Княжий сын. Отцовское знамя

Наиль Выборнов, 2021

Олегу удалось не только выжить во время жестких тренировок, но и стать воином. Более того, с помощью обучавшего его старого воина, он встал во главе кованой рати в пятнадцать клинков. Пришло время отправиться в путь по городам и весям, чтобы заручиться поддержкой сторонников. Чтобы Олега признали князем, ему нужно добиться поддержки как бояр, так и простого люда: торговцев, ремесленников, крестьян, а это не так уж и просто. Но все возможно, когда у тебя есть острый меч в ножнах, послушный конь под седлом, и верные товарищи, всегда готовые прикрыть спину. И вновь знамя князя Кирилла развевается над родными землями, и снова под ним в бой идет дружина, чтобы вернуть наследнику то, что у него забрали.

Глава 2

Орловское городище. Середина весны 55-го года от Последней Войны.

Орел оказался совсем не похож на Брянск. Столица моего родного княжества была по сути торговым городом. И пусть там имелась хорошая деревянная крепость и отлично укрепленный детинец, основную часть городища все же составляли посады с торговыми лавками, мастерскими ремесленников, причалами и прочими признаками того, что тут живет множество купцов.

Когда мы только выехали из леса и увидели раскинувшееся на берегу Оки городище, я как-то даже и не сразу понял, что это и есть стольный град моего отца. Он больше напоминал какую-нибудь приграничную крепость, как их описывали в книгах, прочитанных мной в монастыре.

Тут не было посадов, ни причалов, и только со стороны дороги к самым стенам крепости жалось несколько домов, да и то чтобы не очень богатых с виду. Зато стены выглядели внушительно, иначе и не сказать: в три человеческих роста, с мощными срубами башен и высокими крепкими вратами.

А в дальней части города было видно каменную крепость, окруженную еще одним рядом стен. И если боярич Никита Лукич действительно находился там, то плохи были его дела.

За крепостью же начинались поля, среди которых то тут, то там торчали небольшие крестьянские подворья. Озимые уже поднялись, яровые только засеяли, поэтому выглядела земля, будто огромное лоскутное одеяло. А за полями, насколько хватало глаз, виднелись леса…

В груди жалобно засосало: вспомнилось родное Васильевское село с его полями и огородами. А там ведь, наверное, тоже посевная вовсю идет.

— Красиво, — проговорил вдруг Ромка.

— Такую крепость, наверное, и за год не возьмешь? — повернулся я к Петру.

— Если умом и хитростью действовать, то ворота любые открыть можно, — ответил тот. — А если в стены долбиться, да людей класть, то оно, конечно так. Запасов внутри много, колодцы есть, от реки они не зависят почти, так что в осаде могут хоть бы и год просидеть.

— Как же нам оттуда боярича вытащить, — запустив руку под бармицу, почесал затылок Степан.

Ромка хмыкнул, но ничего не сказал. Пётр тоже предпочёл промолчать.

По дороге я успел в общих чертах пересказать своим спутникам, зачем именно мы едем в Орел, но больше ничего не говорил. Да какого-то конкретного плана у меня и не было, я больше рассчитывал на то, что гляну что здесь как, и может быть, какая-то мысль придёт мне в голову.

— Здесь где-нибудь харчевня с постоялым двором есть? — повернулся я к Петру.

— Есть, даже несколько, — кивнул тот. — Лучше всего будет к Яшке Батогу на постоялый двор поехать, там и комнаты хорошие, и для лошадей место найдётся. Да и сам он за городом, у самых ворот. Что, туда поедем?

— Поедешь, — ответил я, достал из кармана кошелек, развязал и принялся выуживать из него серебряные монеты. Отсчитал пять кругляшей с профилем отца и передал старому солдату. — Возьмёшь наших заводных, снимешь нам… Две комнаты.

— А вы? — спросил Петр.

— А мы в детинец поедем, — кивнул я на видневшуюся вдали крепость. — Я при всех не сказал, потому что сам пока особо не придумал. Но есть у меня кожа, а по коже той я — слуга и доверенный человек брянского боярина и княжьего мытника Сергея.

— Откуда? — удивился Пётр.

— Сам Сергей и дал, — ответил я. — Сошлись мы характерами. Да и за Грача расчелся со мной так. Так вот, думается мне, что кожа эта может для нас стать пропуском не только в крепость, но и в темницу. Скажу, что прибыл по указанию брянского боярина, расследовать преступления, совершенные бояричем Лукичом. А парни при мне для солидности побудут.

— Степана в Орле знают, — заметил Пётр.

Вот это я маху дал, конечно! Надо было кого-то не из орловских брать… Что не Пашку-то сразу понятно: он ляпнуть может что-то не то, а то и драку устроить. Такой уж у моего друга характер.

Может быть Степана вместе с Петром на постоялый двор отправить, а в крепость вдвоём с Ромкой пойти? Хотя, тогда уже выходит, что это не приданный в подчинение новик, а товарищ. А кожа с печатью на двоих одна, непорядок получится.

Сомнения мои разрешил сам новик.

— Да ладно тебе, Дядька Пётр, — усмехнулся он. — Месяц назад уехали из города ведь, кто знает, что случиться могло? Что, если я тут родился, то к брянскому боярину на службу пойти не могу?

— Кхе, — Пётр хмыкнул, но тут же стёр с лица ухмылку. — Может быть и пропустят и Лукича покажут, если убедительно говорить будешь. Но болтовня это дело десятое, вопрос скорее в том, какие у местных бояр на него планы.

— А, думаешь, они против будут, чтобы на него ещё больше преступлений навесили? Да еще с соседнего княжества?

— Кто их знает? — пожал плечами старый солдат. — Они могут подумать, что ты его забрать в Брянск собираешься. А ведь это не только преступник, но ещё и заложник.

— Бояре, говорят, всегда между собой собачатся, — сказал Степан. — Если кому-то что-то от Луки Филипповича нужно, то точно попытаются помешать.

— Ну за нами тоже не самый слабый и не самый худородный из бояр, — заметил я. — Сергея уважают. Да и розыском и расследованиями на Брянщине он часто занимается. Когда мы в последний раз виделись, он как раз с дружиной на закат уезжал, какого-то купца преследовать.

— Так-то оно так, — Пётр почесал в бороде. — Да и врагом боярину Сергею быть никому не хочется. А никак прознают, что тебя он не посылал?

— Риск есть, — кивнул я. — Но если совсем не рисковать, то можем в Васильевское село поехать, пару срубов поднять, печи внутри сложить, да репу сажать.

Петр только крякнул и продолжать спор не стал.

— Тогда разделимся, — я натянул поводья, спрыгнул с лошади и принялся отвязывать заводную. — Мы чуть-чуть вперед поедем, и сразу в крепость попытаемся попасть. А ты, как договорились, на постоялый двор езжай.

Остальные последовали по моему примеру, передали поводья заводных Петру, и скоро мы втроем скакали к городским воротам, оставив позади небольшой караван из пяти лошадок. Никто нам препятствий не чинил, а трое идущих навстречу людей в крестьянской одежде, даже сошли с дороги, чтобы уступить ее нам.

Остановились мы перед самыми воротами, потому что вход нам перегородили двое стражников, одетых в стеганные поддоспешники и вооруженных длинными рогатинами.

— Куда путь держишь, воин? — спросил один из них, обращаясь ко мне. Скорее всего, потому что я и одет был гораздо богаче моих спутников, да и ехал чуть впереди.

— В крепость, — ответил я, доставая из внутреннего кармана куртки кожу и демонстрируя стражнику выжженную на ней печать. — Я посланец брянского боярина Сергея Дмитриевича. Он узнал, что вы поймали известного лиходея боярича Никиту Лукича, и отправил меня, чтобы я учинил над ним допрос по поводу злодеяний, совершенных им, и его отцом боярином Лукой Филипповичем на землях, принадлежащих Брянскому Княжеству.

Я специально пытался говорить велеречиво и вворачивать сложные слова, почерпнутые из множества прочитанных мной в монастыре книг. Чтобы ясно было, что боярин не простого человека прислал, а ученого.

И, кажется, это сработало: стражник на несколько мгновений задумался, будто переваривая мои слова, а потом повернулся в сторону ворот и крикнул:

— Сенька! — и когда из проема появилось лицо совсем молодого парня, добавил. — Тут господа из Брянска приехали с боярским делом. Отведи их в детинец к Борису Руслановичу. А потом сразу бегом сюда, понял! И не дай Красный Телец, пойдешь в «Пять топоров»! Лично высеку!

— Да понял я, понял, — голос у паренька оказался писклявый, практически мальчишечий.

Да он и сам оказался мальчишкой, с едва пробившимся над верхней губой пушком. Как я увидел, когда стражники посторонились и пропустили нас за городские ворота, ему было едва ли больше четырнадцати, самое большее — пятнадцать. Драный поддоспешник висел на нем ниже колен, а боевой нож на поясе казался большим, будто меч. И чего его в стражу поставили?

— Чуть что, сразу высеку, — пробормотал парнишка, и повернулся ко мне. — Твоего коня в поводу повести, боярин?

— Я не боярин, — торопливо мотнул я головой: не хватало, чтобы кто-то услышал, будто я присвоил себе это высокое звание. К тому же на самом деле я был не боярином, я княжичем. — Сам поведу, лошадь чужого не послушается.

— А одет так, как и княжичу впору, — вздохнув, проговорил малец. — Ладно, пошли, а то задержимся, и правда всыплют.

Он повернулся и достаточно бодро пошел по улице, мы двинулись за ним. Дома здесь стояли гораздо теснее, чем в Брянске, и нависали над дорогой. И в целом это выглядело так, будто люди не сперва строили город, а затем обносили его стеной, а наоборот, сначала возвели крепость, а потом попытались уместить внутри как можно больше жилья.

Я аж содрогнулся: один случайный пожар, и тут все вспыхнет. И ведь весь город выгорит, кроме, может быть, детинца, который из камня построен. И они всерьез собираются здесь какие-то в осаде сидеть? Неужели наместник, или кто тут главный, этого не понимает?

Городская площадь здесь практически не отличалась от брянской: такая же ратуша, такой же помост для казней, колодки и позорный столб. Разве что здания жались друг к другу гораздо плотнее. Зато и храм отличался: он оказался гораздо больше, каменным, а статуя Красного Тельца здесь была гораздо крупнее, и выглядела, будто отлитая из какого-то металла, а не выточенная из дерева. А еще вокруг был небольшой садик, огороженный каменными же столбами.

И пусть он и был красив, но больше не производил того впечатления, которое я испытал, увидев брянский храм. Может быть, потому что я видел христианскую церковь с ее куполами и крестами, с иконами, росписью и лепниной на стенах?

Скоро мы доехали до детинца, где нам снова преградили дорогу. Эти стражники, в отличие от привратников, были одеты гораздо лучше: поверх поддоспешников носили кольчуги, а на поясах у них висели мечи, что знающему человеку уже говорило о многом.

— Куда, Сенька? — спросил один из них. Похоже, что нашего проводника здесь многие знали, причем не с лучшей стороны.

— Старший приказал привести господ к Борису Руслановичу, — ответил тот. — У них какое-то дело.

— Меня послал боярин Сергей Дмитриевич, — я спешился и снова продемонстрировал ему кожу. Кивнул на спутников, которые последовали моему примеру и тоже уже стояли на земле. — И этих двоих новиков со мной.

— Ну, если боярин послал, проходите, — пожал плечами стражник. — Борис Русланович сейчас на главном дворе как раз, запасами занимается.

— А что, у вас неспокойно? — удивился я. — К осаде готовитесь?

— Да, к какой осаде, — махнул рукой тот, но тут же осекся и уже другим, как будто раздраженным тоном, продолжил. — Проходите, у нас на постах болтать не принято.

Он посторонился. Я взял лошадь под уздцы и прошел во двор детинца, который тоже оказался достаточно плотно застроен. Тут и дружинный дом, и конюшни, и какие-то другие постройки, о назначении которых я и понятия не имел, но самое главное — княжеский терем. Тоже каменный, высокий, в четыре этажа, с широкой площадкой на самом верху, откуда можно держать оборону, если неприятель прорвется за крепостные стены.

Возле одного амбара стояло двое мужчин, один из которых, высокорослый, настоящий великан, на голову выше меня, явно был очень недоволен своим собеседником. Он что-то доказывал ему, тыча пальцем в кусок бумаги, который держал в руках. Второй же имел вид уставший и какой-то понурый.

— Ну и как, скажи мне, крысы могли испортить шесть бочек солонины? — услышал я речь высокого. — И пять мешков зерна! И почему вы их выбросили, а не показали мне?

— Так не велено было беспокоить, болел ты, Борис Русланович, — отвечал второй.

— Ой, врешь, Митька, ой врешь, — покачал головой начальник стражи. — Продал? Так и скажи, что продал.

— Да не продавал я ничего, это крысы все, — в голосе мужичка послышались панические нотки. — Крысы.

— Да, это не крысы у тебя, это волкулаки какие-то получаются. Что же ты столько крыс-то завел, что они у тебя солонину бочками жрут и зерно мешками?

— Борис Русланович! — бесцеремонно перебил его Сенька. — Здесь посланник из Брянска прибыл, старший приказал к тебе вести.

Начальник стражи резко повернулся, окинул нас взглядом. К моему удивлению, у него оказалась очень смуглая кожа и узкие глаза, со странной складкой над верхним веком. В общем, выглядел он необычно, я бы даже сказал, что чужеземцем, хотя одежда на нем была вполне простая, русская, да и говор его никак не отличался от моего или, скажем, Пашкиного.

— Повезло тебе, — на секунду повернулся он к своему собеседнику. — Иди давай, потом с тобой разберусь.

Мужичок, смиренно кланяясь, побежал куда-то прочь. Начальник стражи же обратил внимание на Сеньку, который стоял, вытянув руки по швам, что вкупе с его нескладным внешним видом и одеждой не по размеру выглядело уморительно.

— Ну, привел, иди теперь. И чтобы сразу обратно к воротам, понял, охламон? — приказал он, а когда мальчишка рванул прочь из крепости, повернулся к нам и почему-то объяснил. — Парнишка сирота, его на поруки взяли после того как отец этой зимой спьяну в сугробе замерз. И этот ведь в него же пошел, тоже, чуть внимание ослабишь, напиться норовит.

— И что, наливают? — удивился я. Мне-то до шестнадцати лет никто в харчевне и кружки бы не подал. А если уж мать узнала б, точно голову оторвала бы.

— Наливают, — вздохнул Борис. — Подавальщицы его любят, жалеют, да и он, шельмец, до баб очень охочий. И ведь непонятно за что — ни кожи, ни рожи. Хотя и отец такой же был ведь, пока не преставился.

Теперь в голосе начальника стражи была слышна самая настоящая досада: похоже, что ему с женщинами так не везло, как этому недорослю. Мужчина грустно вздохнул, и тут же собрался и обратился к нам:

— Как меня зовут, ты уже знаешь. А тебя как зовут, воин?

— Олегом, — с максимальным достоинством, на которое был способен, ответил я.

— Так для чего вас отправил сюда Сергей Дмитриевич?

— Как ты знаешь, боярин Сергей занимается не только сбором налога, но и розыскными делами. Он узнал, что вам удалось схватить боярича Никиту Лукича, — принялся я рассказывать детали своей выдуманной задачи. — А так как он и Лука Филиппович подозреваются в нескольких злодеяниях, совершенных на территории Брянских земель, боярин приказал мне ехать и учинить пленному допрос.

— А каких именно? — спросил начальник стражи.

Вот к этому вопросу я оказался не готов, поэтому пришлось выдумывать:

— Три каравана ограбили. Причем, так, что до смерти не убили почти никого, побили только людишек, но все отобрали. Обычные разбойники такого делать не будут, они бы всех вырезали, а кто выжил, в холопы продали бы. Еще, в деревеньку одну по зиме ворвались, почти весь фураж отобрали. Там крестьяне знамя боярское видели.

— Да, это похоже на них, — кивнул Борис. — А ты что же, допросить хочешь боярича?

— Так, за этим меня боярин и отправил, — кивнул я. — Сказал, возьми двух новиков и скачи в Орел, пока не поздно, и не повесили злодея. Вот, я взял с собой: Степана, потому что он местный, и Романа.

— Степка, ты что ли? — наконец, обратил внимание на своего земляка начальник стражи. — Так вот ты куда делся, а то как ушел вместе с Петром, так тебя и не видели.

— Да, — кивнул мой спутник. — Вместе в Брянск ушли, к боярину Сергею. Дядька Петр — десятником, а меня боярин проверил и меч навесил, в новики принял.

— А чего это Петру вдруг вздумалось из дружины наместничьей уйти?

— Так, того не ведаю, — пожал Степан плечами. — Но, думаю, скучно ему стало, войны ведь нет. А с боярином Сергеем все одно веселее: за разбойниками гоняться. Да и когда за мытом идешь, тоже ведь: ратники его рассказывают, как в деревню придешь, там конец страды празднуют, — он криво ухмыльнулся и добавил. — А где праздник, там танцы ведь, девчонки.

Услышав ответ парня, начальник стражи громко расхохотался.

— Ну и весельчак же ты, Степка, — с широкой улыбкой проговорил он. — Но в целом-то ты прав, в этом тебе не откажешь. Времена сейчас спокойные, ну оно и хорошо. А по поводу того, чтобы Лукича допросить… Да препятствовать этому не буду, конечно. А вот столоваться и ночевать вы где собираетесь? Могу к нам в дружинный дом пригласить.

— Благодарствую, Борис Русланович, — кивнул я. — Но боярин нам щедрые дорожные выдал, чтобы в постоялом дворе остановиться, хватит. Мы ведь и так в дружинном доме живем, а там — пиво, веселье.

— Да, понимаю, дело молодое, — великан покивал. — Тогда так… Ждите здесь, я пришлю к вам кого-нибудь, чтобы отвели вас к Лукичу. Или лучше его в допросную?

— Нет, побеседовать с ним в камере будет более чем достаточно, — я кивнул. — Благодарю тебя, Борис Русланович.

— Да, за что, — тот махнул рукой. — Одно дело ведь делаем, порядок храним.

Он повернулся и пошел куда-то в сторону дружинного дома, оставив нас стоять посреди двора. Не выдержав снедающего меня любопытства, я повернулся к Степану и спросил:

— А что у него с глазами-то? Ну, узкие такие. Да он и сам смуглый.

— У Бориса Руслановича? — новик усмехнулся. — Да, у него отец с Восхода откуда-то. Говорят, что чуть ли не из ордынских земель пришел, да и осел тут. Отчество же тоже не наше.

— А на Восходе они все такие? — удивился я.

— Да, мне-то откуда знать? — в голосе Степана послышалось искреннее удивление. — Мне лет-то не больше, чем тебе, и на Восходе я никогда не был. Хочешь — у Петра спроси, они ордынцев били, видели наверняка.

— Меня больше другое волнует, — тихо проговорил Роман. — Вот увидим мы боярича, и что? Как мы его выведем-то отсюда?

— Если увидим хотя бы, то уже много сделать сможем, — так же тихо, ответил я. — Узнаем, где его держат, подходы посмотрим. Только вот крепость тут сильная, да и караулы наверняка в строгости держат, не проскочишь. Может, здесь проход какой тайный есть?

— Говорят, что есть, — ответил Степан. — Да только, кто знает, где он? Простым стражникам такого не скажут, да и дружинникам тоже.

— А Петр знать может?

— Вряд ли, — ответил новик, после того как промедлил пару мгновений. — Дядька Петр, он же простой ратник, кто ему такие секреты доверит? Если уж кто знает, это сам наместник, начальник стражи, сотник, и, может быть, несколько городовых бояр…

Он резко замолчал, увидев, что к нам идет еще один стражник.

— Ты что ли Лукича допросить хочешь? — спросил тот тоном, который сразу мне не понравился.

— Ну я.

— Пошли тогда, — он повернулся и двинулся в сторону терема.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как передать поводья лошади Ромке и двинуться следом за стражником. Хотя в груди у меня как-то протяжно потянуло: идти одному совсем не хотелось. С другой стороны, оставлять кого-то из парней одного тоже было нельзя: так они хотя бы друг за другом присмотрят. Да и, если что-то случится, то хоть один сумеет вырваться и рассказать, что с нами произошло.

Набросив на себя независимый вид, разве что руки в карманы не засунув, я шел следом за стражником. Вместе мы обошли терем и спустились по лестнице, ведущей в небольшой подвальчик. Воздух там был настолько сырым и холодным, что я даже поежился: ну да, весна ведь, а темницу здесь, похоже, не отапливали.

Шли мы довольно долго, плутали какими-то коридорами, пару раз проходили мимо стражников, стоявших на постах. Проводник мой подсвечивал дорогу свечой, которую снял с крюка на стене. Наконец, он остановился около одной из дверей.

— Вот тут боярич и сидит, — сказал он, стаскивая с пояса связку ключей.

Выбрав один из них, стражник отомкнул замок и даже слегка приотворил створку, после чего сдвинулся в сторону, давая мне пройти. Воздух в каморке оказался не только сырым, но еще и спертым: похоже тут не только не топили, но даже продухов не было. Я поморщился, почувствовав неприятный запах немытого тела и человеческого кала.

— Свечу передай, — повернулся я к стражнику, и тот с дико недовольным видом исполнил мою просьбу.

Вытянув перед собой руку с источником света, я смог разглядеть всю убогость обстановки в этой каморке: два ведра, от которых несло дерьмом, куча прелой соломы на полу и вбитые в стену цепи с кандалами. Повернувшись, сумел разглядеть в углу тюфяк, на котором лежал человек. Боярич оказался очень похож на отца: такое же благородное узкое лицо с узким же носом и высокий рост. Только вместо чуба обычная короткая стрижка, вроде той, что я сам носил.

— Ты поаккуратнее, он злющий, кинуться может, — услышал я из-за спины предупреждение тюремщика.

Но к каким-либо активным действиям лежащий на тюфяке человек, был явно неспособен. Глаза его оказались закрыты, а тело сотрясала мелкая дрожь. В свете огонька свечи кожа парня выглядела неестественно бледной, и по ней катились крупные бисерины пота.

И тут я почувствовал, что меня начинает разбирать какая-то странная злость. У этих ублюдков еще хватает совести обвинять кого-то в жестокости! Сами держат парня, пусть и преступника, в таких условиях, где и пару дней протянуть — великое чудо.

— Это что такое? — зарычал я, повернувшись к тюремщику.

— Боярич Никита Лукич, — ответил тот, почему-то сделав шаг назад.

— Я вижу, кто это. Почему он в таком состоянии? — я наклонился и дотронулся ладонью до лба пленника. Кожа его оказалась обжигающе горячей. — Он у вас помрет со дня на день, если ничего не сделать.

— Ну, помрет и помрет, — пожал плечами стражник. — Его все равно пообещали через месяц повесить, если его отец не придет и не сдастся.

— Идиот! — заорал я. — Ты хоть представляешь, что сделает боярин Лука, если узнает, что его сына в темнице сгноили?! Иди лекаря сюда зови, сейчас же!

— Да много чести еще, лечить его, — заартачился тот.

И тогда я не выдержал. Схватившись за рукоять меча, наполовину выдернул его из ножен и заорал:

— Это боярич, ты, смерд! Он благородной крови, одна ее капля больше стоит, чем вся твоя жизнь! Бегом за лекарем! — я сделал шаг вперед, полностью освобождая лезвие меча.

В тот момент я искренне верил, что если, тюремщик не исполнит моего приказа, то я зарублю его. Но тот похоже проникся, развернулся и медленно потрусил куда-то прочь из подземелья, даже свечу не прихватив. На секунду я забеспокоился: вдруг он кликнет товарищей, и стражники сообща зажмут меня в этой камере.

Но на помощь он вроде не звал, поэтому я решил, что суетиться нет смысла. Лучше уж заняться тем, зачем я сюда пришел: попытаться переговорить с бояричем, раз уж нас так любезно оставили наедине.

Я спрятал клинок, подошел к валяющемуся на тюфяке парню, пытаясь хотя бы прикинуть, что тут могу сделать. Пришло время вспоминать уроки матери, что она там рассказывала про лихорадку?

Понятное дело, что для нормального лечения нужно перенести парня в теплое и сухое помещение, полноценно кормить, да и лекарственные настойки и припарки лишними не будут. Но что можно сделать просто, чтобы привести его в чувство и поговорить?

Не придумав ничего лучше, я оторвал от когда-то нарядной суконной рубахи боярича длинную полосу ткани, подошел к ведрам. Насчет их назначения я угадал правильно: одно было для нужды, а во втором, похоже, приносили воду. Вода была мутной и затхлой, но по крайней мере, холодной.

Смочив в ней тряпицу, я сложил ее в несколько раз и положил парню на лоб: прохлада должна была принести ему облегчение. Тогда я схватил его за плечо и потряс, пытаясь привести в чувство.

— Давай, боярич, приходи в себя, — позвал я, вспомнив, как мать рассказывала, что с больным всегда нужно разговаривать.

Парень открыл глаза и посмотрел на меня более-менее осмысленным взглядом. Я сделал шаг назад, он попытался сесть, но не смог, и тут же закашлялся, сухо и тяжело. Благородное и по-своему красивое лицо тут же перекосилось в маске ненависти.

— Живой? — спросил я.

— Похоже, что ненадолго вам, сукам, на радость, — ответил тот и откинулся обратно на тюфяк. — А ты кто такой, чтоб тебя Красный Телец рогом драл?

— Полегче, — ответил я, подошел к двери и, убедившись, что там все еще никого нет, ответил. — Я друг твоего отца.

— Так я тебе, выродок, и поверил, — прошептал он. — А ты один что ли? Эх, было бы у меня сил побольше, я бы тебе шею сломал, и на волю.

— Далеко все равно не ушел бы, там снаружи стражников куча, да и в самом подземелье еще есть, — пожал я плечами. — Ну, раз мне не веришь, может тебя ночная кукушка убедит? Она, сам знаешь, дневную всегда перекукует.

— Вот как? — прищурился Никита. — Значит, и правда от отца?

— Да, — кивнул я. — Я попытаюсь тебя вытащить, только ты и вправду не помри. Договорились?

— Постараюсь, — он явно расслабился, черты его лица разгладились. — Как они там, живы?

— Когда в последний раз виделись, был цел и здоров, — кивнул я. — Вот что, сейчас лекарь придет, ты лучше сделай вид, что все еще спишь. Попытаюсь добиться, чтобы тебя куда-нибудь в сухое и теплое место перенесли.

Он согласно кивнул, снова зашелся в тяжелом кашле, а потом прикрыл глаза.

Присесть в камере было негде: единственным предметом мебели оказался тюфяк, а переворачивать ведро и усаживаться на него, как поступил бы на моем месте любой простолюдин, я не стал. Нужно было работать на образ. Поэтому я отыскал относительно чистый участок стены, прислонился к нему спиной, прикрыл глаза и принялся ждать.

Ждать пришлось долго. Не знаю, сколько прошло времени, до того, как из коридора послышались голоса, но боярич к тому времени совершенно точно уснул и задышал более-менее ровно.

В дверном проеме появился тот самый стражник, которого я пугал мечом, а за ним в камеру вошел и Борис Русланович. Но судя по тяжелому дыханию и звукам шагов, шли они отнюдь не вдвоем. Однако, оружия у них в руках не было, из чего я сделал вывод, что мне ничего не угрожает и клинка обнажать не стал.

— Почему людей моих мечом пугаешь, Олег? — проговорил начальник стражи, посмотрев мне в глаза тяжелым взглядом. — Мы тебя достойно приняли, к пленному проводили, а ты с нами так?

— А как я допрашивать боярича должен в таком состоянии? — кивнул я на лежащего на топчане парня. — Он у вас тут помрет со дня на день, в жаре бьется, на кашель исходит. Даже если в себя придет, то рассказать толком ничего не сможет, лихорадка ему не даст.

— Тебе-то откуда знать? — прищурился великан, из-за чего его глаза стали еще хуже, чем обычно, превратились в маленькие щелочки.

— Не в обиду тебе сказано, Борис Русланович, но неужели ты думаешь, что боярин Сергей какого-то неуча с таким важным делом пошлет? — я заложил руки за спину, расправил плечи и поднял подбородок, пытаясь принять горделивый и независимый вид. — Чтобы ты знал, чтобы стать его доверенным лицом, три года я постигал такие науки как медицину, экономику и психологию.

Слова, почерпнутые из умных книг вспомнились как нельзя кстати. Теперь оставалось надеяться, что на него они произведут такое же впечатление, как на меня, когда я впервые прочитал их и узнал значение.

— И что же, ты уверен, что боярич при смерти? — даже если мои слова и возымели какое-то действие на собеседника, то он не показал виду.

— Чтобы это понять, лекарем быть не нужно, — пожал я плечами. — Дышит часто и едва-едва, пульс частит, если руку поднести, от него жаром пышет, как от печки, а еще потом исходит.

— А с чего бы ты так его судьбой заинтересовался, Олег? — продолжал спрашивать начальник стражи. — Умрет, и поделом ему. У него ведь руки по локоть в крови. Говорят, что он дружинников княжьих, которых ватаге их захватить удавалось, лично казнил. И не по-людски казнил, кишки выпускал и к дереву привязанными оставлял.

Такого о боярском сыне я еще не слышал. Однако, не факт, что это было правдой, народ склонен преувеличивать зверства тех, кого не любит, а тут еще и в интересах наместника было распускать такие слухи. Характер у Лукича, конечно, был не сахар, это точно, но вот чтобы кишки выпускать, да к деревьям привязанных бросать…

Да и раз уж взялся помогать ему, не отказываться же теперь? Поэтому пришлось, продолжать соревноваться в красноречии.

— Извини, Борис Русланович, но кто мы такие, чтобы его жизни лишать? Я уже стражнику твоему сказал: он, хоть и преступник, но боярич, а, значит, благородной крови человек, не чета нам с тобой. Вот и судить его только князь может. И наше дело — охранять и допрос вести.

Начальник стражи надулся, но промолчал, и тут-то я понял, что попал в самую точку. Так вот какая у него слабая черта: в бояре он метит. Хоть и выбился в большие чины, всей городской стражей командует, но худороден, и это ему покоя не дает. Так-то у него, может быть, и имение не хуже, чем у иного боярина, и денег не меньше, только вот на пирах за наместничьим столом он все равно сидит на одном из дальних мест.

— Лекаря позвали уже, — проворчал Борис. Было видно, что ему не нравится происходящее, но возразить все равно нечего.

Будто нарочно из коридора вновь послышались шаги, и в проеме появился еще один стражник — запыхавшийся, со сбившимся на сторону шлемом, как будто он бежал, не разбирая дороги.

— Привели? — повернувшись, спросил начальник стражи.

— Не может он, Борис Русланович, — ответил стражник с самым виноватым видом.

— Как это не может?! — проревел Борис.

Он явно начинал закипать. Сначала я его пропесочил, а теперь вот еще и один из подчиненных не выполнил приказал. И тут я понял, что в гневе этот великан действительно страшен: он как будто стал выше, и заполнил собой всю камеру. У меня даже дыхание перехватило, настолько жутким стало его лицо.

— Так пьян он сильно, — ответил стражник, втянув голову в плечи. — Вчера машину какую-то испытывал, которая брагу крепче делает, сегодня даже встать не может…

— Водой обливали, чтобы в себя пришел? — спросил Борис Русланович, которому явно становилось все труднее держать себя в руках.

— Обливали, и по щекам били…

— Тогда в темницу его тащите, заприте тут. И не выпускать пока я не скажу, — махнул рукой начальник стражи и снова повернулся ко мне. — Ты, Олег, хвастался, что лекарским делом владеешь? Значит, и лечить боярича тебе, тем более, что ты сам все это затеял. Лекарский припас у тебя есть какой-нибудь?

— Есть, но он на заводной, а она в конюшне при постоялом дворе… — ответил я.

— Тогда отставить. То, что у нашего коновала есть, возьмешь.

— Так это, — я почесал в затылке. — Тут сыро и холодно, даже если я его лечить возьмусь, он все равно умрет. Комната нужна теплая какая-нибудь. Пища хорошая, сытная. И горячая.

— Комнату ему? — на лице Бориса Руслановича снова появилось раздражение, но на этот раз он сумел сдержать себя в руках. — Хорошо, комната так комната. Найдем что-нибудь, — он обернулся к стражникам, так и стоявшим в дверях, и добавил. — Носилки принесите и ремни. Свяжем, тогда и поднимем наверх, в терем, а то пусть и больной он, но злющий ведь.