Вечные дети

Надежда Никитина

Произведение «Вечные дети» по жанру напоминает детектив. В одной из школ города появляется новый ученик, которого опекает странная мамаша. Почему учительнице мальчика кажется, что она уже встречалась с ним… сорок лет назад. Любопытство женщины наказывается неприятностями на работе, преследованием её семьи, похищением близкого человека. Небольшой круг лиц, втянутых в круговорот событий узнаёт, что в их лесной стороне проводился секретный эксперимент, суть которого им предстоит разгадать.

Глава 5. Вера: двойники

Я сидела на утомительном семинаре, организованном для учителей, из которых восемьдесят процентов было пенсионного и предпенсионного возраста. Каждый из них прошёл не один эксперимент в образовании, мог наперёд предсказать успех или неудачу очередного «хорошо забытого старого» и помнил многих руководящих ими «троечников» с тех времён, когда они ещё сидели за школьной партой.

Лекцию по «новым стандартам» читала нарядная старушка с обросшей стрижкой из областного управления образования. Она двигалась между рядами учителей, а её замысловатые серьги тяжело покачивались в такт утиной походке. Юбка костюма в крупных малиновых цветах висела спереди короче, чем сзади. Поскольку информационный уровень её выступления равнялся нулю, я от нечего делать рассматривала морщинистое лицо в бородавках и представляла лекторшу в просторном уютном халате, со спицами в руках и внучкой рядом. Что заставляет таких старушек упорно, из десятилетия в десятилетие внедрять чужие скороспелые гипотезы в головы скучающих практиков?!

Актовый зал ещё сохранял следы весеннего украшения, оставшегося от проводов выпускников. Как это не вязалось с пейзажем за окнами, где липа уже теряла жёлто-бурые листья! Топча листву, спешили домой освободившиеся от рабочего бремени люди, и только мы… О господи! Чем ещё занять мозг? Угораздило же меня опоздать, прийти, когда все «партизанские» места уже заняли предприимчивые и наученные жизнью коллеги! Вон Валентина Михайловна на соседнем ряду устроилась великолепно, у окна. За спинами учителей принялась переписывать номера личных дел в журнал. Среди потёртых обложек её шестого класса выделялся прямоугольник новенькой папки. От скуки я написала записку «У кого из ваших такое аккуратное личное дело? Не по нашему образцу! Покажите». Записку передали — через три минуты мне пришёл ответ вместе с документом. В ответе: «Вера Петровна! Салют! Это Аксёнов Миша, прибывший год назад. Они с мамой опять собрались уезжать. Врачи рекомендуют другой климат».

Я открыла переданное личное дело. За шесть лет обучения — три школы. Одной пастой заполнены все шесть колонок с оценками, печати разных школ стоят ровно. Наша секретарша Света — человек ответственный и держит бумаги в порядке, но её печати наезжают одна на другую и выглядят где ярче, где тусклее. А как иначе, если к тебе в очередь проштамповать стоят пять классных дам с кипой личных дел каждая?

Я осторожно коснулась плечом соседки и прошептала: «Что неймётся людям? Смотрите, сколько переездов!» Пожилая учительница начальных классов грустно закивала и шёпотом поделилась: «Я этого ребёнка не учила, но в школе встречала. Я его запомнила. Он так похож на моего бывшего ученика Ваню Смирнова! Одно лицо!»

— Сын?

— Нет, этого быть не может. Ваня утонул двадцать лет назад. В шестом классе тогда учился.

И тут на нас оглянулась завуч Галина Николаевна. Она прошипела:

— Верните чужой документ и прекратите разговоры.

На шум обернулось несколько человек, в том числе директор Людмила Матвеевна. Как назло, у меня в сумочке зазвонил телефон. Я его постоянно теряю, поэтому специально поставила громкую мелодию любимой бардовской песни. После первых гитарных аккордов в аудиторию ворвался хриплый голос, возвестивший в душном помещении: «Надоело говорить и спорить…». Учителя развеселились.

Старушка-лектор остановилась и замолчала. Я отдала назад личное дело и лихорадочно искала в сумке мобильник, но натыкалась на книгу, паспорт, компьютерные диски, ручки и кучу разной дребедени, скопившейся за неделю в моей необъятной сумочке из трёх основных и двух потайных отделений с уймой боковых кармашков (на молнии каждый).

Старушка с бородавками грустно посетовала:

— Порой удивляться приходится, кто наши учителя.

— Сколько работаем, столько и удивляемся, — отшутился физрук, вызвав новый шквал смеха.

Лекторша не поняла двусмысленности сказанного и оглянулась на директора, а та гипнотическим взглядом поедала меня. Песня продолжалась, и я, почувствовав беспомощность, стала пробираться к выходу. Я взялась за ручку двери уже тогда, когда голос из моей сумочки предложил: «На прощанье поднимай бокалы золотого терпкого вина…». Хохочущую аудиторию, похоже, вполне устраивал такой исход дела.

Я отбежала подальше от зала и почти сразу нащупала мобильник, лежавший «под рукой» — в самом ближнем кармане. Конечно, так долго звонить, зная мои отношения с телефоном, могла только дочка.

— Инга! Что стряслось? У меня же совещание!

— У тебя всю жизнь совещания! Что, совсем говорить не можешь?

— Теперь уже могу.

Я плохо представляла себе, как войду обратно. К тому же лекция шла уже два часа и, по логике, должна вот-вот закончиться. И я пошла к своему классу, прижав плечом к уху мобильник и шаря в сумке — теперь уже в поисках ключа. Про ключ я забыла с первых же слов рассказа Инги, поэтому пальцы «на автомате» вынули связку со дна сумки, отобрали нужный и открыли дверь.

— Ему лет сорок. Зовут Николаем Барковым. Живёт с женой и матерью. Родился он здесь, но когда ему было полгода, отец получил новое назначение. Семья переезжала и попала в автокатастрофу. При этом погибли отец и старший сын. Тело сына отдали на захоронение в закрытом гробу, сказали, что от него мало что осталось и смотреть родственникам на это нельзя. Мама, ты меня слушаешь?

— Да. У Сергея Баркова перед отъездом действительно родился младший брат. Они уехали, но об аварии никто не слышал.

— Ты что, знала Сергея?

— Мы росли вместе. Дружили до третьего класса. Потом стали стесняться насмешек. А в конце четвёртого их семья уехала. Значит, Сергей погиб? Как жалко!

— Об этом и разговор. Мать Николая на похоронах очень плакала и просила открыть гроб. Она не поверила в смерть старшего сына. Он был любимцем отца, очень был на него похож. От младшего сына внуков она не дождалась, к старости стала проситься жить обратно в наш город. Они купили домик на окраине под дачу. Приезжают на лето, на выходные. Этой осенью мать сидела у окна и увидела мальчика, как две капли воды похожего на Сергея. Он, Николай, видел фотографии отца и старшего брата, встречал мальчика и готов подтвердить слова матери.

— Но фамилии и имена у мальчиков разные? Уж не о Белкине ли идёт речь?

— Да. Мать Николая уверена, что произошла трагическая ошибка, что Сергея вылечили, отдали на усыновление, что у него родился ребёнок, который сейчас ходит по городу под другой фамилией. Николай считает некорректным обращаться к матери ребёнка, поэтому хотел бы осторожно узнать о мальчике всё, что можно. Ему известно, что ребёнок в твоём классе. Но сам Николай бывает здесь наездами, с тобой всё никак не пересечётся, в школу посторонних не пускают, а папа запретил ему звонить к нам домой. Случайно он вышел на меня. Мы сейчас сидим в кафе. Что ему ответить?

Конец ознакомительного фрагмента.