Сон цикады

Михаил Ливант (2024)

Есть мысли, которые сложно выкинуть из головы. Можно долго жить с ними бок о бок, а можно слепить из них что-то любопытное. Любому человеку известно, что мысль стоит больше, если она окутана хорошей историей. В этой книге вы найдете истории, которые были порождены простыми мыслями. Персонажем может быть любой, ибо даже у букашки есть, чему поучиться.

Богомол в шляпе

На высоком пышно лиственном дереве жил богомол. Звали его Камбердашерлик. Но никто не мог выговорить такое имя, поэтому все называли его Старичок. Все богомолы называли его Старичок, и не богомолы называли его Старичок. Сначала это была как бы шутка. Мол только у стариков может быть такое сложно выговариваемое имя.

Время шло. Специально ли, или по воле судьбы Старичок начал соответствовать своему имени. Он пережил всех своих друзей и родственников. Те, что появились позже уже стали менять поколение за поколением, а Старичок все жил да жил. А почему? Да потому что была у него одна слабость. Слабость, которая, как ни странно, и продлевала Старичку жизнь. Дело в том, что Старичок безумно любил носить шляпы. А поскольку шляпу, так или иначе, лучше всего носить на голове — ее Богомол терять вовсе не торопился.

Хотя соблазнов хватало… На дереве, где жили богомолы, по обыкновению кипела социальная жизнь. Иной раз пройдет мимо юная представительница того же вида… Улыбнется, посмотрит в глаза, да так хулиганисто, что в миг начинаешь путать белое с черным. И какова походка… Стройные шесть ножек так плавно и зазывно проходили по древесной коре, что нельзя было не подивиться столь изящной грации. А глаза… Как две игривые капли вулканической росы, намекали на пыл и трепет.

Но…

По велению матушки природы стоило самцу богомола поддаться сему трепету — позыв грозил немедленной реинкарнацией в угоду следующему поколению. Гильотина любви — не иначе. Хотя, при всей жути процесса спаривания, данные условия абсолютно никого не смущали. Таков жизненный устой богомолов. И сам Старичок был бы отнюдь не против.

Но… Он даже не мог представить финала, при котором он бы не смог больше надеть шляпу. А шляп у него было немало!

Стильный бордовый хомбург.

Гэтсби в клеточку.

Повседневная коричневая федора.

Соломенный ботер.

Туристическая бонни.

Бейсболка.

Панама.

Берет.

Даже официальный черный цилиндр для особых случаев… Таких, как первое УЗИ по беременности у знакомой и одномоментные поминки товарища…

В общем Старичок держался стойко, подчеркивая свой добровольный целибат истинным классовым шармом. И, вдруг, произошла неожиданная встреча, которая заметно колыхнула привычный жизненный цикл импозантного богомола…

То был теплый осенний вечер. Старичок, сидел на большом листе и попивал чай. Лист пожелтел только по краям, поэтому за устойчивость данной платформы пока можно было не переживать. Солнце клонилось к закату, а термос с чаем уже опустел наполовину. «Еще последнюю чашечку, и можно идти домой!» — Подумал богомол. Вдруг сзади он услышал какой-то шелест. Обернувшись, он увидел женщину (самку богомола). Она была не очень молода, но весьма привлекательна. Её изящную шею окутывал пурпурный шарф.

«Доброго вечера». — Сказала она.

«И вам». — Ответил Старичок.

«Похоже закат уже почти наступил».

«Так и есть».

«Я всегда прихожу его встречать на этот лист».

«Правда? А я каждый раз меняю место, чтобы было интереснее».

«Ну а я — богомол привычки. Кстати, мое имя — Люм».

«Очень приятно. Меня зовут Камбердашерлик. Для друзей Лик. Но большинство зовут меня Старичок. Находят это забавным».

«Так это вы?! Простите. Я могу присесть?»

«Да, конечно». — Ответил Богомол. Старичок никогда не пасовал перед беседой с женщинами, но хранил бдительность.

Люм присела рядом, и с любопытством посмотрела на собеседника в коричневом котелке, опоясанном черной шелковой лентой. Она сказала:

«Не могу поверить, что вы и есть тот самый богомол».

«Какой еще «тот самый»?

«Который всех самцов пережил!»

Старичок улыбнулся и сделал большой глоток чая. Люм продолжала наблюдать за ним.

«Да что ж вы так смотрите? Ну да. Относительно среднего возраста мужчин-богомолов я — долгожитель. Но это был мой осознанный выбор. Страсти я предпочёл увлечение».

«Я слышала об этом. Впрочем, именно поэтому я нахожу вашу личность столь интересной. Видите ли, я тоже предпочла огородиться от общепринятых устоев, за что впала в немилость у своей семьи».

«Почему же?» — Старичок уже не скрывал нарастающего любопытства.

«Женская доля — сей мир детишками одарять. Но, видимо, я слишком себе на уме, чтобы заботиться о сотнях отпрысков. Поэтому все мои сестры косо смотрят».

«А братья? Ох… Ну да».

«Да…»

Богомолы сделали еще по глотку. Люм осторожно сказала:

«Позвольте отметить, что мне ваше увлечение очень по душе. Думаю, ваш выбор верен».

«Считаете?» — Слегка удивился Старичок. Ранее ему не часто приходилось слышать слова одобрения по избранному им пути.

«Несомненно. Ваше право — распоряжаться своей жизнью. Точнее, в данном аспекте, определять ее продолжительность».

«Спасибо вам, Люм. Живи я в другой стране — не было бы нужды впадать в подобные крайности. Слышал, что в Китае каннибализм при соитии практически отсутствует. Они даже практикуют длительные отношения!»

«Неужели?!»

«Так и есть. И до нас порой доходят научные труды о прочих экосистемах».

«Как интересно».

Так беседа затянулась до глубокой ночи. Люм и Лик неспешно рассказывали истории, хохотали, делились чаем и бисквитами. Оказалось, что у Люм было похожее увлечение — только она любила носить шарфы. Время незаметно ускорилось.

Что-то изменилось в сердце Старичка. Привычные границы будто стерлись, настороженность почти ушла, а флегматичность затмила эмпатия.

Лик и Люм уже просто молчали. Они смотрели друг на друга. Потом их глаза закрылись, за чем последовал первый в их жизни поцелуй. Сначала очень осторожный, как поиск нужного пути в кромешной тьме. Но скоро они увидели свет. За аккуратной нежностью последовала страсть… В какой-то момент Старичок ощутил, как Люм более решительно стала его покусывать. Сперва возрастной богомол почувствовал тревогу, но, спустя пару мгновений, в его душе наступал катарсис. Старичок подумал: «Раз уж этому суждено сбыться — иного варианта я и не хочу. В конце концов я пожил более, чем достаточно. А то, что осталось — пропадет не зря».

Люм, в свою очередь, так же приняв то, к чему все идет, тихо шепнула Старичку:

«Не волнуйся, дорогой. Я позабочусь о твоих шляпах…»

Камбердашерлик сразу открыл глаза и резко отпрянул.

«Вот оно что!» — Крикнул он.

«Что?!» — Негодовала Люм.

«О шляпах, значит, позаботишься?! А то видно шарфов тебе недостаточно! Уж принял я позыв на смерть за предобрейшее… Принял во имя чувства, что раньше не ведал. Но тут иной итог нарисовался!»

«Милый Лик! Что ты такое говоришь?!»

«Говорю то, что узрел под этой сладкой оболочкой! Подумать только! Чуть добровольно не сунулся на гормональную плаху! Ради пищи в угоду потомству? Какое там. Ты, женщина, захотела то, благодаря чему я до сих пор жив!»

Богомол быстро спрыгнул с желтеющего листа на ветку. Яростно взглянув Люм в глаза, он громко сказал:

«Бог, которому мы все с рождения молимся — свидетель. Этому не бывать!»

И Старичок со всей силы пнул по стебельку. Лист тотчас оторвался от ветки, и, под истошные крики Люм, улетел туда, где ветер только мог закончить свой путь.

Камбердашерлик вытер слезы и печально промолвил:

«Вместе с ней улетел мой любимый термос…»

После этого богомол окончательно воздвигнул железную стену вокруг своего продолговатого сердца. При этом он прожил еще не мало, наслаждаясь каждым закатом, каждой чашкой чая, каждой возможности надеть шляпу. Он умер от старости и стал первым мужчиной-богомолом в истории своей страны, которого похоронили в полный рост.

P.S. Коллекцию своих шляп Камбердашерлик завещал кузнечикам, чей метод спаривания был куда гуманнее.