти симптомы были очень слабыми и, вероятно, случайными, но что-то подобное я встречал раньше и считал, что не следует оставлять это без внимания.

— О чем могут свидетельствовать подобные симптомы, доктор Филд-Иннис? Об ударе? — рискнул предположить коронер.

— Не обязательно.

— О чем-то другом?

— Со множеством оговорок можно сказать, что вероятно — только лишь вероятно — о болезни Паркинсона.

Прунелла издала странный звук — то ли вскрик, то ли вздох. Гидеон взял ее за руку.

— И пациентка последовала вашей рекомендации? — спросил коронер.

— Нет. Обещала подумать. Но больше ко мне не приходила.

— Она знала, что вы подозревали…

— Нет, конечно! — громко воскликнул доктор Филд-Иннис. — Я ничем не дал ей понять. Это было бы в высшей степени непрофессионально.

— Вы обсуждали это с доктором Шраммом?

Конец ознакомительного фрагмента.