Сутки

Михаил Московец

Хроника 24 часов из жизни. Быть может, моей или чьей-то еще. У каждого человека есть такие 24 часа, которые запоминаются особенно ярко.Это – их обобщенная картина.Сборник включает в себя ранее опубликованное произведение «Гуд монинг».

© Михаил Московец, 2021

ISBN 978-5-0055-4879-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Перерыв во время совещания. Два средних лет сотрудника департамента поднялись из-за овального стола и направились в сторону лифта, спустились на первый этаж и вышли на улицу. Они немного продышались свежим августовским воздухом и пошагали к окошку кофейни.

Приветливый продавец сварил им два капучино и подогрел два сэндвича, предположительно — с лососем. Поблагодарив его и расплатившись, сотрудники двинулись в сторону привычной скамейки, томимые ароматом сэндвичей. Есть их пока нельзя: негласное правило гласило, что сначала нужно опуститься на пятую точку.

— Жесть какой я голодный, — заключил один, уже присев и радостно разворачивая сэндвич.

— Согласен, — ответил ему второй и откусил свой.

Некоторое время они сидели в молчании, предоставляя друг другу возможность насладиться едой.

— Совещание вроде неплохо проходит, да? — зачем-то пробубнил один, набивая рот. Все же надо было поговорить о работе.

Второй попытался ответить, чтобы изо рта не вывалилось содержимое, но безуспешно, и в конце концов просто кивнул.

Покончив с сэндвичами, оба сотрудника удовлетворенно откинулись на спинку скамейки.

— Представь, кофе наливали бы не в бумажные стаканы, а в железные. Было бы здорово, — заговорил один, пригубив горячий напиток.

— Ну, — начал второй, повторив за своим коллегой и затем причмокнув, — может, и здорово. Но тогда стаканы были бы тяжелее.

— Да, тяжелее бумажных, это точно.

— И кофе медленнее бы остывал.

— Да, хреново пить горячий кофе, который никак не остынет.

— Плюс бумажные стаканы можно выкинуть, а железные пришлось бы мыть.

— Да. Получается, бумажные лучше.

— Ага.

Быстро закончился кофе. Два сотрудника поднялись со скамейки и направились обратно на напряженное совещание по вопросу государственной важности.

***

Выйдя на перекур с коллегой, я получаю сообщение: «Нам надо поговорить». Отвечаю, что после работы. Она соглашается.

Ничего хорошего такой разговор обычно не сулит. Благо я и сам понимал, что долго это не продлится — интрижки изживают себя довольно быстро. К тому же она никогда не смеялась над моими шутками.

Рядом с работой есть одно кафе, где я как-то просидел полдня за компьютером. Туда и пойдем.

Она подъехала аккурат к моему выходу с работы — чего-чего, а пунктуальности ей не занимать, никогда не опаздывала. Вроде.

— Привет.

— Приветик, — и подставляет мне щеку. Первый звоночек.

— Пойдем в Пол.

— Далеко?

— Минуту.

Идем порознь, в ближайшую ко мне руку она показательно берет сумочку. Второй звоночек. Меня это забавляет, хотя, естественно, атмосфера создается самая гнетущая.

Я решаю продолжить игру в кошки-мышки и обхватываю ее ладонь, как бы не замечая сумки. Мгновенная заминка — и она перекладывает сумку в другую руку. Десять секунд я ликую, после чего отпускаю руку сам и открываю перед ней дверь.

Нас ведут к столику у окна. За другим столиком я бы наотрез отказался расставаться.

Не листая меню, она берет облепиховый чай. Чашку. Я беру чашку малинового.

— Может, вам чайник?

— Нет, спасибо, — обрывает она, — нам по чашке.

Самозабвенно болтаем о какой-то ерунде, пока не приносят чай. Она делает маленький глоточек и морщится, потому как чай горячий. Я к своему не притронулся.

— Надо поговорить.

— О чем же?

Она мнется и подбирает слова, а я кручу головой по сторонам.

— Ты хочешь быть друзьями?

— Что? — я не совсем расслышал.

— Ты хочешь со мной дружить?

— Мы ведь и так дружим, — включаю дурачка.

— Не только…

— Да, не только.

— Ну… я не уверена, что нам стоит продолжать.

— Почему не уверена?

Докапываюсь до истины подобно Шерлоку Холмсу.

— Я не чувствую, что ты что-то ко мне испытываешь.

— То, что мы спим, не считается?

— Потише, — она улыбнулась, но тут же снова надела серьёзную маску. — Я не об этом.

— А о чем?

Я понимал, о чем она, но уже вжился в роль дурачка.

— Я думаю, ты понимаешь.

Она определённо телепат.

— Не очень.

Она молчала, ведь не могла в лоб сказать, что я не дарю ей цветы ежедневно. Скромная, чертовка.

— Я готов исправиться, — зачем-то ляпнул мой язык; вот развязывается же, когда не надо. — Для меня это все в новинку, — соврал он: очевидно, ему нравилось нести ахинею.

Кажется, на секунду она засомневалась, но я осознал, что игру пора заканчивать.

— Я уезжаю в Японию, — выпалила она, потупив глаза.

Это меня шокировало, ибо я не знал об отъезде. Хотя это нормально — мы познакомились две недели назад.

— Что?

— Я уезжаю в Японию на некоторое время. Долгое время.

Меня слишком очевидно бросали.

— Зачем?

— Буду снова учиться. Плюс у меня там папа.

— Не знал.

— Вот так.

Странный предмет — чувства: их как бы нет, но они вроде бы и есть. И всегда, когда от тебя отказываются, так и тянет бороться до последнего. Что за ребячество…

Мы молчали и не глядели друг на друга. Моя напыщенная игривость улетучилась, оставив лишь неприятный осадок в виде горечи. Ей тоже было не по себе: она явно рассчитывала, что будет проще.

— Когда ты уезжаешь?

— Через неделю.

— Почему не сказала раньше?

Как будто я мог предъявлять какие-то претензии.

— Не хотела распространяться, могло ничего не получиться.

Эх, если бы не получилось… Стоп, что я несу?

Она взглянула на чашку облепихового чая. Я был уверен, что она задается вопросом, остыл он или нет. Подносит чашку к губам, делает контрольный глоток. Видимо, остыл, потому что затем выпивает почти половину чая. Наверно, миллилитров девяносто. Или сто.

— Мне пора, — ставит чашку на стол.

— Я провожу.

Малиновый чай так и остался нетронутым. Почему-то казалось, что именно этой участи он и желал.

Пока она одевалась, я расплатился у кассы. Мы вместе вышли на улицу. Вечер.

Конец ознакомительного фрагмента.