Тихая ложь

Михаль Шалев, 2021

Сиван – семейный юрист и мать-одиночка двадцатитрехлетней дочери. Между нею и дочерью существует глубокая близость. У нее хорошая и спокойная жизнь, и ее не смущает, что у нее нет отношений с мужчинами. Все меняется, когда после восемнадцатилетнего перерыва в ее жизни снова возникает Яаль – ее первая любовь и муж ее умершей сестры, который дарит Сиван старую квартиру в южном Тель-Авиве, доставшуюся ему по наследству. Ремонт квартиры приводит к знакомству с красочной галереей второстепенных персонажей, представляющих различные слои израильского общества. В результате этого и при непосредственном участии Сиван жизнь их всех кардинальным образом изменяется, а Сиван приходится оглянуться назад и пересмотреть последние годы жизни своей любимой сестры и секреты, которые знают только она и Яаль.

Май

На стук в дверь никто не отозвался, и Сиван пришлось полезть в сумочку и достать ключ. Чтобы не тратить время в пробках, Бадья и его сын Омар, младший брат Филипа, теперь начинали работать попозже и задерживались по вечерам. Или же они еще не приехали, или им потребовалось что-либо прикупить, подумала Сиван. В это время на верхнем этаже хлопнула дверь, и подъезд наполнился сердитыми мужскими голосами.

— Послушай, Дани, — сказал один из них, — я понимаю, чего ты хочешь, ты говорил мне об этом уже миллион раз, но этого не будет!

— Скажи, сколько ты хочешь? — не унимался тот, кого называли Дани.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Меня не интересует твоя крыша. Я даже не знал, что ты купил ее у Шери.

— Это все окупится, поверь мне. Все соседи уже подписали. Это теперь мой дом. Если согласишься, получишь больше всех, уж я-то об этом позабочусь. И не спорь, а то получишь шиш с маслом.

— Ты что, не понимаешь иврит? — разозлился другой. — Я же тебе сказал «нет», и все! А теперь проваливай.

— Ты еще об этом пожалеешь.

— Что ты можешь мне сделать? Набить мне морду? Убить меня?

— Не собираюсь я никого убивать, но ты все равно идиот.

— Ну и пусть я буду идиот, — ответил первый, все более закипая.

— Ты проиграешь.

— Я согласен рискнуть.

— Ну и пошел на хрен! — заорал Дани, теряя самообладание. — Да кто ты вообще такой? Ты в жизни своей не видал таких денег!

— Вали, вали, — в голосе говорившего послышались угрожающие нотки.

По лестнице спустился мужчина с большим золотым медальоном на цепи, надетой прямо поверх свитера. Сиван успела разглядеть зачесанные назад гладкие волосы, две глубокие морщины на лбу, длинное лицо и нос с широкими ноздрями. Он скользнул взглядом по ее лицу и пошел дальше, все еще продолжая сердиться. Сиван заколебалась. Может стоило подняться и поговорить с тем типом, который, видимо, был хозяином квартиры наверху? Или лучше сделать это не сейчас, когда он разгневан? С другой стороны она уже дважды стучалась в его дверь, желая познакомиться и извиниться за причиняемые неудобства, но безуспешно. В конце концов, решила она, этот день ничем не хуже и не лучше всякого другого, а кроме того, пока Бадья и Омар не пришли, ей все равно нечего было делать.

Сиван прошла мимо двери Карни и Пелега и постучалась в ту, на которой не было таблички с именем. Из квартиры доносились звуки музыки. Сиван приложила ухо к двери, и ее охватил приступ ностальгии: звучала «Ламбада» — мелодия, чрезвычайно популярная в Бразилии в середине девяностых. Она научилась танцевать ее на берегу моря и, пока рядом не было Бамби, все говорили, что для человека приезжего у нее получается вполне неплохо. Зато Бамби могла танцевать все, что угодно, и удивила всех! Чтобы потанцевать с ней, выстраивалась целая очередь. Когда Сиван вспомнила этот волшебный период, по телу ее пробежала дрожь. Вдруг дверь отворилась, музыка зазвучала громче, и Сиван чуть не упала на стоящего перед ней мужчину.

— Я стучала, — извинилась она громким голосом, стараясь перекричать музыку, — но никто не отозвался. Тогда я решила послушать, есть ли кто-нибудь в квартире.

Мужчина выглядел вовсе не сердитым и даже слегка улыбался, словно разговор, который он вел всего несколько минут назад, никак на нем не отразился.

— Подождите минутку, — Он прошел внутрь, уменьшил громкость и вернулся.

— Меня зовут Сиван, я живу в квартире под вами, — представилась она. — Я хотела поздороваться и извиниться за шум, который может вам мешать.

— Он мне совершенно не мешает, — пожал плечами мужчина. — И потом, мы тоже ремонтировали нашу квартиру пару лет назад. Вы имеете на это полное право.

Мужчине на вид было немного за сорок. На нем были модные джинсы и черный свитер с белыми и серыми пятнами в виде облаков. Он выглядел слегка запущенным, но не так, как Яаль, который в своих вечных сандалиях и с темными очками, болтающимися на шнурке, напоминал экскурсовода, и не так, как бродячие артисты, проживающие в этом районе с их особыми одеждами, татуировками и пирсингом. Скорее, как мужчина, предпочитающий одеваться просто, но вынужденный носить то, что ему покупает женщина со вкусом, которая хочет, чтобы все было стильно, но при этом не бросалось в глаза.

— Может быть вы зайдете? — спросил он, видя, что Сиван не собирается ограничиваться обменом любезностями.

— Да, конечно, буду рада.

Он отступил в сторону и сделал широкий жест, приглашая ее войти. То, что Сиван увидела, поразило ее. Квартира была как минимум вдвое больше всех остальных. Как и в ее квартире, здесь тоже была частично сохранена цветная плитка, покрывающая пол. Но если Сиван хотела воссоздать у себя стиль ретро, здесь все было ультрасовременным: большие окна в черных металлических рамах, паркет из светлого дерева и газовый камин. Впечатление дополняли современная мебель простого дизайна, огромный мягкий белый диван, ковер ручной выделки, стол из светлого полированного дерева и стены, покрытые фотографиями в рамках, которые подходили по цвету к мебели. На одной из них, выполненной профессиональным фотографом, была изображена молодая женщина, видимо хозяйка квартиры, в круглых, как у Джона Леннона, очках и большой мягкой шляпе. Дверь из гостиной вела на балкон, выходящий на бульвар. Во второй половине квартиры находились спальни и длинный коридор, ведущий на крышу, где по периметру стояли кадки с цветами, а в центре была расставлена садовая мебель, покрытая водонепроницаемыми чехлами.

— Какой кофе будете пить? — спросил хозяин, когда они вернулись с крыши. — Или вы предпочитаете чай?

В сверкающей белой кухне, поражающей прямотой линий, Сиван увидела навороченную эспрессо-машину, подходящую скорее дорогому ресторану, чем кухне частной квартиры.

— Эспрессо, — ответила Сиван, удивляясь той щедрости, с которой этот мужчина принял ее.

— Как вас зовут? — спросила она, стоя рядом, пока он готовил кофе. — У вас на двери нет таблички.

— Май.

— Как название месяца?

— Сегодня это имя обычно дают девочкам, но родители решили меня так назвать, потому что я родился в мае.

— Я тоже из семьи, где было принято давать детям особенные имена, — засмеялась Сиван. — Мое имя еще довольно простое, а вот сестра побила все рекорды. Ее звали Бамби. Согласитесь, что даже Май не идет ни в какое сравнение.

— Да, имя действительно необычное, — согласился Май. — А почему звали?

Сиван уставилась на него непонимающим взглядом.

— Вы сказали «звали», а не «зовут», — пояснил Май.

Какая странная вещь язык… Бамби жива, мы с ней — словно близнецы, хоть я и старше нее на год. Мы видимся не реже одного раза в неделю… Обычно Сиван старалась от всего этого абстрагироваться, однако что-то в разговоре с Яалем и Лайлой на прошлой неделе снова раздуло пламя, которое тлело в ней не переставая с тех пор, как Бамби не стало. Поначалу это пламя сжигало все вокруг, но с течением времени она научилась управлять им, уменьшать его до такой степени, что можно было снова жить и работать, и даже, когда Лайла подросла, наслаждаться его теплом и светом.

— Бамби умерла, — сказала Сиван и добавила. — Когда ей было двадцать семь.

— А еще у вас есть братья или сестры?

— Сестра. Ее зовут Долев. Она моложе меня на пятнадцать лет, а с Бамби мы росли вместе, и просто жить не могли друг без друга.

— Отчего она умерла?

— Попала в аварию, — ответила Сиван, и, поскольку она не собиралась больше говорить на эту тему, спросила. — Когда вы купили эту квартиру?

Было совершенно очевидно, что все это скандинавское великолепие создано стараниями женщины. Как же можно жить в такой квартире, подумала Сиван, и не обращать внимания на состояние дома, в котором она находится? Не пошевелить и пальцем для того, чтобы сделать что-то за пределами своего уютного гнездышка?

Май отнес две чашки эспрессо в гостиную, поставил их на стол и уселся в кресло. Сиван села на диван напротив него.

— Двенадцать лет назад, — ответил он. — Родители моей жены жили в ней с самого начала, но когда ее отец умер, а мать, которая уже давно была тяжело больна, разбил паралич, мы купили ее.

— А куда делась ваша теща? — В Сиван вдруг проснулся интерес адвоката. Ей показалось, что мужчина просто подыскивает слова, а на самом деле они просто воспользовались беспомощностью старухи.

— Она жила с нами, пока не умерла пару лет спустя.

Сиван покачала головой в знак соболезнования.

— Вы имеете в виду, что переехали сюда к ней?

Май отхлебнул кофе, поставил чашку на стол и ответил с удивленным видом:

— Вовсе нет. Мы жили в своем доме в северном Тель Авиве и взяли ее туда. Когда мы развелись, Лири, моя бывшая жена, решила переехать во Флорентин. Она художник и скульптор, а еще она делает глиняную посуду и создает произведения искусства из отходов. На нижнем этаже рядом с продуктовой лавкой находится ее студия.

Сиван совершенно запуталась.

— Так здесь живет она? Как же тогда я видела вас тут уже несколько раз?

— Правда? Когда?

— Однажды вы спускались по лестнице и даже, кажется, поздоровались со мной. В другой раз я сидела на бульваре, а вы приехали на мотоцикле. Вы были в шлеме.

— Сейчас я вам все объясню, — засмеялся он. — Здесь живет и работает Лири, но поскольку она уехала на четыре месяца в Германию по своим художественным делам и поскольку мы только недавно продали наш дом и подыскиваем мне новую квартиру, мы договорились, что это время я поживу здесь.

Купили, продали, договорились. Что-то было явно не то.

— Подождите, так вы вместе или нет? Вы же сказали, что разошлись.

— Разошлись, но остались хорошими друзьями. У нас двое детей, однажды они унаследуют все, что у нас есть, поэтому мы стараемся заниматься нашей собственностью вместе.

Сиван хотела спросить, любит ли он все еще эту свою Лири, но в этом не было нужды. Это было видно с первого взгляда. И хотя они только что познакомились, она решилась спросить:

— Тогда зачем же вы развелись?

— Хотите правду? Я и сам до сих пор не понимаю. Все у нас было хорошо, но ей вдруг захотелось свободы. Такая вот у нее вольная душа, — он ухмыльнулся. — А я хотел, чтобы она была счастлива и не стал удерживать ее.

— Должна вам сказать, просто чтобы вы знали, что я адвокат по гражданским делам, и видела случаи, подобные вашему. Не много, но видела. Вы молодцы.

— У нас даже адвоката не было. Мы сами составили короткий договор и сами пошли в суд.

— Вот это бывает редко. А у нее есть кто-нибудь?

— Не знаю. Поначалу кто-то точно был, но это прошло, — Сиван показалось, что Май хочет сказать что-то еще, но он замолчал, а потом добавил после затянувшейся паузы. — Не знаю. Трудно сказать. Я ее не спрашиваю.

— А сколько лет детям?

— Адаму двадцать три, он учится на архитектора в «Бецалеле»^[6]. Саару двадцать шесть, он изучает химию в Иерусалимском университете.

— Замечательные дети, — так, значит он старше, чем ей вначале показалось. Он был как минимум ее возраста.

— Да, бог их умом не обделил.

— Это они в вас, — улыбнулась Сиван.

— Не думаю. Скорее в мать. Она такая напористая. Это она заставила их учиться.

— Видимо она чувствовала, что без этого нельзя. А чем вы занимаетесь?

— Я самый скучный в семье — инженер-строитель.

В этот момент у Сиван зазвонил телефон. Она хотела пропустить звонок, но увидела на экране имя Лайлы.

— Это моя дочь, — сказала она Маю.

— Что? Ты здесь? — она посмотрела на Мая, прижимая телефон к уху. — Поднимайся на третий этаж. Я у соседа из квартиры над нами… Это ничего, если она зайдет? Мне хочется, чтобы она увидела вашу квартиру, а потом мы сразу уйдем. Я не хочу вас больше задерживать.

— Я никуда не тороплюсь.

Лайла вошла, излучая все великолепие юности. Ее гладкие волосы, каштановые глаза и гибкое тело, натренированное катанием на волнах летом и на сноуборде зимой, неизменно притягивали внимание всех, где бы она ни появилась. После того, как Сиван представила их друг другу, Май повел Лайлу осматривать квартиру. Когда они стояли втроем на крыше, Лайла заглянула через ограждающие ее каменные перила, и Сиван решила воспользоваться представившейся возможностью.

— А кому принадлежит остальная часть крыши? — спросила она Мая.

Май, который до этого был полностью поглощен Лайлой, снова повернулся к Сиван.

— Всего несколько недель назад я был уверен, что она — собственность всех жильцов, но оказалось, что еще в 1997 году Шери, которой принадлежал весь этот дом, продала ее здешнему риэлтору Дани, а он теперь задумал какой-то проект и пристает к нам, чтобы мы продали ему квартиру за какие-то фантастические деньги.

— А как же остальные жильцы? Что он предлагает им?

— Если ему верить, все, кроме нас и соседней квартиры, подписали с ним договор, разрешающий строить на крыше что угодно в обмен на ремонт здания и установку лифта. Но когда я попросил показать этот договор, он начал увиливать, и я так ничего и не видел.

— Ремонт здания и установка лифта — слишком низкая цена за разрешение построить, скажем, еще три или четыре этажа. Речь идет о десятках миллионов шекелей, которые он просто положит себе в карман.

— Не бывать этому, — сказал Май спокойно, но твердо. — Я не знаю, что он там уговорил подписать владельцев остальных квартир, но все это абсолютно незаконно. Я попросил нашего адвоката проверить в муниципалитете, и он не нашел никаких доказательств передачи прав, о которых говорит Дани. Абсолютно никаких.

— Но если он предлагает вам такие большие деньги, может стоит продать ему эту квартиру? Не всегда может представиться такая возможность.

— Да жулик он! Я с такими, как он, не разговариваю. Не верьте ни единому его слову! У него даже отобрали лицензию риэлтора, потому что он продавал чужие квартиры. У него, или у того, кто его посылает, есть в этом районе десятки квартир и прочей недвижимости, как например эта крыша, которыми он завладел за многие годы, и он думает, что теперь может делать все, что ему вздумается.

— Звучит довольно неприятно.

— Да не так уж, — пожал плечами Май. — Это раньше можно было купить крышу, запугать жильцов и построить все что угодно без разрешения. Кое-какие связи в муниципалитете, взятки нужным людям, подрядчик-пройдоха, и дело сделано, а денежки в кармане. Я думаю, именно это он планировал сделать, когда купил крышу двадцать три года назад. Но то время прошло. Сегодня все строительные проекты должны проходить утверждение в установленном законом порядке. Так что он опоздал. Теперь он может угрожать сколько угодно, мне все равно.

— Нам повезло, что у нас есть такой сосед, как вы, — улыбнулась Сиван. — Между прочим, у меня немало знакомых адвокатов, так что если вам понадобится консультация, рада буду помочь.

— Лири собирается провести общее собрание жильцов. Она знает толк в таких делах. Вы сможете поговорить с ней, когда она вернется.

— Буду рада.

— Вы будете жить здесь или купили квартиру Маргариты в качестве вложения?

— Вы знали ее?

— Шапочно. Она была уже очень старой. Лири спускалась к ней несколько раз, чтобы спросить не надо ли чего. Она любит стариков.

Опять эта Лири. Надо же, как ему не повезло. Удивительно, как много людей испытывают любовь лишь один раз. Любовь, которая не угасает, которая отказывается умирать. Любовь Яаля к Бамби, Бамби к Яалю, Лайлы к Лиору, Мая к Лири. Все они, включая и ее саму, давно должны были забыть о прошлом, но ничего не выходит. Проходят годы, и они обнаруживают, что до сих пор помнят любимого человека, который отказывается исчезать в пучине забвения и навсегда остается идеалом.

— Я еще не знаю, что мы будем делать с этой квартирой, — наконец ответила Сиван на вопрос Мая. — Лайла учится в Холоне, может быть она захочет здесь жить. А если нет, я, наверное, буду ее сдавать.

— Давай, перебирайся сюда! Будем соседями, — обратился Май к Лайле.

— Посмотрим, — ответила Лайла. — Мне так нравится Флорентин! Если уж жить в Тель Авиве, так только тут, но с тех пор, как я рассталась со своим приятелем, мне тяжело быть одной. Кроме того, я начала работать в «Шпице», который находится прямо возле нашего дома, а работа мне нравится.

— Что еще за «Шпиц»? — спросил Май.

— Бар у входа в университет. Его назвали так по аналогии со Шпицбергеном, вроде как «самая северная часть Тель Авива». Но главное в том, — переключилась она, — что здесь каждая улица и каждое кафе напоминают мне о Лиоре. Я не думаю, что мне стоит возвращаться сюда.

— Нелегкое было расставание, — уточнила Сиван.

— Сам через это проходил, — сказал Май и поинтересовался. — А где он сейчас?

— Живет со своей новой подругой здесь, во Флорентине, в той же квартире, где мы жили вместе, — ответила Лайла и скорчила недовольную гримасу. — Классная была квартира. Жалко было из нее уходить.

— Когда вы расстались?

— Года два назад? — ответила Лайла и вопросительно посмотрела на Сиван.

— Все зависит от того, как считать, — сказала Сиван, которая не хотела обсуждать эти дела при Мае. — Не важно. То, что не может нас сломить, лишь делает нас сильнее.

— А твоя мама — практичный человек.

— Проверено, — ухмыльнулась Лайла.

— Между прочим, у Мая есть два сына твоего возраста, — заметила Сиван.

— Пока что у обоих есть девушки, — уточнил Май. — Но кто его знает, как все сложится.

— Буду рада как-нибудь с ними познакомиться. А как часто они приезжают сюда навещать вас? — спросила Лайла, как и Сиван решившая, что Май женат.

— Здесь живет их мать, а я так, временный гость, пока она не вернется из Германии. Адам и Саар приезжают довольно часто — по выходным, на праздники, и просто так, когда у них есть время. Мы стараемся поддерживать тесную связь.

— Классно.

— Ялла^[7], пойдем уже, — вмешалась Сиван. — Запишите мой телефон.

— А вы возьмите мой. Я знаю, что в WhatsApp есть отдельная группа для жильцов этого дома. Я в нее не вхожу, терпеть не могу все эти вещи, но Лири уж точно является ее членом. Попросите Пелега, чтобы он включил вас в эту группу. Если начнутся трения с Дани, обращайтесь в суд. Я уже сказал Лири, что если до этого дойдет, я тоже не останусь в стороне.

— Какой красавчик этот Май, — сказала Лайла, когда они спустились на свой этаж.

— Он тебе понравился? — спросила удивленная Сиван.

— Да, очень.

— Ты что, серьезно? — Сиван почувствовала комок в горле.

— Я же имела в виду тебя, мам! Он мне в отцы годится. Ты что думаешь, я совсем уже?

— Кто тебя знает.

— Да ладно тебе! Я ищу замену Лиору, а не его дедушке.

И они засмеялись.

Войдя в пустую квартиру, они уселись на перилах балкона и стали смотреть на бульвар.

— А кто тебе нравится больше, Яаль или Май? — спросила Сиван, вспомнив пророчество Зейнаб.

— Почему ты спрашиваешь? — ответила Лайла вопросом на вопрос. — Разве ты имела Яаля в виду?

— А почему бы и нет?

— Он муж твоей сестры. Так поступать не принято.

— Но ведь мы живем не в средние века. Он одинок, я тоже.

— Существуют определенные правила, — Лайла недовольно сморщила нос. — С чего это вдруг ты начнешь встречаться со свояком? Бррр… И потом, мне кажется, что он до сих пор любит Бамби. У него не загораются глаза, когда он смотрит на тебя. Положим, с ним было приятно посидеть за ужином, ну и что? Он потух. Он сам об этом сказал, если ты обратила внимание.

— Мне кажется, что и Май до сих пор любит свою бывшую.

— Ну, не знаю, — сказала Лайла, подумав. — По крайней мере, когда Май разговаривал с тобой, у него был такой особый взгляд.

— Какой такой особый?

— Ну, искра такая. Да ты знаешь. Так смотрят, когда чем-то очень интересуются.

Она права, подумала Сиван. Когда Яаль смотрел на нее, в его глазах не было никакого «особого интереса». Она прекрасно знала, что искра в его глазах загоралась только при упоминании Бамби. Даже тогда, когда ее проблемы проложили между ними глубокую борозду и от них уже нельзя было просто отмахнуться, страсть, которая появлялась в его глазах при взгляде на нее, нельзя было не заметить.

А внизу под ними на скамейке напротив лавки Карло сидела все та же троица, разливая бутылку водки по пустым пивным банкам. Один из них что-то сказал, а другой засмеялся, и его смех перешел в хронический кашель, который продолжался до тех пор, пока лицо его, и так изначально красное от алкоголя, не потемнело еще больше и стало почти фиолетовым. Тогда третий пьяница принялся стучать его по спине, а когда и это не помогло, встал, наклонился над ним, вынул у него из рук горящую сигарету, отбросил ее в сторону, и постучал снова. Потом открыл бутылку воды и протянул ее второму одной рукой, продолжая другой похлопывать его по спине. Из всех троих он был самым симпатичным — невысоким, но крепким — и хотя его движения были замедленными из-за выпитого алкоголя, в них чувствовалась сила.

Как бы жалко они ни выглядели, Сиван не могла не обратить внимания на этот неуклюжий акт заботы о своем приятеле.

— Не нравится мне, что они сидят возле нашего дома и пьянствуют. Было бы лучше, если бы на бульваре были какие-нибудь бутики или галереи.

— В этом вся прелесть Флорентина, — возразила Лайла. — Тут не все одинаковые, как оловянные солдатики. Тут все перемешано, и именно за это наш район любит молодежь. По мне это классно! Чем они тебе мешают? Они тихие, сидят себе, ни к кому не пристают.

— Ты права, но все-таки надо поставить на входе новую дверь.

— Вот посмотри.

К пьяницам подошел полицейский из местного участка. Они вяло заспорили с ним, и он взял в руки одну из пивных банок и понюхал ее, прежде, чем поставить обратно на скамейку, а потом несколько раз настойчиво повторил, что просит их уйти. В конце концов они встали и побрели нетвердыми шагами прочь, оставив позади себя полиэтиленовые кульки, пустые пивные банки, пенопластовые подносы и пластмассовые вилки-ложки. Дойдя до улицы Мешек А-Поалот, они пересекли ее и направились дальше на юг.

Примечания

6

Академия искусств «Бецалель» — Израильская национальная академия художеств.

7

Пошли (Арабск.) — одно из часто используемых в иврите сленговых выражений.