Укрепление Грозное – город Воинской Славы Грозный. 1818–2020

Муслим Махмедгириевич Мурдалов

Родной и любимый город, тебе перевалило за 200, и от сердца тебя любящий пишу строки твоей истории. Хотелось бы написать много слов лично от себя, но мне кажется, что исторические документы не менее выразительны, и не менее драматично передадут время, эпоху, образы людей, события, особенно для умеющих не только читать, но и понимать.

Составитель Муслим Махмедгириевич Мурдалов

Набор текста Джабраил Муслимович Мурдалов

Набор текста Микаил Муслимович Мурдалов

ISBN 978-5-0051-4441-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается

Главе Чеченской Республики Рамзану Ахматовичу Кадырову.

В знак огромной признательности за восстановление города Грозный!

Вступительное слово

Уже несколько лет были готовы материалы для этой книги, очень хотелось, чтобы читатель ее увидел к 200-летнему юбилею города Грозного, но не было спонсоров, а мои личные финансовые возможности в большинстве своем тратились на архивные экспедиции в Москву и Петербург. Но менее интересным информационный материал, включенный в состав этого сборника не стал, многие документы еще не были в научном и общественном обороте. Мне еще не было 10 лет как я стал полноценным грозненцем, учился в 12-й средней школе по Первомайской улице. С января 1981 года окунулся в городскую жизнь. Первые недели я очень скучал по родному селу и матери, но боялся отца. Как-то в начале Грозный мне не очень приглянулся, зимой Грозный был очень грязным, особенно на нашей улице Краснознаменная — превращалась в будние дни в громадные лужи. Но весной Грозный чудесным образом преображался в цветущий сад фруктовых деревьев и цветов. А летом Грозный 80-х годов становился бесподобно красивым. я очень любил посещать Детскую библиотеку имени Гайдара, с моим запасом детского любопытства я обошел все кинотеатры, зоопарки и потихоньку начал становиться грозненским пацаном. В школе у меня не складывались отношения с учителями, особенно с учительницей математики, так как на ее уроке я всегда читал художественные книжки, оборачивая их обложкой учебника математики. На чеченском языке в нашей школе практически никто не говорил, по этому поводу у меня часто возникали конфликты с ровесниками, так как я плохо знал русский язык, да и те чеченцы, которые разговаривали на нашем языке тоже меня не взлюбили из-за горно-аккинского диалекта, который похож на ингушский язык. Так или иначе мое знакомство с Грозным в первые месяцы не обошлось без синяков, ссадин и ушибов. Грозный 80-х предстал перед моими глазами промышленной пахнущей нефтью и гулким как землетрясение работающим прессом на заводе «Красный молот». Но атмосфера мира и дружелюбия присутствовало какая-то неземная. Много тысяч людей разных национальностей, вероисповедания жили достаточно в дружелюбной и даже романтической обстановке, можно не считать изредка возникавшие бытовые конфликты. Нередко в свой адрес я слышал разговаривая с братом или другом на чеченском недовольные голоса старушек, которые советовали на «нормальном» языке, но и я в долгу не оставался, таких слачаев были единицы. Я очень любил ходить в парк Кирова, кататься на лодках — было моим самым любимым занятием. А летом я уезжал в любимый и родной Шалажи, рядом с нашим домом, стояли два пионер-лагеря: «Рассвет» и «Раздолье» куда приезжали тысячи детей из Грозного. Так что и летом будучи в родном селе продолжалась моя грозненская жизнь, и мне много интересного хотелось бы еще вам рассказать о своей грозненской жизни, но эта книга состоит из исторических материалов, многие из которых уникальны. Здесь рассказывается о основании города Грозного, о событиях, о людях, которые жили и которые приезжали в Грозный. Весь комплекс исторических документов о Грозном, конечно включить в этот сборник не смогу, на это уйдет 10 томов. Прежде чем приступить к верстке этой книги мною был сначала собран, а потом и изучен почти все опубликованные материалы о Грозном. Приведены уникальные планы-схемы города, и скорее всего свою научную работу и практически и теоретически я буду строить на основе архивных документах о Грозном. Хотелось бы сказать несколько слов благодарности о людях, которые помогали мне в исследовательских поездках по России и ближнего зарубежья: Ислам Дадаев, Канта Ибрагимов, Алимхан Алгириев, Муслим Умалатов, Абдула Аронович Алаудинов.

Сегодня город Грозный занимает достойное место среди самых красивейших городов не только Северного Кавказа, России, но и ближнего зарубежья. Современная архитектура, красивейшие дома, скверы, парки, особенно много цветов, деревьев. Грозный восстановился после двух тяжелейших военных конфликтов, основная часть бомб и снарядов падало на родной Грозный. К моему величайшему удовольствию в 2007 году мне удалось участвовать в восстановлении поселка «Иподромный» и 23-го мая 2007 мне было присвоено почетное звание «заслуженный строитель Чеченской Республики» за подписью Президента Р. А. Кадырова.

Как человек выросший в городе Грозном могу твердо заявить, что сегодня Грозный действительно красивый город и даже «Город-Сад». В 80-х Грозный представлял из себя громадный рабочий поселок и вряд ли ему удалось бы «вылупиться из рабочей спецовки», но а сегодня в 2020 году Грозный смело является равным среди достойных.

Мурдалов Муслим Махмедгириевич — научный сотрудник КНИИ (РАН) им. Х. И. Ибрагимова, главный библиотекарь Национальной Библиотеки ЧР им. А. А. Айдамирова, Военно-Историческое общество РФ по ЧР, общественный совет при Министерстве Культуры ЧР.

Письма генералов и императорского двора

РГВИА ф. 1, оп. 1, дело 3314.

№3793—1 отд: Начальнику Главного штаба Его Императорского величества господину генерал-лейтенанту кавалеру князю Волконскому. От начальника 19-пехотной дивизии генерал-майора Дельпоццо. Рапорт от 27 июня 1817 года.

Завтрашнего числа переправляюсь к отряду войск, находящемуся уже за Тереком и вместе с оным пойду на Сунджу для построения крепости против чеченцев. Отряд составляют шесть Гренадерских рот, 700 казаков, два полевых и четыре конно-артиллерийских орудия. Надеюсь что успею пригласить Ингуш и Тагаурских осетин действовать соединённо с войсками нашими против чеченцев. Если бы сии разбойники стали приветствовать к начатию предположенной для них обузданности. Очем Вашему Сиятельству долгом поставляю донести Июня 27 дня 1817 года. Моздок. Генерал-майор Дельпоццо.

Командующему на Кавказской линии генерал-майору Дельпоццо. Санкт-Петербург. 20 июня 1817 года, №27.

По Высочайшему повелению прошу ваше превосходительство доставить ко мне на эстафете копии с данных вам наставлений генерал-лейтенантом Ермоловым, для экспедиции, как на реку Сунджу, так и в других местах Горскими народами занимаемые, причем обязываюсь присовокупить, что его императорское величество высочайше соизволил одобрить Ваши действия в землях Кумыцких. подпись: Волконский.

Начальнику Главного штаба Его Императорского величества господину генерал-лейтенанту кавалеру князю Волконскому. К сведению 21 августа 1817 года. Рапорт.

Сейчас получил секретное предписание Вашего Сиятельства от 28-го июня №27 и спешу донести что наставления от Корпусного командира генерала-лейтенанта Ермолова для экспедиции на Сунджу и в другие места горскими народами занимаемые, я не имею кроме предписания и лично изъявленной воли Его построить крепость на Сундже, которая была бы началом преднамереваемого заграждения. Чеченцам вторгаться хищнически в границы губернии, как усмотрите Ваше Сиятельство и из представляемого при сем в копии другого предписания его сей час мною полученного от 15-го июня №2055 — три недели; как с отрядом пришел на назначенный пункт, укрепил лагерь, приступил к заготовлению фуража, для войск долженствуемых остаться в сей крепости дабы они во всем обеспечены в зимнее время со стороны чеченцов, и вместе с тем начал постройку оной; но по сие время не видал еще ни одного чеченца. Подлецы сии трепещут воздаяния за сделанные ими злодеяния, не смеют ни где появиться и не знают что делать. Я приказал командиру 16-го Егерского полка двинуться с другим отрядом к урочищу Белый Камень называемому, тридцатью верстами ниже занятого мною пункта, чтобы сею диверсиею отнять у разбойников оставленной ими хлеб и заготовленное Село. Ужас усугубился более в хищническом народе; но я ни шагу не сделаю за Сунжу, устрою крепость поселю Карабулаков при оной, притесняемых от Чеченцов, и между тем полагаю, что с помощью Божьей без потери в людях за собственной Чеченской хлеб и сена получу несколько своих пленных, — Польза отечества, спокойствие здешняго края, благо народов — Суть неизменяемые правила для моего руководствования. Генерал-майор Дельпоццо. №782 июля 24 дня 1817 года. Лагерь на Сундже близ Горячих Вод.

Господину Генерал-майору Дельпоццо.

Рапорт Вашего Превосходительства об освобождении майора Швецова получил, вместе со всеми войсками приношу мою благодарность за неусыпное старание, которое ваше превосходительство прилагали дабы возвратить сего достойного офицера. Поставленное сделанное Вами с кумыкскими владельцами нахожу весьма полезным хотя не совсем верю, чтобы они его удержали, ибо давшие связи и взаимные выгоды трудно разорвать, когда отдаление препятствует иметь беспрерывный и неослабный надзор. — Таковые были сделаны прежде и всегда были нарушаемы. С нашей стороны не взыскивалось за преступление оных и тем более ободрялась дерзость. — Начертанный Вашим Превосходительством план о походе на Сунжу и предместником моим Генералом от инфантерии Аишевым оставленный до удобнейшего времени и я равно отлагаю до окончания дел моих в Персии и моего возвращения. С сим непосредственно имеют связь и другие обстоятельства, требующие моего в Грузии присутствия, а потому и поручаю Вашему Превосходительству ни чего против Чеченцов не предпринимать. Крепость же на Сунже, о которой сообщал я прежде и словесно объяснялся с Вашим Превосходительством, непременно заложилось, что полагаю вами учинено. Присем случае я ожидаю, что чеченцы будут стараться препятствовать и быть может, что дойдет до драки, но как сие крепостца не в самом близком от них расстоянии, то и не предполагаю ничего важного на сей раз. — Весьма необычное для Андреевцов и Костюковцов дело, уплачивать большие суммы за преступления на их земле сделанных, что до селе делалось безнаказанно, то потому и надеюсь я, что заплатя за выкуп майора Швецова будут они благоразумнее. — Андреевцы, как вы уведомляете, просили оставить у них часть казаков, я благодарю весьма что не оставили, ибо в таком сильном народе надобно иметь то, чтобы вселяло в них уважения и некоторой страх. Есть ли они еще вызовутся с тем же желанием, прошу не отказывать, но сказать что вы на это истребуете позволения начальства. Со временем нам нужно будет устроить там крепость. О сем нужно внушать им что с тем вместе связаны собственные их выгоды, безопасность и свобода торговли. — Дошли до меня слухи, что в Кабарде зараза. Прошу Ваше Превосходительство, пользуясь сим случаем, подтвердить им имели вашего о сделанном им мною предложения чтобы они выселишь на равнину, где гораздо удобное им будет или предостеречься от язвы или по крайней мере истреблять оную. — Я писал о том духовному управляющему кабардинцами и особенно имеющему, большое на них влияние подполковнику князю Кучуку Дженхотову, коего сын теперь со мною. Прошу Ваше Превосходительство внушить им от себя, что я к возвращению моему ожидаю начала исполнения доброго моего им совета, а то невнемлющих умею я заставлять разными способами. Сего непременно надобно хотя со временем достигнуть. Уведомит меня Ваше Превосходительство, будут ли с войсками нашими при заложении на Сунже. Крепостцы, Ингушевцы, Гачаурцы, и Карабулакцы, которые о том особенно просили, и довольными они сам учреждением. Надобно чтобы когда придем мы на Сунжу, хотя правой фланг наш составляли сии народы Чеченцам неприязненные. Для нас немалая помощь. Подлинное подписал Генерал-лейтенант Ермолов. 80 верст за Тавризом в Персии. №2055. От 15 июня 1817 год.

К столетию Грозного. Где был аул Атага

«Терское эхо» №67, 1910 г.

Прошлый раз я указал, что, несмотря на принятые Ермоловым меры, без крови не обошлось на берегах Сунжи. Нападения на притеречные селения и станицы, пленения русских поселенцев, чтобы торговать затем их головами, слишком были выгодны для чеченцев, слишком пленили их, чтобы от них можно было отказаться. Нужны были годы тяжелых испытаний, реки крови и море слез, чтобы вырвать у привыкшего к безотчетной свободе населения решения приняться за мирные труды и хозяйственные занятия. Сначала войну открыли деление чеченцы, из-за Хан-Кале, ближние сохраняли вид дружественности; затем и вторые присоединились к первым. «В производстве работ», говорит Ермолов: «сколько могли, чеченцы делали препятствия. Нередко случалось, что солдаты, оставляли шанцевый инструмент, тут же брали ружья и отражали нападение». Через Сунжу принуждены были устроить переправу, а на правой стороне воздвигнуть укрепление; тогда только чеченцы правого берега стали менее переправляться на левый и мешать работам. Постройка правобережного укрепления и устройство переправы подействовало на немирных чеченцев так, что все ближайшие к Хан-Кале селения, — читаем мы у Ермолова, — или те, к коим полагали они, что войска удобнее пройти могут, вывезли лучшее свое имущество, а их жены и дети оставались в таком положении, чтобы при первой тревоге удалиться в ближайшие леса, где приготовлены были шалаши. На хлеб, который, который, по боязни, не собирали, и уже в летнее время чувствуешь был в оном недостаток». Первое формальное столкновение произошло 4 августа 1818 г. К тому времени к немирным чеченцам пришли на помощь лезгины. Транспорт сопровождался одною ротою пехоты с пушкою и несколькими казаками. Ермолову было заранее дано знать о готовящемся нападении, и он на встречу транспорту послал часть войска, а затем, когда из крепости замечено было движение неприятеля в больших силах, то выступил с войском и начальник корпусного штаба полковник Вельяминов. Неприятельская конница успела уже переправиться через Сунжу и пуститься на транспорт, пехота поспешила за нею, когда были замечены войска идущие из Грозной. Увидев их, чеченская конница бросилась к своей пехоте, а последняя пошла на русских. «В сей день чеченцы», говорит Ермолов: «дрались необычайно смело; ибо, хотя не долго, могли, однако же, они стоят на открытом поле и под картечными выстрелами; но когда полковник Вельяминов приказал войскам идти поспешнее к деревне Атага (была у нынешней Тыртовой рощи), куда бросилась неприятельская конница, как приметно к переправе, ибо известен был в сем месте хороший брод, то чеченская пехота обратилась в бегство в величайшем беспорядке. На переправе происходило замешательство, и не мало людей утонуло». В этой же битве русские проявили и то обычное великодушие, которое впоследствии значительно содействовало смягчению закипевшей борьбы, давая возможность нежелающим избегать кровавых ужасов борьбы и ее последствий. «Полковник Вельяминов, — продолжает Ермолов, — мог их стеснять в селении Атага и артиллерии удобно было действовать с большим успехом; но жители селения сего, нам покорные и неучаствовавшие в предприятии чеченцев, выбежали к нему на встречу прося пощады. Он не мог не исполнить их просьбы». Не мог не исполнить, это, конечно, согласно мировоззрения Ермолова. Так, при начавшихся столкновениях русской власти с чеченцами, Сунжа в первый раз окрасилась кровью. 4 Августа 1918 г. этому будет сто лет. Подпись: Георгий Ткачев.

Из боевой жизни А. П. Ермолова на Кавказе в 1818, 1819 и 1820 годах

«Кавказский Сборник» Том XIX, Тифлис. 1898 г.

В мае месяце 1818 года на реке Сунже был сформирован отряд из 7000 пехоты, казаков и артиллерии, под личным наблюдением главнокомандующего кавказским корпусом, А. П. Ермолова. Подвинувшись верст на двадцать от р. Терека по берегу р. Сунжи и избрав место для постройки крепости, отряд остановился лагерем близ ханкальского ущелья, на равнине у подошвы гор, заселенных чеченцами, сильно нам враждебными. В этом-то месте А. П. заложил крепость и назвал ее Грозною. Постройка крепости, о шести бастионах, поручена была обер-квартирмейстеру кавказского корпуса подполковнику Евстафию Ивановичу Верховскому, а в помощь ему Ермолов назначил артиллерийского прапорщика Цылова, бывшего у него постоянным ординарцем.

Построение крепости началось немедленно, но успеху работ много мешал неприятель, подскакивая со стороны ханкальского ущелья к нашим аванпостам и беспокоя их ружейными выстрелами. Для прекращения этих нападений Алексей Петрович приказал вырубить лес в ущельи на две версты, и неприятель лишен был возможности подходить к нам невидимкой. Солдаты работали весело, молодцами, постоянно с песнями, и каждый день получали винные порции. Возвращаясь с работ, они всякий раз проходили с песнями мимо ставки Алексея Петровича, находившейся в ста саженях от закладываемой крепости. Случилось как-то, что маркитант опоздал привезти водку и солдатики два дня оставались без своего нектара. Не зная, чему приписать это и не желая оставаться без водки, они задумали затянуть перед ставкой главнокомандующего известную им песню:

«Говорят умней они,

Но что слышу от любова —

Жомини да Жомини,

А об водке ни полслова!» и т. д.

Алексей Петрович расхохотался и сказал: «экие мошенники! Дать им по две порции разом», что и было исполнено в тот же вечер, с прибытием транспорта и маркитанта. Транспорт такой назывался «оказией»; с ним доставлялась провизия, высочайшие приказы, газеты, журналы и письма.

Во время постройки крепости Грозной обязанность рекогносцировки лежала на сотнике Ф. Он каждую ночь с отрядом казаков делал разъезд, а на другой день утром являлся к Алексею Петровичу с рапортом, что видел и что узнал. Однажды, в то самое время как отряд возвращался с разъезда, Алексей Петрович вышел из своей ставки и заметил, что при отряде сотника Ф. не было, а между тем в определенное время он с рапортом явился.

— Знаешь, брат — сказал ему Ермолов — какой у тебя скверный денщик: ты только что отправишься в разъезд, а он тотчас ляжет спать на твою койку, да и хранит! Я когда-нибудь прикажу хорошенько вздуть его ногайками, чтоб он не смел ложиться на койку барина, когда барин бывает в разъезде.

Вслед за этим иносказательным замечанием Алексей Петрович уж напрямик отправил Ф. под арест и прибавил грозно: «если я еще раз узнаю, что ты так исполняешь свою обязанность, то велю тебя, вместо расстрелянии, закопать живого в землю!»

В крепости Грозной была выстроена и землянка для Алексея Петровича, в память которого она существует и доныне. В октябре месяце постройка крепости была окончена и были доставлены уже крепостные пушки для ее вооружения. Алексей Петрович приказал отряду удалых казаков, в числе 50-ти человек, одну из привезенных пушек, в сумерках, поставить в 200 саженях от крепости и, окружив ее, не двигаться с места до тех пор, пока из крепости не будет пущена ракета. Между тем 6 батарейных орудий бригады полковника Базилевича были поставлены на гласисе крепости, заряженные картечью и наведенные на то место, на котором приказано было отряду казаков остановиться со взятым ими орудием. Никто из нас не знал причины и цели распоряжения Алексея Петровича. На рассвете неприятель, завидя с гор малый отряд казаков, удаленных от крепости, с гиком бросился на него. В это мгновение взвилась ракета и казаки, обрубив постройки, поскакали с орудийными лошадьми к стоящему за крепостью батальону Кабардинского пехотного полка, а орудие оставили на месте. Чеченцы, в числе 500 человек, не видя никакого преследования, спешились и начали тащить пушку. В это время 6 батарейных орудий произвели залп картечью, от которой неприятель потерял убитыми 40 человек, оставил тяжелую пушку на месте и, не успев убрать убитых, еле-еле ускакал в горы, преследуемый батальоном пехоты и отрядом казаков. Пехота на себе привезла орудие в крепость и тем дело кончалось. Хитрость эту, увенчавшуюся блистательным успехом, Алексей Петрович употребил в дело для наказания чеченцев, которые беспрестанно беспокоили нас своими наездами и выстрелами при построении крепости. Проученные чеченцы, долго не покушались более нападать на крепость, сделавшуюся действительно для них грозною.

Через несколько времени, именно 25-го октября 1818 года, А. П., оставя в Грозной приличный гарнизон, повел отряд, в числе 5000 человек пехоты, казаков и артиллерии, под личным своим предводительством в Дагестан, для усмирения лезгин, взбунтовавшегося там против своего владетеля Шамхала Тарковского, всегда мирного и верного слуги Государю Императору и России. Шамхал имел чин нашего генерал-лейтенанта и проживал в своей резиденции, в городе Тарках, стоящем на горе, в пяти верстах от берега Каспийского моря. По прибытии нашего отряда в Тарки, наступил проливной дождь, который не переставал лить целую неделю, так что решительно препятствовал дальнейшему походу, и отряд испытал на деле пословицу: «сиди у моря да жди погоды». По грязной, гористой и незнакомой дороге тянулся транспорт с снарядами и провиантом и, терпя много бедствий от ненастной погоды, не мог прибыть к отряду вовремя, и наконец, 9-го ноября, в 25-ти верстах от г. Тарки решительно остановился, заметенный снегом, который в тот день буквально на аршин покрыл землю. В ночь на 10-е число об этом дано было знать главнокомандующему через одного туземца. Очищением дороге в Дагестане для удобного туземца. Очищением дороге в Дагестане для удобного проезда по горам артиллерии занимался я, и потому Алексей Петрович, потребовав меня к себе, приказал, с 400-ми жителей города, прочищать всю дорогу от снега навстречу транспорту, начиная от Тарков. Я взял с собой в проводники того самого туземца, который привез неприятное известие об остановке транспорта, и с толпою туземцев, снабженных набранными в городе кое-какими лопатами, около полудня принялся за исполнение приказания главнокомандующего.

В июне месяце 1819 года главнокомандующий, желая окончательно восстановить покорность в Дагестане, под личным своим предводительством вторично собрал прошлогодний отряд, усиленный Куринским и 8-м Егерским полками. По трудному пути, преодолевая все преграды, отряд добрался до деревни Андреевской, в которую русская нога до тех пор не вступала повелительницей. 18-го июня 1819 года на горе близ этой деревни заложена крепость, с блокгаузами, которую Алексей Петрович назвал «Внезапная». Стены крепости были возведены из сырого кирпича, руками солдат; они же приготовляли и самый кирпич из глины, смешанной с соломенною трухою или, как туземцы называют, с саманом.

Во время постройки крепости Внезапной наш отряд окружала цепь рядовых, а ночью выставляясь и другая цепь, называемая секретною, в которой часовые стояли друг от друга в 20-ти саженях и потом ложились на землю по два в ряд. Это правило осторожности соблюдалось во все время похода и при каждой дневке. В отряде, как выше сказано, находился 8-й Егерский полк, состоявший большею частью из молодых солдат. Этим полком командовал бывший адъютант графа Ланжерона в 1812 году полковник Шульц, молодой, образованный и красивый воин, всеми любимый и уважаемый. Он следовал с полком. Не доходя Андреевской деревни за 40 или 50 верст, Алексей Петрович, изыскивая местность, удобную для постройки на ней крепости, остановил отряд на дневку и, зная молодость солдат 8-го Егерского полка, поехал ночью осмотреть, исправно ли размещена цепь. Заметив, что некоторые солдаты в секретной цепи спят, он пригласил к себе утром рано командира полка Шульца и сделал ему замечание насчет сопливости его солдат. Это замечание сильно подействовало на самолюбие Шульца, и он на другую ночь, пред выступлением отряда после дневки, лично поехал осматривать секретную цепь, взяв с собою батальонного командира майора Ганемана. Едучи верхом перед цепью, они разговаривали между собою по-немецки. Лежащий в секрете рядовой его полка, малороссиянин Яценко, предполагая в темноте, что едут неприятели, сделал из ружья выстрел, которым ранил в пах своего полкового командира. По сделанному выстрелу отряд встрепенулся и закричали «к ружью!» В мгновение ока отряд двинулся к цепи по направлению к выстрелу. Майор Ганеман тут же донес Алексею Петровичу о случившемся, и раненого Шульца, по приказанию Алексея Петровича.

Шимановский Н. В. «Арест Грибоедова». 1825 год

…Ударили подъем, и мы пошли в крепость Грозную. Погода сделалась сумрачная, да и на душе было невесело; давило какое-то предчувствие.

Подойдя к Шульцову кургану (а теперь называется Ермоловским; это, кажется, в 4-х или в 3-х верстах от крепости), мы согласились поехать вперед отряда. Талызин, Сергей Ермолов и я, пригласивши с собой фельдъегеря, пустились на рысях и прямо к дому коменданта крепости Грозной. Алексей Петрович сидел за большим столом и, как теперь помню, раскладывал пасьянс. Сбоку возле него сидел с трубкою Грибоедов. Когда мы доложили, что прибыли и привезли фельдъегеря, генерал немедленно приказал позвать его к себе. Уклонский вынул из сумки один тонкий конверт от начальника главного штаба Дибича. Генерал разорвал конверт; бумага заключала в себе несколько строк, но когда он читал, Талызин прошел сзади кресел и поймал на глаз фамилию Грибоедова. Алексей Петрович, пробежавши быстро бумагу, положил в боковой карман сюртука и застегнулся. Потом он начал расспрашивать Уклонского о событиях в Петербурге. Очень толково и последовательно рассказывал Уклонский. Я не обратил внимания на Грибоедова; но Талызин мне после сказывал, что он сделался бледен, как полотно. Так как это было зимой, то мы были в черкесках и полушубках. Я вышел, чтобы узнать, где наша квартира, которая была отведена на нас четверых почти что рядом, в офицерском флигеле: мне, подполковнику Жихареву, Сергею Ермолову и Грибоедову. Это была квартира капитана Козловского (после дослужившегося до чина полного генерала, Викентия Михайловича, бывшего председателем кавказских вечеров в Петербурге).

В сенях встретил я Талызина, который отдавал приказание одному из ординарцев генерала, уряднику кавказского казачьего полка Рассветаеву, чтобы он скакал в обоз, отыскал арбу Грибоедова и Шимановского и чтобы гнал в крепость. Я спросил его по-французски: на что это? Талызин отвечал: «После скажу!».

Когда я возвратился к А. П. Ермолову, снявши свой полушубок, то Грибоедова не было в комнате. Он выходил куда-то, но скоро возвратился, был, по-видимому, покоен и слушал рассказы Уклонского, который назвал много арестованных. Приказано было подавать ужин, к которому генерал велел пригласить прибывшего перед тем дежурного по отряду артиллерии полковника Мищенка, приехавшего с донесением, что голова колонны прибыла и расположена бивуаком около крепости, а равно и фельдъегеря Уклонского. Походный ужин незатейлив: два блюда; стало быть, он недолго продолжался, но россказни Уклонского заставили просидеть за столом лишнее время, а может быть и нужно было продлить ужин и для других целей. Генерал после ужина сиживал за столом всегда подолгу; тут бывали разные шутки, россказни и анекдоты; но на сей раз ничего подобного не было, и когда мы встали и люди убрали посуду, то генерал, обратившись ко всем, сказал: «Господа, вы с походу, вероятно, спать хотите, то покойной ночи!» Все стали расходиться…

Записки Энгельгардта 1827 год

Рукопись хранится РГБ ОР ф. Муз, шифр М. 10863/3

Ваше превосходительство! Милостивый государь. Возвращение поручика Цуцу к своему семейству не только образовало здешних чеченских фамилий, даже и кумык. Я уже выступил с отрядом как получил сие сведение в Гудермесе, приятно мне было слышать с каким восторгом, горцы хвалили вашего Превосходительства справедливость, давши старику свободу, которой по общенародному уверению ничем Нашему правительству не был виновным; но по донесению злых людей пало подозрение и зато был заключен. Увольнение Цуцы из Крепостного Ареста даже и мне сделало более доверие у горских Народов. Со мной находился в отряде молодой Князь Кучук Турлов, и почетной уздень Мамакай. По прибытии моем в Аксай, услышал Турлов, что непокорные Гумбетовцы с тремя значками увеличивали партию Нух-Хана и Бейбулата; князь Кучук Турлов тотчас отправил своего человека и писал им, что он находится со мною в отряде, чтобы они прибыли с покорностью принять присягу на верность подданства Государю Императору, на что от них получил в ответ что из почетных стариков никого налицо не имеется, а они сейчас посылают нарочного к Гумбетовцам вызвать таковых не предпринимая ничего против Российского правительства. По прибытии старшин и удостоверении о существовании наследников покойного их князя возвратятся домой, и действительно они не были в числе тех, которые сделали набег на Брагуны и Червленное. Несколько дней после того прибыл Гумбетовский Кадий с стариками в покорную деревню Гребенчуки, прошли свидания с князем, то имея доказательство приверженности Народа к Турлову и его к Нашему Правительству, я решился отпустить туда с Мамакаем. Гумбетовцы крайне обрадованы его видеть до последних обещании получится, поехали обратно собирать народ и я ожидаю от них Аманатов, и депутатов в Грозной.

Прибыл я в Андреев, где находилось несколько аманатов из тех Гумбетовских деревень которые в бытность Вашего превосходительства покорились. Возделанному возмущению в горах и по слухам участие в оном якобы и Гумбетовцы майор Балашов находил нужным аманатов сих содержать под строгим караулом, то они полагали, когда я прибыл в Андреев, что возложу на них какое взыскание, как сие прежде водилось. Послав за Гумбетовским аманатом, у которого отец тогда находился в сей деревне, для удостоверения, что ни один из их деревни не увеличивал партию Нух-Хана. Аманат прибыв ко мне с немалою робостью, когда я его спрашивал, знает ли он покойного Князя Турлова, отвечал что помнит. Я приказал ему сына Турлова отыскать, в Кругу князей бывших у меня оглянувши по сходству лица узнав, бросился к его ногам целовал руки и ночи и со слезами прибежал ко мне, благодарить и во всем оказал необыкновенную радость. Два мальчика из деревень Турлову принадлежащих находились тот в аманатах были приведены, которые уже слышали, что Турлов прибыл со мною, вошли в комнату и бросились детскими своими объятиями к молодому князю Кучуку.

Не могу описать моих чувств, видевши таковые объяснения и привязанности к своему владельцу, я более удостоверился в достоинстве покойного Турлова, так и в невинности его; ибо народ в продолжении нескольких лет был предоставлен собственному своему управлению, считая себя вольным никому неподвластным, и добровольно с одной привязанности к старому владельцу приняли с восторгом сына покойного Кучука начальником. Я аманата оставил в бытность мою в Андрееве в прислуге Турлова, при выезде моем он пришел к майору Балашеву спрашивать где мне теперь прикажет находиться, так как наш князь уезжает. Старой аманатской хозяин объяснил мне свою благодарность, уверив что он ожидал по прибытии моем неприятности, но напротив был обрадован, что его сын мог быть первым услужить князю Турлову; в прежнее время при таковой суматохи как ныне аманат был бы жертвой, и посему все деревни обратились бы в непокорные. Но я удостоверил его, что имею достаточно силы наказать непокорных, а не нуждаюсь в одном мальчике, считающийся аманатом достаточным залогом в верности целой деревни; а я их считаю как залог расположения правительства к деревни, и потому ежели вся деревня выходит из повиновения, то возвращаю аманата и накажу строго оную.

Аманатского Хозяина обязанности было мне объявить оно благоприятно нам поведении так учинений, князья сделают преступление (?) могли узнать виновного взыскать и объяснить учителей покорных и благодарных, к тому получат от меня для исполнения приказания. Князья Андреевские и Аксаевские, после сего меня уверяли, что они полагают будто я издревле имею сведение с их обычаями, что те меры принятые доказывают, что я умею по нравственности их привязать к правительству, что доказывает вышеназванное объяснение, но чтобы пользоваться сего народа расположением и исполнять желание Вашего Превосходительства, я предлагал им участвовать со мною все старые кровомщение, что они называют канлы уничтожить, и имел удовольствие сделать несколько замерений, дав им пример и поставил в обязанность князьям, владельцам, кадиям, и муллам, узнавать где таковые имеются, что бы они по-своему обряду оные замиряли, а о успехах мне доносили. Чеченцам я поставил сии Кумыкские добродетели в пример, и как они ревнуют с кумыками в расположении моем то я имею удовольствие Вашему превосходительству донести, что и у них по времени канлы будут уничтожены.

За оказанные усердии князя Кучука Турлова который при объявлении желания Гумбетовцев, принесть присягу на верноподданство, дарил всем деревням. Прежние следуемые ему недоимки по 1826 год; я осмеливаюсь испросить для него у Вашего Превосходительства наградить его хорошими золотыми часами, также и сам узденья Мамакая, которого я употреблял и по влиянию на горских народов доверия к нему, мне оказывает вешние услуги и читаю обеих достойными к награждению.

В сем походе для узнания предпринятий противников наших израсходовал более ста рублей серебром, которые в отчетностях показаны будут. С помощью денег я без выстрела рассеил партии противников. Я многих Мичиковских приобретаю к покорности России, ибо при всех усердиях, интерес сего народа есть немало важной талисман, и дабы я и впредь мог удачно действовать, представляю Вашему Превосходительству к добавлению прежнего моего предоставления к наградам, тех которые достойны особого внимания Вашего Превосходительства, присовокупляю к покорнейшей просьбе не оставить без начальнического вашего внимания и представление о наградах в бытность вашу в крепости Грозной; в оном же стихе не были включены заслуживающие внимания начальства в Кумыкских землях, потому и таковой список при рапорте за №1576 прилагаю.

На самой вершине реки Аргуна есть 6 деревень фамилии Аргуны, хотя считаются нам покорными, но по дальнему расстоянию, и по крепким местам, мы на них большего влияния не можем иметь, но их кадий Юсуп был у меня в Андрееве, и принял от тамошних народов новое удостоверение к покорности которое я Вашему Превосходительству при сем в оригинале прилагаю. В окружности сих деревень есть покорные деревни, которые имеют между собою присягу; другие имеют жительство в подошвах Снеговых Гор, а иные живут между оных по мелким раздробленным деревням, я предварительно наградил кадию Юсупа 13-ть серебром, за обещание его покорить и в тех местах сказанные деревни, обещая ему за прежнее его усердие представить начальству к награждению, осмеливаюсь покорнейше просить вашего Превосходительства о награде сего Кадия Юсупа сукном, парчи на бешмет и несколько цевок серебра, для обкладки, ибо сей почтенной старик может в сказанных снеговых горах нам быть полезным. С истинным моим Высокопочитанием и совершенною преданностью я имею честь быть навсегда. Вашего Превосходительства Милостивый Государь Всепокорнейший слуга Евстафий Энгельгардт. Декабря 1-го дня 1827 года. Крепость Грозная.

Стр. 4…Ваше превосходительство! Милостивый государь. Препровождая Вашему превосходительству при рапорте №1736 присяжные листы деревень в горах вновь попортившихся; и еще имею на виду, что и другие желают покориться, и потому мало останется в горах значительных деревень непокорных; а более тех разброшенных по прежним тревогам. Осмеливаюсь всепокорнейше просить не оставить милостивым вашим вниманием: Мулл, поверенных сих деревень, и свидетелей, которые были при присяге; наградить их. Тем более я к сему нахожу причиною просить Вашего Превосходительства, что Шамхал по слабости своей, и по большому состоянию разбрасывает деньги, как изъясняю в рапорте моем за №1733, что чрез таковое Его обращение с ними, как они жадничают к интересу, заметить а в народе нету ревность и скорость в исполнении как было прежде. Притом увеличиваются слухи о разрыве с Турецкой портою, то оной причиняют всякой снисхождением делаемым им от нас, потому, что Россия должна иметь в одно время с двумя неприятелями дело; при всем тем, я имею надежды, ежели чего особенно не случится, удержать ныне покорных горцев от всякого неприязненного предприятия. Подозрительно мне только соседство Нух-Хана, который ожидает своего сына обратно из Анапа, куда он проехал при всей верности к нам Кабардицев и Карачаевцев, когда он возвратится будучи напитан неприязненным духом Паши с помощью его денег, и обещания осетинцев, легко могут пользоваться заблуждением горских народов, и тогда будет не мало затруднения удержать их в покое.

Я старался узнать так нравственности, как и обычай их народов, дабы другими способами привязать их к нашему Правительству нежели восстать оружием. Часть сего народа, как Кумыки имеют владельцев и суд, другие: Чеченцы над Тереком имеют владельцев, но не имеют суда; третье: Чеченцы и Карабулаки между собою имеют вражды изверженной республиканизм. В этой хозяин самовладелец в своем доме и независим ни от кого, и удерживается только от злодеяния ближних, страхом отмщения. Сии последние привести от время до время к повиновению начальства и иметь между ими послушание, я нахожу только один способ, которой предварительно принимаю; а для совершенного учреждения, буду ожидать Вашего превосходительства наставления.

Я по сему назначил к первому дню нового месяца, чтобы от пятой покорной деревни, прислали ко мне по 2 выборных доверителей, и желаю избрать с общих голосов для всех горских Чеченцев от Сунжи в верх гор, одного Кадия, ибо выбор прежних Кадиев, не имел доверия к жителям. По выбору сего Кадия, я намерен приказать каждой из сих деревень, чтобы они между собою избрали трех судей, на которых возлагается обязанность 1) Прекратить всякое кровоотмщение прежних времен; 2) разбирать всякой спор их деревни жителей; 3) в преступлениях их назначить штраф, и каждую субботу ко мне о том доставлять выписки для следственного рассмотрения моего с кадием и муллой; после чего подтверждение наше приведения в исполнение. 4) Сии три выборных в деревне, имеют главной надзор как на нравственности, так и замыслы жителей оной, и Аманатской хозяин ответствует им как по полицейской части. 5) Ежели между 2-х деревень имеется разбирательство, то из обоих собираются судьи в означенном месте и кадий председательствует. 6) Сии избранные судьи могут быть переменяемы в каждой деревни по одному в год.

Стр. 6…Переговорив о сем предприятии с умнейшими людьми сего народа, они приняли с восторгом мои намерения к устройству их ежели, что после чего после сего все жители гор, прибегнут к нападению, и посему и не предвидят типовое спокойство как было в древних временах.

Я полагаю сими распоряжениями приблизится к исполнению воли Вашего превосходительства, не доходя другого средства дать им законные постановления. Ябеды, ложные, подтверждаемые присягою, доносы, есть вещь у сих многих жителей в обыкновении, и наши следствии вряд ли могут узнать истину. Они между собою имеют к нам секретные способы приводить виновного к признанию; а потому я полагаю, чтобы дать им почувствовать пользу сего учреждения, и они от время до время, будут привыкать к повиновению, и для них не чувствительно будет как переменится нравственность, и теперь я не допущу ни одной деревни до присяги к покорности, покудова они не дадут мне крепкого обещания, помирить их все прежние споры кровные, которые незаконные, у них канлы. Которые дали и присягу к дружбе по их старанию помирившихся (неразб).

Сим я принял к Вашему превосходительству дать ответ моих действий, и по обстоятельствам моим, я вынужденно нахожусь утруждать вас покорною моею просьбою, что я в такой надежде милостивым вашим к нам расположением, и что я не буду ожидать ваше участие. Не желая повторить прежние мои письма, в которых я с полным доверием Вашего снисхождения осмеливаюсь изъяснять мое положение. Не благоугодно ли будет Вашему превосходительству припомнить, что я более 3-х лет находясь директором вод, не получал то жалованье, которое было обнадеженно графом Кочубеем и бывшим корпусным командиром. Я при необходимых расходах должен был существовать одним полковником жалованьем; а прибыв сюда имею расходы необыкновенные, которые в отчетах показать не могу. Я задолжал будучи Директором вод, что мне было видно по окончании годовых отчетов. При всей ревности моей быть полезным, я не предвижу для себя возможности, и должен просьбою своею прибегнуть к Вашему превосходительству дать мне способ, чтобы я мог по милости Государя Императора получить достаточное жалованье, и оным мог бы уплатить постепенно долги мои.

Служа более 40-ка лет Государю Императору по военной и гражданской части, потерял состояние чрез службу быть обремененну долгами, что при старости лет моих, есть тягостные чувства, и так затруднительны, что не могу объяснить оные и утруждать начальников просьбами; не имея семейство, и в своем превосходительство начальника моего, надеюсь, что вы простите, избежать откровенность мою. Покудова Вашему превосходительству будет угодно на место меня назначить другого начальника здешнего края, я буду со всею прежнею должность., стараясь исполнять вашу волю; но ежели вам не угодно будет исходотайствовать желаемой мною помощи, то осчастливьте меня Вашим ответом, в котором мог бы я получить ваше дозволение прибегнуть с просьбою моею к другим покровителям.

Полученное мною письмо от Атагинских жителей, к Вашему превосходительству при сем приложить честь имею. С истинным моим высокопочитанием и совершенно преданностью имею честь быть навсегда. Вашего Превосходительства Милостивый Государь покорнейший слуга Евстафий Энгельгардт. Декабря 23-го дня 1827 года. Благополучная крепость Грозная.

Аманаты и пленные 1833 год

Список пленных, заложников и аманатов содержащихся в крепости Грозной. РГВИА Ф. 13454, оп. 2, д. 186. Февраль 1833 год.

Стр. 5…Деревни Герменчуковской.

1. Эби Умаханов 25 лет.

2. Касса Самбиев 40 лет

3. Курига-Али Эсембаев 25 лет.

4. Бей Актемиров 39 лет.

5. Куншуру Хасаев 60 лет.

Деревни Алдинской.

1. Мусалов? Исаков 17 лет.

2. Дацу Такаев 20 лет.

3. Мусал Усманов 26 лет.

Деревни Мескер-Юрт.

1. Кажи Лячиев 30 лет.

Деревни Каусур-Юрт.

1. Алтимир Гамбиев 30 лет.

После поданного за декабрь месяц такового списка убыла Герменчуковской деревни старуха 56 лет Хулимат Напаева отдана за услуги Кулиюртовскому жителю Мутук Мулле Даутову подполковник Сорочан.

Деревни Энгелик-Юрт.

1. Сапа Муртазалиев 20 лет. Арестован мною 28 сентября 1830 года за подготовку побега четырех пленных чеченцев из станицы Наурской.

2. Деревни Кази-Юртовской. — Ака Магоматов 29 лет. За подозрение в краже лошадей с подсудимым казаком Кизлярского полка Геноже Саитовым.

3. Деревни Брагунской. — Казбек Хасаев 28 лет арестован мною в феврале 18 за подвод известного разбойника Домбая с увлечением трех лошадей и двух мальчиков из станицы Червленная.

4. Деревни Большая Атага. — Карим-Нур Магамадов 46 лет. Пойман 18 ноября 1831 года полковником Цвилилевым в Ханкальском ущельи, в Бамат-Юрте с Кази-Мулою.

5. Деревни Нойбердинской. — Байса Таймасов 23 лет доставлен из крепости Таш-Кичу 28 мая 1832 года за участие с Кази-Мулою в разграблении Александровской и рыбных промыслов.

6. Деревни Андреевской. — Байрам Амичиев 25 лет, из крепости Внезапной 12 июля 1832 года участии с хищниками в границах воровства где и пойман. Судится военным судом при 43 егерского полка по прежписанию вашего превосходительства, арестованные получают продовольствие по 10 копеек в сутки медью.

7. Деревни Атаба-Юртовской — Аманатской хозяин Атабай Чауров 60 лет. Арестован май 1832 за увлечения из Калиновской станицы мальчика жители этой деревни.

8. Аксаевский уздень Карамурза Чапкараев 28 лет доставлен из кр. Таш-Кичу 19 августа 1832 года.

9. Деревни Казакхгичу. 1. Бота Башаев 48 лет, 2. Узда Уцмиев 20 лет, арестованы 14 апреля 1832 года.

10. Деревни Куриюртовской — Дасс Магоматов 25 лет. Заарестован генералом князем Бековичем Черкасским покойным 30 октября 1832 г.

11. Деревни Автурской

Дамий Хацуев 18 лет доставлен из укр. Горячеводской капитаном Шпаковым.

13. Деревни Брагунской

Исмаил Темирсултанов 60 лет, доставлен из укр. Амир-Аджи-Юрт 18 ноября 1830.

14. Заарестованные из Аманат Герменчуковские

Букъ Натаев 15 лет, Забяур Башаев 13 лет.

17. Деревни Катар-Юрта

Атажука Бейбатов 12 лет. Шамаха Давлетбиев 15 лет, арестованы 19 июля 1831.

Содержащиеся в крепости Прочный окоп.

19. Деревни Нуриковой,

Гирей Тепсыев 12 лет, арестован вашим превосходительством 2 апреля 1830 года за убийство отцом Кулиюртовского старшину Маду и Таду? После поданного рапорта за декабрь убыло трое умер Галашевской Мусур Бехоев да переведен к пленным Семи Чараков и освобожден Бачен-Юртовской Хоза Баматиков за услуги его родственниками.

Стр. 17. Февраль 1833 год. Содержавшиеся в крепости Темнолесской непокорные нам Бокова-аула уздень Девлет-Гирей и крестьянин его Ельбуздк Баранов.

Владикавказской крепости содержится. Стр. 23.

32. Цогоп Цоров 10 лет.

33. Тимурко Ахриев 10 лет.

34. Кавдап Льянов 9 лет.

35. Мискар Багацов 31 лет.

36. Актемир Актемиров 9 лет.

Деревня Вахи-Юрт. — Мальчик Магмат 7 лет отроду, доставлен из кр. Горячеводской, майор Макаров.

Стр. 32. Арестанты содержатся в Таш-кичуйской гауптвахте. Январь 1833 год.

Аджиский Хазбулатов 30 лет за убийство Нагайца в Костюковской, Товмурза Алимурзаев 27 лет — арестованы в 1830 г.

Аул Нойберды — Бердуги Ветеригов 30 лет за подготовку убийства Аксаевского еврея.

Стр. 33. В аманатах из Нойбердинского — Абды Бычиев 60 лет,

Донги-Юрт — Айдемир Даурбиев 13 лет.

Гордали — Албахим Хисаипов 12 лет.

Актикирлы — Таучь Таниев 12 лет.

Шавдонской — Ибрагим Жигиев 14 лет.

Гудермесской — Кизимат Атбиков 30 лет, Берснака Арслинуков 10 лет.

Горячевской — Килибузар Тавбузаров 17 лет, Аскер Койтов 15 лет.

Мескетовской — Мустапы Алесханов 21 лет.

Алераульской — Хамутай Муртизиев 15 лет.

Ойсунгур — Озденъ Азиков 20 лет.

Кошкемединской — Мики Исахаджиев 14 лет, Имосхан Магоматов 15 лет.

Стр. 34. Письмо исправляющего должность Наказного атамана от 8 февраля 1833 года об аманатах взятых от Горских народов в залог покорности их государю императору, содержащихся в городе Екатеринодар, именной список препровождаемых, генерал-майор Заводовский.

Стр. 36. Список арестантов содержащий в Наурской гауптвахте под карауловы.

1. Жена беглого еврея Багатыръ

База из дети ея сыновья Давлетука 16 лет и Айтурка 7 лет от 12 марта 1827 г. дочери Ужаухмат 8 лет и Зарабатъ 5 лет за побег к горцам.

Деревни Староюртовской жена беглого чеченца Дакъ.

1. Жена Гажа 26 лет.

2. Дочь Мажа 5 лет.

Стр. 129. Рапорт командующему войсками Кавказской линии и горного Вельяминову, от командующего Сунженскою линиею полковника Сарачана 1-го. Просит дать ему разрешения менять аманатов содержащих в крепости Внезапная и Грозная на новых аманатов, так как много лет содержатся и волнуются общества, от которых они представлены. Исправляющие должность главного Кумыкского пристава капитану князю Чапану Муртазали Аджиеву и капитан князь Кразыханом Али Султановым будут соблюдать и т. д. №306, 19 февраля, 1833 года, кр. Грозная. Подпись полковник Сорочан.

Стр. 159. Рапорт Вельяминову от полковника Сорочана.

Уважая оказанные услуги в неоднократных поручениях деланных Алдынскому старшине Тагиру Гаргерееву я предписал полковника Зассу, взятую в плен войсками во время экспедиции и содержащиеся в Науре Урус-мартанской деревни женщину Халамат Хазак Мурзаеву от роду 32 года отдать ему. О чем почтеннейше Вам донести, полковник Сорочан. Крепость Грозная, №333, 21 февраля, 1833 года.

Стр. 170. Рапорт Вельяминову от полковника Сорочана.

Исправляющий должность коменданта в крепости Грозной капитан Анастасьев доложил, что 23 числа аманат от аула Ставнокольского аула Эдрис Гацов от чахотки помер. Марта 2 дня, 1833 года, полковник Сорочан.

Стр. 171 Рапорт. Содержавшийся из деревни Герменчуковской, взятый в плен при истреблении оной деревни Эби Умаханов от нервной горячки помер. Приказано отдать в обмен Гребенского казачьего полка отставного казака за сына его находящегося в плену у чеченцев. №395, 2 марта крепость Грозная, полковник Сорочан.

Стр. 182. Рапорт Вельяминову от полковника Сорочана. Джаргоюртовской деревни житель доставил взятого в плен в 1831 году казака отставного Панфила Карпова за доставление того просит меня отдать пленную девочку Чертугаевской деревни Сидам Успанову 9 лет. Я отдал Базику Муллаеву. №337.

Прапорщик Экельн 1841 год

РГВИА ф. 13454, оп. 2, д. 340

Рапорт. Командующему войсками на Кавказской линии Граббе от начальника левого фланга генерала Ольшевского.

Стр. 3. Возвратясь в декабре в кр. Грозную я получил несколько записок от находящегося в плену князя Варшавского полка прапорщика Экельна с просьбою о даче за его выкуп 3 тысячи рублей серебром столь непомерное требование чеченцев заставила меня отвечать что правительство наше запретило выкупать пленных за деньги. А между тем я старался отыскать людей; кои согласились бы выкрасть из плену прапорщика Экельна.

Гребенчуковский Мулла Хамчим перешедши на жительство в Старый-Юрт взялся за это дело.….Чеченец Губа у коего содержится увидя что жена его и шурин его участвовали в заговоре по освобождении Экельна, стал требовать от Муллы Хамчим свои 400 рублей. Кр. Грозная, №56, 18 февраля, 1841 года.

Губа хочет нам помочь побегу Экельна и просит передать яд, чтобы отравить старшину Газиева. Кузнец Тагир, поручится за меня Ильяс. Екельн просит передать 10 туменей и Яд или Опиум. Отдайте вручителю сей записки Лев Экельн. Воспитанник Нижнего корпуса.

Стр. 23. Медаль «За усердие» Губе Жукаеву. За помощь в освобождении Экельна. За 1000 рублей был освобожден попал в плен у Валерика Галафевския операции.

Платон Зубов 1836 год

«Подвиги русскихъ героевъ въ странахъ кавказскихъ»

С 1800 по 1834 год. Платон Зубов. Т. 2. СПб. 1836 год

.Но против левого фланга, за рекою Сунжею, обитают Чеченцы, самый свирепый и хищный народ из всех Горцев, и, повинуясь преимущественно небольшому числу владельцев, власть коих наследственна, а через то во всех намерениях сохраняют более единства, а в предприятиях более основательности и порядка, чему способствует взаимная между ими связь. Многие из Горских народов, смотря на успех их хищничеств, и ободряемые тем, что все усилия, дотоле против них употребляемые, не достигали совершенно своей цели, утвердились в мнении, что Чеченцы непобедимы, и искали их дружбы, что — производило вредные последствие для Кавказской Линии.

Таковые причины показали ясно Генералу Ермолову, что первый шаг к обеспечению линии есть усмирение Чеченцев; что необходимо отнять у них средства к набегам и хищничествам, устроив по реке Сунже крепости и заняв их достаточными гарнизонами. Такое средство было всех действительнее. Лишась земли удобной для возделывания, и пастбищных мест, на которых в зимнее время укрывают они свои стада от жестоких морозов, бывающих продолжительное время в горах, Чеченцы будут стеснены в ущельях Засунженских гор, а Русские селения, расположенные по граничной черте, будут уже за цепью крепостей в безопасности и Чеченцы не осмелятся делать набеги в местах открытых, на большом расстоянии позади крепостей. При первой же возможности, продолжа линию шоковых крепостей до реки Сулака можно будет совершенно обеспечить левый фланг линии и крайний оного пункт город Кизляр, во многих отношений заслуживающий внимание. Для первого опыта Генерал Ермолов, усиля редут Назранской на реке Сунже, основанный еще до его прибытия, для безопасности дороги от Моздока в Грузию, приказал построить на той же реке другое укрепление, и заняв пространство по течению оной на 50 верст от истока, поручил защиту выселявшимся в наши границы Горским народам, непримиримым врагам Чеченцев. Укрепление это основано было по просьбе означенных переселенцев. При производстве работ Чеченцы не произвели ни одного выстрела, и постигая намерение Генерала Ермолова, приведены были в ужас. Главноуправляющий, почитая необходимым воспользоваться благоприятными обстоятельствами, испросил Высочайшее соизволение на постройку крепостей на берегах реки Сунжи, и получив таковое, с наступлением весны 1818 года прибыв лично на место, приступил к основанию крепости при самой реке Сунже, в 6 верстах от дефилей Хан-Кальских, прикрывающих значительную часть Чеченских селений, за ними лежащих. Ужас, распространившийся между Чеченцами, внушил ему мысль дать новостройщейся крепости название Грозной.

С самого прибытия Генерала Ермолова с войсками на реку Сунжу, Чеченцы производили беспрестанные нападения на передовые мосты, и нередко в ночное время приближались к самому лагерю, или появлялись на левом берегу Сунжи, угрожали провиантским транспортам и пасущимся табунам; к чему способствовали леса по обеим сторонам реки, скрывавшие их движение, и множество бродов, прикрыть коих вначале не было возможности, потому что все войска соединены были в одном пункте для производства работ. Посему Генерал Ермолов вынужден был призвать еще один батальон Кабардинского пехотного полка и несколько казачьих команд, которые, заняв многие переправы по реке Сунже, лишили Чеченцев удобства переправляться на нашу сторону. Основание крепости Грозной имело весьма важные следствия. Чеченцы, водворившиеся между Сунжею и Тереком на наилучших землях, в отношении к Русскому Начальству называли себя мирными, а в сущности состояли из первейших разбойников, причинявших значительный вред левому флангу линии; но заметив, что с построением крепостей по Сунже, хищничества их будут невозможны, начали оказывать совершенное повиновение; и даже жители ближайших к Сунже деревень, дотоле непризнававшие над собою никакой власти, начали исполнять требования Генерала Ермолова, и давали для проходящих команд подводы и конвой. Желая же показать свое усердие, без всякого требования выставили во многих местах свои караулы для извещения Генерала Ермолова о движениях Чеченцев, и охраняли все пространство между преградным станом и крепостью Грозною, составляющее около 45 верст, и незанятое нашими разъездами.

Чеченцы, живущие за Сунжею, надеясь на крепкое местоположение и на леса, почти непроходимые, хотя оставались в совершенном недоумении — что должны предпринять, но не хотели покорствовать, ожидая, не изменятся ли обстоятельства. Они никак не могли верить, что отряд, на Сунже собранный, имел единственное назначение строить крепость Грозную; но ежеминутно опасались нападения, и, скрывши свои семейства и имущества в леса, были готовы к обороне. Разъезды их появлялись в разных направлениях, и имели небольшие перестрелки с казаками; при первом же появлении пехоты и артиллерии мгновенно обращались в бегство. Они пригласили на помощь себе Лезгин, и 29 Июля соединившись с ними, поклялись ворваться в наш лагерь с обнаженными саблями; но это предприятие состояло более на словах нежели на деле. 150 человек казаков, высланных им на встречу, удержали первый натиск, а два батальона 16 Егерского полка, при 6 орудиях, быстро подоспевши к месту действия, опрокинули и прогнали неприятеля с значительною потерею. Августа 4-го Чеченцы, в соединении с Лезгинами, переправились чрез Сунжу, при Ачехинском селении, намереваясь напасть на провиантский транспорт, идущий от Терека в лагерь. Генерал Ермолов, извещенный Ачехинцами, послал 6 рот Кабардинского полка, одну роту 8 Егерского и 4 орудия для воспрепятствования неприятелю. Отряд сей встретил Чеченцев близ самого селения и атаковал оных: 2 часа сряду продолжалось жаркое сражение. Чеченцы дрались упорно и приближались даже на картечный выстрел; но вскоре, сбитые и опрокинутые, побежали в беспорядке за реку, понеся самый значительный урок; с нашей же стороны ранено 2 штаб-офицера и 22 человека нижних чинов.

До 28 сентября не происходило ничего особенно замечательного, кроме маловажных перестрелок; но в этот день послан был отряд из 6 рот пехоты и сотни казаков, при 4 орудиях, под начальством свиты Его Императорского Величества по квартирмейстерской части Подполковника Верховского, на другую сторону Сунжи, дабы, нарубивши в Чеченских лесах хворост, необходимый для покрытия землянов, доставить оный в крепость Грозную. Чеченцы, замечая с беспокойством, что земляные работы в крепости приходили уже к совершенному окончанию несмотря на все старание тому воспрепятствовать, полагали что постройка жилищ для гарнизона внутри крепости будет уже совершенно невозможна, по той причине, что лесные материалы должно было брать из их лесов, которые они почитали необоримою преградою; и потому, заметив назначение отряда Подполковника Верховского, атаковали оный со всех сторон, но тем не остановили рубку леса, которая производилась одною частью отряда, между тем как другая занимала неприятеля перестрелкою. Но как при этом обстоятельстве работа не шла так успешно, как бы следовало, то Генерал Ермолов приказал одному батальону 8 Егерского полка, с двумя орудиями, сделать движение к ущелью, известному под названием: Хан-Кале, чрез которое идет удобнейшая дорога к главным Чеченским селениям, и показать вид, что намерена атаковать сделанные там засеки. Движение это имело совершенный успех. Чеченцы оставили в покое отряда Подполковника Верховского и бросились защищать Хан-Кальские засеки. Пользуясь их бегством, Подполковник Верховский успел нагрузить все бывшие с ним арбы хворостом, и возвратился беспрепятственно в лагерь, потеряв только 2 человека убитыми и 5 ранеными. Со стороны Чеченцев урон, по дошедшим сведениям, простирался до семидесяти человек. Приобретя таким образом необходимые лесные материалы, жилища для гарнизона в крепости Грозной вскорости приведены были к окончанию. Октября 8, для наказания Сунженской деревни за многие хищничества, разбои и за учиненное вновь нападение на наши войска, Генерал Ермолов отправил Начальника Корпусного Штаба с тремя батальонами пехоты, 200 казаков, 6 орудиями пешей артиллерии и 2 конно-казачьими, за реку Сунжу. Как скоро пехота начала переправляться, Чеченцы, зная свои преступления, догадались, что отряд выступает против их, и поспешно начали вывозить из деревни свое преимущество. По приближении же отряда, большая часть Чеченцев, со всеми семействами убежали в близ находящийся лес; только 200 человек, самых отважных, оставшись в деревне, намерены были сопротивляться.

Чеченская девица-кавалерист

«Тифлисский листок», иллюстрированное прибавление, №4, 21 февраля 1899 года.

В истории Кавказской войны известно много случаев участия горских женщин в кровавых стычках с нашими войсками. Суровая доля горянки среди суровой домашней обстановки выработали мужественных женщин. Но война, или скорее — хищничество, как постоянное женское ремесло, было явлением исключительным даже и в горах Кавказа. Не удивительно поэтому, что случай, о котором войдет сейчас речь, обратил на себя внимание императора Николая Павловича. В апреле 1842 г. Подполковник Сулимовский имел небольшое дело близ урочища Большой Андырки, в нынешнем Назрановском участке, Терской области, с партией чеченцев под предводительством шамилевского наиба Ахверды-Магома. Дело кончилось поражением хищников, причем назрановской милиции, состоявшей при отряде Сулимовского, удалось захватить в плен до 23 человек. При разборе пленников, один из них, назвавшийся Тамаханом Моловым, оказался женщиною. Она объявила, что уже более 10 лет принимает участие в хищнических набегах. Государь Николай Павлович, узнав об этом случае из журнала военных действий отрядов в Малой Кабарде и Назране, заинтересовался женщиною-воином и повелел прислать ее в Петербург в том самом национальном платье, в котором она воевала. В июле 1842 г. Малова прибыла в столицу, удостоилась быть представленною императору и имела счастье получить от императрицы золотую цепь с каменьями для ношения на шее. Затем ее обмундировали в мужской костюм и отправили обратно на Кавказ. С петербургской точки зрения казалось, что женщина, принимавшая участие в военных действиях, легко может увлечь своим примером пылкую горскую молодежь. В виду этого генерал-адъютанту Нейдгардту, тифлисскому командиру отдельному кавказского корпуса, было повелено назначить Моловой место жительства по своему усмотрению и иметь за нею постоянный надзор. Запрошенный по этому поводу начальник левого фланга кавказской линии генерал Фрейтаг высказал, что Молова — уроженка Большой Чечни, где имеет отца и других родственников, и потому всего удобнее было бы поселить ее в кр. Грозной: но, по его мнению, никакой присмотр не удержит ее от побега в Чечню и потому лучше прямо отпустить ее на родину, где своими рассказами об императорской фамилии она принесет нам больше пользы, чем пребыванием в Грозной, которое будет считать для себя наказанием. Нейдгардт не признал, однако, возможным нарушить Высочайшую волю, и Молова осталась в крепости Грозной. Здесь она жила в крайней нужде, и, не решилась продать в частные руки пожалованную ей золотую цепь, просила разрешения представить ее обратно с тем, чтобы ей была выдана стоимость подарка. В конце 1843 г. Последовало Высочайшее повеление оставить цепь в руках Моловой и выдать пленнице в пособие 200 р. С. На этом, к сожалению, прерывается официальная переписка о чеченской девице-кавалеристе. Подпись: Е. В.

«Чеченский походъ»

РГАДА Ф. 1406 Оп. 1, Д. 294; Описанный Петр Максим Сахно-Устимовичъ.

Все это было окончено менее нежели в два года, но не без упорного сопротивления со стороны чеченцев. В особенности тяжела для них была постройка крепости Грозной. Они поняли, что не одним именем она грозила или конечным их истреблением, или, по крайней мере, уничтожением их необузденной свободы. При начале работ не проходило ни одного дня без перестрелки: за дровами, даже за водою должно было посылать большие команды, с пушкою. Наконец правый берег Сунжи был очищен от леса и кустарника, его покрывающего; на левом возвышались бастионы крепости Грозной; через реку устроен мост, прикрытый тет де понтом; близ крепости заведено поселение женатых солдат, то же укрепленное, и чеченцы приуныли и присмирели. В 1825 год, 19 января генерал Ермолов выехал с небольшим отрядом и частью своей свиты и с Грибоедовым в Грозную, а 21 и все остальные войска и чиновники, бывшие при Ермолове, в том числе их, двинулись туда же. //рукопись//

РГВИА Фонд 38, Опись 4, Дело 745.

Утренний Рапорт. От Главной Гаубвахты Крепости Грозной. Июня 10 дня 1842 года.

Пароль отдан город Александрополь лозунг Св. Александра, отзыв Атака. Дежурный по караулам Кавказского линейного №12 батальона Штабс-Капитан Никифоров. Объезжал пост в 7 часу по полудню, главным делом ходил он же в 11-ть часов визитир-фундом ходил Куринского егерского полка поручик Зуев в 1 час ночи, унтер офицерский патрули ходили в 12 часов. А Ефрейторский для порядка ходили в 2 часа по полуночи; в прочии же часы патрули чрез каждые четверть часа ходили исправно. Дежурный по караулам Штабс-Капитан Никифоров.

Стр. 275. По контракту заключенному в Кавказском областном совете, 27 апреля 1839 года, нефтяные источники и ямы, состоящие близ крепости Грозной, отданы в 3-х летнее откупное содержание козаку Войска Донского Болдареву за 100,002 руб. ассигнациями, с тем чтобы при них находился постоянный караул из затеречных жителей, а во время следования возщиков за нефтью и обратно с оною до Наурской переправы даваем был им достаточный конвой; в случаях не возможности по смутным обстоятельствам вывозить нефть из источников, за все время не вывоза исключить из откупной суммы, по ращету деньги. Причем откупщик Болдарев обязался давать для казенных работ нефть в каждый год по двадцати пяти, сорока ведерных бочек безо всякой платы. Откупщик Болдарев с 13-го числа Мая 1840-го года по возмущению Чечни и побегу к непокорным надтеречных деревень, Нефтяных этих колодцев и ям не пользуется. Казне откупных денег не плотит, а между тем по основанию заключенного контракта никто брать нефть из этих колодцев не может. И потому скопившуюся в колодцах нефть непокорные чеченцы выжигают, чрез это нефти на левом фланге нет, гарнизон крепости Грозной, военных поселяне и все укрепления чрезвычайно в ней нуждаются и имеют необходимость, как для собственных надобностей так и для казенных работ. Поэтому не благоугодноли будет до усмирения Чечни дозволить Грозненскому гарнизону, военному поселению и инженерному ведомству, прочих укреплений для казенных работ пользоваться независимо от откупщика Болдарева свободно из колодцев нефтью по мере возможности.

Стр. 276. Опись строениям в крепости Грозной состоящим. 1. Дом деревянный в столбах забрат пластинами с вновь пристроенными четырьмя комнатами с дощатыми полами и потолками покрытыми камышом. Дом занят начальником левого фланга Кавказской линии. В хорошем виде. 2. Кухня с кладовой в столбы забраты турлуком с дощатым потолком крытая землею. Дом занят прислугою начальника левого фланга. Ветхая и никуда негодная. 3. Флигель о четырех комнатах из них две турлучныя, а две из камня земляного кирпича крытыя камышом. Дом занят чиновниками и служителями начальника левого фланга. Комнаты из композиционного кирпича в хорошем виде, а турлучные весьма ветхие. 4. Дом в столбах забратый турлучным с деревянными полами и потолками покрыты камышом. Дом занят обер-офицерами Куринского егерского полка. Очень ветхий и занимается только по необходимости. 5. К дому этому турлучная кухня. Дом занят прислугою. Очень ветхая и занимается по необходимости. 6. Флигель покрытый землею с деревянным полом и потолком. Дом занят обер-офицерами Куринского егерского полка. Очень ветхий и никуда негодный. 7. Дом деревянный с дощатыми полами и потолками покрыт камышом. К дому этому отдельная кухня из композиционного кирпича. Дом занят штаб хором Куринского егерского полка. В хорошем виде. 8. Флигель в столбах забрат турлуком с дощатыми полами и потолками покрыт камышом. Занят Обер-офицерами Куринского егерского полка. Весьма ветхий и занимается по необходимости. 9. Казарма в столбах забратая турлуком и к оной связи пристроен рубленой из бревен каземат в котором пол и потолок дощатые. Занят нижними чинами 12 горнизонной артиллерийской бригады, а каземат арестантами. Ветхий и занимается только по необходимости. 10. Казарма забратая в столбах пластинами с деревянными потолками и нарами покрыта камышом. Занят 3 линейною ротой Кавказского линейного №12 батальона. Очень ветхая и держится только на одних подпорах. 11. Пороховой погреб в крепостной канаве три стены оного в земле, а четвертая из пластин. Занят артиллерийскими снарядами. Очень ветхий и занимается только по необходимости. 12. В крепостной канаве Цейхгауз в столбах забратый турлуками покрыт землею. Занят артиллерийскими снарядами. Очень ветхий и занимается только по необходимости. 13. Флигель из композиционного кирпича с деревянными полами и потолками покрытый камышом. Занят кантонистами Куринского егерского полка. В хорошем виде. 14. Флигель турлучный забратый в столбы с дощатыми полами и потолками покрытый землею. Занят Канцелярией начальника левого фланга. Ветхий и никуда негодный. 15. Офицерский флигель в столбах забрат турлуком с дощатыми полами и потолками покрыт землею. Занят комиссией военного суда при Куринском егерском полку учреждаемой офицерами Куринского полка. Ветхий и никуда негодный. 16. Офицерский флигель в столбах забрат турлуком с дощатыми полами и потолками покрыт камышом. Занят обер-офицерами Куринского полка. По ветхости никуда негодный. 17. Офицерский флигель в столбах забрат турлуком с дощатыми полами и потолками покрыт камышом. Занят обер-офицерами Куринского полка. По ветхости никуда негодный. 18. Штаб офицерский дом забратый в столбы турлуком с дощатыми полами и потолками покрыт камышом. Занят штаб-офицерами Куринского полка. По ветхости никуда негодный. 19. К этому дому отдельная кухня в столбах забратые турлуком и с дощатыми потолком покрыты землею. Занят прислугою. По ветхости никуда негодный. 20. Офицерский дом деревянный покрыт черепицею с полами и потолками. Занят командиром Крепостной гарнизонной артиллерии. Ветхий занимается только по необходимости. 21. Офицерский флигель рубленый в углы бревен покрыт землею. Одна часть занята католического церковью и часть обер-офицерами Куринского егерского полка. Весьма ветхий. 22. Казарма забратая турлуком. Инвалидною ротою Куринского полка. Никуда негодная. 23. Казарма турлучная в столбах. Куринского егерского полка гивольнего. Никуда негодная. 24. Аманатский дом из композиционного кирпича на каменном фундаменте с дощатыми потолками и нарами покрыт камышом. Занят Азиатскими аманатами и пленными. В хорошем виде. 25. При нем кухня из такового же кирпича. Занята аманатами. В хорошем виде. 26. Казарма в столбах забратая в столбах турлуком с дощатыми нарами. Занята Куринского егерского полка 5 карабинерами и 14 егерского ротами. Очень ветхий. 27. Казарма в столбах забратая турлуком. Куринского полка музыкантами. Очень ветхий. 28. Казарма из композиционного кирпича на каменном фундаменте с деревянными полами потолками и нарами крытая камышом. Занята Куринского егерского полка 2 егерскою ротою. В хорошем виде. 29. При ней отдельная кухня из такого же кирпича крытая черепицею. Занята тою же ротою. В хорошем виде. 30. Кзаарма забратая в столбах с турлуком. Занималась ротою Куринского егерского полка. По ветхости сломана. 31. Казарма солдатская из композиционного кирпича из двух половинах. Занималась ротою Куринского егерского полка. По ветхости одна половина сломана и в другой по неимемению помещения хранятся артиллерийские снаряды. Здания военного Госпиталя. 32. Флигель о двух половинах в столбах забрат турлуком по стропилам покрыт камышом. Занят больными воинскими чинами. Ветхий, негодный неудобен для назначаемой ему службы. 33. Флигель о двух половинах половинах забрат турлуком в столбах покрыт камышами. Занят больными воинскими чинами. Ветхий и занимается только по необходимости. 34. Отделение о трех комнатах с сеньми в столбах забратая турлуком по стропилам покрытая камышом. Занимается госпитальными вещами. Очень ветхая. 35. При этих зданиях имеется кухня. Очень ветхая. 36. А баня новая и очень хорошая. Воинский начальник крепости Грозной майор Рыков.

Записка. В Грозненском военном поселении с 1839 года состоит выселенных 148 семейств, из них построено на новом месте деревянных на манер крестьянских изб 91 дом, недостроенных 18 и все с недогороженными дворами; во все непостроенных за невывозкою леса по случаю возмущения Чечни 39 домов, из них проживают в старом форштадте, в турлучных и тесных зданиях, 14 семейств в слободках: в Николаевской 15, Амир-Аджи-юртовской 10. У 122 хозяев проживающих при крепости Грозной состоит гулевого скота: быков 19, коров 69, телят 58, жеребят 7 штук, которой находится на паствы в летнее время в слободке. Николаевской, а на зиму продерживаются в разных местах на линии и заготовляется сено. Рабочего лошадей 35 и волов 105 продерживаются хозяевами в зимнее и летнее время хотя по заготовлению сена но при себе. Первый озимый посев хлеба был засеен военными поселянами в 1839 году и летом в 1840 по возмущении Чечни, собран не был, после чего посеву хлеба поселяне уже не производили а довольствуются семейства от пускаемым из казны провиантом. Земля для поселян предназначена к отмежеванию от речки нефтянки вверх по реке Сунже до деревни Амарханкичу, которая бежала, и встепь на 25 верст. По правою же сторону Сунжи нужно отмежевать по калиюртовскую деревню чрез Ханкалинское ущелье и по вершинам горы с лесом до реки Аргуна. Строевого лесу вырубленного в 1839 году поселянами на правой стороне реки Сунжи 7000 дерев, заготовленного подрядчиком чеченцем Измаилом 1300 и евреем Дахау 1050 дерев, которой остался по возмущении горцев невывезенным. У проживающих же поселян в Слободке Николаевской и Амир-Аджи-юртовской, состоит скота: Лошадей 34, волов 26, быков 8, коров 33, телят 29, овец 8, а у всея поселян свиней 146 штук. Крепость Грозная июня 9 дня 1842 года. Смотритель поселений поручик Кузьмин.

РГВИА Фонд 38, Опись 7, Дело 198.

Военное ведомство от 28 ноября 1852 года.

37. На постройку в кр. Грозной острога с домом для всего Комендантского Управления, тюремного смотрителя и для главной гаубвахты… По необходимой потребности в этих зданиях, впредь до составления подробного соображения, требуется примерно 16000 рублей. Стр. 30 Летние действия. 1) Усилить Грозненскую станицу 100 семейством от Кавказского Линейного казачьего войска. 2) Устройство казачьего поста на урочище Мамакай-Юрт.

«Материалы по истории Дагестана и Чечни»

Том III, часть I, 1801—1839 гг. Том подготовлен к печати Г. Е. Грюмберг и С. К. Бушуевым Вступительная статья С. К. Бушуева. Дагестанское Государственное издательство. Махачкала. 1940 г.

Стр. 434.…Все верки и некоторые строения креп. Грозной пришли в совершенную ветхость, мост построенный там через Сунжу, уже более двух лет стоял полусгнившим и не мог служить ни для проезжающих, ни для проходящих. Ваше высоко пр-во изволили уже по моему представлению утвердить проект и смету перестройки крепости и устройства нового моста. Работы сии начнутся весною будущего года.

Генерал-адъютант Граббе.

Начальник Штаба флигель-адъютант Полковник Траскин.

РГВИА. ВУА. №6379. 1839 г. Рапорт

«Мои воспоминания Дондуков-Корсаков А. М. 1840—1844 гг.»

«Старина и Новизна». Исторический сборник, издаваемый при обществе ревнителей русского исторического просвещения в память Императора Александра III. Книга шестая. СПб. 1908 г.

Стр. 97…Оригинально также, как Викентий Михайлович рассказывал, как он сделал предложение. Застав ее за пяльцами в комнате и предварительно намекнув о своем намерении, он сказал: «я в будущей подруге, как, не ищу ни молодости, ни красоты, а доброй души; в вас все я нашел». Затем, быстро вынув из челюсти все свои вставные зубы, он показал их Анне Васильевне, сказав: «фальши, как, не люблю: берите, как есть». Он вполне был с женой счастлив и прижил детей. К сожалению, Анна Васильевна совершенно вскоре оглохла. Когда он командовал в Грозной и имел гражданское управление горцами, он говорил: «говорят, как, трудно управлять; не нахожу: принесут, как, бумаги, ну и подпишешь. Вот, правда, одолевают, как, дела азиатов. Ну, чтож? Придут, скажешь им: „маршал“ (по-чеченски: „здравствуй“), потом пошути, как, и скажем: „придите завтра“. Они и уйдут».

В 1850 году, при проезде Государя (ещё наследником престола) через Грозную, принимая Его Высочество со всей свитой у себя в доме, как командующий войсками, за обедом, на вопрос Государя Наследника женат ли он, Козловский, отвечая утвердительно, прибавил: «такого-то числа проводил Анну Васильевну, как, до станицы Николаевской и возвратился обратно в Грозную». Это возбудило невольную улыбку всех присутствующих, но каково же было положение Великого Князя и нас всех, когда спустя довольно времени после этого разговора, вставая из-за стола, Викентий Михайлович подошел к Наследнику и чрезвычайно громко сказал ему на ухо: «и беременна, как». Все не могли удержаться от смеху. Государь Наследник поспешно вышел через гостиную в спальню, чтобы скрыть свой смех. Козловский же ничего не заметил. Через несколько минут Государь Наследник, оправившись и войдя в гостиную, объявил Козловскому, что он желает непременно быть восприемником будущего новорожденного. Козловский был в восторге…

…Старый кавказец, Стейнбок в прежнее время командовал Гребенским казачьим полком. Как характеристику тех времен, упомяну об одном известном событии. Рассорившись (после ужина) по каким-то пустяшным делам с Пулло, командир Куринского полка, расположенного в то время в Грозной, Стейнбок вызвал по тревоге весь свой полк с артиллерией и переправился через Терек, угрожая Пулло, который с своей стороны принял меры к обороне в Грозной. К счастью, все это дело было улажено медиаторами, остановившими войска Стейнбока у селения старый Юрт. Все это казалось так естественно, что никого не поражало и считалось семейным делом. Стейнбок был чрезвычайно умный, образованный, добрый и милый человек, лихой товарищ и с большим военным духом, но, как немец, часто увлекающийся своим сантиментальным направлением. Я помню, как лежа рядом с ним, раненым в садах Шаухал-берды, под выстрелами неприятельских орудий, ожидая каждую минуту уничтожения нашего слабого отряда, томимые голодом и жаждой (мы сутки были без воды), когда нам принести первую баклажку воды и все мы напились, Стейнбок, в ужасных страданиях от неотнятой еще ноги, напившись воды, развеселил нас всех словами: «enfin, mes amis, nous p… er! Mais quand ch… ons nous, c? est un questijn de l? avenir!» Это достаточно характеризует дух этого доброго и милого нашего товарища….

…Раз также, придя неожиданно в полковое правление, он застал всех членов оного (обыкновенно простых казаков) пьющих водку и закусывающих на столе присутствия перед тем же зерцалом. Едлинский немедленно потребовал команду и приказал перенести стол с зерцалом в ближайший трактир, а из трактира перенести в полковое правление биллиард, на который поставил водку, закуску и напился вместе с атаманами Все это сходило Едлинскому так как его очень любили и никто не думал доводить о его выходках до начальства. Но ежели Едлинский постоянно делал фарсы с своими подчинёнными, то не менее того он шутливо относился и к начальству своему. Трудно перечислить все его фарсы в этом отношении; расскажу некоторые. Генерал Е…… всегда служил одним из предметов для его остроумия Злоупотребления его слишком хорошо были известны на Кавказе. Во время командования им левым флангом он не держал и половины положенной по штату милиции и все содержание удерживал в свою пользу Раз со всем штабом и свитой своей Е…… выехал на рекогносцировку из Грозной (Едлинский был с ним) и до того опередил отряд, что приближенные заметили своему начальнику что он подвергается опасности от внезапного нападения неприятеля. Едлинский громко, так что все слышали, сказал: «не беспокойтесь, господа, у него 6 сотен милиции в кармане» Другой раз, получая беспрестанно секретные бумаги от Е……. о замыслах горцев, Едлинский, предварительно прочитав их, опять осторожно запечатывал и делал все нужные распоряжения.

Когда Е…… приехал по линии в Аур и спросил Едлинского, получил ли он секретные его предписания, то Едлинский утвердительно ответил и серьезно принес Е……. все запечатанные конверты, прося его прочитать ему их, так как он мало русскую грамоту понимает, а секретные бумаги никому не доверяет читать. Другой раз в Грозной Е……, раздраженный против Едлинского его постоянными насмешками и выходками, почему-то придрался и публично начал распекать его. Едлинский, оправдываясь, страшно размахивал руками; рассерженный Е….. закричал ему: «что вы, полковник, позволяете себе махать руками». Едлинский, почтительно приложив к козырьку руку, ответил весьма серьезно ломаным русским языком, как он всегда притворялся: «Ваше пр-во, я машу руками, бо я человек, ежели бы был собака, то махал бы хвостом». Е…… немедленно оставил его и поспешил скрыться, при общем хохоте присутствующих.

Однажды в воскресный день вечером, когда Е…….. с семейством своим и со всем обществом крепости Грозной сидел в палисаднике перед домом, слушая полковую музыку, прискакивает Едлинский из Сунджи, верст за 60, весь в пыли, берет у одного из своих конвойных большой портфель и подходит к Е………, окруженному дамами. Все подозревают какую-нибудь выходку и теснятся около Едлинского. Е……. добродушно встречает Едлинского, протягивает ему руку и говорит: «что вы это, Альберт Артурович, не успели с лошади слезть, а уже с бумагами». Едлинский с присущей ему флегмой наивно отвечает при всех: «Ваше пр-во, я ведь всегда езжу в Грозное, как в нужное место». Можно себе представить хохот всех присутствующих. Е……… отводит в сторону Едлинского, объясняет ему неприличие сказанного; тот, притворно конфузясь, извиняется незнанием русского языка и хочет сейчас же удалиться. Е……… утешает его и вводит опять в общество…

«Мои воспоминания. 1845—1846 гг. Князь А. М. Дондуков-Корсаков». Часть II

«Старина и Новизна». Исторический сборник, издаваемый при обществе ревнителей русского исторического просвещения в память Императора Александра III. Книга шестая. СПб. 1908 г.

Стр. 64…Известного рода грубость нравов вырабатывала так же эта Кавказская жизнь. Дуэли на Кавказе не были очень частым явлением, но зато в запальчивости раны, даже убийства товарища, случались часто. Впрочем, все постоянно носили оружие, азиатские кинжалы и пистолеты, за поясом. Какой-то офицер, возвращаясь из экспедиции, приехал вечером в Кизляр и попал прямо на бал; он тут же пригласил даму и стал танцевать кадриль. Его vis-à-vis, местный заседатель суда, возбудил, не помню уже чем, его гнев, и офицер, не долго думая, выхватил кинжал и распорол ему живот. Заседателя убрали, пятно крови засыпали песком и бал продолжался, как ни в чем не бывало, но офицера пришлось арестовать и предать суду. Комендант Кизляра, который мне рассказывал этот случай, был собственно возмущен не самим фактом, а лишь запальчивостью молодого офицера, который ведь мог же вызвать заседателя на улицу и там кольнуть его, и дело кануло бы в воду. Ежели так дешево ценилась жизнь русского, то можно себе представить какую цену придавали жизни татарина.

Стр. 65…В крепости Грозной сохранилось предание Ермоловских времен об одном известном и любимом им штаб-офицере, фамилию которого я забыл. Офицер этот был послан с колонною для рубки леса в Ханкальское ущелье; при этом случае обыкновенно жители Грозной и все мирные Чеченцы, под прикрытием войск, запасались дровами. Неприятель сильно атаковал наши войска и Алексей Петрович, слыша перестрелку, стоя на бастионе крепости, очень беспокоился об участи колонны. Наконец получил он от начальника оной чрез лазутчика записку, что все благополучно, неприятель отбит с уроном и оставил в руках наших семь тел (в то время был обычай приносить головы неприятеля, как трофеи). Наконец колонна показалась в виду Грозной. Ермолов послал благодарить начальника, с приказанием немедленно к нему явиться и принести трофеи. Но штаб-офицер соврал: было всего 4 головы, а соврать Ермолову было преступление, которое лишило бы виновного всего. Штаб-офицер, не долго думая, велел сейчас же отрубить три недостающие головы у мирных ногайцев, ехавших на арбах с казенными дровами; никто против этого не протестовал, и Алексей Петрович узнал об этом обстоятельстве, как он мне сам говорил, впоследствии, когда уже был в отставке.

Другой пример распорядительности в этом роде Эссена, о котором было упомянуто выше. В 1847 году, в чине капитана, по старости лет он был назначен военным начальником в укрепление Умахан-Юрт на правом берегу Сунжи; на левом берегу находился большой мирный чеченский аул Брагуны. По распоряжению начальника левого крыла Кавказской линии в то время известного Генерала Фрейтага, предписано было Эссену распорядиться о скорейшей перевозке казенного провианта в склады Умахан-юрт.

Перевозку эту взяли на себя мирные Брагунцы и на пароме переправляли в укрепление чрез Сунжу провиант. Эссен, куря трубку, сидел на батарее, командующей переправою, и все ругался за медленность доставки и, наконец, раздосадованный на паромщиков и чеченцев, приказал зарядить орудие картечью и выстрелить на паром в толпу Брагунцев. Несколько человек было ранено, трое убито, но зато провиант был переправлен с неимоверною скоростью. Эссен доносил Фрейтагу о происшествии в следующих словах: «переправа и доставка провианта производилась крайне медленно, но благодаря благоразумным мерам кротости, я побудил Брагунцев скорее исполнить распоряжение Вашего Превосходительства, и весь провиант доставлен в укрепление в целости».

Никто бы не думал жаловаться, если бы Эссен не приказал взять в укрепление тела убитых и запретил их выдавать родственникам. Роберт Карлович Фрейтаг похвалил Эссена за распорядительность, ничего не подозревая, как вдруг явилась депутация старшин Брагунцев в Грозную с просьбой разрешить выдачу тел родственникам. Тут все открылось. Эссен был сменен и потом подал в отставку. Рассказ слышал я от самого Фрейтага, прибыв в Грозную вскоре после означенного происшествия.

Стр. 68…Самое жалкое положение семейств офицеров вновь произведенных из Кавказских юнкеров. В то время юнкера, выслужившие срок в офицеры, из Кавказских полков, ежели не были произведены за военные действия Главнокомандующим, обыкновенно посылались на испытания и экзамен в резервную Кавказскую дивизию, расположенную в Таганроге и окрестностях. Здесь без всяких средств, отчужденные от родных полков, подвергались они всевозможным лишениям. Несчастные молодые люди должны были прибегать к долгам и, эксплуатируемые кредиторами, обыкновенно домохозяевами, у которых квартировали, они для расчета с долгами, при производстве, обещались жениться на дочерях и родственницах кредиторов. Эксплуатация подобного рода была довольно обыкновенна в Таганроге и Ростове, и можно себе представить безвыходное положение произведенного прапорщика, возвращающегося в полк с нелюбимой им и большею частью старой женой, а иногда и с детьми. Эти браки назывались на Кавказе «женитьба по росписке».

В некоторых военных центрах, как Владикавказ особенно, затем Шура и Грозная, благодаря большому числу семейных, была в известной степени развита общественная жизнь. Я никогда не забуду, с каким восторгом после продолжительного похода приближались мы к таким вожделенным центрам общественной жизни.

Стр. 86…Укрепление Ташки-чу, расположенное на реке Аксае, почти в центре Кумыкской плоскости, служило промежуточным военным пунктом между крепостью Внезапной и Адмираджюртовской переправой на сообщении с линией нашей на Тереке. Вместе с тем укрепление это, охраняя мирное население значительного аула Кумыков, расположенного под выстрелами крепости, служило сборным пунктом резервов при отражении хищных горских партий, часто вторгавшихся для грабежа в Кумыцкую плоскость. На Качкалымском хребте, отделявшем покорных нам кумыков от враждебных горских племен, находилось укрепление Куринское на Истису, ближе к Сунже, с одной стороны, и укрепление Герзель-аул на Аксае, при выходе этой реки из ущелий гор на плоскость. Эти два укрепления составляли как бы передовую охранную линию с западной стороны; с юга на окраине плоскости, у подошвы гор, на р. Ахташе находилась еще заложенная при Ермолове крепость Внезапная, где находился штаб славного Кабардинского полка. Других укреплений в 1845 году в этой части Кавказа не было; число войск для охраны плоскости ограничивалось Кабардинским полком, линейным батальоном, несколькими сотнями донских казаков и милицией. Начальство этого военного отдела было поручено командиру Кабардинского полка, в то время полковнику Викентию Михайловичу Козловскому.

Население плоскости состояло из Кумыцкого племени, имеющего особые отличия от соседних ему чеченцев и шамхальцев. Этот народ, несомненно более образованный среди своих соседей, с давних времен был с нами в сношениях и искал покровительства русских для обеспечения торговых и мирных земледельческих занятий, к которым имел склонность и в которых находил большую для себя выгоду от присутствия в крае наших войск. Кумыки, более богатые и привыкшие к более образованной обстановке домашнего своего быта, нуждались в мире и по необходимости только брались за оружие при помощи наших войск для своей защиты. По мере умиротворения края вся искусственная воинственность этого племени исчезла, и вряд ли в настоящее время на Кумыцкой плоскости можно набрать и сотню вооруженных людей, когда в то время на тревогу стекались тысячи всадников. Аулы кумыков расположены были по большей части около наших укреплений в Герзель-ауле, Внезапной (аул Андреевский), Ташки-чу, Истису, по Сулаку, в Султан-Юрте и Кази-юрте, и некоторые по берегу Терека и протекающих чрез Кумыцкую плоскость рек. Особенность всех рек, орошающих Кумыцкую плоскость рек. Особенность всех рек, орошающих Кумыцкую плоскость с окружающих гор, есть та, что все они, протекая по плоскости, пропадают в почве или образуют низменные болотные местности, не доходя до Каспийского моря. Все управление этим племенем в 1845 году сосредотачивалось в руках пристава, имевшего пребывание в Ташки-чу (в то время майор Николай Семенович Кишинский).

В каждом большом ауле обитали Кумыцкие князья, из которых некоторые имели известное политическое значение и влияние в крае. Они делились на отдельные роды, обладали обширными пространствами земель, на которых и поселены были их подвластные; таковы были Андреевские князья у Внезапной, Алисултан на Сулаке и, кроме других, род Умциевых в Ташки-чу. Представителем этого последнего рода в то время в Ташки-чу был полковник Мусса-Хассай-Умциев, которого я хорошо знал еще в Петербурге, во время его служения в азиатском конвое Государя. Он лично был очень образован, благодаря своим природным дарованиям и страданьям, во время бытности в Петербурге, сделаться европейцем. Он очень свободно говорил по-французски, иметь все привычки образованного человека и в высшем кругу Петербургского общества имел в свое время успех. Он постоянно продолжал образовывать себя, много занимался и читал и только что недавно возвратился к себе на родину в аул Таш-кичу, где имел наследственный свой дом, с обширным огороженным двором, как у всех кумыков, отличающихся от других только большими размерами.

Я очень был дружен с Хассаем во все время моего пребывания на Кавказе и имел возможность наблюдать на нем действие цивилизации на горцев, отторгнутых в молодости от своего родного края и возвращавшихся впоследствии с европейскими идеями на родину. Обыкновенно сильные и убежденные натуры не выдерживали соприкосновения с действительностью и чувствовали себя бессильными бороться с предрассудками и обычаями своих единоплеменников; видя совершенное отчуждение от своих, окруженные недоверием, они обыкновенно искали службы посреди русских, в местах отдаленных от их родного племени. Другие же, по бесхарактерности, или в силу особых обстоятельств, обреченные жить посреди своих единоплеменников, (и это была самая большая часть) скоро очень теряли приобретенный ими лоск цивилизации, и в понятиях и обычаях своей жизни старались подойти под нравственный уровень окружающей их среды.

Тем не менее, редко кто из них пользовался и доверием и влиянием между своими; подозрениями их окружали со всех сторон; они старались в сношениях с русскими выставлять себя образованными людьми, между единоплеменными же, несмотря на все старания сблизиться, всегда окружены были недоверием. В таком положении был и Хассай Умциев, необладавший энергией, а главное лишенный одного из качеств, всего более ценимого горцами — храбрости.

Я часто посещал Хассая в его доме в Ташки-чу; он представил меня даже жене своей (вопреки обычаю страны), простой, но довольно красивой татарке, которая принимала меня без покрывала и ничем не отличалась от прочих женщин этого края, где, по мусульманскому закону, так низко стояла женщина, не составляя того теплого звена семейной жизни, как у христиан.

Зимняя экспедиция 1852 г. в Чечне

«Кавказский Сборник», том 13, Тифлис.

Стр. 427. На другой день, 1-го января 1852 года, около десяти часов утра мы выступили из станицы Николаевской. Накануне термометр показывал пять градусов мороза; за ночь он поднялся до нуля, и на всем длинном переходе до Грозной нас обдавало мокрым снегом с холодным ветром, дувшим в спину. Темносерые облака бежали по одному направлению с нами, точно спешили также в отряд и боялись опоздать. Не смотря на такую неприветливую погоду, мы с песнями прошлись по баснословию грязным улицам станицы и с песнями вступили на николаевский мост, по которому многие из нас проходили в последний раз. В четыре часа пополудни мы прибыли в Грозную. Сколько раз бывал я в этой крепости, заложенной суровым блюстителем высокой нравственности и благочиния, и всегда мне казалось, что я попадал в самый разгар какой-нибудь ярмарки или храмового праздника. Первый день нового года, да еще почти накануне выступления в поход, ни в каком случае не мог составить исключения. Ни мокрый снег, ни холодный ветер, ни грязь не могли остановить расходившегося разгула; в сумерки он стал еще размашистее. По всем улицам сновали толпы народа с шарманками, впереди которых, под их визгливые звуки, одетые чуть не по-летнему, солдаты охватывали никому неизвестный танец, разбрасывая во все стороны брызги холодной грязи; везде раздавались песни, далеко не отличавшиеся стройностью и прерывавшиеся то диким гиканьем, то хриплым взвигиваньем. Заведения, над которыми красовались мокрые вывески с надписью «распивочно и навыносъ», где были в этот день переполнены, и оттуда доносились голоса, которые ни один знаток вокальной музыки не решился бы признать за человеческие. Тем хороша была Грозная, что не скрывала она своего разгула, и тем хорош был ее разгул, что веяло от него каким-то добродушием. В Грозной у нас была дневка 2-го января, а 3-го на рассвете, провожаемые все тем же мокрым снегом и холодным сырым ветром, мы выступили из нее.

Письмо Н. Н. Муравьева А. П. Ермолову из

крепости Грозной

Письма хранятся СПб РНБ ОР ф. 356, оп. Б/Н, д. 420.

От 28 февраля 1855 г. В углу двора обширного и пышного дворца, в коем сегодня ночую, стоит уединенная, скромная землянка Ваша, как укоризна нынешнему времени. Из землянки Вашей, при малых средствах, исходила сила, положившая основание крепости Грозной и покорению Чечни. Ныне средства утроились, учетверились, и все мало, да мало! — Деятельность Вашего времени заменилась бездействием; тратящаяся ныне огромная сумма не могла заменить бескорыстного усердия, внушаемого Вами подчиненным Вашим, для достижения предназначаемой цели. Казна сия обратила грозные крепости Ваши в города, куда роскошь и удобства жизни привлекли людей странних; все переженилось, обстроилось, с настойчивостью и убеждением в правоте своей требует войск для защиты войск, обратившихся в горожан, и простота землянки Вашей не поражает ослабевших воинов Кавказа, в коих хотя не исчез дух, но силы стали немощны.

Такое состояние дела, конечно, подало повод и к частным злоупотреблениям начальников, и хотя солдата не грабят, но пользуются трудами его как работой тяглого крестьянина, состояние, которое солдат предпочитает военной службе. Посудите, какое мое положение исправить в короткое время беспорядки, вкоренившиеся многими годами беспечного управления; а в последнее время и совершенным отсутствием всякой власти управления. Труд великий, коего поздних последствий я не увижу, и который доставит мне только нарекание целого населения; но Вы, зная меня, убедитесь, что это меня не остановит, если не достигну конца, то по крайней мере дам направление сему важному делу, поглощающему и силы и казну России.

В землянку Вашу послал бы их учиться, но академия эта свыше их понятия. Не скажу, чтобы не было покорности, напротив того, здесь все покорны, но покорность эта не приводит к изучению и исполнению своих обязанностей, а только к исполнению того, что прикажут. Надобно пока и этим довольствоваться, с надеждой на время, которое выкажет сотрудников, ибо дарований здесь встречаем больше, чем в России, но все погрязло в лени и усыплении. От многих слышал я справедливые суждения, что Ваша Грозная крепость служила основанием к покорению Чечни, и в самом деле, ныне видим множество огромных мирных аулов, приселяющихся под самые стены строящихся нами укреплений. Чеченцы эти ходят с нами в экспедиции и без пощады дерутся против непокорных родственников. Уже здесь учреждено 5 наибств, есть пристава и суд, установленные в подражание Вашего Кабардинского суда.

Я был в Нальчике, где устав Ваш и прокламации служат единственным руководством для дел, встречающихся не только между Кабардинцами, но даже между племенами живущими в горах. Край этот, чрез который в 1816 году еще нельзя было проехать без сильного конвоя и пушек, ныне покоен, благодаря началу Вами положенному, и я надеюсь, что народы сии не пошевелятся при теперешних военных обстоятельствах и не прельстятся воззванием, разве, что увидят среди себя иностранное войско, чему не предвижу возможности, даже на правом фланге нашем, который я частью объехал, не касаясь Черноморья.

Заключаю письмо сие похвалой сына Вашего, который служит хорошо, деятельно и поручения ему даваемые исполняет с точностью и отчетливо. Он мне полезен, и теперь находится, по поручению, в Кизляре. Послезавтра надеюсь возвратиться в Владикавказ, где думаю провести несколько дней, до переезда моего чрез горы.

Выписка из письма от 13-го марта 1855 г. Новый наш главнокомандующий, на пути следования своего в край вверенного Царской милостью его управлению, написал из крепости Грозной бывшему начальнику своему, Алексею Петровичу Ермолову, письмо, в котором он излагает мнение свое о положении этого края и мысли которые должны служить началом его управлению.

Генерал Муравьев дозволил снять с этого письма копии, не скрывая желания чтобы оно получило всеобщую гласность. По этому я полагаю, что оно известно уже и Вам, и что едкие выражения оного отозвались в Вашем русском сердце скорбным сочувствием к тем сотням тысяч русских сердец, которые бьются на Кавказе, полные любви и преданности к Царю и Отечеству.

Эти строки, написанные человеком в положении генерала Муравьева и адресованные к Алексею Петровичу Ермолову, будут иметь огромный отголосок в России и не могут не поколебать того мнения, которое Россия до сих пор имела о Кавказском войске. Кавказ от России далеко, а сочетание двух имен Ермолова и Муравьева внушает русскому доверие. Но один русский, думающий о судьбах своей родины, прочитав эти строки, задает себе страшный вопрос: не на краю ли гибели эта родина, когда те из ее сыновей, которых он привык считать самыми деятельными и сильными, стали немощны силами, и погрязли в лени и усыплении.

Но неужели мы, кавказские служивые, должны безропотно покориться этому приговору, и со стыдом преклонить перед ними головы? Нет — наша совесть слишком чиста для такого унижения! Не стали немощными и бессильными те войска, которые победили многочисленных врагов под Баш-Кидыкляром и Кюрюк-Дарой и на Чолоке! Мы не обманывали России в течение четверти века, — она смело может гордиться нами, и сказать, что нет армии на свете, которая бы переносила столько лишений и трудов, сколько Кавказская, — нет армии, в которой бы чувство самопожертвования было более развито. Здесь каждый фронтовой офицер, каждый солдат убежден, что не сегодня так завтра, не завтра так послезавтра он будет убит или изувечен… — а много ли в России Кавказских ветеранов? Их там почти нет, кости их разбросаны по целому Кавказу.

Солдат Кавказский работает много, и отстоит от военного образования, но он не тягловой крестьянин, потому что он трудится не для частных лиц, а для общей пользы. Вместо денежного капитала употребляется капитал его сил и способностей; он расходует силы эти и пот свой для сбережения Государственной казны. Если это дурно, не мы в этом виноваты.

Что же касается до вопроса землянок и дворцов, то не нам темным людям его разрешать. Помню только, что когда меня учили истории, я видел в ней, что завоевания, и особенно упрочивание оных, не делались всегда силой одного оружия, а что постройка великолепных зданий и распространение цивилизации часто к этому способствовали. Это зависит от принятой системы, которую мы не решаем. Мы бы желали только, чтобы не было резких переворотов, нельзя же по произволу, в один миг, переделывать людей из Афинян в Спартанцев, или из Спартанцев в Афинян. Это дело многих лет, более обстоятельств, чем людей, и оно принадлежит к общей системе Государства.

Кавказская война не есть война обыкновенная, Кавказское войско не есть войско, делающее кампанию: это скорее воинственный народ, создаваемый Россией и противопоставленный воинственным народам Кавказа, для защиты России. Такое положение дел не заведено никем, оно создалось силой обстоятельств, после многих неудачных попыток усмирения здешнего края. Избежать этого положения, не покорив Кавказа, — невозможно, — разве завести, по примеру средних веков, воинственный орден монахов, отрешившихся от всего земного, кроме боя и молитвы. Но возможно ли это?

Не нам также решить вопрос, почему Кавказ еще не покорен; потому ли, что теперь не живем в землянках, имеем законных жен и некоторые удобства жизни, — или потому, что его не умели покорить несколько десятков лет тому назад, когда целые народонаселения разбегались от одного гула пушечных выстрелов, когда не было ни какой связи между кавказскими племенами и обществами, и когда не было мюридизма, — начало и отчасти развитие которого относится также ко времени землянок.

Из всего вышесказанного не следует заключать, что, по моему мнению, все на Кавказе совершенно хорошо. Где же нет дурных людей и злоупотреблений? Где же люди понимают вполне и исполняют в совершенстве свой долг? Мы все убеждены, что здесь многое остается сделать, многое исправить и завести, — и всегда желали более совокупной и последовательной системы ведения войны, более разборчивого распределения Царских наград. И потому, когда мы убедились, что силы князя Воронцова ему изменили и что он уже не в состоянии управлять нашим краем в эти трудные времена, — скорбя о горькой участи заслуженного старца, одного из знаменитейших представителей русской славы, — мы стали желать и ждать с нетерпением нового энергического начальника. Люди желающие добра, желают всегда сильной власти.

Назначение генерала Муравьева мы встретили с восторгом, — не потому, чтобы он уже ознаменовал себя великими делами на военном или на гражданском поприще, а потому, что он умел как-то возбудить великие надежды, которые и мы разделяем. Но мы ожидали, что генерал Муравьев едет сюда с чувством уважения к Кавказскому войску, — уважения, которого мы вправе требовать по нашим заслугам и по чувствам нас одушевляющим. В добром деле здесь почти все сотрудники. Мы с истинной скромностью, свойственной людям, испытавшим свои силы, ожидали, что нам укажут наши ошибки и недостатки, пособят нам их исправить, и усовершенствоваться по мере сил наших и способностей, но мы не ожидали оскорбления. Заботливого, хотя сурового отца, а не насмешливого порицателя ожидали мы от Царской милости; письмо, написанное новым Главнокомандующим в Грозной и распространенное по Кавказу и России, изумило нас и огорчило.

Но недолго будет наше уныние; нам чуждо чувство подлого унижения мы покорны, — но покорны Царской воле и закону, а не бранному слову. Мы подымаем брошенную нам перчатку перед судом России и потомства, пусть нами руководят мудрые начертания! Пусть нам гениальная рука укажет путь! Мы готовы, — готовы на все, что возможно человеку, на всякие жертвы и лишения. Сколько бы ни было сих жертв и страданий частных, во всяком случае, это исполинское соревнование поведет к благу и славе нашего отечества. Нам остается вознести ко Всевышнему усердные мольбы, чтобы потомство сказало, что вождь был достоин армии, как армия будет достойна вождя.

«Десять лет на Кавказе» А. Зиссерман

«Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений» том 113, №452, 1855 год.

…Что касается первого пункта, то почему же подготовку считать только с 1846 года? Почему не с 1806 г. и даже не с 1796 года? Неоспоримо, что не будь занят Терек, нельзя было бы занять Сунжи; не будь занята Кубань, нельзя было бы думать занимать Лабу; не будь Владикавказа, Грозной, Внезапной, Темир-Хан-Шуры и пр., мы ни в три, ни в двадцать три года не могли бы покончить с Кавказом. Начиная с Суворова, ставившего по Кубани укрепления в 70-х годах прошлого столетия, с князя Цицианова, упрочившего Русскую власть за Кавказом, с Ртищева, усмирившего Хевсур и других горцев, чем он обезопасил сообщения с Россиею, с Ермолова, построившего Грозную, Внезапную, Бурную и много других важных постов, Паскевича, основавшего Закаталы, кончая Головиным, устроившим укрепления Евгениевское, Ахты и т. д., все бывшие главнокомандующие, кто больше, кто меньше, были подготовителями. Если бы князь Воронцов, приехав в 1845 г. на Кавказ, не застал Владикавказа, Грозной, Назрана, Казак-Кичу, Воздвиженской (построенной при ген. Нейдгардте), Внезапной, Герзель-аула, Куринского и др., мог ли бы он повести навязанную ему в Петербурге Даргинскую экспедицию, или начать систематические действия в Чечне, или наступление в Дагестане? Точно также и князь Барятинский, приехав в 1856 году и не найдя всего выше сказанного, очевидно не мог бы приступить к решительному, радикальному покорению Чечни, занятью Веденя и последнему удару владычеству Шамиля на Гунибе. Если бы ему предстояло занимать Сунжу, предгория на Кумыкской плоскости, или Акуту, Цудахар, Кази-Кумух и течение Самура в Дагестане, или земли Джаро-Белоканцев в Грузии, то едва ли всей жизни его достало бы дойти до Гуниба. Но что он в три года покончил с Восточным Кавказом, это факт неоспоримый и, говоря об этом, я не сочиняю панегирика, а только заявляю о действительном событии тем более несомненном и важном, что, судя по действиям его предшественников, это не было бы достигнуто ни в три, ни в тридцать лет. Таково мое полнейшее убеждение. И покончил князь Барятинский в три года не только потому, что ему оставили лишних две дивизии (всем главнокомандующим на Кавказе постепенно увеличивали число войск, и князь Воронцов в 1846 г. тоже сформировал новую дивизию), а потому, что он повел дело с того фланга, с которого и можно было покончить с сопротивлением Шамиля, потому что избрал вполне соответствующего исполнителя — генерала Евдокимова и, что еще важнее, потому, что он ясно определил цель, к которой следовало стремиться, получил высшую санкцию мерам, требовавшимся для достижения этой цели, убедил в необходимости пожертвовать большими средствами в течение нескольких лет, чем расходовать хоть и меньшие, но бесконечно. До князя Воронцова, собственно говоря, даже не было твердо определено: чего мы хотим на Кавказе? Полного покорения, превращения в Русскую область, или усмирения, обеспечения наших пределов, т. е. Терека, Кубани, Алазани? Разве не велись еще серьезные речи о мирных торговых сношениях с горцами, о каком-нибудь modus-vivendi с ними? Разве еще в 1855 году генерал Муравьев не думал, что полезно было бы с Шамилем войти в мирные переговоры, посулив ему нечто в роде учреждения династии под нашим покровительством? Разве и самому князю Барятинскому еще позже не писали, чтобы он оставил блестящие экспедиции в горы и предался мирным занятиям в роли скромного губернатора?…

…Между тем, в двадцатых годах, появились на Кавказе люди, называвшие себя вдохновенными последователями и толкователями веры Магомета. Пользуясь легковерием и невежеством горцев, они, под предлогом учения о мюридизме, внушали им непримиримую ненависть к христианам и возбудили казават, то есть войну против неверных. Свирепость дикарей увеличилась фанатизмом, постоянно поджигаемым хитрым духовенством, которое приобретало чрез это больше влияния и, само собою, личных выгод. Мюридизм, возмутив общее спокойствие Дагестана, где скалы и непроходимые дороги укрывали горцев от наших ударов, долго, однако, не выходил из пределов этого края и Чечня, легче доступная, оставалась в том же спокойном, почти покорном положении; тем более, что с постройкою в 1818 году на реке Сунже крепости Грозной, и на восточной оконечности чеченской долины крепости Внезапной, и с увеличением поселений и резервов на Тереке, мы имели больше возможности во всякое время проникнуть к ним с оружием в руках.

«Письмо из Грозной». 1856 ГОД

«Русский Инвалид». А. Зиссерман. Апрель 1856 г. кр. Грозная.

Горизонт на Западе прояснился. Гром орудий умолк. Всеобщее внимание, в течение почти трех лет поглощенное событиями в Крыму и под Карсом, действиями неприятельских армад Свеаборгом, в Азовском и Белом морях, — снова обратится к мирным предметам. Наши кавказские дела, отодвинутые в это бурное время на задний план, снова возбудит прежнее участие; по-прежнему будут радоваться, встречая знакомое заглавие: «Известия с Кавказа», и с жадностью прочитывать о подвигах войск, слишком полвека стоящих на страже южной России, готовых каждую минуту встретить вооруженной рукою толпы диких фанатиков. Опять будут рукоплескать подвигам наших молодцов, доказавших, что они умеют бороться со всеми ужасами Кавказской природы, и разбивать не только Шамиля, но и других, более образованных противников…

Пройдет несколько времени, кровавая драма исчезнет понемногу из памяти. Восстанет из развалин Севастополь, еще прекраснее прежнего; расцветут города и села на опустошенном берегу Черного моря; закипят торговая и промышленная деятельность, и по-прежнему приедут недавние враги за вашим хлебом. И снова услышит далекая родина об нас. Среди мира и тишины снова понесется гул Кавказских выстрелов, пока и они, в свою очередь, не умолкнут, уступив место орудиям, более мирным и полезным.

Но и во время разгара недавно кончившейся войны мы продолжали наши дела: бегали на тревоги, врывались в пределы неприятеля, уничтожали его запасы и посевы, строили новые укрепления, прокладывали дороги. Одним словом, настойчиво стремились к цели, — и, еще несколько усилий, нет сомнения, неприятель склонит повинную голову и променяет деспотическое владычество фанатизма на великодушное покровительство могущественной державы.

В июне минувшего года мы делали экспедицию за р. Басс. Беларусь за перо, чтобы рассказать об этом движения, не с целью хвалиться подвигами особенного геройства и самоотвержения, а просто, чтобы подать весть из далекой, полуизвестной Чечни. Вероятно, порадуются и вашему маленькому успеху, да кто-нибудь помолится за исцеление раненых и упокой сложивших головы в дальней стороне.

Удушливо-жаркий день склонился к вечеру. Пред бульваром заиграла музыка; на аллеях показалось несколько человек, осмелившихся выйти на божий свет, не боясь задохнуться остатками тяжелого, дневного зноя. Часу в 10-м, число гуляющих значительно возросло, и обыкновенный разговор о Крымских событиях сделался общим; за недостатков официальных известий, сообщались слухи, часто подтверждающиеся; за неимением слухов, всяк толковал свои предположения. Вдруг кто-то проговорил: «господа! Поход; чрез час выступаем; генерал уже приказал кавалерии выходить за ворота». — Все засуетилось. Всяк повторял поход, выступаем, но куда, в какую сторону, надолго ли, — этого никто не мог объяснить. Не принимающие участия в походах остались развивать об этом свои предположения, а мы бегом пустились по домам, чтобы успеть собраться.

В половине 11-го часа, собранная к Алхан-Юртовским воротам кавалерия и конные орудия тронулись. Ночь была темная. В воздухе ни малейшего движения. Пыль густыми массами окружала нас. Изредка на западе, сверкала молния, освещая на мгновение покрытый черными тучами небосклон. Мертвая тишина, соблюдаемая нами, прерывалась отдаленным, едва слышным ропотом Сунжи, да изредка храпением лошади, или бряцанием оружия. Не испытав, трудно себе представить ощущения при ночных движениях, особенно вблизи неприятеля. Расстояния кажутся бесконечными, ничтожный перелесок — дремучим лесом, переправа через мелкую реку — бездонною глубиной; торная дорога принимает вид заглохшей тропинки и потому-то все кажется, что сбились с дороги… Был 12-й час в исходе, когда, переехав Сунжу, мы остановились, чтобы дать время, не только никто бы не думал о сне, а напротив досадовал бы на рано окончившийся преферанс, или недостаток хорошего чтения, считая слишком рано ложиться спать.

Пройдя опустевшие поля Малой Чечни, покрытые огромным бурьяном, мы на рассвете вышли к Аргуну, у разоренного аула Большой Чечен. Под проливным дождем переправились мы чрез разлившуюся реку, катившую с грохотом свои мутные волны. Ливень не переставал; лошади скользили и спотыкались. Промокшие до костей, едва держались на ногах и сомневались в своих силах, — если придется ехать еще далеко; утомление достигало крайних пределов. — Но вот Шалинская просека, вот и знаменитый некогда окоп, напоминающий о подвигах наших войск, о славном рыцаре Слепцове, так преждевременно сраженном вражьею пулей; вот следы ваших зимних трудов — чистое поле на местах некогда частого лесу; вот остаток сожженного сена; вот место, где 22-го декабря славно позавтракали… И, рождаясь одно за другим, понеслись воспоминания о лицах, бывших здесь тогда, о надеждах и мечтах волновавших нас в то время, и невольно повторялось: «свежо предание, а верится с трудом!…»

На реке Шавдон встретила нас колонна, часом раньше прибывшая из кр. Воздвиженской. Все думали — верно здесь остановимся. Но нет; — ждем далее, переходим р. Басс, тянемся топкими полями. Яркое солнце после дождя осветило дремучий лес на хребте Черных гор, озолотило верхи едва колыхавшейся кукурузы, за которою, на полях, показалась стройная масса неприятельской конницы, запестрели значки, игриво-волнуемые легким ветерком. Куда девалось утомление и желание отдыха! Забыта и ночь, проведенная на коне, забыты голод и жажда, — все уступило непонятной охоте поскорее сойтись с врагом и наказать его за дерзкий помысел встретить нас в открытом поле.

Сотни начали строиться в атаке; другие выскакали вперед; солдатики, перекрестясь, прибавили шагу. Разыгрывавшееся воображение уже рисовало картину лихой кавалерийской атаки; но, увы! После двух-трех картечных выстрелов, неприятель стал отступать и в несколько минут скрылся в лесу. Началась обыкновенная история: пехота заняла цепями опушку, орудия стали на позициях, резервы расположились за местными прикрытиями, кавалерия спешилась и, рассыпавшись по полям, шашками и кинжалами принялась уничтожать кукурузу, или «початки», выражаясь по-казачьи. — Перестрелка закипела по всей линии; грохот рассыпающейся по лесу картечи прерывался свистом неприятельских ядер, осыпавших нас комками грязи. Мы носились взад-вперед с приказаниями, завидуя некоторым счастливцам, расположившимся с запусками на барабанах.

В 4-м часу началось отступление. Пока преследующий нас неприятель мог прикрываться кустами, выстрелы не умолкали; но как только войска вышли на открытое поле, перестрелка утихла и кучки конных чеченцев разъезжали на благородной дистанции. В 6 часов мы возвратились на Шавдон, где застали пришедшую из Грозной пехоту и артиллерию. Отряд расположился бивуаками.

И так, мы пробыли около 20-ти часов на конях, почти не слезая; успели дальним обходным движением пройти без отдыха из Грозной к подножию Черных гор, прогнали неприятеля, собравшегося защищать свои поля, и истребили их совершенно.

13-го числа, отряд выступил из лагеря опять по тому же направлению. За р. Бассом чеченцы выстроили по обеим сторонам дороги две большие конные колонны, предполагая, что, внезапно завидя их, мы остановимся, начнем строиться, поджидать артиллерию и пехоту, а они воспользуются этим временем, задержать наш выход из кустов к переправе и нанесут нам большой урон. Но не так случилось. По первому крику ехавших впереди нескольких милиционеров, все бросились к переправе — и, одна за другою, понеслись 30 сотен казаков с криком ура! прямо на неприятеля. Ошеломленные такою неожиданностью, чеченцы, не сделав даже залпа, показали тыл, и шесть верст, до самого лесу, мы гнали их во весь карьер. Несколько человек тут же были схвачены. Таким образом, попытка неприятеля остановить нас была уничтожена, а колонна, занявпо вчерашнему опушки, прикрыла лежащие в тылу поля с кукурузой и просек. Чрез несколько часов исчезли следы посевов.

14-го числа, неприятель уже не выходил встречать нас в открытом поле. Убедившись, что им не воспрепятствовать достижении нашей цели, они старались нанести нам, по крайней мере, как можно больше вреда, и занимал каждый куст, каждую балку, весь день придерживали самую усиленную перестрелку. На ядра неприятель видимо скупился: он угощал нас точно по пословице: «чрез час по ложке». Отряд был разделен на две колонны; каждая обходила назначенное пространство засеянных полей, и истребив посевы, подвигалась далее. Неприятель, отстреливаясь, отступал; цепи бросались за ним с криком ура! выгоняли его из занимаемых позиций и беспрерывным огнем, поддержанным картечными выстрелами, не допускали его к опушкам. Изредка только несколько смельчаков подкрадывались к цели, делали залп, кто-нибудь из наших падал; но в тоже мгновение посылался громкий ответ картечей и штуцерных пуль, — глядишь: тащат одного-двух за ноги в чащу леса; еще залп, бросают ношу, и остается умирающий наездник, силясь повернуться на восток… Орудий неприятельских не видать; они ставят их в закрытых местах, недоступных для кавалерии. Только вдруг покажется дымок — «Братцы, он стреляет!» и вслед затем со свистом промчится над головами ядро, вопьется с глухим стоном в землю и пойдет рикошетом; а то врежется пред самою колонной в вспаханную землю, засыпая передних грязью, или ворвется в средину колонны, раздастся какой-то необъяснимо-неприятный звук. — «Кого там задело?» торопится всякий спросить. «Антерилицкую лошадь!» Слава Богу!… Одно ядро влетело в ехавшую за нами сотню Грозненских казаков, бывших в конвое у генерала; по звуку удара слышно было, что выстрел не обошелся без жертвы; невольно все обернулись. Но Всевышний видимо хранит рать православную: ядро вырвало двух лошадей в первом взводе; окружающих обдало кровью и внутренностями бедных животных; лошади шарахнулись в сторону, а седоки отделались падением, не получив даже контузии. «Вот те и серый!» сказал один, вставая, снял седло и отправился к обозу.

Странно, однако, есть не только отдельные лица, но даже целые части войск, которым ни одно дело, ни одна перестрелки даром не обойдутся. Не убьют, так ранят, а нет, то уж лошадям достанется. Из моих знакомых, некто войсковой старшина Ф. и майор М., храбрейшие люди, из каждого дела выходит с отметкой, — если не ранены, то с безногими лошадьми, или вовсе пешком; а теперь, к сожалению, оба ранены. Грозненская сотня тоже на это счастлива, иногда пустейшая перестрелка, а у них, глядишь, несут кого-нибудь, или два-три человека плетутся с седлами на плечах.

В этот день работа пошла с необыкновенным успехом. К 3-м часам пополудни, кругом на расстоянии не менее 10—12 квадр. верст, поля, накануне цветущие густым, полусозревшим хлебом, превратились в заброшенные пашни, не дождавшие посевов. Три небольшие аула, лежавшие у самого подножия Черных гор, преданы пламени.

Картина пожара была прекрасна и вполне достойна кисти Айвазовского. Необыкновенно яркое пламя камышевых крыш и хлебных копен отражалось на гигантских деревьях позади лежащего леса, окрашивая их в кирпичный цвет; рассыпанные по аулу люди казались какими-то тенями, бродящими в пламени; густой, желтоватый дым тяжелыми клубами окружал пожарище; выходившие из аула люди и лошади мгновенно исчезали в нем, как в бездне. Листья горящих деревьев кружились над всею картиной, как снег, падающий большими хлопьями; испуганные куры носились с печальным кудахтаньем над самым пламенем; поодаль от нас, над небольшим обрывом, стояли кучками конные и пешие чеченцы, перестреливаясь с цепями; треск горевшего камыша и хвороста прерывался выстрелами да шипением ракет, крестивших в разных направлениях воздух.

Приход отряда за Басс наделал немало тревоги в горах. Шамиль немедленно разослал ко всем наибам приказания — собираться скопищам к Веденю. Он боялся дальнейшего наступления отряда, грозившего окончательным истреблением всех посевов на плоскости, последствием чего был бы ничем неотвратимый голод. Но он уже опоздал. Мы успели кончить свое дело. Наибство Талгика осталось без хлеба; надежды на Джалканские запасы, снабжавшие всех непокорных, рушились с исходом нашей зимней экспедиции, и им остается теперь или голодать, или искать нашего покровительства и выселиться в покорные аулы, под стенами наших укреплений. Нет сомнения, что большинство так и сделает.

Сын Шамиля, Джемаль-Эддин, недавно возвратившийся на родину, уступил убеждениям отца и согласился жениться на дочери наиба Талгика, 15-ти летней, хорошенькой девочке. В день прихода отряда, из Веденя приехали за невестой шурин Талгика и другой какой-то приближенный к имаму человек. Сделалась тревога; они выехали посмотреть на нас и вмешались в толпу конных чеченцев. За это любопытство они расстилались самым плачевным образом: один убит наповал, другой, упав с убитой под ним лошади, повредил себе руку или ногу. Свадьба была отложена. После ухода наших войск, собравшиеся со всех сторон толпы простояли несколько дней на Бассе и разошлись. Неделю спустя, Джемаль-Эддин женился…

К вечеру мы возвратились в лагерь. Разлегшись на свежей скошенной траве, мы пили чай, курили, рассказывали впечатления и случайности наших дел с чеченцами, ожидая незатейливого ужина, и заранее мечтая об удовольствии, с каким до утра «зададим высыпку». Пробили повестку; грянул выстрел: граната умчалась едва светящейся точкой к неприятельской стороне, горнисты заиграли зорю; песенники пропели «Боже, царя храни» и «Отче наш», люди, крестясь, собирались ложиться спать, и мы уже думали последовать за ними, как вдруг барабанщик «ударил адъютантов». Что бы это значило? Какое приказание будет отдано в это время?… Так и есть, чрез час вся кавалерия с конными орудиями выступает с генералом, а пехота остается на своих местах.…На берегу реки мы отдохнули часа два, утолили нестерпимую жажду и пустились к Аргуну, по дороге в Грозную, до которой оставалось еще верст 25…

И так, поход кончен; идем домой, идем отдыхать. Пройдет день, другой; человек выспится, измятые кости придут в нормальное положение; окруженный некоторыми удобствами, забудет он и бессонницу, и утомление, и тревожные часы, проведенные на коне — среди опасностей; разве потрескавшиеся от загара губы, да большая кожа на лице помнят о нескольких днях движения в неприятельскую землю…

Даже весело, когда после таких трудов возвращаешься домой: бедная квартирка с разбитыми стеклами, не затворяющеюся дверью и скрипучим неровным полом, рисуется чуть ли дворцом. Чем ближе к дому, тем все приходит в более или менее веселое расположение духа, рассказывают очень забавные вещи, — и, смотря на эту массу вооруженных людей, нельзя как-то представить себе, что они, час тому назад, были лицом к лицу с неприятелем, стояли под его меткими выстрелами, рисковали каждый сложить свою голову или остаться без руки… Только стоны раненых, едущих в длинных транспортирных повозках, да переваленные поперек лошадей тела убитых казаков, у которых как-то весьма неприятно болтаются отвисшие руки, напоминают настоящее значение этой массы людей, умеющих с таким необыкновенным равнодушием смотреть в глаза смерти…

Смерклось. Лошади двигались медленным, убаюкивающим шагом. Сначала я только дремал, после стал засыпать, просыпаясь чрез каждые 5—6 шагов, и под конец совсем заснул, придерживаясь обеими руками за луку…

Меня разбудил громкий оклик часового — у ворот крепости.

Кавказская легенда

ГАЗЕТА «КАВКАЗ» №26, 1852 Г.

В Чечне, у Сунженской станицы,

В мирном ауле, в зимний день,

Стеклись Чеченские девицы,

И парии юные под сень

Холодно-дымной, но не скучной,

Убогой сакли. Жадно все

Внимали песни сладкозвучной

Иль-аллы славного. В красе

Еще цветущих лет, меж ними,

Иль-алла песнями своими

Давно прославился; — теперь

Уж он состарился; но дверь

Во всякой сакле открывала

Ему свободный вход и пищу, и приют,

И все, чем лишь в Чечне живут,

Имел по всюду бедный алла.

И вот все слушают его:

Младые парни, девы юны

В кружок усевшись. Своего

Мирцъ-пандера настроив струны,

Он вдруг прокашлялся, вздохнул,

И песню громко затянул.

Он пел про русского героя —

Грозу Чеченцев немирных —

Всегда бесстрашного средь боя,

Всегда опасного для них.

Он пел о том, как благородно

Он с побежденным поступал,

Как всюду действуя свободно,

Сердца невольно привлекал.

Как он отечески лелеял

Своих отважных удальцов,

Станицы Сунженской сынов,

И сколько доброго посеял

В сердцах любимых казаков.

Он пел его благодеянья,

В домашней Сунженской тиши,

Его все славные деянья

И правоту его души.

Он о Слепцове пел! И жадно

Чеченцы слушали его,

И восхищались песнью складной

Певца любимца своего.

Но вдруг послышался им топот,

И кто-то скачет на коне,

В своей воинственной броне,

К их дымной сакле. Общий шепот

Притих, умолк — и в сакле той

Явился вестник молодой.

Был беден лик его и слова

Пришелец вымолвить не мог;

Он переселился, и вздох,

Из груди вырвавшийся, снова

Душе свободу дал — и вот

Свою он весть передает:

Про смерть бесстрашного Слепцова,

Со славой павшего в бою,

За честь, за родину свою!»

Тут, вестник вдруг остановился.

Иль-алла вздрогнул и в тоске

Весь побледнел и прослезился… —

Мирц-пандер, брошенный к стене,

Со стоном жалобным разбился.

П. Вейль.11-го февраля 1852 г. Крепость Грозная.

«Воспоминания кавказского офицера»

Газета «Кавказ» №17, 27 февраля 1854 года.

I. Набег. Солнце зашло в вечер Рождественского сочельника 1833 г. Кто-же не думает о тебе с чувством любви, святой вечер Христа, праздник любви и благодарности, торжество соединения всех сердец в одном общем чувстве любви ко всеобщему Отцу, в общем вознесении к спасителю! В этот вечер все, связанные между собою земными узами, ближе еще прижимают друг друга к груди, и никто из ближних не забывается, отсутствующим посылается дружеское воспоминание, а дорогие сердцу, давно уже умершие, как бы нисходят снова в этот мир и присоединяются к своим, около лучезарно-блестящей елки, воспоминание о которой преследует нас сквозь миры и столетия… Прекрасный праздник! Но прекрасный только там, где люди мирные, беспечные, живут и любят по-человечески. На диком, кровавом Кавказе этот Христов вечер в 1833 году праздновался иначе.

В крепости Грозной собралось много гостей: по таинственным дорогам, с лесистых берегов Терека, пришли линейные казаки, неутомимые егеря, артиллерия со своими разрушительными громами.

Ровно в тот час, когда отворяется дверь, которая долго удерживала детей в темной комнате для того, чтобы вдруг ослепить их блеском елки, в тот самый час отворились ворота крепости, и собравшееся в ней воинство вышло в холодную ночь далеко в поле, покрытое снегом, под небо зимнее, сиявшее мириадами светил. Колонна за колонною, по мере того, как они выходили из крепости, останавливались, ожидая дальнейших приказаний. Вполголоса передавались эти приказания, каждая колонна занимала указанное ей место, и вскоре по белому снежному полю двинулась темная однообразная масса, как будто огромная черная змея или грозная туча, а впереди ее литейные казаки, как сверкающая молния. Мороз доходил до 26⁰ R. Гробовая тишина царствовала в рядах солдат; шум их шагов походил на шорох листьев, колеблемых ветром, и самые тяжелые орудия, с колесами обвернутыми соломой, не гремели, а тихо ползли по твердой промерзлой дороге. Цель наша была — напасть на деревню Горишки, в 35 верстах вверх по течению Сунжи, и в 10 верстах по ту сторону ее, в густых лесах Малой Чечни, — деревню назначенную к уничтожению за измену и грабежи.

Приятно слушать про ночные походы, про форпосты. Величественную картину представляют нам эти люди, под покрывалом ночной темноты несущие с собою смерть и разрушение, и сами готовые на смерть; — или же, другая картина: пикет, тихо стоящий при свете неприятельских огней, отдельный пикет, как чуткое око покоящегося войска, стоящий уединенно среди торжественной тьмы ночной вблизи опасного врага. Но, к сожалению, не все так поэтично на деле, как на словах: поэзия заимствует у действительности только светлые краски для своих идеальных творений, а до темных не касается; она рисует свежестью весны, теплотою лета. Тогда пожалуй и на карауле быть приятно; тогда может сплетаться какая-нибудь прекрасная мечта, воображающая благорастворенный воздух, запах цветов, пение соловья… Но идеалы ночного пикета в осенний дождь: пылающий костер и стакан пуншу. Утомительно, убийственно скучно тихое, однообразное движение во время бесконечных зимних ночей, когда мороз, проникающий во все поры, холодит кровь, останавливает даже мысль; тогда разговор — это лучшее средство прогнать время, сам собою умолкает, и невольно является сильное побуждение к любимой, привычной трубке, в которой однако должно себе отказать, потому что одна искра, даже табачный дым, — могут сделаться предателями. Много, много таких ночей проводит солдат на Кавказе, и право такие ночи не совсем то, что ночи в роскошной бальной зале кн. В…. Утро обвеяло нас вдвое усилившимся холодом, когда мы подошли к переправе через Сунжу.

Я решительно почувствовал, что кровь у меня в жилах замерзла. Показания проводника насчет перехода через реку оказались ложными. По самой средине, где течение всего быстрее, ломался лед; только кавалерия и пехота могли переходить осторожно, поодиночке, а тяжелые орудие и артельные повозки заламывались под лед; их надо было вытаскивать на руках, что по необходимости причинило много хлопот и потери времени. Между тем взошло солнце, и экспедиция казалась неудачною, потому что главное условие спеха в этих ночных набегах — застать неприятеля врасплох. Тогда мне скомандовали двинуться с казаками вперед, и сделать что можно; это возбудило замерзшую кровь мою и она опять закипела в жилах. В одно мгновение ружья были вынуты из чехлов и прилажены, и мы галопом поскакали в лес. Пар от разгоряченных лошадей подымался густым облаком и носился над нами и вокруг нас. Так мы скакали с полчаса по узкой лесистой дороге, перепрыгивая торчащие пни и отрясая густой иней с нависших ветвей, пока наконец не выбрались на поляну. Тут, прямо против нас, на краю леса, был видев аул, назначенный к истреблению. Все еще было тихо кругом, смирно было в ауле; местами подымались из труб клубы дыма — знак, что жители проснулись для дневных занятий. Они быть может, в утренних молитвах благодарили Бога за сохранение их жизни и имущества, думали, что начинающейся день кончится как вчерашний; они не знали, что над головою их смерть и опустошение, что для многих, теперь так беспечно покоящихся, блестящее солнце восходит в последний раз.

Мы пришли тайно, как судьба, грозно, как ангелы-мстители преступного Содома. Затем, так как уже не было нужды в молчании и тишине, я громко закричал своим казакам: «с Богом, ребята!». Эти слова раздались в отзвучиях по встревоженному аулу. С криком бросились казаки вперед, влево, и вправо, обскакали аул и отрезали от леса.

По лесам и горам раздалось эхо диких восклицаний, ружейной пальбы, отчаянных криков и жалостных молений женщин и детей, которые в просопках бежали к лесу полунагие.

Как часто мне приходилось видеть смерть близко, в лице, в разных ее видах. На поле сражения, покрытое трупами, я смотрел холодно, как на картину обыкновенную; иногда даже любопытно было мне рассматривать — куда поразила пуля того, кто умирал в страшных мучениях, или того, чей светлый взгляд выражал спокойствие и блаженство….

Кровавый бой казался оконченным; на окровавленном снегу лежали трупы мужчин, женщин и детей, под старым деревом сидели тесною толпою пленные, числом 136. Важно и тихо, в мрачной думе сидели они, не понимая еще того, что потеряли, — они только чувствовали, что у них осталось. Кругом стояли казаки. Некоторые из них перевязывали раны своим товарищам как умели, другие оберегали сложенное оружие, иные отирали кровь с шашек и кинжалов, или чистили ружья; немногие разговаривали. Торжественны первые минуты после сражения!..

Егерские стрелки докончили дело — взяли аул. Казалось, все кончено, как вдруг опять в чаще леса раздался дикий крик, закипела частая перестрелка. Я быстро вскочил на мою серую лошадь и поскакал по снегу, лесом, посмотреть, что там еще происходит. Вот что представилось глазам моим: на снегу сидела толпа женщин с детьми; несколько мужчин стояли кругом и защищали их. Казаки с ними перестреливались. Двое из них были ранены; другие, из мести, стреляли в толпу без разбора… По их разумению все были виноваты, без различия пола и возраста: женщина или родила, или родит разбойника, мальчик родится волчонком, и потому не должен вырастать, иначе сделается волком…

Я прибыл во время, чтобы спасти хоть то, что оставалось от защищавшихся. Я приказал ружья закинуть на спину, и против мужчин пустить в дело шашки. Приказано, — сделано. Молнии засверкали снизу вверх и сверху вниз, и в одно мгновение остались только окровавленные трупы. Какое сильное сердечное волнение снова произвела во мне группа уцелевших, полуобнаженных женщин! Некоторые из них не могли ни стоять ни идти, потому что отморозили себе ноги. Одна мать старалась отогреть младенца на остывшей груди своей; другие с тихим прискорбием смотрели на трупы детей, прикрывая их своими рубашками: материнская любовь пыталась согреть холод смерти. Я приказал этих несчастных присоединить к прочим пленным, тогда две из них, молодые, с лицами искаженными страхом и холодом, приползли ко мне на коленях, уцепились за мои стремена и говорили слова непонятные, между которыми я мог только различить «Бог и милость», слова, которые легко узнать на каждом языке, поэтому что они заимствованы из словаря сердца и очей…

Войско расположилось во взятом ауле. Взвод, назначенный в караул, занял свои посты при пушках, образуя из себя живой вал, другие расположились как могли по дворам саклей; лучшие из них заняты были офицерами, после предварительного очищения и подстилки пыльной шерсти, вынутой из матрацев. Старое тряпье, изломанная домашняя посуда были единственными вещами, за негодностью уцелевшими в притоне наказанных хищников…

Множество бивуачных огней запылало со всех сторон: столы, скамьи, двери, ящики, арбы — словом все, что найдено в домах и возле домов, все это горело; и конечно, должно полагать, что люди после ночных беспокойств лягут спать, для подкрепления истощенных сил своих. Ни чуть не бывало! Труды и усталость за забыты. Толпы мародеров переходят со двора на двор, из дома в дом (исключая тех, где поместились офицеры); там они штыками перебрасывали старую шерсть, надеясь еще найти что-нибудь полезное, рылись под полом, ища зарытых кладов, так как они один раз нашли подобным образом горшочек с деньгами; после того всегда и везде ищут они такого горшка. При этом нередко бывают споры за какую-нибудь дрянь, никуда негодную, найденную вместо клада. Но такова уж натура солдата: он все разорит, единственно для того, чтобы не оставить не разоренным, все съест, что только съесть можно; одним и тем же желудком поглощается мед, кислое молоко, овечий сыр, масло и разного рода жир, словом такая смесь, от которой и в желудке страуса произошли бы судороги. Вдруг эта толпа мародеров, как будто гонимая вихрем, выбегает с криком. Не напал ли на них неприятель? Вовсе нет; они открыли кур. Бедные курицы подняли крик и летают, как могут, чтобы спастись от напасти; но сотни людей бегают за ними с восклицаниями, сотни палок летят на них со всех сторон, пока наконец не пойманы бедные курицы ко всеобщему восторгу. При такой охоте особенною ловкостью отличаются денщики. Между тем около костра составляется базар: посуда медная и глиняная, пестро-раскрашенные ящики, оружие, разного рода платья мужские и женские продают за что попало, все спешат, торопятся; одни только старые солдаты, которые вообще грабежом пренебрегают, сидят спокойно, покуривая трубку и посматривая за кипящим в котле супом. До вечера продолжаются хозяйственные хлопоты, наконец с наступлением ночи водворяется тишина.

Вокруг деревни усилены караулы, резервы поставлены за крайними домами. Около погасающих огней спят солдаты, завернувшись в шинели, только кое-где еще кто-нибудь варит себе что-то в маленьком котелке.

На рассвете барабан будит всех к утренней молитве; тогда каждая голова нагибается, каждая грудь крестится барабан бьет опять; кучера и артиллеристы запрягают лошадей в повозки и под пушки, солдаты взбрасывают сумки за плечи. Третий барабанный бой приводит в движение колонну. Между сигналами сделаны были приготовления к сожжению деревни. Это операция своего рода, происходящая правильно, систематически. Внутри домов накладываются разного рода горючие материалы, как-то: дрова, солома и проч. как можно полнее, потом все это зажигается победителями. Пожар бывает страшный, никакая пожарная команда не в силах была бы потушить его. Между тем колонны выступают в поле и строятся. Немедленно после удаления из леса выбегают немногие уцелевшие жители, пытаются потушить пожар, ищут трупов, но убедившись, что все погибло без возврата, в отчаянии бросаются во след за отрядом, и следуют за ним пока лес дозволяет….

…Зима прошла. Много ночей мы провели на коне, многие аулы постигли участь Горишек. Ослепительный снег стаял, весна одевала леса густыми листьями, горы и луга красовались свежею зеленью. Все воодушевилось новою жизнью; а мертвые почивали, и с ними вместе гений войны их поразивший. В одно прекрасное весеннее утро я отправился верхом, по делам службы, в крепость Грозную, и окончив дела, пошел навестить пленных: их было более четырехсот человек. В темном месте их заключения, освещаемом только тлеющими угольями, между прочими пленными, помещалось от 50 до 60 женщин и детей.

Посетив пленных и будучи проникнут живым чувством сострадании к этим несчастным жертвам заблуждений своего племени, я им сказал через переводчика несколько слов утешительных; тогда из темного угла вышли ко мне бледные женщины, с трудом передвигавшие ноги, придерживая руками тряпки, едва закрывавшие грудь; — бросившись к моим ногам, они проговорили сквозь слезы: «ты когда-то сжалился над ними, сжалься и теперь». Я узнал двух девушек из аула Горишки, но я с трудом узнал их. Так изменились они в заключении. Положение их меня тронуло; я решился помочь им. Утешив их словом, я немедленно отправился к полковнику П., тогдашнему коменданту Грозной, дабы его известить о намерении моем взять этих девушек под свое покровительство, и через час я получил право освободить пленниц. Один мой приятель из туземцев (кунак), обязался на следующий день доставить их ко мне в Червленную, куда они действительно прибыли на другой день к вечеру, и застали приготовленную для себя комнату в моем доме.

Бедные дети слишком много вытерпели, горе слишком сильно потрясло их душу, чтобы внезапная перемена участи могла им быть чувствительна: равнодушные ко всему, они просиживали целые часы и горько плакали. Их робкие натуры, развившиеся под влиянием строгих нравов родины, а потом одичавшие в заточении тюремной жизни, недоступны были ни словам утешения, ни какой бы то ни было радости. Кроме того, по религиозным мусульманским предрассудкам, они отказывались есть блюда, приготовляемые христианами. Переломить в них этот предрассудок было чрезвычайно трудно; напрасно и истощал все свое знание Корана, чтобы доказать им, что и сам пророк допускал исключения; не признавали они моего авторитета, и я принужден был позвать настоящего муллу, который именем священной для мусульман книги разрешил им принимать все, что дается от чистого сердца.

Мало-по-малу оцепеневшие сердца стали оживать, явилась некоторая привязанность к жизни; ее живительная теплота стала опять развивать цвет юности, увядавший от горя. На бледных щеках появился румянец, тусклые глаза запылали, тощие члены округлялись жизненной полнотою, и обрисовывались изящные формы, прекрасные талии в красивом национальном наряде. Велико было мое наслаждение следить за развитием этих цветков и окружать их всевозможными попечениями.

Старшая из двух сестер — Гайде была, особенно, идеально-грациозное создание: высока и гибка как тополь, легка, игрива как лань; в ее черных глазах отражалось глубокое сердечное чувство, и вместе с тем проглядывали крайности: в ней обнаруживалась душа, способная пламенно любить и жестоко ненавидеть, на устах ее высказывали жаркий поцелуй, а рука казалась способной владеть острым кинжалом. И всего ей было 15 лет.

Младшая сестра, Белла, не столь была хороша, не имея ни той грациозности стана, ни такого благородства в чертах лица.

Со временем упрочилось доверие, настала веселость, робость исчезла, вместо слез появились улыбки; чужой дом стал казаться родным; они подружились с казачками, помогали им в трудах около винограда и шелковичных червей, а в праздник присоединялись к веселому кругу девушек для народной пляски, в которой отличались особенною ловкостью.

…В тот же день старый Исса, в сопровождении Моллы и наиболее уважаемых в народе старшин, отправился в Грозную. Последствием его ходатайства было то, что я получил приказание отпустить с ним Гайда и Беллу, ценою освобождения горцами троих наших пленных солдат. Это приказание было мне передано братом Иссы. Каждое слово его падало мне камнем на сердце… Но я понимал, что не имею никакого права удерживать при себе пленниц. Мудрый и предусмотрительный закон признает пленников средствами для освобождения наших соотечественников, по несчастью плененных горцами и подвергающихся у них жестокому обращению, на какое только способен народ неумолимый и необразованный. С другой стороны, я понимал, что права кровного родства гораздо священнее прав иноземца, который, приютив к себе пленниц, поступил только по внушению человеколюбия. И так, должно было подавить в себе всякое эгоистическое чувство и покориться необходимости.

Гр. Ст…

Из истории евреев грозного

РГВИА ф. 13454, оп. 15, д. 153.

О ПЕРЕСЕЛЕНИИ ЗА ТЕРЕК ЕВРЕЙСКОЙ СЛОБОДКИ, НАХОДЯЩЕЙСЯ ПРИ КРЕПОСТИ ГРОЗНОЙ. Стр. 3…Начальнику Штаба 20-й Пехотной дивизии и войск Левого Крыла Кавказской Линии, Господину Генерал-майору и Кавалеру Рудановскому. Воинского начальника крепости Грозной. 28 мая 1857 года.

Рапорт. Созвав все общество Туземных Евреев, проживающих в кр. Грозной, неимеющих здесь лавок и других прочных торговых заведений, я прочел и потом подробно объяснил им содержание предписания ко мне Вашего превосходительства 19 сего мая за №4826, относительно избрания ими месть для переселения в аулы, а также для приписки к Государским сословиям в Кизляре и Моздоке. Выслушав это, Евреи объявили мне, что они, проживая довольно значительное время в кр. Грозной и непредвидя необходимости переселяться куда-либо из оной, никогда не помышляли о переселении и потому, не высмотрев заблаговременно месть, не могут в настоящее время определить, где удобнее будет им поселится. Донося об этом Вашему Превосходительству, честь имею представить при сем именные списки туземным евреям, проживающим в кр. Грозной: особо имеющим здесь лавки, и особо незанимающимся никакою постоянною торговлею. Подпись: Майор Спиридонов.

Список Горским Евреям, имеющим в кр. Грозной собственные свои дома с лавками и занимающиеся постоянно торговлею. 21 мая 1857 года. Юнкер. 1. Арайхан Матаев. Простые Евреи. 2. Али Кукулиев, 3. Рахмил Исаевич, 4. Урусхан Шамаев, 5. Арум Рафаилов, 6. Егор Нурилев, 7. Гирей Натанилов. Подпись: Воинский начальник крепости Грозной майор Спиридонов.

Список Горским Евреям, проживающим в Слободке крепости Грозной в собственных своих домах. 21 мая 1857 года. 1. Акиво Ишаев, Гилат Сафанаев, Адинагу Худайнатов, Амирза Шальмиев, Удада Кукулиев, Абу Шадуев, Исай Хаимов, Акам Израилов, Нисим Мушаипов, 10. Саады Ишуев, Наткали Мухаилов, Назар Популиев, Мушаил Нисимов, Емануил Дадаев, Писах Нисанов, Амиль Заус, Заулу Нисимов, Израил Масандаров, Изгил Мушаилов, 20. Сдова Канжагал, Джапар Псяров, Шебатука Левиев, Илагу Гилатов, Вдова Мушаилова, Вазыр Пельхасов, Дыбир Натанилов, Масандир Ашуров, Галат Бабижаев, Авталин Пейсахов, 30. Нахам Рыханаев, Рази Якубов, Исмаил Аласдадов, Ельма Ефремов, Казак Шербатов, Кукимай Юсупов, Вдова Нурилева, Юсуп Гудагаев, Мелех Бабижаев, Якуб Устарханов, 40. Огулъ Мадаев, Кукулу Якубов, Емануил Мисиев, Аким Ханукаев, Абишай Агуев, Абрам Израилов, Насим Лудодатов, Якуб Устарханов, Хамула Рахмимов, Давыд Масандиров, Шаул Натанилов, Симон Якубов, Нуриль Азариев, Приг Данилов, Вдова Нувахов, Симон Рабаев, Вазари Худайнатов, Мушаил Мухаилов, Вдова Карагачь Мушаилова, Дахау Рафаилов, 60. Давыд Шахманов, 61. и Синагога Еврейская.

Поясненные евреи объявили мне, что не высмотрев заблаговременно для себя удобных мест, не могут в настоящее время определить где удобнее будет им поселиться. Подпись: Воинский начальник крепости Грозной Майор Спиридонов.

Его Превосходительству командующему войсками левого крыла Кавказской линии господину генерал-лейтенанту и кавалеру Николаю Ивановичу Евдокимову. Грозненского Еврейского общества.

Прошение. В 1853 году по расположению бывшего начальника левого фланга генерал-лейтенанта князя Барятинского, при расширении крепости Грозной слободка наша была снесена на другое место, на сломку домов было выдано для всего общества 500 рублей, но это при разделе досталось весьма ограниченному количеству денег на каждое семейство; мы все-таки этим не были обижены и без ропота исполнили волю начальника, тем более что Его Сиятельство изволил объявить нам, что слободку нашу хотят населить по плану, а после этим уже более не будут беспокоить нас переселением на другие места. Так как живя более 20-ти лет здесь в крепости Грозной мы обзавелись хозяйством делаем и согласно всегда приносим какая потребуется пользу для правительства дабы не переселяться нам на другие места, что для хозяйственных обзаведений становится весьма чувствительно, тем более что мы не желаем иметь жительство союзное с покорными чеченцами, потому что предки наши не были выходцы из гор, а начало происхождения нашего при первом еще разорении Иерусалима выходили оттуда и поселялись: в Персии, Дагестане и на здешней линии, и жили всегда под покровительством России. — В 1831 году во время возмущении Казы-Магомою покорных Кумык крепость Внезапная 16 дней находилась в блокаде, мы в то время имели жительство в Андреевой деревне и при опустошении неприятелем деревни этой мы понесли большую потерю, имущество наше все было похищено Кумыками, хозяйственные обзаведении школа наша были преданы огню и человек до 60-ти убитых и взятых в плен, остальные некоторые успели бросив все и перебрались в крепость Внезапную, где терпели равную участь с тамошним гарнизоном. За преданность нашу к Русскому правительству при освобождении крепости от блокады генерал Емануэль весьма благодарил нас и приказал селиться где мы изберем удобное для себя место; после того некоторые поселились в Ташкичах и Нальчике, а мы поселились в Старом-Юрте, но поселение это не было выгодно для нас только что начали обзаводиться хозяйством, как Наиб Уди-Мулла с партиею напал на нас несколько человек убил, ранил, взял в плен, а также и имущество которым успели обзавестись все было похищено. — Вот что не имеем постоянного прибежища, мы решились просить дозволения генерала-майора Пулло о переселении на постоянное жительство в крепость Грозную между русскими, на что и получили милостивое разрешение начальства с тем чтобы никогда не переселяться из оной во избежании поясненных потерь в хозяйственном обзаведении. Вследствие всего вышеизложенного мы осмеливаемся покорнейше просить Ваше превосходительство оставить нас на жительстве между русскими здесь в крепости Грозной переселяя в какие-либо другие места, а в особенности мы избегаем союзного жительства с татарами, потому что они издревле имеют вражду на нас и будут опустошать наши хозяйства, даже в настоящее время есть пример, что они беспричинно убивают наших и кроме того вырывают из земли тела умерших и наругаются над ними. На что имеем счастие ожидать благосклонного распоряжения Вашего Превосходительства июня 10 дня 1857 года, крепость Грозная, к сему прошению подписуемся, на Иврите (всего 15).

Стр. 17…Командующему войсками Левого Крыла Кавказской линии, Господину Генерал-Лейтенанту и кавалеру Евдокимову. С мнением касательно переселения из крепости Грозной 60-ти семейств Горских Евреев. В должности начальника Чеченского народа подполковника Белика.

Рапорт. Семейства горских евреев, водворенных на форштадте при крепости Грозной, перешли сюда частью из гор, а частью из деревень: Андреевой и Ташкичей. Ненависть, какую они питают к горцам и ожесточение последних к евреям, есть та причина, которая разделяет эти племена и удаляет евреев, как более слабых духом от общежительства с горцами.

Водворение же евреев где-либо в здешнем крае, отдельно, также невозможно, потому что они не в состоянии будут защищать себя и неминуемо подвергнуться опасности от неприятеля. Хотя от здешних евреев непредвидется особенной пользы для края, но нельзя ожидать от них и вреда, тем более, что все их побуждения заключаются в незначительных торговых оборотах. Поэтому, если уже необходимо переселить отсюда евреев, то я полагал бы для этого найти более удобные и безопасные места внутри края, как то: о реке Куме, Куре или близь крепости Нальчика, если там есть свободные земли. №1452, 12 октября 1857 года, крепость Грозная.

Стр. 28…Сведение о населении евреев в крепости Грозной. 4 июня 1856 года.

У юнкера Арапхана Матаева 3 лавки; Арона Рафикова 8 лавок, Гирея Натанилова 5 лавок, Гиршиима Исмаева 2 лавки, Якова Мисиева 1 лавка, Рипау Нурилова 2 лавки, Жепара Бибжаева 1 лавка, Ануха Рахмалова 1 лавка в Еврейской слободке, Дибира Натанилова 1 лавка в Еврейской слободке. Всего живущих евреев мужчин — 256, женщин — 223.

Грозненская почтовая контора

«Кавказский комитетъ». В Санкт-Петербурге 20 Октября 1858 г. №7521. Господину Министру из финансов.

Препровождая при сем к Вашему Превосходительству подлиннике: отношение г. Наместника Кавказского от 9-го минувшего Сентября за №731, съ следующими к оному двумя приложениями, об устройстве прямаго почтоваго сообщения между крепостями: Владикавказом и Грозною и Терскою линиею и об учреждении, по сему случаю, в Грозной Почтовой Конторы, а в станице Николаевской Почтоваго Отделения, а также мнение по сему предмету Г. Главноначальствующего над Почтовым Департаментом, изложенное в отношении его от 9-го сего Октября за №1478, я имею честь покорнейше просить препятствия к производству из государственнаго Казначейства на содержание означенных конторы и отделения по 669 р. 95 ¼ коп. в год и на единовременное обзаведение Грозненской конторы 100 р.

На сие имею честь ответствовать, что подлежащее на содержание вновь учреждаемых в кр. Грозной почтовой конторы и почтоваго отделения в станице Николаевской 669 р. 95 ¼ к. в год, в следствие предположений, известных Вашему превосходительству отношения моего, от 31 минувшего Октября №6033, должны быть внесены в финансовую смету о доходах и расходах по Закавказскому краю и издержка сия, равно и потребные на единовременное обзаведение Грозненской почтовой конторы 100 р., подлежит удовлетворению, подобно всем прочим расходам на содержание почтоваго управления в том крае, из доходов по Закавказскому краю, предоставленных в распоряжение господина Наместника.

При сем возвращаются присланныя отношения: генерал-адъютанта князя Барятинского №731, с приложениями, и господина Действительного тайного Советника Прянишникова за №1478.

Министр Финансов Александр Княжевичъ.

«Кавказский комитетъ». В Санкт-Петербурге. 28 Декабря 1858 г. №1951. Господину Министру Финансов.

Имею честь препроводить при сем к Вашему превосходительству для зависящих распоряжений по Государственному Казначейству и в последствие отношения Вашего, Милостивый Государь, от 7-го минувшего Ноября №6117: а) выписку за №1918 из Высочайше утвержденного 25-го сего Декабря журнала Кавказского комитета об устройстве прямаго почтоваго сообщения между крепостями: Владикавказом и Грозною и Терскою линиею и б) засвидетельствованный список с Высочайше утвержденнаго в тот же день штата вновь учреждаемых: Грозненской Почтовой конторы и Николаевскаго Почтоваго отделения.

Подобныя выписки и списки с штата препровождены мною вместе с сим, также для зависящих распоряжений, к господам Наместнику Кавказскому и Главноначальствующему над почтовым департаментом, изложенное же в выписке Высочайше одобренное положение Комитета об утверждении предположений Наместника Кавказского по настоящему делу сообщено господину Министру Юстиции для предложения Правительствующему Сенату, при чем препровожден к нему, также для предложения Сенату, и подлинный штат вновь учреждаемых Почтовых: Конторы и отделения.

Управляющий делами Комитета, Статс-Секетарь В. Бутий

«Кавказский комитетъ». В Санкт-Петербурге. 28 декабря 1858 г. №1918. Выписка из журнала Кавказского Комитета 15 декабря 1858 г.

Слушаны отношения: Наместника Кавказского от 9-го сентября, №731, Главноначальствующаго над почтовым Департаментом от 9-го октября, №1478, и Министра Финансов (по Деп. Гос. Казн.) от 7-го ноября, №6117, о соединении почтовым путем кр. Владикавказа с кр. Грозного и Терскою линиею.

Комитет находя предположенное Наместником Кавказским соединение почтовым путем крепости Владикавказа с кр. Грозною и Терскою линиею во всех отношениях весьма полезным, и приняв во внимание, что местность где проходит тракт сей не входит в состав Закавказскаго края, положил: представление Наместника по настоящему делу утвердить, и вместе с тем:

1. Представить на Высочайшее благоусмотрение Его Императорскаго Величества проект штата Грозненской почтовой конторы и Николаевскаго почтового отделения.

2. Исчисленную на содержание сих Конторы и Отделения сумму за обращением в оную 761 р. 95 коп., отпускаемых ныне по смете Почтоваго Управления на содержание упраздняемой Николаевской Почтовой Конторы, всего шестьсот шестьдесят девять рублей девяносто пять с четвертью копеек серебром в год, отпускать из почтовых доходов на счет Государственного Казначейства, сверх нормальнаго назначения по смете Почтоваго управления, и

3. Следующие на первоначальное обзаведение Грозненской Конторы сто рублей серебром отпустить, единовременно, также из почтовых доходов на счет казны.

Государь Император на журнале Комитета в 25 день сего декабря Высочайше соизволил написать собственноручно: Исполнить.

Представленный Его Величеству при этом журнале, в проекте штат Грозненской Почтовой Конторы и Николаевского Почтового Отделения в тот же день удостоился Высочайшего утверждения.

Управляющий делами Комитета Статс-Секретарь В. Бутий.

На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою написано: «Быть по сему».

В Санкт-Петербурге 25-го декабря 1858 года.

Верно: Статс-секретарь (подпись).

Штат Грозненской Почтовой Конторы и николаевского Отделения.

1. Грозненская Почтовая Контора:

Подписал Председатель Кавказского Комитета Князь Орлов. Верно: Помощник Статс-Секретаря Управляющего делами Кавказского Комитета Н. Гулькевичъ. Столоначальник Юрьевъ.

Письмо из Грозной

Газета «Кавказ» №5, 1858 г.

В конце сентября 1857 г. погода стояла еще довольно теплая, хотя по утрам и было, как говорится, «свежо»; длинные вереницы журавлей с криком потянулись на юг, едва чернея в вышине; пожелтелые листья стали осыпаться с деревьев, обнажая черные сучья, — словом, пахнуло осенью. Земледельцы, окончив полевые труды, с песнями возвращались по домам и огромные воза с желтыми снопами хлеба ясно обещали им покой и обеспечение на зиму. Но жизнь военного человека совсем не такова, как мирного домохозяина; глядя на обнажающийся лес и убранный с полей посев, последний мечтает о спокойном отдыхе и тихих домашних трудах в теплой хате; на нас же приближающаяся зима наводила другие мысли: мы чувствовали наступление зимних экспедиций, перед нами вставал ряд трудных, полных тревог и лишений, походов. Но, привычные к подобной жизни, испытанные в бою и трудах, войска, при мысли о предстоящем, не допускали и тени неудовольствия или жалобы; нет, каждый весело приготовлялся к будущим походам и заботился только о том, чтоб у него были исправные сапоги и шуба.

Наступил октября. Стали поговаривать о скором движении — куда и зачем — до этого никому не было дела; каждый говорил: «про это знает начальство» и безропотно, с полным доверием, готовился идти всюду, куда бы ни приказали.

Войска собирались в разных пунктах и общая молва твердила, что мы пойдем в Большую Чечню; все были почти уверены в этом, но тайна настоящего направления движений оставалась непроницаемой.

Отрог Черных гор, на полянах и в глубине ущелий этого отрога чернелись обширные аулы столпившегося сюда населения Малой Чечни, вытесненного с плоскости. К 6 часам утра все были уже на месте и для каждого тайна движения обнаруживалась при виде обширных неприятельских аулов. Первый залп артиллерии страшно грянул в ушах испуганных и растерявшихся от нечаянности нападения, горцев. Чеченцы исступленно бросались несколько раз в шашки и гибли на длинной линии наших штыков.

Свежему человеку, попавшему на войну, дико сначала покажется это зрелище разрушения, это масса огня, пепла, обломков и крови… Но когда подумаешь о той цели, к которой стремится война с племенами дикими, когда сосчитаешь всю пользу борьбы просвещенья с невежеством, ярких успехов гражданственности с необузданной волею — милыми и ничтожными кажутся эти временные и преходящие раны, наносимые нами прекрасной стране для ее же счастливого исцеления, для ее же грядущих благ.

Трудно, не бывши очевидцем подобной картины, составить понятие о чувстве, которое рождается при взгляде на эти изрубленные, пробитые пулями и обезображенные смертью трупы!

Спокойно и привольно жили мы на земле, купленной кровью.

Повторились сцены 20-го октября! Та же грустная картина разрушения встала перед глазами! Очистив сакли от брошенного имущества, стали зажигать их; скоро все пространство, где были аулы, представляло только массы пламени, смешанного с черными клубами дыма, тихо поднимавшегося к верху.

Шумно и весело праздновали в лагере кончившийся бой; игриво пылали и трещали огня над котлами, где кипело мясо только что отбитых коров и баранов; веселые, остроумные шутки над Чеченцами щедро сыпались в кружках солдат, усердно убиравших кашу, жирно приправленную отбитым в аулах маслом. Все были радостны, горды своим торжеством и веселы мыслью, что долго, долго будут помнить Чеченцы это посещение «Уруса». Топографъ Финогеевъ.

Новая школа в Грозном

РГВИА ф. 13454, оп. 15, ед. хр. №232.

О вновь открывающей в крепости Грозной школы для детей офицеров, гражданских чиновников и почетных туземцев.

От командующего войсками. Г. Командиру Кавказского Линейного №9 батальона. №130. 4 февраля 1860 года. Владикавказ.

По высочайше утвержденному проекту учреждается в крепости Грозной школа для образования детей туземцев, военных офицеров и гражданских чиновников.

Но имея еще средства необходимые осуществлению этого проекта, но желая по возможности ускорить открытие столь благодетельного для детей. Я приглашаю вас к участию в этом деле. В числе других предметов необходимых для школы, нужно иметь казенно-коштных воспитанников кроватки столы и стулья постройку которых, для успеха, я предполагаю произвести в здешних линейных батальонов.

Назначая к постройке при в вереном вами батальоне 15 кроваток, 10 столов и 5 стульев по образцам, которые вслед за сими будут к вам присланы, я предлагаю вашему высоко благородию позаботиться о заготовлении хозяйственными средствами, годного для постройки означенных вещей леса и о просушке его, с таким расчетом во времени, чтобы вещи эти были отделаны во всей готовности к 15 числу будущего мая месяца.

При этом присовокупляю, что мастеровые, по делу означенных вещей, получат плату.

Командиру Кавказского линейного №10 батальона

Командиру Кавказского линейного №11 батальона

Командиру Кавказского линейного №12 батальона

Инспектору линейных-батальонов левого крыла

Командующему войсками левого крыла Кавказской линии Господину Генерал-адъютанту, генералу-лейтенанту, и кавалеру Графу Евдокимову. От командира Кавказского линейного №12 батальона подполковника Мансурадзе.: во исполнение предписания ко мне вашего сиятельство, от 4 февраля всего года имею честь почтительнее донести, что назначенные для постройки при в вереном мне батальоне, согласно высланному образцу 15 кроватей, 10 столов и 5 табуретов, для предполагаемой открытию в крепости Грозной школы детей Обер-офицеров, классных чиновников и туземцев настоящее время уже готовы.

Лист 3. Начальнику Сунженской инженерной дистанции Штаб капитану и кавалеру Ремеру.

От 12-го февраля 1860 года г. Владикавказ. Весною всего года предполагается к открытию в крепости Грозной школа для детей офицеров, гражданских чиновников и почетных туземцев не обходимую для нее мебель командующий войсками нашел полезным построить при линейных батальонов и поручает вашему благородию составить чертежи: кровати, стола и стула уведомляя об этом имею честь покорнейше просить вас за необходимыми для вас сведениями обратиться к начальнику Чеченского округа о составленные после этого чертежи, в 5-ти экземплярах могут быть отправлены или прямо от вас к инспектору линейных батальонов или через походный штаб войск левого крыла.

Л. 4 Начальник Чеченского округа №467 от 25-го февраля 1860 года крепость Грозная. Состоящему при штабе войск левого крыла Генерального штаба господину Штабс-капитану и Кавалеру Барковскому рапорт в следствии личного переданного мне господином командующему войсками приказано составленному инженер поручиком Реммером рисунки стола, кровати и табурета для предполагаемой в крепости Грозной горской школы имею честь препроводить при сем к вашему благородию для вас. Лист 5. От командующего войсками №186 от 29 февраля 1860 года кр. Владикавказ Начальнику инженеров левого крыла Кавказской линии полковнику Бекбулатову. Препровождая при сем к вашему высоко благородию представленные мне 5 экземпляров чертежа столу, столу, табурету и кровати для предполагаемой открытию Горской Начальной школы в Крепости Грозной, покорнейше прошу вас, по рассмотрении их, определить: удовлетворяют ли они вполне своему назначению и не нужно ли будет сделать в них каких либо изменений.

Для соображений Ваших уведомляю что для выше означенной школы но воспитанников предполагается построить при линейных батальонах всего кровати, столов и табуретов и что по мнению моему имеющейся во Владикавказской военной школе мебель, достаточно соответствует своему назначению.

Если по мнению вашему окажется полезным изменить фасон мебели относительное число покорнейше прошу Вас немедленно приказать сделать необходимые чертежи. Л. 7 Командующему войсками Левого Крыла Кавказской линии господину генералу адъютанту и кавалеру графу Евдокимову. От заболезнию начальника инженеров левого крыла Кавказской линии помощника его, военного инженера штаб капитана имею честь донести что построенная по чертежу составленному военным инженером Ремером, спальная мебель как то: кровати, столики, и табуреты для горской начальной школы крепости Грозной, — будут вполне соответствовать свое цели. Что-же касается до относительного числа столиков и табуретов при 60 кроватях, то долгом обязывающего присовокупить что при размещении кроватей по середине комнаты или при стенах расставляя в промежутках кроватей как показано на предлагаемом при сем плане по переменно табурет и столик, потребуется при четном числе кровати в один ряд: столиков половинное число, противакроватей, табуретов же больше одним; при нечетном же числе кроватей необходимо будет как столиков так и табуретов поровну; — а по тому число столиков и табуретов будет зависимы от величины комнаты в которых будут размещены в спальне школы; но во всяком случае для 60 кроватей необходимо сделать 30 столиков и 30 табуретов и если может оказаться недостаток только в одних табуретах от двух до трех штук пре провоженной чертеж мебели в пяти экземплярах превыше означенном предписании №186 имею честь представить вашему сиятельству.

По проекту устава о горских училищах, Высочайшие утверждённому, в виде опыта 20 октября 1859 года, окружные начальники обязаны заботиться о следующем:

§37. По всем делам, касающимся хозяйственной дел пансиона, не подлежащим разрешению Штатного Смотрителя, последний обращается к окружному начальнику и просит его содействия. Чрез. Него Штатные смотрителя представляют отчет по состоянии пансиона Командующему войсками.

§62. По положению о дирекциях, для ревизий училищ Князь-Наместник ежегодно посылать особого чиновника. Правила эти изложены были тогда, когда окружные училища: Владикавказское, Грозненское и Нальчинское были подчинены Ставропольской дирекции, а учебный округ находился в Тифлисе. По положению 1853 года, о Кавказском учебно округе каждый почетный смотритель, из лиц коммерческого сословия, взносить в пользу училища ежегодно 500 рублей серебром. На эти деньги Владикавказское училище могло бы устроить прекрасную библиотеку и открыть ее, за небольшую плату, для общего пользования в следствии эти деньги могли употребляться на разные, училищные потребности для которых недостаточно штатной суммы, для составления минералогических, а отчасти физических кабинетов, на введение музыки, и токарного и столярного искусства и проч.

Права почетных смотрителей, из купцов, следующие: они избавляются от службы по выбору за 8 лет получают потомственное, почетное гражданство; по мундиру и должности состоят в 8 классе. Почетные смотрителя — было много примеров делали весьма большие услуги училищам, напр: нанимали помещения для них на 20 — 25 лет, строили для них дома и делали единовременные; значительные, денежные пожертвования.

Если эти удостоятся одобрения Вашего Сиятельства, то я, без затруднения, приищу кандидата на это место, из лиц коммерческого сословия. Штатный смотритель А. Анопкин.

Лист 21. От Штаба войск левого крыла Кавказской линии. По генеральному штабу отделение №471 от 12 марта 1860 года. Кр. Владикавказ. генерал Квартирмейстеру Кавказской Армии Господину Генерал Майору и кавалеру Карлгофу. От заведующего штабом рапорт. Препровожденную при предписании Вашего Превосходительства от 3-го Марта за №361 книжку VI Вестника Императорского Русского Географического общества за 1854 года по миновании в ней надобности честь имею предоставить обратно во временное Вам управление. Подписал Полковник Васильев.

Дело об устройстве водопроводного канала в кр. Грозной

Архив РСО Алания Ф. 11, оп. 62, д. 486.

Начато 13 декабря 1860 года. Помощнику командующего войсками, Терской области, Господину Генерал Майору и кавалеру Кемпферту. От Воинского начальника крепости Грозной. Рапорт.

По личному приказанию Вашего Превосходительства, много чрез Воинского Начальника Укрепления Хасав-Юрта, был вызван в крепость Грозную персианин Ибрагим Гусеин Оглы, тот самый который устроил чрез Хасав-Юрт водопровод, и 3 декабря Ибрагим явился ко мне для подобного предполагаемого устройства водопровода, чрез вверенную мне крепость. 4-го числа, т. е. на другой день, я пригласив его с собой осмотреть берега реки Сунжи, где бы он удобнее мог взять для означенной цели воду, и, мы в 8 часов утра отправились вверх по течению Сунжи к Алхан-Юрту; прибывши к старой канаве где в 1852 году предполагалось провести водопровод в крепость, Ибрагим Гусеинов спросил меня, для чего это была вырыта канава, я рассказал ему о прежнем назначении оной. Потом Гусеинов взявши расстояние от канавы вверх реки сто сажен, измерив берег реки повертипасу объявив мне, что он может провести воду в крепость чрез посредство устроенного устоя воды по средине реки, прорыв навыше объясненное расстояние канал соединив таковой с старой канавой, и, пустить в черне по оной воду, в таком количестве, что ей будет достаточно для всех жителей крепости, а нужно будет, то и по улицам, и, недалее времени как к Св. недели. При этом устройстве Ибрагим говорить нужны материалы кроме рабочих рук, если казна возьмет расходы на себя, как то: съженый кирпич, известь, лес и для устройства устоя камень с Старо-Юртовской горы, как годный для этого укрепления, по своему качеству, и тогда устой выдержать самое большое полноводие, и, несколько и помещает итти воды по руслу канала. Вознаграждение себя затруды эти, он просит тысячу рублей серебром. Но если Начальству угодно будет устройства водопровода передать ему на комерческом праве, то он берет на себя произвести операцию эту за 8 тысяч рублей серебром и работа будет окончена к тому же времени, но с условием, чтобы к нему ежедневно на работы высылалось 200 человек с Шанцовым инструмент, в числе которых были бы три пары пильщиков, два кузнеца с инструментом, пять каменщиков и десять плотников, когда же этот водопровод найдут нужным устроить посредством труб, тогда условия другия. Деньги же на этот предмет отпускать ему, по мере надобности частями. Кроме того он обещает отделать часть воды и, провести оную по подошве Алхан-Юртовской горы к Нефтянке, для жителей Грозной и Алхан-Юрта и их скота, необходимой им во время летних полевых работ. И, по соображению Ибрагима работы необходимо нежно начать в настоящих месяцах, пока нет полноводия, и ему удобно по мелководию для вымостки устоя отвести часть реки, укрепить хорошенько оный так, чтобы после легко было пустить по каналу воду, а земляная работа по его словам совершенно не может затруднять и после, был бы сделан начальный и самый важный приступ к воде. Полноводие начинается в Грозной в марте месяце каждого года, а иногда и раньше, смотря по холодам зимы. Донося о таковых условиях и предположениях Ибрагима, по устройству водопровода чрез крепость Грозную на благоусмотрение Вашему Превосходительству, я имею честь покорнейше просить, если предположения персианина этого не будут приняты, то разрешить мне согласно просьбы его, отпустить в Хасав-Юрт, где у него много есть своих дел, а оставаться долгое время в Грозной без дела, по словам Ибрагима, нельзя. Подполковник Спиридонов. 6 декабря 1860 года. Крепость Грозная. Исправляющий должность Подпоручик Охотников.

Стр. 25…Условие. Лета тысяча восемь сот шестидесятого года, Декабря двенадцатого дня, я нижеподписавшийся персиянин Ибрагим Гусейн Оглы, заключил сие Условие с Грозненскою Городскою Комиссиею в том, что я Гусейнов обязуюсь провести из Алдов всю воду взятую из р. Шавдона чрез крепость Грозною по мосту устроенному через Сунжу на левую сторону и устроить шесть басеинов, выложенные Камнем по правой стороне на форштате три и по левой три, в числе коих должны быть три маленькие и три большие басеины за восемь тысяча рублей серебром с своим материалом и спустить оную куда Начальство указает, на нижеследующих условиях: 1) Городская комиссия обязана при проводе воды из р. Шавдона в Грозную и при устройстве басеинов, выставить двести ослов к рабочих с Шанцевым Инструментом там, с железным и деревянным, в числе их одного Кузнеца, пять Каменщиков одну пару Планщиков и четыре Плотника. 2) Канава по форштату где должна идти вода в басейны, обязываюсь выложить кирпичом, а сверху закрыть Землею. 3) При проводе воды степью в Грозную на канаву, если случиться чрез дорогу, то я должен для проезда обязан устроить прочные деревянные Мосты. 4) Высылаемым ко мне ежедневно рабочему люду, я обязываюсь платить заработанных денег на одного человека, по шестидесяти копеек серебром. 5) Работы по проводу воды и устройству басеинов должны быть мною начаты после 6 числа Января 1861 года. Председатель Грозненской Городской Комиссии Подполковник Спиридонов.

Стр. 34…Помощнику Командующего войсками Терской области, Господину Генерал-майору и кавалеру Кемпферту. От Воинского начальника крепости Грозной. Рапорт. При Грозненском военно временном госпитале состоит восемь пар быков для возки воды, но несмотря на это количество, госпиталь часто как я заметил в течение нескольких лет бытнад моей Воинским Начальником, терпить недостаток в оной в особенности во время весеннего и осеннего времени в наступающую распутицу, на различные надобности, например: для варения пищи больным мойки белья госпитального, вовремя топки бани больным, и другие нужды по чистоте в палатах госпиталя, между тем каждая пара быков казне стоит в покупке около ста рублей и на содержание всех их 8-ми пар, обходится казнь же до 612 р.; от непомерных же работ и болезней быки иногда в год, пара, две или три падают и заменяются другими, от чего казна терпит неизбежные убытки, ежели же провести воду к госпиталю и устроить Басеин, тогда при оном можно держать для разных необходимостей только три пары быков, и это количество весьма будет достаточно и, госпиталь никогда не будет иметь недостатка в воде, что составляет один из Главнейших предметов по госпиталю, притом Казна будет в выиграше от пяти пар стоимости быков 500 руб. и, на содержание оных 382 р. 50 коп. серебром, а всего восемь сот восемьдесят два руб. пятьдесят коп. Серебром. Донося о сем Вашему Превосходительству, я имею честь доложить, что так как в настоящее время насчет Городской суммы, Грозненского торгового сословия, проводится вода во вверенную мне крепость от места где расположен Алдинский аул. 4 февраля 1861 года. Крепость Грозная. Подполковник Спиридонов.

Цесаревич в Грозной

«Терские ведомости» №28, 1868 год.

Посещение Его Императорского Высочеством Алексием Александровичем Терской области. Государь Великий Князь, Алексий Александрович, приняв почетный караул и хлеб соль от ожидавших его Гребенцов, благодарил от имени Государя Императора казаков за их славную службу; затем вступил в дом Командира полка, в котором уже был приготовлен для него поздний обед. За этим обедом хор Моздокских полковых песенников, разнообразя мотивы, пел казачьи песни, русские романсы и арии из оперы; на площади, в свою очередь, раздавались пение и пляски в хороводах и в тоже время играла полковая музыка. По окончании обеда, Его Высочество изволил выйти на балкон и любоваться веселившимся народом; обратившись в это время к одному из лиц своей свиты, Его Высочество изволил выразить: «как приятно мне видеть эту задушевность русского веселья, затем, в сопровождение Наказного Атамана Терского казачьего войска и свиты, Его Высочество соизволил выйти на площадь; она представляла собою собрание нескольких отдельных кружков веселившейся молодежи; Великий Князь подходил почти к каждому кружку и везде встречаем был восторженными криками «ура». Было уже поздно (половина первого часа): Государь Великий Князь изволил оставить площадь и народ стал расходиться. С наступлением утра следующего дня (18 июня), все уже было готово к отъезду дорогого гостя, но здесь ожидали Его Высочество особого рода Червленские проводы. На расстоянии около версты от станицы, по дороге ведущей к Николаевске, стоит так называемый Царский Курган. С этого кургана, 18 лет тому назад, Червленцы провожали ныне благополучно царствующего Государя Императора, а в последнее время — два раза Великого Князя Наместника; здесь и теперь собрались они сделать прощальный привет высокому гостю. Все что выработала старинная слава Червленских казаков и казачек, все что составляет отличительную принадлежность их своеобразного быта и образа жизни, было употреблено ими на то, чтобы на расстоянии выразить свою благодарность Царственному Путешественнику за Его посещение. После утреннего чая, Его Высочество (в 7 часу), в сопровождении своей свиты, выехал из станицы верхом; по улицам на каждом перекрестке стояли столы с хлебом-солью и вином. По прибытии к царскому кургану, встретили Его Высочество группами стоявшие там казачки, живописно расположившись по уступам и отлогостям кургана и оставив свободный проход на вершину его. Курган был устлан коврами, и на нем-то Червленские обывательницы просили Его Высочество позволить проводить Его и пожелать Ему счастливой дороги; причем поднесли Ему в Высочайше жалованном серебряном корце вино. Его Высочество, благосклонно приняв вино, предложил тост за здравия Государя Императора. Полковая музыка исполнила в это время национальный гимн «Боже царя храни»; и заздравный кубок с родным чихирем переходил из рук в руки присутствовавших. Игры, песни и пляски Червленских красавиц, нередко полных грации и беззаботности, представляли собою оживленную картину. В свою очередь, две сотни казачьей молодежи во все это время производили джигитовку около кургана. Эти удальцы — Гребенцы ловкостью своих приемов, разнообразием своих маневров вызывали общее одобрение; к довершению всего, в джигитовке приняли участие и казачки; всего интереснее было видеть, как мужчины, схватив женщин, мчались с ними по полю. Едва ли не одни только Гребенички могли отважиться на эту бесстрашную скачку. Высокий гость, насмотревшись на этот народный праздник Червленцев, обошел хороводы и предложил прощальные с ними тосты — за Атамана всех казачьих войск, Наследника Цесаревича и Великого Князя Наместника; пил за здравье Терского казачьего войска и гребенского полка. Несмолкаемое «ура» было ответом на этот благосклонный привет Царственного сына. Было уже полчаса девятого. Его Высочество, раскланявшись с народом, сел в коляску и уехал, долго и далеко провожаемый взорами оставшихся на кургане. Поезд двинулся по направлению к ст. Николаевской; его сопровождали две сотни казаков, делая на пути новые опыты своего удалого молодечества. В этой станице Его Высочество, встреченный у порога церкви духовенством и выслушав краткую эктению, приложился ко кресту; затем, вышедши из церкви к станичному обществу, еще раз от имени Государя благодарил казаков за их славную службу. Отсюда, переправившись чрез Николаевский мост, на том же Тереке, Его Высочество вступил в пределы Чечни; здесь явилась картина иного рода. Представители разных наибств трех округов — Чеченского, Аргунского и Ичкеринского, — в сопровождении прибывших с ними туземцев, встретили Его Высочество для дальнейшего Ему сопутствования; на всем протяжении пути, от Николаевского моста до Грозной, конвой высокого гостя состоял едва ли не свыше 3 т. конно-вооруженных всадников. Туземцы и милиционеры, расположенные стройными рядами, в несколько колонн по обе стороны поезда, сопровождали своего высокого гостя. По пути в Грозную, при проезде через Старый-Юрт, нарядно — убранные Чеченки приветствовали молодого Князя национальным танцем — лезгинкой; а жители станиц Горячеводской и Петровской встречали Его по русскому обычаю — с хлебом и солью. Но вот, видна уже и Грозная. На расстоянии 4 верст от нее, вблизи дороги, стоял лагерь Таманского и Черноморского полков. Подъехав к нему, Великий Князь сел верхом и объехал ряды войск, выстроенных на линейках, здороваясь с людьми и благодаря от имени Государя за их славную службу; вслед за сим сел в экипаж и поезд двинулся вперед. Откликами за Царскую память, «за Государево спасибо» со стороны войска было не одно громкое «ура» и «рады стараться»; солдаты, снявшись с своих линеек, бегом помчались за экипажем Великого Князя и не отставали от него на всем пространстве до самой Грозной; таким образом, конвой Его Высочества неожиданно составился из туземцев и из Русских; у самых же ворот кр. Грозной встретило Его почти все Грозненское население. Громадная масса народа в буквальном смысле слова переполнила улицу, по которой выезжал Великий Князь. Не было возможности ни пробраться мимо экипажей, или перейти с одной стороны улицы на другую. Вся эта смешавшаяся толпа: всадников, войска и жителей Грозной, от Старо-Юртовских ворот провожала Государя Великого Князя до зданий госпиталя. Осмотрев госпиталь и потом отслушав молебствие в линейной церкви, Его Высочество изволил остановиться в доме Начальника Среднего военного отдела. Здесь приняв почетный караул Таманского полка, хлеб-соль от представителей Грозненского общества и смежной Грозненской станицы, Он в тоже время милостиво принял представленных Ему начальников частей, наибов и старшин туземного населения от трех соседних между собою округов: Чеченского, Аргунского и Ичкеринского; изволил благодарить от имени Государя туземцев за их преданность русскому Правительству. Затем вступил в дом Начальника Среднего военного Отдела, где изволил завтракать; во время завтрака, играла полковая музыка; после завтрака, когда Его Высочество вышел на балкон, хор песенников Таманского полка приветствовал Его своими военными песнями. В половине 2 часа, Его Высочество отправился в дальнейший путь к станице Слепцовской; встречаемый путь к станице Слепцовской; встречаемый с хлебом солью в ст. Алхан-Юрт, Закан-Юрт, Самашках и Михайловской. Он, в 5 часу, прибыл в ст. Слепцовскую; поезд остановился у дома Полкового Командира; приняв почетный караул от 1 Сунженского полка, Его Высочество изволил кушать чай; здесь представлены были Ему 124 Георгиевских кавалера того же полка; некоторых из них Государь Великий Князь удостоил милостивыми расспросами о том: когда, где и за что именно получили знаки отличия; в тоже время были представлены Ему и сподвижники покойного Николая Ивановича Слепцова. По отъезде из ст. Слепцоваской, на пространстве 5 верст, конвоировал Его Высочество дивизион Драгунского Переяславского, Его Императорского Высочества, Наследника Цесаревича полка, который, быстротою и отчетливостью произведенных им во время самого следования эволюций и разного рода военных построений, заслужил одобрение Великого Князя; поблагодарив дивизион. Его Высочество отпустил его в ст. Слепцовскую. Переменив лошадей в Назране и приняв почетный караул Кавказского Линейного №6 батальона, а также представленных Ему Старшин и почетнейших жителей Ингушевского округа, Великий Князь, на станции Камбилеевской, изволил приказать подать себе парадный мундир и одеться; по Его же приказанию оделись в парадную форму и все участвовавшие в поъезде лица. Это было в 8 часов вечера, 18 июня; до г. Владикавказа оставалось всего 10 верст; лошади были уже готовы; а за четверть часа пред этим, поскакал курьер в областной город, с вестью о скором прибытии туда Августейшего гостя. На всем протяжении пути, от Грозной до станицы Михайловской, конвоировали Его Высочество казаки 2-го Сунженского полка, а от ст. Михайловской далее к Владикавказу, туземцы — Ингуши; в 6 же верстах от города, встретил поезд Великого Князя конвой Командующего войсками Терской области.

Терская область. Город Грозный 1870 год

Рукопись хранится РГИА ф. 866, оп. 1, д. 16. 1870 год. Стр. 1…Терской области Веденский округ. Границы. Веденский округ соседствует с округами с восточной стороны.

Город Грозный. Город Грозный, переименованный из кр. Грозной в 1870 году расположен по правую и левую сторону р. Сунжи и имеет в себе военный госпиталь III класса, уездное училище и девичью школу; две церкви — православную и католическую, мечеть для мусульман и две еврейских синагог, заводы: два кожевных, один пивоваренный, два кирпичных и большой склад земляной нефти, добываемый в окрестности города Грозного. Народонаселения находится обоего пола 2516 душ. Город Грозный по расположению своему среди большого населения горского и русского и по отдаленности его от городов: Владикавказа, Моздока и Кизляра, со временем, будет представлять важный пункт торговли и промышленности; в настоящее же время в нем находится лавок, с товарами разного произведения, более двухсот; две ярмарки, весенняя и осенняя давно установленные при городе, с каждым годом улучшаются, так что, в настоящем году, все произведения быв привезенные на Грозненскую весеннюю ярмарку, превышали сумму 800.000 руб серебром; земли для продовольствия города Высочайше определено 7176 десятин. В г. Грозном помещается: Управления Грозненского округа, штаб Таманского 150 полка, штаб Сунженского казачьего полка, 3 летучий артиллерийских парк, кавказский линейный №9 батальон почтовая контора, провиантской магазин, Грозненская госпитальная команда и управления мирового и судебного следователей.

Число душ в Грозненском округе: 1) Казаков — мужского 14052 душ; женского 13792 душ. 2) Туземцев — 39941 душ; 36175 душ; всего: мужского 53993 душ; женского 50967 душ.

Число населенных мест. Терского казачьего войска в Грозненском округе — 13 станиц и 3 посел. Аулов — 57 и хуторов 7. Город Грозный — 1; Воздвиженское слобода — 1;

Число школ и воспитанников. В Старом-юрте 1 школа, 30 учащихся; Брагуны — 1 школа, 21 учащихся; Новый-юрт — 1, учащихся 14; Кень-юрт — 1 школа, учащихся 24; Нижний Наур — 1 школа, учащихся 17; Верхний Наур — 1 школа, учащихся 24; Мундар-юрт — 1 школа, учащихся 20; Бено-юрт — 1 школа, учащихся 22; Али-юрт — 1 школа, учащихся 15; Чечень-аул — 1 школа, учащихся 11.

Военно-топографическое и военно — статистическое описание Кавказа 1861—1878 гг.

РГВИА ф. 414, оп. 1, дело 305, часть 3.

В 1852 году учреждено в кр. Грозной, для суда и разбора дел между мирными Чеченцами, особое управление — Мехкеме. В общем, оно мало отличалось от судов устроенных Ермоловым в Нальчике и кр. Внезапной, разница заключалась лишь в том, что представителем Мехкеме. В общем, оно мало отличалось от судов устроенных Ермоловым в Нальчике и кр. Внезапной, разница заключалась лишь в том, что председателем Мехкеме состоял не комендант, а особое лицо из русских офицеров; члены же суда, назначаемые из туземцев, получали определенное содержание.

Образцом для местного управления горскими племенами принят был, с некоторыми, конечно, видоизменениями, сообразно местным условиям, порядок управления, введенный, в 1852 году, у Чеченцев и о котором упоминалось уже выше. Семилетний опыт оправдал деятельность этого порядка и доказал, что он пользуется доверием населения. На русском начальстве, ведавшем округами и приставствами, лежали лишь заботы главного управления; суд же и внутреннее управление оставались туземными. Применение законов шариата к гражданскому разбирательству устранилось само собою, силою народной практики, и уступило место решению тяжебных дел по обычаю.

«Кавказский путевой дневник» Князя В. Мещерского. СПб. 1878 год

Стр. 17. Теперешний начальник области, генерал-адъютант Свистунов, вместе с своим помощников, находится в Грозном, где провел почти все лето, для того, чтобы наблюдать ближе за горцами и не давать разыграться угрожавшему было восстания. Генерал Свистунов имеет здесь очень хорошую репутацию, его любят и уважают. Опять случайность. У него служил несколько лет назад нынешний герой Ловчи и Плевны, Скобелев; теперь Скобелев уже перегнал Свистунова. На-сколько верно то, что мне рассказывали, не знаю, но вот что мне передавали здесь насчет восстания горцев. Восстание это имеет любопытные стороны: самая ненадежная стража в этом отношении, это Терская область, с Веденом, с горцами, Чечней, родиною и преданиями Шамиля; словом, со всеми элементами только недавно усмиренного края, с дикими туземцами. Самою надежною могла считаться Дагестанская область, где недавно царствовал мир и покой. Вышло что-то странное. Восстание в Чечне ограничились действиями одного из главных разбойников-горцев Али-бека, составившего шайку, но потерпевшего полную неудачу в плане поднять все население Терской области. Генерал Свистунов переехал в Грозный: послал туда войска, шайка была разбита с помощью самих-же горцев; разделившись на маленькие шайки, повстанцы укрылись в лесах, где держаться будут до листопада, а затем вся область успокоилась и населениям луговых Чеченцев и Осетинцев, благодаря постоянному присутствию войск, стало безопаснее теперь, чем в нормальное время, когда горцам гор удавалось делать набеги на их селения, грабить и уводить скот. Как рассказывают, этот организовавший восстание в Чечне, Али-бек, горец, возвращаясь из Мекки, куда ездил на богомолье, заехал в Константинополь, видался там с сыном Шамиля и от него получил целый план, как поднять Чечню и весь край одновременно с турецкими высадками. План не удался, потому что масса оседлого населения горцев не поддалась обещаниям золотых гор от Турок; хотя в то-же время все будто здесь туземцы живут и доселе в смутном ожидании Турок, и известное брожение умов заметно между ними и до сих пор. Одним из признаков этого брожения признают даже то, что некоторые горцы распродавали своих лошадей и свой скот.

стр. 21… Прошел слух, что к байраму будет во Владикавказе всеобщее восстание горцев и истребление христиан. Приняты были военные меры, но к частью, байрам прошел благополучно. Здесь говорят о том, что предводитель восстания в Чечне, Али-бек, получил от султана золотую саблю в благодарность за то, что он две дивизии задержал восстанием в Чечне и Дагестане; теперь, как я сказал, этот Али-бек скрывается в Дагестане, и организует восстание Лезгинцев.

«Двадцать пять лет на Кавказе» А. ЗИССЕРМАНЪ. 1879 ГОД. Ч. 2. ГЛАВА 11

Стр. 88…Лето 1857 года прошло для меня в письменных работах и весьма частых разъездах с ген. Евдокимовым по всем направлениям обширного района, для осмотра работ по разным постройкам и проч. Кругом свирепствовала холера, и в Грозной почти ежедневно слышался звук похоронного марша, или, глухая дробь барабанов…. Жертвы уносились большею частью из госпиталя. В общем, впрочем, смертность не доходила до особенно грозных цифр. В один вечер жаркого, душного июльского дня, я тоже почувствовал некоторую тошноту и нечто в роде озноба. Понятно, сейчас же мелькнула мысль: холера! Пока явился доктор, ко мне зашел Вадим Давыдов, сын известного партизана — поэта Дениса Давыдова, тотчас предложил бывшие постоянно с ним Veratrum и какие-то порошки. Холеры у меня не оказалось, и чрез день был а совсем здоров. Вспомнил теперь об этом, чтобы кстати сказать несколько слов о покойном толстяк — Давыдове. Хороший был человек, хорошо играл в карты, но не наследовал от отца ни военной удали, ни поэтического таланта, и «киверь зверски на бекрень» не подходил к его большущей голове.. Выпущенный в генеральный штаб, он не отличался особыми познаниями, но за то и особых претензий не высказывал; добряк, ни в ком нерасположения не возбуждавший. Несколько лет тому назад встретил и его в Пятигорске, где он пил №17 Есентуки, лечась от непомерной толстоты и одышки. За тем видел его раза два в Петербурге запасным генералом, а после прочитал в газетах о смерти. Мир праху его!

Стр. 89…. Бывший тогда в Грозной офицер Нижегородского драгунского полка Корадини — уроженец Итальянского города Лукки, он приехал в Россию искать работы и — карьеры. Попал он в Тифлис учителем рисованию в гимназию; начало неблестящее, но ведь у нас искони дверь открыта «особенно для иностранных»… Познакомившись с высшим служебным обществом (куда учителя рисования из русских, конечно, не впустили бы), сделав несколько портретов, Корадини в 1851-м году срисовал голову Хаджи-Мурата «Русская старина» 1880 года этот портрет опубликован.

Стр. 179…. Чир-юрт собственно название аула, но у нас он сделался именем, так сказать, собирательным. Во первых, аул в версте выше моста, состоящий из 200 домов, населенный туземцами, не помню наверное — шамхальского владения, или той группы кумыков, которые занимали низовья Сулака, почти до впадения его в Каспийское море, как кастековцы, казиюртовцы и другие. Во вторых, укрепление охранявшее мост — переправу, чрезвычайно важную, как единственную на прямом сообщении Дагестана с крепостями и войсками кумыкской плоскости, или левого фланга Кавказской линии.

В третьих, бараки, построенные для помещения поочереди высылавшегося сюда батальона Дагестанского пехотного полка, главною обязанностью коего было давать нужное число рабочих для построек в штаб-квартире драгунского полка, а также усиливать охрану прибрежья Сулака от вторжения горцев. Вчетвертых, штаб-квартира Нижегородского драгунского полка, версты две ниже бараков по течению реки, на правом берегу, постройка коей начата в 1856-м году, с переводом сюда полка из Карагача в Грузии, где он прожил чуть не полвека. Вот эти-то четыре поселения и назывались общим именем Чир-юрт.

Стр. 303…. 10-го июля барон что-то особенно долго и внимательно изучал карту при помощи циркуля. Затем, поздно ночью, был признан живший в Грозной старый чеченец Саид, служивший нам всегда проводником, и переводчик, офицер милиции из чеченцев же, Арцу Чермоев). После долгих расспросов и справок с картой, решено было движение на следующую ночь, и посланы приказания воскам. 11-го числа мы выступили, когда же совсем смерклось, к Аргуну; Барон Ипполит Александровичв, измеряя циркулем на карте расстояние, при мне говорил Арцу и Саиду: «Выходить ни как не более 20—35 верст; для кавалерии, как бы тихо ни двигаться, пять часов за глаза довольно; значит, мы, выступив в восемь, подойдем к месту часу во втором и будем иметь еще до рассвета часа два в запасе для отдыха, для других распоряжений. Но вопрос предлагался в таком тоне, что милейший Арцу если и не разделял взгляда, оспаривать не решался, а как-то не выражал вполне убедительно доказать противное.

«Очерки Кавказа картины кавказской жизни, природы и истории Евгения Маркова» СПБ, Москва. 1887 г.

Стр. 687.…Старая Ермоловская твердыня — крепость Грозная не представляет теперь собою ровно ничего грозного. Она отслужила свою историческую службу сначала русской защиты от чеченцев, потом русского завоевания чеченцев, — и теперь, в дни мира и полного торжества русской силы над горами Кавказа, обратилась в довольно обширный, хотя плохо устроенный городок, где сосредоточиваются военные власти.

Мы успели только поужинать в одной из гостиниц городка и торопились все дальше и дальше.

Кроме таких важных военных пунктов, как Грозная, Чир-Юрт и пр. Чечня усеяна множеством других небольших укреплений.

«По горам Северного Кавказа»

(Путевые очерки. Лето 1886 г.) Журнал «Вестник Европы» Октябрь, 1888 г. Санкт-Петербург.

Стр. 48.…Вдали виднеются колокольни — это Грозный.

Грязные немощенные улицы, шаблонный бульвар и обыденные безграмотные вывески (в роде: «зал для „стрыжки“ и бритья»), бедные, низенькие домики — вот первое, что вы видите при въезде в Грозный. Проезжаешь мост: на мосту стоит группа горских евреев, переселившихся в Грозный из гор; несмотря на то, что горские евреи с незапамятных времен покинули Палестину (задолго до рождества Христова), они сохранили типичные черты своих соотечественников, живущих в Польше и России; грязновато-желтый цвет лица и грустные черные глаза. Прожив много веков среди гор, евреи не утратили присущего соотечественникам их коммерческого духа, и теперь они держат в своих руках торговлю Грозного и Нальчика. Некоторые из евреев носят европейский костюм, другие — черкески. Но жизнь в горах все-таки наложила на них отпечаток: многие из них прекрасные наездники и неустрашимые джигиты. В Нальчике нам пришлось впоследствии познакомиться с одним молодым горским евреем, считавшимся лучшим и храбрейшим наездником, с которым не могли спорить природные горцы.

Где же остановиться на ночлег? Можно в гостинице, крайне плохой и грязной, или у местной обывательницы, отдающей проезжающим две маленькие комнаты; комнаты низкие, плохо освещаемые маленькими окнами, на которых стоят стереотипные горшки герани; зеркало, обезображивающее черты смотрящегося в него. Потолки выбелены и украшены лепной работой по средине и по углам: среди вычурных извивов орнамента вставлены маленькие пластинки хорошо вычищенной жести, что оттеняет узоры; это произведение персов, которые часто заходят в Грозный и славятся искусством исполнять лепную работу. В общем, комната довольно опрятна, если не считать клеенчатых диванов, в которых гнездятся тысячи насекомых. Вечером и ночью шел проливной дождь; грязные улицы и площади Грозного сделались едва проходимыми.

Я вышел на крыльцо от нечего-делать; рядом из лавчонки слышатся веселые голоса и выглядывает на минуту то молодое, то старое лицо чеченца или ингуша. Все они говорят зараз, перебивая друг друга, стараясь как можно скорее высказать свою мысль, и вдруг прерывают ее резким, беззаботным хохотом…

Наконец, лошади готовы, и мы, сидя в повозках, медленно двигаемся по грязным улицам Грозного, направляясь в Шатой. День был светлый. Солнце ярко светит в лазуревом небе. Ехать приходится все еще по плоскости, с желтой, безжизненной травой. Сделав несколько поворотов, дорога идет прямо у подножия довольно высоких холмов. На вершине одного из них возвышается громадный курган.

— Это могила калмыцкого хана, — говорит переводчик, — много золотых, серебряных и медных блюд и чаш. Кабардинцы из соседнего аула пробовали копать и нашли несколько медных вещей.

Мы взобрались на этот холм по скользкой сухой траве, несколько раз скользя и спасаясь от падения только тем, что крепко цеплялись за низкорослый кустарник. Перед нами мелькали разноцветные ящерицы, достигающие здесь довольно значительных размеров, которые заслышав тяжелый шаг человека, спешили укрыться между корнями кустарника. С кургаана открывался вид на большое пространство. Справа — громадная плоскость; за ними ряд непрерывных холмов, а вдали перед нами синеют громады гор. Дальше, влево, виднеется кабардинское селение, а за ним узкая лента светлой Аргуни.

Проезжая мимо кабардинского селения, мы были окружены целой толпой больших и малых кабардинцев, высыпавших из селения с целью посмотреть на проезжих. Мы остановились, чтобы справиться, как нам ехать в Воздвиженскую станицу, чтобы осмотреть могилу калмыцкого хана; мы свернули с почтового тракта. Пока кабардинцы растолковывали нашим ямщикам дорогу, проф. М., глава нашей экспедиции, заметил в руках одного из мальчиков самодельный самострел довольно оригинальной работы. При посредстве переводчика он предложил мальчику продать ему свою игрушку. Мальчик охотно согласился и получил двугривенный. Лицо его засияло, он с восхищением смотрел на новенькую серебряную монету, лежащую на его малой загорелой руке.

— Сейчас видно сына мужика, — сказал переводчик.

— Почему это вы узнали его происхождение?

— Разве сын узденя согласился бы продать свою игрушку: он сам предложил бы ее в подарок, видя, что она нравится гостю.

«Алфавитный указатель к запретительной книге по г. Грозному.» СПб. 1898

Абухова Мария Алексеевна; Авдалимов Дан Писахов; Аджи-Наджав Усейн-оглы; Аджи-Юсуп Кербалай-Усейн-оглы; Александров Кондрат Александров; Али-Ирза-Оглы; Али-Кербалай Аксер-оглы; Амир-Алиев Али-Акпер; Асютин Василий Михайлов; Ахметов Гумер; Ашурова (Битоя) Батоя Джанбекова; Ашурова Шенги Адамова; Ашуров Бинцин Аронов; Бабуков Захар Абрамов; Бешенцев Гавриил Дмитриев; Борунова Акулина Васильева; Бурлаков Арефий Степанов; Белова Прасковья Михайлова; Бешенцев Павел Дмитриев; Верещаева Анна Емельянова; Вольф Леон Соломонов; Воскобойников Владимир Абрамов; Вышневский Аарон Исаев; Гвиритишвили Георгий Глахов; Гогоберидзе Алексей Андреев; Дьяченко Дарья Гаврилова; Егорова Прасковья Степановна; Егоров Иван Никифоров; Захаров Ермолай Дмитриев; Исаевич Нахшун Нурилов; Исаевич Нурила (Нурил) Ешаиев; Исаевич Осип Рахмилов; Исакович Екатерина Исаева; Кадиева Була; Калантаров Григорий Богданов; Карибут-Дашкевич Владимир Иосиф; Кареев Илларион Филиппов; Кареев Потап Иванов; Королев Иван Петров; Кривохацкий Степан Афанасьев; Крупельницкая Прасковья Николаева; Курганский Василий Федоров; Леваков Яков Макеев; Листенгартен Айзик Ааронов; Луковецкий Абрам Яковлев; Люксенбург Шавель Ааронов; Магомад-Таш-Машады-Али Аскер-оглы; Макеев Алексей Васильевич; Мальцев Гавриил Филиппов; Медведев Гавриил Иванов; Москалев Дмитрий Васильевич; Муратов Николай Дмитриев; Мурзов Валентий Игнатьев; Николаев Алексей Александров; Орентлихер (она же ЮРГРАУ) Любовь Иосифа; Пейкарова Вера Семенов; Пейкаров Николай Семенов; Пейкаров Семен Романов; Познер Марк Михайлов; Поляков Соломон Михайлов; Раханаева Сеныма Мухаилова; Сахаров Михаил Вавилов; Сивцова Христинья Митрофанова; Склярова Екатерина Максимова; Скляров Василий Егоров; Солодовников Яков фомин; Сосняк Абрам Самойлов; Статников Михаил Григорьев; Томазов Николай Васильевич; Терешин Тимофей Филиппов; Уткин Семен Максимов; Феньев Игнатий Потапов; Ханукаев Зарбаил (Зарбек) Ханукаев; Хахалев Митрофан Александров; Чермоев Арцу Чермоев; Черняева Мария Федорова; Чеснок Фавель Осипов; Чуприн Никифор Парфенов; Шаулова Исиба Рафаилова; Шаулов Мирзахан Алхазов; Шевченко Никита Павлов; Шошин Иван Федоров; ЮРГРАУ (он же ОРЕНТЛИХЕР).

Грозненский округ: Князь Аджиев Чопан Мартузали; Алпатов Феофилакт Степанов; Анучин Иван Степанов; Астапов Николай Кузьмин; Бакрадзе Артемий Иванов; Василихин Аверьян Иванов; Венеровский Павел Семенов; Гагаев Байсурко; Гарабиев Гирей; Голубинцев Николай Семенов; Гуполо Евдокия Трофимова; Джукаев Гали; Ермолов Владимир Павлов; Изюмский Иван Романов; Ильичев Венедикт Иванов; Калганов Алексей Флегонтов; Карабудаков Маджид Башербиев; Карлов Соломон Моисеев; Касюр Егор Филиппов; Колтыков Аким Николаев; Кутепов Иван Викторов; Лиманский Емельян Артемов; Лисичкина Ксения Осипова; Маколдин Федор Иванов; Мен Петр Демьянов; Ольмесханов Салимхан; Певцова Ефимия Николаева; Рассказов Яков Филимонов; Сергеев Вера Иванова; Старицкая Пелагея Андреева; Суровецкий Дмитрий Семенов; Ткаченко Ананий Иванов; Устарханов Деби; Халеев Егор Петров; Шестяченко Ананий Романов; Эльтиев Булутай;

Сунженский отдел: Альбогачев Ингуж-Эса; Голяховский Тимофей Львов; Кузнецова Мария Андреева; Кузнецова Мария Сергеева; Куныжев Джантуган Пшемахов; Курков Федор Иванов; Мамилов Дога; Мамилов Идык; Можиров Тепсурко; Сементовский-Курилло Самуил Семенов; Хихин Василий Иванов;

«Утверждение Русского владычества на Кавказе». Т. 3, часть 1

Военно—исторический отдел под редакцией генерал—майора Потто. 1801 — 1901 г. 1904 г.

Письмо Ермолова к обществу старшин чеченского народа 30-го мая 1817? или 1822 года.) согласия других не могли приступить к решению столь важного вопроса. «Я знал наперед, — говорит Ермолов, — что они не согласятся на выдачу пленных и особенно беглых, из коих есть переменившие веру и оженившиеся». Действительно, совещание старшин состоялось, но не привело ни к каким результатам. Некоторые из них совсем отказались участвовать в собрании, другие же старались уверить всех, что русские не идут вперед, потому что боятся вступить в дремучие леса, и что нужно только терпение, чтобы войска, простояв несколько времени на Сунже, возвратилась обратно, о заложении здесь крепости никто из них даже не думать, считая это вымыслом, распущенным нарочно для их устрашения. Ермолов назвал крепость Грозною. «в ней будет гарнизон, — писал он Воронцову, — до тысячи человек, а страху для чеченцев на пять». Так заложена была первая параллель и началась осада громадной крепости, созданной самою природою. Чеченцы готовились к отчаянной защите. Не имея достаточно сил, чтобы напасть на русский лагерь, они повели против него партизанскую войну, более опасную и изнурительную, нежели открытые нападения, редкая ночь проходила без тревоги, заставлявшей войска становиться в ружье. Солдаты, проводившие дни на работах или в прикрытые, а ночи без сна, не имели минуты покоя, и Ермолов решил, наконец. Проучить чеченцев, чтобы отвадить их от ночных похождений. Способ, придуманный им для этого, был замечателен по своей оригинальности.

Однажды, когда привезли тяжелые орудия для вооружения крепости, Ермолов приказал 50-ти казакам из своего конвоя вместе с одним орудием выехать ночью за цепь на назначенное место и затем, поднимав к себе чеченцев, бросить пушку, а самим уходить врассыпную. С вечера местность была осмотрена, расстояния измерены, орудия наведены и как только. Наступила ночь, и казаки вышли из лагеря, артиллеристы с пальниками в руках, расположилось ожидать появления неприятеля. Старым охотникам весь этот маневр напоминал хорошо знакомые с детства волчьи охоты, устраиваемые часто в наших степных губерниях. Пушка была отличною приманкою, и лесные волки попали в ловушку. Чеченские караулы, проворно обрубив гужи, бросили пушку и поскакали в лагерь. Чеченцы их даже не преследовали. Обрадованные редким трофеем, они столпились около пушки, спешились и стали прилаживаться, как бы ее увезти. В этот момент 12 батарейных орудий ударили по ним картечью и гранатами. Что произошло тогда в толпе чеченцев — описать невозможно: ни одна картечь, ни один осколок гранаты не пропали даром, и сотни истерзанных трупов и людских и конских покрыли землю. Чеченцы оторопели; в первую минуту паники они потеряли даже способность бежать от страшного места и машинально стали подбирать убитых. Это дало возможность повторить залп. И только тогда чеченцы, как бы очнувшись, рассыпались в разные стороны. Этот урок, стоивший несколько жизней на долго отбил у чеченцев охоту тревожить ночной отдых лагеря.

«По Чечне и Дагестану». Н. Я. ДИННИК

Тифлис. 1905. Город Грозный и его климатические особенности. Природа окрестностей Грозного.

Город Грозный, в который я приехал в двадцатых числах июня 1904 г., был начальным пунктом моих путешествий по Чечне и Дагестану. О самом Грозном я скажу лишь несколько слов. Он расположен под 43⁰19′с. ш. и 45⁰42′ в. д. на высоте 125 метров над уровнем моря. Благоустройством город похвалиться не может, хорошим климатом и местоположением также не отличается. Малярия — самая обыкновенная здесь болезнь, а в летние месяцы частенько бывает и дизентерия. Ветры дуют в Грозном очень часто, а в течение почти всего лета стоит невыносимая жара. В июле средняя температура равняется здесь 24,3 Ц., а в августе 24,4⁰. В этом отношении Грозный превосходит все пункты Кавказа, метеорологические данные которых нам известны, за исключением Екатеринодара, Петровска, Дербента, Аралыха, Елисаветполя, Баку и Ленкорани. Даже в Сухуме, Кутаисе и Батуме лето в эти месяцы прохладнее, чем в Грозном, а между тем Тифлис, точно также, как Батум и Кутаис, лежит на 3—4⁰ южнее Грозного. Осадков в Грозном выпадает средним числом 502 мм. в год.

Из Грозного я отправился на один день на грозненские нефтяные промыслы, которые начинаются от города верстах в 17 и тянутся верст на 5 или на 6. Местность от Грозного до промыслов ровная и имеет степной характер. Своей растительностью она очень напоминает степи Северного Кавказа. Здесь встречается низкорослый кустарник — Amygdalus nana, лакричник (Glycyrrhiya glabra), крушина (Rhamnus), несколько видов шалфея (Salvia nemorosa, S. Verticillata, S. Sclarea), Phlomis pungens, Statice, Cichorium officinale, Solanum Dulcamara, Galium, Verbascum, колючие Xanthium spinosum, Inula и проч. Все эти растения можно встретить и в степях Ставропольской губернии. На невысоких горах, окружающих Грозненскую равнину, растут кустарниковые заросли, состоящие по преимуществу из колючих кустарников вроде терна (Prunus spinosa), держи-дерева (Paliurus aculeatus) и крушины (Rhamnus). Птиц в Грозном, по дороге к нефтяным источникам, а также около них мне попадалось замечательно мало. В самом городе я видел только воробьев и одну ласточку, а по дороге к промыслам одного орла (вероятно, Aquila orientalis Cab.), одного скворца и около десятка хохлатых жаворонков (Alauda cristata L.). Мне не попалось здесь на глаза ни одной овсянки, ни одного чекана, ни луня, столь обыкновенных во всех степных местностях Кавказа. Не видел я ни одной ласточки ни по дороге к промыслам, ни на них. Не знаю, всегда ли бывает здесь так мало птиц. От охотников, живущих на промыслах, я узнал, что в окрестностях Грозного водится довольно много перепелок, куропаток и порядочное количество фазанов. Последних иногда в день убивают до десятка на одно ружье. Зайцев здесь также довольно много.

Все грозненские нефтяные источники расположены на гребне хребта и на склонах его; на дне же долин, находящихся по обеим сторонам хребта, нефти не оказалось, несмотря на то, что в нескотльких местах искали ее и закладывали очень глубокие буровые скважины имеют, однако, от 200 до 250 сажен глубины. Фонтанирующий колодезь теперь имеется только один, прежде же их было несколько. По просьбе моего родственника, доктора И. В. Мартынова, служащего, между прочим, и на нефтяных промыслах, мне очень любезно было показано здесь все, чем я интересовался; но в круг намеченных мною задач во время путешествия этого года вовсе не входило изучение и описание нефтяных промыслов, поэтому я говорю о них лишь несколько слов.

О маевках в Грозном

«Грозненский рабочий» №118, 1930 г.

После суда. Разогнать митинг на Дровяной площади прислали роту солдат Дагестанского полка и казачью сотню. Солдаты стрелять в рабочих отказались. Казаки старались выполнить приказание начальства. Один из казаков, разгоняя толпу лошадью и плетью, так ударил курсистку, что у нее на плече одежда порвалась и она упала. Стоявший тут же пехотинец приколол казака. Рабочие, видя поддержку со стороны солдат, бросились в атаку на казаков и прогнали их в сторону Еврейской слободки, бросая в них дрова, камни. Трое казаков в Сунже погибло. Командир сотни полковник Сомов еле спасся Пристав Петров переплыл Сунжу, держась за хвост лошади полковника Сомова. Через несколько дней после митинга, на станцию железной дороги поступает телеграмма, требующая 45 крытых вагонов, идущих из Нальчика, приспособить под перевозку людей и отправить в Гудермес для посадки крестьян, которые поедут на Украину для охраны помещичьих имений. Вагоны за день были оборудованы и отправлены в Гудермес. Когда поезд с чеченцами показался у семафора, рабочие собрались и задержали его на входных стрелках. Паровоз отцепили и провели в депо Жандармерия, не могшая ничего сделать, потребовала роту солдат, приказав ей стрелять в рабочих. Солдаты отказались стрелять. Потребовали пулеметчиков, которых перед этим поили водкой на треке, надеясь что они будут стрелять в рабочих. Прибывшие пулеметчики приготовились было стрелять, но солдаты тоже защелками затворами и взяли прицел на пулеметчиков. Пулеметчики растерялись и отказались стрелять. Вызванная сотня казаков была рабочими разогнана. При смятении некоторые казаки плетьми били свое начальство, чем доказали, что среди казаков не мало людей сочувствующих рабочим. Поезд поставили на запасный путь, уговорив крестьян не ездить на такую постыдную службы. В конце мая состоялся суд над участниками забастовки 1905 г. Защита прибыла из центра. Для уяснения дела, защита тайно на треке устраивала собрания и договорилась со свидетелями, как нужно показывать. Какой был приговор — не помню, но часть подсудимых была оправдана. После суда защитников провожали не только железнодорожники и заводчане, но и промысловцы. Провожали с красными флагами и пением марсельезы. Со станции все направились на Дровяную площадь, где долгое время продолжался митинг. Подпись: Железнодорожник В. И.

«1905, 1906, 1907 годы в Грозном»

Окристпарт Отдел Грозненского Окружкома РКП (б.).

Под редакцией Б. В. Игрицкого, П. В. Тищенко, И. А. Шенюка, А. Ф. Язева. Грозный, Окрисполком. 1925 г.

В ноябре 1905 г. Грозный входит в русло революционного движения рабочих всей России и устанавливает связь с такими крупными центрами, как Ростов и Баку. Благодаря твердой тактике статечного комитета, применявшего способы политического и экономического давления на нефтепромышленников (закрытие задвижек самотека нефти в Грозный) — грозненским промысловым рабочим удалось одними из первых в России добиться 8-ми часового рабочего дня. В политическую и экономическую борьбу рабочих Грозного не были вовлечены ни казачество (настроенное реакционно), ни трудовые массы Чечни, что, вполне естественно, и привело к разгрому революционного движения. Наиболее ярким фактом, характеризующим наступление реакции в Грозном, — был зверский расстрел 19 июня 1907 г. мирной демонстрации рабочих, требовавшей освобождения арестованных товарищей. 1893—95 годы были годами перелома в жизни города. В 1895 году в Грозном было 11.937 жителей. Приход городской кассы равнялся 29.443 руб. 18 коп., но и с этой нищенской суммой тогдашние заправилы города не знали, что делать, и в конце года оказался остаток в 8.197 рублей 1 коп. В городе не было ни освещения, ни водопровода. Улицы не мостились, и жители вязли в грязи. Не лучше и с народным образованием — в Грозном была горская школа, начальное женское училище и одна начальная школа. Так как городского училища не было, коренным грозненцам приходилось учиться в горской школе. В Грозном и вокруг него насчитывалось тогда 111 заводов и 873 мельницы (кирпичных и черепичных заводов — 41, кожевенных — 4, винокуренных и пивоваренных — 2, мыловаренных — 4, гончарных — 3, колесных — 13, известковых — 9, лесопильных — 35) — всего 984.

Конец ознакомительного фрагмента.