Руда. Искушение. Скрижали о Четырех

Надежда Ожигина, 2023

Победив войско Нахара, Эрей вместе с побратимом Викардом, светлым магом Истерро и полковником Гонтом отправляются на поиски Руды, главного артефакта мира, упавшего на Светлую сторону.Руда вызвала землетрясение, разрушила крепости и города, свернула с привычного русла Алер, могучую реку Хвиро. И если её не вернуть во Тьму, кто знает, какие новые беды обрушатся на привычный мир.Путь Эрея лежит к Пустотным горам, к древней крепости, отстроенной тёмными магами. Что его ждёт в пути? Ведь в крепости его поджидают могущественные враги, заманивают в ловушку, угрожают тем, кто стал дорог Эрею, мёртвому магу с полумёртвым сердцем.На крепостной стене стоит Лайна Фе, жрица Викки, являвшаяся магу во снах! Она манит несбыточным счастьем, нашептывает о любви! Однажды он спас её. Чем отплатит жрица тёмному магу?И сумеет ли Эрей – бессмертный выродок, как часто кричат ему вслед из толпы – отыскать свою истинную любовь?Через что ему придётся пройти, чтобы сыграть на равных с учителем?

2. Опустевшее русло

Наутро, с трудом продвигаясь по остаткам древнего тракта, ведущего из Семи Княжеств в Олету, небольшой отряд во главе с Эреем выбрался на обширное плато Сейратт. И ужаснулся открывшимся видам.

Богатое полями, садами, озёрами и речушками плато превратилось в каменный склеп. Здесь Мельтские горы пострадали сильнее, три вершины хребта будто срезало неведомой миру секирой, и они обрушились вниз, в долину, снося невысокие кряжи, а те, в свою очередь, ломали крепости, отстроенные под их защитой, и уничтожали деревни. Такова была сила удара, что обвалы докатились до самого Алера, перекрывая старое русло, и на месте его слияния с торопливой речушкой Вель теперь высились скалы, ломкие, шаткие, острые, словно пики. Вель разливалась широким озером, затопляя всё, что пощадил камнепад, с трудом торила путь сквозь обвал. Что до Алера, гордый поток не стал биться в каменные препоны, он нашёл иную дорогу, устремившись в Олету.

Чтобы взобраться на новый кряж, лошадей пришлось оставить внизу. Лишь Дэйв, перескакивая по уступам, помогая себе, где нужно, крыльями, легко одолел преграду. Целькон застыл, точно сам был каменным, на одной из непрочных вершин. Эрей спешился, помог слезть Истерро, которого взял с собой. Через полчаса их нагнали варвары: Викард и Даждьбор припозднились, развлекаясь прыжками по скалам и затеяв в воздухе потасовку — отраду скучающих душ.

— Эка накрыло! — поразился Викард, с восторгом вглядевшись в пейзаж.

Истерро махнул на него рукой: вот уже полчаса он молчал, жалко моргал и морщился от открывшихся взору бедствий.

Лишний раз пришлось убедиться Бабнику, сколь легко отделался Гаронобль, в разрушении которого винили Эрея. Трещина на улице, постройки в Заречье. Пустяки, заусенец на пальце.

С высоты обвала он видел раздавленные деревни, срытые поля и сады, руины крепостей и торговых селищ. Вельга, столица Олеты, была придавлена обломками Мельт.

— На Ю-Чинь посмотрите, — предложил Эрей.

Все дружно повернули головы.

Их догоняла война. По отстроенным заново переправам шли через Алер полки: вились хоругви, пестрели баннеры со знаками именитых рыцарей Сельты. Грозная страна не прощала обид. Заключив союз с Императором, селты спешили добить Олету и добраться до ставки захватчика. Даже князю Элжану Дор-Файну и Варту Даго-и-Нору сделалось ясно после пыток кочевников, что управлял ими не Нахар, восставший из могилы полководец древности, а былой союзник в боях с Ферро. Принц Линар был ославлен в Сельте и проклят во веки веков духовенством. Рождённые для смерти шли мстить, торопились окропить вражьей кровью истерзанные поля и селища, доломать, что уцелело в Олете после трясения тверди земной.

— Говорил я Раду: не ходи в Олету! Довольно войны и смерти. Но кто же слушает мага Камней? — покачал головой Эрей. — Нужно спешить, побратим.

— А как спешить-то? — окрысился Тверк, закидывая на гребень тючок с провизией. — Эти вон на конях да галопом, знай, погоняют, нахлёстывают. А наших болезных лошадок по камушкам не протащить. И росскую тропку сквозь Мельты, как я погляжу, присыпало.

— Охохох, — запричитал Стейси, вместе с Враном втаскивая наверх Дарителя. — Молодой, да тяжкий, спину сорвёшь! Этим вражинам, — кивок на варваров, — только бахвалиться силушкой, толку с неё, что голубь нагадил. Вот сгоняли бы за лошадками да перекинули через обвал.

— А на кой? — урезонил Тверк, уже осмотревший ландшафт. — Там с копытными морока одна, лодочку бы али плот, да по малой воде в старом русле Алера сплавиться потихоньку.

— По уму, — оттёр пот Альбин Вран, — к сканванскому распадку надо вернуться. Пересечь Мельты и по Итеру спуститься к пролому в Мельтском хребте. А оттуда обратно в Межгорье, к озеру Пак-Йолли наведаться.

— Пак-Йоллин, — рассеянно поправил Истерро, вглядываясь в зыбкий абрис, обозначивший Пустотный хребет возле самого горизонта. — На древних картах этот водоём называют озером Пак-Йоллин.

Кто-то — Истерро не разобрал — ойкнул за его спиной.

— На мажьих картах, может, и так, — поправил монаха Викард, и что-то в голосе великана заставило Бабника оглянуться. — А мы по-простому привыкли, по-варварски.

Тверк и Стейси держали Даждьбора, не всерьёз, обозначив намерение защищать неразумного светлого, так посмурнел ликом сын кузнеца. Даже Эрей приготовил посох, не таясь, отвел руку в сторону.

— Задолбался я с тобой, ученик! — укорил древоид монаха. — Язык светлого — что помело, метёт и метёт всякий мусор словесный. И с разумом связь не держит. Ну, прочёл на какой-то бумажке, может, кто перепутал по пьяне, лишнюю буковку приписал. Нет, давай нас, грешных, учить. Как же, светлые — хранители знания! Просветители, упаси Господь!

— Они только хранят, — захихикал Стейси. — А читать им запрещено! Наш-то светоч на том и сгорел, что оказался любопытен сверх меры. Только, видишь ли, Белый Бабник, не всякая карта — истина. Водоём, как ты выражаешься, святыня всего Инь-Чианя, место поклонения и очищения. Ибо глубок сей колодезь, чуть ли не проход на Тёмную сторону. По той же причине и тёмные маги решили прибрать озерцо к рукам. Буковку к назвищу прикрутили, чтоб заклятья звучали краше. Обряды мажьи стали творить, выбираясь тайком из Аргоссы. Всем известно, что Инь-Чиань с незапамятных времен ходит под Тенью, а едино не стерпели варвары поругания святой воды.

— Кратче, — Викард оборвал Ван-Свитта и оглянулся на побратима. — Озеро наше, гардское. Так, братко?

— Да за ради Единого! — отмахнулся Эрей, не повернув головы и продолжив наблюдать за Даждьбором. — Столько глупостей из-за лишней буквы. Вот что. Мне нравится план древоида. Спустимся и осмотрим русло. Если можно плыть, построим плот. А лошадей придётся оставить.

— Эльфа тоже? — ужаснулся Истерро. — Жеребца Сольбери бросим в лесу?

— Не привязывайся к скотине! — вновь разозлился древоид, даже стукнуть попытался от щедрот души. — Нам твои сопли по сивой кобыле погребальными кострами аукнулись!

— Грабли убери, — взъярился Викард, — куда прёшь, сволота древесная! Братко, я мыслю так: Алер усох, а пойма осталась, до новых завалов можно скакать. И во-он там, углядел? — деревенька. Сунемся, вдруг уцелела конюшня? Сена запас отыщем, укроем лошадок, сгодятся ещё. Лодки изымем у рыбарей.

— Опять же, провизия там по подвалам, — поддержал идею Даждьбор, раздумав бить светлому морду. — А скотину мы перетащим, сдюжим. Это ж не Дарителя наверх тягать!

Все тишком посмеялись над юным полковником, в гневе надувшимся, что твой индюк, и пока Эрей Тёмный размышлял о маршруте, приладили верёвки к камням, размечая тропы для спуска.

— Маршал! — не утерпел Даритель. — Почему мы таимся, как воры? Почему не идём с Императором?

Эрей не стал отвечать, мрази снова закхекали в кулаки. А Истерро почудилось, что юноша прав: им проще идти вместе с войском. Пусть монаха ломала война, он готов был ради друзей терпеть её беззаконие. Лишь бы знать, что магу и варвару не угрожают новые беды. Лишь бы не слышать ночами: когда нас всерьёз прижмут… не меня спасай, побратим! И всё же, хоть Тверк и ругался, Истерро успел научиться многому. Потому не принял сторону Гонта, хотя этого ждали и Дар, и Эрей. И Тверк, глотнувший побольше воздуха. Если маг ведёт их в Межгорье и надеется обогнать Императора, значит, нужно идти за ним. Без вопросов.

— Лучше держаться русла, — указал древоид, не дождавшись диспута, столь любимого светлыми. — Алер выведет, не обманет. Он виновник всех этих бедствий, по его воде прошёл главный удар. Тронул Мельтский хребет, разрушил Сельту, по альтавским каналам перекинулся в Налву.

— И всё же, — не мог успокоиться Гонт, с надеждой поглядывая на монаха.

Но Эрей смолчал. Как всегда. Бабник проследил за взглядом мага…

Резко закружилась голова. Он словно очнулся в Дошорских горах, встал в кровавом луче на перевале Льетт и высматривал Средний мост, где бился полковник де Борг. На краткий наивный миг показалось, что смерть отступила, что всё впереди, и можно исправить ошибки, увиденные в беспамятстве. Он предоставит де Борга судьбе, его хвалёной удаче воина, и Сольбери не поскачет в проклятый лес, и Гварк не умрёт, защищая друга…

Викард успел, подхватил монаха, за ворот втащил обратно на кряж. Тверк захлопал его по щекам, не скрывая садистского удовольствия. Стейси взялся окуривать травами, причитая о слабой натуре светлости. Монах заплакал от дыма, но больше от горькой обиды на то, что чудо поманило и сгинуло, оставив на сердце отметину.

Но чудо творилось здесь и сейчас.

Тёмный маг смотрел на Пустотные горы, и они становились ближе. Таяла дымка, сминался ландшафт, будто кто-то закинул прочный канат, закрепил петлей на реальности и стягивал кости мира, пытаясь залечить перелом. Вдруг видна стала древняя башня, еле приметная среди камней, и на верхнем зубце стояла девушка, разведя в стороны руки-крылья. Ветер трепал смоляные пряди длинных густых волос, полоскал и путал в своё удовольствие, а плащ из рыси скрутил жгутом, обнажив беломраморные предплечья. Жрица протягивала ладони к Эрею, и он поднял руку в ответ, связанный нитью общей судьбы, нерушимой и проклятой.

— Время на исходе! — манила жрица.

Маг мёртво улыбнулся в ответ. Он торопился, не мог иначе.

Лайна Фе спрыгнула вниз.

— Что? — облизнулся на неё Лир-де-Стэг. — Шутка с озером не удалась?

— Ну почему, всем понравилась, кушали с аппетитом, — отмахнулась от прилипалы ведьма. — Впереди ещё много сюрпризов, чтобы развлечь мразёвский эскорт.

— Смотрю, ты затейница, каких поискать! — вкрадчиво прошептал Лир-де-Стэг, касаясь губами уха Лайны. — Ждёшь в гости Эрея Тёмного? Он как ледышка, царевна, вряд ли согреет в постели. Разве что в жертву тебя принесёт!

— Лир, отстань, — засмеялась Лайна. — Полагаешь, сыщется дура, что рискнёт соблазнить тёмного мага? Советник — подарок хозяину. Обвяжу его бантиком для красоты, а обёртка почти готова. Мне интересней монах: изящный, начитанный, глаза-изумруды!

— Способен учуять Руду…

— И ради спасения друга, — Лайна вывернулась из объятий и ударила по рукам Семиуса, — Светлый брат притащит её дракону. Так что, Лир, сохраняй дистанцию. А то огорчу до икоты, отправят из замка к войскам на равнину!

Часовой с нижнего яруса крикнул, что наёмника Лира-де-Стэга требует к себе Инквизитор. Тот поморщился, поклонился жрице и поспешил со стены.

Лайна Фе довольно прищёлкнула пальцами и подошла к бойнице.

Сторожевая башня выступала из гранитной скалы и висела над чёрными ёлками, похожими сверху на копья пехоты. С Мельт тянулась серая морось, заставляя ёжиться жарким днем: облако сваливалось с хребта и ползло на Пустотные горы. Делалось влажно и парко.

Жрица тронула амулет на груди и прошептала с улыбкой:

— Время на исходе, мой тёмный рыцарь! Торопись на помощь царевне!

— Вельга в руинах! — доложил Жалви, полковник марёвской конницы. — В цитадели засел гарнизон и наскоро укрепляет стены. Армия Олеты оставила город и отходит к Юциню по левому берегу.

Конь под ним гарцевал, красовался, гордился отважным полковником. Даже старый Варт кхекал в усы, любуясь выправкой седока.

Марёвский полк успевал везде: и в разведке, и в обходных манёврах. Император, возглавив союзное войско, откровенно хвастал своей лёгкой конницей. Тяжёлым латникам Крода и Солвина пришлось уступить главенство знаменитым сельтским хоругвям. Зато пехота и лучники, да красавец Жалви с марёвцами вызывали у селтов скрытую зависть.

— Вам нужна Вельга, достойный маршал? — спросил Рад у старого Варта. — Полагаю, хватит полуполка для устрашения горожан и штурма треснувшей цитадели.

— Город пал, — удивился Эмберли. — Мы ведь солдаты, отец, и не станем добивать погорельцев?

— Стяг Сельты взовьётся над цитаделью, — упрямо нахмурился Варт Даго-и-Нор. — Дозволь, государь, отрядить полуполк.

— Дозволяю, — легко согласился Рад. — Не люблю оставлять за спиной неприятеля, — и добавил, повысив голос, перекрикивая недовольство полковников: — Вельга — сельтский приз, господа. Контрибуция за разорение края.

— Интересно, куда отступает армия, — вновь подал голос Эмберли. — Ниже по левому берегу встают стеной Пустотные горы, там нет пригодных перевалов в Межгорье. Я бы пытался уйти сквозь болота и вывел войска по старому руслу. Но, возможно, ольты торопятся к морю?

— Не думаю, — покачал головой Император. — Взгляните на Вельгу, Эм. И представьте, что делается в Межгорье, куда обрушились Мельты. А теперь посмотрите, как широко в этом месте разлился Алер: лишь безумец станет наводить переправы. Вот ниже по течению можно рискнуть. Я бы так сделал, а вы? Выстроил мосты над расщелиной и перевёл войско к Рудным горам. А оттуда перевалами в Хвиро. На нетронутые катастрофой поля, в вотчину Линара — Антанну. Брат захочет отбить эти земли, уверен!

— Жаль, что Дар Гонт не с нами, — в который раз за поход посетовал Эмберли Даго-и-Нор. — Он бы увидел правильный путь.

— Недосуг нам турниры устраивать, — привычно отшутился над сыном Варт. — Заскучал? Так бери полуполк и штурмуй столицу Олеты.

Эмберли отмахнул рукой и невольно взглянул на пурпурный шатёр в стороне от главного лагеря.

Рад усмехнулся в усы и кивнул молодому витязю. Не было скучно Эмберли, не о недруге тосковал отважный Даго. Не хватало ему чутья Дара Гонта, способности обернуть пораженье победой. Не доставало, как ни странно, союзника, точно один лишь Даритель мог разделить беспокойство Эма.

— Думаете, там ловушка, рыцарь? — вполголоса спросил Император, так, чтобы Варт не услышал.

Эм снова оглянулся на пурпурный шатёр, притянул походную карту:

— Ближе к Юциню сходятся Пустотные и Рудные горы. А в новое русло Алера вливается речка Руденка. Там нас будут ждать, государь. Займут высоты, выставят лучников и будут стрелять навесными. Катапульты затащат в предгорья. Нельзя брать с собой государыню!

Теперь и Рад посмотрел на шатёр, в котором укрылась от зноя Рандира. Жена передвигалась всё медленней, всё неохотнее садилась в седло. Даже Ральт Рваный Щит смотрел с укоризной и бурчал, что негоже тащить на войну готовую разродиться бабу. А коли Радислав страшится оставить свою ненаглядную в Хвиро, пусть отошлёт государыню в Сканву. В родном тереме да под приглядом отца, да под крылом благословенных Мельт ничего дурного с ней не случится. Дождётся Императора из славной сечи да родит в назначенный срок!

Если бы рядом был Эрей Тёмный, Рад отпустил бы жену за Мельты. Под опекающей дланью советника. Но Эрей избрал путь в Межгорье, и Император не удерживал мага. У него свои тропы, тёмные, тайные, и коли нужен в пути Даритель, и Истерро, и шумный Викард, пусть шагает, куда ведёт разум и полумёртвое сердце. А советы… Достали советы! То не делай, туда не ходи. А как не идти в Олету, если рвётся мстить сельтское войско, а ведь это земли Империи, и Рад здесь закон и власть!

Он склонился над картой, поманил Эма, отвлекая от шатра государыни:

— Вот здесь ольты выстроят мост. Напротив перевала Скрон. В Рудных горах возвели три замка, именуемые также Зубами Дракона, в каждом баллисты и катапульты. Мы же разделим войско и переправимся ближе к Руденке. Присмотрите людей, Даго-и-Нор, решите, с кем пойдёте за славой. Из своих полков выделю горхарров, эти просто звери в горах. И марёвцев: в стычке лоб в лоб от лёгкой конницы мало проку, зато пригодятся на горных тропах. Отпущу, коль попросите, два копья лучников. Выбейте зубы дракону, Даго, ради той, что одарила вас лентой, и встречайте трусливых ольтов на правобережье Алера!

Даго-и-Нор улыбнулся, словно солнце выглянуло из-за туч:

— За Рандиру и священную Сельту! — рыцарь звякнул шпорами, поклонился и заспешил к отцу, изучающему руины Вельги.

Как мало нужно герою, чтоб вдохновиться на подвиги.

Рад довольно поскрёб в бороде. Нет, нельзя отпускать Рандиру. Даже спасая нерождённого сына. Пока государыня с войском, с ней останутся сканванские варвары — послушники Скалистого острова. Сельта волей влюблённого Эмберли будет тиха и покорна. А совместный поход против Линара, предателя и захватчика, сделает Сельту ручной вернее любого турнира!

«Эмберли прав, — услышал он голос, давно захвативший разум. В юности Император даже бился головой о колонны, чтобы заставить умолкнуть советника. Голова трещала, колонны тоже, только голос упорно читал нотации. — Ты рискуешь женой и сыном ради военной выгоды. Ты снова ставишь победу в битве превыше любви и чести!»

Государь повернулся к Мельтам, словно выискивал тропку, по которой крался Эрей во главе небольшого отряда. Скрестил руки на груди, нахмурился.

— Занимайся своей судьбой, — прошептал он, кусая губы. — Ты придумал скверный манёвр и ведёшь на гибель лучших бойцов. А я следую твоему совету: доверяю себе одному. Лишь я способен уберечь жену и наследника светотени!

Отряд потерял полдня, пока богатыри инь-чиане таскали лошадей через обвал. Целькон помогал по мере сил: к его лапам животину крепили ремнями, чтоб не попортить шкуру копытных, как упорно обзывал лошадок древоид. Дэйв тащил их, как баранов с полей, крупных, жирных, откормленных, надрывал кожистые крылья. Пару перенёс и ушёл отдыхать, всем видом намекая Истерро, приставшего со светлой волшбой, что чует разницу на нюх и на вкус, как бы маг не светил глазами. И баранами после охоты привык обедать в своё удовольствие. А тут седмицу на пыльной траве. Так что сам поработай, пресветлый маг!

Упревшие от натуги варвары, перекинув ещё пяток лошадей, тоже затребовали каши в награду. Тверк посоветовал травы пожевать и закусить корой, как и положено вьючным животным. В отместку ему прилетело в голову десятком смолистых шишек.

Серьёзной разборкой с древоидом благородные инь-чиане побрезговали, хотя тот шипел и бранился, и зыркал глазищами из-под мшистых волос. Вместо драки Викард и Даждьбор прихватили котелок от кострища и кинулись взапуски к Алеру.

— Зажигай, тварь крылатая! — летело над берегом. — Сам сварю кашу! И съем её сам! С другом разве что заделюсь.

— Добрый план, вождь, — заокал Даждьбор, награждая Викарда тычком под рёбра. — Любо-дорого слухать.

Стейси проводил их ревнивым взором, задумчиво почесался кинжалом:

— Эти дети природы всё и вправду сожрут. Слышь, зелёный, чего разлёгся, твоя очередь кашеварить!

Тверк ощерился и на Стейси, кинул взгляд на любимый лук, пристроенный на сосновом сучке, словно зарубку на памяти сделал. Не любил, когда обзывали зелёным.

— Нервный стал, — огорчился монах, — что его так припекло?

Эрей двинул плечом, но пояснил:

— Руда всё ближе, Истерро.

Воды в старом русле осталось, что слёз у мага Камней. Викард с Даждьбором бродили по пойме, выискивая пригодную яму, чтоб сполоснуться от нечистот, которыми их наградили лошадки. В первой луже нацедили воды, во второй отстирали одёжу. А глубокой, чтоб окунуться, не нашлось для богатырей.

— Вот ведь напасть, — огорчался Даждьбор. — Ох, могучая речка была, ох, изранило земную твердь! Где они тут сплавляться хотели?

— Не кручинься, друже! — убеждал Викард. — Дале к Юциню рек в избытке, спускаются с вольных Мельт. Им до нового русла нет дела, впадают в старый Алер. Но Пак-Йолли обмелеет, как мыслишь? Не приведи Эттивва!

Варвары переглянулись и защитились Единой чертой.

Разное сказывали про Пак-Йолли. Глубоко было озеро, точно древняя штольня, ведущая на Тёмную сторону, и дна его не достигали даже опытные ныряльщики. Даже Эттивва страшился озера и наказал его охранять! Что скрывалось на илистом дне? Какие твари водились в глубинах? Изредка бирюзовую гладь взрезал крутой водоворот, и горе тем рыбарям, что закидывали невод али удилище, не отпускало их озеро, втягивало в зелёный ад. Разве что одёжу прибивало к берегу, лён да кожаные ремни, целые, без отметин зубов. Но главное, без хозяина.

А теперь, когда измельчал Алер и иначе прошло его русло, что станется с колдовским колодцем, чья чаша наполнялась от щедрот реки? Кто полезет оттуда наружу? Любопытно до азартной дрожи!

— О, смотри-ка! — встрепенулся Викард. — Кто-то полощется в ерике!

Инь-чиане подобрались, изготовились к бою. Подкрались к ерику с разных сторон. Даждьбор расхохотался первым:

— Омут тут был, друже гард! Водица ушла…

— А рыба осталась! — возрадовался и Берсерк. — Ну-ка, где наши плащи? Не жалей, связывай, яма глубокая. Ох, знатная выйдет ушица!

К разгоревшемуся костру инь-чианьские великаны притащили не только котёл с водой, но и тюк оглушённой рыбы. Остальные мрази повскакали с мест, кинулись за сушняком и глиной. Каждый знал пяток способов зажарить чешуйчатых, но Викард всем надавал по рукам. Сам нарвал лопухов и крапивы, прогулявшись по бережку, ибо мазать глиной добрую рыбу — извращение дурного Ю-Чиня. По его приказу Истерро насобирал брусники, разжился смородиновым листом, чтоб засунуть в потрошёные брюшки. Спорить с варваром никто не рискнул, но Тверк вызвался заострить рожны, чтобы зажарить рыбёшек, вертя над горячими угольками. Даже Даритель слегка ожил, трудился со всеми, колол дрова топориком, взятым у Тверка. А запах вскипевшей ушицы заворожил мразёвский отряд. Напади на дружину лесная нечисть, положили б в единый миг, без разбора и сожаления, лишь бы не мешала работать ложками.

— Рыбный день! — ликовал Стейси Ван-Свитт. — Ох, соколики, славно как! Нужно держаться реки, Темнейший, река не выдаст, прокормит. А печёных лещей можно впрок заготовить!

Объевшись до пофигизма, когда одолевает сытая лень, мрази расселись вокруг костерка. Пожурили Истерро за отсутствие лютни и принялись вздыхать да охать, хлопая друг друга по животам.

Лишь Дар Гонт устроился в корневище сосны, вглядываясь в правый берег, туда, где чудилась россыпь костров по разорённым степям Олеты, где Алер бунтовал в новом ложе, где выстраивал полки Император против предателя-брата.

— Зачем с нами пошёл? — подсел Викард, догрызая лакомую щучью голову. — Твоё место с войском Радислава, вприглядку ума набираться. Норич, опять же, славный воитель, вместе бы мстить за погибших братьев…

— Да тебе-то что? — взъелся полковник. — Набивай своё брюхо, а меня не тронь! Кто дал тебе право пытать вопросами?

Викард сплюнул костью, всмотрелся с особым мразёвским прищуром, гадая: ударить сразу или чуток погодить.

— Извини, — почти сразу сломался Дар Гонт, в недавнем прошлом гордец и задира. — Решил, с вами сдохнуть проще.

Берсерк хмыкнул и снова занялся щукой, со смаком обсасывая плавнички:

— Дурак, — подытожил, как стрелу всадил. — В прежней личине ты был забавней. А сдохнуть в окружении мразей ой не скоро удастся.

— Но и жить так нельзя! — застонал Даритель. — Я же бросил Императора, почести, всё, что мог собрать на том поле… К ней поскакал, в замок Хентайн. Ну как же, полковник, победитель турнира! Побахвалиться захотел, глупец. Милина выходит во двор, встречает. А в глазах не равнодушие даже, там пустота, Берсерк! Да в советнике больше чувства, чем в этой… Кавалер ещё был у неё, какой-то расфуфыренный щёголь, я их спугнул ненароком…

— Молодость, — проворчал Викард. — Это ведь не порок, ю-чинянин. Это такая болезнь. Пройдёт! И любая боль, причинённая бабой, рано или поздно проходит, поверь.

— А твоя прошла? — отвернулся Дар Гонт, снова забыв оскорбиться.

— Да я как-то не парюсь, привык. Занозу вот тереблю иногда, чтоб духом не зачерстветь. Ты пожуй, впереди путь далёкий, я тебе ущицы припас. Разбитое сердце — дурной советчик, с его глупостей не прокормишься.

— Вечно ты о жратве! То олени были, теперь уха…

— Я о главном, Даритель. Доставай ложку. И ешь, пока силой не начал кормить! Баба ему аппетит отбила, смотрите, какая фея!

Наутро собрались по первым лучам, едва сдвинулся пояс Ясаны. По надпойменной террасе скакалось легко, иногда спускались в усохшее русло, вели лошадей в поводу, удерживая от водопоя. Не всякая жижа в старицах годилась теперь для питья.

Дважды опытный Стейси Ван-Свитт останавливал мразёвский отряд, шёл вразвалку вдоль берега и засовывал руку во все дыры подряд. Викард уважил причуды Стейси, брёл рядом и подставлял котелок, громогласно сетуя, что его лапища в такую норку не лезет. Подле Берсерка топтался Вран, принимая добычу в потёртый плащ. Та шуршала и шкрябала по котелку, шевелила усами, цеплялась в края, вяло хватала за пальцы мучителей. Когда котелок наполнялся, его опорожняли в мешок из плаща. И вскоре Альбин тащил в узле сотни две полузадушенных раков, а Стейси жадничал, хватал про запас.

— Животина отсюда убёгла, милсдари, а этим куда ползти? — ликовал легендарный мразь. — Мы сироток соберём, согреем да позабавимся вечерком.

— Пива бы! — размечтался Викард.

— Не гневи Единого, командир! — упрекнул инь-чинанина Вран. — Грех это. Спросят потом за излишки.

— И то верно, — сделал усилие Стейси и отвернулся от новых нор. — Просто жалко: впустую сдохнут!

Истерро заглянул в узел Альбина Врана, осенил себя Единой чертой и заявил, что подобную гадость в рот не сунет ни за какие молитвы. Мрази глядели с сочувствием, но уговаривать не спешили, даже Викард в кои веки смолчал, с хищной улыбкой щупая раков. Мол, и не надо, нам больше достанется!

К сумеркам добрались до деревни.

Казалось, трясение тверди и направленная Алером волна разрушений не тронули ни домов, ни кузни, ни общинных построек. Рыболовные сети сохли на рогатинах, корзины венчали плетни, разве что глиняная посуда побилась и теперь хрустела осколками под копытами лошадей. Мазанки треснули, но устояли, в ухоженных огородах что-то зеленело ботвой. А людей в деревне не оказалось. Даже трупов, хотя их искали тщательно, привыкли уже жечь костры, очищаясь от смрада и гнили.

— Лошадок нельзя тут хоронить! — приговорил Даждьбор.

— Зачем хоронить? — испугался Истерро. — Мы ведь просто спрятать хотели!

Викард лишь рукой отмахнул, с широченной улыбкой проверяя ножи:

— Ох, интересная будет ночка! Лошадей скроем в кузне. И Бабника тоже. А сами посмотрим, кто в деревне обжился. Очень мне любопытно, что тут повылазило, братцы!

— А тебе всегда любопытно, — рассмеялся Тверк, раскупоривая бочонок у луки седла и доставая стрелы. Те были увязаны по две дюжины, и каждая сверкала серебром наконечника. Три пучка древоид засунул в колчан. Остальные снова упрятал в бочонок. Поймал заинтересованный взгляд монаха, пояснил неразумному ученику:

— Обойдусь и одним снопом. Но запас в нашем деле свят, уяснил?

Истерро кивнул и сморщился, будто ядовитый гриб проглотил. Вспомнился Алер, и павший де Борг, и он сам, стреляющий из малого лука по крадущимся серым теням. Нет, нельзя поминать тот день, лишивший монаха столь многого: друга, кобылы, чистых рук и души. Время пришло отпустить на волю и погибших товарищей, и себя самого.

Тверк почесал оперением лоб и раздумал злословить. Перестал отвлекаться на Бабника. Осмотрел придирчиво место охоты, выбрал удобное дерево. Миг — и он наверху, оценивает зону обстрела. Истерро лишь заморгал удивлённо.

А ещё через пару мгновений странная деревушка опять обезлюдела. Лишь откуда-то из-под крыши добротного общинного дома зашипел на монаха Стейси Ван-Свитт, требуя, чтобы тот не маялся дурью и убирался в кузню.

Белый брат сморщился ещё больше и побрёл, куда приказали. В кузницу, к лошадям.

— Тут не то чтобы безопасно, — повёл носом Даждьбор, стоя у остывшего горна. Инь-чианин по обыкновению окал и тянул певучие гласные, превращая простецкую речь в героическое сказание, — но как-то спокойнее, чем в прочих домах. Сиди тихо, Бабник, тут руды кругом, мёртвые, но и те отрада для утратившей Силу души. Кузня — место святое, чистое, сюда погань сунется в последний черёд!

«И всё-таки сунется, как ни крути, — с неудовольствием подумал монах. — Вечно в правилах есть исключения!»

— Не гневайся, Бабник! — улыбнулся Даждьбор. — Глаголю, чтоб ты не зевал, не дал слабину, как за светлыми водится. Жизнь — штука опасная, хлопотная. Покой лишь в смерти, да не всем по сердцу.

— Погоди, Даждьбор, — вмешался Эрей, проявляясь у двери в кузницу, — здесь пахнет кровью и недоброй гибелью. Сильный запах, лошадей беспокоит. В кузне бились, но кто-то прибрался, трупы подальше унёс, пол свежим песком присыпал.

— Ну-ка, братко, не засти свет, — потеснил Эрея Викард. — Тут, гляжу, куда любопытнее, чем снаружи топтаться, — прошёлся по кузнице, присел на корточки, ковырнул сюрикеном в земляном полу: — А песочек-то прямиком с Алера, ночью с поймы мешками таскали.

— Что ж за нежить такая шустрая? — поразился прямодушный Даждьбор. — Кому хватило умишка?

Эрей ещё раз осмотрелся в кузне, указал на прокопчённую балку:

— Там отсидитесь, Истерро. Подкинь его, побратим.

— А лошади? — хмыкнул Викард, подступая к попятившемуся монаху.

— Лошадей уведём в общинный дом. Пыль серебряную сберёг? Присыпь по полу, где сердце подскажет.

Монах кратко взвизгнул, взлетая под крышу в огромных лапищах варвара. Сел на балку, как на насест, пачкая сажей штаны и рубаху. Прижал к груди лук с колчаном, поданный безжалостным великаном.

— Держи коробицу, друже. Тут серебряный порошок, полезет кто — сыпь, не жадись, в нашем деле главное — выжить!

— Себе оставь, — попросил Истерро. — Тебе там биться, не мне.

— Как всегда не смекнул, — рассмеялся Викард. — Ох, ничего не меняется в Кару, наш Бабник задаёт чудные вопросы! На тебя охота, Пресветлый брат. Тебя, не меня со свету сживают. Почему тебя? Ну, спроси, спроси!

— Почему? — покорно повторил Истерро.

— Ну откуда ж я знаю! — хмыкнул Викард. — Я не прорицатель и не ведун. Что ты ко мне пристаёшь с расспросами? — и добавил без перехода, не убрав глумливой усмешки: — На кого иггот напал? На меня? Ради кого тут полдня прибирались? Просчитали, гадёныши, что мы смекнём: в деревне дело нечисто! И упрячем тебя в безопасное место. Ну а кузня — убежище хоть куда, святость рудная тут защитой.

— Вот если б трупы кругом валялись, дети без еды передохшие, в это бы варвар поверил и тебя с ними запер, Бабник, — крикнул откуда-то сверху Тверк. — Тут бы и дело сыскалось: сиди в полумраке, отмаливай. А коль чисто кругом, что в дворцовом розарии, это Берсерку не по душе!

Истерро представил картину, сглотнул. Поперхнулся и едва не сверзился с балки. Прямиком на любовно заточенный меч, что подготовил обстоятельный вик. Даждьбор глянул вверх, почесал в бороде и меч передвинул на локоть. Не иначе, спасал полировку. Истерро снова закашлялся.

— Нервный, — хихикнул Ван-Свитт, тоже над головой монаха. — Ох уж мне этот Свет, ребятушки, сплошная радость, скажи, зелёный!

— Вот что, Стейси, — окрысился Тверк, грохоча сапогами по крыше, — я тебя нежно люблю, но во имя Единого заклинаю: не попрекай меня цветом кожи!

— А то что? — было слышно кхеканье: Стейси Ван-Свитт развлекался вовсю. — Ты пристрелишь меня, зелёный? Как поднимешь свой лук, как стрельнёшь в товарища…

— Я тебя засуну в дупло и запру там древесной плотью, — перебил древоид так ровно и тихо, что мрази внутри кузни пригнулись.

— Отставить! — рыкнул Эрей. — Ван-Свитт, вам заняться нечем? Викард, разгони их по разным углам!

— Ну вот, — неподдельно огорчился Берсерк. — Такую свару — и псям под хвост. Эх, братко, нет в тебе любви к драматизму! Тверк, душа древесная, марш на ветку. Стейси, держись ближе к трубе. Вран, ты уже попривык? Прикроешь Дарителя, ворон.

— Я в кузне останусь, — решил Даждьбор.

— Добре! — кивнул Викард. — Тут тебе всё родное, исконное. За полом следи, смекнул небось? Ну и за Бабником, это сложнее. Любит он в смертной битве отвлекаться на цветочки-ягодки.

— Отдадим ему раков, вождь? — мигом придумал Даждьбор. — На сохран и сбережение? А то ведь потопчем в забаве ратной?

Викард улыбнулся от уха до уха, даже борода затряслась глумливо:

— Жесткосердный ты парень, вик, но затейник! Бабник, лови мешок! И учти: все раки сосчитаны и по-братски поделены.

Истерро принял шевелящийся груз, пристроил подальше на балке, извернулся и закрепил пояском, снятым с посеревшей рубахи.

— Гибели моей добиваетесь, — проворчал, ткнув пальцем в потёртый плащ, из которого Вран соорудил мешок. В дыру тотчас просунулся ус, и Бабник палец отдёрнул.

С крыши донеслось хихиканье Стейси.

Беда пришла, как и ждали, с реки. Мрази всё рассчитали верно, по приметам выследив нежить. С обмелевшей старицы наплыл туман, плотный, вязкий, что сливовый кисель, он обмотал дома и деревья, заглянул в слюдяные оконца, позвенел колокольчиками на рыбачьих сетях.

Истерро видел, как молочные щупальца вползают сквозь неплотно прикрытые двери, забираясь всё глубже в кузницу, лижут, что верные псы, пыльные сапожищи Даждьбора. Он хотел крикнуть, предупредить, но горло точно стянуло верёвкой, не слова вырывались, чуть слышный сип, сходный с шебаршением раков в мешке.

Даждьбору его сипы были до Неба, что он, тумана не видел? Пнул сапогом, как дохлую крысу, и от серебряного оковка туман с визгом отпрянул, свернулся.

— Ох, и славно чешут ребятушки, точно мухи на повидло летят, — прогулялся по печной трубе голос Стейси Ван-Свитта.

— Квадрат восемь! — вдруг крикнул с дерева Тверк, наметив первую жертву.

Громкий визг окончательно убил тишину, и за дверью взяла разгон драка, с воем нечисти, с лязгом мечей, с протяжным присвистом стрел древоида.

— Квадрат десять! Уходи, Берсерк!

Истерро догадался, что мракоборцы заранее разметили двор перед кузней. Знали, что туман наползёт на глаза, закрывая их плотнее холщовой повязки. Тверк сидел выше, он угадывал тени, а как бились прочие воины? Как там Викард? Эрей? И кто, кто на них напал? Как понять в мутной, душащей влаге, где нежить, а где дружинник?

— Братко, спина к спине!

— Квадрат девятнадцать, в сторону!

— Вран, ты здесь зачем? Где Даритель?

— Скрылся в тумане щенок, — голос Альбина Врана был спокоен и сух. — Я ему нянькой не подряжался!

Бой с новой силой зазвенел на крыше, над самой головой Белого Бабника. Стейси кхекал и причитал, кто-то визжал на одной ноте, так, что у Истерро заложило уши.

— Кто там? — не выдержав, крикнул Даждьбор.

— Омутницы, — успел отозваться Ван-Свитт. — Поналезли со всей реки. Кто-то ж вызвал ораву, не поленился, не иначе, до Пак-Йолли дошёл!

— Ишь ты, — удивился сын кузнеца.

И тут, точно почуяв кровь и расчистив тропку за обережный круг, которым по привычке очертился Даждьбор, из песка полезли аспидные черви.

— А у нас пиявцы! — возрадовался варвар, едва разглядев, кто пожаловал. — Стейси, всё на трубе кукуешь?

— Ничего, — отбрехался Ван-Свитт, скрежеща по кровле мечом, — мне и тут работы хватает. Серебришком пиявцев, а то подрастут да высосут силушку у глупого вика!

— Сам ты глупый, раз в битве шуткуешь, — пожал плечами Даждьбор и принялся топтать чёрных пиявцев окованными серебром сапожищами.

Червей было много, Истерро видел, что не успевает могучий мразь. Глянцевые от слизи тельца извивались, присасывались к туману и прорастали из пола, открывая хищные пасти. Инь-чианин отсекал мечом не то головы, не то украшенные зубами хвосты, словно косил косой урожай, буднично так, сплеча.

— Не съели тебя? — крикнул Стейси Ван-Свитт. — Или косточки пора собирать? На варваре много мясссца, ой, много!

— Ван-Свитт, прекрати, а то зачарую! — зашипел на мразя монах. — Что за дурная манера?

— Не так-то просто мне морок кинуть, даже Гласу самого Рудознатца. Не все же в мире наивные дурни, понимать надо, Пресветлый брат. Поднапряги лучше Силу светлую, может, учуешь, где Даритель сгинул?

Истерро попробовал — и не сумел. Позвал снова, ещё раз, ещё. Какой-то отклик донесся издали, будто кто-то просил о помощи, но Даритель ли? Не понять. Всё тонуло в вязком тумане.

Зачем он высунул нос из мазанки? Кто его сдёрнул на поле бойни?

«Любовь, — с тихой скорбью подумал Истерро. — Любовь всегда толкает на подвиги, а неразделённое чувство — к погибели».

— Да чтоб вас, твари! — ругнулся Даждьбор.

Черви всё лезли и лезли, обвивали лодыжки воителя, растекались гнилью под сапогами. Варвар вырвался, вспрыгнул на наковальню, заслонившись от погани честной рудой, прихватил молот мёртвого кузнеца.

— Грех это — трогать чужое орудие, превращая его в оружие! Но не гневайся, мастер, иначе никак. По-другому за всех не отбиться.

Черви полезли с удвоенной силой, стараясь заляпать слизью руду.

В дверь кузни, слегка приоткрыв, вдруг сунулся оголтелый Даритель.

— Живой! — обрадовался Истерро, уже отпевший молодого полковника.

— Настоятель, где вы? Скорее сюда, я вас выведу из ловушки!

— А зачем меня выводить? Куда? — озадачился Белый Бабник.

Тут, наконец, Дар Гонт всмотрелся, разглядел во мраке удивлённого варвара с заляпанным слизью молотом, услышал хихиканье Стейси на крыше:

— Думали, со страху удрал мальчонка. Ан нет! Бабника спасал от червей!

— И с хрена ль я тут танцую? — Даждьбор проследил за пиявцами, дружно повернувшими пасти к двери, в которую заползал туман. — Нас сейчас как выведут из ловушки! Как спасут без разбора чинов и званий! Беда с героями, право слово, пиявцы, вишь, ему помешали.

Даритель стоял, что каменный столб, уставившись на чёрных пиявцев. Те азартно всасывали сизый туман, посекундно прирастая в размерах, и варвар вконец разозлился:

— Прикрой створки, малец, коль припёрся! И не мешай веселью!

— У меня есть серебряный порошок! — вспомнил на насесте Истерро, чтобы отвлечь мразей от Гонта. Поелозил, пытаясь достать коробочку, задел мешок с пленёнными раками и кувырнулся вниз головой, цепляясь ногами за балку.

Из мешка, потревоженного монахом, вылез землистого цвета рак, апатично пошевелил усищами и свалился в гущу пиявцев, прищёлкивая клешнями. Пиявцы потянулись к нежданной добыче, но тут же отпрянули прочь. Рак, освоившись на новом «дне», деловито пополз в их сторону.

— Ишь, какая еда попалась! И в бою пригодна, ты глянь, Ван-Свитт!

— Оголодал усатый, — пожалел бедолагу монах, так и болтаясь вниз головой. — Раки обычно кормятся зеленью, в смысле, растительной пищей, разными хвощами и листьями.

— Чушь, — не проникся Даждьбор, продолжая работать мечом и молотом. — Раки червями питаются. Ну и падалью, гнилью всяческой. Говорят же про трупы, мол, раков кормить…

— Сзади! — крикнул ему Истерро. — Там червь огромный, Даждьбор, берегись! — монах попытался указать рукой и обнаружил в сведённых пальцах лук и колчан со стрелами, тронутыми серебром.

Много сил потратил наставник Тверк, душу вывернул, истрепал терпение, но вбил в голову, в тело ученика: сам погибни, а лук не вырони! Руки-ноги сломай, шею сверни, может, новые отрастут. А вот стрелы в походе по счёту, и каждая — спасённая жизнь! Не отобранная, дурень, тут иная ставка: жизнь друга, сбережённая метким выстрелом.

Истерро припомнил Алер, себя, стреляющего по серым теням. Но это случилось в прошлой жизни, возле иной реки. Отныне он на другом берегу, Белый Бабник, недостойный служитель Храма. И душа переполнена новой верой, с которой не страшно жить.

В сердце отозвались слова Сольбери, заслонившего собой насмешника Гварка: ради него отрекаюсь от Света!

Истерро перехватил поудобнее лук, придержал подбородком колчан. Загудела тетива, взвизгнула стрела. Червь, успевший присосаться к Даждьбору, выгрызая кусок потной плоти, отпрянул, издал тихий звук, будто сдувался бычий пузырь, закрутился на месте, давя пиявцев. Краткий присвист меча располовинил гада, утихомирил в склизком песке.

— Вот тварюга! — вздохнул Даждьбор, непонятно, к кому обращаясь. И добавил, глядя пиявцу в пасть, состоящую сплошь из зубов и присосок, щедро заляпанных алым: — Ну спасибо, уважил, сочтёмся.

Кровь текла по могучей руке, нехорошая, густая, как патока.

Яд прожигал тело варвара, отнимая силу и волю.

Впрочем, об этом Истерро не думал. Он бурчал, перебирая ногами по балке, сам красный, что буряк сиволапых, после долгого висения вниз головой:

— Выведет он меня, герой! Вывел один такой! Забыл про дисциплину, полковник? Фух, вот они. Даждьбор, лови!

Вынутый из голенища нож с треском вспорол плащ Альбина Врана, и раки посыпались вниз, скрипучим усатым комком. Даждьбор ухватил, сколько смог, принялся метать в настырных пиявцев, успевших вырасти в крупных змей. Остальные членистоногие расползлись с потрясающей скоростью, норовя ухватить клешнями глянцевые тёмные тушки.

А вдогонку ракам с еле слышным звоном летела яркая серебристая пыль из коробочки, данной Викардом.

— Серебришко на мелочишко! — процитировал Истерро безумного Стейси. — Будем жить со звоном, господа мрази, сколько нам ссудит Седая Дева.

Ближе к рассвету утомлённые воины стали собираться в кузне.

Земляной пол, заляпанный червяками, решили прижечь огнём. Целькона так впечатлили пиявцы, что монстр едва не спалил всю кузницу, не деля тех, кто в ней, на своих и чужих.

Стейси Ван-Свитт вздыхал и охал, глядя на потоптанных в сваре раков:

— Не сберёг, злыдень, ох, не сберёг!

— Сберёг! — огрызнулся Даждьбор, тычком отгоняя мразя от Бабника, колдовавшего над распухшей рукой. — Новых налови, жрать охота!

— Не помешало бы! — оживился Викард, вновь печалясь, что не смог разделиться. Интересно было снаружи, с омутницами биться — радость одна, дюже злобные бабы. А в кузне Бабник швырялся раками и висел на балке вниз головой! Где ещё такое увидишь?

Эрей лишь кратко взглянул на Истерро, с одобрением, как показалось монаху. Затаил улыбку в темени глаз. Маг был потрёпан, заляпан кровью, но доволен, — Истерро чувствовал! — будто решил для себя задачу, мучившую с начала похода. Спросить, как велит любопытство? Промолчать, как подсказывает осторожность? И то, и другое у Светлых в крови, что перетянет весы рассудка?

— Выходите из кузни, — приказал Эрей. — Что вы расселись в ядовитых лужах? Я устал целькона держать…

— Погодите! — подал голос Даритель. — А раков-то собрать? Я помогу!

— Конечно, поможешь! Пойдём на речку, — тотчас заскрипел Стейси Ван-Свитт, злой, что сгубили его добычу. — Тут как раз мешковина валяется. Новых наловим, норок полно. Этих, мой юный герой, кушать уже нельзя, они порчены ядовитой жижей. Раздует тебя, что руку Даждьбора, изойдёшь изнутри червями. Кольчуга не взденется на полковничью тушку!

— Славной охоты, други. Одного клешнявого сварим и торжественно Бабнику поднесём! — возликовал Викард. — Будет ему награда: орден Варёного рака!

После того как целькон выжег остатки кузницы, мрази полезли промышлять по деревне.

По подвалам добыли вина, перестоявшего пива, провяленной на солнце янтарной рыбы. Прихватили в поход картошки и репы, буряка надёргали в огороде. Даже варенье сыскалось, брусничное, его без споров отдали монаху.

— Давненько не работал я за еду! — ворчал Альбин Вран, ковыряясь в добыче. — Хоть бы ломаная ракушка закатилась под лавку!

— Да зачем им? Река кормила-поила, меняли рыбу на крупы и сало, — урезонил мразя древоид, добавляя в кучу мешочек пшена. — Я проверил общинный дом: серебришка в углы натыкать, сено сгрести, воды натаскать, и можно оставить лошадок. Авось не сожрут копытных.

К обеду мрази не поленились, выстроились вкруг колодца, мечами отсалютовали монаху, признавая в нем мракоборца. И преподнесли, как придумал Викард, на листе лопуха ярко-красный «орден», сладко пахнущий лавровым листом и незнакомыми травами.

Вручённого рака монах не сберёг: по примеру остальных вскрыл жёсткий панцирь и ножом поддел сочное мяско. Награда оказалась настолько вкусной, что он тотчас затребовал свою долю, угрожая страшными карами за непочтение к собрату по цеху.

А после, уже перед самым выходом, долго шептал, обнимался с Эльфом, уговаривал коня не буянить и вести себя хорошо, потому что монах скоро вернётся. Пегий жеребчик косил влажным глазом, смущённо фыркал другим лошадям, будто извинялся за Светлого. А Бабник всё подтаскивал сено, собранное по дальним мазанкам, пока не вмешался Викард, прихвативший друга за шкирку.

— Со всеми не напрощаешься, Бабник. Лучше уходить, не оглядываясь. Жизнь — затейница, каких поискать, выткет путь, заведёт на край светотени. Так что долгих планов не строй и пустых обещаний не раздавай.

Но Истерро всё-таки оглянулся. Украдкой, на пару мгновений. Перед тем, как спрыгнуть в пересохшую пойму. И осенил себя Единой чертой.

Чья-то тень мелькнула в деревне. Будто птица пролетела, заслонив свет крылом. Будто выпал камень из пояса Ясаны и перечеркнул белое солнце.